Инфошок

2 Прерванное посвящение

Далекий предок Нэтча Хандибл был лично знаком с Шелдоном Суриной. Он одним из первых решил инвестировать в био-логику. Это был азартный игрок, любитель рассказывать долгие истории, бродяга с туманным прошлым и в целом неприятный тип.

Но в первую очередь Хандибл был отвратительным финансистом. Его схемы, направленные на то, чтобы быстро разбогатеть, тонули, словно дырявые лодки, постоянно оставляя его плавающим в море бездонных долгов. Где он раздобыл деньги, которые вложил в био-логику, не знал никто. Непонятно, чем смогло его заинтересовать программирование биологических функций человека; никто не мог взять в толк, что общего у него было с чопорным, высокомерным Суриной. Естественно, все заключили, что новое начинание обречено на провал.

Однако смеяться последним выпало на долю Хандибла. Его партнер, тощий индус-самоучка, в конечном счете вдохнул новую жизнь в науку и революционным образом перевернул историю. Скромные вложения игрока выросли тысячекратно, превратившись в приличное состояние. Хандибл удалился от дел в зрелом возрасте тридцати трех лет, взял себе спутницу из высшего света и с полным удовлетворением выскользнул из истории. Если его и волновало хоть как-то то, как буйно расцвела наука, взрастить которую помогли его инвестиции, никаких достоверных данных на этот счет не сохранилось.

Наконец Хандибл отошел в мир иной. Его состояние продолжало жить – еще какое-то время.

Предок Нэтча оказался не единственным счастливчиком, наткнувшимся на богатства Сурины. Немало проходимцев разного рода, а также прозорливых инвесторов, вовремя обративших внимание на перспективную отрасль, было щедро вознаграждено за то, что первыми поддержали био-логику. Роскошные особняки и виллы как грибы выросли по всему земному шару, верно служа прихотям своих владельцев, которые могли бежать туда от строгих моральных ограничений, обеспечивающих порядок после Восстания автоматов. Обогатившиеся на био-логике предприниматели стремились в те города, которым посчастливилось в значительной степени избежать разрушительных последствий Восстания: Омаху, Мельбурн, Шенандоа, Мадрид, Кейптаун. То были города, тосковавшие по величию старины, города, администрации которых можно было без труда купить.

Это изменение политического ландшафта не осталось без внимания со стороны старых национальных государств. Пусть их неэффективные правительственные органы размещались в обветшавших зданиях; у них в распоряжении все еще оставалось достаточно средств, чтобы вступить в борьбу за новые территориальные приобретения. Эти государства передали значительную часть своих функций централизованной Премьер-Комиссии. В свою очередь Комиссия возложила все военные полномочия на единый Совет по обороне и благосостоянию. Такие активные деятели Совета, как Тул Джаббор и Парр Падрон, объявили своей первоочередной задачей обуздание выбившихся из-под контроля хозяев био-логической индустрии.

И началось беспощадное противостояние. Общество раскололось по линиям идеологического разлома: государственники, выступавшие за центральную власть, против либертарианцев, стремящихся распределить власть по местным общественным группам. К тому моменту как феодкорп Нэтча занял первую строчку в рейтинге «Примо», подобное противопоставление воспринималось как естественный порядок вещей.

Потомки Хандибла ревностно берегли свое состояние. Им приходилось не только отбиваться от нападок со стороны Комиссии и Совета; против них действовал еще более могущественный враг – время. Заправилы био-логики сознавали, что их богатство не является таким незыблемым, как богатство лунных землевладельцев. Их деньги не были чем-то осязаемым вроде наделов терраформированной почвы, которые можно было потрогать руками. Нет, что бы ни случилось, судьба магнатов био-логики была прочно связана с рынком био-логических продуктов.

А рынок, как и все живое, смертен.

Матери Нэтча Лоре было четырнадцать лет, когда разразился Экономический крах 310-х годов.

Лора обучалась в лучших ульях, вместе с детьми влиятельных дипломатов и капиталменов. Ее наставниками были добросовестные, дисциплинированные люди, видевшие в улье чашку Петри, в которой можно экспериментировать с последними веяниями в науке. В перерывах между педагогическими теориями Лора и ее собратья по улью играли в йо-йо. Они прекрасно разбирались в политике, но почти ничего не смыслили в основах управления, финансах, технике и программировании.

Но какое это имело значение? Глядя в будущее, Лора видела лишь безмятежный путь, проложенный для нее родителями, с запланированными остановками для посвящения, потери девственности, карьеры, партнерства и материнства. На этом пути ей должно было хватить времени на то, чтобы освоить все те навыки, которые ей потребуются.

Ну а пока Лора прилежно работала над тем, чтобы стать Неповторимой личностью. Она вырабатывала хороший вкус и тонкое чутье на качественные программы улучшения внешности. Она оттачивала светские навыки на регулярных благотворительных балах, устраиваемых в особняках Секты Натиск. Она окунала ноги во «Вздохе», виртуальной чувственной сети, и училась основам плотских наслаждений. А когда наступали каникулы, Лора возвращалась в величественный фамильный особняк заигрывать со слугами, чьи родители не были благословлены деньгами на оплату обучения своих детей в улье.

Затем, однажды пасмурным весенним днем, Лора и ее собратья по улью, проснувшись, застали своих наставников прикованными к новостным потокам «Моря данных». «Маркус Сурина погиб, – информировали они. – Несчастный случай в одной из орбитальных колоний». Кое-кто из наставников не сдерживал слез.

Какое-то время смерть Сурины казалась чем-то далеким, не имеющим никакого отношения к тщательно распланированной жизни девочки в улье: вспышка сверхновой звезды в отдаленной галактике, которую можно увидеть только в мощный рефракторный телескоп. Сурине принадлежала «Теле-корп», крупная и влиятельная корпорация. Он являлся прямым потомком Шелдона Сурины, изобретателя био-логики. Его гибель стала страшной трагедией. Что еще можно было сказать?

Однако с того самого дня изменилось все.

Одна за другой подруги Лоры уходили из улья и бесследно исчезали, никто не знал куда. Ее родители закрывали подписки на программы, придававшие фарфоровое сияние ее глазам и перламутровый блеск ее волосам. Слуг увольняли. Вырвавшиеся из царства взрослой жизни безымянные страхи по ночам безнаказанно бродили по улью, нашептывая детям слова, которые те не понимали.

Через шесть месяцев после гибели Маркуса Сурины родители Лоры неожиданно приехали в улей и сказали ей собираться. Ей дали один-единственный чемодан и сказали забрать из шкафов все драгоценные безделушки и побрякушки, какие она только могла унести.

– Куда вы уезжаете? – спросила Лора.

– В Секту Натиск, – ответили родители.

Когда Лора в последний раз видела просторный танцевальный зал в особняке Секты, его балконы были украшены пурпурными цветами, а на мраморном полу толпились гости в элегантных вечерних нарядах. Теперь зал превратился в огромную ночлежку с тесно составленными койками, заполненными перепуганными детьми. Оставив Лору на свободной койке, родители поцеловали ее на прощание.

– Орбитальные колонии предоставляют возможность, которую нельзя упустить, однако для детей там слишком опасно, – сказали они. – Не беспокойся, Секта Натиск позаботится о тебе, а наша семья очень скоро снова встанет на ноги. Просто жди здесь, и мы пришлем за тобой.

Этого так и не произошло.

На протяжении следующих месяцев по обрывкам подслушанных разговоров и новостным каналам в «Море данных» Лоре удалось кое-как разобраться в том, что произошло. Ее родители крупно инвестировали в «Теле-корп», как и все остальные отсутствующие родители мальчиков и девочек, запрудивших коридоры обители Секты Натиск. Это вложение казалось абсолютно надежным. Не кто иная, как «Примо», торжественно предвещала, что следующим значительным прорывом станет телепортация. И что могло этому помешать? «Теле-корп» принадлежала самому Сурине. Изобретенная Шелдоном Суриной био-логика устремила весь мир из хаоса в эпоху процветания и инноваций. Несомненно, то же самое должна была сделать зарождающаяся наука телепортации, у руля которой стоял такой красивый, блистательный, светский и агрессивный человек, как Маркус Сурина. Да, экономические перспективы телепортации оставались туманными, и требовалось решить грандиозные технические проблемы, но руководство «Теле-корп» обязательно должно было что-нибудь придумать.

И так, возможно, и получилось бы, если бы сам Маркус и его ближайшие помощники не сгорели дотла при пожаре, вспыхнувшем из-за повреждения топливного бака космического челнока.

Преемники Маркуса Сурины в «Теле-корп» попытались подхватить его работы, однако этот подвиг был бы под силу разве что только самому Гераклу. Вскоре выяснилось, что экономические перспективы телепортации были не просто туманными, а катастрофическими. Корпорация быстро умерила аппетиты с журавля в небе, о котором мечтал Маркус Сурина, до более трезвых и приземленных целей. Компания обратилась к Премьер-Комиссии с просьбой защитить ее от кредиторов, и вскоре все производители и продавцы, ожидавшие бума телепортации, улеглись вверх лапками. Сильные волны разошлись во все стороны, оставив после себя плавающие кверху брюхом дохлые компании. В конце концов волны достигли даже Секты Натиск, этого последнего бастиона бывших сливок общества.

