Кармоправ

2.3 Ревность ночной пташки

Иннуар довольно быстро пришла в себя.

Слабо улыбнулась хозяйке, при виде статного незнакомца в имперском иньфу, попыталась вскочить, чтобы поклониться, но госпожа Мейдж её удержала:

— Лежи-лежи. Успеешь ещё поприветствовать. Это мой надёжный знакомый, опыту и знаниям которого я полностью доверяю. И он любезно согласился нам помочь.

Затем чуть помедлила и добавила:

— В его присутствии можешь говорить прямо и откровенно, как со жрецом-исповедником. Всё, что сказано тобой, не выйдет за пределы этой комнаты. А если то, о чём ты нам сообщишь, поможет обнаружить пропажу, то я сделаю тебя владелицей этого заведения. Клянусь светом Индры и удачей Шули.

Заметив, что глаза девушки слезятся от яркого света, Мейдж задёрнула шторы и включила аритовый светильник, оставляя большую часть в комнаты в тени.

Иннуар глубоко вдохнула, собираясь с духом. Выдохнула. И принялась рассказывать, обращаясь к господину и госпоже, которые устроились прямо перед ней в удобных креслах. Аруну, сидящего в тени на другом конце комнаты, она не заметила.

Из рассказа следовало, что после того, как девушек оставили наедине в запертой комнате, Тори вела себя как обычно. Сначала добрый час фыркала и возмущалась несправедливостью. Потом они обсудили утреннее происшествие, гадая, как так могло получиться. Но ни та, ни другая не хотела вдаваться в подробности, и в итоге они дружно решили, что госпожа разберётся куда лучше их самих. Стремясь отвлечься, перемыли косточки другим пташкам, своим клиентам, посетовали на жару. Сначала играли в кости, но быстро утомились. Тори порылась в буфетном шкафчике и нашла кувшин с вином, предназначенным для особо важных гостей. И предложила выпить, совсем по чуть-чуть. Хозяйка и не заметит, а им тут сидеть и скучать, возможно, ещё долго. Когда ещё представится шанс угоститься редким напитком? Они выпили по глотку вина. Иннуар показалось, что напиток слишком сладкий, но Тори ничего такого не заметила. А потом обеих потянуло в сон. Тори, широко зевая, предложила прилечь — всё одно делать больше нечего. Это последнее, что она помнит. Дальше — склонившееся над ней лицо хозяйки и лёгкое онемение в руках и ногах.

— Онемение? — встрепенулся кестрель, — Вы позволите проверить ваш пульс?

Получив согласие, он осторожно, сквозь платок, взял руку девушки и немного подождал, считая удары сердца. Затем отпустил руку и сказал:

— Вам здорово повезло с госпожой, юная леди. Если бы не она, вы бы могли не проснуться. То, чем вас отравили, погружает в глубокий и крепкий сон, который через сутки переходит в вечный. Само собой, если вовремя не дать противоядие.

Заметив, как побледнела девушка, он извинился:

— Простите. Я не хотел вас пугать, но полагаю, что вы должны знать, с кем имеете дело. Если есть то, о чём вы не хотели рассказывать, чтобы не подставить подругу, можете больше не сомневаться. В отношении вас она точно не колебалась.

И снова заняв своё место на кресле, приготовился слушать дальше.

Известие о яде словно выбило пробку из бутылки с давно сдерживаемым негодованием. Иннуар принялась один за другим вспоминать все те случаи, когда Тори её доводила. Змейка в ящике стола, напугавшая до полусмерти — "ой, это моя игрушка, а я думала, что её потеряла". Разлитые дорогие духи — "да я всего лишь взяла понюхать и случайно уронила". Испорченные одежды, на которые попадали то чернила, то вино, то фруктовый сок. Пауки и уховёртки, подброшенные в опочивальню.

Когда поток подробностей иссяк, кестрель сочувственно покачал головой:

— Удивляюсь я вашему терпению, юная леди. У нас в империи уже давно бы выдрали косы сопернице, чтобы неповадно было. А вы даже защищали её перед госпожой.

Иннуар вздохнула и призналась:

— На самом деле, я чувствовала перед ней некоторую вину. До того, как нас выкупили сюда, мы обе были рабынями на чёрном рынке. Да, в королевстве рабство запрещено законом. Но это не значит, что его нет. Мой отец был осуждён за измену и казнён, хотя он был всего лишь простым учёным, изучавшим древние ритуалы. Её за долги продали собственные родители. Обе были одиноки и напуганы. Тогда я даже хотела свести счёты с жизнью, но Тори меня остановила. Сказала, что пока мы живы — есть надежда. А смерть всегда ставит последнюю точку, после которой уже ничего не допишешь.

