Млечный Путь, 21 век, номер 2(51), 2025

Петр Люкимсон
Последний мушкетер

3 апреля не стало выдающегося еврейского - это слово принципиально важно - прозаика, поэта, литературоведа и историка Даниэля Клугера.

Определить его как писателя одним словом трудно, поскольку Клугер брался почти за все литературные жанры и в каждом работал блестяще, оставив настолько яркий след, что стереть его невозможно.

Даниэль Клугер был для меня, безусловно, кем-то большим, чем писателем. Он был другом, одним из тех, с кем у меня было полное понимание почти во всех вопросах, связанных с литературой, подходом к еврейской истории, отношением к жизни. Заставить себя написать слово "умер" по отношению к нему я не могу - как минимум, половину его "Еврейских баллад" помню наизусть, время от времени переслушиваю их и проговариваю про себя. Думаю, не только я, а тысячи и тысячи евреев в самых разных уголках мира. Его книги стоят в первом ряду на полке моих самых любимых и многие читаны-перечитаны и будут еще не раз читаться...

Так кем же он на самом деле был, Даниэль Клугер?

Физик по образованию, талантливый ученый, он, отслужив на флоте, начал писать научно-фантастические рассказы и очень быстро вошел в круг тех молодых писателей конца 1970-х годов, которые и определили все последующее направление развития как российской фантастики и фэнтези, так и серьезной прозы (уместно вспомнить, что в этот круг входил и тогда еще совсем юный Виктор Пелевин).

Впервые я познакомился с творчеством Даниэля еще мальчишкой, прочитав в 1979 году его трогательный фантастический рассказ в журнале "Химия и жизнь". А в 1994 году Клугер появился в наших палестинах и почти сразу опубликовал серию детективов, объединенных фигурой сыщика Натаниэля Розовски, расследовавшего совершенные в Израиле странные преступления. Позже эти детективы были изданы одной книгой "Убийство в Кесарии", которая не раз переиздавалась в серии "Библиотека приключений" и отлично читается и сегодня. Уже в этих повестях чувствовалось тяготение Клугера к еврейской мистике и истории, но в полную силу проявилось оно гораздо позже.

В начале 2000-х годов он начинает активно сотрудничать с ныне, к сожалению, тоже покойным писателем и каббалистом Александром Рыбалка, и вместе они создают первое подлинно еврейское фэнтези "Тысяча лет в долг", построенное по всем законам жанра, но основанное на талмудических преданиях.

Мое личное знакомство с Даниэлем Клугером состоялось в начале 2000-х годов, когда я стал редактором газеты "Русский израильтянин". Я пригласил его вести рубрику "Еврейская страница" и ни разу об этом не пожалел. Тогда же, помнится, Клугер зазвал меня в какой-то ангар и рассказал, что в молодости начинал как рок-музыкант и автор песен, на многие годы от этого отошел, но вдруг неожиданно для самого себя снова начал писать стихи, класть их на музыку и хотел бы, чтобы я послушал и оценил. Песни были из тех, что сразу врезаются в память. Помню, как меня потрясла его песня о близком друге, бандите и поэте, погибшем во время очередной разборки:

Была в том цикле и еще одна великолепная баллада - о Мефистофеле:

А спустя несколько месяцев Даниэль собрал в Тель-Авиве небольшую компанию друзей и исполнил "Балладу о Прекрасной Даме", "Шахматную балладу" и балладу о знаменитом еврейском пирате, а позже раввине-каббалисте Яакове де Куриэле. Все эти баллады, построенные на реальной исторической основе, поразили захватывающим сюжетом, глубокой психологичностью образов и очень естественными, живыми диалогами. К примеру, "Баллада о Прекрасной Даме", в которой красавица Сюзанна яростно доказывает фра Томазо Торкведмаде, что ее отец никакой не тайный иудей, а оклеветанный христианин. В финале она соглашается на требование Великого Инквизитора стоять рядом с ним на казни отца. И вот последние аккорды:

Помню состояние шока, в которое меня повергли эти баллады. Сразу захотелось напечатать их в газете, хотя я не раз, чтобы отбить наседавшие толпы графоманов, громогласно объявлял, что никаких стихов в нашей газете никогда не будет. Но это было событие экстраординарное: в еврейской литературе на глазах рождался новый поэтический жанр! Клугер переплавлял еврейскую историю в поэзию, каждая баллада была наполнена высоким поэтическим напряжением и нередко совершенно неожиданным финалом, глубина которого осознавалась далеко не сразу.

Так, в "Балладе об Эрвине Блохе" рассказывается, как немецкий солдат после короткого отпуска домой возвращается на Восточный фронт и на Варшавском вокзале видит толпу евреев, которых отправляют в Освенцим. Он помогает старому раввину поднять упавшую тетрадку с переписанными для него любимым учеником псалмами. Раввин поясняет солдату вермахта, чем ему дорога эта тетрадь, но этим, оказывается, все только начинается:

Разговор со старым раввином становится поворотным для выросшего в берлинском сиротском приюте Эрвина Блоха. Он возвращается на фронт другим человеком - и остается им до самой своей гибели. А хоронят его, как и положено, под солдатским крестом. Возникает странное ощущение, что автор тебе что-то не дорассказал, но последние строфы все расставляют по своим местам:

Потом баллады стали множиться и, как правило, одна была лучше другой: трагическая баллада о любви вдовы и коэна; о еврейке, которая хитроумно обманула решившего на ней жениться казачьего атамана и предпочла смерть крещению в дни резни Богдана Хмельницкого; очаровательный, то смешной, то грустный, но необычайно мудрый цикл баллад о придуманном им еврейском местечке Яворицы, построенный на еврейском фольклоре; "Хасидский вальс", представляющий собой переплавку известной истории о Шестом Любавичском ребе, и многие, многие другие - всего Даниэль написал больше семидесяти баллад.

Помнится, он не раз говорил, что с их написанием связано немало мистики. Например, когда он писал "Шахматную балладу", то назвал ее героя рабби Шимоном просто для рифмы и уже потом узнал, что раввина, игравшего в шахматы со своим сыном, ставшим Римским папой, действительно звали рабби Шимон. То же произошло и с героем баллады о любви Сендер-коэна и вдовы Рейзл, во время своей свадьбы в Кракове провалившихся под землю: раввина, с которым связано это предание, звали рабби Ицхак, но во время написания баллады Клугер этого не знал...

Писательская фантазия и кругозор Даниэля Клугера были поистине безграничны, он продолжал активно работать и в других жанрах. В 2003 году вышла его книга "Дела магические", составленная из рассказов в жанре юмористических детективов-фэнтези, действие которых происходит в мире, где карфагеняне-семиты победили ариев-римлян, место науки заняла магия, и частный сыщик, маг и по совместительству хронический алкоголик Ницан ведет расследования вместе со своим ручным демоном в облике крысы, старательно снабжающей его спиртным.

Тогда книг в этом жанре в России выходило не так много, и можно сказать, что Даниэль Клугер в значительной степени определил пути его развития.

В повести "Мушкетер" Клугер тщательно обосновывает свою версию о том, что один из трех мушкетеров - Портос - был марраном, бежавшим из Португалии (отсюда и прозвище), а также осторожно намекает, что из марранов вполне мог быть и д'Артаньян, постоянно подчеркивающий свое происхождение из Гаскони - гнезда бежавших от испанской инквизиции евреев.

Сам Даниэль и внешне, и внутренне тоже, безусловно, был мушкетером. Не из тех мушкетеров, которые, как это понимаешь со временем, были не очень симпатичными забияками из романов Дюма, а в том смысле слова, который обычно в него вкладывается романтиками и идеалистами.

Во всяком случае, по внутреннему благородству, порядочности, уровню образованности, широте интересов и уму мне трудно сравнить его с кем-либо другим среди моих знакомых. А ведь они в большинстве своем тоже очень порядочные, умные и интеллигентные люди.

Кстати, у Клугера есть еще немало книг, посвященных и другим литературным героям - например, "Новые приключения Гулливера", где герой великой книги Свифта расследует преступления, оставшиеся по воле его создателя нераскрытыми; "Тайна капитана Немо" - о прототипах героев других великих книг, сборник беллетризированных биографий великих сыщиков "Гении сыска" и великое множество сборников детективов, фантастических повестей и рассказов, включая блистательную "Академию Шекли".

Еще одна бесконечно любимая мною книга Клугера - "Летающая в темных покоях", сборник написанных в лучших традициях Эдгара По и, одновременно, Башевиса-Зингера мистических рассказов, основанных на хасидских преданиях, но при этом предельно реалистичных.

Я знаю, что в этом жанре работали многие, но Клугер - один из лучших, и пишу я это отнюдь не потому, что так принято в некрологах.

В последние десятилетия вышло и немало его блестящих литературоведческих и исторических исследований, посвященных прототипам героев великих книг и содержащимся в них загадках. И, само собой, нельзя не вспомнить среди его наследия книгу "Баскервильская мистерия" - вот уж точно лучшее на сегодняшний день исследование законов детектива и корней этого жанра.

Как все это умещалось в одной личности, понять просто невозможно.

В последние годы Даниэль тяжело болел, но до последнего дня продолжал напряженно работать, писал и выступал с концертами и все больше погружался в изучение Торы и соблюдение ее заповедей. В Бога он, кстати говоря, верил всегда и в интервью, которое я брал у него на пятидесятилетие, на вопрос о вере ответил: "Конечно, верю! Обе мои бабушки были глубоко религиозными еврейками, обе были очень умны, а я их обеих безумно любил и допустить, что они в чем-то ошибались, попросту не могу". Но в последние два года это все же было нечто совсем иное, куда более глубокое. Помню, как он прислал мне на WhatsApp свою фотографию в тфилин и талите и написал: "Никогда не думал, что это такое счастье - накладывать тфилин".

Всего пару недель назад я прочитал в свежем номере журнала "Артикль" его новую повесть "Парижский исполнитель" - о знаменитом Видоке и начале карьеры выдающегося русского сыщика, близкого друга Пушкина Ивана Лапранди, имевшего еврейские корни. Собирался позвонить Даниэлю, чтобы выразить свое восхищение, но, как обычно, замотался и не успел. Теперь уже не позвонишь...

Но его "Еврейские баллады", детективы и остальные произведения, слава Богу, остаются с нами и еще долго будут востребованы еврейскими, да и не только еврейскими читателями. И это, поверьте, тоже не просто слова...

Даниэль Клугер

РЕАЛЬНОСТЬ ГАЛЛЮЦИНАЦИЙ Книжная серия "ЖЗЛ": Жизнь Забытых Людей (из книги "Наглухо закрытые премьеры")

Доктор философии Эдгар Лепеллье долгое время рассматривался коллегами как типичный "enfant terrible", "несносный ребенок". И дело тут не столько в тяжелом характере и даже не в относительно молодом возрасте. Докторскую степень по философии и параллельно по биологии он получил в двадцативосьмилетнем возрасте, в тысяча девятьсот шестьдесят девятом году. Тогда же начал работать экстраординарным профессором на кафедре не где-нибудь, а в старейшем университете Европы - Сорбонне. Еще свежи были воспоминания о бурной "парижской весне", о студенческой революции шестьдесят восьмого. К слову сказать, какое-то участие Лепеллье в тогдашних беспорядках принимал, во всяком случае, его видели на баррикадах. Правда, знакомые утверждали, что профессор, будучи человеком до крайности рассеянным, попросту шел домой и на перегородившую улицу баррикаду влез исключительно потому, что не хотел делать крюк по боковым улочкам.

Так или иначе, полиция завела на Эдгара Лепеллье досье именно после студенческой революции, но никаких связей с левацкими и экстремистскими организациями выявить не смогла.

За полтора года он успел войти конфликт со всеми, с кем только можно было (и с кем было нельзя ни в коем случае), опубликовал ряд статей, повергших в шок добрую половину философов и социологов. Потом вдруг уехал из "столицы мира" за океан, в Америку. Работал в частном колледже. Неуживчивый характер и тут сыграл свою роль. Он скитался по университетским кампусам, выступал, срывал овации студентов и шквал возмущенной критики коллег (которые его отказывались признавать коллегой). По ходу дела написал и издал семь научно-фантастических романов, получивших высокую оценку среди читателей и критиков (отчасти, возможно, из-за того, что Э. Лепеллье публиковал свои художественные произведения под псевдонимом, да к тому же, женским - "Мэри С. Найт").

