С раннего детства я была необычным ребенком, ибо находила прелесть и пищу для ума в таких вещах, которые показались бы странными и безумными не только для моих сверстников, но и многих взрослых людей.
Я могла часами, лежа на кровати, смотреть на игру солнечного луча на потолке моей спальни, размышляя сколько миллионов миль он пролетел из чудовищной ядерной топки, дабы порадовать только меня.
Или смотреть на труп кошки, замученной жестокими дворовыми детьми, размышляя о жизни и смерти. О месте в жизненной системе координат этой кошки и этих детей. Я вслушивалась в мерное капание воды из протекающего крана в ванной, и мне слышалось в нем нечто зловещее... Какие-то голоса ада, сулящие безумие и смерть грешному миру.
В разводах старой облупившейся краски на стенах подъезда лишь мне чудился чей-то чудовищный лик, грозящий сожрать любого, проходящего мимо.
Я видела дальше всех, и слышала лучше всех. Мои чувства находились на границе, отделяющей наш маленький уютный мирок от бесконечных тёмных пределов, где целую вечность точат зубы и клыки безымянные дети хаоса.
Излишне даже говорить, что к двенадцати годам я перечитала все книги из семейной и школьной библиотек. Однако того, что мне было нужно, там естественно не было. Такие книги веками держали в подвалах монастырей и древних замков под круглосуточной охраной, несущей службу поколениями. Так велика была опасность миру от этих книг, закапанных воском времён на переплёты из человеческой кожи.
Родители, видя мой отстранённо-холодный образ жизни, а также иррациональность увлечений, пробовали вовлечь в какую-нибудь полезную деятельность, однако ничего из этого выйти не могло в принципе, ибо я тайно изменяла обстоятельства таким образом, чтобы повернуть исход любого дела в свою пользу.
Мой мощный живой пытливый ум искал, и не находил себе применения в узкой нише официальной доктрины нашего унылого бытия. Слишком серой и пресной казалась мне незначительная жизнь девочки-подростка двенадцати лет. Я хотела не наряжать кукол, а покорять галактики. В возрасте, когда сверстницы либо играли в какое-либо скучное дерьмо, либо что-то мастерили или рисовали, я воображением рисовала как в образе демона бьюсь на просторах зловещей равнины Эскарга с инопланетными монстрами и пожираю их души и тела. Или как духом эльфийской владычицы Анитель Иллерион пробиваю грани мироздания
Примерно тогда же мне стали нравится смерть, и все её жуткие проявления и гримасы. Я тайком приходила в церковь и стояла часами, смотря и слушая как отпевают покойника, с наслаждением вдыхая живой запах свечей, ладана, и нечто глубоко неуловимое, что люди сразу ассоциируют с церковью, болью, смертью и мистицизмом религии.
Я смотрела на лицо очередного покойника, и видела, что он всё ещё жив, что это глубокий летаргический сон, что на третьи сутки этот человек проснётся на глубине в два метра, спелёнутый в саван и с иконой в руках. Он будет беззвучно кричать, разрывая зашитые губы, пытаясь открыть зашитые веки, колотиться в крышку своего нового тёмного обиталища и только немые черви станут свидетелями как он сойдёт с ума и медленно угаснет. Я это видела и мне было безразлично.
Лишь одно молодёжное течение — готы, подходило моему мировоззрению. Но я презирала этих дураков и дур за их стремление лишь поверхностно войти в темы жизни, смерти, таинственного и мистического. Глубже копать, до самых тайных пределов, они не хотели или боялись. Однако мне хотелось хоть как-то, пусть лишь внешним видом выразить ту бездну отчаяния и тьмы, куда я погружалась раз за разом. Тупая прихоть девочки-подростка.
Я покрасила волосы в чёрный цвет, стала наносить готический макияж, и красить ногти чёрным лаком, носить чёрные вещи и массу цепей и колец. Для двенадцати лет у меня стал слишком меланхолический и взрослый вид. Родители, видя такое преображение, старались вытащить дочь из моего мрачного мирка, но успеха не добились. А потом и вовсе махнули рукой, сочтя глупой причудой взрослеющего ребёнка. Они были довольно зажиточными людьми, состояли в учредителях частной школы, где я училась, и там тоже предпочли закрыть глаза на мой причудливый гротескный образ. Естественно, другие дети во дворе ненавидели и презирали меня. Я была изгоем во всех смыслах.
В то время когда они катались на велосипедах и роликах, пытались неумело флиртовать, я сидела особняком на детской площадке, изучая на экране смартфона приёмы каратэ шотокан, технологию стрельбы из разного оружия и философию прерафаэлитов. Я была как бельмо в глазу у этих детей. Своей холодностью, надменностью, аристократизмом я в клочья рвала их самолюбие и чувство собственной значимости. Они видели что я лучше во всех смыслах. Это их бесило. Конфликт и столкновение были неизбежны, и я уже примерно представляла что будет.
Предводителем и лидером дворовых детей был Сергей, мальчик четырнадцати лет, неглупый симпатичный брюнетик. Именно его постоянно выбешивало то, что на территории, подконтрольной только ему, есть какая-то часть независимого пространства, презирающего его. И однажды он решил эту часть покорить, для этого не преминул пойти на прямой открытый конфликт с мордобитием и кровью. Отец его, немалый чин в городской полиции, всегда мог творить, и творил что хотел. Им всё сходило с рук.
Прекрасным летним утром, как обычно, я сидела на детской площадке, наслаждаясь солнышком и теми летними запахами, что вносят в нашу душу умиротворение и покой. Разглядывая свои голые пальцы на ногах, я раздумывала, стоит ли сегодня вечером перекрасить ногти, или отложить это дело ещё на несколько дней. Из динамиков моего смартфона раздавался быстрый заводной трэш металл, внося некоторый диссонанс в окружающую картину благоденствия. И тут эта беззаботность была нарушена самым решительным, но вполне предполагаемым образом. Краем глаза я увидела что ко мне приближается стайка мальчишек во главе с Сергеем. Их намерения, тупые и примитивные, читались в холодных остекленевших глазах.
Кристина всегда была очень странной девочкой. Она читала не то, что положено читать детям, и одевалась не так, как положено им одеваться. С самых ранних лет она верила в необъяснимое и чудесное, а поискам прекрасных и ужасных сторон бытия посвящала всё свободное от учёбы и домашних обязанностей время.
У ней был младший брат, маленький полный мальчик. И мама, женщина весьма упитанная, свободная и любвеобильная, практически забросившая детей, и только перечисляющая им деньги на содержание.
Мир интересов Кристины был огромен и причудлив. Названия книг, которые она читала, заставили бы покрутить пальцем у виска неподготовленного человека, лишённого широких взглядов на природу вещей. Библия, Коран и Талмуд были самыми безобидными из них. Однако большинство толстых фолиантов, тщательно спрятанных Кристиной от постороннего взора, имели куда более зловещие названия и содержание. Некоторые из них были оплетены в странную мягкую белую кожу, на которой кое-где сохранились странные рисунки, подозрительно похожие на звериные орнаменты татуировок древних скифов, или вендельские тату северян в виде отрубленных рук и ног. Книги были оплетены в человеческую кожу.
