Вечер после предложения у ручья казался волшебным — воздух был напоён ароматом лаванды и подсолнухов, а небо расцветало оттенками оранжевого и розового, словно само радовалось нашему счастью. Я стояла, прижавшись к Ксавье, чувствуя тепло его тела, биение его сердца, и слёзы радости всё ещё блестели на моих щеках. Кольцо на пальце — серебряное, с изящной пчелкой, выгравированной так искусно, что казалось, она вот-вот взлетит — переливалось в лучах заходящего солнца. Это был не просто символ, а отражение нашей жизни: пасеки, мёда, той упорной работы, что связала нас.
— Мариса... — прошептал Ксавье, отстраняясь, чтобы заглянуть мне в глаза. Его взгляд был полон нежности, той самой, что я видела в нём с первых встреч в лесу, хотя раньше я воспринимала совсем иначе. — Ты... ты сделала меня самым счастливым человеком в этом мире. Обещаю, я никогда не дам тебе пожалеть об этом.
Я улыбнулась, вытирая слёзы рукавом.
— А ты... ты дал мне силы поверить в новое начало, Ксавье. После всего, что было... после всех потерь... Я думала, сердце моё закрыто навсегда. Но ты его открыл. Как источник в лесу — свежий, живой.
Мы поцеловались снова — медленно, с той сладостью, что напоминала наш подсолнечный мёд. Его губы были тёплыми, чуть солоноватыми от пота после работы, а руки — сильными, но ласковыми, обнимающими меня так, будто я была самым хрупким созданием на свете. В этот момент я почувствовала себя полностью дома — не в прошлом мире с его серыми дождями и пустотой, а здесь, в этом сказочном, пусть и суровом краю, который отныне расцвёл нашими стараниями.
Мы вернулись на пасеку рука об руку, когда уже стемнело. Шайна и Лина сидели у костра. Шайна помешивала похлёбку в котелке, а Лина плела венок из лаванды, её маленькие пальчики ловко переплетали стебли. Увидев нас, Лина вскочила, венок слетел с её коленей.
— Мариса! Дядя Ксавье! Вы где были? Ужин готов, а вы...
Она замерла, заметив кольцо на моём пальце. Глаза её расширились, как у совёнка.
— Это... это что? Кольцо? Красивое... С пчёлкой!
Шайна поднялась, вытирая руки о передник, и её взгляд скользнул по нашим лицам — сияющим, полным счастья.
— Ох, ребятки... Неужели? — прошептала она, подходя ближе. — Мариса, это… то, что я думаю?
— Да, Шайна. Мы... обручились. Ксавье сделал мне предложение. И я... я сказала «да».
Лина взвизгнула от радости, бросившись ко мне и обхватив за талию.
— Ура! Значит, дядя Ксавье теперь будет с нами всегда? И вы... женитесь? Как в сказках?
Ксавье рассмеялся.
— Именно так, малышка. Как в сказках. Но лучше — потому что по-настоящему.
Шайна обняла меня крепко, её руки были жёсткими от работы, но объятие — полным нежности.
— Я так рада за тебя, Мариса. Ты заслуживаешь этого счастья.
Мы сели у костра, ели похлёбку, и в тот вечер она казалась вкуснее любого пира в замке герцога. Ксавье рассказал о планах: свадьба через месяц, скромная, но красивая, в поместье. Я колебалась — пасека была моим домом, но он заверил:
— Пасека останется твоей, Мариса. Мы расширим её, ты будешь ездить туда каждый день, если захочешь. Но в поместье... там безопасно. Для тебя, для Лины. И... для нашей семьи.
Лина посмотрела на нас большими глазами.
— А я... я буду с вами? В поместье? Вы не оставите меня?
Я прижала её к себе.
— Конечно, нет, милая. Ты — часть нашей семьи. Мы... мы сделаем всё официально. Ты станешь нашей дочерью.
Шайна кивнула, её глаза заблестели.
— Это правильно. Лина... заслуживает семьи.
Никто из нас не рассказал Лине тайну её рождения. Да это было и неважно, ведь у неё теперь были настоящие мама и папа — я и Ксавье.
На следующий день он послал гонца к герцогу — с просьбой о документах на удочерение. Ответ пришёл быстро: герцог одобрил, добавив: «Лина — под моей защитой. Пусть растёт в любви.»
Подготовка к свадьбе началась сразу. Мы поехали в поместье — я, Лина, Шайна и Ксавье. Элис встретила нас у ворот, как и в прошлый раз, но теперь её взгляд был мягче.
— Брат... Мариса... — сказала она, целуя Ксавье в щёку, а потом, неожиданно, обняла меня. — Поздравляю. Ты... ты сделала его счастливым. Я вижу это в его глазах. И... прости за прошлый раз. Я была... холодна. Но теперь... добро пожаловать в семью.
Я улыбнулась, чувствуя облегчение.
— Спасибо, Элис. Я... я рада, что ты принимаешь меня.
Лина подарила ей новое саше — с мятой и лавандой.
— Тётя Элис, это для тебя. Чтобы спала спокойно.