К американскому периоду относятся и неожиданные эксперименты бывшего парижского профессора с галлюциногенным препаратом ЛСД. Оказавшись в американской университетской среде на излете популярности движения хиппи, Лепеллье провел немало времени в их коммунах, где и попробовал впервые это сильнодействующее средство. Тут следует сказать, что ЛСД пытались использовать психиатры, занимавшиеся исследованием механизма возникновения галлюцинаций при параноидальной форме шизофрении. Мы обращаем внимание читателя на этот момент, поскольку, как станет ясно из дальнейшего, увлечение психоделическим образом жизни и экспериментальными формами самовыражения своеобразным образом преломились в его научной практике.

В конце концов, вернулся в Европу, в Гейдельберг. И здесь, не успев приступить к преподаванию на кафедре истории философии, погиб в автокатастрофе. Это произошло первого февраля тысяча девятьсот семьдесят шестого года.

Сама автокатастрофа вызвала недоумение как у полицейских, так и у немногочисленных друзей (если можно назвать таковыми людей, с которыми он встречался не чаще раза в месяц и на головы которых не обрушивал ни своей знаменитой язвительности, ни взрывного гнева): во-первых, автомобиля у него не было, а "опель", в котором обнаружили тело "несносного профессора", принадлежал хозяину маленького магазина и оказался угнанным с автостоянки накануне. Так и не удалось выяснить поначалу, сделал ли это сам профессор по эксцентричности характера, или за этим угоном и катастрофой скрывалось нечто более серьезное.

Несмотря на столь бурную, хотя и короткую жизнь, умение оказываться в центре скандала, несмотря на изданные книги - художественные и научные, - несмотря, наконец, на загадочность жизненного финала, Эдгар Лепеллье был благополучно забыт почти сразу же после смерти. Разве что чокнутые любители научной фантастики ныне в состоянии припомнить романы "Чернильный цветок" или "Пресыщение" некоей Мэри С. Найт, почему-то пользовавшиеся популярностью в начале семидесятых. Они даже рассматривались некой полемикой с книгами знаменитого Филиппа Дика, да какой-нибудь педантичный библиотекарь после часового раздумья назовет вам, скажем, "Философию жизни и смерти" - студенческую работу о Ф. Ницше и, возможно, "Утонченный вампиризм" - о религиоведческих работах М. Элиаде, с которым Лепеллье пытался вести полемику (неудачно), будучи аспирантом.

Впрочем, мы несколько погрешили против истины, говоря о всеобщем забвении имени Лепеллье. Один человек все-таки продолжал хранить память о нем, продолжал тормошить полицию, требуя все новых и новых расследований по факту гибели четвертьвековой давности. Этого человека звали Джейн Мюриэл, она познакомилась с "безумным Эдгаром" (так назвали Лепеллье его первые американские студенты) в Штатах, во время короткого периода работы последнего в технологическом колледже городка Грин Спейс (штат Висконсин). Джейн стала его верной подругой, повсюду сопровождала его. В трагический день семьдесят шестого года, по ее уверению, они должны были встретиться.

У нее осталась часть работ погибшего философа, в том числе и те, которые он, возможно, вовсе не предназначал к публикации.

Именно благодаря мисс Джейн Мюриэл - или, вернее сказать, уже миссис Джейн Мюриэл-Коэн - наследие философа и социолога Эдгара Лепеллье увидело свет - в конце прошлого года. И вновь, как при жизни, "enfant terrible" подтвердил свою репутацию и вызвал в академических кругах бурную полемику. В него направляли стрелы язвительной критики так, будто он был жив и мог ответить. Разумеется, такая ситуация выглядит сомнительной с точки зрения этики, но, думается, оппонентов до известной степени можно понять - столь шокирующими выглядят взгляды Эдгара Лепеллье.

Мы предприняли столь длинное вступление биографического характера, чтобы читателю яснее представилась та обстановка, в которой создавалась безумная теория. А теперь - собственно о его теории и о книге "Реальность галлюцинаций", являющейся основным трудом Э. Лепеллье, увидевшим свет спустя двадцать три года после его смерти.

На протяжении десятилетий со страниц газет и журналов, с экранов телевидения на человечество обрушивается бесконечный поток сообщений о так называемых "неопознанных летающих объектах" (НЛО). Существует целая наука - уфология (от английской аббревиатуры UFO - то же, что НЛО). Правда, серьезные ученые категорически отказывают уфологии в праве называться наукой. По мнению большинства, все эти истории - не более, чем шарлатанство, охватившее большое количество людей, среди которых есть и откровенные аферисты, и экзальтированные мечтатели, и просто ненормальные. Некоторые социологи усматривают в уфологии зародыш новой религии, которая не вызывает отталкивания у людей, склонных к атеизму, считающих существующие религии пережитком и в то же время испытывающих потребность в реализации религиозного чувства.

Как известно, НЛО впервые обратили на себя внимание в США в годы, последовавшие непосредственно после окончания второй мировой войны. Об этих находках, о знаменитом "Ангаре 18" на одной из баз ВВС США, где, по утверждению многих, хранятся остатки инопланетного космического корабля и тела его экипажа, читатели наверняка знают. Как знают они и то, что американское правительство категорически отрицает факт существования всех этих и им подобных экспонатов и что разъяснениям правительства никто из уфологов не верит и верить не собирается.

Менее известно, что и в секретных архивах второй супердержавы тех лет - СССР - тоже собрано немало сведений, до сих пор не ставших достоянием гласности. До сих пор, например, "Петрозаводское чудо", о котором официальные инстанции заявили, что странные и необъяснимые атмосферные явления появились в результате аварии на космодроме Плесецка, рассматривается уфологами как крупнейшее проявление НЛО в России.

И объяснениям официальным тоже не верят.

О популярности темы НЛО, темы вмешательства неких разумных форм внеземной жизни в наши дела, свидетельствует появление бесконечных телесериалов типа "X-файлов", "Пси-фактора" и тому подобного. Во всех случаях авторы старательно подчеркивают документальность основы сериалов и тем самым окончательно создают мешанину в головах зрителей.

Нужно сказать, что многие сенсации со временем получали вполне приемлемое и отнюдь не сенсационное объяснение.

Так вот, отправной точкой в работах Э. Лепеллье стало изучение именно проблемы НЛО. Понятно, что одного этого было достаточно, чтобы французскому профессору было отказано в праве называться ученым. Прибавьте к тому абсолютно недопустимый, ернический тон его статей.

Но если даже опустить литературные особенности, все равно остается достаточно, чтобы имя покойного философа заставляло почтенных ученых разражаться бранью в его адрес. Содержание, смысл его теории, парадоксальные выводы во много раз превосходили скандальностью, например, теории Иммануила Великовского.

Итак, прежде всего: Лепеллье расширил временные рамки появлений того, что принято называть неопознанными объектами. Он приводит целый ряд случаев, имевших место за много лет и даже веков до того, как этот термин появился в газетных публикациях. Некоторые факты действительно поражают воображение.

Например, в годы Второй мировой войны в знаменитой воздушной "Битве за Англию", если верить документальным свидетельствам, участвовало в несколько раз больше самолетов и ракет, чем реально существовало в мире в тот период. Лепеллье приводит в своей книге эти свидетельства. Он утверждает, что никто ни разу просто не удосужился элементарно просуммировать числа, имеющиеся в сводках британской противовоздушной обороны и в документах вермахта. А если бы удосужился, то действительно обнаружил поистине необъяснимую вещь: ни Англия, ни Германия не располагали таким количеством боевых самолетов. И речь идет не об ошибке в несколько десятков, а о расхождении, по меньшей мере, на порядок!

Другими явлениями, описываемыми Лепеллье, стали случаи, известные из средневековья: массовые нашествия то бесов, то ангелов в периоды мощных социально-политических потрясений. Эти факты объяснялись по-разному - массовыми галлюцинациями, фантазией хронистов и тому подобным. Проявлением сил зла, например.

Кстати говоря, и поныне некоторые христианские богословы объясняют НЛО и некоторые другие необъяснимые с точки зрения современной науки явления проявлением демонических сил, вмешательством в земную жизнь дьявола. Можно напомнить многократно описываемое С. Нилусом видение пришествия бесов в канун века двадцатого - бесов, кричавших: "Наше время! Наше время!"

Ну, это так, к слову.

Принцип подхода французского доктора философии состоит в том, что он изначально не делает никакой разницы между теми явлениями, которые можно объяснить уже упоминавшимися массовыми галлюцинациями, массовыми психозами, и теми, которые могут иметь все-таки естественно-научную природу - например, редкие атмосферные явления, нехарактерные для данной местности.

Даже энтузиасты-уфологи на сегодняшний день тратят много времени на то, чтобы классифицировать НЛО: откровенные выдумки, показания психически нездоровых людей, явления, имеющие объяснения в рамках сегодняшней науки, явления, не имеющие таких объяснений, возможные проявления внеземных цивилизаций и так далее. Лепеллье высмеивает такую классификацию. Тем новым, что привнес французский ученый, было то, что он не нуждался ни в какой классификации. Он, по сути, не видит разницы между поисками инопланетян и бесов (или ангелов). Для него все НЛО равно реальны.

И равно нереальны.

В этом и заключается суть его теории.

К каким же выводам пришел Лепеллье? В центральной своей работе "Реальность галлюцинаций" он предложил рассматривать человечество не как совокупность разумных существ, а как системы взаимодействующих клеток некоего сверхорганизма - или, вернее сказать, сверхразума. Упрощенным аналогом он считает что-то вроде гигантского мозга, в котором роль нервных клеток - нейронов - выполняют отдельные люди и связи между ними. Точно так же общества, государства и тому подобное являются аналогами различных отделов головного мозга.

Не будем излагать подробностей его взглядов на механизм мышления человека. Скажем лишь, что он говорит об этом на двухстах пятидесяти страницах и при этом погружается в такие специфические категории, которые рядовому читателю (или рядовой клетке) просто недоступны и, главное, неинтересны. Непонятные большинству термины, которыми оперирует при этом Лепеллье, могут свести на нет всю систему его доказательств. Так что оставим это в стороне (желающие могут ознакомиться со всеми подробностями, прочитав книгу "Реальность галлюцинаций", издательство "Wissenschaft und Gesellschaft", Франкфурт-на-Одере, 1998 год).

Гораздо интереснее другое. По мнению "безумного Эдгара" многое из того, что принято относить к неопознанным летающим объектам и - шире - к необъяснимым явлениям следует рассматривать как... симптомы серьезного заболевания сверхразума, каковым, как уже было сказано, он считает человечество в целом. А чем может болеть разум? Конечно же, расстройством рассудка. Психическим расстройством. Иными словами, тот самый коллективный разум человечества (еще один термин, весьма вольно используемый Лепеллье) является разумом патологическим.

При чем здесь НЛО?

А при том, заявляет Лепеллье, что это - галлюцинации. Характерные для больного параноидальной формой шизофрении в определенные периоды времени.

Только страдающим этим расстройством является не тот, кто видит эти "объекты", а тот, кто их, так сказать, продуцирует. Человечество в целом.

Хорошо, возразим мы, но, если это галлюцинации, пусть даже чужие, почему мы их видим? Почему на них реагируют наши приборы? Почему черные ящики самолетов регистрируют появление неопознанных объектов, почему корабли иной раз гибнут от столкновения с ними?

Ну, во-первых, говорит Лепеллье, именно потому, что это не просто чужие галлюцинации. Это галлюцинирует суперсознание, частью которого является сознание каждого из нас. Иными словами, галлюцинации эти являются частично и нашими. Мы тоже продуцируем частичку их.

А во-вторых, по его мнению, общая патология неизбежно влечет за собой и патологические изменения в отдельных клетках, составляющих пораженный орган.

Разумеется, оговаривается он неоднократно, речь может идти лишь об очень приблизительной аналогии.

Но зато очень наглядной.

И еще один вопрос, весьма важный, по мнению Лепеллье, следующий из предыдущих его рассуждений. Что тут было первичным, а что вторичным? Пошла ли болезнь - "шизофрения" - от общего к частному, или наоборот? Возросло ли число психических расстройств в мире оттого, что болезнь сверхразума начала все шире поражать его "клетки", в том числе и отделов, не связанных непосредственно с течением "болезни"? Или же, наоборот, после того, как число пораженных "клеток" достигло критического уровня, проявились макросимптомы заболевания? В последнем случае следует считать, что это произошло где-то накануне эпохи крестовых походов - как уже было сказано, первые наблюдения в небе то ли ангелов, то ли демонов, короче, неопознанных объектов одновременно большим количеством людей имели место именно тогда. Если учесть, что человечество в целом переживало в ту пору колоссальный стресс, закончившийся безумием крестовых походов, то можно предположить, что именно тогда и начал давать "сбои" коллективный разум. Особенно в свете вскользь брошенного, но весьма многозначительного замечания героя нашего очерка: "В конце IX века суперразум демонстрирует первые симптомы раздвоения "личности". Позже, на протяжении тысячелетий это происходило всего несколько раз".

