Глава 2

Четырьмя часами ранее

Василий стоял в десяти метрах от входа в цитадель, наблюдая за потоком испуганных жителей. Артиллерийский обстрел Южного форта начался полчаса назад, и всё гражданское население Угрюма для безопасности сгоняли в хорошо укреплённое укрытие. В толпе мелькнула знакомая фигура — Пётр Вдовин прижимался к стене, пропуская мимо себя женщин с детьми.

Агент быстро приблизился, изобразив на лице тревогу.

— Петька! Слава богу, нашёл тебя!

Мальчик вздрогнул, узнав голос.

— Василий? Что вы тут делаете? Всем велели в подвал…

— Твоя мать! — перебил его Василий, хватая за плечо. — Она ушла из острога. Какой-то человек сказал ей, что тебя похитили люди Гильдии. Мария побежала на встречу с их представителем, чтобы выкупить тебя!

Агент Гильдии знал, что мать мальчишки на самом деле уже находилась внутри цитадели вместе с остальными работниками алхимической лаборатории, поэтому шансы, что обман вскроется прямо сейчас были минимальны. Детей единой группой отвели из школы к цитадели. Учителя пытались следить за толпой, но их подопечные создавали неконтролируемый хаос.

Лицо мальчика побледнело.

— Что? Но я здесь! Как же так⁈

— Я пытался её остановить, но она не слушала. Сказала, что готова на всё ради сына. Нужно догнать её, пока не поздно!

— Надо сказать стражникам! — Пётр развернулся к дружинникам у здания.

Василий удержал его за руку.

— Ты что, забыл? Они работают на воеводу. А ты сам знаешь, что он за человек. Думаешь, ему есть дело до твоей мамы? Пока они будут докладывать по инстанциям, с ней может случиться что угодно.

Мальчик заколебался. В глазах блеснули слёзы страха за мать.

— Но как мы выйдем? Ворота заперты, везде охрана…

— Я знаю путь. Доверься мне, Петька. Твой отец доверял.

Последняя фраза решила всё. Пётр кивнул, и они двинулись прочь от цитадели. Василий вёл мальчика переулками, избегая патрулей. Грохот артиллерии заглушал их шаги. У самой северной стены агент остановился возле ветхого сарая.

— Сюда, — он отодвинул доски, открывая узкий лаз.

Подкоп был подготовлен три недели назад — ещё одна предосторожность опытного агента. Они проползли под стеной, выбравшись в лесу за стенами острога.

— Где встреча? — задыхаясь, спросил Пётр.

— Недалеко. Идём быстрее.

Василий повёл мальчика длинным окольным маршрутом, огибая позиции защитников. В голове крутился утренний разговор со Скуратовым-Бельским. Тот вышел на связь через магофон неожиданно рано.

«Докладывай», — прозвучал холодный голос.

«Вдовины найдены. Мальчишка готов убить Платонова. Дал ему яд под видом блокатора магии».

Последовала долгая пауза. Потом собеседник взорвался:

«Кретин! Бездарь! Ребёнок ничего Платонову сделать не сможет. Он к нему даже не подберётся! Ты хочешь бросить псу под хвост ценнейший ресурс? Мальчишка с таким магическим потенциалом — редкость!»

Василий промолчал, понимая, что возражения бесполезны. А ведь так надеялся, что его инициативность отметят…

«Слушай новый приказ, — продолжил Константин Петрович. — Вытащи мальчишку из Угрюма любым способом. Доставь в лагерь к Железнову. Живым и невредимым. Это позволит нам вернуть и его мать — с её Талантом она сэкономит нам годы исследований. А мальчик… из него можно воспитать преданного мага Гильдии».

«Понял. Но как вытащить? Охрана…»

«Придумай что-нибудь. В конце концов это твоя работа. Дети доверчивы».

И вот теперь Василий выполнял приказ, ведя бесхитростного мальчишку прямо в лапы Гильдии.

Через час ходьбы по лесу они вышли к условленному месту. Из-за деревьев появился человек в чёрной униформе — один из усиленных бойцов Железнова. Безэмоциональное лицо, пустые глаза.

— Боль говорит, — механически произнёс боец.

— И мы слушаем, — в тон ему отозвался агент.

Дозорный кивнул и жестом приказал следовать за ним. Пётр настороженно оглядывался. Что-то было не так. Слишком много солдат, слишком военный лагерь для встречи с одиноким представителем Гильдии.