Много лет спустя Лора задумалась над тем, сильно ли сопротивлялись рядовые приверженцы Секты Натиск, когда бодхисатвы решили распустить детей. Девочка оказалась в крошечном частном пансионе, неминуемо обреченном на банкротство.

Всего за два года Лора скатилась от многообещающей юной дебютантки до дисс, не имеющей ни гроша в кармане. Она поняла, что с борьбой за право стать Выдающейся личностью придется повременить.

Полностью истощив щедрость последних знакомых своих родителей и распродав все свои безделушки, Лора нашла приют на тридцать четвертом этаже заброшенного офисного небоскреба в Чикаго. Всю обстановку давно растащили, в окнах не было стекол.

– Раз в несколько лет одно из этих зданий обрушивается, погребая под обломками всех, кто находился внутри, – прокаркала одна из ее соседок, жалкая старая карга, которая никогда не знала высшего света и относилась к Лоре с неприязнью за то, что та успела мимолетно им насладиться. – Быть может, наше станет следующим.

Лора быстро освоила «танец дисс», этот неуклюжий двухфазный ритуал, заключавшийся в том, чтобы один день притворяться голодным в длинных очередях за хлебом, а другой изображать солидный деловой опыт на собеседовании при приеме на работу. Найти работу женщине без пользующихся спросом навыков, без опыта работы и без рекомендаций было практически невозможно. Лора испробовала священные тотемы, открывавшие перед ней двери в прошлом, – название улья, имена своих родителей, имя модистки, шившей ей бальные платья. Однако в этом новом мире все эти имена потеряли свое былое волшебство.

И так медленно протянулось несколько лет. Внизу, в царстве дисс, ничего не изменилось. Те же самые безучастные лица встречались на улице, день за днем. На них не было ни боли, ни злости, ни страха; эти люди просто находились здесь: зомби, жующие синтетическое мясо, выращенное в баках. Благотворительные государственные службы разбрасывали с неба био-логические программные коды, содержащие питательные химические вещества и защиту от болезней. А в самих трущобах рождался черный код, программы, позволяющие перемешать тину нейрохимикатов в голове, облегчая скуку.

Изредка у Лоры случался настоящий физический секс с незнакомыми мужчинами, как правило, в заброшенных зданиях. Иногда она со своими соседями отправлялась выплескивать жажду насилия на приходящий в упадок город. Био-логика крайне затруднила задачу нанести человеку серьезную травму камнем или обрезком трубы. Но здания… здания по-прежнему подчинялись естественным законам энтропии, и их можно было разрушить, превратить в пыль.

А затем однажды пошли слухи. Лен Борда, молодой чиновник, занимающий высокую должность в Совете по обороне и благосостоянию, выделил деньги био-логическим феодкорпам. «Эта широкая программа расходов в военной и разведывательной сфере направлена на то, чтобы положить конец Экономическому краху. Вскоре появятся новые рабочие места».

Лора уже почти два года не искала работу. К этому времени она даже редко покидала пределы своего квартала. Но слухи пробудили воспоминания о прежней жизни, об уютном пути с предопределенными карьерой, партнерством и материнством. Покинув чикагские трущобы, Лора отправилась на трубе в мегаполис Омаха в поисках работы.

Через несколько недель ее поиски привлекли к Лоре внимание Серра Вигаля.

Вигаль, получивший диплом в одном из лучших лунных университетов, открыл в себе прирожденную страсть к нейропрограммированию. Он обосновался в Омахе на той самой неделе, когда верховный управляющий Борда наперекор Премьер-Комиссии начал распределять крупные субсидии на оборонные нужды. Вигаль основал компанию, нацеленную на изучение стволовой части мозга, и отправился в Совет по обороне и благосостоянию за финансированием. Его заявка была одобрена практически без вопросов.

Молодой нейропрограммист решил представить свою компанию на фондовом рынке не как феодкорп, а как мемкорп. Ему пришлось долго выпрашивать государственное финансирование у самых разных правительственных ведомств, однако он считал, что потратил это время не зря, так как в конечном счете его сотрудники оказались защищены от давления рынка.

Выбор структуры компании также позволил Вигалю при приеме сотрудников на работу принимать нестандартные решения.

Первым таким решением стала Лора. Вигаль сразу же понял, что практические навыки ее крайне скудные, однако результат решения логических задач, которые он неизменно давал всем соискателям, оказался просто фантастическим, гораздо выше результатов большинства его породистых подмастерьев. Определенно, эта женщина обладала огромным скрытым потенциалом, и Вигаль был заинтригован. Нейронаука успела далеко уйти от примитивных технологий создания нейронов и размещения дендритов[5]. Вигаль сознавал, что для того, чтобы добиться успеха в этой области, ему требовались творческие люди, которые помогли бы расшифровать скрытое электрическое устройство головного мозга. Он взял Лору к себе в компанию.

К несчастью, первые противоречивые решения Вигаля сразу же породили первый крупный конфликт. Лора схватывала все на лету, однако остальные сотрудники компании не делали ей никаких поблажек. Работа была очень сложной. Подмастерья из кожи лезли вон, стараясь уложиться в сроки, и одни ошибки накладывались на другие. Когда проект был наконец завершен, несколько собратьев-подмастерьев Лоры обратились к Вигалю с требованием выгнать ее.

– В таких условиях работать невозможно, – заявили они. – У нас есть знакомые с гораздо более хорошими рекомендациями, которые по-прежнему остаются в рядах дисс.

Вигаль наотрез отказался разорвать контракт с Лорой, однако двигали им эгоистические соображения.

Он в нее влюбился.

В течение следующего года Лора заняла в компании место музы Вигаля. Один вид ее строгих карих глаз вдохновлял полеты фантазии, уносившие Вигаля в далекие математические земли, где бывали немногие. Однако всего одного прикосновения руки Лоры к его плечу хватало, чтобы опустить его на землю и направить в нужную сторону его блуждающий разум.

Мемкорп переживал невиданный успех. Вскоре Серр Вигаль стал одним из ведущих нейропрограммистов в мире, незаменимым при разработке сетей виртуального обучения, и признанным экспертом в вопросах стволовой части мозга. Подмастерья Вигаля подозревали, что Лора – его любовница, но, видя успехи компании, относились к своему боссу снисходительно.

Лора нередко сопровождала Вигаля на научные конференции и благотворительные приемы. Как-то раз Вигаль отправил ее в отдаленную колонию «Фуртоид» подготовить такую конференцию. Через два дня в колонии началась эпидемия, и вся она оказалась на карантине. Впоследствии никто так и не установил, был ли вирус создан искусственно или просто появился в результате мутации.

Некоторые зоны «Фуртоида» оставались на карантине в течение нескольких месяцев. Эпидемия унесла жизни четырехсот сорока семи человек.

И в том числе жизнь Лоры.

Узнав об этом, Видаль впал в глубокую депрессию. Еще совсем недавно будущее казалось таким ясным, а его амбиции не знали границ. Он только-только начинал замечать в сердце пустоту, которую мужчины обыкновенно ощущают после тридцати лет, пустоту, заполнить которую не может никакая карьера. Видалю эту пустоту заполнила Лора. И вот теперь, когда ее не стало, жизнь показалась ему блеклой и бесцельной.

Однако, когда Видаль прибыл в отдаленную колонию, чтобы забрать тело, его там ожидал сюрприз. Лора оставила после себя ребенка, зачатого вне матки, которого передали в перинатальный центр «Фуртоида». Зародыш поместили в камеру беременности вскоре после зачатия. Ходили слухи, что у Лоры был любовник, однако улью так и не удалось определить отца ребенка.

Неожиданно для себя Вигаль оказался на том пути, который когда-то видела перед собой Лора. После обязательной остановки для карьеры и до самого конца простиралось обширное пространство. Расстояние казалось невозможно огромным. Для Вигаля естественным порядком вещей было то, что мужчине предстояло преодолеть такой долгий путь одному.

Когда младенец появился из камеры беременности, нейропрограммист добился того, что его назначили законным опекуном. Затем он перевел ребенка в улей на Землю, в Омахе.

Вигаль назвал ребенка Нэтчем.

Много лет спустя Нэтч не раз заявлял, что его величайший дар – умение наживать себе врагов. И это было шуткой лишь отчасти.

Первых своих врагов он нажил, еще когда ему не было и пяти лет. Говорить он начал почти в три года – целая вечность в эпоху био-логики, – что дистанцировало его от остальных детей. В улье мальчишки повзрослее обратили внимание на его тихое поведение и стремление к одиночеству, на склонность сидеть одному в углу. Они решили исследовать этого странного ребенка единственным известным им способом: кулаками.

Как-то раз Нэтч вышел утром из своей комнаты и обнаружил за дверью пятерых собратьев по улью, поджидавших его. Мальчишки были старше него, все как один некрасивые, угрюмые с самого рождения. Интуитивно поняв, что будет дальше, Нэтч на какую-то долю секунды испытал изумление. «В чем я провинился?» – подумал он. Затем мальчишки набросились на него. Последовало несколько минут ударов кулаками и ногами и царапания, и Нэтч оказался на полу, корчась от боли.

Хромая, он вернулся к себе в комнату, усвоив ценный урок: необходимо всегда быть начеку, поскольку вселенная не нуждается в причинах, для того чтобы наложить наказание.

