Идеальный мир для Химеролога 4

Глава 3

Родовое поместье Богатовых, Петербург

Граф Аристарх Богатов стоял перед чудом, которое должно было вознести его род на вершину мира.

«Оно живое», — пронеслось в голове.

В центре стерильно-белой лаборатории, в защитном поле из мерцающей энергии, висел шар. Внутри него клубился туман, переливающийся всеми оттенками фиолетового и золотого. Он дышал. Пульсировал в такт его собственному дыханию. Искусственное ядро силы. Венец творения его личного института. Десять лет работы. Миллиарды рублей. И десятки… хм… непредвиденных расходов, о которых лучше не вспоминать.

— Ну что, господа учёные? Всё готово?

За его спиной, у пультов управления, стояли двое в белоснежных халатах. Они выглядели уставшими, но в их глазах горел фанатичный огонёк творцов, только что создавших своего бога.

— Так точно, ваше сиятельство, — ответил один из них, не отрывая взгляда от показателей на мониторе. — Ядро полностью стабильно. Осталось только… наполнить.

«Наполнить». Какое простое, почти будничное слово для такого великого дела.

Ядро было пустым сосудом. Могущественным, но бесполезным. Чтобы оно заработало, его нужно было напитать чужими Дарами. Выкачать их из носителей, как сок из апельсина, и влить в этот голодный, жаждущий силы артефакт.

— Материал я найду, — коротко бросил Аристарх, не оборачиваясь. — Можете быть свободны.

Учёные поклонились и бесшумно вышли, оставив его наедине со своим творением.

«Материал…»

Он усмехнулся. В этой Империи было полно «материала». Тысячи Одарённых, которые даже не подозревали, какой силой обладают. Слабаки, которые использовали свой Дар, чтобы лечить котиков. Они были как дикари, сидящие на горе золота и использующие его, чтобы подпирать двери своих хижин.

Он научит их ценить свой дар. Посмертно.

Аристарх вышел из лаборатории в длинный коридор, отделанный тёмным деревом и подсвеченный холодным светом скрытых панелей. Он шёл в зал советов, но его путь преградило нечто мелкое, пушистое и до безобразия жизнерадостное.

Это было домашнее животное его младшей дочери — химера-компаньон последней модели, купленная за бешеные деньги. Комок белоснежной шерсти с павлиньим хвостом и огромными, как блюдца, глазами. Оно называлось «пушистик-певун», и его главной функцией было издавать мелодичные трели, когда хозяин в хорошем настроении.

Сейчас оно не пело. Оно наткнулось на носок ботинка Аристарха и мерзко пискнуло.

Граф поморщился.

— Фальшивишь, — процедил он, глядя на зверька сверху вниз.

Пушистик-певун, не поняв критики, завилял павлиньим хвостом и снова пискнул. На этот раз ещё более фальшиво.

«Бесполезная трата денег, — подумал Аристарх. — Идеальный пример того, как бездарно используют химерологию. Создают поющие игрушки».

Он нагнулся и поднял дрожащий комок на ладонь. Зверёк затрепетал, его большие глаза испуганно моргнули. Аристарх сосредоточился. Его новый Дар, обострённый драконьим сердцем, позволил ему «увидеть» внутреннее устройство химеры. Он почувствовал крохотные голосовые связки, настроенные криворуким создателем. Нашёл источник проблемы — крошечный дефект в резонаторе.

Лёгкое усилие воли. Едва заметный импульс силы, прошедший через его пальцы. Внутри пушистика что-то щёлкнуло.

Он опустил зверька на пол.

— А ну-ка, голос.

Химера неуверенно открыла рот и издала трель. Чистую, как звон серебряного колокольчика. Идеальный звук, способный успокоить даже самого разъярённого зверя.

— Так-то лучше, — удовлетворённо кивнул Аристарх и, не оборачиваясь, пошёл дальше.

За его спиной раздавалось безупречное пение. Немного бездушное, но идеально выверенное. Как и всё, к чему он прикасался.

Чуть позже, в зале советов поместья собрался весь костяк рода Богатовых. Его братья, сыновья, племянники… Все те, кому он доверял.