Нас обеих выкупили в "Затейницу Джеймисин" лет десять назад, и под крылом госпожи я убедилась, что Тори была права. Да, не всё идёт гладко и так, как хочется. Но сейчас я вольна в какой-то мере выбирать, с кем спать, что есть и как проводить свободное время. Нас обеих со временем сделали доверенными лицами, но когда в прошлом году наследницей выбрали меня, а не её, Тори вспылила. Она сказала, что мне повезло только лишь потому, что я родилась дочерью учёного, знаю счётное дело и умею читать и писать на нескольких языках. В сердцах добавила, что она может не хуже, и докажет это.

— И доказала? — поинтересовался дознаватель.

— Сложно сказать, — замялась Иннуар, — Тори действительно стала умнее, у неё улучшился почерк, она стала читать разные книги. Кажется, она и впрямь у кого-то училась, но я не знаю, у кого именно. Понимаете, нам не запрещено выходить наружу. Но это и не приветствуется. Сантерра невелика, и постоянные жители знают, кто есть кто. Приезжающих на лето много, им по большому счёту всё равно. Но терпеть косые взгляды от местных дам, многие из которых прекрасно знают, где их благоверные коротают дни, а порой и ночи… Госпожа Мэйдж другое дело, она владелица. А мы…

Иннуар вздохнула и умолкла.

Кестрель и госпожа Мейдж переглянулись. О чём можно ещё спросить девушку, которая и так рассказала всё, что знала?

В дальнем углу комнаты что-то блеснуло. Заскучавший Аруна вертел в руках снятые с очелья часы. Он сдвинул край шторы, подставил стекло циферблата под луч, проникающий в щель, и теперь пускал солнечных собачек на стены и потолок. Одна из таких собачек прыгнула на руку Иннуар, которая вдруг встрепенулась.

— Я кое-что вспомнила! Пару недель назад, когда у меня в очередной раз пропало любимое зеркало, я пошла его искать к Тори. Зеркальце нашла, но с трудом. Оно было спрятано в ящик стола письменного стола, и торчал лишь самый кончик. Если бы не солнечный луч, который блеснул на поверхности, то я бы даже не подумала туда заглядывать. Зеркальце, само собой, забрала. Но там, поверх прочих бумаг, лежала записка с рисунком звезды в круге. Ну знаете, такой, как на монетах, которые у вас недавно украли. Вот только почерк был не похож на то, как обычно пишет Тори. У неё буковки пляшут, словно канатаходцы. А этот ровный, округлый, все завитки один к одному. И звезда на рисунке как настоящая, все лини прорисованы.

— Почему вы не рассказали об этом раньше? — оживился дознаватель.

— Забыла. Оно казалось не особо важным, да и я предпочитала не думать лишний раз о подначках Тори.

— Может быть, есть ещё что-то, что показалось вам несущественной мелочью?

Иннуар задумалась.

— Если только… нет, глупости всё это. Хотя… примерно неделю или две назад мы как-то поднимались на второй этаж вместе. Ну как вместе, сначала шли мы с Барти, а за нами Тори со своим молодым человеком, лица которого я не видела. Тот сильно нервничал, пару раз даже оступился на лестнице, а она его успокаивала. Тогда мне показалось, что он волнуется, потому что новичок. А сейчас… очень уж по-свойски она его утешала. Скорее как друга… или возлюбленного. Но у Тори никогда не было возлюбленного.

— И последний вопрос, если позволите. В тот вечер, когда произошла кража, вы или Тори заходили в опочивальню госпожи Мейдж? Не в сам кабинет, а именно в опочивальню.

— Я — точно нет. А Тори, кажется, упоминала, что её задарили цветами, и будет правильным поделиться с остальными. В моей спальне тогда тоже появился красивый букет, кажется, фрезии… или это были анемоны?

Девушка устало откинулась на подушки.

— Можно я ещё немного посплю? — спросила она и зевнула, деликатно прикрыв рукой рот.

Кестрель согласно мотнул головой:

— С учётом того, что вы уже пришли в себя после приёма противоядия, можно. Остатки яда будут выводиться из тела примерно неделю, и всё это время вы будете чувствовать лёгкую сонливость. Но если пить как можно больше воды и чаще посещать уборную, этот срок сократится примерно вдвое.

Он попрощался и вместе с госпожой Мейдж Сирил покинул помещение. Аруна выскользнул вслед за ними, на ходу пристраивая свои часы обратно к очелью. Стрелки всё так же замерли на отметки полуночи.

Всё так же незаметно проскользнув мимо слуг и охраны, все трое поднялись в кабинет, где Мейдж Сирил вытащила из шкафа с бумагами увесистую книгу учёта. Пролистав записи за последний год, она хлопнула в ладони и заявила:

— Вот как оно, оказывается! Леон Ирм, городской библиотекарь. Так он у нас, выходит, завсегдатай и богач! Никогда бы не подумала, что с его доходом можно раз в неделю навещать одну из лучших ночных пташек. А Тори-то какова! Большую часть записей сама лично сделала, да и вносила всё наличными. Никаких расписок. Не удивлюсь, если она сама же за него и доплачивала. Что ж, пора осмотреть гнёздышко нашей пташки.