— Где мама? — тихо спросил он.

— Эти прекрасные люди из Фонда Добродетели помогут её найти, — соврал агент, не глядя мальчику в глаза.

Они вошли в большую палатку. За столом сидел мужчина в тёмном камуфляже — Железнов собственной персоной.

Внутри Василия всё сжалось от привычной неприязни. Боевое крыло Гильдии всегда считало соглядатаев, диверсантов и убийц, подчиняющихся Скуратову, вторым сортом. Мол, настоящие бойцы решают всё силой, а не интригами. Железнов особенно преуспел в этом высокомерии. Константин Петрович предупреждал: «Держись от него подальше. Ты мне подчиняешься, а не этому павлину в погонах. Пусть и дальше играет в полководца, твоя работа — добывать информацию».

Холодные глаза Ратмира оценивающе скользнули по мальчику.

— Это он?

— Да, господин Железнов. Пётр Вдовин.

— Где моя мама⁈ — выкрикнул ребёнок, но его голос дрогнул.

Он уже понимал — его обманули.

Железнов даже не посмотрел на мальчику.

— Уведите в отдельную палатку. Поставить охрану. Никаких контактов.

Два бойца шагнули к Петру, и тот попятился, в глазах застыл ужас. Он понял, что натворил — убежал из безопасного Угрюма прямо в руки врагов. И мама… мамы здесь не было. Никогда не было.

— Ты соврал… — прошептал он, глядя на Василия.

Агент отвернулся. В конце концов, это просто работа. Мальчишка — ценный ресурс, не более. А сантименты в их деле недопустимая роскошь.

* * *

Детский крик разорвал тишину, и я замер с поднятой рукой. Заклинание рассеялось, не родившись. В этом отчаянном «Я хочу к маме!» я узнал голос, который слышал всего раз на базе Гильдии Целителей под Владимиром. Пётр, сын Макара Вдовина.

Внутри всё сжалось. Воспоминания нахлынули волной — маленькая Астрид из моей прошлой жизни, её звонкий смех, доверчивые глаза. Я закрыл глаза на мгновение.

Макар Вдовин пытался убить меня. Его руки держали клинок, его выбор привёл его в мой дом той ночью. Но мальчик? Десятилетний ребёнок, который не выбирал отца, не выбирал его работу, не выбирал этот проклятый мир, где Гильдия делает из людей послушных инструментов? Пётр не виновен в преступлениях Макара. Не виновен ни в чём, кроме того, что родился не в то время и не в той семье.

Дети не отвечают за грехи отцов. Это один из немногих принципов, которые я пронёс через века и смерть. Нарушить его — значит предать самого себя.

Нет. Ни один ребёнок не должен пострадать из-за войны взрослых. Даже если это означает потерю тактического преимущества.

— План меняется, — я развернулся к отряду. — Основная группа — вы устраиваете диверсию на южной окраине лагеря. Много шума, взрывов, огня. Пусть думают, что там произошёл главный удар.

Ярослава нахмурилась:

— Прохор, не дури. Ты собрался идти один?

Я ответил ей уверенной полуулыбкой:

— Справлюсь. Вы подойдёте, как только расправитесь с защитниками там. Это не займёт много времени.

Княжна хотела возразить, но я уже отдавал приказания. Через пять минут вдалеке грохнули первые взрывы. Лагерь взорвался паникой — немногочисленные солдаты, как муравьи из потревоженного муравейника, бросились к месту атаки. Я спокойно двинулся через центр лагеря в противоположном направлении. Не прятался, не крался — просто шёл, как будто прогуливался по Угрюму. В суматохе никто не обратил внимания на одинокую фигуру. Да и к тому же так работает человеческая психика: если ты ведёшь себя так, словно имеешь полное право находиться в этом месте, почти никто не рискнёт тебя остановить.

Возле командирской палатки остались двое охранников. Жест рукой — из пустоты беззвучно воплотились тонкие металлические лезвия. Они пронзили виски врагов прежде, чем те успели издать звук. Тела медленно осели на землю, поддерживаемые моей магией за автоматы, чьи ремни проходили у мертвецов под мышками.

Я прислушался к голосам внутри.

— Говори, щенок! — грубый голос с характерными интонациями военного. — Зачем Скуратову понадобилась твоя семья? Что особенного в твоём даре? Молчишь, сучонок?

— Я не знаю! Отпустите! — Пётр плакал.

