Под утро поднялся сильный ветер. Огромные волны били по набережной, заливая улицы и топя в пене гранитные ограждения. Хлопали ставни в домах. Придерживая полы кителя и прикрывая лицо ладонью от соленых брызг, по мокрой мостовой шагал Лиман, слегка опираясь на погнутую трость. Рой семенил за ним, прижав к груди черный кожаный портфель. Серые дома с острыми крышами смотрели на них слепыми окнами по одну сторону улицы, по другую бушевало море.
– Лекс, подождите. Я не могу за вами угнаться.
Лиман неохотно остановился, опираясь на трость. С усмешкой взглянул на бледное и сонное лицо Роя.
– Неважно выглядишь, – заметил он. – У граждан Жерло непереносимость алкоголя? Я запомню.
– Нет. Вы просто слишком быстро идете. Наверное, издалека кажется, что вы отняли трость у меня и теперь убегаете с ней.
– Ладно подыши, – согласился Лиман и подумал, что Арина будет в ярости.
Она стояла у входа в двухэтажное серое здание, большие окна которого закрывали тяжелые ставни, прижимала к груди тонкую кожаную папку и щурилась от мелких соленых капель. Ветер трепал ее волосы и полы пиджака. За плотно сжатыми тонкими губами прятались невысказанные слова по поводу опоздания.
– Ничего не забыла? – спросил Лиман.
– Доброе утро, шеф, – она бросила взгляд на Роя, кивнула и открыла перед ними дверь. На медной табличке витиеватым почерком было вырезано: «О. Ольбер. Легарий округа Гриншафт».
– Здравствуйте, – тихо сказал Рой, заходя следом.
– Здравствуйте. Шеф, вы уверены, что без меня тут было не обойтись?
– Ты хотела, чтобы я пол утра копался в бланках?
Арина зло смотрела на него из-под косой челки.
– Почему вы его так боитесь, я не могу понять? – она выдернула из папки нужный лист.
Секретарь легария смерила их убивающим взглядом и вернулась к арифмометру. Жужжащий механизм выдавал на ее стол карточку за карточкой. Видимо разговорами они мешали шестеренкам свободно вращаться.
– Я его не боюсь. Я не хочу его видеть.
– Я вас сегодня тоже.
Она поправила пиджак на груди, смахнула с лица волосы и, не дожидаясь приглашения, проскользнула за дверь легария. Секретарь сделала вид, что ничего не заметила. Она перетянула карточки резинкой и поставила стопку на свободное место на полке.
Лиман осматривал стены приемной, не украшенные ничем, кроме двух сентиментальных гравюр и театральной афиши. Он успел подсчитать, что здесь спокойно поместились бы два его офиса целиком. А за окном вместо узкой улочки и рыбной лавки разбивались о гранитную набережную морские волны.
– Это ваша помощница? – тихо спросил Рой.
– Секретарь. Арина.
– Вы всегда так работаете?
– Я сам дал ей сегодня выходной.
Время шло, а из дверей никто не выходил. Лиман поискал глазами стул, но единственное маленькое кресло было занято неисправным старым арифмометром, куда более громоздким, чем поблескивающая медью и хромом модель на столе секретаря. Такой стоил как годовая аренда офиса констебля. Лиман вздохнул. Все равно пользоваться такими штуками он не умел.
Некоторое время он молча наблюдал за щелчками крохотных рычажков под прозрачных кожухом, затем резко повернулся.
– Ты сам вызвался со мной работать или тебя отправили сюда в ссылку, Рой?
– Странный вопрос.
– И все же.
Рой поджал губы, стряхнул с пиджака невидимые капли воды.
– Вам не нравятся мои рассуждения о книгах-убийцах, так? Вы бы почитали другие статьи…
Лиман усмехнулся.
– Если интересно мнение констебля, чем менее загадочно происшествие – тем проще работа.
– Не в моем случае. И разумеется, Лекс, я ничего и никому не говорил о ливраморт. Кроме вас.
– Вот и замечательно. И мне говори пореже.
Рой некоторое время сидел молча, разглядывая яркую афишу на стене, потом шумно выдохнул.
– Лекс, неужели мир для вас предельно прост? Корабли, рыбаки, кофе по утрам и аванс по средам, водород и паровые машины, дирижабли в небе и пять миллионов чудаков на других берегах за морями. И больше ничего странного и загадочного в нем быть не может. Пресный мир, как пончик к чаю, с всегда знакомой начинкой, который привычно ешь и не очень-то хочешь, чтобы его вкус однажды стал другим.
Лиман промолчал.
– Двести лет назад к концу Темных времен вас бы утопили в море за мысль о том, что корабли могут летать по воздуху. На одном из них, Лекс, я утром отправлюсь в мой родной город.
– Все куда проще, Рой. Сегодня ты поколдуешь над механическим автопилотом, если мы его найдем, и вытянешь из него все что можно, я закрою дело, наконец дам Арине нормальный отгул и буду отдыхать сам. И буду при этом безмерно счастлив. Тебе что-нибудь хорошее копания в замшелой мистике принесли? Кроме статуса поехавшего ученого.
– Ничего. Но мне и этого хватает.
Рой хотел добавить что-то, но не успел. Дверь кабинета открылась, выпустив озадаченную и все еще рассерженную Арину.
– Пойдемте, – коротко сказала она, кивнув в сторону выхода.
Ветер снаружи слегка утих. Только волны все еще бились о гранитный берег, заливая пеной мостовую.
– Он списал его, шеф. Списал как непригодное для экспертизы устройство.
– Чушь! Автопилот был исправен.
Арина указала рукой на прикрытое ставней окно.
– Поднимитесь, поговорите с ним об этом?
– Ладно. Где устройство сейчас?
– Меня он посылает редко, но в этот раз был близок. В общем – я не знаю. В утиле, возможно. У торговцев металлом или старьевщиков.
Лиман кивнул.
– Напомни, что будет если повозить его лицом по собственной столешнице?
– Отзыв лицензии и два года в камере.
– Мне это не подходит, – он аккуратно поправил воротник Арины. – Спасибо. Можешь заниматься своими делами.
Она сердито выдохнула.
– Мою запись к парикмахеру пришлось отменить. Собеседование тоже. Спасибо, шеф! Так что я в офис и буду ждать вас там. Могу захватить бедолагу и дать ему таблетку, – она едва заметно улыбнулась Рою.
– Нет. Мы сейчас заглянем с ним кое-куда. Покажу местную достопримечательность.
Арина пожала плечами и заспешила в сторону пустого мокрого проспекта, защищенного от ветра рядами старых двухэтажных зданий. Рой некоторое время смотрел ей вслед.
– Достопримечательность – это же не очередной бар? – с надеждой спросил он.
– Нет. Это кое-что менее забавное. Хотя, как посмотреть…
***
Когда-то здание было маяком. Оно могло бы быть им и сейчас, если выгрести из его нутра все лишнее и снова включить сохранившийся прожектор. Но радиовышка на холме работала исправно, и в старомодном маяке не было больше никакой нужды. Впрочем, смена хозяина пошла зданию только на пользу. Старый кирпич покрыла белая краска, пыльные окна уступили место витражам. На сохранившейся ограде над самыми воротами блестела свежей краской кованая вывеска: «Механическая церковь Ангстрема». Чуть выше символ церкви – три соединенные между собой шестеренки. Такие же венчали купол-фонарь над маяком.
Рой остановился и задумчиво уставился на постройку.
– Это просто секта полоумных механиков на старом маяке, – напомнил Лиман.
– Я никогда не видел их храмов, только слышал о них. Говорят, эта церковь появилась на островах Близнецах лет сорок назад, но сейчас их изгнали на север. Или солнцепоклонники или даже власти Близнецов.
– Можешь спросить лично настоятеля, когда я закончу.
Все те же притворные улыбки, что и в Солнечной церкви. Только никто не пытается нацепить на тебя красный пояс и заставить восхищенно пялиться на светило, заливаясь слезами. Смазливая девушка с короткой стрижкой предложила часы на дешевом матерчатом ремешке. Горсть таких же лежала на низком столике возле брошюр, украшенных изображениями шестерней. В прозрачном поддоне под огромной фреской, содержащей только изображение десятки в минус десятой степени, лежали вперемешку старые поломанные хронометры, изношенные арифмометры, куски малоизвестных механизмов с торчащими пружинами.
