22.05.2028.
Дальнее Подмосковье.
Шустрый
После того как БТР остановился, две облаченные в костюмы бактериологической защиты человеческие фигуры проникли в кирпичное нутро бойлерной, сиротливо торчавшей на краю пепелища дачного поселка.
Еще несколько закованных в армейские ОЗК бойцов застыли у входа, при этом нерешительно топча покореженное полотно железной двери, вырванной из петель всего пару часов назад.
– Ну, Палыч, выкладывай, что у тебя здесь? – спросил мужчина в некогда белоснежном комбинезоне химзащиты с красным крестом медика на груди.
Коренастый военный в прикрытом тяжелым бронежилетом зеленом противочумнике указал лучом фонаря на парня, лежащего в надутой переноске из прозрачного полиэтилена, обычно предназначенной для транспортировки зараженных:
– Вот, док, это Макс Шустрый. Один из моих разведчиков, – голос майора сочился усталостью и злостью. – Видать, почуял, что на выезде заразу словил, и три дня назад ушел в самоход. Устроил себе самоизоляцию в этом клоповнике. Видимо, думал, гад, что отлежится! Если бы его зазноба вовремя кипиш не подняла и не выдала адреса схронов, где он мог ныкаться, мы бы этого ирода ни в жизнь не нашли!
– Майор, и что ты от меня хочешь? Твой Шустрый – синюшный, словно утопленник. Пот – желтый с сукровицей. Тремор – как у эпилептика. Температура тела – тридцать пять градусов, – врач, носящий шеврон вирусолога на плече, разочарованно отвернулся от экрана термосканера. Повозившись еще немного, он вперил взгляд в майора и процедил сквозь зубы: – Михаил Палыч, на кой ляд ты меня сюда притащил? Ты же как свои пять пальцев знаешь карантинный протокол. Не мучай парня, он уже точно не жилец. Переведи в двухсотые и закинь в передвижной крематорий, чтобы останки у нас смогли похоронить.
Майор хмыкнул и нервно похлопал по потертому прикладу «Ксюхи», оборудованной коллиматорным прицелом и громоздким глушителем.
– В двухсотые отправить всегда успеем, но тут такое дело, док… У Макса это уже седьмое заражение.
– Седьмое?! – Вирусолог ошарашенно уставился в глаза майора, едва различимые за запотевшим пластиком защитной маски. – Палыч, ты что, грибов галлюциногенных объелся? Даже после поочередного заражения тремя мутациями вируса выживают только единицы из десятка тысяч пациентов. А ты мне говоришь, что он за два года этого ада шесть раз разными штаммами вируса переболел с последующей полной очисткой организма и даже перманентно-чумным не стал?!
– Да, док, именно так. Документально не подтвержу, он в поселке только полгода назад появился, но Шустрый – не трепло, раз сказал, что шесть раз заразу перенес – значит, так и есть. А еще он своим ребятам из группы разведчиков проболтался, что ему в Москве – в самом начале эпидемии – что-то экспериментальное вкололи, – добавил военный менее уверенно.
– Седьмое заражение…
Доктор растерянно повторил это несколько раз и, задумавшись, поцокал языком. Затем еще раз внимательно осмотрел обнаженного парня, трясущегося под пленкой, словно осенний лист.
Особенно его заинтересовали два обнаруженных на теле укуса. Один на ноге, а второй на боку. Явно несвежие, они давно затянулись и не имели вокруг сетки почерневших капилляров, как у зараженных.
– Случай из ряда вон, конечно. Мне бы за ним последить денек-другой… Жаль, что так поздно его лежку нашли. В таком виде его на паром до Зареченска не пропустят. Если омоновцы увидят – сразу пристрелят. Да его даже в нашу поселковую больничку везти нельзя, он в любой момент может обернуться в быстрого зомби. Эх, на пару бы дней раньше его выловили… Я, может, смог бы для него одну ампулу иммуносупрессора у Зареченских боссов выклянчить.
– Жаль… Второго такого бойца днем с огнем не сыщешь, – проворчал майор, скривившись от досады. – Не знаю, что ему там в Москве вкололи, но он резвый и ловкий, как самые первые из мутировавших чумных. И кстати, именно его разведгруппа неделю назад в зараженные Химки моталась и вывезла контейнер с лекарствами, скинутый с военного самолета. Там-то он, видать, свежую версию заразы и словил, когда от зомбаков в рукопашную отбивался.
Выслушав короткий рассказ, доктор замер в нерешительности. Постояв около минуты, он шумно вздохнул, затем решительно распахнул герметичный бокс на бедре и извлек одноразовый инъектор оранжевого цвета. Подойдя к закрепленной на стойке капельнице, воткнул иглу в клапан и медленно выдавил содержимое капсулы. Голубая жидкость тут же смешалась с физраствором и по прозрачной трубке устремилась к полиэтиленовому саркофагу.
