Ложная девятка. Пятый том

Глава 21

Подполковник Филатов стоял у импровизированного командного пункта в окружении не только офицеров спецназа, но и группы людей в белых халатах. Рядом с планом отеля лежали схемы вентиляционных систем и металлические баллоны с непонятными для непосвящённых обозначениями.

— Итак, товарищи, — тихо сказал Филатов, обращаясь к собравшимся, — ситуация изменилась. Здание заминировано. Времени на длительные переговоры нет — террористы могут взорвать взрывчатку в любой момент.

Полковник медицинской службы Александр Воронин, главврач специальной медбригады, прилетевшей на ИЛ-76 вместе со спецназом, кивнул:

— Александр Иванович, мы готовы к применению «Агента-7». Газ на основе карфентанила, в пятьдесят раз сильнее морфина. Действует через дыхательные пути, время воздействия — три-пять минут до полной потери сознания.

— А последствия для заложников? — спросил Филатов.

— При своевременном применении антидота — минимальные. У нас есть налоксон, аппараты ИВЛ, полная реанимационная бригада. Главное — начать лечение в первые полчаса после воздействия.

Капитан химических войск Сергей Крылов, специалист по боевым отравляющим веществам, развернул схему вентиляции отеля:

— Товарищ подполковник, система вентиляции отеля позволяет равномерно распределить газ по всем помещениям. У нас есть шесть баллонов «Агента-7» — этого хватит на здание такого объема.

— Сколько времени на подготовку? — уточнил Филатов.

— Полчаса на подключение к вентсистеме, десять минут на закачку газа, еще пять минут на полное воздействие.

Старший лейтенант Воронцов, командир первой штурмовой группы, изучал схему здания:

— А что с террористами? У них могут быть противогазы.

— По нашим данным противогазов у них нет. Во всяком случае их не видел ни наш футболист который звонил в Москву ни товарищ Дубинин ни две местные горничные опрошенные полицией— ответил Филатов. — да, источники информации так себе но других у нас нет. Придётся рисковать. Без газа потери гарантированно будут очень большими. Как у штурмовых групп так и у заложников.

Доктор Воронин добавил:

— У нас есть преимущество. «Агент-7» — экспериментальный препарат, о его существовании знают только наши спецслужбы. Террористы не могли подготовиться к защите от него.

Филатов посмотрел на часы.

— Начинаем подготовку. Крылов, твоя группа подключается к вентиляции. Воронин, разворачиваете медпункт рядом с отелем, готовите реанимацию. Штурмовые группы — надеваете противогазы, проверяете связь.

— А сапёры? — спросил прапорщик Соколов.

— Ты с первой группой. Как только газ подействует, ищешь и обезвреживаешь мины. Времени будет мало.

Группа Крылова быстро и профессионально подключилась к внешним воздухозаборникам системы вентиляции, благо что они располагались так что не просматривались стз здания отеля. Работали в химзащите, каждое движение отработано на учениях.

— Первый баллон подключен, — докладывал капитан. — Начинаем закачку.

Медбригада тем временем разворачивала полевой госпиталь прямо на площади. Аппараты ИВЛ, дефибрилляторы, ампулы с налоксоном — все, что может понадобиться для спасения отравленных газом людей.

— Сколько пострадавших ожидаем? — спросил один из реаниматологов.

— Порядка пятидесяти человек— ответил Воронин. — Среди советских граждан есть два инфарктника, несколько с огнестрельными ранениями. Им понадобится особое внимание.

На чердаке отеля капитан Костенко прислушивался к звукам, доносившимся снизу.

— Товарищ капитан, — обратился к нему Орджоникидзе, — Мышалов и Иванов совсем плохи. Если их не вывезти в ближайшее время…

Костенко кивнул. Положение было критическим. Оба инфарктника лежали без сознания, дыхание едва заметное. Харин тоже был в тяжелом состоянии — потеря крови давала о себе знать.

— А что с остальными?

— Добровольский и Ларионов периодически приходят в себя, но состояние нестабильное. Михайлов дышит тяжело, но держится. Остальные раненые — стабильно.

В этот момент Костенко заметил, что в воздухе появился какой-то странный сладковатый запах. Не дым, не гарь — что-то другое.

— Вы чувствуете? — спросил он Орджоникидзе.

— Да, странный запах. Как будто… — врач не успел договорить.