– Возьмите, пожалуйста. Точное время уже выставлено. Если у вас есть сломанные часы или другие механизмы – мы с радостью примем пожертвование.
Рой полез в кошелек и поискал глазами урну для монет. Но ее нигде не было. Озадаченный, он смотрел на протянутые наручные часы.
– Нет, спасибо.
– Прошу вас, дайте шанс механизму исполнить свое предназначение!
Рой растерянно взглянул на Лимана, но то только пожал плечами.
– Секунда, деточка, не стоит приставать к нашим гостям, – живой и неестественно радостный голос разбил неловкое молчание. – Пожалуйста, простите нас!
Настоятель носил простой белый костюм и церемониальный фартук с таким же декоративным и скорее всего даже нарисованным карманом.
– Констебль, рад вас видеть снова! И вашего друга тоже, хоть мы и не представлены.
– Он всегда говорит витиевато, привыкай, – громко шепнул Лиман, но девочка Секунда с часами в руках не ответила даже тенью улыбки. Она смотрела на настоятеля и глаза ее становились все больше и больше. Когда они заблестели, Лиман тихо ругнулся.
– Черт с тобой, сектант хренов. Давай сюда свои будильники. Приличия – есть приличия. Рой, тяни руку.
Тонкий ремешок обвил запястье. Часы были холодными и тяжелыми.
– Спасибо, – поклонился настоятель. – Благодарен, хотя это было совсем необязательно.
– Как же… У меня нет столько носовых платков на твоих «заводных» девочек.
Рой хохотнул, но вовремя прикрыл рот рукой.
– О, не переживаете. Это у констебля своеобразный юмор. Обидеть ни меня ни это место невозможно, – он умиротворенно вздохнул и взглянул под свод, где покачивался тяжелый маятник. – В этом простом свойстве великого механизма кроется и его главная сила – он абсолютно безучастен к страстям. Ваши слова, как и мое великодушие к гостям Церкви – не более чем шевеление воздуха, который перемалывают соединяющиеся зубцы шестерней. Идемте, вы же хотели поговорить.
Никакого кабинета или уединенной комнаты в конце короткого похода вглубь храма не последовало. Они присели на длинную скамью спиной к немногочисленным прихожанам. Перед ними сверкал бронзой и хромом и шуршал тысячами шестеренок и вариаторов механический алтарь. Желтые и зеленые пятна света от витража играли на его безупречно отшлифованном корпусе. Цифры в окошках на самом верху неспешно вели обратный отсчет.
– Простите…, – настоятель пощелкал пальцами и вопросительно кивнул Рою.
– Хета Первый…, – спохватился Рой.
– О, так вы из Жерла. Большая честь.
Лиман брезгливо поморщился и требовательно протянул руку.
– Клод, завязывай с любезностями. Меня сейчас стошнит.
Настоятель – Клод усмехнулся и полез во внутренний карман пиджака. В портсигаре с механическим доводчиком и замком лежало четыре сигареты.
Рой огромными глазами следил за тем, как Лиман подкуривает свернутый табак. В свете витража повисло сизое облачко.
– Это же…
– Незаконно, – улыбнулся Клод и достал сигарету себе тоже. Дунул в полый фильтр. – Но нашему богу плевать на законы, табак и дым. Чистую логику его разума не смутить непристойным поведением, верно? – он подмигнул Лиману, но тот, прикрыв глаза, пускал кольца в сторону жужжащего и клацающего алтаря. – Чем обязан?
– У тебя одна игрушка, которая мне очень нужна. Идиот и алкоголик легарий слил тебе ее, как я понимаю, за немалый куш. А я прошу даже не вернуть, а просто побеседовать с ней. По-дружески. Потом можешь продолжать целовать механический зад сколько угодно, я от тебя и твоей конторы отстану.
Клод затянулся и вдруг засмеялся, выпуская дым густыми облачками.
– Прямолинеен и бестактен, как и любой кусок мяса. Без обид, дорогой Хета, у нас тоже есть свой юмор.
Рой пожал плечами и отсел подальше от дыма. Он разглядывал алтарь и в непрерывном клацанье и шорохе ему слышалась какая-то скрытая и сложная последовательность.
– Разумеется, я не понимаю о какой игрушке идет речь. И, надеюсь, ты имел в виду не механизм, потому что вот тут уже слышится оскорбление.
– Заткнись, Клод.
В повисшую паузу встрял вопрос Роя.
– Почему часы?
Клод вопросительно поднял подбородок, взглянул на ремешок, который уже покачивался на пальцах Роя.
– Пожалуйста, осторожнее, не уроните. Вам может показаться, что это скопление зубчатых колес и пружинок, но это жизнь, которая хоть и отличается от нашей, но не менее ценная.
– И вы раздаете ее всем входящим?
Клод снисходительно улыбнулся и продолжил.
– Хета, дорогой наш гость, вы говорите о том, в чем нисколько не разбираетесь. Но я позволю себе немного просветить вас, – он сел поудобнее, положив ногу на колено, на что Лиман покачал головой и закатил глаза. – Вот вам, Хета…
– Рой.
– Вам, Рой, не более тридцати. Когда вам исполнится семьдесят или восемьдесят по времени Родины, вы станете куда мудрее и степеннее себя сегодняшнего.
– Что логично, – сказал Рой.
– Вот. Смею предположить, что перед самой вашей кончиной вы достигнете пика своей мудрости. Изношенный механизм, из тех, которые мы просим пожертвовать нашей церкви, достигает предела своих вычислительных и производственных возможностей. Чем он старше, тем ближе к откровению и абсолютной истине. Алтарь, который вы видите перед собой, собран из бесчисленного множества старых механизмов, продолживших свою жизнь, а отсчет там наверху, – он указал на сменяющиеся в окошках цифры, – указывает на момент достижения Нуля – точки превосходства механики над примитивным биологическим разумом. Надевая часы и начиная их использовать, вы даете механизму шанс стать ближе к своему триумфу и пределу своих возможностей.
Рой перестал считать ошибки в рассуждениях на середине и теперь просто молча кивал. Шестерни прямо перед ним на мгновение остановились, а затем закрутились в обратную сторону.
– Я так понимаю, что это – нет? – сказал Лиман.
– Понимай, как знаешь, констебль. Могу предложить кофе или еще сигарету, но не более.
Лиман хлопнул в ладоши и поднялся, опираясь на трость.
– Что ж, думаю, врать мне тебе резона нет. Разве что ордер на обыск развеет мои сомнения, – он вдруг засмеялся. Клод засмеялся тоже и осуждающе пощелкал языком.
– Кстати, Рой, констебль, не могу не предложить наши новые брошюрки. Отпечатаны неделю назад в типографии Морша, – он попытался сунуть два цветных буклета.
Лиман отодвинул его руку.
– Спасибо, не нужно. Пока растапливаю печь заявлениями об ограблении странных церквей. Рой, идем. Не будем мешать службе.
Клод попытался сунуть буклет в карман Роя, но тот оказался бутафорским. Покусывая губы, он смотрел вслед удаляющимся гостям.
Ветер снаружи утих. Только море все еще беспокойно пенилось. В фонаре маяка шумно передвигали стрелки большие часы.
– За ордером? – предложил Рой.
Лиман усмехнулся.
– От легария, который сам продал улику за большую взятку? Да, хорошая идея. Идем, время пообедать и привести мысли в порядок.
Рой обернулся на здание церкви. Ему вдруг показалось, что в маленьком окне второго этажа мелькнуло и скрылось бледное лицо.
– Может автопилот и не у них. У понимаю, что они собирают редкие и тем более сломанные механизмы, но это же не значит, что он непременно попал им в руки.
Лиман вжал голову в ворот и застыл на перекрестке, выбирая направление.
– Звучит резонно. Вот только автопилот там. Они сделали корзину для пожертвований из его прозрачного кожуха.