– Это моя личная доза. Берег для себя, на случай, если в больничке кто-нибудь обратится и цапнет, – объяснил вирусолог. – А те лекарства, которые этот парень нам доставил, сотню человек спасли от зачистки в Зареченске и две сотни у нас в рабочих бараках. Так что этот Шустрый свою ампулу живчика точно заслужил. Жаль только, поздно… Навряд ли подействует, – добавил врач с сожалением.
– Спасибо, док, я такой подгон не забуду, – майор благодарно кивнул.
В этот момент снаружи донеслось мерное тарахтение, и в проеме показался мотоцикл «Урал» с люлькой. Здоровенный боец в лохматой маскировочной накидке спрыгнул с железного коня и снял с плеча пулемет РПК-74. Накинув прорезиненный капюшон на голову, он поправил натовский масочный респиратор и решительно вошел в бойлерную, при этом бесцеремонно раздвинув плечами застывших у входа бойцов.
– Командир, Леший по рации передал, что в дальнем лесу засек чумных. Говорит, насчитал голов пятьсот, не меньше.
– Дикие зомбаки или поумневшие мутанты с примитивным оружием? – деловито спросил майор, в голосе которого проскользнула тревожная нотка.
– Леший огнестрела не видел, но палки, железные трубы, ржавые ножи точно в руках были. Похоже, большая стая «семейных» ублюдков на прогулку вышла.
– Что-то сильно близко они к нам гуляют, – проворчал майор себе под нос и, перейдя на командный тон, принялся отдавать приказы: – Комар, Тракторист – пулей ко мне! Тракторист, сажай дока в броню и дуй с ним прямиком в больничку – и чтоб ни один волосок с его головы не упал! По прибытии в поселок – объявляй сбор ополченцев и скажи Максимычу, чтобы начинал заправлять стационарные огнеметы. Да пускай сразу отправит двойную смену сторожей на вышки. Затем по проводной связи набери Зареченских вояк. Пусть расчехляют гаубицы и на всякий случай паром с омоновцами высылают. Если будут тормозить и морозиться – напомни о подписанном договоре. И смотри мне, по обычной рации – ни слова! Потом собери всех наших и дуй с ними на БТРе к дальней засеке. Мы с Беркутом будем вас там ждать.
Когда вирусолог с механиком-водителем БТР-80 вышли, майор окинул взглядом долговязого бойца, стоявшего по стойке смирно:
– Комар, теперь ты. Слушай сюда: грузишь Шустрого в прицеп моего УАЗика и везешь на заброшенную лодочную станцию, которую мы в прошлом месяце повторно зачищали. Там сидишь тихо, ставишь капельницы из аварийного медкомплекта и не отсвечиваешь. Ты все понял?
Долговязый быстро закивал и бросился выполнять приказ командира. Беркут помог Комару вытащить и погрузить бокс с зараженным в прицеп, а потом как бы невзначай прижал свою маску к активному наушнику суетящегося бойца, и тот услышал его приглушенное рычание:
– Комар, теперь ты головой за Макса отвечаешь. И знай, если чего учудишь и Шустрый случайно окочурится, я тебе яйца оторву!
Выдав грозное предупреждение, Беркут захлопнул борт прицепа, а затем резко развернулся и направился к ожидавшему у мотоцикла майору.
***
Комар
Полчаса спустя видавший виды УАЗ с прицепом подкатил к отрезанному куску федеральной трассы. Восьмикилометровая кишка, обрубленная двумя взорвавшимися мостами, все еще была загружена брошенными машинами – безмолвными свидетелями первых дней чумы.
Разграбленные фуры стояли бок о бок с дорогими и не очень легковушками. Кое-где виднелись остовы сгоревших автомобилей и серые курганы, оставшиеся от сожженных чистильщиками тел. И даже спустя три месяца после последней зачистки зловонное дыхание мертвечины просачивалось сквозь защиту армейского респиратора.
УАЗ пересек зачумленную трассу по расчищенному зимой коридору, и Комар, скривившись от отвращения, ощутил дикое желание сорвать с лица маску с респиратором и сбросить вросшие в кожу защитные очки. Но нельзя. Пока он не доедет до виднеющихся у воды красных флажков, снимать защиту нельзя. Да и потом оставаться без нее не рекомендуется из-за лежавшего в прицепе полудохлого Шустрого.
Ведь если кто-то из рабочего поселка увидит его рядом с зараженным без этой проклятущей маски и настучит коменданту, то Комар на две недели загремит в карантинный блок к доку. А там, как в аду, можно враз подхватить реальную заразу и жестко переболеть.
А если после этого быстро не восстановиться, для него откроется прямой путь в касту простых работяг, пашущих ежедневно в цементном цеху и на лесопилке за баланду и горсть целебных пилюль.
Не справившись с эмоциями, долговязый в сердцах двинул по рулю кулаком.
– Мля, да когда же этот ад закончится?! – зло выкрикнув, он и с ненавистью посмотрел в зеркало заднего вида на подскакивающий на ухабах прицеп.
Ничего. Надо еще чуть-чуть потерпеть, по радио передавали, что военные за Уралом строят поселки для людей, эвакуированных из западных регионов Российской Федерации. Ходят слухи, американцы оживились на Аляске и начали ее зачищать от чумной скверны. Из блокадного Севастополя доносились вести об отбитом турецком десанте, недавно прорвавшемся в Крым. Говорят, под Москвой видели натовские вертолеты.