Откуда девочка взяла эти реликты давно ушедших богомерзких эпох, погребённые во мраке и забвении, я не знаю. Однако дальнейшие события показали, что она долго и планомерно шла к своей цели.
Естественно, при таких весьма необычных увлечениях, друзей и подруг у девочки было совсем мало, и я с почти аналогичными взглядами, вполне органично вписалась в её ближний круг. Готика, мистика и ужасы с некоторых пор весьма привлекали меня. Мы учились в одном классе, и никак невозможно было не подружиться. Ведь подобное притягивается к подобному.
Однако ж это была весьма странная дружба, замешанная на самолюбовании и преклонении перед богиней. Перед Кристиной. Я безоговорочно признавала превосходство своей подружки во всём. В немалой степени этому способствовал мой более прагматичный и рациональный склад ума, да и в целом мягкий и покладистый характер.
Кристина была другой. Более цельной, более жёсткой. И даже жестокой. Она с удовольствием смаковала ужасные и кровавые грани нашего бытия, причём рассматривала их с некой высшей, инфернально-зловещей точки зрения. Будь у ней власть, эта девочка утопила бы мир в крови. Да что там мир — вся вселенная могла пасть от её неприкрытой злобы и жестокости. С некоторых пор я была вынуждена просто подыгрывать ей в наших фантазиях, ибо начинала серьёзно бояться за свою жизнь.
И при всём при этом Кристина не была безумна, нет. Наоборот. Более разумного человека не существовало в нашем греховном континууме. Просто в однокласснице сидел некий трудноуловимый росток зла. Даже мне, далёкой от тех бездн, кои штудировал её разум, с некоторых пор это обстоятельство стало очевидным.
Мы могли говорить часами. Для нас не было запретных тем. То, что мы обсуждали шёпотом в тиши наших комнат, пока родители были на работе, а зловещие вечера окутывали тьмой город, сейчас мне кажется настолько кощунственным и непотребным, что я даже в мыслях не решусь повторить те греховные мысли. За такие рассуждения в наше тёмное время могут присуждать весомые уголовные сроки. Но страх наказания никогда не смущал Кристину. Она смеялась и говорила что все карающие органы не только нашей страны, но и в целом, нашей Галактики, не более чем жалкие рабы на службе тёмных посвящённых. В наказание свыше Кристина тем паче не верила, утверждая что богу или богам безразличны любые злодеяния и пороки смертных. Они и сами давно закостенели в грехе и непотребстве.
Мы изучали дальние пределы мирозданья. Те, куда даже официальные религии не смели заходить далее, чем того позволяли их жалкие доктрины, написанные во тьме веков для рабов и погонщиков скота. Настоящую истину никогда не смог бы воспринять их несовершенный примитивный разум. Мы же видели всё. Наш взгляд на многие эоны лет проникал во тьму веков, и на многие миллиарды световых лет вглубь самых потаённых пределов мирозданья. И там мы нашли Истину. Якобы нашли.
Я отлично помню тот жуткий вечер. Чудесные события, закончившие его, послужили началом бесконечной цепи других событий, которые позже ввергли наш мир в пучину боли и хаоса. Ибо сами не осознавая своих деяний, мы приоткрыли дверь в ад. Туда, где вечное зло сидело и ковало оружие, дабы нести погибель всему живому. А Кристина получила знание. О коем мог лишь мечтать самый просвещённый маг древнего мира.
Впрочем, все эти бредни могли быть лишь внушением. Последствием тех монотонных древних заклинаний при свете свечи, роняющей тусклый свет прямо в испещрённое особыми трещинами зеркало в особый час особого месяца. И даже тот чудовищный лик, что мы узрели в нём на закате дня, мог быть, да и наверняка был лишь игрой света и тени. Или возбуждённого необычной обстановкой нашего разума. Лик был безусловно женским, с источающими тьму и холод глазницами.
Однако с тех пор Кристина переменилась. Она называла себя Богиней Зеркал и Вечерней зари. Девочка истово верила, что с помощью неких странных и зловещих магических ритуалов рано или поздно сможет шагнуть на ту сторону жизни и смерти, в зазеркалье. И ей хватит сил вернуться оттуда, дабы поведать мне о всех ужасах и чудесах тамошнего бытия. Или остаться там навек, будучи увлечённой красотами и тайнами нездешнего мира.
Мысленно я смеялась над этим — в глубине души всё более крепло убеждение, что вся эта готика, ведьмовство и зловещие тайны всего лишь весёлая детская игра, в которую играют две умственно развитые не по годам девочки, пресыщенные скукой и убожеством материального мира. Милосердная память имеет свойство выхолащивать воспоминания, кои могли бы нанести урон нашему разуму.
Однако Кристина думала по другому. Похоже, она никогда не доверяла мне. Не считала меня сильной и способной пройти путь скорби до конца. Но всё-таки я зачем-то была нужна ей до поры до времени. И это время настало.
Сейчас я понимаю, что она втайне от меня вышла на людей, обладающих реальными, истинными знаниями. Реальными. Вы понимаете? Опасными для души непосвящённого человека. Она как-то вскользь говорила о своей престарелой родственнице, якобы могущественной ведьме в каком-то там поколении какого-то там ковена. Возможно, и богохульные книги Кристины были взяты оттуда же. Впрочем, вполне возможно, что они были искусной подделкой. Нарочито сделанным артефактом для привлечения мятущихся душ в лоно оккультизма и зловещих сект.
Со стороны это был обычный заброшенный дом, которые встречаются в далёких от цивилизации деревнях и посёлках. Сложенный из почерневших брёвен, дом смотрел заколоченными досками окон на главную улицу деревни, был со всех сторон окружён зарослями высокой крапивы, заполонившей все подходы к нему. Здоровенные сорняки росли везде — во дворе, огороде, рядом с полуразвалившимися дворовыми постройками и гнилой рассыпавшейся изгородью.
Печать тлена и запустения, лежащая на доме, бросалась в глаза с такой силой, что даже местные алкоголики и наркоманы избегали соваться сюда, предпочитая накачивать себя отравой где-нибудь на приволье, на свежем воздухе, на берегу реки, или рядом с магазином, в захламлённых кустах.
Бабушка моя, величайший знаток местных историй, легенд и страшилок, знавшая всё и вся, рассказывала много чего про этот дом. Со стороны ничего вроде бы примечательного для невнимательного слушателя, но если анализировать и уметь сопоставлять услышанное, картина вырисовывалась немного иная и странная. Её суть заключалась в том, что в этом доме умерло необыкновенно большое количество людей. Причины были разные — пьяные убийства с поножовщиной, тяжёлые болезни, самоубийства.
Если бы всё это происходило на некой не столько локализованной территории, впечатление сложилось совсем другое. Здесь же всё это выглядело непонятным и пугающим. Словно некая чёрная разрушительная аура нависла над этим местом и заставляла совершать безумные поступки. Я решила проверить дом изнутри и посмотреть, что там таится.
