Искатель, 2001 №8

«Я буду преследовать их, пока не загоню на край земли», — поклялся один из отцов Уолл-стрит, знаменитый нью-йоркский банкир Альберт Шаттук, ограбленный и едва не убитый в собственном доме шайкой разбойников. Старый миллионер сдержал слово и посвятил весь остаток своей жизни поиску коварных и дерзких преступников…

Шестидесятисемилетний Альберт Шаттук, удалившийся от дел банкир, основатель одной из могущественнейших финансовых империй мира, обладал всеми качествами, необходимыми для достижения головокружительного успеха. Про таких говорят: «Ему палец в рот не клади». Невысокий, коренастый, мощный, волевой, Альберт Шаттук шел к славе и богатству, сметая все возникавшие на пути преграды, как вихрь сметает гнилые дощатые заборы. И, даже уйдя на покой, он сохранил свою железную волю, цепкую хватку и недюжинную смекалку.

Дом номер 19 по Вашингтон-сквер на Манхэттене, где банкир безмятежно коротал заслуженный досуг в обществе своей супруги, считался одним из красивейших и самых дорогих особняков Нью-Йорка. Супруги держали довольно многочисленную челядь и жили, строго придерживаясь давно заведенного распорядка. В доме царила почти воинская дисциплина, но 3 апреля 1922 года жизнь четы Шаттуков претерпела весьма драматичную перемену.

После воскресного обеда миссис Шаттук, как обычно, отправилась к себе в спальню, чтобы ненадолго прилечь, а хозяин дома по давней привычке устроился в библиотеке с книгой в руках. Но книга оказалась скучной, и вскоре старого банкира тоже сморил сон.

Двое лакеев, дворецкий, три горничные и две кухарки трапезничали в людской, когда на пороге комнаты безмолвно возникли фигуры двух мужчин в масках и с револьверами в руках. Ни один из них не произнес ни слова, но жесты налетчиков были весьма красноречивы. Помахивая револьверами, головорезы выстроили слуг в шеренгу и погнали в подвал.

Там старший лакей Чарльз Зуанг с удивлением увидел, что толстая дверь вместительного винного погребка распахнута настежь: налетчики как-то ухитрились разгадать шифр цифрового замка, комбинация которого была известна только Зуангу и самому Альберту Шаттуку. Совсем недавно старший лакей самолично запер эту дверь.

Погреб площадью 120 квадратных футов и высотой 6 футов был сооружен из армированного бетона. При закрытой двери он становился полностью герметичным и звуконепроницаемым.

Загнав слуг внутрь, двое вооруженных людей в масках безмолвно застыли на пороге. Судя по их виду, они чего-то ждали.

Когда из спальни супруги донесся крик, Альберт Шаттук вздрогнул и поднял голову.

— Помогите! — услышал он, и мгновение спустя отчаянный вопль сменился сдавленным булькающим хрипом, а потом и вовсе стих. Банкир отшвырнул книгу и со всех ног помчался в спальню жены, где его взору открылось страшное зрелище: какой-то человек стоял над миссис Шаттук и крепко сжимал ее горло левой рукой. В другой руке бандита был револьвер, и он уже замахнулся, чтобы ударить хозяйку дома рукояткой по голове, но услышал, как распахнулась дверь, и, резко повернувшись, наставил револьвер на вбежавшего в комнату банкира.

— Руки вверх! — картаво приказал он, и Альберт Шаттук сразу понял, что перед ним француз.

Бандит был в маске, но она скрывала только глаза и нос, и миллионер сумел разглядеть, что подбородок у француза тяжелый и дряблый, а над верхней губой топорщится щеточка усов. На зубах его блестели золотые коронки, а щеки были вымазаны то ли сажей, то ли угольной пылью. Одежда тоже была намеренно испачкана. По-видимому, налетчик загримировался, чтобы хозяева дома и слуги не смогли узнать его.

Он приказал миссис Шаттук встать и молча повел пожилых супругов к лестнице. Перед распахнутой дверью винного погреба банкир и его жена увидели еще двоих вооруженных налетчиков в масках; все восемь слуг уже стояли внутри погреба, дрожа от страха, и поднять тревогу было некому. Миссис Шаттук с ужасом заглянула в погреб, которому вскоре предстояло стать ее темницей. Особняк на Вашингтон-сквер был построен еще до принятия «сухого закона», и погреб был надежный — ведь в нем хранились редкие и дорогие вина.