— Ратмир, хватит, — холодный аристократический тон. — Мальчишка действительно может не знать.

— Чёрт возьми, южный форт пал, — третий голос, напряжённый. — Разведчики докладывают о какой-то ловушке. По амулетам связи только крики о воде и грязи. Армия уничтожена. Нужно немедленно отступать.

Я отодвинул полог и вошёл. Просто вошёл, как к себе домой.

Внутри застыла картина: седой мужчина в мундире генерала — Хлястин, судя по докладу Коршунова — рефлекторно потянулся к пистолету. Аристократ в роскошном пиджаке с гербом Воронцовых моментально выстроил вокруг себя мерцающий барьер. Третий, в знакомом тёмном камуфляже, что носили усиленные бойцы Гильдии Целителей, вскочил со стула, развернувшись ко мне, его глаза расширились от узнавания, а руки вспыхнули красноватым свечением подготовленной огненной магии. А в углу на стуле сидел растрёпанный мальчишка с красными от слёз глазами и свежей ссадиной на щеке.

— Пётр, — обратился я к нему спокойным, почти мягким голосом, полностью игнорируя присутствие врагов. — Твоя мама наверняка волнуется. Пойдём домой?

Мальчик вздрогнул, узнав меня. В его глазах мелькнули шок, страх, замешательство.

— Не плачь, парень, — я добавил в голос тепла и уверенности. — Больше тебя никто не обидит.

— Платонов, — холодно произнёс Хлястин, не опуская руки от кобуры. — Вы переоценили свои силы, явившись сюда.

Я усмехнулся, всё ещё глядя на Петра:

— Я мог бы сказать вам то же самое.

Представитель Гильдии озлобленно выплюнул:

— Верховный Целитель будет доволен, когда я принесу ему твою голову.

— Маркграф не боится смерти? Возомнили себя героем? — презрительно процедил Воронцов. — Как трогательно.

Я наконец перевёл взгляд на них. Голос оставался абсолютно спокойным, с лёгкой насмешкой:

— Зачем же мне бояться мертвецов?

— Мертвецов⁈ — командир от Гильдии Целителей рявкнул, но не решался атаковать первым, косясь на патриарха. — Я покажу тебе, кто здесь труп, ублюдок!

— Железнов, не кипятитесь, — попытался воззвать к голосу его разума Генерал Хлястин. — Нужно действовать аккуратно, он силён…

Мысленно я отметил фамилию ещё одного высокопоставленного представителя Гильдии. Магистр второй ступени, неплохой результат в его возрасте.

Воронцов поднялся, в голосе зазвучала ледяная ярость:

— Маркграф Платонов. Вы понимаете, что подписали себе смертный приговор?

— Я понимаю многое, — ответил я спокойно. — Например, мотивы всех присутствующих в этой палатке. Кроме вас, Климент Венедиктович. Что именно заставило главу древнего рода ввязаться в эту авантюру?

Воронцов выпрямился, холодный гнев исказил аристократические черты:

— Вы убили моих внуков. Да, Влад и Георгий ступили на кривую дорожку, связались с криминалом. Но кровь не водица, Платонов. Честь рода требует ответа.

— Они пришли убивать меня, — равнодушно пожал я плечами. — Подняв меч, готовься от него же погибнуть. Древняя истина.

Патриарх вытянул руки, и воздух вокруг вспыхнул бледно-голубым свечением. Память услужливо подсказала — я встречал такое однажды, в прошлой жизни. Эфиромантия. Пламя, которое сжигает не материю, а саму магическую энергию. Любые мои заклинания в этом огне просто рассеются. Сила дара магического ядра соответствовала Магистру третьей ступени в шаге от ранга Архимагистра. Скорее всего боялся пройти испытание, не веря в собственные силы.

Железнов слегка удивил меня, продемонстрировав заклинания из школы соматомантии. Двойной дар, как любопытно. Его мышцы вздулись, тело увеличилось в размерах, движения стали стремительными. Огонь на его руках разгорелся ярче.

— Двое Магистров против одного! — прорычал он.

— Против императора, — поправил я. — Разница существенная.

Я бросил взгляд на Петра, всё ещё сидящего на стуле, парализованного страхом:

— Пётр, закрой глаза.

После чего перевёл взор на противников и улыбнулся с холодком:

— Ну что, начнём, господа?..