Последняя смерть была зафиксирована прошедшей зимой. Дочь нынешней номинальной хозяйки усадьбы, обладающей им по правам наследования, обнаружена мёртвой. Наркоманка, изгнанная из семьи, она приехала сюда, видимо, собираясь пожить какое-то время, но в первый же день, так и не успев толком обустроиться, накинула верёвку на стропилу крыши и повесилась, не написав даже предсмертной записки. Труп провисел до весны, пока не оттаял и по округе не пошёл смрад разложения.
Хоть девушка и была асоциальной личностью, но родители при пропаже всё-таки подали заявление в полицию. Её безрезультатно искали везде и обыскивали дом в том числе, но в подкрышное пространство не заглядывали — лестница туда давно сгнила и рассыпалась в труху, и как девушка попала туда, осталось загадкой даже для криминалистов-экспертов, тщательно осмотревших при обнаружении трупа все предметы и обстановку в доме.
...Мне недавно исполнилось восемнадцать, и я ещё только начинала свой скорбный и тёмный путь по поиску и уничтожению сверхъестественного зла в нашем мире, поэтому знания были слегка неполными и несовершенными. Я прочла много запретных книг, но использовать то, что узнала в них, ещё не умела. Этому мне предстояло научиться методом проб и ошибок, зачастую ставя на карту свою жизнь.
Стоял прекрасный летний день в начале июня. Я ехала на электричке, сидя у окна в окружении дачников и пенсионеров, искоса поглядывающих в мою сторону. Чёрная кожаная куртка, тёмные джинсы, заправленные в тяжёлые армейские ботинки, перчатки с обрезанными кончиками пальцев, бросались в глаза. Как и в целом готическая внешность и макияж. Я ещё не понимала, что нужно выглядеть как можно незаметней.
Под курткой сбоку в кобуре висел магнум, купленный мной в тёмном инете. Большой армейский нож лежал в рюкзачке, который я держала на коленях, и где кроме него были ещё фонарь, небольшой набор продовольствия, крохотный нетбук, и несколько миниатюрных камер и микрофонов.
За несколько остановок до нужной мне я прошла в тамбур соседнего вагона, отметив отсутствие слежки. Моё занятие требовало осторожности и скрытности. Кто угодно мог следить за мной и пытаться убить — представители сект и дьявольских течений, маньяки, агенты тайных мистических организаций, не говоря уж про невидимых врагов, обитающих в соседних мирах. Когда я посвятила себя своему делу, многие узнали про меня, и многим я переступила дорогу.
Электричка, шипя, остановилась и раскрыла двери. Быстрым, тренированным движением я выпрыгнула на пустую платформу, прямо в мёртвую зону под первым окном вагона, нырнула под него, перекатилась через рельсы и кубарем обрушилась под насыпь, в заросли черёмухи и тальника. Меня никто не заметил — выходящие из вагона только начали спускаться на перрон, когда я уже сидела в кустах под насыпью, и смотрела в окна электрички через ветки и листья. Всё это казалось интересной игрой. Пассажиры не увидели меня. Когда двери электрички открываются, почти все смотрят на входящих-выходящих, но только не в окно.
Свистнув, электричка набрала ход и скрылась за горой. Приехавшие разбрелись кто куда, а я стала пробираться к дому, стараясь держаться скрытно и незаметно. Весь мир был для меня полем боя, я не забывала этого никогда и не при каких обстоятельствах.
В конце перрона находилась тропинка, ведущая на главную улицу деревни. Узенькая и заросшая с обоих сторон лопухами и крапивой, она называлась, как говорили местные, «напрямик». Из-за глухости и заброшенности пользовались ей редко. В деревню вела ещё одна, хорошая и натоптанная дорожка, подсыпанная гравием, которая находилась на противоположном конце посадочной платформы. По ней в основном и ходили местные на электричку и с неё. Но для меня как нельзя лучше подходила именно та, скрытная дорожка, позволявшая незамеченной пробраться к дому.
Я прокралась по низу насыпи к тропинке, и пошла по ней, воровато оглядываясь по сторонам, но всё вокруг было тихо. Тропка выходила из зарослей практически к самому дому, но на главную улицу я выбираться не стала, а прошла задами огородов по высокому бурьяну к гнилой изгороди, окружавшей нужный мне участок, и пнув развалившийся трухлявый штакетник, прошла на него. И практически сразу же ощутила постороннее присутствие. Что-то, и это был не человек, внимательно наблюдало за мной, и оно явно не хотело моего присутствия здесь. Воздух передо мной как бы сгустился, и начал отталкивать назад. В огороде в густой траве вдруг стали попадаться глубокие рытвины и борозды от трактора, некогда пахавшего землю, на которых можно было подвернуть ногу. Трава заплеталась вокруг ботинок. Один раз я даже чуть не упала, но вовремя подставила руку, при этом с содроганием увидела торчащий из земли сгнивший межевой кол, воткнувшийся бы при падении прямо в глаз, если не моя великолепная реакция.
Я стояла и издали смотрела на Малый Табор, длинной грядой тянувшийся меж двумя другими хребтами. Название этому лесу на горе было дано не случайно — во времена незапамятные именно здесь, в этом лесу, на этом хребте останавливались кочующие таборы цыган, позже разбредавшиеся по окрестным сёлам для торговли, обмена, воровства и попрошайничества.
Но я знала, что никакие это не цыгане, а йезиды-дьяволопоклонники, поклоняющиеся Отцу Зла в виде солнечного диска. От цыган у них была только внешность и повадки, более ничего общего. Но неграмотные крестьяне не разбирали кто перед ними.
Что делали страшные гости в своём лесу, естественно, никто не знал. Редкий смельчак, включая и полицмейстера, решился бы под покровом ночи сунуться к ним в логово, когда они, отягощённые добычей, возвращались в свой временный дом. Ночами они жгли на полянах огромные костры, били в странные барабаны, заставлявшие звенеть стёкла в окнах изб за несколько вёрст, и пели гортанными голосами страшные богохульные песни, от которых выворачивались суставы и болели кости.
Да и сама окружающая местность не способствовала радости и веселью — какая-то трудно ощутимая, тонкая печать невесомого вселенского зла и проклятья лежала на ней. Как будто во времена незапамятные здесь пал чрез земную твердь прямо в ад один из мятежных ангелов, сражённый своим собратом, оставшимся на стороне Творца. С тех пор зло ощущалось здесь и через тысячелетия, привлекая различные тёмные и незримые силы.
В советское время местный совхоз пробовал садить картошку на плоской вершине хребта, сеять гречиху и кукурузу на корм скоту, но из года в год урожаи были очень маленькие, невзирая на колоссальное количество удобрений, зарываемых в и без того плодородную, целинную почву. Далека была и дорога сюда. Хода напрямую не было, и чтобы попасть на хребёт, приходилось ехать до его дальней оконечности, где он соединялся с другими невысокими хребтами и горами.
Несколько тяжёлых несчастных случаев и инцидентов окончательно поставили крест на сельскохозяйственном обустройстве Малого Табора. Один раз на пьяного тракториста наехал его же собственный трактор, самопроизвольно покатившийся под горку и намотавший несчастного на колёса. Чуть позже другой совхозник сгорел заживо, заснувши пьяным у костра, внезапно сильно разгоревшимся из-за упавшей в него сверху сухой сосновой ветви.