Ссылаясь на свой опыт в экспериментах с ЛСД, Лепеллье утверждает: той же особенностью, что и данный галлюциноген (по отношению к "суперразуму"), возможно, обладает какой-то космический фактор - например, какая-то часть спектра солнечного излучения. К сожалению, исследования, которые "безумный Эдгар" собирался провести в дальнейшем - сопоставить уровни солнечной активности на протяжении долгого времени с периодами "обострения болезни", то есть появления НЛО в большом количестве, он провести не успел в связи с внезапной кончиной.

Чтобы завершить разговор об обстоятельствах гибели Лепеллье, скажем: полиция так и не нашла никаких следов предумышленного убийства или самоубийства. Единственным сомнительным моментом в этой нелепой катастрофе было большое содержание алкоголя и сильнодействующих наркотических веществ в крови погибшего.

Честно говоря, я далек от мысли принимать всерьез выводы, сделанные на страницах книги "Реальность галлюцинаций". Не исключено, что в качестве философского эссе преданной подругой погибшего ученого миссис Джейн Мюрриэл-Коэн были опубликованы подготовительные тексты очередного научно-фантастического романа.

Как кажутся сегодня сомнительными некоторые детали его яркой, но несколько буффонадной жизни. Возможно, миф о чрезмерной эксцентричности "безумного Эдгара" (кстати, даже это прозвище - элемент мифотворчества: ведь так называли в Европе великого американского поэта Э. А. По) поддерживался немногими его почитателями для вызова дополнительного интереса к фигуре безусловно талантливого, но все-таки порядком забытого ученого.

Но, как бы то ни было, я в последнее время все чаще задумываюсь: может быть, действительно вся наша цивилизация - цепь последовательных галлюцинаций психически больного сознания? Может быть, мы действительно живем внутри чьих-то маний и фобий?

И какие лекарственные средства можно применить, чтобы вылечить больного?

Вообще - возможно ли излечение?

Дмитрий Аникин
КОЦЕБЯТИНА, или путевые заметки классициста

В 1819 году в Мангейме был убит Август фон Коцебу, писатель, невольно обогативший русский язык словом "коцебятина". Так называли бездарную, назидательную драматургию, заполонившую российскую театральную сцену.

Аэропорт Франкфурта принимает самолёты практически со всего мира. "Практически" означает, что за исключением России. Добираться приходится на чёрт-те каких перекладных. Дорога из Москвы выматывает всю душу, и прилетаешь, как с того света на этот. Ну или наоборот.

Ташкент - город хлебный. Кормят в аэропорту плохо. Провести пару часов в капсульном отеле стоит 40 евро с человека. Но переправляют русских в Европу - и на том спасибо.

Зачастую бездарность идёт рука об руку с графоманией, писатель как будто надеется на гегелевский переход количества в качество. Но Коцебу не был графоманом, он был профессиональным драматургом, писал потому, что это приносило солидный доход и давало возможность доносить до публики нужные мысли.

Во Франкфурте есть совершенный в своей неаутентичности музей Гёте. Здание, отстроенное на месте разрушенного во время Второй Мировой.

Несколько лет назад я заходил туда, чтобы как-то скоротать время до отлёта. Потом вспомнил, что так же, не зная куда себя девать до отправления дилижанса, посещал этот музей Дмитрий Санин. Побродил, скучая, по комнатам и отправился, чтобы повстречать свою прекрасную итальянку и остаться печальным до конца жизни. См. "Вешние воды".

Пьесы Гете на русской сцене не пользовались таким успехом, как пьесы Коцебу. Наверное, это должно служить каким-то утешением Коцебу в его посмертном существовании.

Из Франкфурта до Мангейма меньше часа на машине. Такси в Германии дорого. Очень дорого. Родина Uber отказалась от удобства пассажиров ради доходов водителей. Такая вот социальная политика. Две сотни евро - как с куста. Опять-таки вспоминаю "Вешние воды", где упоминался сезон завышенных, сумасшедших, "русских" цен.

Сейчас русские ездят в Европу меньше прежнего, а при нынешнем курсе и деньгами не слишком посоришь, но недобрая память среди туземцев осталась. Трудно снижать цены. Все боги торговли восстают против дешевизны.

Коцебу ведь тоже платил в Германии русскими деньгами - с сумасшедших петербургских доходов, театральных и служебных.

Машина, на которой мы едем - добротный мерседес. На одной из центральных аллей Мангейма установлен памятник его допотопному предку.

История Мангейма накрепко связана с фирмой "Даймлер Бенц". Именно здесь Карл Бенц спроектировал свой первый автомобиль.

Но для меня Мангейм - это, прежде всего, город, где погиб Август фон Коцебу. Драматург, мемуарист, мыслитель, политик и, судя по всему, не очень приятный человек.

Я решил, что надо возложить цветы ему на могилу. Вряд ли кто-то, кроме меня, этим озаботится.

Что такое пьесы Коцебу? Торжество нежизнеспособной схемы. Я, с риском вывернуть челюсть от скуки, прочитал одну "Ненависть к людям и раскаяние", мне хватило. Дурному такие пьесы не научат, но от должного отвратят.

Неправ был Плиний Старший, говоривший, что нет такой плохой книги, из которой нельзя извлечь хорошего урока.

Я знал, где находится мангеймское кладбище. Это в Москве торгуют цветами круглосуточно и на каждом перекрестке, в Германии цветочных магазинов я не видел, так что когда в одну из предыдущих поездок мне понадобился букет, пришлось отправляться на кладбище. Разумеется, в магазин при кладбище, а не воровать с могил.

Коцебу - не первый писатель, чья прижизненная слава не выдержала испытания временем. Стоит ли расстраиваться, если это была дурная слава?

В Википедии написано, что могила Коцебу - прямо перед воротами кладбища. Но прямо перед воротами могил нет вообще. Я больше часа бродил по кладбищу и ничего не нашел. В этом есть символизм, который мне пока неохота придумывать.

Русская сцена была в его безраздельной собственности. Публика хотела Коцебу, критика выла от Коцебу. Но сборы делает публика, и Шекспиру пришлось потесниться.

Посреди Мангейма стоит Вассертурм - водонапорная башня. "Кто купил билетов пачку, тот получит водокачку". Никуда в Мангейме не деться от навязчивого голоса Мордюковой.

Никуда не деться от навязчивых мыслей об Августе фон Коцебу.

К чести отечественной литературы надо заметить, что наш худший драматург писал по-немецки. Но недостатка в переводчиках у него не было.

Факты таковы: Коцебу зарезали здесь, в городе Мангейме, в его собственной квартире. Зарезали по ошибке. Наделало шуму сочинение "Записки о нынешнем положении Германии". Выпущено оно было анонимно и приписали его Коцебу. Автором текста был Стурдза, тоже ничего себе писатель.

Пушкин написал эпиграмму на Стурдзу:

Конечно, Стурдза стоил смерти погибшего из-него Коцебу. Круг замкнулся.

Убийцу, студента Карла Занда, долгое время считали героем. Пушкин писал о нём:

Суд над Зандом превратился в пошлый и слезливый спектакль, в зал суда ломились, как на хорошую премьеру. Такое ощущение, что перед тем, как умереть, Коцебу всё-таки успел написать сценарий. Чувствуется рука мастера - хуже не придумаешь!

Добродетели Занда сочувствовали все - и зрители, и судьи. Но правосудие есть правосудие, и тут ничего не поделаешь. Казнить нельзя помиловать. И понятно, где надо ставить запятую.

Дамы макали свои платки в свежую кровь героя.

Палач рыдал, но догадался изготовить для героя индивидуальный эшафот, который потом, после дела, разобрал, и тут есть две версии дальнейшего. По первой версии палач построил из казённых досок себе дом, чтобы в нём жить и предаваться размышлениям о несчастном герое, по второй версии - распродал эшафот по дощечке: чувствительная публика готова была щедро платить за реликвии.

В Мангейме разбит знаменитый на всю Европу Луизен-парк.

В ноябре парк пустынен и прекрасен. Листья опали, и можно видеть пространство из конца в конец.

Россия далеко, и можно думать о ней спокойно. Я не Коцебу, и мне не платят за идейно выверенные тексты.

Кем только не был Коцебу в России - помещиком, надворным советником, переводчиком, директором театра, даже политическим ссыльным. В Германии он стал платным агентом влияния России.

Когда, убивая, Занд кричал: "Шпион! Шпион!", то это было совершенной глупостью. Коцебу вовсе не скрывал свою связь с Санкт-Петербургом и даже официально числился по министерству иностранных дел. Как в анекдоте: ничто не выдавало в Штирлице советского разведчика, кроме будёновки и волочившегося парашюта.

Мы в России привыкли, что писателю его литература только мешает жить. С Коцебу всё не так. Павел I, прочитав пьесу "Лейб-кучер Петра III", вернул автора из ссылки, наградил имением и присвоил классный чин. Наверное, между ними было какое-то родство: Павел был так же нелеп на русском престоле, как Коцебу на сцене.

Да... Коцебу отправился в ссылку не за свои пьесы, а просто как иностранец был заподозрен в якобинстве.

Коцебу - это всегда про деньги. Получить должность, гонорар, агентское вознаграждение, купить, продать. Всё учтено и сосчитано. Истинный капиталист. Бессребреничество тоже пошло в ход, оно пригодилось в пьесах, приносящих автору солидный доход.

Император Павел, последний рыцарь Европы, хотел раз и навсегда прекратить кровопролитные войны. Пусть государи сходятся сами в смертельных поединках. Разумное решение. Чем содержать армии, лучше потратиться на один комплект доспехов и оружия. Как говорится: "государство - это я!" Ну и вперёд, если хотите воевать, а людей оставьте в покое.

Короткий вызов иль картель Павла перевёл на немецкий Коцебу.

Когда Павла I убили, то уже никто не мог спасти Европу от наполеоновских войн.

Коцебу было поручено составить описание новой резиденции императора - Михайловского замка, но то, что должно было стать скучной дидактической прозой, стало историей убийства. Это был единственный раз, когда Коцебу не смог сопротивляться духу времени.

Что такое классицизм - это творчество в узких рамках плана, формы, закона. Попытка впихнуть невпихуемое! Но как описывать насущное торжество добродетели в мире, где лучшего из монархов предательски убивают, а убийцы наслаждаются безнаказанностью?

Романтизм - это своеволие в жизни и, как следствие, новаторство в творчестве. Буря и натиск.

В мире классицизма жить скучно, а в мире романтизма - страшно.

Город Мангейм называют квадратным потому, что так было начерчено в архитектурном плане и так было построено. Типичный классицизм - есть четкий план, по нему и действуем. Потом романтики из авиации союзников равняют Мангейм с землёй. Но город восстанавливают по старым чертежам, таким же квадратным.

Симонид Киосский писал:

Городу не легче, но только в таких умышленных городах и бывает сносная жизнь...

После окончания наполеоновских войн возникло понимание, что надо как-то прекращать с делами смертоубийства такой интенсивности, а то действительно останутся одни государи без народов. Вот тогда им и придётся по заветам покойного императора Павла самим ополчаться друг на друга.

Был организован Священный Союз - прообраз Лиги Наций и нынешней ООН, только куда зубастей и действенней. Задачей Союза было не допустить кровавого хаоса в Европе. Международный полицейский, любить которого не за что, но со своими обязанностями он кое-как справляется и без него будет только хуже.

История, как известно, никого ничему не учит. Не успевшая как следует повоевать немецкая студенческая молодежь волновалась, хотела великих потрясений, подозревала, что кругом враги, готовилась распевать Deutschland, Deutschland über alles. Студенты ненавидели Священный Союз и его вдохновительницу Россию, которые мешали освежить Германию революцией и гражданской войной. Мир и процветание - это ведь филистерство. Коцебу был голосом мира, процветания и филистерства.