Возможно, мальчишки ждали только жалобных всхлипываний и криков о пощаде, что придало бы законную силу зарождающимся в них теориям о силе и слабости. Однако Нэтч не дал им этого удовлетворения. На следующее утро он, как обычно, вышел из своей комнаты и без колебаний направился прямо к группе поджидавших его драчунов. У него была возможность уклониться от встречи, однако упрямый ребенок не обошел своих врагов стороной. Он молча терпел, пока драчуны колотили его. Побои продолжались на следующий день, и на следующий, и на следующий.

Наставники всё видели. На том этаже улья, где жил Нэтч, размещалось четыре десятка детей; уединиться было негде. Однако био-логические технологии работали не в пользу Нэтча. Плавающие у него в кровеносной системе КОПОЧ были проверены в деле в гораздо более суровых условиях; они могли в считаные минуты заживлять ссадины и незначительные порезы. Драчуны не могли нанести своему противнику серьезных увечий до тех пор, пока они не станут достаточно взрослыми, чтобы извлекать из «Моря данных» черный код.

Наставники решили ждать естественного развития конфликта.

«Но как можно просто сидеть сложа руки и смотреть на страдания этого мальчика? – возразила на педагогическом совете одна из наставниц. – Нельзя допустить, чтобы это продолжалось бесконечно!»

Однако ее начальник не знал сострадания.

– Мы здесь не для того, чтобы баловать этих детей, выращивая из них неженок. За стенами нашего улья шестьдесят миллиардов человек с нетерпением ждут возможности наброситься на них и сожрать с потрохами. – Он кивнул на гибкое оконное стекло, словно эта тонкая мембрана могла защитить от суровых реалий окружающего мира. Три ветки жадно скребли снаружи по стеклу подобно когтям хищника.

– Значит, мы стремимся вырастить поколение мучеников. Это так?

Долгая пауза.

– Верь в этого мальчишку, Петаар. Никаких долгосрочных последствий у него ведь нет, правильно? Мы не допустим, чтобы так продолжалось вечно, но давайте дадим Нэтчу еще несколько дней, чтобы разобраться, что к чему. И только потом можно будет вмешаться.

Однако Нэтчу никто не рассказал про это решение, и ему бездействие наставников показалось безразличием. И этот удар оказался болезненнее всего того, что могли причинить ему юные драчуны. Разве наставники не вдалбливают детям в голову изо дня в день, что в мире правят беспристрастные, логические законы? Они твердят, что все происходящее обусловлено какими-то целями. От каждого последствия можно проследить к породившей его причине. Но Нэтч не находил никаких рациональных объяснений своим ежедневным истязаниям, и хотя наставники видели его страдания, они хранили молчание. Мальчик размышлял об этом целыми днями напролет, а ночью он боролся с когнитивным диссонансом.

Однажды Нэтч проснулся еще до рассвета, его рассудок полыхал огнем.

Окружающий мир потускнел и исчез, и остались только его руки, поднесенные к лицу. Затем комната взорвалась красками. Высоко над головой вспыхнули яркие огни, а незнакомые гулкие голоса заговорили с мальчиком о вещах, которые он не понимал. Бессвязные фразы на воображаемых языках. Имена умерших царей. Алгоритмы и зашифрованные сообщения. Нэтч тихо лежал в темноте, поглощенный страхом, захлестнутый нахлынувшими видениями.

Когда рассвело, он уже знал, что делать.

В тот день Нэтч не пришел на утреннюю проверку. Наставница Петаар заглянула к нему в комнату, опасаясь худшего. Она обнаружила мальчика на полу, придавленного тяжелым комодом, с трудом дышащего.

В улье случился страшный переполох. Обработав раны Нэтча, наставники собрали драчунов, мучивших его. Два часа они жарили мальчиков за закрытыми дверями, в конце концов вытащив из них несколько слезных признаний. И все же драчуны в один голос твердили, что не имели никакого отношения к тому, что Нэтча придавило комодом.

– Ну а игрушки, пропавшие из его комнаты? – бушевала Петаар. – Они ушли сами по себе?

Мальчики не могли этого объяснить. Наставники полдня взвешивали доказательства, свидетельствовавшие против пятерых грубиянов, и в конце концов приняли решение исключить их из улья.

Услышав эту новость, Нэтч почувствовал, как у него по спине пробежала холодная дрожь. Впервые он познал вкус победы, найдя этот пьянящий напиток превосходным.

На самом деле мальчики были не виновны в преступлении, которое им приписали; все случившееся было тщательно продуманной постановкой. Нэтч сам устроил так, чтобы оказаться придавленным комодом: он положил его на кубики, а затем осторожно убрал подпорки. Детали плана он набросал в утренние часы с рвением опытного стратега, добившись того, чтобы беглый взгляд не мог обнаружить никаких недочетов. С тех пор он уже давным-давно забыл источник своего вдохновения.

Но его замысел преуспел также в совершенно неожиданном измерении. Наставники, до того не обращавшие внимания на его страдания, теперь ходили с виноватыми лицами. Петаар из кожи лезла вон, чтобы ублажить любую прихоть Нэтча. Слухи о случившемся просочились даже до родителей детей, обучавшихся в улье, что обернулось для заведения большим скандалом. Нэтч был потрясен. Одним ударом он наголову разгромил своих врагов и разоблачил просчеты наставников.

Это происшествие преподало ему также еще один ценный урок: благодаря терпению, хитрости и предусмотрительности любые цели становились достижимыми.

Эта преграда оказалась далеко не последней в череде тех, какие Нэтчу предстояло преодолеть в улье. Другие дети поспешили заполнить пустоту, образовавшуюся после исключения драчунов, и обмануть их было уже не так просто. Они пытались мешать Нэтчу выполнять домашние задания, воровали его вещи и обвиняли его во всех своих невзгодах. Нэтч быстро сообразил, что допустил тактический просчет, спрятавшись за спинами наставников; не вступив в прямое противостояние со своими противниками, он лишь укрепил представление о себе как о слабаке.

У него появились мысли, не окажется ли этот цикл бесконечным. Неужели он обречен до конца своих дней непрерывно сражаться с чередой врагов, каждый последующий из которых более грозный, чем предыдущий, до тех пор, пока наконец не столкнется с равным себе?

В возрасте шести лет Нэтч решил, что единственным выходом для него будет бегство. Он сбежал из улья.

В то же утро Серр Вигаль получил по «Конфиденциальному шепоту» паническое сообщение от наставников Нэтча. Они спрашивали, не вскочил ли мальчик в трубу, чтобы разыскать дом своего опекуна, однако нейропрограммист не видел своего подопечного уже несколько недель. Отменив утреннее совещание, Вигаль отправился к ближайшей станции трубы. Поезд провез его через весь мегаполис Омаха к приземистому полукруглому зданию, внешне действительно напоминающему улей.

– Вы хотите сказать, что мальчик пропал? – озадаченно спросил Вигаль, встретившись с растерянными наставниками. – Я полагал, вы здесь следите за детьми двадцать четыре часа в сутки.

Директор улья склонил голову:

– Так оно и есть.

Вигаль от природы был человек спокойный.

– Вы уверены, что Нэтч просто не забрел на другой этаж? – сказал он, почесав редкие волосы на голове. – У вас ведь есть программы безопасности, разве не так? Определенно, он не мог покинуть здание так, чтобы вы об этом не узнали.

– Теоретически не мог, – подтвердил директор. – Но, похоже, это ему как-то удалось.

Омаху никак нельзя было назвать подходящим местом для маленького мальчика без сопровождения взрослых. Такой любознательный ребенок, как Нэтч, запросто мог бесследно затеряться в огромном мегаполисе с населением в двадцать два миллиона человек. В разгар Экономического краха беспризорники были обычным явлением, но даже постепенное возрождение экономики пока что не могло полностью перекрыть поток детей, убежавших из дома.

Нэтч не тешил себя иллюзиями насчет опасностей большого города, однако он уже научился сбрасывать со счетов страх как ненадежное чувство. Омаха показалась ему зоопарком: куда бы он ни поворачивал, повсюду ему открывались новые чарующие зрелища. Здания расширялись и сжимались подобно дышащим животным, вызывая то, что целые городские кварталы смещались на несколько метров в одну или в другую сторону. Путепроводы труб пересекали город сплошной сетью прожилок. А улицы были заполнены миллионами людей, которые вели разговоры без слов со своими знакомыми, находящимися на удалении тысяч километров.

Нэтч потратил несколько часов, стараясь определить, которые из пешеходов настоящие, а которые – лишь мультипроекции. Разумеется, наставники рассказывали детям про мульти; кое-кто из них сам мультипроецировался в улей из таких отдаленных мест, как Луна. Однако детям, не достигшим восьмилетнего возраста, не разрешалось проецироваться в сеть, и таким образом, они не имели с ней практически никаких контактов. Поэтому Нэтч часами бродил в толпе, крутясь на триста шестьдесят градусов, высматривая краем глаза тех, кто казался нечетким и расплывчатым до тех пор, пока он не сосредоточивал на них взгляд. Затем он подбегал и бросал в них камешек. Те, от кого камешек отскакивал, были настоящими (и иногда они выражали крайнее недовольство); те, сквозь кого камешек пролетал насквозь, были мультипроекциями. К своему изумлению, Нэтч обнаружил, что не видит между ними абсолютно никакой разницы.