Элис рассмеялась — искренне, тепло.
— Спасибо, крошка. Ты... ты как маленькая фея. Я... я буду рада учить тебя этикету. Если Мариса позволит.
Подготовка к торжеству пошла полным ходом. Поместье украсили: сады усыпали лепестками роз и лаванды, флаги с гербом фон Лир — серебряным деревом на зелёном поле — развевались на ветру. Вскоре прибыли гости: герцог Эдмунд с советниками, крестьяне с пасеки — Брад, Эсмира, Ной, — даже купцы, что брали наш мёд. Пасеку на время оставили на Шайну — она присматривала за ульями, поливала поля.
Платье для меня сшили в столице: белое, как свежий воск, с вышивкой пчёл и цветов — подсолнухов, клевера, лаванды. Оно сидело идеально, подчёркивая фигуру, которую я обрела от работы на пасеке — сильную, но женственную. Ксавье был в тёмно-зелёном камзоле, с мечом на поясе — граф, но и лесничий в душе.
Церемония прошла в саду, у фонтана. Жрец — пожилой мужчина в белой мантии — благословил нас, держа в руках венки из медоносов.
— Ксавье фон Лир, берёшь ли ты Марису Орвель, Медовую леди, в жёны? — спросил он, и голос его эхом разнёсся по саду.
Ксавье посмотрел на меня, его глаза сияли.
— Беру. Навсегда. В радости и в беде. В болезни и в здравии.
— Мариса Орвель, берёшь ли ты Ксавье фон Лира в мужья?
Я сжала его руку, голос мой дрожал от эмоций:
— Беру. Навсегда.
Мы обменялись кольцами — моё с пчелкой, его — с деревом. Поцелуй был долгим, под аплодисменты гостей. Лина стояла рядом, в розовом платьице, держа корзинку с лепестками, которые она разбрасывала.
— Мама... Папа... — прошептала она тихо, когда мы отстранились. Это было впервые — и сердце моё растаяло.
— Лина... — я обняла её, слёзы потекли из глаз помимо воли. — Да, милая. Твои мама и папа.
Ксавье подхватил её на руки.
— Наша дочь. Лина фон Лир. Маленькая графиня.
Пир был роскошным: столы ломились от мяса, пирогов, вина. Герцог поднял тост:
— За Медовую леди и графа! За любовь, что оживила земли!
Гости танцевали до ночи, а мы с Ксавье ушли в спальню — просторную, с камином и видом на сад. Ночь была нежной: он целовал меня медленно, раздевая и шепча:
— Ты... моя. Навсегда.
Я отвечала, чувствуя тепло его кожи, силу его объятий.
— Да... Навсегда.
После свадьбы мы окончательно переехали в поместье — я, Ксавье, Лина. Шайна осталась на пасеке, но приезжала часто. Пасека расширялась: мы наняли работников — крестьян из деревни, — построили новые улья, засеяли поля подсолнухами и фацелией. Я ездила туда почти ежедневно: проверяла рамки, откачивала мёд, учила новичков.
— Вот так, — показывала я молодому парню, надевая сетку. — Дымарь — чтобы успокоить пчёл. Рамку вынимай медленно, ищи матку — она длинная, с отметкой.
Мёд охотно закупали: в столицу, даже в соседние герцогства. А медовые угодья росли и ширились..
Элис учила Лину шитью, этикету, даже пению.
— Мариса... сестра, — сказала она однажды, обнимая меня. — Ты... часть семьи. Спасибо, что вернула мне брата. Я уж боялась, он никогда не вернётся из своего отшельничества.
Примерно через год я как-то утром внезапно почувствовала тошноту, и поняла, что скоро наше семейство станет ещё больше.
Ксавье был в настоящем восторге:
— Ребёнок... Наш! — он не мог нарадоваться, а ещё больше не мог дождаться появления наследника. Хотя, думаю, всё-таки немного тревожился, но тревоги его не оправдались.
Моя беременность прошла легко. Я работала на пасеке до последнего, даже когда уже отчётливо ощущала, как малыш толкается. Роды прошли в поместье, в прсутствии повитухи. Сын родился крепким, с тёмными волосами, как у Ксавье.
— Давай назовём его Антон... — прошептала я, вспоминая мужа из прошлого. — В честь... одного сильного мужчины.
Ксавье кивнул и поцеловал меня.
— Антон фон Лир. Наш первенец.
А ещё через два года у нас появилась дочь, Соня. Светловолосая, как Лина.
— Соня... — сказала я, плача от счастья. — Моя звёздочка.
Лина часто помогала мне с детьми. Качала колыбель, пела малышам колыбельные.
— Мама, папа... У меня теперь есть брат и сестра! — радовалась она.
Поместье стало нам настоящим домом: сады цвели, дети бегали, пасека гудела. Я чувствовала себя полностью здесь — в новом мире, с новой семьёй. Моё несчастливое прошлое, как ни странно, стало прочным фундаментом для нового счастья. Я смотрела на поля, на пчёл, и благодарила судьбу. Дом... наконец-то дом.