— Ядро готово, — объявил Аристарх. — Теперь нам нужны носители. Любые химерологи. Главное, чтобы в них был Дар.

Он обвёл взглядом лица всех присутствующих.

«Они даже не представляют, — с лёгким презрением подумал он. — Они видят только вершину айсберга. Деньги, власть… А я вижу вечность».

Ему было шестьдесят. По документам. Но ощущал он себя в лучшем случае на тридцать. Нет, даже на двадцать! Тело было полно сил, разум — ясен, как никогда.

Он посмотрел на своё отражение в тёмном стекле винного шкафа. Да. Никакой старческой дряблости. Никакой усталости в глазах.

«Сердце огненного дракончика… — он машинально коснулся шрама на груди, скрытого под шёлковой рубашкой. — Лучшее моё вложение».

Он навсегда запомнил тот день. Секретная операция была рискованной. И чудовищно дорогой. Его институт, который он финансировал десятилетиями, превзошёл сам себя. Они смогли пересадить ему сердце молодого дракона, адаптировав его под человеческий организм. Он мог умереть. Но выжил. И стал сильнее. Гораздо сильнее.

Мир вокруг стал ярче, звуки — отчётливее. А главное — ушла постоянная ноющая боль, которая преследовала его последние десять лет. Он чувствовал себя полным сил, желаний и амбиций. Идеальная кожа, ясный взгляд, ни единого седого волоса в густой тёмной шевелюре.

А ещё получил неожиданный бонус. Его собственный Дар, Дар Огня, который веками передавался в их роду, вдруг… изменился. Он почувствовал в себе что-то новое. Способность чувствовать живую материю, понимать её структуру, видеть её слабые места.

Химерологию.

Именно тогда он и понял. Дар химеролога — это не врождённая способность. Это то, что можно приобрести, прокачать и усилить.

А если можно усилить… значит, можно и забрать. И передать другому.

Отныне он, Аристарх Богатов мог становиться сильнее, быстрее, выносливее… Становиться… БОГОМ. Драконье сердце было всего лишь первым шагом. Первой ступенью на пути к вечной жизни.

Да, именно так. Бессмертие. Вот его истинная цель. Не просто править этим городом. А править вечно.

Остальные копошатся в песочнице. Светловы со своей «чистой наукой», Горбуновы с их примитивными химерами-смертниками, Новиковы со своими аптечками… Все они — дети, играющие в куличики. Они не видят главного. Химерология — это не способ заработать или получить власть. Это ключ к вечности.

А для этого ему нужно много материала. Подопытные кролики, на которых он отточит свои новые навыки, прежде чем приступить к главному — к апгрейду собственного тела.

Вот для чего было нужно ядро. Оно станет хранилищем. Источником. С его помощью он сделает свой род величайшим в истории. Они не будут зависеть от капризов природы, от того, родится ли в следующем поколении сильный Одарённый. Они сами будут создавать свою силу. Взмахом руки менять тварей, подчинять их своей воле, превращать в непобедимое оружие.

Аристарх посмотрел в окно. Вдалеке виднелись огни Петербурга.

«Этот город будет моим», — в сотый раз повторил он себе.

Империя гнила. Разваливалась на части. Жалкий, слабовольный император, который пытался усидеть на двух стульях, заигрывая то с аристократами, то с простолюдинами. Ограниченный доступ к городам, нелепые законы, тотальный контроль на бумаге и полный бардак в реальности. Бардак, а не Империя.

Он сметёт всё это. Аккуратно, без лишнего шума. Его новые непобедимые химеры устроят «случайное» нападение на императорский кортеж. Трагическая случайность. Дикие твари, вырвавшиеся из-за Стены.

А потом, в наступившем хаосе, он и его союзники возьмут власть. Делить, конечно, придётся. Но это только на первых порах. Если понадобится… он уберёт и союзников.

— Какие будут предложения? — прервал он свои размышления.

Первым заговорил его младший брат, вечно осторожный и прагматичный.