Когда первоначальное очарование городом улетучилось, на всем, увиденном Нэтчем, начал сказываться опыт, полученный в улье. Воинственный уличный торговец, ругающийся со своими покупателями. Робкая женщина, семенящая в двух шагах позади своего спутника подобно преданной собачке. Разорившийся бизнесмен, которого выселяли из квартиры сотрудники Совета в белых балахонах. Все это были проявления извечной борьбы Ведущих и Ведомых.

Отыскав на общественной площади укромный уголок, Нэтч уселся лицом к стене. С видеоэкрана над ним каждые десять секунд звучал рекламный лозунг популярной обуви. «Неважно, куда бы ты ни пошел, везде будут задиры и жертвы, – сказал себе Нэтч. – Кем хочешь стать ты?»

А тем временем в улье наставники как могли пытались организовать его поиски. Мальчик отсутствовал уже почти целый день, однако только сейчас директор смог передать его имя и описание службе безопасности местного МСПОГ. В свою очередь, Серр Вигаль был поглощен загадкой того, каким образом Нэтчу удалось преодолеть систему безопасности улья. Все изумленно разинули рты, когда вечером мальчик вернулся в улей, казалось появившись из ниоткуда. Возвращаясь, Нэтч смог ускользнуть от защитных устройств с такой же легкостью, как и когда уходил.

– Классную штуку ты провернул, – сказал нейропрограммист, и в его голосе прозвучали нотки гордости. После чего, чувствуя на себе сердитые взгляды наставников, добавил: – Ты ничего не хочешь нам сказать?

Нахмурившись, Нэтч покачал головой и, не сказав ни слова, скрылся в своей комнате.

На следующий день с мальчиком произошла разительная перемена. Нападки и издевки одноулейников он встретил такой зверской усмешкой, что тем стало не по себе. После чего на его врагов обрушилась череда неприятных случайностей.

Один мальчик, который постоянно издевался над Нэтчем из-за его красивой внешности, скатился кубарем по длинной лестнице. Девочка, любившая опрокидывать поднос Нэтча с обедом, оказалась заперта в пустой кладовке и просидела там весь вечер. И так далее.

Все эти расправы были тщательно спланированы так, чтобы получить максимальный резонанс среди живущих в улье детей. Нэтч интуитивно понимал, что наказание его обидчикам должно быть непропорционально жестоким. Эта новая разновидность психологической войны привела в ужас остальных детей, до сих пор не овладевших искусством скрытности, которые пока что умели выражать свои чувства, размахивая кулаками или обращаясь в бегство. В конце концов даже самые тугодумные дети в улье заметили закономерность: тот, кто обидит Нэтча, непременно за это заплатит.

Нэтч добился желаемого. Остальные дети оставили его в покое. Он усвоил еще один ценный урок: ум имеет решающее значение.

Нэтчу быстро стало тесно в улье. Это заметил даже рассеянный Серр Вигаль, хотя ему потребовался для этого откровенный разговор с наставницей Петаар.

– Таким детям, как Нэтч, обязательно необходимо на чем-либо сосредоточиться, – сказала та. – И вам лучше позаботиться о том, чтобы ваш подопечный нацелился в нужную сторону, иначе он сосредоточится на чем-нибудь плохом.

Вигаль нахмурился. Человек, изо дня в день работающий с многозначными уравнениями нейронауки, встал в тупик, столкнувшись с такой двузначной переменной, как «хорошо» и «плохо».

– Ну а этот новый улей, который вы предлагаете, – там Нэтча нацелят в нужную сторону?

Петаар кивнула со знанием дела.

– И это еще не все. Нэтчу предстоит десять лет учиться – усердно учиться, – а затем последует один год посвящения.

– Посвящения? Ульи до сих пор этим занимаются?

– Тот, о котором я говорю, занимается.

Нейропрограммист в замешательстве пробежал взглядом многостраничную рекламную брошюру.

– Похоже, образование действительно обширное… а мой счет в Хранилище в настоящий момент весьма скромный…

– Вот почему Нэтч может подать заявку на стипендию Премьер-Комиссии.

Через несколько дней после неуклюжей прощальной проповеди от Петаар (и еще более неуклюжих прощальных объятий) Нэтча перевели в улей «Гордый орел» в Кейптауне. «Гордый орел» славился тем, что в нем все было устроено по-другому. В отличие от большинства других ульев, там не было центров беременности и родов, не было штата советников, не было никаких единых образовательных программ. В «Гордый орел» попадали те дети, которые переросли границы традиционной системы ульев и нуждались в чем-то большем. Наставники заставляли их напрягаться, проводя занятия по десять часов в день шесть дней в неделю. Таким образом, времени для безделья, скуки и проказ почти не оставалось.

Нэтч не скучал по детским играм и примитивным урокам морали, отнимавшим много времени в его прежнем улье. Где-то в далеком будущем маячило посвящение, но эту проблему он собирался решать тогда, когда придет время. В новой обстановке мальчик чувствовал себя как рыба в воде: следующие несколько лет он провел, жадно впитывая знания.

На уроках истории наставники рассказывали про мыслительные машины, из-за которых во время Восстания автоматов численность человечества сократилась чуть ли не в десять раз, о последовавшем за ним смутном времени и о золотом веке научного пробуждения, началом которого стала созданная Шелдоном Суриной дисциплина био-логики. Они рассказывали про исчезновение и объединение древних национальных государств, про взлет МСПОГ, про учреждение Премьер-Комиссии и Совета, про непрекращающуюся борьбу государственников и либертарианцев.

На уроках этики наставники рассказывали про первые религиозные верования, про то, как их влияние усохло после начала Пробуждения, и про то, как яростный фанатизм Иисуса Джошуа Смита заставил большинство оставшихся последователей уединиться на Фарисейских территориях. Они рассказывали про выдвинутую Суриной философию духовного просветления через технологии, и про секты, возникшие в современную эпоху, которые проповедовали ценности единого, ответственного общества. Они рассказывали про догматы Секты Объектив, Секты Натиск, Секты Фассель, Секты Дао и многих других.

На уроках информатики наставники рассказывали про Генри Остермана и про Компанию Остермана по оптимизации Человека (КОПОЧ), о микроскопических машинах, носящих имя Остермана, снующих по кровеносной системе и тканям человека. Они рассказывали про то, как вызывать мыслью дата-агентов, как запускать био-логические программы, взаимодействующие с машинами и дополняющие естественные возможности человеческого организма. Они познакомили Нэтча с огромным сосудом человеческих знаний, доступных в «Море данных». Они объяснили ему, как всеобщий физический закон Пренгаля Сурины позволил ученым превращать песчинки, капли воды и молекулы воздуха в квантовые компьютеры, обладающие практически безграничной мощностью.

На уроках бизнеса наставники рассказывали про основы био-логического программирования. Они показывали голографические методы программирования, давным-давно пришедшие на смену логическим системам, основанным на языках. Они обсуждали отличие между подчиняющимися законам рынка феодкорпами и мемкорпами, находящимися на общественном финансировании. Они вкладывали Нэтчу в руки набор инструкций био-логического программирования и выпускали его в «Пространство разума», демонстрируя, как зрительно представить себе логические процессы и управлять ими.

Учитывая то, какой напряженной была программа обучения, многие дети с нетерпением ждали выходных и длинных каникул, чтобы побыть со своими родными. Однако Нэтча дома ждал один только Серр Вигаль, а Вигаль никогда не вел себя с ним как близкий человек. Нейропрограммист относился к Нэтчу как к коллеге, а не как к приемному сыну. Они либо просто не замечали друг друга, либо вели вежливые беседы о текущих событиях. Обыкновенно эти беседы превращались в сократовы дискуссии: Вигаль засыпáл Нэтча вопросами так, словно скептицизм являлся непременной частью духовной стойкости.

– Да, жалко, что я ничего не смыслю в детях, – время от времени рассеянно усмехался Вигаль.

Однако Нэтч, наоборот, был рад этому. Больше всего ему нравилось проводить выходные в одиночестве в улье, когда все остальные дети разъезжались по домам, а Вигаль отправлялся по свету собирать деньги.

На протяжении нескольких лет «Гордый орел» казался Нэтчу настоящим раем. Он с рвением принимался выполнять задания и, закончив работу, просил новые, опасаясь принимать эту возможность как должное, поскольку понимал, что вечно так не продлится.

Родственники стали съезжаться в полдень накануне дня посвящения, продолжая прибывать в «Гордый орел» до позднего вечера. Нэтч из дальнего угла наблюдал за тем, как его собратья по улью уединяются со своими родителями, дядьями и братьями, чтобы выслушать от них напоследок еще одну крупицу мудрости, которую можно будет взять с собой на посвящение. Он пытался представить себе Лору, свою мать, которую он никогда не видел, гадая, какой совет она дала бы ему сейчас.

Вдруг Нэтч почувствовал руку у себя на плече. Он резко обернулся, но это был лишь Хорвил. Хорвил, самый беспокойный ребенок в улье, а также самый неряшливый и самый толстый. Хорвил, единственный друг Нэтча.

– Значит, ты полагаешь, это будет болезненным? – спросил Хорвил.

Прежде чем Нэтч успел что-либо ответить, к ним подошел еще один мальчик, старше их. Он обладал суровой красотой и сознавал это; его лицо было эталоном платоновской симметрии.