Этот каземат освещался единственной тусклой лампочкой, но и ее оказалось достаточно, чтобы заметить, что лица всех налетчиков вымазаны сажей. Шаттук отличался наблюдательностью и успел разглядеть, что руки дворецкого и второго лакея крепко связаны.

— Вы не можете загнать нас сюда! — в страхе вскричала миссис Шаттук. — Тут нет окон!

— Ничего, обойдетесь и без окон, — глумливо прокартавил один из бандитов. — Все равно вы не захватили с собой никакого чтива!

Вслушиваясь в его издевательскую речь, Шаттук понял, что и этот грабитель, скорее всего, уроженец Франции.

— Не каркай, старая ворона! — прокукарекал третий чумазый галльский петушок.

Смирив закипавшую в душе ярость, Альберт Шаттук попытался урезонить налетчиков.

— В этом подземелье почти нет воздуха, — сказал он. — Вы обрекаете нас на гибель.

— Ну и что? — нагло рявкнул один из бандитов и с грохотом захлопнул дверь. Пленники услышали, как лязгнул язычок автоматического замка. Все три горничные дико завизжали от страха, и в тот же миг в погребе погас свет.

В кромешной тьме Альберт Шаттук нащупал обитую сталью дубовую дверь и всем телом навалился на нее, но только отбил себе плечо. Лишившись чувств, супруга миллионера рухнула на бетонный пол.

— Мы умрем! — истошно вопили горничные. — Мы тут задохнемся!

Шаттук чиркнул спичкой. В погребе не было никаких орудий, пригодных для взлома дверей. Банкир совсем было пал духом, но мгновение спустя вспомнил, что всю свою сознательную жизнь командовал людьми, и резко повернулся к служанкам.

— А ну-ка, кончайте вопить! — властно рявкнул он. — Позаботьтесь лучше о моей жене, а вы, Мари, развяжите Чарльза и Джозефа. Полин, возьмите спички и зажигайте их по моей команде. Я попробую снять этот чертов замок.

Шаттук всегда носил на цепочке часов маленький перочинный нож. Достав этот хлипкий инструмент, он ощупал замок. Тот был старый, мощный и заскорузлый, а толстые шурупы, крепившие его к двери, за долгие годы успели зарасти грязью. Отставной банкир принялся осторожно очищать их. Дело шло медленно, потому что шурупов было как минимум штук пятнадцать.

Как только горничная Мари освободила Чарльза Зуанга от пут, он пришел на подмогу своему хозяину, но Шаттук сказал, что справится сам, и велел дворецкому успокоить челядь: в подвале почти не осталось воздуха, а крики и ненужная суета требовали немалых затрат кислорода, и запертые в подземелье люди уже ощущали его нехватку.

— Посветите! — велел Шаттук. Вспыхнула спичка. Язычок пламени трепетал в спертом воздухе и грозил вот-вот угаснуть, но банкир успел разглядеть, что прорези всех шурупов очищены от грязи. Теперь надо было как-то вывернуть их, но как? Кроме тонкого лезвия, у Шаттука не было никаких инструментов. Он с великой осторожностью вставил нож в прорезь и надавил. Лезвие слегка спружинило и мгновение спустя сломалось с громким хлопком, заставившим всех узников подземелья испуганно вздрогнуть. Полин вскрикнула и выронила спичку. На миг воцарилась тишина, затем банкир спросил:

— У кого из вас есть хоть какая-нибудь железка?

— Кажется, у меня где-то была десятицентовая монетка, — ответил дворецкий. — Ага, вот она, сэр!

Велев запалить еще одну спичку, Шаттук вставил монетку в паз шурупа, покрепче ухватил ее двумя пальцами и повернул. О, чудо! Шуруп поддался. Банкир медленно вывернул его и взялся за следующий. Спичка погасла, но теперь Шаттук мог обойтись и без света. Действуя ощупью, он вскоре вывернул еще три шурупа.

Воздух в погребе делался все тяжелее, и миссис Шаттук, которую кое-как привели в чувство, снова упала в обморок.

Банкир дважды ронял монетку и был вынужден тратить драгоценные секунды на ее поиски. Он уже задыхался, когда наконец вывернул последний шуруп и, собрав остаток сил, сорвал с двери накрепко прилипший к ней тяжелый замок. Дверь распахнулась, и в подземелье хлынул более-менее свежий воздух.