— Аристарх, у нас есть связи в Департаменте Здравоохранения. Можно запросить списки всех, кто поступал в больницы за последние полгода с проявлением Дара. Травмы, стресс… часто именно в такие моменты он и просыпается.

«Хороший вариант, — кивнул про себя Аристарх. — Надёжный».

— Зачем мелочиться? — встрял его старший сын. — Объявим набор в одну из наших подставных контор. «Требуются химерологи для высокооплачиваемой работы в закрытой лаборатории». Сами придут. А оттуда уже никто не выйдет.

«Тоже неплохо. Масштабно».

— А ещё эти ветклиники, — подал голос кто-то из племянников. — Расплодились, как грибы после дождя. Там же сплошь слабаки работают, самоучки без роду и племени. Идеальный материал. Никто их и искать не будет.

Почти все одобрительно загудели. Но в наступившей тишине раздался один неуверенный голос.

— Дядя Аристарх… А… это не слишком… грязно?

Все взгляды обратились на Платона, его троюродного племянника. Молодой щёголь в идеально скроенном костюме, больше озабоченный блеском своих запонок, чем делами рода.

— Что ты имеешь в виду, Платон? — ледяным тоном спросил Аристарх.

— Ну… похищать людей с улицы… из клиник… — замялся тот. — Это же скандал, если всплывёт! Наша репутация! Следующий бал у Новиковых, меня могут не пригласить!

По залу пронёсся смешок. Старший сын Аристарха с трудом сдержал ухмылку.

— Твоя репутация, Платон, зависит от силы нашего рода. Будет сила — тебя самого император будет умолять прийти на свой приём. А не будет силы — твои модные запонки переплавят на пули наши враги. Тебе понятна моя мысль?

Платон сглотнул и быстро закивал, вжимая голову в плечи.

— П-понятна, дядя. Абсолютно. Отличный план.

«Балласт, — с досадой подумал Аристарх. — В каждом поколении рождается такой вот балласт. Ничего, ядро всё исправит. Больше никаких случайностей. Только чистая, концентрированная сила».

Он снова обвёл всех взглядом, который теперь стал ещё жёстче.

— Ещё вопросы по поводу репутации? Нет? Тогда продолжим.

Аристарх выслушал всех.

— Отлично, — кивнул он. — Запускаем все три направления. Одновременно.

Он поднялся. В его груди ровно и мощно билось сердце дракона, наполняя тело силой и уверенностью.

— Приступайте. Я хочу, чтобы к концу месяца у нас была первая сотня. И неважно, как вы их добудете. Мне нужен результат.

— Командир, да какого лешего⁈ — прохрипел за спиной Семён Петрович, он же Беркут. — У меня сейчас кости в труху превратятся!

— А у меня сердце остановится! — вторил ему второй ветеран, Кабан.

Я лишь улыбнулся, не сбавляя темпа.

— Да ладно вам, это же весело…

Мы неслись по лесу, как стая перепуганных оленей. За нами, с грацией и скоростью мчалась чёрная пантера. Химера, явно. Огромная, раза в полтора крупнее обычной, с глазами, горящими зелёным огнём. Быстрая и сильная… но, как и у любой такой твари, у неё были изъяны. И я собирался ими воспользоваться.

— Весело ему! — пропыхтел Кабан, едва не споткнувшись о корень. — Командир, эта тварь от нас не отстанет!

— В этом-то и вся прелесть! — крикнул я, перепрыгивая через поваленное дерево. — Адреналин! Давно я такого не чувствовал. Правда, от неё убежать невозможно…

Мы выскочили на небольшую ровную поляну. Вот оно. Идеальное место. Я резко обернулся. Старики позади тяжело пыхтели.

— Командир, всё, приехали… — выдохнул Беркут, собираясь остановиться.

— Не-а. Не приехали. Время подходящее не только для меня, но и для вас. Ложись!

Они не стали спорить. Просто завалились на землю, как подкошенные. Я упал следом. В тот же миг над нашими головами пролетела пантера. Она даже не успела среагировать, её прыжок был рассчитан на то, чтобы настигнуть нас на бегу.