***
В глубинах старых книг, которые Рой открывал когда-то в детстве, говорилось, что Архипелаг был древней землей первых людей. Тех, кто пришел с Родины. Пологие, похожие на вытянутые среди угрюмых волн пальцы, острова походили на застывший в куске прозрачной смолы мир. Отсюда плавно отправлялись во все стороны света медленные дирижабли, а дымные хвосты гидролизных фабрик отрывались от труб и парили над морем, сливаясь с облаками. Отсюда когда-то ушли корабли с искателями новой жизни, осевшие на десятках островов, основавшие Близнецы и Жерло, нашедшие и новую жизнь и внезапную смерть. Это были корабли, похожие на те, что и сейчас стоят в доках, помнящие еще самого капитана Лагранжа. Мир бурлил и пытался развиваться среди скудности ресурсов мира-океана, похожий на тот сложный механизм из миллионов шестеренок, которому поклонялись служители странного культа. И только Архипелаг застыл во времени и среди холодных волн четырьмя каменными монолитами, почти обезлюдевший и все также похожий на кварцевое стекло с мелкими крупинками песка.
Россыпь красных черепичных крыш покрывала оконечность самого крупного острова-монолита. Тут среди кривых улиц пряталось здание почты с высоким крыльцом, увитым кованым вьюном. Рой смотрел на россыпь ярких акварельных марок. Старый почтальон понимающе поглядывал на него и усмехался, периодически подкладывая плашку с другими, еще более яркими экземплярами. Рой вертел в руках запечатанное письмо вместе с двумя мятыми купюрами, но наклеивать и портить красоту дальних островов, величественных воздушных кораблей и древних маяков синими штампами все еще считал преступлением, за которое по невнимательности легариев никто так и не предусмотрел штрафа.
– У вас странный акцент, – заметил почтальон.
– В ваших краях совсем ненадолго, – пояснил Рой. – И хочется что-то оставить на память.
– Тогда посмотрите вот эти, – перед Роем появился еще более яркий набор. – Хотя на них нет ни одного вида Архипелага. Все наши марки о других землях, но только не о своих собственных местах, – старик невесело усмехнулся. – Но это дань старой традиции: мы – окно в мир большого моря, но смотря в окно никто не видит самого окна.
Рой пожал плечами и достал из пухлого, набитого газетными вырезками и старыми билетами кошелька еще пару купюр.
– У нас остаются или на пару дней или на всю жизнь, – добавил почтальон. – Но точно никто не задерживается больше чем на неделю.
– Но именно это я и хочу сделать, – Рой повертел белым конвертом и с сожалением показал на две марки. – Этих хватит до Жерло? И вот эти пять я тоже возьму.
Старик кивнул и приступил к неспешной работе. За узким окошком выл ветер. Большая волна проходила по меридиану, на несколько дней меняя направление течений, и остаток недели обещал быть прохладным и ветренным, а обычно синее море сменялось высокими волнами цвета олова.
– Что это? – Рой аккуратно, стараясь не коснуться кончиком пальца, указал на крупную белую марку, с которой смотрел холодный, лишенный век и окутанный сплетенными щупальцами глаз. Чудовище с отрешенной жестокостью смотрело с глянцевой бумаги.
– Спрут острова Иль, – пояснил старик, нацепив очки. – Местная легенда. Если будете в тех краях, поспрашивайте рыбаков и они расскажут о нем много интересного. Большая часть историй будет откровенной выдумкой, ко какие-то окажутся чистой правдой. Вот только вы не узнаете никогда какие именно. Но не думайте, что необычные вещи – это только то, что творится за пределами – мы тоже богаты подробным. Например, какая-то чертовщина с почтой происходит последнее время – письма с неправильными датами…
– Дайте и эту тоже, – перебил Рой и снова потянулся к бумажнику. – А вы сами бывали там? На острове Иль.
Старик усмехнулся.
– Что вы, молодой человек. Я как раз отношусь к тем счастливчикам, которые никогда не покидали Архипелаг.
Письмо с жирным штемпелем, легшим поперек акварельного маяка, заняло свое место на стопке таких же. Не пройдет и дня, как оно оправится воздушным кораблем к отвесным берегам Жерла и ляжет на стол секретаря Конвента, забив еще один гвоздь в крышку гроба его, Роя, карьеры. Теперь это было неизбежно, и следующие несколько дней следовало провести с максимальной пользой, чтобы не вернуться к Конвенту с пустыми руками. Но сделать это можно было лишь максимально сложным способом.
– От вас можно позвонить?
Возле телефона нашелся толстый справочник пятилетней давности. К счастью, Архипелаг был мало подвержен течению времени.
– Могу я услышать констебля Лимана?
Хрипловатый женский голос ответил, что не раньше, чем через час и записываться на прием заранее не нужно.
– Как вы себя чувствуете, Рой? – спросила она.
– Вы меня запомнили? Спасибо, неплохо. Во время шторма на борту парома бывало и похуже.
– Если мы говорим об одном и том же пароме, то я вас понимаю. Шеф сказал, что, если вы объявитесь, передать, что он будет ждать вас в манжерии на углу возле Храма Ангстрема. В семнадцать ровно. Можете не спешить. Шеф не сильно пунктуален и ходит в основном пешком, – она ненадолго затихла, подбирая слова, затем спросила тише, хотя все также хрипловато. – Вы надолго в столице? Если вы зайдете к нам в офис, я приготовлю чай. Не смущайтесь, я просто хочу узнать, как там… в Жерло?
– Вы никогда не были?
– Никогда и нигде, кроме Архипелага, – в трубке послышались звон и громкий шорох. – Кажется, у нас посетитель. Мне нужно идти. Надеюсь, до встречи, господин Рой.
«Мастер Рой» – мелькнуло в его голове и стыдливо затихло. Нестерпимо захотелось чая. Рой взглянул на часы и отметил, что успеет навестить лишь ближайшую манжерию. До встречи на площади у Церкви Ангстрема оставалось чуть меньше часа.
***
Ветер не утихал. И море тоже было неспокойным. Тяжелые волны разбивались о гранитный берег, осыпая холодными брызгами мостовую. Низкие тучи колыхались над городом, и небо было похоже на опрокинутый океан. Казалось, вода вот-вот хлынет вниз, но не мелкими каплями, а ревущим потоком.
Над черепичными крышами разнесся протяжный гул. Боевые корабли заходили в порт, оповещая паровыми гудками о заступлении на вахту. Два броненосца с боевыми шрамами на обшивке, давно списанные из флота Близнецов, но еще пригодные для того, чтобы патрулировать берега Архипелага. Или делать вид, что порты и город под надежной охраной. Каждый рыбак в округе понимал, что захода одного звена конкордийского флота хватит чтобы разнести этот береговой патруль в щепки, но двухнедельное дежурство и завершающие его гудки стали традицией города, претендующей на незыблемость.
Человек за липким лакированным столиком напротив Лимана был похож на вытащенную из раковины улитку и засунутую с замшелый костюм. Его болезненная бледнота сливалась с серостью пасмурного дня, гармонировала с ней. Лиман то и дело переводил взгляд с его тонкого полупрозрачного носа, сквозь который просвечивал сизый хрящ, на руки в черных перчатках. Между манжетой и тонкой черной оборкой виднелась полоска сизой кожи. Лиман давно не испытывал к нему отвращения, скорее легкую тревогу от точных паучьих движений – едва различимая под толстым рукавом пальто рука то и дело подносила чашку к тонкогубому рту. В том, что эти же пальцы могут легко и точно свернуть любой массивности шею, он нисколько не сомневался.
– Игор, как Архипелаг называют у тебя дома? – Лиман давно допил кофе и теперь плавными движениями чашки размазывал остатки гущи по тонким стенкам. За окном нехотя расходилась толпа. Ворота церкви все еще были приоткрыты, хотя санитары уже вынесли тело и затолкали в больничную карету. Помощники констебля отгоняли любопытных от широкого крыльца, на котором даже издалека виднелись бурые пятна.
– Так и называют.
Лиман кивнул. Чашка в его руках дрогнула, и темная полоска пересекла похожий на голову лошади рисунок.