Аруна, устраиваясь в кресле, заявил, что подождёт в кабинете. Возможно, следующий взятый наугад томик стихов окажется уже не таким усыпляющим.

Кестрель вздохнул, но всё же отправился вслед за Мейдж осматривать спальню пропавшей девушки. Судя по поведению Хранителя, вряд ли там обнаружится что-то важное, но убедиться в этом всё же необходимо.

Спустя час Кэйто Шуань убедился в правильности собственной догадки. В "гнёздышке" не нашлось и следа рисунка, о котором говорила Иннуар. Ящик письменного стола пуст. Украшения и ценные вещи на месте, как и одежда в шкафах. В изголовье кровати безропотно вяли или шесть букетов разной степени свежести, небрежно рассованные по серебряным вазам. Смятая постель, в которой утром проснулась совсем другая девушка. А в скромной уборной, примыкающей к опочивальне, зеркало перечёркивала кривая надпись чёрной тушью "Ненавижу!"

Кто кого ненавидел, оставалось неясным. Была ли это Тори в своём родном теле. Или Иннуар во время обмена — кестрель не знал. Почерка ни той, ни другой девушки он не видел. Но в силе испытанных эмоций сомнений не было.

Мейдж, у которой он уточнил про надпись, сказала, что это больше похоже на руку Тори, но так как буквы выведены впопыхах, биться об заклад она не рискнёт. И подтвердила, что в её спальне в вечер ограбления появился похожий букет, хотя сама она цветов не получала — завсегдатаи знали, что она предпочитает драгоценности или деньги вянущей мимолётной красоте разноцветных лепестков.

Дознаватель вернулся в кабинет, где раздосадованный Аруна перебирал содержимое книжного шкафчика со словами:

— Графомань! Бездарность! А это вообще белый шум незамутнённого мыслями сознания! Шестерёнки крутятся, а отдачи нет. Бред, бред и ещё раз бред. Всё, мне срочно надо в библиотеку, найти что-нибудь приличное. Помню, что там, в отделе классической литературы, есть пара-тройка замечательных сборников М. Рэн, Ивы Лериной, J.R., Я. Ростовцева и Мастера дождей. Или это было в соседней ветке вероятностей? Кэйто, вы же составите мне компанию?

Получив утвердительное покачивание головой от кестреля, Аруна повернулся к хозяйке кабинета:

— Госпожа Лянь, я бы посоветовал снять маску Мейдж Сирил и последовать примеру своей будущей наследницы. Проще говоря, хорошенько выспаться и отдохнуть. Ночь обещает быть весьма непростой, и заветный флакончик может ещё не раз пригодиться.

— Но если всё так опасно, может, просто отменить записи на сегодня и устроить пташкам выходной?

— Порой журавль в небе важнее синицы в руке. Всё зависит от того, кто синица, а кто журавль. И чья рука. В случае закрытия "Затейницы Джеймисин" Мейдж Сирил завтра избежит одной весьма крупной неприятности для себя лично. А госпожа Лянь будет знать, что по её вине через пять дней произойдёт катастрофа государственной важности.

— Но вы можете хотя бы дать подсказку, чего именно следует опасаться? — взмолилась женщина.

— Увы. Могу, но не стану. Озвучивание вероятности увеличивает шанс на её воплощение. А нити судеб и без того натянуты до предела. Впрочем, кое-что я посоветую. То, что мертво, должно мёртвым и остаться. Даже если оно вдруг оживёт.

До библиотеки, расположенной в соседнем квартале, можно было за пять минут добраться на кабусе, но мужчины по обоюдному согласию решили пройтись пешком. Тем более, что им было что обсудить по дороге.

— Почему вы так покровительствуете госпоже Лянь, зная о том, что она натворила, — без обиняков спросил Кэйто сразу, как только убедился, что на пышущей жаром раскалённой улице они одни.

— Потому что всё порой не то, чем кажется. Вы знаете только верхний слой истории. Я вижу картину целиком, — слегка рассеянно ответил Аруна, чуть склонив голову набок.

— И рассказать, конечно же, не можете.

— Не могу. Предсказание будущего…

— …увеличивает вероятность его воплощения, — подхватил Кэйто без тени раздражения и умолк.

Повисла тишина, которую нарушало лишь неумолчное стрекотание цикад в пожухлой зелени травы вдоль заборов. И мерный звук шагов.

Вдруг шаги сбились с ритма. Аруна замер перед витриной одного из магазинов, торгующего очками, телескопами, увеличительными линзами и прочими оптическими штучками.

— Если вы хотите что-нибудь приобрести, — осторожно осведомился дознаватель, — то стоит обратиться в другой день. Сегодня выходной, и магазин закрыт.