Я вскочил. Время доставать козырь.

Моя рука метнулась к поясу. В ней оказался тонкий изящный клинок, больше похожий на шпагу, чем на боевой меч. Эту вещицу я позаимствовал у одного из тех бандитов, что решили, будто могут меня ограбить. Они даже не поняли, какую ценность таскали с собой. Клинок был выкован из редкого сплава, способного проводить магическую энергию почти без потерь. Идеально для моих целей.

Пантера, приземлившись, развернулась. Её зелёные глаза сузились, мышцы напряглись для нового прыжка.

Но я был быстрее.

Атрибут «Скорость Росомахи» хлынул в ноги, наполняя их силой. Второй, «Стальные сухожилия», — в руки, делая хватку железной. Я раскидал по телу всё, что было необходимо.

Рывок.

Мир вокруг смазался. И я увидел только одну точку — голову пантеры.

Один укол. Точный, прямо в мозг.

Клинок вошёл легко, как в масло. Я влил в него энергию.

В тот же миг лезвие почернело, покрылось ржавчиной и с тихим звоном раскололось на сотни мелких осколков, превратившись в пыль.

А пантера… она просто замерла. Её огромное тело качнулось и мешком свалилось на землю.

— Такого уровня чудовище… вообще можно убить одним ударом? — прошептал Кабан, поднимаясь с земли и с опаской глядя на поверженную тварь.

— Так в мозг попал, — пожал я плечами.

— Можно? — вдруг спросил он.

— Что?

— Эксперимент хочу провести.

— Ну, давай, проводи.

Кабан достал из-за пазухи массивный револьвер.

— Ай-яй-яй, — я укоризненно покачал головой. — А ты его как вообще пронёс? Я же сказал, никакого огнестрела.

— Надо знать возможности, — хмыкнул он. — Я же не против людей. Мы же в лес шли. Вот и прихватил на всякий случай.

Он подошёл к пантере и шесть раз выстрелил ей в голову. Пули с глухим стуком отскакивали от её лба, не оставив даже царапины.

— Вот так вот, — констатировал Кабан, поворачиваясь ко мне.

— Ну, может, мне повезло, я в какое-то уязвимое место попал, — я сделал вид, что смутился.

— Ага, в лобную кость, где наоборот усиление, — уточнил он.

— Всё, не гунди.

— Мне больше другое интересно, — вмешался Семён Петрович. Он подошёл к твари, приложил руку к её груди. — Она же явно мертва. Просто мне интересно, как так? Тварь мертва, а сердце бьётся.

— А вот это самое интересное, — кивнул я.

Я не просто проткнул ей мозг. Я влил туда концентрированный импульс энергии, который мгновенно сжёг все высшие нервные центры. Мозг почти умер. Но вегетативная система, отвечающая за работу сердца, лёгких и прочих органов, осталась нетронутой. Тело было живо. Идеальный инкубатор с биоматериалом.

— Семён Петрович, — я посмотрел на него. — Пришло время доказать вашу преданность нашей организации.

Беркут смерил меня суровым взглядом. А потом повернулся к Кабану.

— Прости, Кабаныч, — тихо сказал он. — Но это ради тебя.

Он нанёс короткий, почти незаметный удар ногой по подколенному сухожилию Кабана. Тот, не ожидав такого, рухнул на одно колено.

— Какого х…

Договорить он не успел. Семён Петрович, оказавшийся у него за спиной, всадил ему в шею шприц с прозрачной жидкостью. Кабан дёрнулся и безвольно завалился набок.

— Виктор, должен сказать, мне очень не нравится то, что я сделал, — глухо произнёс Беркут, глядя на своего товарища.

— Да, — кивнул я, подходя к ним. — Наука, изучение и эксперименты — вообще грязные вещи. Нам часто приходится делать то, что нам не нравится. Главное — не потерять себя в этом и оставаться человеком. И не забывать, что временами цель превыше всего. Я тебе расскажу одну историю…

Пока я говорил, мои руки уже работали. Они двигались с идеальной точностью, легонько касаясь тела пантеры. Кости под моими пальцами ходили ходуном, меняя положение, как будто я перебирал костяшки на счётах. Внутренние органы смещались и перестраивались.