— Позвоните в полицию, Чарльз, — не теряя времени, распорядился банкир. — А вы, Джозеф, помогите мне отнести миссис Шаттук наверх.

Но исполнить это намерение не удалось: как только пленники покинули погреб, у них над головами послышались шаги. Бандиты все еще были в доме!

— Быстрее! — воскликнул Альберт Шаттук, бросаясь к лестнице. — Давайте схватим их!

Вместе с встревоженными лакеями он поднялся в прихожую и успел увидеть, как четверка грабителей выбегает из парадной двери на улицу. Банкир без колебаний ринулся в погоню, сбежал с крыльца и очутился на залитой солнечным светом Вашингтон-сквер.

— На помощь! — закричал он. — Полиция! Нас грабят!

Четверо разбойников проворно бросились врассыпную, и каждый побежал своей дорогой. Шаттук помчался догонять одного из них, а весьма кстати подвернувшийся патрульный полицейский принялся преследовать другого, расстегивая на бегу кобуру.

Бандит стремглав миновал несколько улиц и попытался затеряться в толпе под виадуком на Шестой авеню. Пожилой банкир мало-помалу отстал и вскоре сошел с дистанции, но полицейский и присоединившаяся к нему горстка горожан продолжали погоню. Они увидели, как беглец нырнул в открытый мусорный бак, сорвал с себя тяжелое пальто, снова выскочил на тротуар и шмыгнул в боковую улочку, которая, на его беду, оказалась тупиком. Спустя несколько секунд патрульный надел на него наручники и повел в участок, где уже ждали Альберт Шаттук и инспектор Джон Кофлин. Бандит был страшно зол и громогласно сквернословил по-французски.

— Ваше имя? — спросил его инспектор.

— Эжен Диазе, — дерзко ответил грабитель.

— Кто ваши сообщники?

— Знать не знаю. Я встретил их совсем недавно. Они называют себя Морис, Анри и «Жокей».

Кофлин приподнялся и перегнулся через стол.

— Я вам не верю, — заявил он грабителю. — Налет был тщательно подготовлен. В карманах пальто, от которого вы избавились, мы нашли ювелирные изделия на сумму двадцать тысяч долларов. А общий ущерб, нанесенный мистеру Шаттуку, составляет девяносто тысяч. Значит, вы были полноправным членом шайки, а не какой-нибудь «шестеркой».

— Я рассказал все, что знаю, — ответил француз. — Я познакомился с этими троими в ресторане.

— Передайте его французским властям, — посоветовал инспектору Шаттук. — Пусть они отправят его на остров Дьявола. Я слышал, что тамошний климат благотворно влияет на память.

Отправлять француза на мрачный остров Дьявола, где размещалась колония для отпетых преступников, разумеется, не пришлось: его память полностью восстановилась, как только он услышал эти страшные слова. Эжен Диазе тотчас вспомнил название ресторана и поспешил сообщить, что один из троих его подельников работал там официантом.

— Он сказал мне, что в прошлом служил дворецким у одного богатея и хорошо знает его дом, — добавил Диазе. — У этого официанта был готов план ограбления. Мы проникли в дом в три часа пополуночи, спрятались в подвале и просидели там до обеда. Наш план сорвался только потому, что старику удалось выбраться из погреба.

Когда Диазе препроводили в камеру, инспектор Кофлин спросил Шаттука, служил ли в его доме французский дворецкий по имени Анри.

— Да, был такой, — ответил банкир. — Его звали Анри Болла. Уволился только месяц назад. Но он прослужил у нас пять лет и зарекомендовал себя с самой лучшей стороны.

Инспектор улыбнулся.

— Мы, полицейские, называем этих французских бандитов парижскими апашами, — сказал он. — И, уверяю вас, эти ребята вполне способны спланировать ограбление, особенно если у них есть целых пять лет на подготовку. Этот Анри представил вам какие-нибудь рекомендации?