Еще немного – и в дальнее Подмосковье тоже кто-то прилетит. Не одни, так другие. Если высадится десант из Европы – наведет порядок железной рукой. Если наши – то хотя бы вывезут туда, где нет бродящих многотысячных орд мутировавших зомбаков.
Постепенно Комар обуздал бурю в душе. А когда УАЗ подкатил к лодочному сараю, выпрыгнул из машины, откинул борт прицепа и ухватился за стропу, приделанную к раздутой переноске. В этот момент со стороны засеки донеслись хлопки далеких взрывов. Наверняка это сработали заложенные на объездной дороге противопехотные фугасы.
– Похоже, началось, – обреченно проронил Комар и принялся с опаской нервно оглядываться.
И хотя бой разгорелся в шести-семи километрах отсюда, ему казалось, что вот-вот из-за леса вырвется стая диких зомби или, хуже того, волна перерожденных мутантов, чья жажда живой плоти не знает границ. И те и другие вмиг учуют человека, догонят и разорвут.
Страх, словно ледяной кокон, сковал разум Комара. В голове зародилась шальная мысль, и он застыл, не в силах принять решение. Минуты тянулись как часы, а он стоял, оцепенев, и с отвращением смотрел на синюшное тело, дрожащее под слоями надутой пленки.
Наконец, словно очнувшись от кошмара, Комар дернул за стропу. Колыбель зараженного соскользнула с борта и рухнула на деревянный настил пристани. Услышав вырвавшийся у Шустрого стон, долговязый боец лишь злобно оскалился и потащил бокс не в сарай, а к краю покосившихся мостков. Оглядевшись словно вор, Комар размотал шланг дыхательного клапана переноски, изрыгающий хриплые звуки электро-нагнетателя, и бросил его конец в воду.
Скинув с плеча потертый АК-74 на мостки, он сорвал с головы прорезиненный капюшон ОЗК, сбросил защитные очки, активные наушники и респиратор. Зажмурившись, подставил лицо ласковому солнцу и, жадно глотнув свежего воздуха, почувствовал вкус забытой свободы.
Растрепав постриженные клочками сивые волосы, Комар наклонился и вгляделся в зеркальную гладь реки. Оттуда на него посмотрел чужой, отвратительный тип.
Некогда красивое лицо теперь изрезано уродливыми шрамами, оставленными лямками респиратора и очков. Светлая поросль на подбородке торчала редкими островками из давно не видевшей солнца бледной кожи. Сломанный полгода назад нос сросся криво, навеки лишив лицо былой аристократической гармонии.
Комар сморщился, отвернулся и посмотрел на восковую рожу дрожащего Шустрого. Вытащил потертый ПМ из кобуры и с силой пнул зараженного тяжелым ботинком в бок. И в этот момент глаза Шустрого распахнулись, превратившись в отражение врат ада. Увидев кроваво-красные белки, Комар отшатнулся и чуть не сорвался с пристани в воду.
– Чего, мля, уставился, сука?! – выкрикнул долговязый зло, затем вернулся и снова с удовольствием пнул умирающего.
Наклонившись, заглянул в расширенные зрачки Шустрого и заговорил, с ненавистью выплевывая каждое слово:
– А нехер было мне при всех морду бить! Боксер хренов! Ты мне тогда не только нос, ты мне всю жизнь, сука, сломал. Смотрите-ка, увидел, как я его Машку за задницу в столовке ухватил. А какого хрена эта долбаная училка смотрела на меня, как на кусок дерьма?! Да мне до этого пи…деца каждая баба готова была дать в любых позах, только пальцем помани!
Заведясь от собственного ора, Комар несколько раз пнул лежачего и поднял дрожащей рукой пистолет:
– Чо, мля?! Молчишь?! Теперь не такой борзый, как раньше?! Чуешь, кто тут царь горы?! Сейчас я буду решать, как ты, Максимка Шустрый, сегодня сдохнешь! А насчет Машки своей не беспокойся. Никто в поселке еще не знает, а у меня, оказывается, троюродный дядька в администрации Зареченска объявился. Он мне уже и пропуск втихаря на тот берег выправил. Короче, я уже давно все решил. Увезу твою Машку на пароме в Зареченск, пристроюсь с ней в общагу обслуги тамошних боссов, а там я уж молодую вдову и утешу, и обогрею.
Долговязый облизнулся и, наконец решившись, спихнул переноску в реку.
Течение Москва-реки подхватило бокс и, словно это был обычный надувной матрас, потащило от берега. Комар прицелился в голову Шустрого и выстрелил. Увидел, как кровь окрасила прозрачный пластик изнутри, и довольно оскалился. А затем, почти не целясь, он высадил весь магазин в сторону уплывающего саркофага.
Когда переноска почти исчезла из виду, он зло плюнул вслед и поспешил к УАЗу. Теперь надо было действовать быстро, и главное – избежать встречи с людьми майора Карпова.