Но самое тяжёлое происшествие произошло уже практически в наше время, когда на бригаду ночующих в лесу совхозников, заготавливавших сено, набрели двое беглых заключённых из колонии, находящейся в паре десятков километров, и буквально вырезали их как скот, забрав сущую мелочь — продукты, хлеб, бутылку водки, и несколько пачек сигарет. После этого поля на Малом Таборе были заброшены, да и сама дальняя глухая дорога к нему заросла диким бурьяном в рост человека.
Что сейчас творилось в лесу, не знал никто. Два десятка лет туда не ступала нога человека. Очень уж труднодоступен был лес, мрачен и угрюм на вид. Слишком высокая трава росла на полянах и слишком скрючены огромные уродливые деревья, сосны, берёзы и осины. Лес своей глухостью и дикостью внушал беспокойство и страх.
Да вы и сами наверняка видели этот лес, проезжая просёлками из села Ашмарино в Куртуково. Дорога плохая, и в большинстве по горам. Однако она есть. Проехать можно лишь на мощном внедорожнике. Проезжающие даже могли мельком, пока машина, натужно ревя, взбирается в крутой глинистый подъём, рассмотреть Малый Табор с расстояния в полкилометра, но естественно, кроме огромных деревьев и высокого бурьяна на полянах, ничего увидеть они не могли, а остановиться в этих глухих местах желания не было ни у местных, ни у проезжающих дачников.
Я решила зайти в Малый Табор с ближнего края, со стороны местного села, но пройдя чуть дальше по низу хребта. Короткий путь был и самый трудный. Сначала нужно по склону соседней горы, Большого Табора, спуститься вниз, преодолеть вброд или ещё как либо бурную речку Калиновку и потом продираться через дебри по низу Малого Табора до самого леса.
Мои поиски ужасных и чудесных тайн бытия заводили меня и не в такие места. Я хорошо готова ко встрече со злом. На мне камуфляжная военная форма, бронежилет, крепкие тяжёлые армейские ботинки. Рюкзак с запасом продовольствия и воды на неделю, мощные фонари, спутниковый телефон, верёвка и множество других вещей для автономного существования и путешествия в диких местах. За плечами в специальных чехлах торчат два дробовика- один заряжен солью, другой серебряной картечью. На поясе, в кобуре, пистолет-пулемёт и колумбийский мачете.
Естественно, в таком виде я не могла ехать сюда на автобусе или электричке, поэтому меня довёз на своём джипе Александр — мой помощник и водитель. Договорившись о времени, когда меня нужно забрать отсюда, он уехал, показав на прощание знак победы. И сейчас я осталась одна в вечереющем сумраке, рассматривая Малый Табор в мощный бинокль.
Что ж, нужно идти... Я должна посмотреть что в лесу находится сейчас. И убить это. Если есть что убивать.
Неяркое закатное солнце с трудом пробивалось через видневшиеся тут и там прогалины в тяжёлых чёрных тучах самых причудливых и зловещих очертаний, смещая цветовой спектр света, заливавшего округу, в едва заметный зеленоватый оттенок, придававший местности некий штрих гротескности и сюрреализма. Как будто гигантское существо наблюдало за мной, и я испытывала едва скрываемое наслаждение от происходящего — от мощи дикой природы, пейзажа вокруг, нереального освещения и от того, что меня ждёт очередное приключение. Или смерть. Я должна уничтожить ещё одно гнездо зла в нашем мире.
Полузаросшая дорога спускалась вниз по склону Большого Табора, к покосам, находящимся внизу, где склон хребта становился более пологим. Травянистые колеи проходили по наклонному, заросшему высокой травой лугу. Справа метрах в тридцати возвышался тёмный лес из старых берёз и осин, рядом с которыми кучерявились заросли всякого веретённика — черёмухи, боярки, калины, волчьей ягоды. Меж ними виднелись зонтики иван-чая и кущи всякого рода бурьяна высотой в человеческий рост. Слева довольно близко к дороге подступал глубокий овраг, заполненный той же растительностью, что и лес справа.
Опять немилосердная судьба забросила меня в такие глубины ада, которые непосвящённого неофита могут свести с ума. Суть проста. Некая секта сумела открыть портал в одно из запретных измерений. Я слышала про эту секту. В даркнете писали что в лесу у них есть убежище, посреди которого дыра в земле, из которой сочится жёлтый гной и которая ведёт прямо в ад. Правда это или нет, и предстояло выяснить мне.
Средь густой чащобы, вдали от городов и деревень, у них построен небольшой посёлок. Несколько зданий, вполне современных на вид. И вот там-то адепты и провели ритуал в поздний час, когда кровавая звезда восходит над земной юдолью печали. Они думали что призовут дьявола в наш мир. Идиоты. Дьяволу нет дела до ничем не примечательной маленькой планетки на окраине большого мира. И тем более до тех, кто желает узнать о грядущем. Вы б разговаривали с бактерией или амёбой?
До леса я добралась на машине, потом замаскировала её на опушке, забросав ветвями, и далее пошла пешком. Как всегда, полностью экипированной и подготовленной ко встрече с чем угодно. На мне был армейский камуфляжный костюм с бронежилетом, рюкзак с запасом продовольствия, аптечкой и боеприпасами. Из оружия армейский нож, дробовик, заряженный серебром и солью, пистолет-пулемёт и несколько гранат.
Пеленгатор показал открытую местность впереди, среди деревьев, и тут же характер растительности резко изменился. Деревья приняли самые причудливые и устрашающие формы. Была в них и вопиющая неправильность. Например, корни лежали на земле, и прямо из корней росли уродливые ветви, листья или хвоя. Нет, это были не наши уважаемые ели, сосны и берёзы. Это было нечто непотребное и святотатственное, чему не должно быть места в этом мире. Вдобавок и дорога стала намного труднее через эти адские кущи. Я шла запинаясь и рисковала упасть с каждым метром, пройденным тут. Воздух стал тошнотворным и зловонным, наполненным запахом тлена и распада.
И тут неожиданно я очутилась на прогалине. Вернее не очутилась, а кубарем скатилась вниз, ибо прогалина была буквально вырыта посреди леса. Слой грунта глубиной метров пять был аккуратно срезан на площадке примерно сто на сто метров, и посреди этого котлована и была устроена база секты. Идеально решение. Ни убежать, ни скрыться. Стены искусственного котлована ровные и гладкие. Конструкция намного лучше забора, под который можно сделать подкоп или взять на таран. Тут подкапываться было не под что. Разве падать вниз.
Прямо посреди котлована виднелась скважина, окружённая жёлтыми зловонными миазмами. В ней клокотала и иногда выплёскивалась некая жёлтая субстанция, похожая на дерьмо. На этом месте чувствовалась явно ощутимая печать страха и зла.
Чуть подалее располагалось несколько построек, у которых находилась группа одинаково одетых людей, скорее всего сектантов. Руководил ими человек большого роста, который что-то говорил, вздевая руки. Несмотря на то, что моё появление на данной сцене сопровождалось значительным шумом и матерщиной, похоже, никто не обратили внимание на тонкую фигуру в камуфляже, хромающую вдоль стены котлована. Люди полностью поглощены тем, что говорит им мессия. Я постаралась подобраться поближе.