— Нет. Мы наняли его в 1917 году, во время войны. Он объяснил, что был контужен, но не стал выправлять бумаги и брать справки, боясь, что его снова призовут на военную службу. А поскольку в те времена с прислугой было туго, я плюнул на рекомендации и принял его в дом. Но Анри Болла был честным человеком, и мне не верится, что он способен на такую мерзость. Мы относились к нему как к члену семьи, даже стряпали для него диетические блюда, когда он хворал. — Банкир помолчал и добавил тоном человека, потрясенного до глубины души: — Неужели это он пытался задушить мою жену?! Вот что, инспектор, я хочу, чтобы вы поймали и остальных троих. Любой ценой, слышите? Я буду преследовать их хоть до края света и добьюсь, чтобы вся шайка очутилась за решеткой, даже если на это уйдет весь остаток моей жизни и моих средств!

Инспектор предостерегающе поднял руку.

— Разумеется, вы имеете право объявить вознаграждение за поимку преступников, сэр, — сказал он. — Но я очень сомневаюсь, что от этого будет какой-то прок. Я хорошо знаю парижских апашей, они скорее умрут, чем выдадут своего. Вы сами слышали, что сказал Диазе. Даже под угрозой высылки на остров Дьявола он почти ничего не сообщил нам о подельниках. Разумнее всего будет объявить вознаграждение не за выдачу людей, а за сведения о драгоценностях. Грабители сразу узнают об этом и поостерегутся сбывать добычу. Таким образом мы свяжем им руки, а я тем временем отправлю ваше описание Анри Болла в парижскую «Сюрте». Но самый правильный шаг — облава на тот ресторан, где они якобы познакомились. Его владельца зовут Виллар, и мы располагаем кое-какими сведениями о нем. Этот человек величает себя графом Моннере де Вилларом, а ресторан находится на Восьмой авеню.

Инспектор вызвал к себе Жана Петризо и Жоржа Жильбера — двух детективов, говоривших по-французски.

— Отправляйтесь в ресторан Виллара и наймитесь туда официантами вечерней смены, — распорядился он. — Если Виллар заявит, что мест нет, велите ему уволить несколько человек. Прислушивайтесь к разговорам посетителей и узнайте все, что можно, о драгоценностях мистера Шаттука.

Как и предполагал инспектор Кофлин, «граф» Виллар всячески отбояривался от новых официантов, и в конце концов сыщикам пришлось предъявить свои удостоверения. Только после этого он позволил полицейским облачиться в белые курточки и приступить к обслуживанию посетителей. Поначалу им не везло, и Альберт Шаттук, не вытерпев, обратился в сыскные бюро Бернса и Пинкертона и предложил награду в двадцать тысяч долларов за поимку каждого грабителя.

Тем временем детективы Петризо и Жильбер продолжали угождать посетителям ресторана и принимать чаевые. И спустя девять дней после ограбления Шаттука им наконец удалось ухватиться за тонкую ниточку.

Это случилось, когда в ресторан Виллара вошел какой-то француз, подозвал официанта и поинтересовался, куда пропал Морис Баньоли.

Сыщики тотчас навострили уши — ведь Морис был одним из скрывшихся грабителей. Следовательно, именно он работал официантом у Виллара. Посетители ресторана тоже насторожились и принялись переглядываться, обмениваясь репликами на жаргоне апашей. Сыщикам удалось разобрать три фразы: «Они поджарили попугая», что в переводе с попугайского на человеческий французский означало «провернуть дельце»; «сточная канава» (это выражение употреблялось, когда кто-то ударялся в бега) и «Вашингтонов барак». Значение этого словосочетания так и осталось для сыщиков тайной.

— Что такое «Вашингтонов барак»? — спросили они Виллара.

Владелец ресторана покачал головой.

— Никогда не слыхал о таком.

— Что ж, тогда поехали в участок. Может быть, там у вас восстановится память.

— Нет-нет! Я уже вспомнил! — всполошился Виллар. — Кто-то из моих посетителей недавно говорил, что в Плейнфилде, штат Нью-Джерси, есть постоялый двор, который носит имя Вашингтона.

Инспектор Кофлин позвонил в полицию Плейнфилда и выяснил, что гостиница «Вашингтон» расположена в двух милях от городка, и останавливаются там главным образом иностранцы.

Кофлин тотчас отрядил в Плейнфилд троих сотрудников, велев им задержать всех постояльцев, если хозяин гостиницы не знает Мориса Баньоли лично. Их надлежало доставить в местный полицейский участок и допрашивать, пока кто-нибудь не расколется.

Но задерживать всех жильцов не пришлось: владелец гостиницы охотно помог приезжим полицейским и рассказал, что постоялец по имени Морис Баньоли двумя неделями ранее вселился в номер 534.

