– Ты бы оделась, что ли, – говорю по-прежнему голой лесной девчонке.
Отворачиваюсь и чешу в затылке, прикидывая, как упаковать баронскую тушу покомпактнее. И как транспортировать.
– Брос-сить, – рекомендует химеринг. Он прохаживается по телу барона, тоже явно что-то прикидывая.
– Нет. Это подарок лешему.
Химеринг задирает хвост, пристраивает зад над башкой оборотня… Не, обоссать поверженного врага – конечно, дело благородное. Но!
– Э-эй! Даже не думай. Вонять будет. Мне ж его тащить.
– Пф-ф… – откликается кот, но спрыгивает. И вдруг негромко рычит.
Оборачиваюсь.
Навка оделась. Стоит, обхватив себя за плечи. Смотрит на тушу своего мучителя. Пристально так смотрит. А глаза-то у неё уже не пустые.
Ну, леший… По ходу, платье он для неё дал совсем не простое. Зачарованное платье, которое махом привело её в порядок.
Девчонка переводит взгляд на меня, и я понимаю, что вообще-то она вовсе не девчонка. Она – лесная нечисть. Измождённая, только что очухавшаяся от какой-то наркоты – но нечисть. Далеко не слабая.
– Ты как? Домой идём? Леший ждёт.
– Не сразу, – отзывается она и плавным, танцующим шагом идёт к барону.
Не иначе глотку ему собралась перервать. Навки, насколько помню, пьют человеческую кровь.
– Подожди. Не трогай его.
Глаза навки вспыхивают зелёным огнём, и химеринг рычит опять, махом становится между нами, щетинит шерсть, прижимает уши.
Вообще, это большой вопрос – кто страшнее, разломные твари или вот эта, лесная. Пожалуй, я бы предпочёл разломную.
– Тебя не трону, – говорит она насмешливо.
Чует эмоции, зараза.
– Это же ты мне его приготовил. Не мешай, человек. Уходи.
– Что ты хочешь сделать?
– Выпью его. Уходи! А то и тебя выпью.
Ага. Попробуй. Тьма тебе обрадуется.
Но в помещении становится холодно.
– Ух-ходи-и… – хрипло шипит навка.
Голову, и без того едва не лопнувшую от медвежьей хватки, прошивает резкой болью. Морок наводит, поганка! Не выйдет – печать Высшего защищает меня от любых ментальных воздействий. Но вот боль… боль может и уложить.
– Хватит! – требую я, морщась. – Я без тебя не уйду.
Навка продолжает шипеть, и боль нарастает.
– Но и этого хочу забрать. Лешему подарить, понимаешь? Давай его лешему отнесём. Вместе. Там выпьешь.
Она моргает. Свечение в глазах притухает, и вместе с ним уходит резь в висках. Навка склоняет голову и будто задумывается.
– Дашь крови? – спрашивает наконец. – Я есть хочу. Мне надо.
Ну милаха просто.
– Дам, – вздыхаю. Если она обретёт полную силу – это мне на руку. И охрану заморочит, и барона тащить поможет. Ну или меня попытается прибить. Посмотрим, в общем.
«НЕТ!» – протестует кот. Успокаиваю его картинкой: очень толстая навка тащит на себе барона.
Реальная навка тем временем неуловимо оказывается рядом, вытирает пальцем мой окровавленный подбородок, слизывает кровь.
– Невкусный… – говорит с удивлением.
Ну извините!
Режу ножиком запястье, подставляю ей.
– Пей уже, блин, – бурчу.
Подсчитать, сколько оны выпивает, проблемно, но навка выпускает мою руку ровно в тот момент, когда у меня начинает темнеть в глазах. Протягивает мне свою ленту, которой ещё не успела завязать волосы.
Я перетягиваю рану и с укором говорю:
– Ну теперь я ослаб. Помочь тащить этого урода не можешь? И побыстрее бы надо, пока охрана не набежала.
Вдруг прокатит.
– Охраны не бойся, – певуче отвечает навка. – Мороком всех накрою. А барона тащи сам.