— Нет, не это. Я просто кое о ком вспомнил. Кэйто, скажите, встречали ли вы когда-нибудь человека ростом чуть выше среднего, с моноклем на левом глазу, короткой бородкой и привычкой говорить так, словно окружающие его люди — полные идиоты? Или высокую красивую женщину, которая носит корсет и просто обожает механических змей всех форм, размеров и видов.

— Нет, — мгновенно отозвался кестрель, — Я бы запомнил. Но постараюсь навести справки.

— Не стоит, — Аруна с некоторым усилием отвёл взгляд от выставленных на витрине предметов, — По крайней мере, не в этой временной ветке. Или не сейчас. Придётся узнавать другим способом, а ваше участие будет неоценимо через… — и он снова перевёл взгляд на часы, — ровно тридцать пять минут. И если мы не хотим опоздать, нам стоит поспешить. Библиотека закрылась ровно пять часов назад, а это значит, что нам придётся пойти на небольшую шалость.

Аруна оказался прав. Их встретила наглухо закрытая дверь. Табличка с расписанием гласила, что по выходным библиотека работает до полудня. Даже если бы они взяли кабус сразу от "Затейницы Джеймисин", то всё равно бы не успели до закрытия.

Кэйто вздохнул про себя, понимая, что поискать способ проникнуть внутрь всё-таки придётся. Вламываться с парадного входа средь бела дня, ну ладно, не дня, раннего вечера — верный шанс привлечь городскую стражу. Возиться с отмычками у всех на виду тоже не годится. А добывать официальное разрешение займёт слишком много времени, быстрее и подождать до завтра. Может, попробовать пробраться через второй этаж? Окна наглухо закрыты, но если…

— Кис-кис-кис!

Из куста отцветшей сирени у крыльца библиотеки выбрался уже знакомый Кэйто серый полосатый кошак, который отряхнулся, сбрасывая с себя сухие листья, травинки и остатки иллюзии.

Перед кестрелем сидел огромный котище в ошейнике. Размером с собаку, с рыжей шерстью, усеянной причудливыми иссиня-чёрными пятнами. Кот внимательно разглядывал человекаодним глазом. На месте второго века бугрился давно заживший шрам, покрытый редкой шерстью.

— Ируанский боевой? — ахнул Кэйто, — Но как? Их запрещено вывозить из империи, это животное, занесённое в Зелёную книгу вымирающих видов.

— Вымирающих? Как знать, как знать, — протянул Аруна, присев перед котом на корточки.

Он вытянул руку и почесал одноглазого бандита за ухом. Кошак прищурился, басовито урча от удовольствия. И, словно повинуясь незримой команде, вдруг метнулся к зданию и одним прыжком взмыл на карниз окна первого этажа. Прошёлся до водосточной трубы, в два прыжка, отталкиваясь от колец на трубе, преодолел расстояние до второго этажа. Перевалил через край крыши и исчез из виду.

— Что ж, приглашаю вас пройти к служебному входу, уважаемый Кэйто Шуань. Надеюсь, ваша преданность букве закона не помешает вам исполнить суть обязанностей.

За углом здания обнаружилась закрытая дверь размером поменьше. Одна створка вместо двух и переполненный ящик для газет, приделанный к двери на уровне глаз. Дверь чуть скрипнула, приоткрывшись, и в щель с достоинством выскользнул перемазанный сажей рыжий одноглазый котище. Он отряхнулся, сбрасывая на крыльцо облако пыли, и юркнул в высокие заросли некошеной травы.

Мужчины зашли внутрь, прикрыв за собой дверь и снова накинув щеколду.

— Так… где бы это могло быть… Я не знаю, как пройти отсюда, но вижу, как идти от секции классической литературы. Но где именно эта рутрова секция? — бормотал Аруна себе под нос, пока они искали дорогу.

Кэйто ни разу не бывал в библиотеках королевства — не было необходимости. Но что-то подсказывало ему, что принцип размещения книг не сильно отличается от имперских. Он ухватил Аруну за рукав и потащил за собой. Центральная стойка, каталоги. Так, вот классика. Второй зал, пятый стеллаж справа.

— Да! Это где-то рядом, — обрадовался Аруна, — десять шагов вперёд, восемь направо, развернуться на три четверти, левая дверь с бронзовой ручкой. Это она! Кэйто, нам нужно попасть внутрь, и немедленно! Только осторожно, никакого взлома и резких движений! Тихо-тихо, словно вылавливаешь из кипящего моря Индры раскалённые добела жемчужины дао.