– Я слышал, что на юге его называют столицей и никак иначе. Вроде бы как дань уважения к тем временам, когда кроме наших островов вокруг было только неизвестное море. Но я всегда слышал в этом легкую насмешку, такую, знаешь, – Лиман пощелкал пальцами, подбирая слово, – снисходительную. Вроде того как когда флот Близнецов охраняет наши берега по какому-то древнему как нашивки на моем кителе договору. Все равно что вытирать брюзжащий рот немощному, но когда-то могучему отцу. Не находишь?
– Ты говоришь крамольные вещи, фишер.
Лиман усмехнулся.
– Решил меня оскорбить? Оставь эти прозвища для Гримма и подобных ему. Я тебе плачу и за это требую уважения.
Игор едва заметно растянул уголки губ и тут же прикрыл насмешливую улыбку чашкой.
– Ты мне платишь. Платишь Игору и потому не можешь просить об уважении. Только о светской беседе, которой я лишен в своем доме, а старые книги и настенные паразиты, знаешь ли, неважные собеседники. И еще об информации. Все эти разговоры об уважении вызывают боль в моих суставах, – он промокнул губы салфеткой и уставился в окно. – Ты им не поможешь? – Игор указал в сторону окна. Больничная карета уже укатила вниз по улице в сторону городского морга, куполом возвышающегося над старым рыбацким поселком. Полыхнула вспышка фотоаппарата.
– Не мой округ. Констебль Керн неплохой человек, но приставать к нему с вопросами и предлагать помощь – редкая бестактность, – Лиман подался вперед и спросил в полголоса, стараясь не смотреть в впалые рыбьи глаза. – Настоятель Клод как-то причастен к тому, что произошло с дирижаблем? Если да, то как именно? Я не слишком верю в совпадения – Архипелаг слишком густонаселенное место для такой роскоши как совпадения. Каким-то неведомым чудом это дело досталось мне, а не Новаку и, прежде чем я придумал, как от этого можно отвертеться, выясняется, что наш пришелец – гость из Жерла Хета Рой подкупает моего агента в мире воров Гримма, чтобы украсть единственную нормальную улику со склада – механического болвана автопилота, единственного свидетеля происшествия. И в тоже время наш общий любимец легарий, видимо не за стопку талеров, а по доброте душевной, списывает механизм на склад, откуда его уводит настоятель этой церкви поклонения шестеренкам. Не многовато ли событий для одного дня? Я плохой констебль, но какие-то странные липкие нити между этими субъектами я вижу. Потому и спрашиваю – настоятель Клод в этом замешан?
Игор неспешно снял перчатки и вытянул из кармана пальто пухлый блокнот, ощетинившийся закладками. Из другого кармана он извлек тонкие очки-бритвы и усмехнулся.
– Память уже не та, любезный фишер. Приходится пользоваться вечной благородной бумагой, которая способна пережить и меня и уж тем более тебя.
Лиман поморщился.
– Клод Жино. Родился на Малых Островах еще в то время, когда они были под властью Конкордии, там же и прожил половину своей совершенно бесполезной жизни. Два раза сидел за решеткой. Последний раз за сочинение безграмотных революционных стишков для местной партии сепаратистов, в которой тайно состоял, но не просидел и года – освобожден по амнистии новой оккупационной администрацией Близнецов. Первый раз – за ограбление рыбного магазинчика. После освобождения искал себя, ночевал в приютах и на улицах, пока однажды не увидел новенький блестящий символ из трех шестеренок на крыше старой ратуши. Близнецы – республика вояк и инженеров, куда приходят они, туда следует за ними и культ механизмов. Не знаю, насколько он проникся с первые дни идеями поклонения вращающимся железкам, но первый храм только открылся на Малых островах и ему отчаянно требовались адепты и слуги. Клод сменил рваное пальто на мантию магистра, затем на рясу настоятеля, в которой и проходил с широкой улыбкой на лице почти четыре года, завлекая харизмой и хитростью все новых и новых людей в храм. Уже не за горами маячило продвижение и не какое-нибудь, а сан Верховного Механика Малых островов, когда вскрылись некоторые неприятные моменты. Оккупационная администрация островов сменилась вполне светской, обросла бюрократией и контрольными службами, которые и накопали довольно интересные и сомнительные контракты Механической церкви и местных магнатов на закупку узловых частей, для соединения отдельных элементов алтаря – такая непрерывно тикающая штука в центре храма.
– Я в курсе.
– А я продолжу. Цена была явно завышена, а цифры пожертвований – напротив, были куда ниже реальных. Судья Церкви Ангстрема прибыл на острова почти сразу вместе со своими инквизиторами и начали жестоко и точно копать под Клода. Обыски выявили в его келье довольно приличные запасы островной валюты и сомнительные вещи – книги о Культе Тишины, о котором никто ничего не знал. Пользуясь этим досадным для судьи фактом, Клод сознался вот всех коррупционных делах ради личной наживы, но последним его заявлением была фраза о том, что ни одним своим действием он не нанес вреда механизмам и делу церкви. Как ни чесались руки у судьи – к слову, довольно благородного человека, выдворить Клода за пределы церкви он не смог, поскольку действительно серьезного преступления против механизмов он не совершал. Что до личной наживы – не более чем мерзкие недостатки органической плоти, о чем он воодушевленно заявил на суде с презрением указав на свое тело. Обвинение в причастности к другим культам подтверждения не нашло – сомнительные книги не содержали призывов к уничтожению машин, да и принадлежность их Клоду Жино всячески им отрицалась. Учитывая, что инквизиторы не гнушаются подбрасыванием липовых улик, эту часть обвинения просто убрали из протокола. Клод оказался разжалованным до миссионера. Но надо знать этого человека, успевшего получить приличное образование и авторитет поверх гнилой душонки афериста, чтобы понять, что мириться с новым положением он не собирался. Обосноваться на Архипелаге ему помог случай – во время пожара в квартале механиков, начавшегося после взрыва на гидролизной фабрике, сильно пострадал и остался калекой местный настоятель. Насколько причастен к этому сам Клод, мы опустим. Важно лишь то, что временно местный приход возглавил он. А уже через месяц конклав Церкви получил письмо со смелыми утверждениями, что именно в этом храме произойдет важнейшее для всего культа событие – преодоление второй черты Тьюринга. Он запрашивал разрешение официально остаться настоятелем храма и продолжить работу над проектом, результаты которого – к слову довольно впечатляющие для конклава – также легли на их стол. Говорили, что Клод действительно много работал и почти не покидал храм. И, разумеется, он делал все, чтобы его работа увенчалась успехом. Положить стопку талеров на стол легария, чтобы забрать один из самых совершенных механизмов придуманных инженерами Близнецов – автопилот воздушного лайнера – не самое значимое из его сомнительных действий, как я думаю.
Лиман отставил чашку и посмотрел в окно. Зеваки исчезли. Ветер колыхал обрывки тряпичной ленты у приоткрытых дверей храма. Ротозеи Керна как обычно забыли смотать и унести с собой. Бурые пятна на ступенях никуда не исчезли.
– Ты заходил к нему, верно? Вчера, насколько мне известно. И привел с собой этого ученого-ищейку из Жерла.
– Ты следишь за мной тоже? – с нескрываемым неудовольствием и нотками угрозы спросил Лиман, заранее зная, что ответ будет расплывчатым или насмешливым.
– Не всегда. Только когда уверен, что мне заплатят. И это был как раз тот случай. Например, твой коллега Новак был бы рад узнать, насколько паршиво ты ведешь дела. Я это не серьезно, конечно, но отчасти так и есть, – Игор раскрыл свой блокнот и выудил запрятанную между страниц листовку с основными постулатами Церкви Ангстрема. – Клод пытался вручить тебе вот это, верно? И твоему приятелю тоже, но у того оказались зашиты карманы, поскольку приличный костюм он купил накануне вылета и не успел привести его в порядок.
– Ты издеваешься надо мной!
Игор улыбнулся, обнажив синеватые ровные зубы.
