Настоящее прошлое. Крушение империи

Глава 6

– А вот тут у нас, товарищ генерал армии, лежат ваши герои! – начальник госпиталя, первым вошедший в палату, сделал шаг в сторону, пропуская следовавшую за ним небольшую группу военных, чьи звания нельзя было разглядеть из-за накинутых на плечи белых халатов. Аленка, кормившая меня с ложечки гречневой кашей, испуганно вскочила с тарелкой в руках и уставилась на вошедших.

– Ух ты! Это кто же у нас тут такая красивая? – усмехнулся первый из вошедших.

– Я? Я – невеста! Вот его…

– Невеста? – Мужик улыбнулся: – Жениха, значит, выхаживать приехала? Молодец! – Он повернулся к остальным: – Вот смотрите, товарищи, какая у нас молодежь подрастает! А мы ее все ругаем… Ну а кто у нас жених? Так – лежать! – пресек он мою попытку встать с кровати. – Лежа отвечай!

– Старшина Марков, товарищ генерал, войсковая часть номер… – как мог, четко доложился я. Потому что губы еще работали не очень хорошо. Контузия, мать ее… В принципе, мне прилетело не сильно. Так слегка посекло спину осколками, образовавшимися, скорее всего, от разрушения каких-то внутренних конструкций БМД, лопнула барабанная перепонка в правом ухе, ну и контузило. Причем, как выяснилось чуть позже, весь мой героизм оказался не слишком-то и нужен. Потому что буквально через пять минут после того, как я выпустил последнюю гранату, прилетела парочка «крокодилов» и прошлась по гребню скал пакетами НУРСов и очередями четырехствольных ГШГ и ЯКБ. Так что «духи» поспешно подхватились и дунули куда подальше. А минут через тридцать к нам подошла подмога и по земле – комендачи в составе еще трех бээмдэшек и одного БТР-Д… Начальник штаба нашего полка начал действовать сразу же после первого доклада инженера – поднял в ружье комендачей и позвонил на аэродром, запросив авиационную поддержку. Так что если бы я просто затихарился в своем бульдозере, то пережил бы весь этот бой, считай, без потерь. А то, блин, спортом занимаюсь, здоровье берегу, теломерную терапию надеюсь запустить пораньше, а тут раз – и чуть не сдох! Вот была бы мне вторая жизнь – героическая, но недолгая… Впрочем, выжил – и ладно. Зато никто в трусости не упрекнет! Тоже, знаете ли, немаловажно. Хотя, на самом деле, трясся я от страха все время моей «героической» схватки – что твой эпилептик. Но, как говорится, глаза боятся – а руки делают. Вот так и наделал, что смог…

А смог я, как выяснилось, очень даже не хило. Во-первых, инженер выжил. И не только выжил, но и понял, что и как я придумал с бульдозерным ножом. Так что сразу по возвращении в часть он написал рапорт, в котором изложил все без утайки, выставив меня «спасшим жизнь своих товарищей и командира». А это, на минуточку, в Российской императорской армии входило в статут награждения Георгиевским крестом! Кроме того, не менее лестный для меня рапорт подал и начальник колонны. Уж не знаю, по каким именно причинам, но он не стал перетягивать одеяло на себя, а указал в рапорте, что поражение основных огневых средств поражения нападающих в виде двух крупнокалиберных пулеметов китайского производства «внесло решающий вклад в способность конвоя удержать позиции до подхода подкрепления». Чего уж там оказалось решающего в те пять минут, которые оставались до прилета «Ми-24», я не знаю, но спасибо ему за столь высокую оценку. Кроме того, отметились и пилоты, заявив, что эффективность их работы по засаде была обеспечена «своевременным подавлением основных средств ПВО противника», под которыми, опять же, подразумевались имеющиеся у «духов» китайские клоны ДШК «тип 54». Ну и напоследок отметились и наши «комендачи», указав в рапорте, что их действия оказались успешными именно вследствие того, что я «подавил» имеющееся у противника «тяжелое вооружение». Что в принципе было не так уж далеко от истины. Потому как если бы «крупняк» был исправен, то, стреляя сверху, со склона, они вполне могли бы превратить бээмдэшки «комендачей» в решето. Верхний лобовой лист БМД пуля ДШК «шьет» уже с пятисот метров… Но с этим было не все так однозначно. Потому как, кроме «тип 54», у «духов» имелись еще и гранатометы, которые были для бээмдэшек как бы даже не опаснее «крупняка». Впрочем, тут, как мне кажется, расстаралось наше командование. Типа, раз посторонние так хвалят нашего бойца, так нам сам бог велел похвалить его еще больше. Авось что обломится за то, что такого героя воспитали… Однако главный шок оказался не в этом. Уже после осмотра места боестолкновения и допроса попавших в плен раненых духов выяснилось, что одним из тех, кого я «приголубил» какой-то из своих осколочных гранат, оказался сам Туран Исмаил. Причем сел он за рукоятки одного из «тип 54» буквально за минуту до того, как я начал стрелять. Не выдержала его, так сказать, душа поэта и профессионального военного того, как развивался этот бой. Захотелось лично пострелять по клятым «шурави». Додавить последнее сопротивление…