Коцебу был зарезан в 1819 году. Примерно в это время начала формироваться немецкая традиция сжигать на площадях неугодные книги.

Патриотизм в его нынешнем национальном виде - это романтическое изобретение.

А где начинаться политическому романтизму, как не там, где текут, сливаясь будто две сестры, струи Рейна и Некара?

Занд был патриотом, следовательно, был немецким националистом, следовательно, был романтиком. Можно и по-другому составить последовательность, невелика разница.

А век с лишним спустя ходить бы студенту Занду в коричневой форме, быть бы ему штурмовиком. И зарезали бы его самого в ночь длинных ножей.

Так первой жертвой немецкого фашизма задолго до фашизма, даже итальянского, стал Август фон Коцебу.

Вся эта история про две страны: Германию и Россию. Есть гениальная формула Мандельштама: "и в колыбели проарийской славянский и германский лён". Формула эта тем более важна, что выведена евреем. И лён наш общий, и беды тоже общие.

Здоровые начала классицизма отстаиваются проходимцами и бездарями. Коцебу был чужд России по языку, а Германии - по гражданству. А свои кто? Их студенты, наши декабристы, молодчики без страха и упрёка, чьи потомки беспощадно карали за слова и за мысли, уничтожали писателей не чета Коцебу. Вот и сам Мандельштам не уберёгся.

Коцебу был так бездарен, что любая рассказанная им истина сразу же становилась глупостью и пошлятиной. То ли дело лорд Байрон, который умел так написать любую глупость и пошлятину, что восхищённая публика обмирала от восторга и верила в истинность и святость любой национально-освободительной борьбы. Всё это сейчас называют левым дискурсом.

С русской театральной сцены Коцебу сошёл на сцену общественную, общественно-политическую. Коцебятина попёрла у нас изо всех щелей. Отвлечённые рассуждения о добродетели, пересказанные громко и высокопарно религиозные и философские максимы. И всё это с удручающей, умопомрачающей сериозностью.

Здесь когда-то была истина, но над нею так поработали, что уже не признать, она что-то блеет как не по-русски. Перевели с немецкого, и плохо перевели.

Советские фильмы о борьбе хорошего с ещё лучшим - это коцебятина в беспримесном виде.

Если бы мировая литература 19 века пошла по пути классицизма, то, может быть, история 20 века была бы не такой страшной. Если бы Коцебу хоть немного таланта. Если бы талантливые писатели дружно взялись за защиту того, что, казалось, обречено историей. Если бы у бабушки были яйца...

Когда перо бессильно, за дело принимается штык. В 1945 году закончилась зандовская Германия и началась Германия Коцебу - спокойная, бездарная страна, на время раздробленная и, кажется, навсегда лишившаяся части территории. Теперь по ней бродят исламистские ибн-Занды.

На мангеймском кладбище у Коцебу хорошее место: писателю так и надо лежать, чтобы его не могли найти.

Проведя неделю в Германии, я возвращаюсь в Россию. Долгая обратная дорога. Маркиз де Кюстин писал, что русские смеются, выезжая из своего отечества, и плачут, возвращаясь в него. Нынешние дороги такие, что и выезжая, и въезжая можно только материться.

Пора менять репертуар. И главное, чтобы не таким способом, как студент Занд.

Хватит нам коцебятины.

И зандовщины тоже не надо.

У любой самой скучной, самой бездарной пьесы должен же быть конец.

Только не убивайте писателей.

Кирилл Берендеев
ПСЕВДОНИМ КАК СИМВОЛ ВОЛЬНИЦЫ

Многие люди считают свое имя не просто обозначением индивида, но уготованной судьбой. Это тысячелетнее суеверие проистекает из времен настолько давнопрошедших, что может считаться одним из первых в истории нашего вида. Неудивительно, что иные, мечтая переменить его, опасаются это проделать, памятуя о вышнем предназначении уготованного пути и гневе богов за подобную вольность. Как тут ни вспомнить судьбу Геракла, первого человека, обретшего псевдоним и жестоко за это, да и не только за это, поплатившегося. Мать новорожденного Алкида назвала его Геркулесом, то есть, угодным Гере, что ни в коей мере не спасло юного героя от гнева мстительной супруги Зевса. Как не остановило других, переменяющих свое поименование, а с ним, возможно, жизненный путь. Об истории псевдонимов написаны тома, но есть один интересный момент, как-то упускаемый исследователями. В одни времена прозвания известных писателей становились удивительно разнообразными, расцветая пышным цветом; как тут не вспомнить такие как Человек без селезенки или Ветер с гор, в другие же, напротив, оказывались банальными и невыразительными. В причинах подобного мы сейчас и попробуем разобраться.

Для начала посмотрим, откуда есть пошли псевдонимы. Наверное, первым, кто применил его в литературе, стал величайший ученик Сократа Платон. Подлинное его имя нам достоверно не известно, но Диоген Лаэртский утверждает, что его звали Аристокл (впрочем, он так же сообщал, будто Платон был зачат непорочно), а свое прозвище философ получил от наставника по панкратиону, древнегреческой борьбе без правил, входившей в корпус тогдашних Олимпиад, и означает оно "широкоплечий", попросту "здоровяк". Немудрено так именоваться олимпионику в самой престижной после поэтической дисциплине.

Однако, особой нужды в то время в псевдонимах не сыскивалось, имен в Древней Греции существовало множество, а за их придумывание никого не наказывали. Впрочем, предположение, что за всяким именем стоит своя судьба, человеком самостоятельно не выбираемая, но снисходящая от мойр, появилась именно тогда. Это в соседнем Риме с поименованиями дела обстояли скверно, шутка сказать, на все про все у гражданина республики имелось лишь пятнадцать дозволенных имен. Неудивительно, что при этом Марков, Луциев, Гнеев, Гаев и иже с ними жило превеликое множество, не спасали даже фамилии, ибо и их, особенно, родовитых, насчитывалось немного. От путаницы избавляли лишь прозвища, те самые псевдонимы, которые или родители давали детям или те сами себе придумывали в момент совершеннолетия, когда становились гражданами. Можно сказать, жизнь римлянам спасала их родная бюрократия.

Все переменилось с расширением империи и приходом христианства. Дозволенных имен стало заметно больше, добавились греческие и иудейские, а еще провинциальные, из завоеванных и романизированных территорий. Тогда проще всего было варварам, с их богатым фольклором и воображением, ибо, в отличие от обычных римлян, новым гражданам выходило послабление, пиши любой. Там мир обрел Иосифа Флавия, например, который изначально звался Иосеф бен Матитьяху, тоже, можно сказать, псевдоним, но полученный волею судеб, проигранной Иудейской войны, в которой писатель был полководцем и фарисеем, и императора Тита, помиловавшего военачальника. Тем более, большинству новых граждан фамилию как раз придумывать не приходилось, давали императорскую, а потому Флавиев в Риме проживало миллионы.

В то время появился и так называемый коммерческий псевдоним, когда ученики известного писателя, философа или ученого публиковали свои первые труды под его именем - чтоб сделать первые шаги, а заодно отдать неоплатный долг учителю, теперь сидящего на их шее. Самым известным примером подобного является пифагорейская школа, вокруг которой до сих пор ведутся споры, что именно из работ принадлежало великому ученому, а что его менее прославленным ученикам. Можно помянуть и опусы последователей Гипатии, только недавно отделенные от прославленной александрийки. Что говорить о других трудах, особенно, апокрифических религиозных, их множество появлялось после каждого значимого трактата. Написание новых корпусов Библии естественным образом рождало подражания и продолжения, да и сами книги, вошедшие в завет, переписывались, уточнялись и подправлялись по мере надобности. Достаточно сказать, что последние два абзаца Евангелия от Марка дописаны во времена императора Константина, возможно, даже самим самодержцем-язычником, а без них книга приобретает совершенно иной смысл и темп.

Те литературные псевдонимы, которые мы так хорошо знаем, пришли с времен Средневековья, когда литература естественным для религиозного мракобесия образом разделилась на дозволенную богоугодную и всю остальную, включая, разумеется, научные трактаты. Неудивительно, что первыми, кто стал брать себе новые имена для "неправедных" сочинений, становились как раз монахи, тем самым охотно расшатывающие основы догматов. Пример Эразма Роттердамского, обычно именовавшегося Герхардом Герхардсом перед нами. Можно помянуть о трубадурах и скоморохах, для которых разглашение собственно имени подчас означало немедленную казнь. Ведь их стихи много по кому из власть предержащих прошлись недоброй рифмой, как тут ни вспомнить знаменитую аквитанскую песню 11 в. "Видел я волка, лису и зайца", в которой под именем этих животных высмеивались рыцарство, духовенство и сам король. Вот и прятались люди за прозвищами Рютбёф или Конон Бетюнский. А нам от них остались артистические псевдонимы, почти не изменившиеся с той далекой поры.

В дальнейшем в литературу стали просачиваться и женщины, начиная с времен Просвещения. Неудивительно, что для начала им приходилось обзаводиться мужскими псевдонимами, ну какой мужик вдруг станет читать слабый умом пол, не доросший даже до получения образования? Так появились писатели Жорж Санд и Джордж Элиот.

Но век девятнадцатый, коли о нем пошла речь, характерен не только этим. Литература постепенно вошла в журналистику, а газеты перестали быть только салонными и новостными изданиями, охватив куда большие слои населения, постепенно, по мере индустриализации, приучавшегося не только читать, но и думать. Неудивительно, что теперь писатели стали происходить из самых низших слоев. Первое многоцветье псевдонимов пришлось как раз на этот период, что неудивительно, журналистика тогда еще почиталась самым низшим из возможных жанров, а потому расположением общества не пользовалась. Писателям, пришедшим в профессию, приходилось выкручиваться, а их фантазия ничем не была стеснена. В конце века публика любила все новое, ведь жизнь именно и по большей части именно новинками человечество и баловала. Фактически, все открытия, которыми мы по сей день пользуемся, все сколь-нибудь заметные изобретения были сделаны именно в то время, от скрепки до клавиатуры, от стиральной машины до фотоаппарата. Помогли подобному развитию и частые революции, освобождая не только тело от цепей, но и сознание от застарелых догм. Общество оказалось открыто новому, чем не преминули воспользоваться писатели, особенно, живущие в Российской империи. Впрочем, для них как раз все, освоенное Европой за прошедшие пару веков, являлось удивительным, тем больше имелось причин для полета безудержной фантазии.

Но прежде давайте разберемся, какими бывают псевдонимы, чтоб понять, какое перед нами раскрылось их множество. Приблизимся снова к родным палестинам, так будет привычней и наглядней. Литераторы брали себе новые имена сразу по нескольким причинам. О коммерческой я уже поминал, она как появилась две с половиной тысячи лет назад, так и жива по сю пору. Труд литературных негров ни в те века, ни сейчас никто не отменял, ну а самым прославленным "помещиком" в этом смысле является Дюма-отец, на которого работали десятки журналистов, писателей и поденщиков. Он же стал едва ли не самым плодовитым и коммерчески успешным автором. Уступать может только другому титану - Вергилию, получившему поместье только за сообщение императору Августу о начале работы над "Энеидой". Еще бы когда так ценили нашего брата!

Следует помянуть еще и национальную причину, особенно для писателей из евреев, погромами которых славился 19-ый и особо начало 20-ого века. Впрочем, некоторые свою идентичность только подчеркивали: так никому не известный Соломон Рабинович стал самим Шолом-Алейхемом. Однако, чаще происходило обратное, осторожность, она превыше всего. Марк Ландау стал Марком Алдановым, Илья Файнзильберг - Ильей Ильфом, а журналист Абрам Борухович прославленным Гр. Адамовым, чьими произведениями зачитывался и автор этих строк. Имеются и обратные перемены, как ни покажется странным. Сын дворянина-эсера Даниэль Синявский всегда подписывал литературные труды именем Абрама Терца - явный вызов системе, при которой декларация о равных правах народов СССР, если и соблюдалась, то далеко не для всех и всегда.

Но псевдоним - это, прежде всего, характеристика автора, внутренняя или внешняя, даже если он дается другим. Достаточно снова помянуть Платона или хоть Боттичелли - это тоже псевдоним, означающий "Бочонок". Чаще всего новое имя берется для замены менее благозвучного или слишком распространенного, сами знаете, как много у нас Ивановых, Петровых, Федоровых и Алексеевых, даже писателей. Или брат Катаева стал Петровым, дабы отличаться от старшего, в чем, безусловно, преуспел. Борис Стругацкий решил писать под псевдонимом С. Витицкий после смерти Аркадия. Случалось, что автор разделял сферы деятельности псевдонимом: историк Можейко оказался Киром Булычовым, а математик Венцель стала И. Грековой, что вполне логично. Или автор сих строк подписывал произведения именем Воронцов, ибо решил прославиться корнями.