— Нас услышали благословенные боги Ваала и Велиара, и послали звёздного странника, идущего в вселенской тьме дарить мудрость заблудшим. Так узрейте его! — громко вскричал высокий человек, и широким жестом показал на скважину.
Однако там ничего не произошло. Не было ничего. И когда сектанты снова покорно посмотрели на своего предводителя, он вдруг стал меняться. Его тело как будто размылось, словно некий адский скульптор лепил другое существо. Он стал меняться, и за минуту превратился в монстра, у которого вместо рук прямо в тело были вживлены несколько спаренных пулемётов и дробовиков, а тело напоминало шагающий танк. Голова трансформировалась в конусообразную бронированную башенку.
— Новые приказы. Добро пожаловать домой, — проскрежетал недо механизм, и из всех стволов открыл огонь по толпе сектантов. Он стрелял и стрелял. Бесконечно долго, пока стволы его орудий не накалились докрасна. Но и тогда сделал лишь маленькую передышку.
Потом Стрелок стал методично ходить по помещениям, выслеживать и расстреливать всех, кого находил. Здания оказались буквально изрешечены пулями. Скоро во всём лагере не осталось никого в живых, кроме меня. Он нашёл бы и моё несчастное тельце, если на нём не был вытатуированы колдовские знаки Асгарда светоносного, которые делали меня невидимой от инфракрасного взора монстров и демонов.
Да, я спряталась в мусорный ящик, признаю. Я не струсила. Просто это была не моя война. Да и монстр выглядел трудно ликвидируемым. Без тяжёлого вооружения такого не одолеть. Сектанты сопротивлялись, стреляли в него и бросали гранаты, но видимых повреждений Стрелку так и не нанесли.
Далее... А что далее? Стрелок убедился, что ничего живого не осталось в этой обители зла, подошёл к скважине и прыгнул в неё. Потом земля пришла в движение, и надёжно похоронила всё бывшее там непотребство. Отец зла прихлопнул сектантов как вы убиваете надоедливую муху — они помешали предаваться медитациям и созерцаниям высокого порядка своими убогими призывами.
Хорошо что я в это в время была уже далеко, ибо как только убедилась, что монстр не видит меня, сразу же закинула верёвку на дерево, растущее вверху, выбралась из котлована и побежала прочь, предвидя такую развязку. Если бы я пришла чуть позже, то не нашла бы ничего. Так и рождаются легенды.
А легендам не место в нашем сугубо рациональном мире.
В древних запретных книгах они нашли вечное зло. Тьму, которая может пожрать целые вселенные. И решили призвать её в наш грешный мир. Урочный час настал и сосуды наполняются ненавистью, кровью и болью. Стар, млад, животное или человек...Трепещите перед багровым адом, который грядёт.
Я открыла глаза, и увидела грязный, замусоренный пол в сантиметрах от лица. Попробовала пошевелить руками и ногами, вроде бы получилось.
И пока сознание медленно возвращалось, сильнейшая головная боль накрыла меня. Что это? Похмелье? Откуда я знаю это слово? Что оно означает?
Как меня зовут, кто я? Откуда я? Терзаемая этими вопросами, упёрлась о грязный пол руками, и медленно села. Вокзал. Похоже, уже поздно, народу мало. А тот что есть, с укоризной смотрит на меня. Ведь на мне грязная одежда, да и в целом, похоже, я выгляжу неприлично.
Замаранный от валяния на полу спортивный костюм, белые кроссовки, светлые волосы средней длины, на которых мусор и пыль. Грязные руки, поломанные ногти.
Я проверила карманы. Пусто. Лишь скомканный билет от электрички. Названия станций мне не знакомы. Больше нет ничего. Я никто, и нахожусь нигде. Не знаю куда идти, и что мне делать. Не знаю вообще ничего.
Собрав все силы, я встала на ноги, но не удержалась. Резко заболела голова. Моё тело потеряло равновесие, и я буквально свалилась на жёсткие сиденья. Немного посидев с закрытыми глазами, почувствовала как головная боль ослабла, и мысли стали более собранными.
Открыв сначала один глаз, потом другой, я огляделась. Небольшой зал ожидания железнодорожного вокзала, какие бывают в крошечных провинциальных городах. Вечереет. Уже почти темно. Наверное, скоро зал закроют на ночь, и меня выгонят на улицу. Похоже, я бездомная. И сильно болит голова. Да что там, всё тело как будто прогнали через мясорубку.
По громкой связи объявили подходящую электричку. Последние несколько человек встали с сидений, и пошли на перрон. Я осталась одна, и решительно не знала, что делать дальше.
Дверь вокзала открылась, и в зал ожидания вошёл мужчина. Высокий, прилично одетый, гладко выбритый. До блеска начищенные туфли. Он как из другой вселенной, совсем не той, где нахожусь я. Улыбаясь, и показывая идеальные зубы, мужчина подошёл ко мне, и улыбнулся ещё шире. Однако взгляд серых глаз из-под тонких очков был холоден и пуст.
— Что делает такая юная девушка в поздний час в этом опасном месте? — почти смеясь спросил он.
Я не знала что ответить. Да и что можно ответить, находясь в моём положении?
— Но...Я не знаю...— вымученно протянула я. Ведь я и в самом деле не знала, что тут делаю.
Мужчина внимательно посмотрел в мои глаза, как будто проверяя, лгу я или нет, на миг как будто нахмурился, но тут же снова заулыбался, и даже пару раз хохотнул.
— А как зовут такую прекрасную незнакомку? Я вижу, с тобой что-то произошло, что-то неприятное.
Что я могла ответить ему? Ничего. Я и это не знала. И от осознания своей ущербности вдруг заплакала громко и безутешно. Слёзы градом лились из глаз, а я вытирала их грязной ладонью. Боль в душе, и жалость к себе всё больше нарастали, и я уже не могла остановиться.
— Не надо плакать, красавица. В жизни всё бывает, — голос мужчины был тёплым и ласковым. — Иногда чтобы подняться в небесную высь, нужно упасть как можно ниже. Мы все прошли через это. Ты не одна.
Его мягкая рука подняла мою голову за подбородок, а другая рука вытерла слёзы с моего лица.
— Я из церкви Белой Матери. Мы оказываем помощь заблудшим, и павшим в тьму. Возвращаем их к свету и жизни. Пойдём со мной. У нас есть ночлег и еда. Потом утром ты сделаешь свой выбор. Не понравится, всегда можешь уйти. Наши двери открыты в любое время и кому угодно.
Голос мужчины убаюкивал, и клонил в сон. Терять мне было нечего. Я согласно кивнула головой. Мужчина зорко наблюдал за мной, и как только увидел, что я согласилась, тут же взял под руку, и повёл к выходу из вокзала.
— Не бойся, милая. Всё будет хорошо.
Кое-как я спустилась по лестнице, поддерживаемая своим спутником. На стоянке у вокзала находился небольшой микроавтобус с затемнёнными стёклами. Больше никакого транспорта не было видно.
— Ну, что, узнаёшь это место?— мужчина внимательно посмотрел мне в лицо.