Кэйто потянулся к поясной ташке и вытащил из него набор отмычек. Привычка носить с собой всё необходимое выработалась у него уже давно и не раз пригодилась. Кто бы мог подумать, что здесь и сейчас, находясь почти в самом центре королевства Аридит, в мирном городе Сантерра, он будет взламывать замок на двери подсобного помещения библиотеки и чувствовать себя полным… идиотом. Впрочем, нет. Идиотом бы он был, если бы не послушал Аруну. Четырёхконечную звезду Времени, сияющую ярче тысячи солнц, на всём континенте Даор имели право носить лишь двое. Два Хранителя. Два Столпа, вторым из которых был ни больше ни меньше, как сам император Дженитори.

Замок, сухо щёлкнув, поддался. И Кэйто осторожно потянул на себя скрипнувшую несмазанными петлями дверь.

Внутри, в окружении бумаг бумаг и рваного тряпья, пропитанного маслом, на боку, поджав колени, лежала связанная Тори. Руки обмотаны за спиной прочным шнуром, золотые волосы спутаны, на виске запеклась кровь, а во рту торчал кляп. Грудь ночной пташки едва заметно вздымалась, свидетельствуя о том, что женщина ещё жива. Рядом с ней, на расстоянии ладони, на полу стояла широкая, наполненная до краёв чаша, издающая резкий запах.

Орнут! Жидкость, которая при соприкосновении с бумагой и деревом мгновенно вспыхивает, и которую нельзя потушить водой!

Тори, почувствовав дуновение свежего воздуха из открытой двери, зашевелилась, приходя в себя. Двинула ногой, задев чашу. Та покачнулась, угрожающе накренившись.

Кэйто кестрелем бросился вперёд, подхватывая чашу. Ни одной капли не упало на кипы бумаг, покрывающих весь пол подсобки. Женщина, не открывая глаз, глухо простонала сквозь кляп и попыталась перевернуться, не ведая, что только что чуть не вспыхнула как факел.

Дознаватель сделал пару шагов назад, всё так же осторожно держа чашу, поставил её у стены на каменный пол подальше от двери и стеллажей с книгами. И замер, краем глаза заметив золотое сияние. Звезда Хранителя в ухе Аруны бледнела, выцветая и становясь невидимой.

Кэйто внезапно охрипшим голосом уточнил:

— Получается, я всё-таки мог не успеть?

— Мог. Но ты успел. Вмешательство во временной поток осталось в пределах допустимого, линия вероятности не искажена.

— Но неужели эта женщина так важна?

— Она лишь капля в море случайностей. Но из капель и состоит море. Если разбрасываться ими, вода в чаше мира может иссякнуть. Как иссякла некогда полноводная Ора, оставив за собой лишь непроходимые ловушки песков времени.

Стрелки на часах очелья Аруны дрогнули, отмечая прохождение ещё одной ключевой развилки. Допустимая форма вмешательства лишь самым краешком коснулась нити хаоса, чуть не опрокинув весы. Но чуть — не считается.

Кэйто, оставив Аруну позади, вернулся к пленнице, которая уже успела открыть глаза и теперь отчаянно извивалась на полу, пытаясь освободиться. Вставленный в рот кляп держался надёжно, и вместо слов получалось неразборчивое мычание.

Без лишних церемоний дознаватель вздёрнул женщину вверх, вытаскивая из каморки. Выхватил из рукава складной нож, взмахнул, приводя в рабочее состояние. Одним движением перерезал ленту, удерживавшую во рту женщины скомканный клочк ткани. И поморщился от потока брани, полившегося из нежных уст.

На щеке ночной пташки алела едва заметная царапина, оставшаяся от лезвия ножа, но не это так возмущало Тори.

— Мерзкая подлая крыса! Слизняк! Тряпка, которой место на свалке! Рутрова отрыжка!

Далее пошли ругательства гораздо выше рангом и Кэйто прервал их, снова засунув в рот женщины кляп.

— Заткнись и слушай. Твою шкуру спасли не для того, чтобы пополнить запас нецензурщины. И моё время стоит слишком дорого, чтобы тратить его на пустые слова.

Он тряхнул Тори за шиворот, как котёнка, удерживая одной рукой. Затем толкнул к стеллажу, прижав к боковой стенке так, что женщина сползла вниз и осталась сидеть со связанными руками, прислонившись спиной к дереву. Подхватил один из клочков бумаги, усеивающих пол кладовки, окунул кончик ножа в чашу с орнутом и сбросил оставшуюся на лезвии каплю на лист, который тут же отпустил.

Пламя вспыхнуло мгновенно, отразившись в расширенных от ужаса зрачках ночной плашки. Оно сразу же охватило весь лист, который спланировал в сторону пленницы и коснулся кончика платья. Лишь самым краешком, но этого хватило, чтобы подол одеяния полыхнул не хуже бумаги. Женщина попыталась завизжать и отползти, но Кэйто тут же пресёк эту попытку, наступив на подол и затушив язычок пламени. А кляп надёжно заглушил визг, превратив его в сдавленный стон.