Сыщики постучались в номер и, не получив ответа, изо всех сил навалились на дверь. Не выдержав натиска, она рухнула, и полицейские ворвались в номер. Внутри было темно и тихо, и один из сыщиков включил фонарик. На кровати лежал раскрытый чемодан, на стуле валялась небрежно брошенная одежда, платяной шкаф был пуст. Мгновение спустя старший наряда приложил палец к губам и взглядом показал на пол.

Из-под кровати торчали голые ступни, пальцы шевелились.

— Вылезай, Баньоли, — сказал полицейский. — Игра окончена.

Из-под кровати выполз жалкий плюгавый человечек в грязной майке и принялся медленно одеваться, одновременно отвечая на вопросы полицейских. Натянув штаны, человечек внезапно выхватил из кармана пружинный нож и стремительно метнулся к одному из сыщиков с явным намерением «взять его на перо». Застигнутый врасплох полицейский едва успел увернуться, а мгновение спустя неустрашимый парижский апаш Морис Баньоли уже извивался на полу и дрыгал босыми ногами, тщетно норовя отбрыкаться от оседлавших его сыщиков. Он вопил от боли, потому что в пылу борьбы кто-то из полицейских сломал ему запястье.

Баньоли отвезли в Нью-Йорк. Он оказался куда разговорчивее Эжена Диазе и признался, что действительно ограбил Шаттука. Всех своих сообщников он хорошо знал еще с парижских времен. Их звали Поль Камильери по кличке «Жокей» и Анри Болла.

На допросе присутствовал представитель французского консульства. Услышав имя Анри Болла, он вскочил и гневно заявил задержанному:

— Вы лжете! В Нью-Йорке нет француза с таким именем. Как его зовут на самом деле?

Баньоли потупился.

— Габриель Муриу, — пробормотал он.

— Муриу?! — воскликнул дипломат и повернулся к Шаттуку. Судя по выражению его лица, консул был потрясен. — Вы наняли в качестве дворецкого Муриу? Да ведь он — едва ли не самый опасный из ныне живущих французов. За ним числятся по меньшей мере три трупа и побег с острова Дьявола!

— Что ж, по крайней мере, двое из четверых грабителей у нас в руках, — радостно проговорил инспектор Кофлин. — А скоро мы изловим и остальных.

Однако матерый полицейский волк заблуждался. Прошло несколько месяцев, а о Поле Камильери по прозвищу «Жокей» и Габриеле Муриу не было никаких известий. Оба как в воду канули. Тем временем Эжен Диазе и Морис Баньоли предстали перед судом, были признаны виновными и, получив по шестьдесят лет тюрьмы каждый, отправились в Синг-Синг.

Парижская полиция составила точные словесные портреты двоих оставшихся на воле грабителей. Вооружившись этими описаниями, нанятые Шаттуком частные сыщики трудились в поте лица. Сам банкир снял помещение на Пятьдесят четвертой улице и раз в месяц рассылал оттуда циркуляры во все полицейские управления мира, прилагая к ним опись похищенных у него драгоценностей, фотографии и отпечатки пальцев грабителей и обещания награды в двадцать пять тысяч долларов за сведения о местонахождении каждого из них. Так продолжалось три долгих года, и наконец в марте 1925 года на стол Шаттука легла телеграмма из Парижа, в которой сообщалось, что найдены часы, украденные из дома миллионера.

Альберт Шаттук отбыл во Францию с первым же пароходом. Выяснилось, что в ходе облавы на Монмартре местная полиция нашла в одной подозрительной лавчонке целый набор дорогих ювелирных изделий, в числе которых были и дамские часики американского производства. Взглянув на них, Шаттук без колебаний заявил:

— Да, именно эти часы я подарил жене в день нашей свадьбы.

Американскому мультимиллионеру представили бригадира Шолле, служившего в парижской «Сюр-те», и тот в доверительной беседе сказал Шаттуку:

— Причина, по которой вам до сих пор не удавалось изловить преступников, заключается в том, что вы слишком рьяно разыскиваете Муриу. В результате весь преступный мир знает о вашей охоте за ним. Эта история уже стала притчей во языцех. Муриу — корсиканец, а корсиканцы ненавидят полицию. Любой из них с радостью предупредит его об опасности, а в случае необходимости и возьмет под крылышко. А еще корсиканцы беззаветно преданы своим родным. Наверняка Муриу поддерживает связь с семьей. Вы ищите самого Габриеля Муриу, а я тем временем займусь поисками его родни.