Железнов бросился первым, и огненный шквал обрушился на меня оранжевой волной. Одновременно Воронцов послал эфирные лезвия по дуге — бледно-голубые серпы, способные выпить мой магический резерв при контакте. Хлястин выхватил пистолет, прицелился.

Я даже не повернулся к генералу. Мысленное усилие — и металл оружия в его руках потёк, превращаясь в острые шипы. Они пронзили запястья, ладони, вошли в грудь. Вражеский командир захрипел, кровь брызнула из пробитых лёгких, и он рухнул на колени, судорожно хватая ртом воздух.

Из земли под ногами вырвалась каменная стена — огонь Железнова разбился о неё, растекаясь по сторонам. Я специально расширил барьер, прикрывая и Петра. Эфирные лезвия Воронцова прошли сквозь камень, как сквозь масло — магически созданная материя для эфира не преграда. Пришлось уклоняться, чувствуя, как они рассекают воздух в сантиметре от лица.

Проклятье!

В другой ситуации я бы просто обрушил на них Тектонический разлом или активировал Хрустальную паутину. Но Пётр сидел в трёх метрах — любое мощное заклинание убьёт мальчишку. Приходилось сдерживаться, использовать точечные удары.

Железнов не дал времени на раздумья. Магическое усиление превратило его в размытое пятно — горящий кулак прошёл там, где мгновение назад была моя голова. Я активировал Воздушный шаг, и мир замедлился. В растянутом восприятии я видел, как представитель Гильдии движется — быстро, но предсказуемо. Удар справа, апперкот, локоть в солнечное сплетение.

Я парировал, отступая. Каждый блок отдавался болью в покрытых металлом предплечьях — накачанные магией удары были чудовищно сильны. Палатка уже горела в нескольких местах, дым ел глаза.

Воронцов действовал холодно и расчётливо. Каждый раз, когда я пытался сформировать дальнобойное заклинание, эфирное пламя окутывало конструкт, и он рассыпался. Каменные снаряды исчезали на полпути. Металлические лезвия таяли в воздухе.

— Ты можешь быть десятикратно силён, Платонов — прошипел патриарх, посылая очередную волну эфирного огня, — но без магии ты никто!

Я усмехнулся, уворачиваясь от мощного апперкота оппонента, и наказал его за самоуверенность, создав каменный кулак толщиной с фонарный столб. Удар пришёлся Железнову в рёбра — я услышал хруст ломающихся костей. Майор отлетел к стенке палатки, харкнул кровью.

Одновременно металлический хлыст сформировался в моей левой руке — тонкий, гибкий, острый как бритва. Взмах — и лезвие полоснуло по руке Воронцова, разминувшись с выброшенным ему навстречу сгустком эфирного пламени. Патриарх вскрикнул, но в последний момент голубоватое пламя вырвалось из раны, рассеивая хлыст. Конечность сохранил, лишь мышцы разрублены до самой кости.

Железнов поднялся, придерживая сломанные рёбра. В глазах полыхала ярость берсерка. Он атаковал снова — огненные молоты, раскалённые цепи, горящие копья. Я парировал, уклонялся, контратаковал. Подвижные металлические щиты отражали самые опасные удары. Каменные иглы вырастали из пола, заставляя противников отступать.

Воронцов пытался поймать меня в ловушку — создавал эфирные стены, отрезая пути отступления. Но я просто проходил сквозь них, игнорируя потерю части резерва. Ещё несколько ходов, и всё будет кончено. Это я знал наверняка.

Новый обмен ударами. Железнов получил каменным наростом в челюсть, так, что клацнули зубы и отлетел прочь. Если бы не усиленные соматомантией мышцы, позвоночник уже рассыпался бы в труху. Воронцов едва увернулся от металлического диска, пролетевшего в миллиметре от его горла.

И тут Железнов поднялся. Кровь текла из разбитого рта, кости явно сломаны, но в глазах полыхало безумие. Он поднял обе руки и ударил кулаками в землю.

Я понял, что будет, за долю секунды до взрыва. Вся накопленная ярость, вся огненная магия — он выпустит её одним ударом. Вспышка, которая испепелит всё в радиусе десятков метров.

Я мог выстроить равномерную защиту вокруг себя или банально нырнуть под землю Каменной поступью. Мог попытаться контратаковать.

Вместо этого я развернулся лицом к эпицентру, в один шаг оказавшись рядом с мальчиком. Он сжался на стуле, глаза расширены от ужаса. Я закрыл его спиной, одновременно активируя Живую броню. Кожа превратилась в металлический сплав. Гранитный щит вырос вокруг нас. Многослойная защита из камня и металла прикрыла нас обоих.