– Ну разумеется, это будет болезненным, – с издевкой произнес Броун, надвигаясь на Хорвила. – Что такое посвящение без боли? Что такое жизнь без боли?

Вызвав программу статического электричества, он ткнул мальчишек в бок. Вскрикнув, Хорвил отскочил в сторону, но Нэтч быстро запустил программу заземления, нейтрализовав разряд.

– Я очень надеюсь, будет не слишком больно, – проскулил Хорвил, успокаивая себя. Он запустил «Анальгетик 232.5», снимая жжение в боку. – Вряд ли я смогу вытерпеть сильную боль.

Броун и Нэтч какое-то мгновение молча мерили друг друга ледяными взглядами.

Вскоре после этого приехали родственники Хорвила и Броуна, и Нэтч остался в углу наедине со своими мыслями. Хорвила окружила толпа кудахчущих тетушек и двоюродных сестер, похоже, готовых запихнуть в него свой совет с помощью гвоздодера, если такое потребуется. Броун удалился в сопровождении двух идеальных, словно с рекламной картинки, родителей, похожий скорее не на их отпрыска, а на продукцию той же самой фабрики. Прежде чем уйти, он напоследок еще раз злобно ухмыльнулся Нэтчу.

– Не одному только Хорвилу будет больно, – выпалил ему Броун по «Конфиденциальному шепоту».

Все знали, чего ожидать от посвящения, однако, по мере того как приближался назначенный час, напряженность нарастала. Учащимся, разделенным по половому признаку, предстояло целый год провести в дикой природе, с отключенными КОПОЧ. Био-логические программы, регулирующие сердцебиение, ведущие календарь и оптимизирующие объем памяти в головном мозге, будут остановлены. Учащимся придется смотреть на слова, не имея возможности мгновенно узнать их значение из «Моря данных». Они будут сморкаться и кашлять, получать синяки и ссадины и забывать нужные вещи. И, самый кошмарный ужас, они будут просыпаться среди ночи, чувствуя, как самое настоящее дерьмо струится по их кишечнику…

– «Человеческие существа являются лишь подпрограммами человечества», – произнес чей-то голос.

Должно быть, Нэтч незаметно для себя задремал, поскольку он не заметил подошедшего к нему мужчину средних лет. Его одежда песочного цвета определенно была немодной (да к тому же еще и плохо скроенной), однако на лице застыла рассеянная дружелюбная улыбка человека, постоянно витающего в облаках. В миндалевидных глазах смутно чувствовался Восток. Нэтч вежливо улыбнулся мультипроекции Серра Вигаля.

– Эти слова принадлежат Шелдону Сурине, – мягко продолжал Вигаль.

– Что он хотел этим сказать?

– Ну, если ты веришь своим наставникам, Сурина имел в виду то, что каждый человек должен испытать на себе мучительный путь человечества от мрака к свету. Они считают, что Сурина хотел бы показать тебе, какой была жизнь до Пробуждения. Чтобы ты смог в полной мере оценить современный мир.

– Ну а ты что думаешь?

Устремив взгляд вдаль, Вигаль погладил свою тронутую сединой бородку.

– Не знаю. Возможно, Шелдон Сурина просто хотел, чтобы все оставались непредвзятыми и относились друг к другу хорошо.

Нэтч едва удержался от того, чтобы закатить глаза. Это был типичный совет, полученный им от Серра Вигаля: мягкий, безобидный и абсолютно бесполезный.

– Я полагал, ты не сможешь прийти, – сказал Нэтч. – Я полагал, ты выступаешь на какой-то конференции.

– Да, совершенно верно, – нахмурился Вигаль. – Но я уговорил одну из своих подмастерьев прикрыть меня. По крайней мере, она сказала, что прикроет меня… – Нейропрограммист посмотрел себе под ноги, словно надеясь найти какие-то ответы, вплетенные в ацтекские узоры ковра. Наконец он виновато пожал плечами: – Ну, в настоящий момент я ничего не могу с этим поделать.

Заметив недоуменное выражение лица своего опекуна, Нэтч с трудом сдержал улыбку. Злиться на Серра Вигаля было просто невозможно. Пусть он безнадежно оторван от реальности, но, по крайней мере, он относится к этому с юмором.

– Идем, – сказал нейропрограммист, хлопая виртуальной рукой Нэтча по плечу. – Давай прогуляемся по саду, и я выдам тебе остатки той сентиментальной чепухи, которую тебе придется терпеть на протяжении следующих двенадцати месяцев.

Сад «Гордого орла» вызывал зависть у всего Кейптауна. Огромные подсолнечники росли бок о бок с пышными маками и неприступными кактусами, а над ними возвышались секвойи, бонсаи и вязы. Нэтч готовился к посвящению, учась распознавать то, чего не существовало бы без науки био-логики, созданной Шелдоном Суриной, и существенное место в этом занимало невероятное разнообразие растений. Легко можно было забыть, что био-логика имела отношение к программированию не только человеческого тела, но и других органических структур.

В течение нескольких минут Серр Вигаль хранил молчание. Нэтч почувствовал, как у него волосы на затылке встали дыбом, когда опекун бросил на него взгляд человека, утомленного мирской суетой. Засунув руки в карманы, мальчишка постарался не обращать на это внимания.

В миллионный раз Нэтч гадал, в каких отношениях был с его матерью Вигаль. Он ее любил? Спал с ней? Если бы Лора не подхватила смертельную заразу в орбитальных колониях, они сейчас были бы компаньонами? Но это занятие было бесполезным. Нэтчу удалось вытащить из Вигаля лишь скелет истории его жизни. Порой Нэтчу казалось, что нейропрограммист – его отец, однако «Генеалогическая ищейка 24.7» заключила, что различия в ДНК делают близкие родственные отношения крайне маловероятными.

– Я слышал, кое-кто из твоих одноулейников после посвящения собирается основать собственные феодкорпы, – вдруг без всякого предисловия сказал Вигаль.

– Есть такие, – кивнул Нэтч.

– Полагаю, твой друг Броун в их числе.

У Нэтча перед глазами возник образ его ненавистного соперника, и его захлестнула волна самых разных чувств. Все детство они с Броуном с опаской кружили друг вокруг друга, словно фехтовальщики, постоянно пытаясь найти слабое место. А в последний год соперничество Нэтча и Броуна переросло в полномасштабную войну.

– Броун мне не друг, – стиснув зубы, возразил Нэтч.

Прозвучавшая в его голосе злость пролетела где-то у Вигаля над головой.

– А что насчет Хорвила?

– Он пока что не знает.

– Ну а ты? После улья, после посвящения, что тогда?

Последовала долгая пауза.

– Я… кое с кем встречался.

Тихо вздохнув, Вигаль сделал вид, будто рассматривает свисающую гроздь винограда.

– Понятно.

И опять наступило молчание. Казалось, Серр Вигаль собирается с духом, чтобы что-то сказать. Тем временем в окна оранжереи Нэтч видел, что оживление в здании улья постепенно стихает. Родители напоследок еще раз заключали своих детей в виртуальные объятия, после чего разрывали мультисвязь. Всего через восемнадцать часов для Нэтча и его друзей начнется посвящение.

– Послушай, Нэтч, – наконец сказал его опекун, – мне бы хотелось дать тебе один совет, прежде чем ты отправишься на посвящение. Просто… Я в таких делах не силен. Как ты знаешь, я не собирался воспитывать ребенка. В каком-то смысле это свалилось на меня как снег на голову… И теперь, по прошествии стольких лет, я не знаю, с чего начать… – Вигаль умолк, собираясь с мыслями, сознавая, что начало получилось не слишком удачным. – Нэтч, я попытался дать тебе такое образование, какое пожелала бы дать тебе твоя мать. Сама она считала, что улей не подготовил ее должным образом к самостоятельной жизни в мире. И вот теперь я гадаю, не произойдет ли то же самое с тобой здесь, в «Гордом орле».

– Это же глупость какая-то! – настороженно встрепенулся Нэтч. – Всем известно, что это один из лучших ульев на свете!

– А как это измеряется?

– Ну, похоже, так считают капиталмены. Ты знаешь, сколько программистов из последнего выпуска нашли финансирование для своих феодкорпов?

– Слишком много, если хочешь знать мое мнение.

Нэтч пожал плечами. Сегодня у него не было желания ввязываться с Вигалем в нудные споры.

– Сейчас все обстоит по-другому. Экономика стремительно растет, открывающихся возможностей слишком много, чтобы терять время, работая подмастерьем. Два года назад…

Нейропрограммист остановил своего опекуна, подняв руку. У него на лице отразилась боль.

– Эту чепуху я слышу от церберов каждый день. И меня удивляет, что ты, уму непостижимо, не можешь разглядеть пропаганду, столкнувшись с ней. Но это относится не только к тебе. Твои собратья по улью, наставники, Броун, Хорвил – все они купились на этот вздор. – Вигаль потер руки, словно пытаясь очистить их от зловонной, ядовитой липкой слизи.

Нэтч мысленно перебрал каталог своих разговоров с нейропрограммистом, однако эта эмоциональная вспышка со стороны Вигаля была чем-то из ряда вон выходящим. Нэтч даже представить себе не мог, что Вигаль задумывается о его образовании, и уж тем более имеет какие-то страстные убеждения на этот счет.