– Марков, Марков… – генерал наморщил лоб и повернулся к свите. Один из пришедших быстренько раскрыл папку, которую держал в руках, и торопливо зарылся в нее носом. После чего развернул ее к генералу.

– Хм, вот оно что… – удивился генерал, что-то вычитав в папке. – Так ты, выходит, самого Исмаил-хана упокоил? Молодец, молодец…

– То случайно вышло, товарищ генерал! – громко доложил я. – Я даже не знал, что он там был.

Генерал расхохотался.

– Ай, орел! А если бы знал, то что сделал бы?

– Попытался бы в плен взять, товарищ генерал, – не моргнув глазом доложил я. А что – перед начальством, как говорил еще император Петр I, вид надо иметь лихой и придурковатый. Дабы своим разумением оное не смущать. – Как нам, десантникам, и положено…

Генерал усмехнулся и, покачав головой, снова повторил:

– Молодец! – после чего поинтересовался: – Пожелания, просьбы?

Я задумался, а затем решительно произнес:

– Есть одна, товарищ генерал!

– Слушаю.

– Товарищ генерал, разрешите после выписки с парашютом прыгнуть. А то почти два года в ВДВ отслужил, а парашюты только на плакатах видел!

– Как так? – удивился он.

– Так я же в роте обеспечения служил. И к перевалу выдвинулся, чтобы завал, который, как выяснилось, духи устроили, бульдозером разгрести.

Генерал окинул меня удивленным взглядом, а потом снова скосил взгляд в папку.

– А как же ты из БМД стрелял?

– Так эти БМД у нас в парке стояли. И та, из которой я стрелял, нам в сопровождении была выдана. Ей первой и прилетело. Весь экипаж там внутри и остался… А с орудием обращаться я самостоятельно научился. Вот и… – я замолчал и развел руками. Генерал тоже молча смотрел на меня. И так продолжалось где-то минуту. После чего он кивнул каким-то своим мыслям, а затем произнес:

– Хорошо, будут тебе прыжки. И не один. С разрядом в запас уйдешь. Другие разряды есть?

– Так точно!

– Он даже вообще Олимпиаду выиграл! – пискнула сбоку Аленка. – По марафонскому бегу…

Генерал двинул бровями.

– Олимпиаду? Выиграл? И не в спортроте отсиживался?!

Я покаянно пожал плечами. Мол, виноват, извините, так получилось… Генерал хмыкнул, хлопнул меня по плечу и, больше ни к кому не подойдя, вышел из палаты. Я некоторое время смотрел ему вослед, а потом повернулся к остальным, кто лежал вместе со мной, и удивленно спросил:

– А это кто был-то?