– Вовсе нет. На этот раз нет. Я был там и все видел – сидел во втором ряду и дожидался службы. Вся беседа с настоятелем была для меня небольшим бесплатным театром. А вот брошюрку я поднял и прихватил с собой. И тебе следовало, – он раскрыл ее и провел костлявым пальцем по нижней строчке. Едва заметный бледный шрифт, сильно отличающийся от острых жирных букв в постулатах веры, складывался в короткие слова северного диалекта островного ланга: «Спасите меня». – Будь у тебя немного эмпатии и сообразительности, ты бы брал настоятельно вручаемые тебе записки. В них может оказаться масса интересного. Например, призыв о помощи. Допустим от человека, который уже много недель не покидает стен храма.
Лиман поиграл желваками. Игор раздражал своей правотой почти так же, как и ценами за свои услуги.
– Что ты делал там? Не говори, что решил сменить свой склеп на келью.
Игор ответил бледной тенью улыбки и нацепил перчатки. Блокнот отправился вглубь его пальто.
– Что ты, фишер! Просто у нас не так много любопытных мест в городе, которые рады приютить Игора в пасмурный день. А тикающий звук алтаря меня на удивление успокаивает.
Лиман отвернулся к окну. Идея о том, что Клод был пленником своей же церкви и отчаянно просил о помощи – не так уж глупа. В конце концов, он был из тех людей, которые берут деньги у сомнительных личностей на сомнительные проекты. Типы куда неприятнее Гримма вполне могли держать его за толстыми стенами храма и контролировать работу, которая сулила неплохие барыши или хотя бы проценты с того, что Клод успел у них занять.
«Отпечатаны неделю назад в типографии Морша», – кажется так он сказал, протягивая буклет. Уже тут следовало включить мозги. У клана Морша есть порты, рынки и фабрики, но нет типографии. Листовки и буклеты печатает сама церковь. Но тогда это казалось неважным. Сейчас стало поводом для того, чтобы блеклые глаза насмешливо рассматривали его, ища на лице тень сомнения и отчаяния.
– Мне нужно попасть туда еще раз, – сказал он вслух, хотя не собирался. Игор все же смог вывести его из равновесия.
– Несмотря на опечатанные констеблем Керном двери? – с деланным удивлением спросил Игор.
– Разумеется. И тебе пора. Сейчас придет наш гость из Жерла, которого ты называешь моим приятелем.
Игор кивнул и требовательно протянул руку.
– Он придет быстрее чем ты думаешь. Я заметил его пиджак с все еще зашитыми карманами по ту сторону улицы еще пять минут назад – он подслеповат и отчаянно ищет манжерию, всматриваясь в вывески. Поэтому хотелось бы получить гонорар прямо сейчас. И десять процентов в счет будущей просьбы, ты знаешь условия.
Лиман ответил раздраженным взглядом и полез в бумажник.
– Я не счетовод, Игор. И не дурацкая счетная машина из этой церкви, но я чувствую в этом какой-то подвох.
– Кстати, твоя просьба насчет секретарши Арины…
– Просто сделай это! Я заплачу сверху сколько нужно.
Игор слился с сумраком и исчез, прежде чем Рой распахнул двери манжерии. Он близоруко сощурился, отыскивая Лимана среди столиков, затем приветственно махнул рукой.
– Наш настоятель тяжело ранен и вряд ли дотянет до утра. Церковь опечатана, но охрану констебль не выставил. Видимо, предположил, что в храме особо воровать нечего. Содержимое алтаря может заинтересовать только настоятеля другого такого же точно храма, но это преступление против механизмов и вряд ли кто-то на это пойдет.
– Вы все это узнали отсюда, не вставая из-за столика?
– У меня свои методы работы и лучше тебе о них не знать, – Лиман привлек внимание официанта кошельком и добавил, перегнувшись через столик. – Сегодня мы с тобой выясним, что настоятель Клод – а это тот еще субъект, поверь мне, причастен не только к краже автопилота, но и к происшествию с дирижаблем. Каким образом – пока не знаю, но догадываюсь, что автопилот он выкрал не для своих высоких целей, а чтобы качественно замести следы. Выковырять его из алтаря не сможет без последствий ни один инженер Близнецов, но пока он там – узнаем все, что нам необходимо. И поставим галочку в списке невыполненных дел.
Рой усмехнулся, вертя в руках табличку с меню.
– Как, например, избавиться от меня и спокойно продолжить работу. Или уйти в отпуск – вроде такие у вас были планы.
– Именно.
Лиман не собирался посвящать Роя в детали, но они были очевидны. Неспешно попивая холодный чай, они дождались вечерних сумерек. Манжерия наполнилась оживленной толпой, в которой мелькали и гнутые фуражки матросов вошедшего в порт звена броненосцев, и красные девичьи кители, смысла которых Рой пока не понимал. Обычно надменно-задумчивые моряки Близнецов, понемногу растворялись в вечерней столичной жизни, трясли кошельками, роняя островные купюры и рассаживались вокруг зарезервированных столиков, скользя взглядом, полным превосходства, поверх голов. Хозяин неодобрительно посматривал на полупустой столик Лимана и Роя, намекая, что на это место у него есть некие меркантильные планы. Лиман попросил еще чай и выглянул в окно. Сумерки не спешили сгущаться – их растворяли янтарные фонари набережной, в свете которых кружилась мелкая морось. Волны, казалось, стали еще выше – поднимаясь над гранитом берега, оно обрушивались на мостовую серой пеной.
– От господ офицеров, – хозяин поставил перед ними два запотевших стакана без пены, сквозь которые проглядывал липкий стол и растянутые силуэты посетителей. Лиман хмуро кивнул и, скользнул взглядом по выбритым затылкам моряков, намеренно не обращающих на него никакого внимания, и остановил руку Роя, намеревавшегося поднять стакан.
– Не трогай, – он качнул головой в ответ на вопросительный взгляд. – Тебе не понравится, а нам уже пора, – Лиман сунул под стакан крупную купюру и подозвал хозяина. – За чай, эль и пару жареных рыбьих голов господам офицерам.
Хозяин понимающе подмигнул обоими глазами.
Ветер унялся, только шум моря наполнял ночь тревожным ревом. Церковь Ангстрема казалась в промозглых сумерках выше и темнее, чем обычно. В узких окнах не горел свет, только в маленьком окошке наверху, там, где поблескивали три медные соединенные шестеренки – символ церкви и одновременно символ тупика, на который никто не обращал внимания. Столь странный механизм вообще не способен шевельнуться, не то, что исправно работать. Дверь оказалась закрытой, но незапертой. Охранная лента свободно болталась на ручке, даже без печати констебля.
– Кислый эль, известный как «рыбья моча». Его никогда не заказывают, но хозяева держат на такие вот случаи, – сказал Лиман, – напоминания о тех временах, когда мы охраняли рыбаков за пару монет в неделю и в основном жили за счет добрых владельцев бесплатных таверн. Такой подарочек от былого Первого министра, который не смог, как не пытался, подчинить констеблей его новенькой, нашпигованной оружием и деньгами милиции. В то время получить по зубам от головорезов картелей было куда сложнее, чем от моряков, считавших себя вершиной эволюции. Но мы по-прежнему проверяли суда на предмет контрабанды, несмотря на скрип их клыков и прожигающие китель взгляды. За это пытались держать удар вечерами в тавернах и на улочках рыбацких кварталов и носили презрительную кличку «фишер». Влить в глотку «фишера» бутылочку «рыбьей мочи», пока у того заломлены руки дружками-морячками, считалось особым шиком. Славное время, книголюб. Тебе не понять. Чего ты на меня так смотришь? Я этого не помню, само собой – такое было лет сто назад, а то и больше, да и министр вместе с его милицией уже плещутся в иле мелководья, пугая костями рыб. Но есть такая штука – генетическая память, если хочешь. Пахнущая рыбой и кислым элем страничка в славной истории Архипелага.
Рой молчал. Все верно, обсуждать чужие традиции – бесполезное сотрясание воздуха. Наверняка и в Жерле есть несколько чудаковатых обычаев, которые не хочется вспоминать.
Дверь плавно открылась, даже не скрипнув. Видимо тут внимательно следили за состоянием вообще всех механизмов. В полутьме ровными рядами чернели скамьи – словно ребра крупной рыбы, разделанной прямо здесь на кафельном полу. В окна сочился отраженный свет фонарей, в другие вползала темнота промозглой ночи. Витиеватые строчки на диалекте Близнецов ползли по широкому транспаранту, натянутому под потолком: «Время не властно над временем». Последнее слово скрывала тень от крестовины на узком окне. Мерное тиканье алтаря разрезало тишину на равные отрезки.