– Броун уверен в том, что он готов начать собственное дело, – решительно продолжал Вигаль. – Ну и пусть. Это злобный человек, нацеленный на пустую, бессодержательную карьеру, и он горько пожалеет о том, что отказался от нескольких дополнительных лет обучения без давления со стороны рынка. Но ты, Нэтч, ты не такой, ты лучше. Ты еще не готов возглавить собственную компанию. Если ты слишком рано окунешься в мир феодкорпов, ты пожалеешь об этом.

Ошеломленно отпрянув назад, Нэтч присел на край каменного горшка. Ему еще никогда не приходилось выслушивать от Вигаля упреки, и сейчас это причинило ему острую боль, словно электрический разряд от программы Броуна.

– Так чем же хочешь заставить меня заниматься ты? – с горечью бросил Нэтч.

– Нэтч, я не могу заставить тебя делать что-либо, – сказал Вигаль. Его сосредоточенность уже начинала таять, сменяясь обычной меланхолией. – Когда ты закончишь посвящение, ты будешь уже совершеннолетним и сам сможешь принимать решения. Ты сможешь записаться в свой МСПОГ, примкнуть к каким угодно сектам. Если захочешь, ты сможешь обратиться к капиталменам за финансированием и открыть собственный феодкорп. Но… если бы я мог чего-либо тебе пожелать, то я бы пожелал, чтобы ты устроился подмастерьем где-нибудь поблизости… где я смог бы за тобой присматривать. – Он смущенно покраснел.

«Значит, вот в чем все дело», – подумал Нэтч. Он никак не ожидал услышать проповедь от своего опекуна – больше того, он вообще не думал, что Вигаль сегодня объявится. Но теперь, когда проповедь превратилась в референдум по родительским качествам нейропрограммиста, происходящее постепенно начинало принимать смысл.

Тяжело вздохнув, Серр Вигаль вытянул руки за спину, словно скинул с себя тяжелую ношу. Нэтч сообразил, что его опекун долго репетировал эту речь.

– Я вижу выражение твоего лица, – тихо промолвил Вигаль. – Я видел твои оценки на экзаменах по био-логике, Нэтч. Лучшие в классе.

– Почти, – зловеще прошептал подросток. Из задворок сознания ему ухмылялось самодовольное лицо Броуна.

– Неважно. Главное то, что ты, уверен, ждешь множества предложений от капиталменов. Нет, можешь не рассказывать о своих встречах – я уже все знаю. Я не прошу тебя принять решение прямо сейчас. Мы поговорим снова через двенадцать месяцев. А сейчас я прошу только о том, чтобы ты держал глаза и уши открытыми, а также размышлял над тем, чтобы после посвящения стать подмастерьем – где угодно. И еще: будь осторожен.

Нахмурившись, подросток пнул мох, выросший в щелях между плитами.

– Не нужно нянчиться со мной как с маленьким ребенком! Я знаю, что сумею постоять за себя.

– Да, – вздохнул Вигаль, – и временами я со страхом думаю, что это всё, что ты знаешь.

Нэтчу было не привыкать бродить ночью по коридорам «Гордого орла» одному. Он научился передвигаться совершенно бесшумно, не из страха перед наказанием, а чтобы лучше сосредоточить внимание на отрывистом языке скрипучих половиц и неугомонных насекомых. Такие звуки можно было услышать лишь в зданиях, построенных до изобретения самосжимающихся сооружений.

Ночью накануне посвящения в коридорах было полно народа. Подростки сновали из комнаты в комнату, дерзко не обращая внимания на сигнал отбоя, со слезами прощались друг с другом, клялись в вечной любви, сводили давнишние счеты. Нэтч встретил не меньше десятка пар, уединившихся за закрытыми дверями, чтобы напоследок еще раз насладиться интимной близостью «Вздоха». Отовсюду доносились нервные смешки. Нэтч осторожно заглянул в коридор крыла наставников. Следуя освященной временем традиции, те пьянствовали, не обращая внимания на происходящее.

Всю последнюю неделю Нэтч прилежно изучал прогнозы церберов относительно рынка био-логики. В этом году спрос на молодых программистов достиг критической массы. Правила Мем-Кооператива запрещали феодкорпам и мемкорпам брать молодежь в подмастерья и выделять ей стартовый капитал до того, как она выпустится из улья. Однако экономика, бурно развивающаяся под началом Лена Борды после Краха, создавала новые рабочие места со скоростью, многократно превосходящей темпы появления на рынке труда молодых специалистов, поэтому многие компании готовы были рискнуть нарваться на вялые санкции Кооператива.

В улье Нэтч изучал законы спроса и предложения. Какое лучшее время собрать деньги на феодкорп, как не ночь накануне посвящения?

Спустившись вниз в атриум, Нэтч растянулся на диване в ожидании капиталмена Фигаро Фи. На прошедшей неделе это была уже его пятая ночная встреча с могущественными воротилами мира феодкорпов, и самая важная. Богатый и эксцентричный Фи финансировал многие начинания, добившиеся поразительных успехов в рейтинге «Примо». Феодкорпы Лукаса Сентинеля и «Дейтерион» были обязаны своими лаврами щедрой поддержке Фигаро, как и «Братья Патель», новая звезда, восходящая на небосклоне био-логики. Нэтч был удивлен тем, что знаменитый капиталмен вообще соизволил с ним встретиться, и с готовностью согласился на его условия – встреча посреди ночи, когда у Фигаро был в самом разгаре рабочий день в Пекине. Нэтч объяснил, что в последнее время сеть стала недоступна для учащихся. Он воспринял как хороший знак то, что Фи согласился сам мультипроецироваться в Кейптаун.

В три минуты пополуночи, когда громкий гвалт на верхних этажах затих до слабого гула, посреди атриума материализовалась мультипроекция.

Человек, отчеканивший выражение «Не судите о книге по ее обложке», вероятно, имел в виду такого человека, как Фигаро Фи. Великий капиталмен был ростом почти на целую голову ниже самого низкорослого наставника из улья – пожалуй, ниже даже большинства учеников, – но зато поперек имел такие же габариты, как и в высоту. Его броское одеяние, золотое с серебром и медью, громко заявляло о его индивидуальности. Все до одного короткие толстые пальцы были унизаны перстнями; на некоторых их красовалось по два, по три. Приняв от подростка почтительный поклон, Фигаро едва заметно кивнул в ответ.

Нэтч посмотрел капиталмену прямо в глаза.

– Я пригласил вас сюда, – сказал он, – потому что мне нужны ваши деньги.

Фи холодно оглядел его, словно фермер, изучающий свои владения.

– Вот как? – В его негромком хрипловатом голосе прозвучала неприкрытая насмешка.

– Если вы не готовы открыть для меня свой счет в Хранилище, тогда вам, наверное, лучше прямо сейчас разорвать мультисоединение и больше не отнимать у меня времени. В противном случае следуйте за мной. – С этими словами Нэтч развернулся и двинулся по коридору.

Нэтч оглянулся только тогда, когда дошел до одного из обитых плюшем кабинетов, в которых в «Гордом орле» принимали гостей. Возможно, когда-то в этом тускло освещенном помещении стояли шкафы с фолиантами в кожаных переплетах. Оглядываясь, Нэтч не мог сказать, увидит ли позади себя капиталмена. Он едва сдержал торжествующую усмешку, убедившись в том, что маленький толстяк последовал за ним.

Фигаро Фи плюхнулся в мягкое кресло.

– В дерзости тебе не откажешь, и мне это нравится, – язвительно промолвил капиталмен. Достав из кармана толстую сигару, он откусил кончик. – Выкладывай, что у тебя есть, – проворчал он.

Нэтч начал презентацию, которую мысленно уже прокрутил раз сто. Она была краткая и по существу. Он представил голографы своих программ и краткий список своих наград, полученных на научных конкурсах, после чего изложил основы рыночной стратегии своего феодкорпа. Закончив, Нэтч не предпринял попыток продолжить пустую беседу, а просто умолк и стал терпеливо ждать реакции публики.

Лицо Фигаро растянулось чуть ли не в похотливой усмешке.

– Мне это нравится, – сказал он. – Ты обдумывал все это на протяжении нескольких недель, правильно? Тянул до последней минуты. И та сценка в атриуме. Умно, мальчик, очень умно!

Нэтч стоял, вежливо сложив руки за спиной, и ничего не говорил.

– Разумеется, ты знаешь, что именно я хотел увидеть, – продолжал Фи. По-видимому, он не собирался закуривать сигару – впрочем, в мультипространстве это все равно было бы бессмысленно, – предпочитая просто крутить ее двумя пальцами. – Ты понимаешь, что я прибыл сюда не ради того, чтобы еще раз увидеть твои достижения. Я здесь не для того, чтобы смотреть, как ты выполняешь свои программистские фокусы, словно ученая обезьяна, и не для того, чтобы слушать твою заранее подготовленную речь о том, как ты можешь принести пользу обществу. – Откинувшись назад, капиталмен громко рассмеялся, словно ему рассказали очень смешной анекдот. Золотое шитье у него на животе сочувственно затряслось.

– На самом деле я здесь для того, чтобы посмотреть, как ты себя ведешь, – продолжал Фигаро. – Чтобы убедиться в том, что у тебя действительно есть «убийственное чутье», о котором я столько слышал. Так что скажи мне, Нэтч, почему ты думаешь, что я тебе сегодня дам хотя бы один кредит?