– Ну ты даешь, десантник, – ухмыльнулся прапорщик, лежавший на «козырной» угловой кровати, – собственную легенду не узнал! Это ж бывший командующий воздушно-десантными войсками, генерал армии Василий Филиппович Маргелов. Знаешь же как нас зовут: ВДВ – войска дяди Васи! Вот он как раз этот самый дядя Вася и есть…

В базовом для сороковой армии госпитале в Ташкенте я валялся уже неделю. То есть сначала меня перевезли в Кабул, а потом, самолетом, отправили уже сюда. Зачем и почему – непонятно. Ранения-то у меня были не то чтобы так уж сильно тяжелые. Вполне мог бы и в кабульском госпитале отлежаться… Но, как бы там ни было, я был только рад подобному развитию событий. Потому что сегодня утром ко мне прилетела моя Аленка.

– С каким это парашютом ты прыгать собрался? – рассерженно зашипела она на меня, едва только все успокоились, перестав хохотать надо мной, непутевым. – Мало тебе того, что тебя чуть не убили?

– Ну не убили же, – пробурчал я, ерзая, чтобы улечься поудобнее. Спину мне осколками попятнало густо. Но, слава богу, неглубоко. Врач сказал, что все заживет и даже следов не останется. А вот тот осколок, что прилетел в морду, следы оставит. Впрочем, я не особо переживал. Слава богу, что глаз не задело, а небольшой рубец шрама у виска – мелочи. Недаром же поется: «Шрам на роже, шрам на роже – для мужчин всего дороже!» Так что пусть будет. Еще и мужественнее буду выглядеть…

– Так за каким чертом ты опять голову в петлю суешь?

– Ты, девонька, не ругайся, – снова подал голос прапорщик. – Твой парень правильно говорит – десантник, который ни разу не прыгнул – оно как бы и не десантник вовсе. Так-то мы видим, что он у тебя парень героический, но прыгнуть обязательно должен!

Аленка зло зыркнула в его сторону, поджала губы и-и-и выдала:

– Ну тогда я тоже прыгну, вот!..

Моя любовь задержалась у меня на неделю. Нет, она бы, пожалуй, осталась и на большее время. Были у нее подобные поползновения, но я отправил ее назад. Ибо не хрен! Начали тут на нее заглядываться некоторые из молодых офицеров. Улыбаться там… Она ж при госпитале устроилась. Начальник госпиталя после того посещения нас генералом Маргеловым оказался ко мне настроен весьма благожелательно. Так что разрешил ей пожить вместе с медсестрами. И даже выдал халат. А она в халатике смотрелась просто ух! Вот и начали вокруг нее увиваться разные… Да и учиться тоже надо. Она ж прям с занятий сорвалась. Ввалилась к декану, шмякнула ему по столу заметкой о нашем бое, опубликованной в «Красной Звезде», и с его разрешения полетела в Ташкент… Тему гибели одного из душманских столпов – Исмаил-хана, как начал себя именовать Туран Исмаил, наша пресса обсуждала достаточно широко. А в «Красной Звезде» даже вышел развернутый репортаж с упоминанием моей фамилии, как раз из которого все мои родные обо всем и узнали. Потому как я ни о чем в письмах не писал. Потому как в кабульском госпитале со мной успели побеседовать товарищи из службы «молчи-молчи» и после разговора взяли с меня подписку… Вот очень смешно вышло – я, значит, ни-ни, нигде и никому, а в центральных газетах – пиши не хочу! Как так-то?

В госпитале я провалялся три недели. Пока все не зажило. А потом меня отправили «дослуживать» в Псков. Если честно – просто убрали подальше. Потому что кагэбэшники вроде как выяснили, что какие-то душманы мне чуть ли не кровную месть объявили. Ну за Исмаил-хана. Правда это или нет – я точно не знал, но подобному развитию ситуации только порадовался. Достал меня Афган за прошедший год с лишним хуже некуда… тем более что и служить мне осталось, дай бог, пару месяцев. Тот бой случился в конце февраля, а из госпиталя меня выписали в самом конце марта. Как раз в день «дембельского» приказа, который вышел аккурат двадцать девятого. Так что в Псков я прилетел уже в статусе «дембеля». Старшину мне присвоили, как раз когда я лежал в госпитале, а это было самое высшее звание, которое мог получить пришедший служить по призыву, так что я, пожалуй, оказался самым высокопоставленным «срочником» во всем ППД нашей дивизии. И как и кому мной командовать, тут как-то не очень понимали. Особенно учитывая, что подразделение, в котором я в данный момент числился, осталось в Герате. Так что у меня, вполне обоснованно, закралась мысль, что «на дембель» я уйду со свистом. То есть в первой же команде. Но, увы, действительность преподнесла свои сюрпризы…