— Однажды один человек встретил семью с очень больным ребёнком, — начал я, не отрываясь от своего занятия. — И тот ребёнок имел просто великолепный дар, целительский, который в будущем мог помочь сотням тысяч, если не больше. Но было несколько моментов. Во-первых, никто не знал об этом ребёнке, о его даре, кроме этого человека. А во-вторых, его не обучали, и дар начал разрушать его тело изнутри — но не смертельно. Ребёнок превращался в калеку, терял способность ходить, видеть, но мог прожить ещё годы в таких муках. Человек знал способ остановить разрушение и даже развить дар, но это требовало немедленного вмешательства — специальной процедуры, которую родители считали осквернением тела. Они были фанатиками своей веры: каждому отведён его путь, включая страдания, и никто не должен вмешиваться в волю высших сил. Они запретили человеку помогать, предпочитая видеть сына искалеченным, но «чистым» в их понимании.

Я аккуратно вычленил из тела пантеры ненужный рудиментарный отросток.

— Как думаешь, Семён Петрович, как человеку нужно было поступить? Оставить ребёнка медленно калечиться, уважая волю родителей? Или вмешаться, зная, что после этого родители прокляли бы и его, и сына, отреклись бы от ребёнка навсегда? Получается, можно было спасти его от увечий. Но ценой разрушения семьи — родители бы от него отказались, он стал бы для них мёртв.

Семён Петрович внимательно слушал, его взгляд был прикован к моим рукам, которые творили нечто невообразимое с телом мёртвой химеры.

— И чем закончилась эта история, которую ты читал? — наконец спросил он.

— Человек взял эту вину на себя и помог ребёнку против воли родителей. Своими руками он вырвал его из семьи, спас от инвалидности, но обрёк на сиротство при живых родителях.

— А что дальше?

— Дальше ребёнка передали в правильные руки, его обучили, дар расцвёл. Впоследствии он стал великим целителем, спас тысячи жизней. Но того человека, своего первого спасителя, он ненавидел больше всего на свете. Потому что тот лишил его семьи, детства, той жизни, что могла бы быть. Даже сотни лет и тысячи спасённых им жизней не помогли простить за это. Иногда нам приходится принимать тяжёлые решения ради других, решения, за которые нас будут ненавидеть те самые люди, которых мы спасаем. Семён Петрович, скажи, дорогой, как бы ты поступил на месте того человека?

Ветеран вздохнул.

— Тяжело сказать. Иногда лучше не вмешиваться в те дела, которые к нам не имеют отношения. Ведь это может касаться каких-то аристократов, и ты потом останешься крайний.

Я усмехнулся. Прагматичный ответ. Правильный, с точки зрения выживания. Но не с моей.

— Вот в этом и различие сильных людей, обладающих поистине настоящей силой, и теми, кто думает, что имеет силу. Сильные личности никогда не задумываются о последствиях. Они знают цель, они знают, ради чего и что они делают. А последствия — это мелочи.

Семён Петрович нахмурился.

— Виктор, к чему ты это мне рассказал?

— Да так, просто время занимаю. Ты сегодня тоже сделал выбор. Возможно, когда Кабан проснётся, в его глазах ты станешь предателем. Но ты-то знаешь, что ему осталось не больше двух дней жить. Пусть это всего лишь были мои слова.

Беркут криво усмехнулся.

— Не только твои слова. Я проверил его одним из артефактов.

— Да, каким?

— Со службы остался, «Визор». Старенький, но надёжный. Сканирует биополе на предмет критических отклонений. У него кровь в сосудах почти не двигалась. Несколько крупных тромбов в лёгочной артерии и ещё один, самый жирный, — на подходе к сердцу. Ещё пара дней, а может, часов — и всё. Инфаркт. Без вариантов.

— Ну и вот. Ты это знаешь, я это знаю, но он этого не знает. И поверит ли он нам? Но ты сделал своё решение.