– Начинай искать, – сказал Лиман полушепотом. – мы не сможем торчать тут всю ночь.
– Я ученый, я не инженер, – возмущенно шикнул Рой.
– Представь, что ты инженер. И берись за дело!
Странное ощущение витало в воздухе, усиливаясь в нескольких шагах от алтаря. Казалось, что сложный механизм смотрит на тебя внимательно и изучающе. Хотя никаких глаз и других органов чувств у него, разумеется, не было. Лиман поежился. В темноте алтарь казался выше. Его острая раздвоенная вершина виделась искривленной, нависающей над головой и готовой свернуться как плотоядный листок мухоловки над насекомым и поглотить тебя. Не более чем иллюзия светотени, конечно. Но ощущение опасности никуда не уходило. Рой скрылся за той маленькой дверкой сбоку, которая называлась вроде бы «норой часовщика» и служила для обслуживания механизма, что тоже было частью ритуала – одной из главных. Он пару раз показывался оттуда, вглядывался в сложный узор на бронзовом кожухе алтаря, одновременно служащий и схемой устройства, сверялся с ней и снова исчезал.
Тикание не становилось громче, но к нему явно примешивался посторонний звук, шаркающий, старающийся тоже быть мерным.
– Выйди на свет! – негромко сказал Лиман.
В светлое пятно на полу скользнула приземистая гибкая фигура.
– Гримм, черт тебя возьми!
– Бледный сказал, что тут будет интересно.
Лиман вздохнул.
– Пожертвования у входа в корзине. Но учти, денег там почти нет – в основном сломанные хронометры. Может заработаешь пару талеров.
В темноте послышалось фырканье. Лицо Гримма выплыло на свет и на нем читалось презрительное раздражение.
– Ты смердишь своим самомнением, фишер. Думаешь, что все про всех знаешь? Что вору Гримму не нужно ничего, кроме твоих жалких денег? Меня тошнит от тебя, фишер! Чтобы ты знал, есть вещи Гримму более интересные, чем твои бумажки.
– Удиви меня.
– Я не собираюсь с тобой разговаривать. И выгнать меня отсюда ты не можешь – это не твой округ! Разве что насплетничать дружку Керну, но тогда придется объясняться с ним, что ты сам тут забыл со своим ученым приятелем.
– И все же…
Гримм снова фыркнул и смерил Лимана косым взглядом. Один его глаз под рассеченной бровью всегда смотрел в сторону. Он ткнул кривым пальцем в сторону алтаря.
– Эта штука отвечает на вопросы, если ее правильно спросить. Только чертовы служители не дают этого делать никому. А у меня есть пара вопросов к железке, – он взглянул на алтарь с искрой в глазах и едва заметно улыбнулся.
– У меня к тебе тоже. Кто из глав картелей давал Клоду деньги? Это они держали его здесь, а потом пришили, верно? Даже не думай заикнуться, что ты ничего не знаешь. Иначе не показался бы здесь – я тебя знаю давно и твою крысиную натуру тоже.
Гримм мотнул головой, словно стряхивая с себя пронзительный взгляд Лимана.
– Никто ему денег не давал. Этот ублюдок сам был богат как чертов Морша. Если он и не выходил отсюда, то только потому, что спал на мешках со своими богатствами – вот что я думаю, – он на мгновение задумался. – Я все же проверю корзину.
Лиман хотел остановить его, но задержался и замолк на полуслове. Что-то изменилось очень неуловимо и тревожно. Клацанье шестеренок и рычажков под бронзовым кожухом стало, казалось громче и изменило ритм. Звук доносился не только от алтаря, от него вибрировали стены. Белая пыль побелки посыпалась с потолка и застыла в оранжевом свете фонарей. Клацнул замок в двери, задвигались ригели ища запорные планки, словно зажили своей жизнью. Лиман видел, что за приоткрытой дверью нет никого, даже тени. Некому проворачивать ключ в скважине, да и самого ключа не было.
Ригели застыли в срединном положении и на секунду все стихло, а потом к тишине добавились громкие щелчки. Дверь с грохотом захлопнулась, выбив пыль из тяжелых резных наличников. Дважды провернулся механизм замка.
Гримм застыл в шаге от корзины для пожертвований, в глубине которой болтались поломанные часы и монеты. Затем отпрыгнул в сторону за мгновение до того, как пол брызнул кафельными осколками.
– Чутье, фишер! – он осклабился и вскочил на ноги. Корзина валялась на полу, высыпавшиеся монеты блестели в пятне света от окна. А еще отраженным светом поблескивал прут, один конец которого глубоко вгрызался в кафельный пол. Другой скрывался в недрах колонны, поддерживающей свод. Прут ударил под углом, достаточным чтобы пропороть бок того, кто направляется к двери и пригвоздить его к полу, словно бабочку булавкой.
– Не шевелись, идиот! – Лиман застыл, выставив перед собой руки, чтобы случайно ничего не коснуться. Гримм недоверчиво осматривался по сторонам, но не двигался. Теперь в полумраке были заметны прикрытые декоративной лепниной воронки, подобные той, из которой выскользнул заостренный шест. Их было немного: в стенах и колоннах, несколько прямо в полу. Каждая из них обещала много боли и мучительную смерть.
Ошибкой было считать алтарь единственной враждебной здесь вещью – все здание было единым сложным и смертоносным механизмом, умело запрятанным в стенах, колоннах, даже в полу. Возможно, Клод сделал это специально – что-то вроде цитадели, в которую будет не так просто попасть, если судьба снова отвернется от него, пригрозит судом или изгнанием. И выбраться отсюда будет также сложно, кроме того, кто создавал эти ловушки. Но почему-то в голову навязчиво лезла странная картина, как мелкие шестерни, шпильки и рычаги растут сами как плесень, вгрызаются в штукатурку и стены, эволюционируют и разрастаются, проникая механическим мицелием в каждую щель здания, чтобы стать его частью. Воображение рисовало и Клода, возле горла которого маячил такой же вот заостренный штырь, намекая на то, что выхода отсюда нет, то, как его тонкие пальцы, разодранные в кровь, собирают механизмы в полостях внутри стен, проводят параллельные узлы на случай, если кто-то попытается заклинить шестерни. А над ним терпеливо нависает, наблюдая за каждым движением тупомордая голова автопилота, встроенного в механизм алтаря. В голове крутились воспоминания о старых заметках в «Вечернем Бризе» о Вычислительной машине мастера Артура, которой приписывали нечеловеческий разум, заключенный в колесики, штыри и пружины и которую прибрала к рукам армия Близнецов. Изучавшие ее инженеры явно приложили руку к созданию автопилота. Как знать, сколько в нем осталось от военной машины?
Если механизм скрыт в стенах, то ни один угол тут нельзя было считать безопасным. Даже знающий об устройстве храма Клод ухитрился получить увечье при открытой двери и днем. В темноте и пустоте здания и с наглухо закрытой дверью шансов выбраться оставалось куда меньше.
– Да к черту, фишер! – Гримм сорвался с места и бросился к алтарю. Его тень успела пересечь пятно света на полу, прежде чем послышался скрежет, а за ним сдавленный крик. Гримм упал на кафель и попятился обратно. Заостренные пики торчали из пола и будь его походка равномерной, он болтался бы на них, как незадачливый воришка на прутьях кованого забора.
Каким бы пронырой не был настоятель Клод, знание механики вложили в его голову хорошее. Видимо вовремя почуял, что это верный путь из бродяжничества и нищеты в высший свет, пусть и сомнительный путь. Конечно, собрать столь сложный механизм в одиночку он не мог и наверняка нанял помощников на черновые работы. А значит где-то был план, хотя бы приблизительный с указанием всех смертоносных узлов. И где ему быть, как не в келье. До которой три этажа вверх по узкой лестнице.
– Лиман, я не могу отключить эту штуку, – голос Роя казался преступно громким, хоть и понятно было, что тикающая железка не может отследить их местоположение по звукам. Только по давлению на поверхности.