В конце 19 века в Россию пришла вольница: после отмены крепостного права появилось много свободных людей, в том числе, желающих проявить себя на литературной ниве. Количество читателей увеличилось в разы с начала века и продолжало стремительно расти. Журналы и газеты расходились на ура, но только не все хотели светить свое настоящее имя, - ну что за слава в издании под названием "Копейка", распространяемым среди бедноты, а вот заработок лишним не бывает. Многие уже состоявшиеся литераторы не чуждались строчить для подобных средств массовой информации и их приложений. Подобные материалы проходили часто без подписи, но некоторые изощрялись, и тому имелась причины: материалы были злободневные, острые, языкастые, так что общаться с цензорами оставалось главным редакторам и издателям. Вот и появлялись на свет фельетоны, подписанные то Фомой Опискиным, то Медузой-Горгоной, а на деле созданные Аверченко. Человеком без селезенки и Дяденькой - это уже Чехов. Перечислять можно бесконечно.

С течением лет цензура то ослабевала, то снова сгущалась, а публика, привычная к подобным подписям, едва ли не требовала продолжения. Немудрено, что к десятым годам 20 века под такими занятными прозвищами работали многие журналисты и писатели. Отчасти это позволяло писать спустя рукава. Кто станет докапываться до какого-то Скитальца или Щена? Но прежде всего подобная подпись открывала перед читателем какую-то новую, порой, необычную особенность автора. Она могла быть одноразовой, только на данную статью, фельетон или их цикл, сами знаете, сколько у того же Чехова или Аверченко имелось поименований. Однако, обычно это еще и своего рода продолжение данной темы, эдакий изящный вензель, вишенка на торте, как обычно говорят в таких случаях. Чтоб человек, прочитавший забавный, острый фельетон, посмеялся еще и над подписью.

Подобная практика сохранилась и дальше, несмотря на смену власти в стране, а может, и благодаря ей. После военного коммунизма, когда все оказалось под запретом, пришел нэп, во время которого потрепанная боями с врагами внешними и внутренними Советская власть, разрешила еще одну свободу - печати - не шибко, правда, большую. Но многие воспользовались и этой отдушиной. Так появились Эмма Бовари (один из псевдонимов Булгакова), Старик Саббакин (Катаева), Назар Синебрюхов (Зощенко) и многие другие прочие. Конечно, теперь они могли появляться лишь в юмористических изданиях, и это не только вольница бичевания, но еще и традиция, которой на тот момент уже насчитывалось больше сорока лет. Но как и всякий обычай, она быстро сошла на нет, уже в тридцатые все вышеперечисленные, кто еще оставался на свободе, писали строго под утвержденными псевдонимами или вовсе без них. Да, читать газеты тогда, верно, было чертовски интересно, столько маститых авторов писало для всех известных "Правд" и "Известий" - но только последнюю страницу, где они могли появиться с новым рассказом.

Власть укрепилась, цензура снова лютовала, а традиция, она отжила свое. Новый шанс у авторов сказать свое, а не дозволенное слово, появился к концу Советской власти, в 80-ые, когда гайки снова раскрутились, на сей раз безвозвратно. В редких малотиражных изданиях, чаще порнографических или эротико-фантастических еще можно было повстречать занятные псевдонимы, но это было исключение, подтвердившее окончательную смерть правила. Газетная и журнальная публикация обрела свою историю, а потому, если у кого поднимется рука подписаться чем-то остроумным, это приведет нас не к улыбке над потешной подписью, но к исторической аллюзии. Вот впечатление и окажется смазанным. Уже в 90-ых это выглядело несуразным, ведь для налоговой все равно придется расшифровать псевдоним, заполнив кучу полей и столбцов, приложив справки и доверенности с подписями и печатями. Легкий слог не терпит казенности, а она, раз придя, если отступится от завоеванной ей области, то лишь на самое краткое время. Кроме того, сами издания ввели негласный запрет на особо воздушные псевдонимы, почитая их недостаточно солидными для их журнала, уповая на историю и былое прошлое, в котором подобное как раз дозволялось, но кто на это сейчас обращает внимание? Автор, помыкавшись по таким изданиям, начинает цензурировать подпись. Единожды был замечен писатель под именем Ветер с гор, но и он вскорости исчез с полок.

Тогда же на короткое время начали появляться женщины, пишущие под мужскими псевдонимами, произошел своего рода откат к маскулинным позициям в литературе, ибо как слабый пол может писать детективы или фантастику? Тут стоит вспомнить первые повести Светланы Тулиной, печатавшиеся под именем Пол Пауэрс, - разумеется, зарубежным, ведь это дань даже не моде, но необходимости почитать (в обоих смыслах) хорошую западную литературу, строжайше запрещенную на долгие десятилетия. Даже главный редактор альманаха "Полдень" Светлана Васильева, что далеко ходить, в начале этого века писала романы, именуясь Кайли Брайт, еще тогда не схлынула эта потребность во всем иноязычном, не насытился ей рынок.

Но веяние технического прогресса вернуло псевдонимам их былую свободу. Я говорю об интернете, ставшим не просто средой неподцензурного общения, но площадкой для высказываний и публикаций: речь, конечно, о тогдашних форумах, недаром у них оказалось такое название.

В девяностые всемирная паутина еще не могла всерьез носить такого громкого прозвища, далеко не все слои общества, даже не все государства подключились к ней. Но дух свободы и вольный стиль изложения наличествовал. Можно было без страха перед вирусами ходить по сайтам, читать сообщения и статьи, оставляя послания состоящие не только из букв, но и символов, к ним прилагающиеся. Еще одно неожиданное достижение того времени - эмодзи, невербальные характеристики предложений, часто придающим их особую окраску или меняющим начисто суть. Они столь прочно вошли в наш быт, что даже в обычном тексте хочется поставить улыбающийся или грустящий смайлик. Но пока автор себя пересиливает. Станет ли это традицией - посмотрим, а пока вернемся к псевдонимам.

Как и любая другая, сетевая свобода подарила возможность писать что угодно, и подписываться как угодно. Тем более, среда позволяла выкладывать не только и не столько новости, вести дневники, но и публиковать свои произведения любой длины. И тут проявился тот особый мир писателя, который может быть передан только через физический термин: его корпускулярно-волновой дуализм. С одной стороны, человеку всегда хотелось, чтоб о его талантах говорило как можно большее число людей, а с другой хочется отгородиться от подобного. А еще донести тот осколок внутреннего мира, который особенно подчеркнет произведения, придав им дополнительную окраску. Пожалуй, лучше всего это удалось блогам, с одной стороны это дневник наблюдателя, а с другой, кузница автора: только успевай читать новые поделки, соотнося их с происшествиями самого литератора. Как никто другой этим смог воспользоваться Сергей Лукьяненко, чей блог под именем Доктора Ливси не просто жив по сей день, но привлекает массу читателей и почитателей. И вроде бы автор знакомый и знаковый, а дневник, ведущийся от лица псевдонима, безусловно, добавляет нотку обобществленной интимности, делая читателя едва не соучастником всего с автором происходящего. Ведь потребность делиться ежедневными переживаниями, она такая заразительная. И всегда похожа на написание нового рассказа, а порой едва не отделима от творчества.

С течением времени интернет-вольницу, конечно, начали обрезать, но она продолжала существовать и в первые два десятка лет этого века. Больше того, солидные новостные издания оказались вынуждены конкурировать с сетевыми, более верткими и подвижными, а после, перейдя в их формат, с явной мукой цитировать очередного "пользователя под псевдонимом", который обладал куда большими познаниями в данной области, нежели они сами. Вот и литературные журналы немедля обрели новый формат сетевого издания, став теми самыми "Копейками" былого, не всегда платящими гонорары, но активно распространявшими новую прозу. С ними вернулось и то многообразие псевдонимов, канувшее было в Лету двадцатыми годами. Чаще всего авторы публиковались в них под никами, которые завели прежде на форумах или своих страничках блогов, а они выдумывались престранными. Издания того времени полнились самыми удивительными персонажами. Они и сейчас еще сохранились на порталах, открытых в конце 20 - начале 21 века, вроде приснопамятной "Прозы.ру" или "Самиздата", неудобные, арахичные, эти динозавры своего времени, видимо, уже доживают свои дни, а их авторы: всевозможные Енот-Пупырка, Иномерник, Ариосто - где они теперь?

Ныне мы наблюдаем закат этой пестроты, почти неизбежный. За три прошедших десятилетия с зарождения в кириллическом сегменте интернета сетевой литературы, она взошла, заколосилась и ныне приносит плоды, но уже совсем иным людям. За прошедшие годы цензура добралась и сюда, внимание государства стало необоримым, а с ним, с введением порядка, учета и налогообложения да всей прочей бюрократией, уходят старые традиции и былое разнообразие почти столь же естественно, как это случилось столетием ранее, и ровно по той же причине. Сетевое сообщество обрело свои традиции, свой устав, теперь уже официально закрепленный множеством документов, которые необходимо заполнить при регистрации, а значит та многоголосая ярмарка закрылась, уступив место привычному супермаркету с типовым набором, серьезным отношением, прописанным бюджетом и строками деклараций, обязательных к заполнению. Собственно, это можно заметить по знакомому сюжету, когда редакции сетевых изданий начинают цензурировать псевдонимы авторов, намекая на особое свое положение уважаемого журнала, на традиции и все прочее, через что мы уже проходили. И Гриборий Богданов, остроумно поменявший букву в имени, тем отметивший свою особость и неуловимую черту характера, снова оказывается банальным Григорием, неотличимый от прочих иных.

А ведь у любого человека есть множество имен, и официальное среди них далеко не единственное и порой не самое главное. Кого-то особенным образом зовут в детстве, он потом бережно сохраняет это имя, как прозвище Щен у Маяковского, кто-то придумывает себе псевдоним по имени, полученным от друзей или любимой. Кто-то выбирает его сам, сообразно мироощущению и осознанному месту во вселенной. Как бы то ни было, это всегда уникальное издание для того исключительного "я", которое существует лишь в данный момент времени и нигде более. Это и есть то подлинное прозвание человека, на которое он и способен по-настоящему откликнуться, все иные, лишь костюмы, надеваемые по случаю, в которых принято ходить на работу, вечеринку, встречать и провожать. Наслоения луковой шелухи, за которой не видно самого главного. И это главное, прожив на свету недолго, снова от нас прячется в самой сердцевине человека. Надолго ли? Кто знает. Где появится? И это пока загадка. Но то, что явится миру, в том трудно сомневаться. Человек всегда найдет способ заявить о себе, каким бы экстравагантным и неожиданным он не был. Будем на это надеяться, и технологии нам в помощь.

Наталия НОВАШ
ЭССЕ О ПРИРОДЕ ПАМЯТИ

Память. Наша память. Она до сих пор остаётся загадкой – как для тех, кто с успехом изучает работу мозга и создаёт искусственный интеллект, так и для всех остальных. Нам ясно, что она есть. Но где? В мозгу? В мифической душе? Или в ещё более мифической ноосфере, витающей где-то за облаками в информационном поле космоса?

Нет, давайте без эзотерики! Каждый знает, что именно в нём самом живёт его собственная память. Правда, иногда кажется, что… не только его собственная… Откуда берутся прозренческие догадки, казалось бы, вовсе не основанные на той информации, которой мы обладаем сознательно? А основанные на какой-то другой, неизвестной нам информации, о которой мы только догадываемся? Откуда берутся сны, показывающие нам реальность, которую мы никогда не видели наяву? Или почему вдруг такие «сны» или фрагменты «снов», какие-нибудь яркие цветные картинки вдруг сами собой, помимо нашей воли возникают где-то в глубине сознания, на втором плане, как бы параллельно нашему сознанию, и совершенно не мешая работе сознания в эту минуту. То есть мы находимся в здравом уме и совершенно осознанно включены в реальность, занимаясь какой-то работой или умственной проблемой, но при этом наше сознание словно хулиганит, занимаясь по своей воле ещё и таким «художественным творчеством», рисуя эти картинки?! Я называю это «сознанию захотелось порисовать».