Довольно скоро выяснилось, что Шолле был прав. Лихое братство Парижа, словно сговорившись, наотрез отказывалось давать какие-либо сведения о Муриу, но о его семье жулики рассказывали весьма охотно. У Муриу были отец, мать и двое братьев. Все они жили в Сен-Море, одном из пригородов Парижа. Глава семейства был болен и отчаянно нуждался в деньгах на лечение.

Шолле решил извлечь выгоду из этого обстоятельства, и на другой день в дом Муриу пришли два представительных господина. Один из них (бригадир Шолле) предъявил удостоверение члена попечительского совета местной больницы. Вторым посетителем был Альберт Шаттук.

Все семейство Муриу было в сборе: присутствовали отец, мать, двое сыновей, и все изрядно шумели. Посреди комнаты на стремянке стоял маляр и белил потолок.

— Мы из больницы Сен-Эмильон, — сказал бригадир Шолле главе семьи. — Вы недавно выписались от нас, а счет не оплатили. Если у вас туго с деньгами, с радостью представляю вам мсье Джонса, американского филантропа, который выразил желание познакомиться с вами.

Все семейство, как один человек, чинно поклонилось Шаттуку.

— Мсье Джонс, — продолжал «представитель больницы», — очень богат, как и большинство американцев. Он согласен оплатить ваше лечение и даже снабдить вас деньгами на первое время, но за это вы должны рассказать ему о своей семье. Он увлекается социологическими изысканиями и готовит к печати книгу о французских семействах.

Муриу слопал эту белиберду, как голодная рыбешка, заглатывающая наживку вместе с крючком и грузилом. Глаза его загорелись, и он важно ответил:

— С радостью расскажем все, что можем. Но почему мсье Джонс выбрал нашу семью?

Шаттук не растерялся и поддержал своего спутника, выдав новую порцию чепухи:

— Как я понимаю, один из ваших сыновей пошел по неправедному пути. Я изучаю судьбы таких детей. Разумеется, все, что вы мне сообщите, останется между нами.

Супруга Муриу приложила к глазам краешек передника.

— Вы о Габриеле? — с тяжким вздохом спросила она. — Мы уже несколько лет не получали от него вестей. Он и в детстве был злобным мальчишкой и не оправдал надежд своего отца…

— Неправда! — вдруг гаркнул маляр, спрыгивая со стремянки. Несколько секунд он гневно смотрел на незваных гостей, а потом на лице его появилась испуганная мина: он узнал Шаттука.

— Муриу! — вскричал бригадир Шолле.

— Болла! — ахнул банкир.

— Легавые! — заорал «маляр» и, проворно выскочив из окна, пересек двор, перемахнул через ограду и был таков.

Шолле бросился было вдогонку, но налетел на одного из братьев Габриеля Муриу, весьма некстати подвернувшегося на пути, и был вынужден отказаться от преследования.

— Ничего, — сказал бригадир. — Он вернется. Никуда не денется.

Приказав взять дом под круглосуточное наблюдение, Шолле призвал Шаттука запастись терпением, и потянулись недели ожидания. Муриу-старший тем временем почувствовал себя хуже и вскоре умер. Врач, который лечил его в последние дни жизни, был сотрудником «Сюрте», гробовщики — переодетыми сыщиками, а водитель траурного катафалка — полицейским инспектором. Но Габриель Муриу, похоже, знал об этом. Во всяком случае, на похоронах он так и не объявился.

В конце концов до полиции дошел слух о том, что у Габриеля Муриу есть любовница, Берта Мю-лон по прозвищу «Пеппи», известная парижская проститутка. Бригадиру Шолле не составило труда разыскать ее.

Как-то раз в баре к «Пеппи» подошел миловидный молодой человек и предложил угостить ее выпивкой. Но, по-видимому, проститутка догадалась, что этот щедрый малый — сыщик. Догадаться, впрочем, было нетрудно, коль скоро он предложил ей пятнадцать тысяч долларов за адрес Габриеля Муриу.

«Пеппи» покачала головой.

— Я люблю его, мсье, и останусь верна ему, — сказала она, и молодой человек ушел, несолоно хлебавши.