Эфирные клинки Воронцова уже летели следом, готовые пробить мои барьеры, и тогда огонь Железнова хлынет через прорехи, найдёт плоть. Я это знал, принимая решение. Но позади меня был ребёнок, а впереди — всего лишь боль. Выбор был очевиден.

В последний миг я успел прошептать, не глядя себе за спину:

— Не бойся, Петька. Всё будет хорошо.

Мир взорвался оранжевым пламенем.

* * *

Пётр прижался спиной к грубой ткани палатки, весь дрожа от ужаса. Перед ним разворачивалась картина, от которой кровь стыла в жилах. Окрашенный пламенем мужчина сражался как одержимый — лицо исказилось от ярости, глаза налились кровью, вены на шее вздулись. Огненные хлысты летали по палатке, прожигая дыры в стенках, от которых тянуло холодным октябрьским воздухом.

— Ты сдохнешь здесь, Платонов! — рычал тот, выплёвывая слова вместе с кровавой слюной. — Я вырву твоё сердце и принесу Соколовскому!

Мальчик сжался ещё сильнее, пытаясь стать невидимым. В кармане тяжело оттягивала ткань склянка — та самая, что дал ему Василий. «Уравнитель. Блокирует магические каналы», сказал тот худой человек с внимательные глазами. «Твой отец заслуживает хотя бы крупицы справедливости».

Для Петра время словно замедлилось. Он видел, как страшный человек поднялся, держась за окровавленный бок. Видел безумие в его глазах. Тот вскинул обе руки и с силой ударил кулаками о землю.

Огненный шар начал формироваться в центре палатки — оранжевое пламя закручивалось спиралью, становясь всё ярче, горячее. Жар опалил лицо мальчика даже на расстоянии.

И тут воевода бросился вперёд, закрывая мальчика своим телом. Пётр видел напряжённую спину, слышал тяжёлое дыхание. Каменная стена выросла вокруг них, кожа на руках Прохора стала металлической, но огонь уже рвался наружу.

В эти секунды в голове мальчика пронеслась вся его жизнь. Воевода помнил его имя — назвал сразу, как вошёл. Воевода пришёл за ним сюда, в самое пекло, рискуя жизнью. Воевода забрал их с матерью из той ужасной камеры в лечебнице Гильдии, где мама плакала каждую ночь, думая, что он спит. Привёз в Угрюм, где Пётр снова смог ходить в школу, где мама больше не вздрагивала от каждого стука в дверь.

Мальчик видел лицо Прохора за мгновение до того, как тот закрыл его собой. Не было там ярости тирана, о которой говорил Василий. Не было жестокости убийцы. Была спокойная решимость человека, готового умереть, защищая ребёнка.

Огонь ударил. Каменные щиты трескались, металлическая защита плавилась. Прохор вздрогнул — часть пламени прорвалась, обожгла его. Но он не отступил, только крепче накрыл Петра собой.

В руках у мальчика была склянка. Всё, что нужно — разбить её о спину человека, который сейчас горел, защищая его. Если магия Прохора исчезнет, следующая атака убьёт его. Отец будет отмщён.

Голос Василия звучал в памяти: «Убийца твоего отца каждый день ходит мимо, а ты должен ему кланяться в ноги. И где справедливость?»

Но следом пришёл голос матери: «Он спас нас, вытащил из той камеры, дал новую жизнь».

Собственные воспоминания нахлынули волной. Прохор на рынке, помогающий старой вдове купить еду. Прохор, машущий ему рукой при встрече на улице. Прохор на школьном собрании, внимательно смотрящий на показательные выступления детей.

А потом — слова Анфисы, той девушки с добрыми глазами, которая говорила с ним, говорила, как с равным, а не глупым ребёнком: «Каждый день мы выбираем, кем быть. И каждый день у нас есть шанс выбрать свет вместо тьмы. Даже если вчера мы выбрали неправильно, сегодня можем выбрать иначе».

Ярость поднялась в груди мальчика. Но не к воеводе. К Гильдии. Они превратили отца в монстра, заставили убивать других людей. Они держали его с матерью как скот. Они обманули его, Петра, использовали как приманку. Они убили отца — не Прохор, а они, своими приказами, своими угрозами.

Взрыв погас. Прохор тяжело дышал, спина дымилась, но он был жив. Окружённый огнём безумец уже поднимался для новой атаки, огонь снова разгорался на его руках.