Запах усиливался с каждой секундой. Сладковатый, приторный, вызывающий головокружение. Некоторые из футболистов начали покачиваться.

— Что это? — забеспокоился Тукманов.

— Не знаю, но лучше прикрыть лица, — скомандовал Костенко.

Но было уже поздно. Заваров первым почувствовал слабость, присел на ящик, потом медленно соскользнул на пол. За ним последовали Протасов, Новиков.

— Газ! — понял Костенко. — Наши применяют газ!

Орджоникидзе попытался было прикрыть лица раненых мокрыми тряпками, но и сам почувствовал, как ноги становятся ватными. Последнее, что он успел подумать: «Надеюсь, наши знают противоядие…»

Внизу, в холле отеля, террористы почувствовали неладное почти одновременно с заложниками на чердаке. Аззам первым заметил, что два его боевика, стоявших у входа, медленно оседают на пол.

— Что с ними? — крикнул он по-арабски.

— Не знаю! — ответил один из оставшихся. — Они просто… упали!

Аззам понюхал воздух. Сладковатый запах, который становился все сильнее. Он много лет воевал в Афганистане, знал, что русские могут применить химическое оружие.

— Газ! — заорал он. — Русские травят нас газом!

Но что можно было сделать? Противогазов у них не было — кто мог предвидеть такое? Аззам попытался добраться до окна, чтобы выстрелить в сторону полицейского оцепления, но ноги его не слушались. Автомат выпал из рук, зрение стало расплываться.

Последнее, что он видел, — как его люди один за другим теряют сознание. Кто-то пытался ползти к выходу, кто-то хватался за стены. Но газ действовал быстро и безжалостно.

Через пять минут в отеле воцарилась полная тишина.

— Газ подействовал, — доложил Крылов. — Никакого движения в здании не наблюдается.

Филатов кивнул:

— Штурмовым группам — вперед! Противогазы не снимать! Медики — готовность номер один!

Спецназовцы ворвались в отель одновременно с трех сторон. То, что они увидели, напоминало съемочную площадку фантастического фильма — повсюду лежали неподвижные тела. Террористы, сотрудники отеля, все без сознания, но живые.

— Первая группа в холле! — докладывал Воронцов. — Вижу шестерых террористов, все без сознания. Оружие разбросано, никто не двигается.

— Вторая группа на втором этаже! — добавил капитан Смирнов. — Четверо боевиков, тоже в отключке. Есть следы пожара, но огонь не распространяется.

Прапорщик Соколов тем временем искал взрывчатку. В одной из комнат второго этажа он обнаружил то, что заставило его похолодеть — самодельные бомбы, подключенные к электрической сети отеля.

— Взрывчатка найдена! — крикнул он в рацию. — Четыре заряда в несущих стенах. Обезвреживаю!

Работать приходилось быстро. Газ защищал от террористов, но не от мин. Одно неловкое движение и всё.

А третья группа под командованием старшего лейтенанта Петрова пробивалась на чердак…

— Заложники найдены! — доложил Петров, ворвавшись на чердак. — Все без сознания, но живы!

Картина на чердаке была печальной — десятки людей лежали в различных позах, кто где упал под воздействием газа. Некоторые из раненых выглядели особенно плохо.

— Медики сюда! — крикнул Петров в рацию. — Срочно!

Доктор Воронин с бригадой реаниматологов ворвался на чердак через несколько минут после спецназовцев. То, что он увидел, требовало немедленных действий.

— Начинаем с тяжелых! — скомандовал он. — Вон те двое — инфарктники, им налоксон в первую очередь!

Мышалов и Иванов лежали неподвижно, лица серые, дыхание едва заметное. Врачи немедленно поставили им капельницы с антидотом и подключили к аппаратам ИВЛ.

— Пульс слабый, но есть, — констатировал один из реаниматологов, работая с Ивановым. — Инъекция налоксона… есть реакция!

Орджоникидзе, несмотря на воздействие газа, первым пришел в себя — видимо, доза была меньше, чем у остальных.

— Доктор, — обратился к нему Воронин, — вы местный врач? Как состояние раненых?

— Зураб Орджоникидзе, травматолог, — представился грузин, поднимаясь с пола. — У нас два инфаркта, несколько огнестрельных ранений, черепно-мозговые травмы. Савелий Евсеевич и Валентин Козьмич в критическом состоянии.