Бригадир Шолле был уверен, что «Пеппи» посещает своего любовника, и принялся следить за ней, но только стоптал башмаки и набил мозоли на ногах.

— Она утащила меня за город, — докладывал он Шаттуку. — Эта девка знает, что за ней следят. Она много раз видела меня и моих людей, поэтому вам лучше нанять частного соглядатая. Если она заметит его, то примет за ревнивого поклонника. В конце концов, они ходят за ней табунами.

Шаттук согласился и обратился в сыскное бюро, но первые заслуживающие внимания сведения поступили только на восьмой день. Сыщики сообщили, что дважды в неделю, по вечерам, «Пеппи» садилась на трамвай и уезжала, а возвращалась только наутро. Провожать ее сыщики не стали, поскольку Шаттук просил их докладывать о перемещениях проститутки в пределах Парижа, а трамвай, на котором она уезжала дважды в неделю, ходил за город.

— Ну, можно считать, что Муриу у нас в руках! — воскликнул бригадир Шолле, когда банкир рассказал ему о своих успехах.

Через два дня бригадир представил Шаттуку очередного сотрудника — рослого мужчину в форменном кителе работника трамвайного депо.

— Это инспектор Марулаз, — сказал он. — Новый вагоновожатый трамвая номер девятнадцать. Послушайте, что он говорит.

— Вчера вечером я вел трамвай и следил за пассажиркой по имени Берта Мюлон, — сообщил инспектор. — Она сошла в городке Шелез-Гурни, что в двадцати километрах ниже по течению Сены. Куда она отправилась после этого, мне неизвестно. Говорят, нынче утром она вернулась в Париж.

— Что же нам теперь делать? — растерянно спросил Шаттук, и бригадир пообещал отправить в Ше-лез-Гурни двух инспекторов под видом рыболовов. Сам Шолле тоже поедет в городок и, выдав себя за каменщика, притворится, будто ищет работу.

Спустя два дня рыболовы и безработный каменщик «случайно» сошлись вместе в одном из питейных заведений Шелез-Гурни. Заказав по рюмочке, они сели за разные столики и принялись делать вид, будто не знакомы между собой. Вскоре открылась дверь, и в заведение вошли еще двое посетителей. Это были Габриель Муриу и Поль Камильери, «Жокей». Они настороженно огляделись по сторонам и, убедившись, что никто не обращает на них внимания, приблизились к стойке.

Бригадир Шолле проворно выхватил револьвер, но «Жокей» оказался еще более ловким малым: он молниеносно ударил полицейского по руке, и в тот же миг Муриу, выхватив из-за пазухи пистолет, открыл пальбу. Взвыв от боли, бригадир рухнул на пол с простреленным плечом. Муриу собрался было добить его, но не успел: в тот миг, когда перепуганная буфетчица нырнула за стойку от греха подальше, «рыболовы» буквально изрешетили бандита пулями.

«Жокей» бросился к выходу, но инспектор Марулаз обрушил на его голову увесистый табурет, и беглец распластался на полу.

— Попались! — торжествующе воскликнул второй «рыболов», инспектор Брагиотти.

А вскоре после того, как весть об аресте Муриу облетела парижские «малины», полиция выловила из Сены труп Берты Мюлон. К платью утопленницы была приколота записка: «Я ничего им не сказала, Габриель».

Поля Камильери доставили в Нью-Йорк, и он пошел под суд за участие в налете на особняк Альберта Шаттука. Его приговорили к шестидесяти годам и препроводили в Синг-Синг, где уже сидели Диазе и Баньоли. Все трое умерли за решеткой.

Врачам удалось залатать Габриеля Муриу, бывшего дворецкого Альберта Шаттука. Поправлялся он долго, но в конце концов выздоровел и предстал перед судом в Париже. В ходе слушаний выяснилось, что Муриу все-таки обвел полицию вокруг пальца и, переодевшись старой крестьянкой, участвовал в похоронах своего отца. Процесс длился целый месяц и завершился смертным приговором.

Но такой исход дела не удовлетворил самих пострадавших — Альберта Шаттука и его супругу. Оба были убежденными противниками смертной казни и не хотели, чтобы Муриу погиб под ножом гильотины, поэтому банкир обратился с ходатайством к президенту Франции, и тот согласился сохранить закоренелому преступнику жизнь. Муриу был пожизненно сослан на остров Дьявола. Бежать из этой страшной колонии вторично ему не удалось.