Похоже, что наш мозг, как испорченный телевизор, начинает принимать трансляцию видеофильмов, тогда как его и не думали включать.

Но всё же это скорей не загадки нашей памяти, а загадки нашего творчества, наших творческих способностей. Хотя, казалось бы, как отделить одно от другого, как отделить творчество и мышление от собственно памяти?

Как отделить память от сознания?.. Впрочем, это уже совсем другая тема. Хотя в ней-то и самая суть!

Наша память не перестаёт нас удивлять – иногда шокирует и восхищает, показывая нам во сне что-то с такими потрясающими деталями, о чём мы, казалось, и думать забыли. А порой она нас и по-настоящему пугает, если при встрече старого знакомого вдруг вылетает из головы его фамилия… Или если в разговоре о книгах автора, сто раз нами прочитанного, все сюжеты и герои которого вместе с его известной всем биографией давно у нас в голове, мы вдруг забываем имя самого автора.

Другими словами, бывает так, что комплексное видение всех запечатлённых в коре контекстов какого-то явления наш мозг прекрасно воспроизводит, визуализация многовариантного восприятия этого явления отнюдь не нарушена, а при этом название (определение) самого явления не всплывает в памяти…

Так в памяти могут жить яркие краски картин известнейшего художника, а само его имя вы вспомнить не можете. Но потом оно постепенно опять всплывёт в услужливой памяти… через какое-то время. Будто для этого что-то прокручивается в мозгу.

Порой забытое слово возникает само собой через час или день, словно подсознательная работа мозга поднесёт без всяких наших усилий нужную информацию на блюдечке.

В памяти что-то срабатывает! И тогда – слово всплывёт.

Или – не всплывёт… И не всплывёт ещё много раз.

И тогда – Альцгеймер?

Человек забывает всё больше слов и названий окружающих его предметов. Забывает свой дом и улицу и перестаёт узнавать даже самых близких людей.

Постепенно исчезает память. Потом исчезает разум, сознание. И наконец – сама жизнь. И не от того, что кирпич на голову упал или сосуд разорвался в мозгу. Или тромб в сердце.

И тут с очевидностью выстраивается цепочка.

Память. Разум. Жизнь. Три вещи, связанные в одно целое.

Но существует ещё и «четвёртое» – ещё один фактор, без которого не могут существовать все три. Не память, не разум, не жизнь.

О существовании этого фактора мне стало известно ещё в дошкольном возрасте.

В нашем саду, в моём далёком-предалёком детстве, стояла бочка с водой. Не железная или из пластика, где сейчас на дачах хранят водопроводную воду для полива и где вода портится, и в ней могут жить только комариные личинки.

Вода в той бочке из детства была дождевая, стекавшая с крыши в оцинкованные корыта во время ливней. А потом её вёдрами заливали в бочку.

И воду в ней не меняли, потому что в моём далёком-предалёком детстве не требовалось ничего поливать в саду, климат был совсем другой. Вместо теперешних летних засух шли местные почти ежедневные дождички и нередко – проливные, дошедшие с моря ливни.

А сама бочка была настоящая – из дубового дерева, огромная и пузатая, выше меня и с железными обручами, опоясывающими её в нескольких местах, как делалось в таких настоящих, давно ушедших в прошлое, бочках. А ещё вокруг дома и сада росли огромные дубы, и осенью их пожухшую листву заносило в сад и на дно бочки. Возможно, дубильные вещества дубовых листьев делали воду целебной, экологически пригодной для жизни.

И в этой бочке у меня годами жили рыбки и маленькие рачки. Рачки были из забракованных по размеру и подаренных мне рыбаками за полной ненадобностью из-за непригодности в пищу. Рыбки – те попадали из озера в ведро с водой, которой собирались мыть машину. Я их за-чёрпывала из ведёрка стеклянной банкой и, трепетно прижимая банку к груди, чтобы вода не расплескалась на заднее сиденье, везла домой и выпускала в бочку.

Вы скажете: что тут особенного? Рыбки живут дома в аквариуме хоть сто лет!

Да только бочка стояла в саду, а не в доме. А климат в годы моего да-лёкого-предалёкого детства, как я уже говорила, был совсем другим. Зимой были морозы. До тридцати. Вода в бочке замерзала до самого дна и превращалась в огромную, слегка выглядывавшую наружу ледяную глыбу.

И я всегда думала: а как же там рыбки?

А рыбкам было хоть бы что.

Весной лёд таял, и рыбки оживали.

Эти рыбки и маленькие рачки сохранялись во льду не просто живыми – они сохраняли все свои навыки, разум, какой там он у них есть, и сохраняли память о том, как жить в бочке. Когда я, забравшись на чурбак, стоявший у её основания, наклонялась к воде, они тотчас выплывали из глубины и хватали белые крошки, которые я им бросала, а рачки, наоборот, поскорей прятались от меня в темноту, зарываясь в дубовые листья на дне бочки.

Меня это, конечно, очень удивляло. Ведь даже ребёнок знает, что птица на сильном морозе, превратившись на лету в ледышку и упав на землю, больше уже не оживёт. Так же, как и человек. В отличие от рыб и раков, мы не можем существовать без тепла. Вне тепла. На то мы и теплокровные.

В отличие от прочих – холоднокровных вроде рыб и раков.

А чем мы ещё отличаемся от них?

Разумом. Тем, что у нас есть разум. Как у собак или кошек, они тоже теплокровные.

Следовательно, и разум, и память, и сама жизнь у нас устроены по-другому. Не так, как у странных существ, которые могут замерзать и оттаивать.

А как? Как устроена наша память?

Сложно. Но ещё и так, что ей необходимо тепло.

Об этом я не уставала думать всё детство и всю юность… Потому что, если что-нибудь в нас закладывается в самом раннем-прераннем детстве, это остаётся в нас на всю жизнь. В человеке живут самые страшные и агрессивные комплексы, если ребёнок был чем-то напуган. Или обижен, или, наоборот, в нём с самого детства – только восторг и любовь к чему-то, чем он был восхищён. Например, любовь к своей маме, остающаяся с нами всю жизнь. Или интерес к тому, что заинтересовало в самом раннем возрасте. Это будет сидеть в твоей памяти и не покинет тебя всю жизнь. Это будет, как нарывающий палец, о котором невозможно забыть, если он нарывает… и не думать о нём нельзя! А если с возрастом не исчезают возникшие в детстве вопросы и есть ещё что-то такое, что думает с детства помимо тебя над этими вопросами, и ты не знаешь, как это помимо тебя самого происходит… Результат один и тот же! Ты не можешь не думать.

Вот и я думала обо всём этом, пока не окончила школу и на первом курсе мединститута написала статью об одном из возможных механизмов памяти у теплокровных.

Именно у теплокровных, в том числе у человека. И гипотезу не о рыбьей памяти, а памяти человеческой – нашей памяти, которая, как и мы сами, не может существовать без тепла. И где механизм сохранения информации – вовсе не такой, как у рыб! Механизм нашей памяти динамический, и он прекращается без притока тепла. Но механизм этот и не такой как у искусственного интеллекта, хотя и тот не работает без притока энергии – без электричества.

В общем, опять-таки: каковы мы сами, такова и наша память. И мы, и она исчезаем из этого мира без притока и генерации нами тепла…

А что такое тепло?

Это, как известно, всего лишь физическое явление. Тепло – это внутренняя энергия тела, пусть даже обусловленная кинетической энергией движущихся атомов, но данная нам в ощущениях как некое «тепловое поле». Электрическое поле можно определить как пространство, в пределах которого существуют или проявляются электрические явления. Магнитное поле – как пространство, характеризующееся проявлениями магнетизма.

А с точки зрения простого наблюдателя, «тепло» тоже можно определить как «поле», то есть пространство, где его внутренняя энергия проявляется тепловыми явлениями. А с другой стороны, чисто научной, тепло – это излучение электромагнитных волн, в основном инфракрасного спектра.

Поэтому, даже не по аналогии с электроном, а по аналогии с нашим восприятием двойственной природы электрона, который в представлении физики тоже – то волна, то частица (и даже ещё сложнее – и частица, и волна одновременно), мы можем сказать, что и память наша существует в такой двоякой форме. В виде дающего нам жизнь тепла и в виде инфракрасных волн. Разумеется, не просто волн, а таких, которые несут информацию… А точнее – колебаний инфракрасного излучения, промодулированных несущими информацию электрическими импульсами, идущими от органов чувств сначала в кору головного мозга, где происходит их первичная запись. А потом «волны памяти» циркулируют по замкнутому кругу в структурах нашего мозга.

Циркулируют, пока мы живы, пока в нас генерируются и циркулируют тепловые волны… И из этого вечного движения нашей памяти возникает и наше сознание…

Сознание?

И где же оно? Как понять, что такое сознание?

По аналогии с тем, что такое движение.

А движение возникает только тогда, когда есть чему двигаться.

Иногда мы легко можем определить «что двигается». К примеру, наши руки-ноги. Это несложно. А что такое движение? Как ЕГО определить – сказать не так просто. И даже невозможно. В применении к нам самим позволительно будет сказать: «движение – это жизнь».

Ну и что мы поняли?..

Поэтому не так важно сначала назвать, ЧТО на самом деле двигается. Мысли. Нейроны. Или код, создаваемый их электрической активностью.

А вот назвать в данном случае причину движения – несущую силу – мы можем. Это инфракрасные волны. И от этого уже плясать.

Вот об этом я написала статью на первом курсе.

Как написала, так и забыла. Потому что хорошо понимала, что наука ещё не достигла такого уровня, чтобы подтвердить или опровергнуть мою гипотезу. Нет у неё пока для этого ни суперсовременного микроскопического инструментария, ни соответствующих методов исследования.

Вспомнила я о своей статье через много лет, когда редактор журнала перестал принимать мои фантастические рассказы (о которых даже мой сын говорит: «Ой, только не эта твоя оголтелая политика…»). Да! Смесь оголтелой политики с такой же невообразимой (ей под стать) фантастикой – смесь гремучая! И вполне обоснованы опасения редактора, что читатель такое принимать не станет. Однако поживём – увидим. Наша реальность уже изменилась так, что в ней происходят совершенно невероятные, бессмысленные и невообразимые ещё вчера гибридные войны! Думаю, в будущем нас ожидает и не такое! Нас ждёт ещё более «оголтелая гибридная» действительность, а поэтому и сама литература не может не стать гибридной. И к подобному будущему стоит готовиться с помощью именно такой – «гибридной литературы».

Да только с редакторским «Don’t», как и с Трампом, в отличие от Байдена, не поспоришь. И мне следовало переключиться от неприемлемой пока гибридной литературы на что-то совсем другое, ведь голову, как известно, нельзя оставлять без работы – не работать она не может. Потому как иное – чревато… И я решила хотя бы набрать на клавиатуре свою давнюю студенческую статью и превратить её в эссе.

Статья не была издана в сборнике студенческих научных работ. К слову, была у меня и другая статья, опубликованная. Там я тупо, вручную считала погрешности и коэффициенты корреляции. Потому что в те далёкие времена о компьютере не мечтал никто, но мой папа-математик научил меня вычислять всё по формулам. К тому же, статистический материал был невелик. Тем не менее доходили слухи, будто на кафедре кто-то считал, «что это почти кандидатская». Тема тоже была интересная, хотя и в подмётки не годилась загадке природы памяти! Речь шла о выявлении так называемых сцеплённых генов у алкоголиков. В сущности, это была обработка статистического материала, собранного студентами. То бишь, можно ли найти генетически обусловленные признаки – вроде группы крови, размеров черепа, или показателей кислородного обмена –и как-то связать их с алкогольной зависимостью. Ха-ха-ха.

Но я отвлеклась. И хотя моя статья о памяти отнюдь не укладывалась в «кандидатскую», а просто прошла как доклад на заседании СНО психиатрии, там всё-таки были схемы и примитивные чертежи. Можно ли совместить такое с форматом эссе?

Да вот только как обойтись в тексте хотя бы без той же, необходимой для понимания, шкалы электромагнитных колебаний, где важна именно микроволновая часть спектра?