Твою ж мать…
– Я не сдержусь и выпью, – поясняет она.
За дверями оранжереи я почти сразу убеждаюсь, что кровью делился напрасно. И без меня есть что пожрать. Бегущий к нам охранник останавливается как вкопанный, на лице у него появляется идиотская улыбка. Навка неторопливо подходит к нему, охранник падает на колени…
За дальнейшим я не наблюдаю – волоку барона к ограде. Не руками, конечно – не потяну сейчас, – а удавкой из тьмы. При полной моральной поддержке моего кошака. Крайт просто исходит сочувствием, злостью на навку, опять сочувствием, желанием всё ж таки барона обоссать…
Около ограды я убираю удавку и сажусь на парапет передохнуть. Прикидываю, сумею ли сам перелезть через решётку, с такими-то руками…
Навка присаживается рядом, вздыхает, потом берёт барона за пояс штанов и…
…без усилий поднимает.
Я в шоке от её силы. Это ж сколько охранников она по дороге попила? Надеюсь, всё же не насмерть. Но наверняка зря надеюсь…
– Ну ты даёшь! – говорю с восхищением. – Точно справишься?
Навка, видимо, воспринимает мой вопрос как беспокойство за баронскую жизнь. Тот, кстати, уже подаёт признаки этой самой жизни. Надеюсь, ненадолго. Вот таким сволочам лучше бы вообще на свет не появляться.
– Не бойся, я не стану его пить. Потерплю, да и сыта уже, – обещает навка и направляется к решётке. Всё тем же танцующим шагом, словно в руке у неё не стокилограммовая туша оборотня, а курица со свёрнутой шеей.
Ну… приятно, когда кто-то делает за тебя твою работу.
Леший мигом залечивает все мои травмы.
Он заметно озадачен тем, что у меня получилось спасти его девчонку. Не особо, значит, надеялся.
И очень доволен полученным подарком в виде баронской туши. Надеюсь, сделает из этого урода шашлык. Медвежатину если правильно пожарить – очень даже вкусно.
А уж я как доволен, что леший мне теперь вроде как должен за подарок.
Пока что высказываю единственную просьбу: выдать мне какую-нибудь тару. Мои костяные боло – это два шара размером с женский кулак. Не тяжёлые, но таскать их в карманах неудобно. Особенно в рваных карманах. Из которых я, кстати, потерял и смартфон, и банковскую карту.
Курсантская форма хоть и напоминает лёгкие доспехи, но всё же не вечная. Побег из бункера, три дня разлома и драка с оборотнем – этого и рыцарское железо не вынесет. С другой стороны, от неё вообще должны были остаться одни лохмотья. Видимо, курсантская форма пошита из какой-то неизвестной мне ткани, способной выдержать несколько десятков сражений с монстрами.
«Добрый» леший выдаёт мне кожаную сумку на ремне и такую же потрёпанную куртку. Как он выразился – срам прикрыть.
Но и об обещанной инфе я не забыл.
– Так кто такие изменённые, которые в разлом ходят? Вы обещали рассказать, если навку приведу.
– Жрать хочешь? – спрашивает леший вместо ответа.
Хотеть-то хочу. В разломе в мой желудок попадали только какие-то грибы, листья и корешки, найденные и отмеченные Крайтом как неядовитые. Но принимать еду от лешего – себе дороже. Нечисть – она такая: накормить тебя ядом и поставить на счётчик – раз плюнуть. Будешь потом всю жизнь на противоядия пахать. И то, что леший мне должен за подарок, – ничего не меняет. Брать еду у нечисти нельзя – это негласный закон.
– Спасибо, Семён Феоктистыч, не хочу.
– Обидеть хочешь… – тянет леший. – А я ведь без задней мысли!
Может, и так. Но бессмысленный риск – это не моё.
Отказываюсь ещё раз, и в глазах лешего опять мелькает удивление. Я слишком многое знаю – такого, что вряд ли может быть известно восемнадцатилетнему пацану.