Во-первых, с парашютом я действительно прыгнул. Пять раз. И уже после третьего получил значок «Спортсмен-парашютист III разряда». Во-вторых, меня ошеломили новостью, что генерал армии Маргелов обо мне позаботился, и меня принимают в Рязанское высшее воздушно-десантное, командное, дважды Краснознаменное имени Ленинского комсомола училище без экзаменов. От чего я буквально охренел… Какая Рязань? Какое училище?! Вы что, обалдели?!! Я уже учусь в Ленинградском университете и никуда переходить не собираюсь! Короче, моя борьба «за правое дело» закончилась тем, что от меня отстали. А вот от приема кандидатом в члены КПСС мне отвертеться не удалось. Хотя приняли меня в эти самые «кандидаты» чуть ли не скрипя зубами. Потому что принимали меня в парторганизации управления дивизии, офицеры которого крайне неодобрительно отнеслись к моему категорическому нежеланию становиться офицером-десантником… Но, как бы там ни было, это произошло. Потому что отбрыкиваться еще и от партии я посчитал опасным. В-четвертых, мне удалось немного поднять, так сказать, свои боевые кондиции. Став командиром отделения, а потом и замкомвзвода, я слегка обленился – заметно уменьшил объем ежедневной тренировки, да и бегать стал максимум километров по пять и далеко не каждый день. А уж за месяц валяния по госпиталям и вообще расслабился, сведя ежедневную тренировку к всего лишь разминке, сродни той, которую делал в старости. Так что к моменту прибытия в Псков успел нажрать лишних килограммчиков. И когда я это осознал, то решил остаток времени службы потратить на восстановление былой формы. Ибо, вследствие неопределенного статуса, свободного времени у меня было до фига. Нет, часть его я «утилизировал», начав писать продолжение той повести, которую опубликовал «Советский воин», для чего договорился в машбюро управления дивизии об «аренде» пишущей машинки, но этого было мало. Вот я и стал ходить в спортзал и на спортгородок как на работу. А там пересекся с разведчиками. Основной их состав также сидел в Афгане, но вот часть инструкторов маялась дурью здесь. А там – слово за слово я уговорил их позаниматься со мной рукопашкой. В прошлой-то жизни я кое-чем из этого владел, но в этой у меня был опыт только спортивной борьбы. Так что я посчитал это весьма нелишним. Хотя и понимал, что за пару месяцев ни на что серьезное рассчитывать не стоит… Впрочем, я оказался не совсем прав. Уже через пару недель меня сдержанно похвалили. Мол, хорошо все усваиваю, и очень быстро. Видимо, помогла хорошая спортивная база, ну и воспоминания о том, что когда-то умел. Впрочем, и занимались мы не столько рукопашкой в целом, а в основном ножевым боем. Или, вернее, защитой от ножа. Инструктор мне так и сказал:

– Умение драться ножом тебе на гражданке будет лишним, а вот уметь от него увернуться – может пригодиться. Так что над этим и поработаем… – ну мы и работали.