Я отрицательно мотнула головой. Какой-то небольшой город или посёлок со старыми домами, на которых облупилась штукатурка. Плохой асфальт с ямами и трещинами. Недалеко громкие крики и матерщина подростков. Таких посёлков тысячи по стране.
— Видишь, как тут опасно. Нужно быстрей ехать отсюда, — быстро сказал мужчина и показал на микроавтобус. — Нам сюда. Это наш буцефал.
Но в его голосе не было страха. Он не боялся ничего. В его голосе чувствовались сила и уверенность.
Раздвижная дверь машины открылась. Внутри сидело два человека. И они как две капли воды похожи на моего провожатого. Те же костюм и пальто, та же улыбка. Разве что очков не было.
— Это наши братья. Братья по вере. Садись, осторожно, — Мужчина помог мне забраться внутрь микроавтобуса, усадил на сиденье, и пристегнул ремнём безопасности. — Ездить надо по правилам. И жить тоже.
Мотор автомобиля тихо заурчал, и мы куда-то поехали. Я смотрю в окно. Старые улицы, заросшие громадными тополями, узкие дороги. Изредка навстречу попададаются автомобили. Людей на улицах почти нет. Через несколько минут большие дома остались позади, и мы поехали по частному сектору, погружённому во мрак. Света в окнах почти нет, хотя время не такое уж позднее — едва смеркалось.
Мои спутники не проронили ни слова. Ко мне же как назло, лезут в голову бесчисленные мысли. Удивительное дело. Я знаю многое, судя по всему. Во всяком случае, не умалишенная, но при этом не помню ничего о себе. Как будто что-то стёрло напрочь мою память о личном.
Через несколько километров закончился и частный сектор. Вдоль дороги потянулись склады, мелкие предприятия, автомастерские. Около одного из них машина повернула направо, и заехала на разбитый просёлок среди деревьев. Стало совсем уж темно, но в свете фар мелькали полуразрушенные гаражи, небольшие здания, столбы.
Проснулась я от того, что кто то гладил по голове и тихо шептал. Перед тем как открыть глаза я пыталась прислушаться, но ничего не поняла.
Сестра Порядок. Похоже, ей сказали опекать меня.
— Вставай, девочка. Кстати, раз ты не помнишь свое имя, Мать Света дала тебе новое имя. Так мы будем знать тебя и почитать.
— И как же меня теперь звать? — с любопытством спросила я, осторожно вставая с кровати. Тело вроде бы не болело. Голова тоже. Я чувствовала себя прекрасно.
— Сестра Смирение. Очень красивое и духовное имя.
— Но почему Смирение?
— Мать Света наверняка разглядела в тебе что то подходящее твоей душе, — засмеялась Сестра Порядок. — Но ведь и так видно, что ты скромная и покорная.
Я промолчала. Наверное, так и было. По крайней мере в глазах верующих я была смиренной бездомной оборванкой. Только ночной голос... И татушки. Они говорили о чём-то, далёком от меня нынешней.
—Пора кушать. Вставай, и в душевую. А потом в трапезную.
В душевой над умывальником висело крепление для зубных щёток. Каждая подписана. Семь имён. И моё в том числе. Сестра Порядок, Сестра Труд, Сестра Надежда, Брат Дорога, Брат Шлем, Брат Душа, Сестра Смирение. Странные имена.
В трапезной сидело шесть человек. Все одеты в такие же туники, как и я. Только вошла, они как по команде повернули головы ко мне, и одновременно улыбнулись.
— Добро пожаловать в наши райские кущи, Сестра Смирение, — хором произнесли все. На удивление, получилось красиво и гармонично. — Разделите с нами скромную трапезу.
Я смущённо улыбнулась, и села на приготовленное для меня место. Еда простая. Варёная картошка, тушёная капуста с морковью, хлеб. В кружках налит горячий ароматный чай. Когда я села за стол, все тут же молча принялись есть, не глядя друг на друга, и не разговаривая.
Я незаметно разглядывала своих сотрапезников. Тех, что сидели напротив. Сестра Смирение и трое парней. Один из них совсем молодой, наверное несовершеннолетний. Двое других чуть постарше. Странно, но они как братья похожи друг на друга. Была в этом какая-то странность. Или жизнь здесь так влияет на людей, что они выглядят как близнецы? У меня накопилось много вопросов, но ответы на них я наверное получу не скоро.
Поев, все встали, и поклонились. То ли друг другу, то ли столу с пустой посудой.
— Спасибо Матери Света за хлеб наш, дающий нам силы, — опять хором сказали братья и сёстры. Я не знала ритуала, поэтому промолчала.
Друг за другом мы покинули трапезную, и вышли на улицу. Несмотря на лето, погода испортилась. Дул сильный ветер. Накрапывал мелкий дождь. Да и в целом темно и неуютно. Босиком по мокрой земл-то уж точно. Я посмотрела на свои ступни. По виду не сказать, что у меня уличный образ жизни. Ноги ухоженные, и даже с педикюром. Опять в голову полезли мысли, почему я не помню о себе ничего.
— Нашей новой послушнице конечно же невдомёк, зачем мы вышли, — улыбнулась сестра Смирение и чуть приобняла меня. — Каждый день мы работаем. Работа очищает душу человека, как не очищает ничего более. Но сначала надо познакомить тебя со светлыми сосудами. Наша церковь всегда идёт к свету. Это Брат Дорога. Его время скоро придёт.
Ко мне подошёл, и поклонился тот самый совсем юный парень, на которого я обратила внимание в трапезной.
— Это Брат Душа. Подойди, братец, поприветствуй Сестру Смирение.
Довольно высокий парень засмеялся, и с широкой улыбкой поклонился мне.
— А это Брат Шлем.
Парень с этим именем был сильно тощ. Его близко посаженные глаза пусты и неприветливы. Но лицо такое же улыбчивое, как и у всех здесь.
— Сестра Труд. Она самая работящая из нас. И за это вознесётся прямо в рай.
Сестра Труд — низкая и полная девушка примерно моего возраста. У ней у единственной улыбка показалась мне искренней. Похоже, она рада видеть меня здесь. Может мне тоже надо улыбаться в ответ?
— Сестра Надежда.
Женщине с этим именем было много лет. Пожалуй что, она сама старшая. Даже старше Сестры Порядок, которой по виду лет сорок. Надежде точно пятьдесят лет, а то и больше.
— А сейчас за работу. Пищу надо заслужить, — рассмеялась Сестра Смирение.
У ворот сделано что-то вроде крытого деревянного настила. Кое-где на нём лежали то ли пледы, то ли покрывала. Рядом груда железных прутьев длиной с половину метра. Работа заключалась в том, что надо их заострять напильниками. Делать подобие пик. Работа тяжёлая, и не совсем понятная. Ведь то же самое можно сделать на каком либо оборудовании намного быстрее и легче. Но похоже что единственная цель работы — постоянная занятость верующих.
— А для чего эти штучки? — не выдержала, и с улыбкой спросила я, решив следовать местным улыбчивым правилам.
Братья с сёстрами разом посмотрели на меня, и продолжили работу. Лишь Сестра Порядок откликнулась.
— Они защищают наш мир от грязи и скверны, что таится во внешней земле, — сестра показала на забор.