— Понял. Помогайте нам, вы знаете этих людей лучше.

Орджоникидзе, несмотря на слабость после газа, принялся помогать советским медикам. Показывал, кому нужна помощь в первую очередь, рассказывал о полученных ранениях, помогал ставить капельницы.

— Вон тот, Харин, — показал он на молодого вратаря, — огнестрельные ранения в живот. Кровотечение остановили, но нужна операция.

— А эти двое? — спросил врач, указывая на Добровольского и Ларионова.

— Черепно-мозговые травмы. Сотрясения тяжелой степени, периодически теряют сознание.

Работа кипела. Один за другим заложники приходили в себя под воздействием антидота. Кто-то кашлял, кто-то стонал, но все были живы.

— Как Савелий Евсеевич? — спросил очнувшийся Костенко.

— Стабилизировали, — ответил Воронин. — Но нужна срочная госпитализация. Инфаркт плюс отравление газом — тяжелая комбинация.

— А Валентин Козьмич?

— То же самое. Но они оба выживут, если быстро довезем до больницы.

Внизу тем временем продолжалась операция по нейтрализации террористов. Аззам и трое его главных помощников были взяты живыми — газ подействовал на них так же эффективно, как и на остальных.

— Лидер группы в сознании, — докладывал Воронцов. — Дали ему минимальную дозу антидота, можно допрашивать.

Аззам лежал на носилках, руки в наручниках, взгляд мутный, но злобный. Он понимал, что операция провалилась полностью.

— Проклятые собаки, — прохрипел он на арабском, — трусы а не воины. Ненавижу вас!

— Он нам больше ничего не скажет здесь, — констатировал подполковник. — Его обязательно нужно доставить в Москву. Там допросят как следует.

Остальных террористов тоже привели в сознание ровно настолько, чтобы можно было транспортировать. Семь живых и полдюжины мёртвых, на них газ подействовл хуже остальных и спецназу пришлось стрелять.

Прапорщик Соколов тем временем завершил обезвреживание мин:

— Все заряды нейтрализованы! — доложил он. — Здание больше не представляет опасности!

— Отлично, — кивнул Филатов. — Начинаем эвакуацию заложников.

Эвакуация проходила в строгом порядке. Сначала вынесли самых тяжелых — Мышалова и Иванова на носилках, подключенных к портативным аппаратам ИВЛ. Потом Харина, Добровольского, остальных раненых.

— Куда везете? — спросил Орджоникидзе у доктора Воронина.

— В госпиталь Лас-Пальмаса. Там развернута полноценная реанимация, и уже есть все необходимое для лечения отравлений.

— А потом?

— Потом — в Москву. Как только состояние стабилизируется. У нас есть специальный медицинский борт.

Советские футболисты грузились в машины скорой помощи по двое-трое. Кто-то уже пришел в себя полностью, кто-то еще был сонным после газа.

— Слава где? — спрашивали они друг у друга.

— Выжил, — отвечал Костенко. — Спас всех нас. Если бы не он, никто бы не узнал о захвате так быстро.

Испанских сотрудников отеля увозили отдельно. У них отравление было легче — они находились в подсобных помещениях, где концентрация газа была ниже.

А террористов грузили в специальные машины под усиленным конвоем. Аззам и его люди отправлялись в испанскую тюрьму. Само собой что Москва очень хотела заполучить его себе но испанцы могли и заартачиться, всё-таки захват заложников произошел на их территории.

— Операция завершена, — доложил Филатов, подходя к Дубинину. — Все заложники эвакуированы, террористы нейтрализованы.

— Потери? — спросил посол.

— Среди наших — никого. Среди заложников — все живы, но двое в критическом состоянии.

— А террористы?

— Шестеро убиты, семерых взяли живых. Главарь Аззам среди пленных.

Дубинин облегченно вздохнул. Операция прошла максимально успешно. Применение экспериментального газа оправдало себя полностью.

— Что теперь с пленными?

— Надеюсь что они достанутся нам но я в этом сомневаюсь…

Само собой, что о продолжении испанского вояжа сборной после всего этого и речи быть не могло. Какие уж тут игры, если половина команды лежит в местной больнице, а тренерский штаб вообще чуть ли не в полном составе находится в реанимации.