– Вот теперь ты мне совсем не нравишься, малой, – задумчиво говорит он. – Не был бы ты в рассудке – я бы точно решил, что ты изменённый. Так вот о них. Изменённые – это маги ваши, людские. Их зельями накачивают, чтобы потом в разлом запускать. Кто подыхает там, а кто ингредиенты на продажу хозяину выносит.
Навостряю уши. Равнодушно говорю:
– Не могу представить, чтобы кто-то добровольно накачивался зельями. Разве что за большие деньги…
Леший ржёт.
– Да вы, люди, за деньги на что только не соглашаетесь. Но и делиться не любите. Нет, малой, изменённые – они не по своей воле глотают дрянь и лишаются ума. Они для других умников зарабатывают. Так что смотри, чтоб тебя, такого крутого, по голове где не стукнули и в лабораторию не притащили. Ты сам за себя отвечаешь, больше некому, – говорит он назидательно.
М-да. Полный курвец, как сказал бы Палей.
Леший только что практически подтвердил мне слова главы Тайной Канцелярии.
…Несколько лет назад начали пропадать молодые аристократы. Как правило – из захудалых или обедневших родов… Преступники выбирали тех, кого не хватятся сразу. Или не хватятся совсем… Некоторые из пропавших принадлежали пусть и к обедневшему, но древнему роду, имевшему и хранителя, и источник магии… Когда их начали искать, оказалось, что хранители исчезли, а источники их родов исчерпали себя…
Если связать это со словами лешего…
…то, вполне возможно, пропавших можно отыскать в некой лаборатории, где они подвергаются целенаправленной мутации. Чтобы ходить в разломы. Что-то вроде рабов.
Интересно, знает ли об этих лабораториях князь Львов? Как глава Тайной Канцелярии – не может не знать.
– Ты меня понял? – настойчиво спрашивает леший.
Киваю.
– Спасибо, что предупредили.
– Ну лишь бы запомнил, – хмыкает он. – Чего задумался-то? Из друзей, что ли, кто пропал?
Можно и так сказать.
Матвея Соболева я спас из бункера – в котором он пробыл около недели. А для изменения человека явно нужно больше времени.
Но если предположить, что лаборатория, где изменяют людей, находится именно в том бункере… То это не сходится с рассказом князя Львова. Матвея или Шаха, который тоже там сидит, может, и можно назвать захудалыми аристократами – но точно не молодыми.
Зато сильными.
– Пора мне, Семён Феоктистыч.
– Не пора. Жрать не хочешь – так хоть ляг поспи. В этом лесу тебя никто теперь не тронет. Выспишься – подкину вас к Москве.
Тоже логично. Да и кот, если что, разбудит.
Подкладываю под голову куртку лешего, сворачиваюсь клубком. Под боком тут же устраивается мой кошак и начинает мурлыкать. Негромко, так, что я слышу и шум леса. Под эти убаюкивающие звуки мне удаётся выбросить из головы все мысли по поводу полученной информации и уснуть.
Кажется, впервые за пару суток… Но всё равно сплю вполглаза.
Просыпаюсь от чавканья. Крайт сидит около моей головы и чем-то хрустит – очень громко. Явно, чтобы разбудить меня… Вижу выложенные ровным рядом змеиные головы: девять штук. Намышковал. По ходу, проблем с его питанием у меня не возникнет.
Леший перемещает нас с кошаком в подлесок около широкой трассы. Машет направо:
– Тебе туда!
И исчезает.
А на дороге перед собой я вижу…
…аварию. На серьёзную не похоже, но вряд ли в это место я попал случайно. Семён Феоктистыч – существо крайне предусмотрительное.
Продираемся с химерингом сквозь кусты, слушая возмущённый ор на дороге.
Орут двое. Третий явно оправдывается, причём тихо, даже слов не разобрать. Так понимаю, он или виновник аварии – или его хотят подставить.
У обочины стоит синий автомобиль с правым рулём – явно «иностранец». Фордик, подсказывает мне память Никиты. И хозяин фордика не богат, иначе приобрёл бы российскую машину – это и дороже, и круче. Вторая машина – чёрный люксовый «Градиент» российского производства. На заднем сиденье – пассажир.