Семён Петрович ничего не ответил. Он просто смотрел на своего друга, лежащего без сознания.

— Ладно, приступаю, — сказал я, поднимаясь. — И напоминаю: всё, что ты увидишь… ты подписал документы о неразглашении.

Я снял с Кабана бронежилет и рубашку. А потом просто вытащил сердце пантеры. Оно было огромным, размером с голову Кабана, и всё ещё слабо пульсировало, поддерживаемое моей энергией. Я поставил его Кабану на грудь.

И оно начало тонуть…

Прямо на глазах Семёна Петровича оно погружалось в тело ветерана, как будто грудь — это иллюзия, как будто плоть стала водой. Оно просто поглощалось, не оставляя ни разреза, ни капли крови.

Как только сердце полностью скрылось внутри, тело Кабана выгнулось дугой. Дикая, неконтролируемая судорога сотрясла его с ног до головы. Глаза закатились.

— Сейчас я запускаю принудительную регенерацию на клеточном уровне, — начал я комментировать, как на лекции. — Главное — заставить его организм принять чужеродный орган. И не просто принять, а сделать пригодным для человеческого тела и интегрировать. Перестроить всю кровеносную систему под новый, более мощный «насос».

Я положил ладони ему на грудь, и они засветились. Я чувствовал, как его старое, изношенное сердце распадается, растворяясь, а новое начинает биться, разгоняя кровь по венам.

В этот момент где-то в лесу протяжно завыло. Сначала одно существо, потом ему ответило второе и третье…

— Ой, у нас, кажется, гости. А я не могу отвлекаться. Давай, Петрович, прикрывай. Стоит мне отвлечься хоть на секунду, и Кабан умрёт. Сможешь прикрыть или мне что-то придумать?

Семён Петрович, не говоря ни слова, шагнул вперёд, вставая между мной и темнотой за пределами поляны. Он выхватил из ножен свой боевой нож.

— Смогу, не переживай. Ты только Кабаныча восстанови. Он мне как брат. Я его знаю уже лет двадцать, и не хотелось бы, чтобы он от какого-то тромба погиб. Ладно, если бы от когтей твари там или от пули… Это хотя бы смерть в бою.

Из-за деревьев на поляну выскочило первое существо. Похожее на гигантскую гиену, но с двумя головами, каждая из которых скалилась, обнажая ряды кривых, но острых зубов.

Тело Беркута окутало плотное серое свечение — Дар Земли пробудился.

— Ну что, уроды, — прорычал он. — Потанцуем?

Удар — и земля под ногами твари вздыбилась каменным шипом, пронзая ей брюхо. Он даже не смотрел в её сторону. Его взгляд был прикован к лесу, откуда уже выползали новые тени.

А я продолжал свою работу, не отвлекаясь на такие мелочи, как очередная битва за выживание. У меня были дела поважнее. Например, спасти жизнь одного очень хорошего человека.

Энергия текла через мои пальцы, вливаясь в тело Кабана. Операция была на пике. Мой мозг работал на пределе возможностей, обрабатывая тысячи переменных одновременно, пока руки творили настоящее чудо.

А за спиной шёл бой.

Я не оборачивался. Не было ни времени, ни нужды. Просто чувствовал.

Да, Беркут всё ещё двигался как старик. Но теперь, после нескольких сеансов терапии моими «конфетками» и эксклюзивными настойками, он был воплощением самой земли — медленным, но неотвратимым и смертоносным.

Я слышал, как трещит земля под его ногами, как он создаёт каменные шипы, вспарывая брюхо одной из двухголовых гиен.

«Интересный у него Дар, — пронеслось в голове, пока я перестраивал сердечные клапаны Кабана. — Не просто „Каменная кожа“. Он управляет структурой. Может уплотнять и разрыхлять… По сути, он может превратить землю под ногами противника в зыбучий песок. Или в бетон. Почему он этого не делает? Экономит силы? Или просто не додумался?»