Или – как обойтись без примитивной картинки мозга, где друг против друга расположены два мозговых полушария, рабочее и исполнительное, в коре которых фиксируется информация, приходящая от органов чувств (и где два одинаковых полушария напоминают два свитка Торы и как бы между ними – полушариями – находится огибающий их гиппокамп, выглядящий, как отрезок пергамента с текстом между двумя свитками)? Ведь именно в гиппокамп, который связывает между собой оба полушария, приходит из кортикального наружного слоя полушарий уже зафиксированная там информация? Она приходит в виде электрической активности нейронов коры, и в гиппокампе из этих импульсов создаётся код, которым и модулируются проходящие через гиппокамп инфракрасные волны. Те самые тепловые колебания, несущие информацию во все структуры мозга, в том числе и обратно – в кору, уже для воспроизведения информации при воспоминании! Волны памяти, несущие её по извечному замкнутому кругу. Вечно и всегда, пока мы живы. Пока в нас генерируется тепло.

Такова схема существования нашей памяти в структурах мозга.

Но нельзя обойтись и без того, что навело меня на эту мысль – без схемы ртутной трубки задержки, использовавшейся в запоминающих устройствах ЭВМ самого первого поколения – схемы, которая как бы символически, по аналогии, поясняет механизм «волновой» памяти в структурах нашего мозга.

С этого я и начинала свою статью.

Только ведь и эта безумная, с первого взгляда, мысль об этой самой, давшейся мне, «ртутной трубке» тоже впендюрилась в мою детскую голову ещё «во времена рыбок». Но произошло это только уже классе в пятом, когда в гости к нам приехала дедова племянница из Франции. Она была, пожалуй, постарше моей мамы, но, как и все иностранцы для советского человека, представлялась мне какой-то загадочной – по-осо-бенному молодой и красивой, всегда улыбающейся, блестящей европейской женщиной. Приехала она на своей машине, что тоже было в новинку для тогдашней совдепии. Но меня удивило не то, что она одна приехала за рулём через границу, а то, что дома, в Руане, она так же каждое утро ездила на машине на работу в Париж, где, будучи математиком, работала на ЭВМ. В начале шестидесятых для всех в СССР подобные поездочки и такая работа представлялись чем-то невиданным и по заграничному невероятным. А главное, я очень хотела понять, что же такое ЭВМ.

Мне объяснили, что электронно-вычислительная машина – это как телевизор, только с памятью, и можно в любой момент делать расчёты, смотреть любые фильмы и читать любые книги.

Про телевизор я уже знала. Можно сказать, с пелёнок помнила что-то вроде ящика, больше похожего на фонарь, сделанный самим моим папой, где мелькали головы красиво подстриженных тёток с пышными причёсками. Потом я ходила в бабушкину половину дома смотреть купленный телевизор, похожий на огромную деревянную тумбу со стеклянным экраном вместо дверцы, где показывали уже не только головы дикторов.

А скоро в Минске заработал завод, выпускавший более современные телевизоры в более плоском пластмассовом корпусе. А так как все вокруг воровали, то можно было по дешёвке раздобыть детали, из которых многие знакомые сами собирали телевизоры. Мода такая была тогда в Минске. Собрал и мой папа, целых два – и для бабушки с дедушкой, но они не хотели отказываться от своей деревянной «тумбочки».

Уяснив, что ЭВМ – это почти телевизор, только с огромной пристройкой из разных радиодеталей, обеспечивающих память, я стала спрашивать, как же эта память работает. И услышала про разные виды памяти.

Но больше всего мне понравилась ртутная линия задержки, где в трубке, заполненной ртутью, постоянно бегают из конца в конец ультразвуковые колебания, которые и сохраняют нужную информацию.

А так как голову мою занимали всё те же рыбки, сохранявшие во льду свою память, я решила, что нет!.. Такая память, которая размещается в огромной электрической машине и не работает без электричества, не годится для моих рыбок.

И вдруг я вспомнила, как совсем недавно взрослые обсуждали Нобелевскую премию, присуждённую за изучение строения ДНК, которая отвечает за генетическую память в каждой нашей клетке, и эта особая разновидность белка есть у всего живого. В том числе и у рыбок. И я решила, что именно такая химическая память подходит для их крошечных головок.

А у человека с его огромным мозгом, кроме ДНК, должно существовать ещё что-то, хранящее нашу память – возможно, по принципу огромной ЭВМ с её ртутными трубочками.

И как раз в те годы папа стал переводить мне с английского интереснейшие детективчики Агаты Кристи, из которых я знала про умные «серые клеточки» Пуаро, и мне пришло в голову, что в жидком содержимом каждого нейрона могут бегать какие-то особые волны, переносящие и хранящие нашу память.

Первые ЭВМ, как и компьютеры, широко применяемые в настоящее время, были созданы по типу предполагаемых моделей мозга. Подобно тому, как считалось, что в мозгу запоминание производится определёнными группами нейронов, так и в древних электронно-вычислительных машинах запоминающими устройствами являлись группы радиоламп, потом – сердечники с различным намагничиванием и пр.

Теперь создатели ИИ идут дальше и предлагают всё новые модели компьютеров, основанные на записи информации в электромагнитном поле (ЭМП). Если ещё более совершенные их модели будут созданы, они будут идеальны в том смысле, что при минимальном объёме смогут хранить и обрабатывать невообразимо огромное количество информации, сравнимое с объёмом человеческой памяти.

Но если этот способ хранения информации – наилучший в природе (в технике), почему бы не предположить, что мозг тоже работает на этом принципе, что память человека (по крайней мере, долговременная) также основана на хранении информации в ЭМП? Почему бы биологам не позаимствовать модель мозга у кибернетиков? И вообразить новый принцип работы этой модели.

Ведь, по большому счёту, ни навороченная компьютерная томография, ни энцефалография (запись электрической активности мозга) ничего нам не говорят на самом деле о том, что происходит, когда мы думаем, вспоминаем и фантазируем! Отклонения энцефалограммы лишь сигнализируют о том, что в мозгу есть либо некая повышенная активность, либо какая-то грубая патология и её следствие – например, эпилепсия.

И всё!

Нет, конечно, известен сейчас и электрический механизм памяти – мы пытаемся изучить, как в зонах коры происходит запоминание информации с помощью нейронных электрических импульсов, идущих от органов чувств. Знаем мы и о «химической» памяти. О том, как в синапсах мозговых клеток выбрасываются наружу – в эту синаптическую щель – коктейли различных нейромедиаторов, а те воздействуют на рецепторы множества контактирующих между собой отростков нейронов и создают тем самым особую информационную картину нейронной активности! Создаётся образованный нейромедиаторами код – ключ «из конкретной информации», который уже может быть сохранён в какой-то определённой зоне коры. Но это не есть долговременная память. Каждая такая зона коры хранит конкретную информацию не только потому, что в этих зонах происходило запоминание (фиксация информации, обучение), но и для того, чтобы в любой момент в этих зонах могло происходить воспроизведение нужной информации, извлечение её и сравнение с памятью… Сравнение с тем, что сохранено в нашей памяти.

Но где находится эта память? Где хранится то, с чем сравниваем мы извлекаемое из памяти и пытаемся одновременно определить – «правильно мы вспомнили» или ошиблись… Замкнутый круг. Другими словами, речь не о трёх видах памяти, как это принято сейчас считать. Не о том, что называют «непосредственным отпечатком сенсорной информации», «кратковременной памятью» и «долговременной памятью», природа записи которых электрическая либо химическая.

На самом деле это всего лишь три вида запоминания – три механизма записи и воспроизведения информации. Потому что никакая бесконечно длящаяся циркуляция электрических импульсов и никакое количество вновь и вновь вырабатываемых в синапсах нейромедиаторов не способны хранить до нашей смерти всё то, что мы запоминаем в течение нашей жизни.

На это не хватит ни 150 миллиардов нейронов, ни в несколько раз большего числа отростков этих нейронов, которые многократно контактируют между собой. Не хватило бы ни глюкозы, ни кислорода, создающих энергию – ни для хранения того, что уже зафиксировано в коре вышеупомянутыми механизмами, ни для сохранения того, что продолжает «запоминаться», заполнять нашу память каждую новую минуту жизни… Память, которая бесконечна!

В настоящее время существует точка зрения, что объём человеческой памяти практически не ограничен. Человек, скорей всего, запоминает всё, хотя воспроизвести может гораздо меньшую часть запомненного, и то с большими трудностями. И только при нейрохирургических операциях, в состоянии гипноза, во сне или при определённой психической патологии может воспроизвести любую информацию, которая хранится в мозгу. Неограниченность объёма человеческой памяти, стопроцентное сохранение всей информации, когда-либо поступавшей в мозг, подтверждается и примером, который приводил знаменитый психиатр Э. Крепелин (неграмотная крестьянка во время болезни вдруг заговорила на чужом языке, который «не знала» и только слышала случайно в детстве).

Итак, где, в чём может храниться такой бесконечный объём нашей памяти?

Как и по аналогии с природой ИИ будущего – только в электромагнитном поле.

Но что является материальным носителем информации, и как обеспечивается кодирование у теплокровных?

Начнём с истории. Ещё в двадцатых годах прошлого века в скептически принятых опытах А. Г. Гурвича было показано, что растения излучают ультрафиолет, и что ЭМП присуще любой живой клетке. Опыты не нашли продолжения, но позднее установили, что живая ткань действительно излучает ультрафиолет, и доказали информативность излучения клетки. Если микробная клетка находится в состоянии митоза, излучаемая энергия содержит информацию о делении. Если клетка заражена культурой вируса и находится в состоянии гибели, то резкий скачок ультрафиолетового излучения, содержащего соответствующую информацию, вызывает мгновенную гибель здоровых – соседних клеток другой культуры, отделённых кварцевым стеклом, которое надёжно защищает от вируса.

Таким образом, каждой живой клетке присуще ЭМП и информационность излучаемой энергии.

Нейрон же – наиболее специализированная клетка теплокровных, и именно она в процессе эволюции всегда имела самое непосредственное отношение к информации, поступающей извне. Нейрон, как и мозг в целом, потребляет намного больше энергии, чем остальные органы, и именно его специализация шла в направлении создания ЭМП и использования инфракрасной части его спектра для записи информации.

Способность генерировать и использовать инфракрасную часть ЭМП развивалась в процессе эволюции живого и гипертрофирована именно у теплокровных, а особенно у человека, в мозгу которого – самый развитый и совершенный механизм терморегуляции.

Он нарушается к старости, вызывая в климактерическом возрасте приливы жара, а потом – ознобы у постоянно мёрзнущих стариков, что сопровождается потерей памяти и угасанием всех когнитивных способностей с наступлением всё более преклонного возраста. Быть может, учитывая всё это, и стоит изучать природу болезни Альцгеймера?

Особенностью природы мозга является не только повышенное потребление глюкозы и кислорода (энергии), но и следствие этого – особенная чувствительность к асфиксии по сравнению со всеми другими тканями тела. Мозг можно оживить, то есть восстановить его функции, только в пределах 8 – 10 минут после клинической смерти. Тогда как весь организм после успешной реанимации может жить в искусственно поддерживаемых условиях целые годы, но существовать будет «живой» труп, лишенный памяти и всех умственных способностей.

Человеческое тело выживает, а личность умирает. Живёт и сам мозг, некроза не наступает, а вот функции его – потеряны.

Если отбросить всё, что мы знаем о мозге, и взглянуть на него с какой-то иной точки зрения, с точки зрения неспециалиста, просто как на кусок ткани (подобно всем другим – мышечной, соединительной, костной), то мозг производит впечатление однородной желеобразной массы, а точнее, среды.

С физико-химической точки зрения мозговая ткань приближается к состоянию геля. То есть, говоря отвлечённо, мозг – это среда, в которой существует ЭМП, обеспечивающее память, разум, мышление, сознание.

Разумеется, для существования ЭМП среда не нужна, оно может существовать и в вакууме. Но в живом среда нужна не только как нечто, породившее это ЭМП, не только как источник энергии, необходимый для его существования, но и для торможения – задержки электромагнитных колебаний, как это происходит в «ртутных линиях задержки», где ртуть использовалась подобным образом для циркуляции и торможения несущих информацию звуковых колебаний, – в запоминающих устройствах ЭВМ первого поколения. В трубке, заполненной ртутью, для кодирования информации также использовались колебания, но только звуковой частоты.

Итак – схема работы ртутной трубки задержки.