Двое мужиков – здоровяк и тощая шпала – фактически прижали к капоту фордика третьего, достаточно широкоплечего. Но он даже не думает сопротивляться.
Все трое, кстати, – неодарённые.
– Ты, сука, на такие бабки попал! Да ты век у Бритого дорожки в саду мыть будешь! – вопит здоровяк. – Вылизывать, мать твою!
– Да вы ж сами, ребята… – пытается возражать водитель фордика. И тут ему тычут в глаз.
– Короче, козлина! – сплёвывает тощий. – За ремонт расплатишься, ты понял? Чё, нам теперь – без двери ездить?! А в полицию стукнешь – в саду и закопаем, понял, не?
Мимо периодически проносятся в обе стороны машины – никто и не думает тормозить.
Ну, картина понятна. Какие-то бандюки решили легко подзаработать.
Не люблю, когда несколько на одного. Понятно, если этот один – не гидра, высранная Шанкрой.
Оставляю кошака в кустах, предупредив:
– Не лезь. Я сам.
– Пф-ф, – недовольно отзывается он.
Выхожу на обочину за фордиком и неторопливо иду к мужикам. Почти поравнявшись с ними, вклиниваюсь в «беседу» – многозначительно произношу:
– Вы поосторожней бы, парни. Этот кадр очень опасный.
Тощий крутит головой, окидывает меня взглядом и язвительно спрашивает:
– Ты чё, бомжара, в свидетели прёшь? Вали отсюда, пока не обломилось!
– Ой! – делаю я удивлённое лицо. – А у вас какая-то грязь прилипла.
И протягиваю левую руку к тощему. К области солнечного сплетения. Он пялится туда же, и я бью.
Точнее, это даже не удар – короткий тычок резким сокращением мышц руки, буквально полтора-два сантиметра вперёд. Тощий икает, сгибается пополам и явно теряет способность оценивать обстановку. Можно было и сильнее, но стукни я со всей дури – мог его и на тот свет отправить.
Реакция у здоровяка оказывается отличной, впору похвалить. Он успевает размахнуться, но я его не жду. Бью внутренней стороной берца ему в голень. Глаза мужика округляются от боли, он тоже сгибается. Ну – большой и довольно быстрый, лучше добавить. Бью ладонями по ушам – наверняка этот удар заставит его лечить барабанные перепонки. А в настоящий момент займёт на несколько минут.
Убедившись в том, что противники плотно заняты собой, неторопливо шагаю к чёрному «Градиенту».
Двери целы. Да и вообще видимых повреждений с этой стороны машины нет, так что точно – решили водилу фордика на бабки развести. Может, с другой стороны? Но тогда интересно, каким образом фордик сумел там что-то поцарапать…
Пассажир сзади и не думает выскакивать и принимать участие в происходящем.
А нет, затвором клацнул. Ну-ну.
Быстро строю иллюзию перед своим лицом – морду барона Васильева в медвежьем обличье. Первое, что на ум пришло.
И заглядываю в окно.
Жирный мужик издаёт сдавленный звук. Зеваю, предъявляя огромные клыки. Он тонко визжит, роняет ствол и закрывает голову руками. Правильно: оборотня пулей не возьмёшь.
Хмыкаю и отправляюсь выводить из ступора пострадавшую сторону.
Водитель фордика держится за заплывший глаз и по-прежнему жмётся к капоту, моргает, явно ничего не соображая.
– Быстро за руль! – рявкаю ему. – И сматываемся.
Должен же я обеспечить себе проезд до Москвы?
Он кивает, судорожно рвёт дверку машины, и я занимаю переднее пассажирское место. Кошак прыгает мне на колени.
Всю дорогу бандитская жертва, счастливо избежавшая подставы, болтает без умолку. На всякий случай беру визитку, в которой значится, что водитель фордика – страховой агент.
– Если вам вдруг понадобится, обращайтесь в любой момент! Хоть ночью! – трещит он.
Ну… всё может пригодиться. Кота вот застрахую, почему и нет.