– Как далеко лестница? – Лиман облизнул пересохшие губы. Казалось, что он стоит в одной позе без движения уже как минимум вечность.
– Десять квартов. Примерно.
Каждый из которых наверняка нашпигован сюрпризами. Но это только два-три хороших прыжка. С плохо слушающейся ногой – все десять. Такой проблемы не было у Гримма: уперевшись подошвой в острие смертоносного шипа, он рассчитал прыжок, жестом показав Рою убраться к чертям с его дороги. Но у него не было и трости! Аккуратно нагнувшись, он поднял палку и перевернул ее тяжелым набалдашником вниз. Сложный механизм такой хитростью не провести, но все лучше, чем ничего. К тому же, Клод хороший инженер, но не гений.
Два удара по плитке выбили осколки и пыль, но не скрытую ловушку. Лиман аккуратно шагнул на разбитую плитку. Уперся на заостренный край трости и надавил набалдашником на соседнюю. Гримм усмехнулся и спрятался в тени свода. Винтовая лестница чернела прямо над его головой и до нее еще несколько шагов.
– Если что, не слишком рад был знакомству, – цыкнул Гримм.
– Замолкни! – Лиман прислушивался к мерному движению шестеренок в алтаре. Оно изменилось, чередовалось теперь с постукиваниями. Так бывает в арифмометрах при исчислении сложных уравнений. Машина думала.
По стеклам узких окон заморосил дождь, выбивая почти такой же ритм, как рычажки под бронзовым кожухом. Снаружи мигнул и погас фонарь – пятно света на полу растворилось и теперь только смутные тени едва выделялись в почти полной темноте.
Лиман шагнул. Почувствовал, что поверхность под ногой совсем слегка подалась вниз и бросился в сторону, прежде чем услышал визг вырывающихся из укрытий шипов. Проклиная больную ногу, он рванулся в сторону лестницы, опираясь на трость. Налетел на Роя и сбил его с ног. Чертыхаясь Гримм впечатался в стену и едва успел что-то сказать. Тяжелая решетка опустилась с потолка, отсекая лестницу от церемониального зала. В темноте алтарь казался мертвым зверем, полным потревоженных ос. Он не мог шевелиться, но жужжал угрозой и в каждом щелчке таились расчеты как причинить увечье или смерть.
Рой протянул руку, но Лиман оперся на трость и поднялся с пыльных ступеней сам. Представил, как зажигается свет и из тени выплывает улыбающееся лицо Новака, сожалеющее лишь о том, что поблизости нет фотографа, чтобы запечатлеть его, Лимана, жалкий вид.
– Наверх!
Тусклый свет пробивался на высокие ступени, в темноте казавшиеся еще одной ловушкой. Гримм ловко карабкался вверх, держась руками за стены и перед Лиманом маячила его сутулая спина. Рой догонял их медленно, пару раз пожаловавшись на то, что почти ничего не видит. Лестница уперлась в приоткрытую дверь, из-за которой и сочился свет.
– Мне это не нравится, – сказал Гримм. Он все еще держался за стену и не рисковал шагнуть в проем. После увиденного любая комната будет еще долго казаться смертельной ловушкой. Но по крайней мере тут не было слышно клацанья и шороха шестеренок. И стены в глубоких трещинах казались самыми обыкновенными.
– Тогда иди обратно, – Лиман оттолкнул его и вошел в тесную келью без окон. От стены до стены вряд ли больше шести квартов. И столько же в длину. Келья напоминала больше нишу в скале, чем комнату, только стены были плотно завешаны конкордийскими коврами, темно-зелеными, тяжелыми с длинным пыльным ворсом. На изумрудной глади сражались корабли, пенились волны, бледные щупальца выныривали из темных вод и скользили по мачтам. Спасая от сырости и холода, они навевали безнадежность, тревогу и тоску.
– У меня тоже поехали бы мозги от такого, – признался Гримм и присел на край узкой кровати, на которой скомканным узлом валялось одеяло. Тут при свете тусклой желтой лампы его лицо казалось сплетением глубоких морщин, образующих сложные орнаменты вокруг сломанного в далекие времена носа. Глубокие глаза лихорадочно бегали, взгляд бродил по узорам ковров. – Похоже, мы застряли здесь. Что скажешь, фишер?
Лиман подбросил трость, перехватил ее и уперся острым концом в шею Гримма, прижав того затылком к стене. Гримм захрипел и ухватился за деревяшку обеими руками.
– Полегче…, – он закашлялся. Трость вжималась в ямку под кадыком.
– Поговорим о прозвищах, Гримм? Или об уважении?
Гримм наконец оторвал трость о шеи и откинул в сторону, хрипло впустил в легкие воздух.
– Уважении, – он порылся в кармане и швырнул под ноги Лимана горсть мелких монет. – Сдача тебе за твое уважение. В расчете.
Лиман впился в лицо Гримма тяжелым взглядом, но тот не отводил глаз. Его здоровый глаз прожигал пыльный китель констебля ядовитой ненавистью, второй отрешенно смотрел в пол. За хриплым дыханием скрывалась готовность вцепиться в горло. Но внезапно он выпрямился и растянул губы в насмешке.
– Бледный сказал, что выполнил твою просьбу. Вопрос с девочкой решен. Думаю, она будет в восторге.
Лиман замер, опустил трость. Гримм затравленно вернулся в угол и снова расположился на краю кровати. Он сидел там и изучал как Лиман постукивает ладонью по медному набалдашнику, пока Рой не попросил его приподняться.
– Вентиляция, – туманно пояснил он. – Тут ее нет. А должна быть.
– Что ты такое несешь, умник? – буркнул Гримм, но поднялся. Сорванный Роем тяжелый ковер полетел на пол, подняв облако пыли. – Ищешь окно?
Окон тут быть не могло. Келья располагалась едва ли не в центре здания, затертая между толстыми кирпичными стенами. Но направляясь сюда каждый точно выдел сочащийся сверху свет из узкого янтарного окна. Лиман подцепил второй ковер и отодрал его от стены. Черные пятна плесени ползли по щербатым кирпичам от сырого угла. За третьим более тонким покрывалом скрывалась низкая дверь из толстых хорошо подогнанных досок. Ни замка, ни следов засова. Из-под двери тянуло сквозняком. Доносились тихие щелкающие звуки.
– Чертовы железяка! Она там!
– Закрой рот Гримм и помоги, – Лиман навалился на край кровати, намереваясь отодвинуть ее от угла – тогда дверь могла открыться широко и свободно, не препятствуя отступлению, в случае если за ней действительно затаилась механическая тварь.
За дверью обнаружился лишь узкий коридор, выходящий в довольно просторную комнату. По стеклам витражных окон скользили струи дождя. Капли выбивали дробь о черепицу, в приоткрытую ставню струился холодный воздух, струящийся сквозняком по дощатому полу. Но клацали не они. На зажатом между двумя стеллажами столе, на который смотрели корешки книг и тыльные концы перевязанных бечевками чертежей, стоял автопилот. Точнее, то, что от него сохранилось: панель ввода и несколько узлов. Остальное примыкало к стене собранными и подогнанными друг к другу блоками с полупрозрачными кожухами, под которыми бешено вращались шестеренки. Беззащитный механический мозг, управляющий алтарем там внизу и десятками смертельных ловушек. Похоже, что тут он был слеп и совершенно беспомощен. Гримм ухватился за трость Лимана и рванул ее на себя, освобождая увесистый набалдашник.
– Стой, идиот!
– Эта штука нас чуть не убила!
Механизм тихо тикал в ответ, поблескивая бронзовыми боками. К медному свету добавлялись изумрудные блики, но их источник скрывался где-то за краем стеллажа.
Рой убрал со стола кипы бумаг, открыл кожух. Механизм не отреагировал никак, продолжая ритмичную работу.
– Тут многое переделали. Но, по сути, это вычислительная машина Артура – военный прибор для расчетов вероятностей. Его адаптировали для работы на дирижабле – видимо старую списанную модель – урезав часть функций, вот только Клод вернул их обратно. Он хотел оживить алтарь, совершить прорыв и остаться самым влиятельным адептом церкви Ангстрема, навсегда обеспечив себе место в конклаве.