Вспомните схему замкнутого электрического контура, который все мы когда-то рисовали на уроках физики. Представьте зрительно вытянутый в длину прямоугольник и две его длинные параллельные друг дружке стороны, верхнюю и нижнюю. Они соединяются по бокам двумя вертикальными сторонами этого прямоугольника. Представьте, что верхняя горизонтальная сторона прямоугольника – это и есть железная трубка, заполненная ртутью и закрытая по концам кристаллами кварца, а внутри трубки от одного её конца к другому распространяются ультразвуковые колебания. Они и являются носителем информации. Сама же исходная информация изначально представлена в виде комбинаций электрических импульсов постоянного тока. Через специальные переключатели она поступает на возбудитель и превращается в высокочастотные импульсы, которые подводятся к кристаллу кварца на левом конце трубки. Под действием этих импульсов в кристалле кварца возбуждаются механические колебания той же частоты (прямой пьезоэлектрический эффект), которые распространяются внутри трубки. Достигая её противоположного конца, они воспринимаются кварцевой пластиной и преобразуются в колебания электрического тока (обратный пьезоэлектрический эффект).

С помощью детектора эти колебания превращаются в комбинации электрических импульсов постоянного тока, такие же, какие были на входе, но только сдвинутые во времени.

Эти импульсы усиливаются и через электронные переключатели вновь подводятся к возбудителю, и таким образом обеспечивается непрерывная циркуляция импульсов, несущих определённую информацию в замкнутом контуре.

Наверное, я могла подробно описать, где находятся все эти важные структуры – переключатели, возбудитель, детектор и усилитель в этом замкнутом контуре. Но читателю эссе, а отнюдь не читателю научной статьи, станет скучно, и он просто бросит читать. Поэтому я скажу только самую суть. А она заключается в том, что в моей статье рядом с этой схемой ртутной запоминающей трубки была нарисована ещё одна такая схемка – «мозговая схемка», ещё один замкнутый контур по аналогии с первым. И в нём на верхней горизонтальной стороне прямоугольника вместо ртутной трубки – нейрон коры, где происходит запись информации посредством электрических импульсов (и также – считывание, воспроизведение). А на нижней стороне контура в роли «усилителя» находится нейрон ретикулярной формации, где электрические импульсы могут преобразовываться в инфракрасные колебания (ИКК). Или, возможно, электрические импульсы здесь только усиливаются и одновременно генерируются ИКК. Ведь ретикулярная формация – это, так сказать, энергетический орган нашего мозга. Она будит нас, активируя деятельность мозга после окончания сна и в целом – отвечает за энергетику. Так что здесь, в нейронах ретикулярной формации, скорей всего, усиливаются электрические импульсы и генерируются ИК колебания. А сама модуляция ИК колебаний несущими информацию электрическими импульсами – химическим или электрическим «информационным ключом» – будет происходить в гиппокампе.

И ещё важный момент. Две вертикальные стороны прямоугольника в замкнутом контуре нашей второй («мозговой») схемки – это вертикальные связи, «белое вещество» нашего мозга, так называемая глия. Она представляет большую часть объёма мозга. Эти длинные «белые» волокна – отростки нейронов (аксоны и дендриты) обеспечивают связи нейронов коры с нейронами ретикулярной формации. А если сказать образно, несут волны нашей памяти по замкнутому кругу во все мозговые структуры.

Таким образом, как и в «ртутной трубке», так и в замкнутом контуре мозговых структур, образованных «серым» и «белым» веществом нашего мозга, информация будет храниться в течение того времени, пока будет обеспечиваться непрерывная циркуляция импульсов, содержащих эту информацию.

Основным недостатком запоминающих устройств на «линиях задержки» является периодическая система (способ) выборки информации из устройства. Сохраняемые данные могут быть получены лишь в момент прохождения соответствующих сигналов через усилитель (ретикулярную формацию). Таким образом, при считывании (воспоминании) необходимо ждать, пока информация дойдёт до конца трубки. То есть – пока импульс пройдёт весь путь от кортикального слоя до ретикулярной формации. А потом и обратно. Время поиска данных в такой системе равно полному времени прохождения волн вдоль такой линии.

Напрашивается аналогия с механизмом воспроизведения в нашей памяти. Нам требуется какое-то время, чтобы вспомнить. В одних случаях это происходит мгновенно, в других требуются большие усилия, и у каждого из нас это происходит по-разному. Индивидуально.

Оценим ориентировочно количество информации, содержащейся в ртутной линии задержки (расчёты опустим). При длине трубки 1 м, скорости распространения ультразвука в ртути 1000 м/сек и частоте УЗ колебаний 10 МГц – количество импульсов вдоль трубки будет равно 1000.

Если при соблюдении тех же условий использовать в качестве носителя информации волны более высокой частоты – т. е. электромагнитные колебания, то можно значительного уменьшить размеры линий задержки и увеличить количество хранимой в них информации.

Для внутриклеточных размеров, то есть внутри живой клетки, может существовать только излучение, расположенное на шкале электромагнитных волн в диапазоне от 1 мм до 10 мкм, то есть, электромагнитное излучение, занимающее участок этой шкалы, включающий микрорадиоволны, инфракрасные, видимые световые и ультрафиолетовые колебания.

Но для размеров и свойств нейрона подошли бы частоты на шкале электромагнитных волн в виде микрорадиоволн и инфракрасных колебаний. Представить существование в мозгу световых или более жёстких волн (особенно рентгеновских лучей, гамма-излучения) очень трудно. Радиоволны же (кроме микрорадиоволн) обладают слишком большой длиной волны, чтобы представить генерирование их в клетке. Хотя… есть очень интересный кусочек диапазона на шкале ЭМК, от 1000 мкм до 10 мкм, где радиоволны одновременно являются инфракрасными. Следовательно, такое излучение может обладать некими общими свойствами — то есть микрорадиоволны могут генерироваться подобно инфракрасным в теле человека, и при этом такие инфракрасные колебания смогут распространяться на дальние расстояния подобно радиоволновому излучению.

Инфракрасные колебания являлись бы очень удобным носителем информации внутри клетки, внутри мозга. Тогда отпал бы вопрос о каких-либо генераторах, всего лишь какая-то более нагретая часть нейрона могла бы служить источником инфракрасных колебаний.

Мы уже говорили о том, что хранение информации в виде постоянно циркулирующих электрических импульсов, как и с помощью нейромедиаторов, энергетически невыгодно. Но особенно трудно обеспечить именно «хождение», их непрерывную циркуляцию. Для серий импульсов должен существовать какой-то восстановительный механизм. Применительно к электрическим импульсам это трудно. Генерирование же ИК колебаний у теплокровных просто. Излучать может какой-то элемент клетки. Например, весь аксон – теплоизолирован, и только кончик – излучатель. Эту же роль может играть и выделение тепла при химических реакциях в синапсе.

Поэтому куда выгоднее представить, что не электрические импульсы являются хранителями информации, а ИК колебания, промодулирован-ные этими импульсами. С этой точки зрения можно даже предположить, что процесс кодирования может идти не обязательно в ретикулярной формации и гиппокампе, он может происходить уже в нейронах коры, одновременно с записью информации.

Электроимпульс несёт информацию о внешнем мире. Он существует мгновение, в течение которого способен и запечатлеться в нейронах коры как «непосредственный отпечаток сенсорной информации», и про-модулировать инфракрасные колебания, генерирование которых необычайно просто и не требует больших затрат. При дальнейшей постоянной циркуляции роль усилителя колебаний будет играть и ретикулярная формация.

После этого импульс может затухнуть. А ИК колебания, уже промо-дулированные им и, следовательно, содержащие информацию, циркулируют внутри контура и генерируются вновь и вновь. Тут контуром может быть изначально и один нейрон, и вся структура головного мозга.

Из всего сказанного можно сделать вывод, что огромная частота ИКК допускает, что контуром может быть и сам нейрон, то есть что информация хранится интранейронно. Генерирование, модулирование и постоянная циркуляция обеспечивается его внутренними структурами. Нейрон является линией задержки, а синапсы – генераторы инфракрасных колебаний.

Предполагая другие варианты, надо признать, что многочисленные горизонтальные связи между нейронами коры создают единый мозговой контур, обеспечивающий дублирование информации, так что соблюдается основной принцип голограммы. И потому, собственно, Лешли, обучавший крыс прохождению лабиринта, а потом разрушавший различные участки коры, не добился нарушений памяти. Ему так и не удалось выяснить, в каком из участков коры хранилась информация о том, как следует проходить лабиринт. Создавалось впечатление, что память об этом распределена по всему мозгу. Любой участок коры, подобно голограмме, хранит память о том, как находить выход из лабиринта.

Главный же «мозговой контур» в широком смысле скорей образован вертикальными связями, то есть связями с ретикулярной формацией, а также с подкоркой и другими структурами – мозжечком, продолговатым мозгом.

Итак, в целом возможна такая схема. Сам нейрон вместе с синапсами играет роль генератора ИК колебаний, усилителя, а также возбудителя. Линией задержки служат длинные отростки нейронов, образующие вертикальные связи с подкоркой и ретикулярной формацией. Однородная среда нервного волокна способна обеспечить необходимую задержку электромагнитных волн, а достаточная длина – хранение большего количества информации, чем внутри нейрона.

Такая точка зрения опровергает утверждение, что память и мышление обеспечиваются только корой, хотя и не противоречат тому факту, что при разрушении коры мышление отсутствует. Разрушая кору, мы разрушаем все контуры – все системы, обеспечивающие циркуляцию

ИК колебаний внутри всех этих контуров. Наступает состояние, которое называют декортикацией. И внешне будет казаться, что, разрушая кору, мы уничтожаем пресловутое «серое вещество», высший продукт эволюции – само мышление.

Даже если нейрон играет роль генератора ИКК, даже если он участвует в записи, обработке и считывании информации, неверно считать, что кора – основа памяти и мышления, как нельзя выделять главные и неглавные элементы в замкнутом контуре. Не исключено, что «белое вещество» мозга является тем субстратом, в котором, упрощённо говоря, содержится информация, составляющая человеческую память!

Что можно привести в подтверждение этой гипотезы?

Во-первых, это чрезвычайно тонкая терморегуляция, превалирующее значение постоянства температуры тела для человека – и наступающая декортикация (стирание памяти) и смерть после 42 градусов по Цельсию. Если у ребёнка грудного возраста длительно высокая температура, то впоследствии у него формируется умственная недостаточность. Такое часто бывает последствием менингита. При высокой температуре может происходить нарушение модуляции несущих информацию инфракрасных колебаний совсем другими ИК колебаниями – большей амплитуды и частоты (аналогично стиранию в магнитофоне). Или в целом нарушается система генерирования и циркуляции ИКК.

Во-вторых, есть данные, что при лечении менингита, энцефалита успешно применялся красный лазер. Существует антагонизм между красным и инфракрасным светом, и возможно, что облучение антагонистичным красным светом сглаживает эффект избыточного теплообразования.

Эта гипотеза может объяснить, почему, например, утром легче вспоминается то, что мы пытались запомнить накануне вечером.

При нашем механизме записи происходит постоянное обновление циркулирующей в мозговом контуре информации. Происходит её постоянная перезапись. Когда мы запоминаем большое количество информации, амплитуда ИК колебаний может быть недостаточной. Увеличение амплитуды происходит ночью, когда мы не заняты новым запоминанием, и образующаяся в ретикулярной формации энергия идёт не на запись новой информации, а на «усиление» старой. Амплитуда поступающих на «перезапись» колебаний увеличивается, и в результате на следующее утро память становится прочнее.

И если «под занавес» наших рассуждений всё-таки обратиться к эзотерике, следует вспомнить о том интересном участке на шкале электромагнитного спектра, где идёт перекрест радиоволн и инфракрасных колебаний (между 1000 мкм до 10 мкм). Возможно, волны с такой амплитудой обладают некоторыми общими свойствами – и свойствами радиоволн, и свойствами инфракрасных колебаний одновременно. Короче говоря, это особые «гибридные» волны! Почему бы эзотерикам не ухватиться за подобную идею? Ведь совсем не исключено, что Мессинг, угадывая мысли испытуемого, брал его за руку именно для того, чтобы, благодаря своим «экстрасенсорным способностям» уловить «гибридные» волны человеческих эмоций. Ведь, оказываясь на сцене рядом с великим Мессингом, испытуемый невольно волнуется. Он потеет от волнения, краснеет, его может даже бросить в жар, а значит, его терморегуляция нарушается. И… амплитуда ИК может меняться, и в его мозговом контуре бегают уже «гибридные» инфракрасные колебания, обладающие благодаря своей «гибридности» свойствами РАДИОВОЛН!

И что тогда?

Ну, надо же хотя бы под завершение полунаучного текста подкинуть читателю хоть одну эзотерическую идейку!