— Всегда считал, что лучше один раз показать наглядно, чем три часа уговаривать. Если поняла и будешь молчать без тряпочки, пока тебя не спросят, то кивни.

Чистейший аридитский господина имперского кестреля пригодился в очередной раз. Пленница затихла, перестав дёргаться, и молча кивнула.

Освобождённая от кляпа и верёвок, она сначала сидела, растирая онемевшие запястья. А затем тихо спросила:

— Получается, он хотел меня не просто запереть на какое-то время, так?

Кэйто протянул женщине руку, поднимая её на ноги.

— Вопрос, ответ на который очевиден. Рано или поздно ты бы дёрнулась. И в утренних газетах появилась бы заметка о том, что некий Леон Ирм сгорел в результате случайного пожара в библиотеке. Бумаги уничтожены, свидетелей нет. Цель достигнута. Кстати напомни, какая?

— Он хотел разбогатеть. Говорил, что станет совсем другим человеком. Лучше, сильнее. Могущественнее, — начала было говорить Тори, но осеклась. Поздно. И она тут же осознала это сама.

— Я всё расскажу. Всё до мельчайших подробностей. Только пообещайте, что не станете меня убивать. И, — тут глаза ночной пташки сузились от ненависти, — отомстите за меня этому ублюдку!

Кэйто промолчал, не собираясь давать пустых обещаний. Убивать женщину без необходимости он и без того не собирался. Но и чужая месть его не интересовала.

Он неопределённо то ли кивнул, то ли мотнул головой, но Тори этого хватило. Она покорно прошла вслед за дознавателем в читательский зал и заняла указанное место. Сам Кэйто устроился напротив и приготовился внимательно слушать.

Аруна остался в подсобке, собирать рассыпанные бумаги, и кестрель в очредной раз подивился, как у того получалось ускользнуть от лишнего внимания: женщина даже не заметила Хранителя, полностью поглощённая своими мыслями и разговором со следователем. Похоже, господина Аруну могли видеть только те люди, которым он это сам разрешил.

Тори, собираясь с мыслями, поёрзала на стуле, затем положила руки на стол, как прилежная ученица. И принялась рассказывать.

С Леоном Ирмом, служащим в городской библиотеке, она познакомилась год назад. Парень влюбился с первого взгляда, очарованный золотыми волосами и небесно-голубыми глазами прелестницы. А нежный голос девушки заставлял его краснеть и смущаться. Тогда, в первый раз, она сама ради шутки предложила ему подняться наверх, зная, что у парня попросту не хватит денег. Но у того хватило.

Пропав на месяца два и не появляясь в общем зале, хотя до этого захаживал почти каждый вечер, он вернулся и сразу же, с порога, выставил на стойке мешочек серебряных рууров. Получил вожделенную бирку, прошёл вместе с Тори в её опочивальню. И… ничего не произошло. Он всю ночь читал стихи, рассказывал, какие прекрасные у неё руки, похожие на стебли лотоса, кожа, подобная сиянию луны и волосы, затмевающие солнечные лучи. А в глазах цвета весеннего неба можно утонуть, как в бездонном горном озере. Тори сначала мысленно хихикала, стараясь не подавать вида. Ну какие там стебли лотоса, какие озёра! Это же всё так глупо. Мир не состоит из цветов и сказок, у него совсем другие законы, куда проще и приземлённее. Но потом Леон начал нараспев читать поэмы на древнеаридитском, который Тори понимала через слово, и девушка поплыла. Само звучание фраз на знакомом и одновременно чужом языке завораживало настолько, что меняло время и пространство и превращало открытое окно в дверь к неведомым мирам. Тори была волшебной лунной феей, идущей по тропе грёз, и чувствовала себя важнее всех знатных дам королевства.

Наутро Леон попрощался и сказал, что потратил всё, что у него было, и больше не сможет приходить к своей фее. Но попросил её хотя бы раз в неделю появляться внизу, чтобы он смог её увидеть, когда придёт выпить чашечку чая или ароматной кавы.

Вот тогда-то Тори и пришла в голову безумная идея. Она будет сама доплачивать в казну "Затейницы Джеймисин" за визиты библиотекаря. А тот будет учить её грамоте. Уж он-то знает гораздо больше языков, чем предательница Иннуар, да и счётному делу наверняка обучен.

Поначалу всё шло хорошо. Паренёк оказался прекрасным учителем, и Тори уже предвкушала, как утрёт нос сопернице, но допустила ошибку. Не выдержав искушения ещё больше привязать юношу к себе, она всё-таки соблазнила Леона, не ожидая, что и сама увлечётся процессом. Так отличались его робкие касания от грубых и бесцеремонных объятий других клиентов, что девушка начала задумываться о том, чтобы оставить своё ремесло. Но практичная жилка подсказывала, что счастье без денег продлится недолго. Даже у самой Тори не хватило бы запасов серебра на выкуп у госпожи, не говоря уж о скромном библиотекаре.