Снова рык и глухой удар. Это одна из тварей бросилась на него. Я почувствовал короткий всплеск энергии — Беркут активировал свой личный щит. Удар пришёлся вскользь. А в следующую секунду услышал хруст ломаемых костей. Он поймал тварь на противоходе и просто сломал ей хребет.

«Эффективно, — одобрительно отметил я, запуская процесс интеграции нового сердца. — Но грубо. Можно было бы тоньше. Например, создать яму с кольями. Или просто изменить плотность воздуха перед её мордой, чтобы она задохнулась на бегу. Но для этого нужно знать основы магии воздуха… Ладно, и так сойдёт».

Я как раз заканчивал. Финальный импульс — и новое сердце Кабана забилось ровно и мощно.

Я выпрямился, вытирая пот со лба.

Поляна была усеяна трупами. Беркут стоял посреди этого кровавого месива, тяжело дыша. Его форма была порвана в нескольких местах, но сам он не получил ни одной царапины.

— Отличный улов, — кивнул я, оглядывая поверженных врагов.

В Диких Землях было проще работать. Город — это энергетическая помойка. Тысячи аур, ментальный шум, остаточные следы магии… Всё это создавало такой фон, что для тонкой работы приходилось тратить вдвое больше сил, пробиваясь через этот мусор. А здесь энергия была чистой. Она текла свободно, и работать с ней было одно удовольствие.

Я подошёл к одной из туш. Присел на корточки, достал нож.

— Ага, хороший улов, — повторил я, вспарывая брюхо твари.

Аккуратно вырезал кусок её шкуры. Она была плотной, эластичной и покрыта мелкими, почти незаметными чешуйками, которые отливали металлическим блеском. Идеальный материал для укрепления брони.

Я вырезал несколько самых крупных и целых кусков, аккуратно свернул их в рулон и убрал в рюкзак.

Семён Петрович подошёл и молча встал рядом, глядя на лежащего без сознания Кабана.

— Ну что, живой? — спросил он.

И тут Кабан дёрнулся и открыл глаза. Он сел, ошарашенно оглядываясь.

— Э, что случилось?

— Ну, Кабан, ты даёшь, — сказал я, пряча нож. — Такую шутку рассказать и на самом финале упасть. Да ты обломщик величайшего класса! Пришлось тебя реанимировать срочно, чтобы ты нам эту шутку рассказал…

Тот сидел, хлопая глазами, не понимая, что случилось.

Семён Петрович тоже слегка усмехнулся.

— Шутку ты будешь договаривать? — спросил я.

— Э… я рассказывал про бармена, который попал под поезд?

— Ну да.

— А, ну там в конце просто, когда его поездом переехало, кто-то из людей сказал, что человек он хороший, но пиво у него кислое.

И Кабан сам заржал.

Я посмотрел на Петровича.

— Зря мы его оживляли, да?

Тот пожал плечами.

— Ну, видимо, да.

Кабан тем временем подорвался на ноги, потянулся так, что хрустнули кости.

— Ох, хорошо выспался. Не знаю, может, приступ какой-то был, бывает же такое?

Он потянулся ещё раз.

— Ладно, куда нам там?

— Ну, нам туда, на разведку, посмотреть, что к чему, — сказал я, указывая вглубь леса.

— Окей, я пойду первый проверю.

И он, не дожидаясь ответа, сорвался с места. Вжух-вжух-вжух… Он нёсся между деревьями с грацией и скоростью пантеры, как будто ему не сорок девять, а от силы лет двадцать.

Петрович проводил его ошарашенным взглядом.

— А это вообще нормально?

— Ну, с его теперешним сердцем его возраст — лет тридцать, не больше. И это оно ещё в полную силу развития не пошло. Теперь веришь мне?

— Верю, — медленно произнёс Семён Петрович. — И теперь я сижу и думаю, кто бы мне тоже такой укол сделал в шею.

— Ой, ну с тобой так просто не будет, — вздохнул я.

— Почему?

— У тебя ж там вообще полная каша. Но у тебя недели две точно есть, так что куда спешить? Ладно, пойдём.

— В смысле, две недели? — он удивлённо посмотрел на меня. — Мне врачи минимум четыре года ещё давали.