Сверху пиками торчали заострённые прутья. Как раз те, что мы точили. Но основная часть ограды пока ещё пустовала.
Сестра Труд работала рядом со мной, и изредка посматривала улыбаясь, а один раз даже подмигнула. Я решила спросить кое-что у неё. Верующие понемногу разговорились, однако всё общение их сводилось к религиозным и духовным темам.
— Ты давно здесь? — спросила я у Сестры Труд.
— Я не знаю. Это не важно, — девушка улыбнулась мне в ответ.
— Слушай, а где те братья, что привезли меня сюда?
Сестра Труд изменилась в лице. Улыбка пропала, и появилась тревога и страх. Я впервые увидела эти эмоции на лица верующих.
— Про них нельзя говорить, — прошептала сестра, чуть придвинувшись ко мне. — Они настоящие светочи веры, а не грешные сосуды как мы. Того, кто тебя привёз звать Брат Верность. Его вера истинная.
— Что это значит? — недоуменно спросила я. — Они не живут здесь?
— Нет. Они приближенные Матери Света, — голос Сестры Труд стал совсем напуганным. — Их удел — призывание и вера, наш удел — искуплять грехи. Мы сосуды.
Незаметно день подошёл к концу. Или время здесь текло по другому. Вечер. Ужин в трапезной. Только нас уже не семеро, как утром, на завтраке, а четверо. Трое верующих погибли жестокой смертью. Я никак не могла примириться с этим, и на сердце застыла тоска. Но на других сектантов расправа не произвела никакого впечатления. Они так же улыбались друг другу, и даже разговаривали за едой. Сестра Порядок обращалась ко всем, и мне приходилось сквозь сердце улыбаться в ответ. Но я уже продумывала схему побега. Лучше жить на улице, чем погибнуть тут такой смертью. Однако решительно ничего стоящего не приходило в голову. Дом Света как неприступная крепость. Высокий забор с кольями наверху и постоянно закрытые ворота. Деваться тут некуда.
Светочей веры я больше не видела, похоже, у них было другое помещение, либо эти люди жили где-то отдельно, не на территории церкви. Брат Дорога тоже пропал. Возможно, ему оказывали помощь, ведь он лишился ноги. Хотя, верилось в это с трудом. Наверное его просто убили, втайне от нас.
После ужина все разошлись по своим кельям, спать. Я вспомнила слова Матери Света о неком утреннем действе. Ничего хорошего это не сулило. Испуганная, я погрузилась в мысли, и долго не могла уснуть, но потом дрёма всё-таки сморила меня. Это не был сон в привычном виде, глубокий и покойный. Обрывки нелепых образов и фигур наполняли моё сознание. А потом я опять услышала странный голос. Он пробивался словно через помехи, но всё-таки слышался достаточно хорошо. Я с удивлением вдруг поняла, что слышу себя.
— Сейчас я назову твоё имя, и ты вспомнишь всё. Ты знаешь, что тебе делать. Твоё имя Анна.
Пелена, заполонившая мой мозг, как будто разлетелась на тысячи осколков, и окружающий мир предстал в настоящем свете истины. Кто я, что делаю тут, кто и как лишил меня памяти, и что мне нужно совершить. Вспомнила всё. А потом страхи перед грядущим ушли, и я спокойно заснула. Однако часть моего сознания бодрствовала, и зорко наблюдала за тем, что происходит вокруг, и даже абсолютная темнота в келье не являлась для неё преградой. Да. Я много знала и умела. И была пожалуй что, намного сильнее Матери Света в ментальном плане, да и всех здесь присутствующих тоже, что уж там...
Сквозь сон я увидела, как дверь в келью открылась, и в проёме показался Брат Верность. Подойдя ко мне, он наклонился и несколько минут в упор разглядывал. Потом потряс за плечи.
—Сестра Смирение, урочный час пробил. Настало время наполнить твой сосуд. — С улыбкой проговорил он.
Я поднялась, и села на кровати, закрывшись одеялом. Ведь я была в бюстгальтере и трусиках. Но Брат Верность откинул одеяло с моего тела. Обереги на нём мужчина не увидел, они защищены от его глаз. Да и от глаз любого существа этого мира.
—Не нужно стесняться, сестра. Мы все дети бога. Твоё тело здесь никому не нужно. Встань, прими священную одежду.
Когда я поднялась, брат накинул на мои плечи чёрную хламиду, покрытую таинственными письменами, похожими на шумерскую клинопись. Хотя я могла поклясться, что эти символы ничего не значили, и служили только чтобы вызвать страх и почтение.
—Пойдём сестра, тебя уже ждут.
Брат Верность взял меня за руку, и повёл за собой. Мы вышли из Дома Света, и направились к странному бетонному зданию без окон, стоявшему за основным зданием. Дверь отворилась. Да, нас ждали. Посреди полутёмного зала стояло некое подобие каменного жертвенного стола с высеченной на нём пентаграммой, из числа тех, что используются колдунами для вызова существ из других измерений. На каждой стороне пентаграммы лежали части тел людей, убитых накануне. Череп Сестры Надежды, коленная чашечка Брата Дороги, кусок черепной кости и остаток мозга Брата Шлема.
На противоположной стене прикручено огромное зеркало, по бокам которого горели три свечи тёмно багрового цвета, отлитых из жира и крови убитых ночью сосудов. В зеркале не отражались окружающие предметы и люди. В нём постоянно шли волнами какие-то точки, похожие на снег. Оно походило на телевизор, лишённый антенны, и показывающий помехи. Но я знала что это такое. Через этот портал должно войти самое опасное существо всех измерений. И хоть оно лишено своей чудовищной силы, и вынуждено скитаться миллиарды лет по бесчисленным граням реальности, всё же представляло огромную опасность для нашего мира.
Эти сектанты каким-то образом завладели древней богохульной книгой Эцтох, написанной во времена незапамятные в древней богохульной Нитахии. В ней было многое. Устройство мира. Предназначение всего живого. Заклинания и ритуалы. Мать Света получила своё знание из этих пергаментов, оплетённых в человеческую кожу. Сектанты верили в свет, но призывали тьму. Они все находились здесь, в чёрных балахонах, таких же как у меня. Жрица тоже сменила белоснежное одеяние на чёрное, но её глаза продолжали гореть белым светом.
Мать стояла тут же, за небольшой кафедрой с лежащей на ней древней книгой и каменным ножом. Этим ножом в ходе ритуала должны пронзить моё сердце, чтобы тьма вошла в моё тело.
—Дочь Смирение, займи своё ложе,— показала на жертвенный стол Мать Света. — Твой час пробил.
Я улыбнулась, и легла меж окровавленных кусков человеческих тел. Жрица улыбнулась в ответ, и начала читать призывающее заклинание из Эцтох. Стало темнее, свечи почти погасли, но не потухли. В помещении похолодало, подул ветер, и раздался звук, подобный вою пурги в снежных горах. Портал между двумя реальностями стал открываться, и Земля почти соединилась с безымянной далёкой планетой. Я не видела магическое зеркало глазами, но мой ментальный взгляд ощущал что там. Кружение снега прекратилось и показалось красивое женское лицо. Но глаза на нём были черны как ночь, а изо рта торчали крошечные клыки.