– Потому что, если этого не сделаете вы, – ответил подросток, – это сделает кто-нибудь другой.

– И ты полагаешь, что я рискну запятнать свое доброе имя в Мем-Кооперативе, выделив деньги на феодкорп мальчишке из улья, еще не прошедшему посвящение?

– О, ну пожалуйста, не надо! У вас достаточно денег, чтобы десять раз откупиться от Кооператива!

– Верно, верно. – Похоже, Фигаро был полностью доволен собой, и у Нэтча мелькнула мысль, не собирается ли он поделиться сплетнями о том, каково это – вести привилегированный образ жизни. Вечеринки с крупными лунными землевладельцами, программисты, выполняющие любую прихоть, телепортация по первому требованию.

Однако капиталмен двинулся по другому руслу. Зажав сигару зубами, он хитро посмотрел на Нэтча.

– Я удивлен тем, что ты вообще пригласил меня сюда, – сказал Фи. – Если бы ты выполнил домашнюю работу прилежно, ты бы узнал, что я предпочитаю не класть все яйца в одну корзину. Не в моем духе рисковать своей шеей ради двух мальчишек из одного улья.

У Нэтча внутри все оборвалось. В «Гордом орле» был еще всего только один учащийся, кто мог бы привлечь к себе внимание такого влиятельного капиталмена, как Фигаро Фи. Нэтч мысленно представил себе последнюю отвратительную усмешку, которой одарил его сегодня Броун. «Не одному только Хорвилу будет больно». Он с такой силой стиснул за спиной кулаки, что впившиеся в ладони ногти оставили кровавые полумесяцы.

– Так зачем же вы прибыли сюда? – оскалился подросток.

Лицо Фигаро растянулось в самодовольной усмешке.

– Конечно же, потому что это доставляет мне удовольствие.

У Нэтча в голове пронеслись дикие мысли, обнажая в свирепой ярости свои клыки. Если бы Фигаро присутствовал здесь во плоти, Нэтч, возможно, вцепился бы ему в жирную шею. Почувствовав у себя в желудке урчание, он вызвал программу нейтрализации кислотности, однако это не помогло. У него перед глазами метались образы: Броун, с самодовольным лицом и фигурой Адониса, потягивает дорогое вино на вилле на Луне. Броун сидит во главе очень длинного стола совещаний, а почтительные подмастерья жадно ловят каждое его слово. Броун смеется над ним, Нэтчем.

– А вам доставит большое удовольствие, если я обращусь в Мем-Кооператив и скажу, что вы выделили деньги учащемуся улья? – прошипел Нэтч. Эти слова сорвались у него с уст прежде, чем он понял их смысл. Он дал выход переполнявшей его ярости. – И не просто какому-то учащемуся улья – а избалованному сыну богатых родителей, которые, вероятно, дали вам на лапу? Или что если я обращусь к церберам? «Капиталмен признался в подкупе чиновников Мем-Кооператива» – такой заголовок будет в самый раз для Сен Сивв Сорра.

Внезапная вспышка Нэтча не вызвала у Фигаро Фи ни гнева, ни удивления. Наборот, он стал еще безмятежнее, что только еще больше разозлило подростка.

– Значит, теперь ты мне угрожаешь, – небрежным тоном произнес капиталмен.

Даже по прошествии многих лет Нэтч раздраженно морщился, вспоминая тот вечер, и гадал, как он мог клюнуть на такую очевидную приманку. Однако тогда, застигнутый врасплох, он, полностью потеряв над собой контроль, выплескивал на капиталмена всю свою подростковую злость, сам уже не понимая смысла своих слов:

– Это ваш выбор! Вы можете вложить в него деньги, а я донесу на вас в Мем-Кооператив и в Совет по обороне и благосостоянию! Я расскажу церберам! Вы пожалеете о том, что вообще прибыли сюда! Или вы можете вложить деньги в меня.

Похоже, коротышка-капиталмен искренне наслаждался его страданиями. У него на лице застыло выражение хулиганистого мальчишки, который тычет палкой лягушку.

– Ну хорошо, хорошо, мальчик, успокойся! – наконец резко произнес он. Его пухлая рука наотмашь нанесла Нэтчу виртуальную затрещину. – Ты можешь оставить свои угрозы при себе.

– Это еще почему?

– Потому что у тебя на меня ничего нет. Да, я уже решил выделить средства твоему другу. Но я не настолько глуп, чтобы сделать это до того, как он вернется с посвящения.

Нэтч ощутил приступ накатывающейся тошноты, в висках у него колотила кровь. У него мелькнула мысль, что именно это, наверное, и называется рвотными позывами. Оглушенный, он с трудом добрался до стоящего рядом кресла и рухнул на радушные мягкие подушки.

– Рекрутеры рассказали мне о тебе все, – продолжал Фигаро Фи, закидывая виртуальную ногу на оттоманку. – «Блестящий ум, но очень ограниченный, – сказали они. – Вспыльчивый. Неуравновешенный». Но мне просто хотелось убедиться в этом лично. Уж слишком хороши были твои оценки по био-логике. Нельзя было пройти мимо такого.

И вот, Нэтч, хорошая новость для тебя. Ты мне понравился. У тебя в глазах тот же самый взгляд, какой сорок лет назад был у меня самого. Жадный! Яростный! Бескомпромиссный! И кстати, оценки у тебя гораздо лучше, чем были у меня, даже по экономике.

Нет, я не передумал. Я не дам тебе ни одного кредита со своего счета в Хранилище. Но я собираюсь дать тебе кое-что еще более ценное.

Я расскажу тебе, почему.

Коротышка-капиталмен снял свои ноги с оттоманки. Подавшись вперед, он поставил локти на колени, буквально свернувшись в клубок, словно жук-пилюльщик.

– Слушай внимательно: все мы, занятые в био-логической индустрии, все капиталмены, программисты, каналисты, церберы, мастера феодкорпов и мастера мемкорпов, инженеры и аналитики… все мы рабы, Нэтч. Все мы рабы желания.

Желание. Вот что заправляет миром! Желание сдвигает горы, поглощает цивилизации!

Ты это понимаешь, Нэтч, да? Желание повсюду. Оно в людях. Оно в программах. В политике. В природе. Вселенная просто не может оставаться в покое. Она желает двигаться; даже самые мельчайшие частицы желают быть в движении. Возьмем био-логику. Для био-логических программ естественное состояние быть несовершенными и неполными, разве не так? Мы выпускаем версию программы 1.0, и она неизбежно является несовершенной. Версия 1.0 желает версию 2.0, не так ли? Буквально умоляет о ней. Программист несколько месяцев трудится над версией 2.0, но лишь чуточку окунается в бездонный резервуар желания. Версия 2.0 желает версию 3, версия 3.0 желает версию 4, и так далее, и так далее – до бесконечности!

Программа понижения кислотности не помогала. Где-то в глубине рассудка Нэтч сознавал, что не выполнит свою угрозу, которую он высказал Фигаро. Он не проведет свои последние часы в «Гордом орле» в отчаянных метаниях между второсортными капиталменами в поисках противозаконных подачек. «Поскорее бы закончился этот разговор! Если бы я только смог забиться в свою раковину, словно улитка, и больше никогда в жизни не увидел бы ни Фигаро Фи, ни Броуна с Вигалем!»

Однако капиталмен неумолимо продолжал:

– Тебе приходилось слышать историю бодхисатвы Секты Объектив и Лукко Примо? Бодхисатва спрашивает у Примо, в чем ключ к успеху. Примо отвечает: «В трех вещах: способности, энергии и видении цели». Способности у тебя есть, Нэтч, и у тебя определенно есть энергия – возможно, способностей и энергии у тебя больше, чем мне когда-либо приходилось видеть!

Но что насчет видения цели? Мне хватило и сорока пяти минут, чтобы понять, что его у тебя нет и в помине. У тебя только одни безграничные желания, Нэтч! Но желания без цели уничтожают человека. От отвязного человека, не способного обуздать свои желания, можно ожидать чего угодно. Такие люди гробят процветающие компании. Калечат человеческие жизни. Они способны на какое-то время ярко вспыхнуть, о да! Но в конечном счете отвязный человек терпит неудачу. Теряет деньги.

А теперь возьмем твоего друга Броуна…

– Пожалуйста, не называйте его так! – простонал Нэтч.

– Возьмем твоего друга Броуна. Он отличный программист, но мне доводилось видеть и лучше. Он умеет ладить с людьми, и у него привлекательная внешность, что никогда не мешает. Но у него есть то, чего нет у тебя. Броун точно знает, что он делает и куда идет. Все это я уже видел раньше. Ты поднимешься наверх гораздо быстрее Броуна, но затем тебя просто сбросит оттуда какой-нибудь другой малец, более жадный и более злой, чем ты. Вот как происходит всегда.

Фигаро встал, довольный своей проповедью. Свою изжеванную сигару он убрал обратно в карман, оставив Нэтча недоумевать по поводу того, зачем он вообще ее доставал. Перед тем как разорвать мультисоединение, Фи обернулся к подростку и изогнул бровь:

– Да, вернемся к той истории с Лукко Примо… Пару лет спустя тот цербер спрашивает у Примо: «Так какая составляющая успеха самая главная – способности, энергия или видение цели?» Примо откидывается назад и на минуту задумывается. «Видение цели, – наконец отвечает он церберу. – Способности и энергию можно купить».