Да, как оказалось, во время захвата заложников не только у Валентина Козьмича случился инфаркт. Но чуть позже, уже в больнице, сердце подвело и Эдуарда Васильевича и в итоге Малофеев присоединился к Иванову и Мышалову.

Ну а если говорить о футболистах, то меньше половины из нас перенесли все произошедшее без последствий. И насколько мне объяснили наши спецы, которые говорили об этом крайне неохотно, в большей степени на тяжелое состояние моих партнеров по команде повлиял не сам захват заложников, не ранения, которые получили ребята во время всего этого, а газ. Спецназ все-таки не рассчитал дозу.

И несмотря на то, что антидот все получили вовремя, последствия все-таки были. Но не такие, как в печально знаменитом «Норд-Осте»,о котором будут писать учебники истории в будущем. Здесь все обошлось без жертв.

Возможно, что советские спецслужбы образца 86-го года более эффективны, чем российские начала XXI века, а может быть, дело в том, что заложников, фактически пациентов, которым вводили им антидот и оказывали помощь, было куда меньше и медики среагировали быстрее. Но в любом случае самого страшного удалось избежать.

И уже через шесть часов после того, как операция по освобождению заложников была закончена, ту часть советской делегации, которую признали транспортабельной, и соответственно меня в том числе, вывозной рейс «Аэрофлота», который прислали за нами, доставил в Москву.

А дома нас всех сразу же отвезли в Первую градскую больницу, именно ее наше руководство выбрало для того, чтобы наблюдать пострадавших уже в более спокойной обстановке.

Ну а на следующее утро я уже сумел повидаться с родными. В больницу ко мне приехали родители, сестра и Катя, которой вся наша сборная должна была быть благодарна за то, что мы остались живы.

Как сказал мне подполковник Филатов, командир группы спецназа, которая нас освободила, именно та скорость, с которой советские спецслужбы получили информацию о захвате заложников, и помогла все сделать максимально быстро и эффективно.

Под конец этого разговора он еще и несколько раз поблагодарил меня, сказав, что я действовал как герой. Не знаю, что героического было в моем бегстве из гостиницы, но, как говорится, начальству виднее.

И после того, как родственники уехали, я задумался о будущем. И мысли, само собой, свернули на футбол. Все случившееся, как мне кажется, нанесло очень большой удар по грядущему сезону, причем как для сборной, так и для нескольких советских клубов. Ведь в той гостинице были футболисты всех четырех команд, которые через пару месяцев должны продолжить еврокубковый сезон.

Тот же самый Коля Ларионов, один из наиболее тяжело пострадавших футболистов, играет важную роль в оборонительных схемах «Зенита». А ленинградцам предстоит играть в четвертьфинале Кубка чемпионов. Тяжело раненный Миша Михайлов — основной вратарь киевского «Динамо». А киевлянам предстоят матчи в Кубке кубков. Гена Литовченко с Олегом Протасовым — главная ударная сила «Днепра».

Про «Торпедо» я и не говорю. Игорь Добровольский, Дима Харин, я, братья Савичевы — все это игроки основного состава «Торпедо». И если с Савичевыми и мной ничего особо страшного не случилось — про меня так вообще можно и не говорить, я отделался легким испугом — то вот с нашим вундеркиндом в перчатках и новой надеждой сборной Советского Союза и «Торпедо» в опорной зоне все очень сложно. И Харин, и Добровольский в тяжелом состоянии лежат в испанской больнице.

Понятное дело, что к лету, скорее всего, оба восстановятся. Но вот к матчам Кубка УЕФА возможно, что ребята будут не в форме.

Ну и отдельно стоило упомянуть про проблему с тренерским штабом сборной. И Малофеев, и Иванов в ближайшее время совершенно точно не вернутся к руководству командой. Валентин Козьмич так и вовсе, возможно, что закончит с футболом. Все-таки инфаркт плюс отравление боевым отравляющим веществом это такая комбинация, которая может поставить крест не то что на какой-то карьере или профессии, но и в принципе на нормальной жизни.

Надеюсь, что этого не произойдет, но факт остается фактом — тренерского штаба сборной Советского Союза практически не осталось. И кто теперь возглавит команду, как минимум на время восстановления Малофеева и, надеюсь, Иванова, был большой вопрос. Решать который должен был новый глава советского футбола Симонян, надеюсь что ему хватит мудрости, чтобы выйти из этого сложнейшего положения с честью.