Сущность всё более проникала сюда. За пределами здания поднялся бешеный ветер, и грянул гром.
Мать Света подошла ко мне, и занесла каменный нож, собираясь пробить мне сердце. Но в миг, когда нож почти достал моей груди, я схватила женщину за руку, и сломала ей кисть и пальцы, вырвав нож.
— Что за тупое имя, — недовольно поморщилась девушка. — Ненавижу его. Зови меня лучше Стейси. Так будет лучше.
Я с недоумением и испугом смотрела на неё, и думала, как же ей получилось пробраться сюда, ведь я грохнула Мать Света в нужный момент, и не стала вместилищем этого существа.
— Неужели ты думаешь, что для странствий по мирам мне нужны какие-то тупые ритуалы, жертвы, свечи, зеркала и прочее дерьмо? — рассмеялась Стейси. — Я иду куда хочу. Вот именно так, да. Тем более я никогда бы не захотела влезть в твое тело. Оно так себе, чего уж там.
— Но ты ж пришла сюда, — злобно возразила я. — Эти сектанты призвали тебя, абсолютное зло.
— Зло, добро, спасибо, идите нафиг. Я пришла посмотреть, кто позвал меня сюда. А насчёт зла... Зло понятие относительное, знаешь ли. Ты вот сегодня грохнула несколько человек. Ты сама зло или добро?
Стейси с насмешкой посмотрела на меня. Надо признаться, я не нашла что ей возразить.
— В книге написано, что из-за тебя на Земле грядёт апокалипсис. — Почувствовав, что проигрываю спор, возразила я. Аргумент так себе, конечно, тут же подумала я.
—Вот именно что так себе. Книга, хахаха! — рассмеялась Стейси. — Это которую писали безграмотные пастухи и крестьяне тысячи лет назад? Да откуда им знать как всё устроено? Эта книженция что ли?
Она протянула руку к книге Эцтох в моих руках, и я почувствовала как фолиант исчез. Впрочем, тут же появился у Стейси, которая взглянула на него, и тут же бросила в воздух. При этом книга исчезла, не долетев до земли.
— Эй, книга моя! — возмущённо закричала я, и со злостью посмотрела на демона.
— Демон. Апокалипсис. Какие страшные слова, — передразнила Стейси. К моей обиде, получилось довольно похоже.
— В мироздании триллионы триллионов миров, населенных разными существами, и все прям только и думают чтоб загнобить вашу нищую отсталую планету. Это ж смешно.
Надо признать, я не смогла ничем ответить этой нахалке. Возможно она и права, хрен знает.
— Я была здесь тысячи раз. Самый первый раз миллиард лет назад. Тут знаешь ли... — замялась Стейси. — Лучшие ночные клубы, бухло и сижки. И ещё игры, да. Люблю позадротить в игрульки. А ты гамаешь?
Стейси с любопытством посмотрела на меня, ожидая ответа. И опять я не нашлась что сказать. Да и странно это. Инфернальное существо, играющее за компом.
— Тут странного ничего нет, — обиженно возразила Стейси. — По твоему, только люди любят играть? Сильно вы высокого мнения о себе. Тут кстати, один мой знакомый, из числа тех, кого вы считаете демонами, одну игрульку у себя в доме запилил. Рили хоррор квест. Не хочешь пройти? Там вроде бы прикольно. Настоящий ад и мрак. И море рофла.
— Ага, чтоб вы грохнули там меня, ну уж нет, — с опаской сказала я.
— Грохнуть тебя? И зачем? Ты и так придёшь в другую реальность, когда откинешься, — обиделась Стейси. — Эта сотня лет для меня вообще ничего.
— Ну, я не знаю... — растерянно протянула я.
— Зато я потом притаранила бы тебя домой, вместе с твоими доками и бабками из ячейки на вокзале, и тебе не пришлось бы три дня тащиться на поезде, — вкрадчиво промурлыкала Стейси.
— Слушай, я не пойму, зачем тебе это? — подозрительно спросила я.
— А просто так. Я может быть хочу, чтоб ты стала моей подругой. Ты мне нравишься, ты ж крутая, Анька, — рассмеялась Стейси. — И у тебя нет друзей. Так же как и у меня, впрочем. А я иногда приходила бы к тебе. Мы бы валялись на твоей кровати, болтали в воздухе ногами, пожирали вкусняшки, пили пиво, и смотрели анимашки. Это ж клёво.
— Ну, я не знаю,— растерянно протянула я. — Ладно, хорошо, давай попробуем. Влом тащиться на поезде.
В воздухе зашумело, я почувствовала как открываюсь от земли и лечу во тьму. Не прошло и пары секунд, как я очутилась... Фиг знает где.
Горький воздух наполняли самые разнообразные звуки — грохот фейерверка, смех, какая-то музыка, лай собак. Только ничего праздничного не было видно, лишь какой-то гротескный пейзаж. Звуки праздника жили здесь сами по себе.
В мрачный залив с неподвижно застывшей свинцовой водой спускались несколько крутых зелёных холмов. По одному из них прямо в воду сходило шоссе, сплошь заставленное машинами с зажжёнными фарами. По бокам от них на косогорах берёзовые рощи. Автомобильная пробка продолжалась и под водой, через неё отчётливо виден свет множества фар. Черт, это ад?
На вершине другого холма угрюмо стоит мрачный замок, вокруг застыли гротескного вида каменные статуи. Я протянула к нему руку, и неожиданно в воздухе появились две красные кнопки, какие бывают в видеоиграх. На одной из них написано "Увлекательное путешествие", на другой "Смертельная битва". Ну уж нет... Биться я тут ни с кем не хочу. Непонятно где находишься, да ещё и без оружия. Я выбрала "Увлекательное путешествие".
Раздался мелодичный звук, и возникла кровавая надпись "Уровень 1. Свадьба".
Снова ощущение полёта и погружение во тьму.
Я медленно открыла глаза, и попробовала пошевелить рукой, но смогла это сделать с большим трудом. Тело не слушалось, как будто плоть отлили из свинца. Недалеко слышался шум, крики и вроде бы смех.
Окончательно придя в себя, я увидела, что нахожусь в бедно обставленной комнатёнке, заваленной дряхлыми книгами и журналами советского периода. Пыльные шторы почти не пропускали уличный свет, хотя, возможно его там и не было. Чёрно-белый древний телевизор на поцарапанной тумбочке показывал рябь, из которой иногда выступал страшный демонический лик, казалось, насмехавшийся надо мной. На полу ржавая старая жестянка из-под конфет. Я протянула руку, и подняла её.
И тут заметила странную вещь, до дрожи перепугавшую. Оказалось, что я сижу в старом инвалидном кресле, а тело почти не слушается. Старая одежда, практически лохмотья, босые грязные ноги. Но самое главное, я мальчик. Лет двенадцати-тринадцати, судя по исхудалым рукам и тонким пальцам.
На улице раздался взрыв хохота. От неожиданности я выронила жестянку, и оттуда выпали десяти и пятидесятикопеечные монеты. Да, сумма накоплений невелика, чего уж там...