Ну а расплачивался я за эти уроки по большей части песнями. Разными. И дворовыми – той же «Плачет девочка в автомате» или «В Кейптаунском порту» с «Танцует девушка из Нагасаки», и военными, от «Бьется в тесной печурке огонь» до «Десятый наш десантный батальон». Хотя последняя не совсем военная. Ее Окуджава сочинил для фильма «Белорусский вокзал», который вышел где-то в самом начале семидесятых. Но сама песня была очень сильная… А еще я кое-как вспомнил одну из песен, которые в будущем пел кто-то из бывших «афганцев». Чуть ли не ансамбль «Голубые береты», о которых пока не было ни слуху ни духу. Видимо, они появились позже… Она называлась «Пришел приказ». Если честно, я помнил немного только мелодию, ну и общее настроение. А слова пришлось сочинять самому. Так что у меня, похоже, получилась совершенно другая песня. Хорошая или плохая – не мне судить, но народу понравилась. Во всяком случае, спеть ее меня просили практически каждый вечер из тех, когда я устраивал свои «вечерние концерты». Причем выражалась эта просьба так:

– А теперь давай нашу…

Ну а еще им очень запал «Орел шестого легиона».

Между тем закончился не только апрель, но и май и уже вовсю шел июнь, а о моем дембеле по-прежнему не было ни слуху ни духу. Причем на все мои вопросы ближестоящие командиры только пожимали плечами и поднимали очи горе. Мол, сверху что-то мутят, а что и как – мы и сами не знаем. Так что я набрался наглости и приперся на прием к начпо, который как раз в это время объявился в ППД, ненадолго вернувшись из Афгана… Тот сначала выгнал меня, велев отчего-то прийти к нему в парадке, а когда я сделал как приказали, окинул меня придирчивым взглядом и сообщил:

– В Москву на награждение поедешь. И уволят тебя тоже прямо там же. После награждения. Чтоб не сильно обижался на то, что задержали. Понятно?

– Так точно!

– Тогда иди и готовься. Очень надеюсь, что справишься с честью, товарищ молодой коммунист.

Ну это он загнул, конечно, пока еще только кандидат, но чего уж там… Нет, что меня собираются наградить – я знал. И втайне мечтал о медали «За отвагу» – по общему мнению, самой ценной и почетной медали среди всех… Но прошел март, потом апрель, затем май – а о награждении даже кукушка не куковала. Ну я и решил, что пролетаю. Слегка расстроился, конечно, но как-то не особенно. Куда больше меня расстраивало то, что рухнули все мои планы и надежды на скорый дембель. А тут вон оно, значит, как повернулось… Интересно, а шанс на «Отвагу» еще есть?

– Да, и передай командиру роты, чтобы тебе срочно выдали новую парадную форму. А то в этой как клоун выглядишь! Руки из рукавов чуть не по локоть торчат, да и брюки на тебе выглядят, будто ты подстреленный…

Ну да, старую-то форму мне шили ажно два года назад. Потому как на складах моего размера не нашлось. Уже тогда крупноват оказался. А за это время я еще чутка поменялся фигурой…

– Товарищ полковник, на складах моего размера нет. Мне и эту два года назад шить пришлось, – доложился я.

– Ну значит, пусть пошьет, – нахмурился начальник политотдела. – Неделя вам на все, потом сам проверю!

В Москву мы с начпо прибыли в понедельник, двадцать седьмого июня. Оказалось, что он тоже прибыл на награждение. То есть его должны были наградить одновременно со мной. За что – уж не знаю, вроде как по совокупности… Ой, не потому ли меня не только до сих пор не отпустили на дембель, но еще и так усиленно тянули в партию? Впрочем, даже если и так – никакой обиды у меня на полковника не было. Так уж все в жизни устроено. Те, кто ниже – ресурс тех, кто выше. А если не ресурс, то никому не интересные пустые отвалы, способные только брюзжать на кухне и «срать» в комментах… А уж если он мне еще и «За отвагу» сподобился сделать, так и вообще спасибо скажу!

Само награждение состоялось на следующий день в Георгиевском зале Кремля. Награжденных в нем собралось довольно много. Навскидку человек пятьдесят. Причем из «срочников» я там был только один.

Нас быстро завели внутрь и выстроили вдоль ковровых дорожек. Я оказался в самом конце строя, сразу за двумя прапорщиками с инженерными эмблемами. Вот только на каких-нибудь саперов они ну вот совсем не походили. А вот на элитных «убивцев» – вполне. Прапора окинули меня несколько покровительственными взглядами, после чего один из них лениво поинтересовался:

– Из Афгана?