Они начали вдвоём обсуждать и строить планы, как сделать Тори владелицей заведения. Но, несмотря на успехи в учёбе, до уровня Иннуар той было ещё далеко. А терпеть оба уже больше не могли.

Но в один прекрасный день, точнее, вечер, Леон пришёл крайне возбуждённым. Он едва дождался уединения, и тут же рассказал, что получил от неизвестного крупный заказ на исследование старинных ритуалов империи Индоррат. Денег, полученных в уплату, хватило бы аж на половину выкупа, а там, глядишь, ещё что подвернётся. Заказчика особенно интересовало всё, что связано с древними монетами. Леон даже притащил рисунок образца, в котором Тори мгновенно опознала имперский золотой, один из тех, что она видела в тайнике своей госпожи. Сначала юноша не поверил, полагая, что она спутала старые и новые монеты. В королевстве частенько попадались похожие кругляшки с пятилучевыми звёздами, но с шестью не было не одной, все тотчас же выкупались империей.

Тори возмутилась — она же не дурочка, не способная отличить одну монету от другой! И втихаря прокралась в кабинет госпожи, чтобы позаимствовать на время одну монету из тайника. Леон пришёл в крайнее возбуждение. Он вертел монету в руках, тёр её, подкидывал, прикладывал к щекам и ко лбу. Даже едва не попробовал на зуб, но девушка, испуганная тем, что на поверхности останутся следы, его вовремя остановила. Отнесла монету на место и попросила никому об этом не говорить. Леон согласился. А потом все четыре монеты пропали. Ключ она и впрямь в руки возлюбленного не давала, и даже не показывала, но за неделю до того, как случилась кража, при их очередной встрече юноша вёл себя странно. Нервничал, потирал руки, предложил выпить вина, хотя до этого Тори всегда самой приходилось его уговаривать расслабиться. Она тогда проснулась с головной болью, а завязки на мешочке с ключом, который она не снимала, оказались затянуты немного не так. Но драгоценный "лотос" оказался на месте, и девушка махнула на странность рукой.

Когда произошла кража, Тори не на шутку перепугалась, но не подала виду. Если это и впрямь Леон, то места наследницы ей не видать, как собственных ушей, пусть даже ничего плохого она и не сделала — всего лишь показала монету, которую не собиралась красть. А если не он, то и впрямь ни о чём таком говорить не стоило. Собравшись с духом, девушка продумала, как ответить на вопросы мага так, чтобы не солгать. Выдержала проверку. И, чтобы развеять опасения, пригласила к себе юношу, не дожидаясь очередной встречи. Тот отказался, сказав, что у него срочное дело, но завтра он обязательно придёт. Как раз в тот день госпожа Мейдж снова буйствовала, обыскивая всё подряд. Девушка, опасаясь, что рисунок с монетой, который Леон забыл унести с собой, будет обнаружен. И украдкой успела его сжечь, смыв пепел в уборной.

А когда они с Леоном встретились на следующий вечер, тот был сам на себя не похож. Тут же признался, что позаимствовал монеты, извинился за обман и пообещал всё исправить сразу, как закончит исследование. Говорил, что обнаружил нечто важное, способное изменить всю жизнь не только их самих, но и королевства в целом. А потом, внезапно успокоившись, предложил Тори испытать на себе один древний ритуал. Дескать, монеты не просто монеты, а могущественные артефакты, с помощью которых можно мгновенно научиться всему тому, что знает и умеет другой человек. Если Тори наденет маску и пожелает иметь всё, чем обладает Иннуар, то сможет всего за один раз освоить все навыки соперницы. И больше не придётся корпеть над скучными книгами каждую ночь. Тори, поддавшись на горячие уговоры, сама не поняла, как согласилась. Она до конца не верила, что ритуал сработает, но решила поддержать игру.

Леон показал ей странную белую маску с прорезями для глаз, которую принёс с собой, словно не сомневаясь в согласии девушки. Маска не имела отверстия для рта и крепления для лент, её нужно было держать зубами за золотой штырёк, который торчал с внутренней стороны на месте рта. Усадил на кровать, помог надеть маску, дал в руки украденные монеты, по две в каждую ладонь. И сказал закрыть глаза и представить себя на месте Иннуар. Дескать, так будет проще заполучить нужные умения и способности. В последний момент Тори едва не пошла на попятную, почувствовав жар в висках и какое-то странное головокружение, но Леон убедил её продолжить, уверяя, что это совсем не страшно и не больно.