Пётр принял решение. Выскользнул из-за спины воеводы и швырнул склянку прямо в лицо человека Гильдии.

— Это вы убили папу! — закричал мальчик, вкладывая в крик всю боль, весь гнев, всё отчаяние. — Вы!

Стекло разбилось о переносицу чужака. Прозрачная жидкость брызнула ему в глаза, попала в рот, в нос. Мужчина замер на мгновение — потом заорал. Не от боли, от ярости. На миг огонь на его руках затрепетал и погас, словно задутая свеча, лицо мгновенно побледнело до синевы, зрачки расширились, превратив глаза в чёрные дыры. Вены на шее вздулись, по лбу покатился пот. Но тело тут же вспыхнуло странным, каким-то внутренним красноватым светом, и симптомы начали отступать. Бледность сошла, зрачки сузились, дрожь прекратилась

Пётр не понимал такой магии, но ему показалось, что представитель Гильдии поборол жидкость, попавшую ему на лицо. Однако пока всё это происходило, мужчина полностью забыл о воеводе — вся его сила ушла на борьбу внутри.

И это стало роковая ошибкой

Прохор метнулся вперёд так быстро, что Пётр едва уловил движение. Одна секунда — и воевода уже рядом с врагом, прикрываясь его телом от магических атак старика. Рука воеводы блеснула металлом, превратившись во что-то острое и страшное.

Удар был слишком быстрым. Моргнув, Пётр не заметил, как именно это произошло — только услышал хруст костей. Когда открыл глаза, металлическая рука воеводы уже уже торчала из спины противника, насквозь пронзив грудную клетку. Человек Гильдии дёрнулся, из его рта хлынула кровь. Воевода выдернул руку — тело рухнуло на землю и больше не шевелилось.

Пожилой аристократ на долю секунды впал в ступор, не веря в происходящее. Он смотрел на убитого товарища с изумлением — всё произошло слишком быстро.

Прохор не упустил момента. Жестом руки он притянул к себе весь металл в палатке — пистолет мёртвого генерала, пряжки ремней, даже гвозди из опор. Всё слилось в единую массу и полетело в лицо старика.

Тот вскинул руки, голубое пламя вспыхнуло, пытаясь рассеять снаряд. Но Пётр, несмотря на ужас момента, догадался, что происходит, наблюдая за боем воеводы. Да и уроки магии в школе не прошли даром. Похоже, странное голубое пламя сжигало магию, а не материю. Оно могло уничтожить заклинание, но не физический предмет. Прохор не создал металл магией — он взял реальные вещи и придал им импульс. Голубое пламя забрало у воеводы контроль над полётом, но инерция осталась.

Металлическая болванка врезалась в магический щит старика. Тот отшатнулся, на мгновение потеряв концентрацию.

И в этот момент почва под его ногами дрогнула. Пётр понял — Прохор создал заклинание не перед собой, где его сожгло бы диковинное пламя, а глубоко под землёй.

Каменный шип толщиной с кулак вырвался снизу. Острие вошло между ног, пробило насквозь всё тело и вышло из макушки. Тот даже крикнуть не успел — только хрип вырвался из пробитого горла. Тело повисло на каменном копье, как жуткое чучело.

Мальчик стоял, дрожа всем телом. Слёзы текли по щекам, смешиваясь с копотью. В палатке пахло горелым мясом, кровью и смертью.

Прохор медленно повернулся к нему. Воевода выглядел измождённым — рубашка прожжена, на груди и лице ожоги, весь в саже. Но он улыбнулся — тепло, почти по-отечески. Большая ладонь легла на плечо мальчика.

— Неплохой бросок. Тренировался?

Пётр всхлипнул, глядя на отравленного, а то, что это была именно отрава, мальчик уже понял. Вот, значит, какую участь готовил воеводе Василий…

— Я… они сказали, это против магов, лишит дара…

— И не соврали, — спокойно ответил Прохор. — Просто забыли уточнить, что лишит дара вместе с жизнью. Во всяком случае, если маг не соматомант или не целитель.

Воевода присел на корточки, заглядывая мальчику в глаза:

— Пойдём домой, Пётр. Не будем заставлять твою маму ждать.

Мальчик кивнул, вытирая слёзы рукавом. Он сделал выбор. И впервые за долгое время почувствовал, что отец гордился бы им.

Загрузка...