– И машина заперла его здесь, – сказал Лиман. Он задумчиво листал толстые тетради со стола, в которых кроме чертежей и схем нашлась куча колонок с вполне финансовыми расчетами.
– Нет, не думаю, – Рой водил пальцем по исписанным листам, на которых лежали валики с программами. – Это охранный протокол. Похоже, что он ждал незваных гостей, панически боялся кого-то и, собственно, от них возвел тут настоящую крепость. Он работал с кем-то очень опасным. Возможно, что протокол сработал случайно и покалечил Клода, но скорее всего на него напали прямо в церкви и машина пыталась защитить его, а Клод в панике попался в собственную ловушку.
– Не говори ерунду, – отмахнулся Лиман и бросил тетрадь поверх стопки таких же. – Просто его машина взбесилась. Это же военный аппарат.
– И причем весьма точный. Это механизм, и он не допускает ошибок. Он атаковал того, кто пытался напасть на Клода. Это сложная, но точная программа. Клод запустил ее сам, увидев кого-то или что-то на пороге храма, что ему не понравилось.
– Вроде нас, – хмыкнул Гримм. Он уставился на панель. – Можно?
– Вопрос? Да, валяй. Все равно мы отключим эту штуку, иначе нам просто не уйти отсюда.
Гримм аккуратно, словно вспоминая буквы, принялся жать на круглые клавиши с оттисками двух шрифтов: ланга и конкордийского. Машина замерла, а затем начала послушно переваривать команду.
– Мне кое-что не нравится, – Рой ощупал край кожуха на одном из блоков. – Тут дополнительные гнезда. К ней пытались подключить что-то еще. А поскольку это блок ввода данных, предполагаю, что речь шла о каком-то другом мозге, более мощном. Что странно. Точнее и совершеннее машин Артура пока что механизмов не существует…
Гримм повертел хрустящей шеей. Введенный им вопрос неспешно обрабатывался.
– Как долго.
– Спрашиваешь, как не получить срок за возню на рыбьих складах? – усмехнулся Лиман. – Мог бы спросить меня.
– Ты мелочный и меркантильный, – процедил Гримм, впрочем, вполне миролюбиво. – Есть вещи и поважнее застенков или веревки на шее. Одноглазая Лия в порту сказала мне за сто талеров, раскинув ракушки, что я умру в море. Теперь я близко к берегу не подхожу, и идея сгнить тут на острове мне не кажется такой уж плохой. По крайней мере, выбрать нож или пулю – я сам себе хозяин, а не ведьма с ракушками. Вот только что беспокоит меня, фиш… Лиман – старуха ни разу еще не ошибалась. Как и эти вот клацающие штуки. Хочу уточнить, понимаешь?
Лиман подошел к окну. Квартал отсюда казался россыпью догорающих угольков под проливным дождем. Черной тенью далеко в ночи колыхалось море. Он усмехнулся про себя. Недалекий умом вор за его спиной верил в то, что где-то там в небе вращаются бесконечно огромные, но такие же точные шестерни, определяющие его жизнь наперед. А там нет ничего, кроме холода и смерти. И Планеты, скрывающей свой огромный яркий полумесяц за пеленой низких туч. Будь такой механизм в действительности, он бы лично взобрался на небо и вбил между его зубьями самый здоровенный и крепкий лом.
– Осторожнее этим, – сказал Лиман вслух. – Хозяин этой штуки видимо тоже что-то спросил, а потом печатал в листовках мольбы о помощи. Если только не Вычислитель просил вытащить его отсюда, – он усмехнулся глупой мысли.
Но Рой взглянул на него так, словно увидел воздушную медузу.
– Он печатал брошюры через блок вывода автопилота, – кивнул он. – Вот только тот не имеет к нему доступа без прямого запроса. Если Клод не сам просил о помощи по какой-то причине, то это делала штука, отключенная от аппарата, – он пощелкал пальцами и снова указал на край кожуха. – Пустые гнезда.
Не говоря ни слова, Грим перелез через стол. Ему надоело ждать. Он уставился на обратную часть блока, а затем обернулся на изумрудный свет, лившийся откуда-то из-за угла. На мгновение он замер, а затем отшатнулся, словно от удара молнии.
– Черт! Вот же…
Он недоговорил. Он закричал и швырнул первое что попалось под руку – кусок незавершенного блока со стола в нечто недоступное взгляду. Раздался звон разбитого стекла. На пол плеснулась прозрачная вязкая жидкость, а за ней другая – розовая. Лиман протиснулся за стеллаж и замер, не веря в то, что видит. Прежде чем закричал Рой и затем согнулся в спазмах накатившей тошноты, Лиман выхватил пистолет и начал стрелять.
Безучастный механизм не слышал выстрелов и суеты. Он выплюнул в самодельный лоток аккуратно напечатанную карточку: «Вас всех поглотит Тишина».
***
Возвращаться в полуночный офис стало неприятной привычкой. Тут не ждало ничего теплого и уютного – только запах дождя, влезший в неплотно прикрытое окно, и дешевого рома. В полумраке плясали тени от далеких фонарей. Отсюда не было слышно моря, только ветер, воющий в трубе.
Еще четверть часа назад он следил за тем, чтобы Рой сел в последний вагон метро, отправляющийся к отелю. Роя трясло. Он кутался в пиджак и вжимался в стену платформы, словно от этого могло стать теплее и спокойнее. Грязная побелка разводами оставалась на его пиджаке.
– Ты должен…
– Я позвоню констеблю Керну и все объясню, – Лиман опирался на трость. Странное ощущение, когда смертельно хочешь спать, но понимаешь, что будешь вертеться в липких от пота простынях до самого рассвета. – Скажу, что преследовали Гримма, а он скрылся в храме. Нет, имени упоминать не буду. Возможно, этот засранец спас наши жизни сегодня, – Лиман посмотрел вдоль пути на маячащий на фоне неба огонек состава. – Если уснешь в вагоне, на конечной есть бесплатная гостиница. Там могут ограбить, поэтому сразу упомяни, что хорошо знаешь меня.
Рой рассеянно кивнул.
– Завтра утром обсудим все, – добавил Лиман. – Если окажется, что Клод непричастен к происшествию с дирижаблем, наше дело затянется. А это не нужно ни тебе ни мне.
Рой поднял на него испуганный взгляд.
– Что мы видели сегодня? Что это было? Это был человек, животное? Что?
– Возможно, и то и другое. То, что сохранилось и каким-то образом продолжало жить. Я не могу сказать, я никогда не встречал ничего подобного. Но тот, кто сделал это с человеком – точно животное.
– Мозг нельзя соединить с механикой… Нельзя было. Это он просил о помощи, верно? Он, а не Клод. И мы не помогли.
– Помогли. Как смогли.
В голове еще стоял шум от громких выстрелов.
– Если однажды такое случится со мной – сделай тоже самое.
Лиман промолчал. Поезд увез Роя на восток и снова стало тихо.
Дурацкий день! Лиман повесил на крючок пальто, едва не зацепил больной ногой урну, неизвестно откуда выросшую посреди приемной. На полу белели бумаги. В основном квадратные бланки от легария с отметками о замечаниях. Среди них желтый конверт от констебля Ковальчика. Дерьмо. Зачем же так грубо? Хотя грубо – иногда наиболее эффективно.
«…к сожалению, до меня дошли сведения о вашей сомнительной репутации, в связи с чем я вынужден…»
Лиман обернулся. Арина спала на низком диване для посетителей, поджав ноги. Ее лицо казалось задумчивым, по-детски наивным, словно в разгар веселой игры кто-то принес грустную новость, которую ее ушки отказывались услышать. Слегка пухлые щеки и приоткрытые тонкие губы на свету, нахмуренные лоб и воспаленные под веками глаза скрывала тень от оконной перекладины.
Сладковатый запах рома висел в воздухе и непонятно было, что излучает его больше – натекшая из выроненной бутылки лужица у дивана или ее мерное дыхание. Лиман снял китель и прикрыл ее голые ноги.
– Вот же дерьмо…