Ритуал закончился, Тори с облегчением избавилась от маски. Новых знаний в голове не прибавилось, но и страшного ничего не произошло. Вот только возлюбленный был весьма разочарован. Бормоча, что где-то в расчётах закралась ошибка, он забрал монеты, маску, пообещал прийти на следующий день после того, как свяжется с заказчиком. И пропал. Зато утром Тори осознав, что проснулась в постели Иннуар в её теле, пришла в ужас. Она с трудом притворилась, что не понимает, как всё это произошло, собираясь при первой же возможности отправиться к Леону и потребовать объяснений. Хотя не знала пока, как всё это провернуть. После того, как хозяйка воспользовалась уже знакомой девушке монетой, сознание вернулось обратно. Но их с Иннуар посадили под арест, а сил терпеть уже не было. И тогда Тори, чтобы сбежать, провернула фокус с зеркалом. Травить свою бывшую подругу она не собиралась, просто хотела усыпить, а снотворное ей, как и механическую змейку, подарила когда-то давно одна из клиенток, имеющая весьма странные привычки. Змейка, как живая, слушалась самых простых команд и была для Тори кем-то вроде домашнего питомца, раз уж живых зверушек в заведении держать не одобрялось.

Воспользовавшись тем, что слуга ненадолго отлучился в уборную, девушка подсунула змейку за зеркало и приказала той развернуться, двигая раму так, чтобы вернувшийся на своё место наблюдатель увидел в зеркале на второй половине кровати спящую Иннуар. А сама выскользнула через окно во внутренний дворик, едва разминувшись с вернувшимся охранником. Когда откроется дверь, змейка должна была снова свернуться в клубок, чтобы зеркало заняло прежнее положение: девушка собиралась вернуться незамеченной обратно, зная, где хозяйка хранит ключи от пристройки.

Вот только всё пошло не так, как задумано. Леон и впрямь оказался в библиотеке, но возлюбленной не сильно обрадовался. Усталый и взвинченный, он что-то лихорадочно писал на листах бумаги и хотел побыстрее выпроводить девушку. Но, услышав о том, что произошло утром, выкрикнул что-то непонятное, схватил Тори в охапку и принялся радостно кружить. Это было… было… что же именно он кричал?

— Отсроченный обмен, — шёпот Аруны, который бесшумно, как призрак, возник за спиной у девушки, прозвучал тише дуновения ветра.

Тори неуверенно оглянулась, помотала головой, словно сомневаясь в собственном рассудке, и продолжила:

— Так вот, он сказал, что сработал какой-то отсроченный обмен. Монет не хватило, и перенос прошёл с задержкой на шестнадцать часов, ровно половина суток. А затем принялся спрашивать, буду ли я его по прежнему любить, если он изменится, очень-очень сильно изменится. И вот тогда мне стало страшно по-настоящему. До этого там, с маской, была всего лишь игра. Но когда я проснулась в облике Иннуар…

Девушка замолчала, закрыв лицо руками. Видя, что продолжать она сама не собирается, Кэйто мягко её подтолкнул:

— Так что ты в итоге ему ответила?

Тори вскинула голову, сверкнув глазами.

— Я влюбилась не в безумца-артефактора, ставящего на мне эксперименты! Мне дорог был милый и добрый юноша, который ценил меня за то, какая я есть. Конечно же, я отказала! Сказала, что признаюсь во всём госпоже и потребовала немедленно вернуть монеты, пока не стало слишком поздно. А он ударил меня! Ударил, как надоедливую псину, которая тявкает под окном! И оставил здесь подыхать! Ненавижу!

Она выкрикнула последнее слово и разрыдалась в голос.

Аруна жестом поманил к себе Кэйто, приглашая того вернуться к подсобке. Дознаватель, секунду поколебавшись, поспешил вслед. Привычки кестреля советовали не оставлять плачущую девушку без присмотра, но если Хранитель спокоен, значит, всё идёт так, как и должно быть.

У двери в подсобное помещение Аруна сообщил, что просмотрел все бумаги и нужные отложил, намереваясь забрать их с собой.

— Навестите меня в моём особняке через пару дней. К тому времени я как раз успею подготовить подарок для одного хитроумного лиса. Вот только перед этим нам стоит довершить начатое нашим безумным исследователем.

Кэйто подумал, что, кажется, начинает понимать недомолвки Хранителя с полуслова. И пинком послал чашу в полёт на груду оставшихся в подсобке бумаг, захлопывая дверцу.

— А теперь разбегаемся!

И Аруна, сверкнув глазами как озорной мальчишка, пустился бежать, ловко огибая стеллажи. Обернувшись перед тем, как исчезнуть из виду, он ухмыльнулся и выкрикнул:

— Кто последний, того и Тори!

Кэйто вздохнул, вернулся за оставленной девушкой и, ухватив её под локоть, потащил к служебному выходу. Не преминув напомнить, чтобы провинившаяся вела себя тише воды ниже травы. По крайней мере, до тех пор, пока они оба не окажутся под крышей "Затейницы Джеймисин". А там пусть с ней разбирается госпожа Мейдж Сирил.