– Так точно! – коротко отозвался я. Вот не нужно мне здесь, в Кремле, никаких проблем с докапыванием из-за субординации… Но, слава богу, мужики оказались нормальными.

– Да ты не тянись, старшина, – улыбнулся второй. – Мы ж видим, что ты уже дембель. К тому же и сами «из-за речки». За что награждать-то будут?

– За то, что струсил правильно, – усмехнулся я уже более вольно.

– В смысле?

– Ну, когда перессал до ужаса, то не побежал, а начал отстреливаться куда-то в сторону противника, – сообщил я наиболее точную, по моему мнению, версию событий. Прапора переглянулись и тихонько рассмеялись. Но продолжить разговор нам не дали. Дальний конец строя суетливо зашевелился, а потом вдоль него разнеслась громкая команда.

Пока до меня дошла очередь, я успел немного заскучать. Само награждение проводил какой-то довольно рослый генерал армии. А когда я тихонько поинтересовался у соседей, кто это такой, они шепотом просветили меня, что это начальник Генерального штаба Огарков. Я задумался, вспоминая, что я про него читал. Мужик вроде как был правильный и толковый. И фронтовик. Впрочем, среди высшего военного руководства страны таких пока много. Не легендарных маршалов, конечно, скорее бывших взводных и ротных, но эти люди знают войну не понаслышке, а с переднего края… Кстати, он вроде как был категорическим противником ввода войск в Афганистан!

Очередь до меня дошла где-то через час. Я уже даже стоять измучился. Но как бы там ни было – она до меня таки дошла. После того как моим соседям-прапорам вручили по «Красной Звезде», остановились уже напротив меня, медалиста… Сколько, кстати, их у меня уже имеется? Четыре вроде как – школьная золотая, со Спартакиады две штуки да плюс олимпийская… С этой будет пять. А что – вполне достойно для двадцати лет. Ну так я ж вселенец/попаданец! Им априори рояли да плюшки положены!

Огарков окинул меня придирчивым взглядом и улыбнулся:

– Десантник…

– Старшина Марков, товарищ генерал армии! – гаркнул я, вытаращив глаза. Все как положено – лихой и придурковатый…

– Когда в Афганистан попал?

– В ноябре восемьдесят первого, товарищ генерал армии!

– Ну и что думаешь? Справится Советская армия с мужиками в широких штанах? – поинтересовался он с усмешкой. А я слегка разозлился. Юродивого, что ли, нашли, устами которого боженька вещает. Ну тогда – держите, не унесете.

– Никак нет, товарищ генерал армии!

В зале мгновенно повисла ошеломленная тишина. Вся свита Огаркова обалдело уставилась на меня. Да и не только она. Весь строй, который генерал армии уже прошел, вытянув шеи, пялился на молодого наглеца, ляпнувшего сущую ересь!

– Да как ты… – зарычал какой-то полковник, стоявший за левым плечом Огаркова, но тот резко вскинул руку, останавливая его, а затем уточнил:

– Уверен?

– Так точно, товарищ генерал армии, – если честно, я уже опомнился и сейчас страшно жалел, что не удержал свой поганый язык. Но, с другой стороны, а вдруг то, что я сейчас наговорю, как-то сможет повлиять на ситуацию в лучшую сторону. Какой она будет, эта лучшая сторона, я пока не представлял. Может, пораньше выйдем. Или, наоборот, сильнее поддержим Наджибулу… хотя там пока у власти «товарищ Бабрак Кармаль». Говорят, горькая пьянь. Ладно сказал «а» – нужно говорить и «б»…

– Это будет наш Вьетнам. Мы потеряем десятки тысяч людей и миллиарды рублей, а потом все равно нам придется уйти. Только после этого вместо спокойного и сонного Афганистана, каким он был раньше, на нашей границе окажется страна, переполненная оружием и людьми, которые благодаря нам очень хорошо научатся с ним обращаться. Причем руководить этими людьми будут вожди, завоевавшие славу и авторитет в войне с нами.