Непристойно расхохотавшись, Фигаро приготовился разорвать мультисоединение.

– Удачи тебе в посвящении, – сказал он на прощание. – Она тебе пригодится.

Кое-кто из ребят прознал о том, что посвящение состоится в южной части Тихого океана, на границе территории Островитян. В тех краях сотни островов оставались девственно-чистыми, не тронутыми современными технологиями. Другие ребята возражали, что остров нельзя считать достаточно изолированным местом. Нет, их отправят в какую-нибудь орбитальную колонию, специально созданную для этой цели, а может быть, в один из секторов Марса, не знающих никаких законов.

Хорвил решил (не имея для этого никаких оснований), что подростков отправят на дно океана жить в одной из колоний-пузырей, которые с периодичностью в двадцать лет пытались оживить торговцы недвижимостью.

– Я знал, что нужно было изучать гидропонику, – жаловался он Нэтчу, когда они в последний раз покидали улей. – И плаваю я отвратительно. Не могу даже задержать на минуту дыхание. Ты ведь меня не бросишь, Нэтч, правда? Не дашь мне утонуть?

За все утро Нэтч не произнес ни слова. Он считал бессмысленными досужие рассуждения о цели путешествия. Цивилизованный мир изобиловал разбросанными повсюду комплексами для посвящения, от Земли и Луны до пояса астероидов, и Нэтч никогда не слышал, чтобы какой-нибудь один из них был лучше остальных. К тому же по собственному долгому и болезненному опыту он знал, что изоляция не имеет географических границ. Даже если наставники решили переправить учащихся в самую отдаленную орбитальную колонию – например, на одну из экспериментальных станций за пределами орбиты Юпитера, – это все равно не сотрет чувство стыда за вчерашнее собеседование с Фигаро Фи. И Броун все равно будет там, со своей нестерпимой усмешкой и сознанием того, что он одержал над Нэтчем верх.

Хорвил и Нэтч угрюмо прошли вместе с остальными подростками к ховеркрафту с обтекаемыми обводами, который должен был доставить их к цели назначения. «Сокол-4730», стандартная рабочая лошадка аэрокосмической индустрии, использовался повсюду, начиная от внутригородских перевозок и до межконтинентальных грузовых рейсов. Это воздушное судно могло доставить пассажиров в любую точку Земли, а может быть, и в колонию на низкой орбите, – но не под воду, с облегчением отметил Хорвил.

Шестьдесят четыре подростка поднялись на борт ховеркрафта и заняли свои места. Разговоров почти не было. Кто-то прижимался лицом к стеклу иллюминатора, с тоской бросая последний взгляд на здание в форме пчелиного улья, которое на протяжении нескольких лет называлось домом. Окна улья были утыканы носиками маленьких детей, с любопытством смотрящих на то, что ждало в будущем их самих. Другие махали рукой девушкам, выстроившимся во внутреннем дворе в ожидании своего челнока, который отвезет их на посвящение.

– Прощай, долбаное детство! – вздохнул Хорвил, словно одержимый, маша детям. – Здравствуй, долбаная взрослая жизнь!

Но Нэтч его не слушал. Он размышлял об обвинении, которое бросил ему Фигаро Фи: «Где твое видение цели?» Подросток поморщился – сейчас эти слова были как нельзя к месту. Поднявшись в воздух над двором улья, ховеркрафт устремился к неведомому. Куда бы ни направлялся Нэтч, он летел туда быстро.

От взлета до приземления путешествие заняло всего несколько часов. В конечном счете челнок прилетел все-таки не в отдаленную орбитальную колонию, а в природный заповедник к юго-западу от Городов-Близнецов. Комплекс посвящения занимал несколько сот квадратных километров нетронутой земли, огороженных от внешнего мира глухим забором. Ховеркрафт приземлился на импровизированный помост на вершине голого холма, продуваемого всеми ветрами.

Увидев поднявшуюся в воздух пыль, Нэтч, повинуясь инстинкту, вызвал мысленно программу очистки носовых пазух. И тут обнаружил, что вызывать нечего.

Учащиеся были полностью отрезаны от «Моря данных».

Остальные подростки также успели это понять. С угрюмыми лицами они сошли с судна на землю и закинули за плечи рюкзаки, гадая, что будет дальше. Одинокий наставник, сопровождавший их на борту судна, встал позади большого валуна, выполняющего роль кафедры, и начал говорить. Сразу же стало ясно, что его речь отточена до совершенства за многие годы.

– Два миллиарда людей погибло в ходе Восстания автоматов, – громогласно произнес наставник, для пущей важности ударяя кулаком по валуну. – Два миллиарда! Приблизительно пятая часть тогдашнего населения мира. Целые города, культуры и народности исчезли безвозвратно.

Он помолчал для большего эффекта. Подростки слушали его затаив дыхание.

– Почему? Эти люди погибли, потому что забыли вот об этом. – Наставник обвел рукой окружающую местность. Тысячи деревьев качались на ветру подобно восторженной толпе, а у подножья холма на горизонте одиноким Фомой Неверующим раскинулся маленький лагерь.

– Вокруг себя вы видите живую природу такой, какой была та, в которой когда-то жили ваши предки. Они не могли запускать био-логические программы, чтобы согреться зимой, и одной мыслью запрашивать десять различных прогнозов погоды. У них не было работающих внутри тела машин КОПОЧ, оберегавших их от травм и болезней. Ваши предки научились жить так за сотни тысяч лет проб и ошибок.

Но когда люди решили забыть свое наследие, полностью положившись на живые машины, а не на самих себя, человечество едва не исчезло. А поскольку они забыли уроки своих предков, в последовавшие за Восстанием страшные десятилетия многие миллиарды были обречены жить в голоде.

Мы больше никогда не должны забывать свое наследие.

И посему в течение следующего года вы познакомитесь с природой так близко, как не было никогда до этого. Вы будете ощущать боль, испытывать отчаяние, получать травмы. Вследствие этого кто-то из вас рассудит, что природа ваш враг. Другие увидят в ней равнодушную, безликую силу.

Но если вы потеряете веру, помните следующее: ваши тела были созданы для того, чтобы выживать в самых суровых условиях, какие только может обрушить на вас природа. За сотни тысяч лет мы покорили природу. И вы покорите ее снова.

По сравнению с вашими предками у вас есть много преимуществ. За вами поколения генной инженерии, позволившей укрепить ваши тела и отточить разум. Вы обладаете знаниями, накопленными за шестнадцать лет обучения в улье. У вас есть ваши товарищи. Ну а когда ничто это не поможет, у вас есть уверенность в том, что ровно через двенадцать месяцев пилот приведет ховеркрафт в это самое место, чтобы доставить вас обратно в цивилизацию.

Поэтому, если у вас спросят, зачем родители отдали вас в посвящение, зачем вы провели целый год в глухом лесу, вместо того чтобы совершенствовать навыки био-логического программирования, вы ответите следующее: я прошел посвящение, выполняя свой долг перед человечеством. Я прибыл сюда для того, чтобы обеспечить продолжение человеческого рода.

«Гордый орел» хочет поблагодарить вас за долгие годы, проведенные с нами. Пройдя это последнее испытание, вы перестанете быть мальчишками из улья. Вы станете молодыми мужчинами.

Как любил повторять Шелдон Сурина: «Пусть вы всегда будете стремиться к совершенству!»

Наставник учтиво поклонился собравшимся подросткам; те были настолько потрясены, что смогли лишь ответить ему тем же. После чего он поднялся на борт ховеркрафта и кивнул пилоту. Через считаные минуты судно бесшумно поднялось в воздух и скрылось на юге, возвращаясь обратно в Кейптаун.

Шестьдесят четыре подростка стояли на вершине холма, растерянно озираясь друг на друга и по сторонам. Затем они дружно двинулись пешком вниз, в сторону лагеря, которому предстояло стать их домом на ближайшие двенадцать месяцев.

Обустройство лагеря оказалось не таким примитивным, как все ожидали. Четыре ряда деревянных домиков выстроились вдоль четырех пыльных улиц под присмотром большой металлической таблички с надписью «Лагерь 11». Разумеется, эти здания вели себя совсем не так, как привыкли подростки, – они не могли готовить еду, не повиновались мысленным приказам и не сжимались, сберегая место, – но все же это были далеко не те лачуги, которые со страхом представляли себе ученики.

Послушники разделились на группы по четыре человека и выбрали себе домики. Броун и Нэтч разошлись в противоположные концы лагеря, словно разноцветные короли на шахматной доске. Хорвил остался с Нэтчем.

Наставники обеспечили послушников обилием всевозможной одежды, относительно удобными койками и даже зачатками водопровода. До сих пор мало кому из подростков доводилось видеть настоящий туалет, и они провели несколько часов, спуская воду в симфонии юношеского веселья. Разведывательный отряд быстро обнаружил к востоку от лагеря большие ухоженные сады и огороды, способные накормить всех. В кладовках хранились старинные ручки и стопки настоящей древобумаги, садовый инвентарь, теплые куртки и перочинные ножи. Казалось, единственной трудностью, с которой предстояло столкнуться здесь подросткам, должна была стать скука.