Кэндер Фогг покинул форт Ли-Сони сразу после того, как они покончили наконец с трапезой. Кентурион Гроот выделил ему в помощь целую декурию с декурионом Фэлом во главе, и вскоре все они верхом, громыхая оружием, выехали за стены форта.
— Сам Единый Разум послал нам этого дохляка! — сказал Гроот, взглядом провожая удаляющуюся конницу. — Если он добудет нам хотя бы парочку жабо-ящеров, я поставлю ему памятник прямо у ворот форта! Прикажу выточить его из цельного дуба!
— Можете просто посадить дуб, — посоветовала Ру. — Эффект будет тот же самый и будет очень похоже.
Лата раскатисто рассмеялась. Это был вообще первый звук, который она издала с того момента, как стая арахнусов убежала из-под стен форта. Сказать, что все это время она пребывала состоянии легкого шока, означало не сказать ровным счетом ничего. У нее было выражение лица человека, никогда прежде не встречавшегося с динозаврами, но в какой-то момент оказавшегося в самом центре жестокой битвы с ними.
И только когда Кэндер Фогг, с точно таким же выражением лица, отправился на поиски буфозавров в сопровождении декурии Фэла, она наконец расслабилась. И даже начала смеяться.
Теперь, когда она избавилась от своего драного перепачканного платья, навсегда утратившего свой первоначальный цвет и вид, и надела военную форму, которую ей любезно выдал кентурион Гроот, что-то в ней сразу же изменилось. Не смотря на всю строгость и грубость военной формы — а может быть как раз в контрасте с ней — лицо девушки, стало как-то мягче, милее, приобрело почти детское выражение.
Она старалась ни на шаг не отходить от Краса. То и дело норовила взять его за руку, и в какой-то момент ему пришлось отвести ее в сторону, прижать спиной к стене и покачать пальцем у самого ее носа.
— Сударыня, я хотел бы сразу все прояснить, пока не случилось чего-нибудь нехорошего… — сказал он нарочито строго. — Спорить не буду, вы очень похожи на человека, который когда-то был мне очень дорог…
— Когда-то? — тут же спросила Лата.
И сделала это настолько робко, что Крас сразу перестал качать у ее лица пальцем и опустил руку.
— Очень давно, — он кивнул. — Но с той поры прошло много лет… Мертвые должны оставаться мертвыми, сударыня…
— Как хозяин Йон? — тут же спросила Лата. Уже не столь робко.
Крас вздохнул.
— А ты упрямая, — сказал он.
— А ты осел! — быстро ответила Лата. — Настолько осел, что даже до сих пор не можешь определиться, как меня называть — на «ты» или на «вы»… Зачем ты все так усложняешь? Все же очень просто: я твоя Лата, ты мой Крас…
— Да я не твой Крас! — почти закричал метентар. Но моментально взял себя в руки. — Я не твой Крас… Твой Крас остался в другом мире, ты можешь это понять? Я не знаю, что произошло с пространством на месте Гатлы — какие такие вселенские катаклизмы — но твой город каким-то образом провалился в наш мир. В твоем мире по какой-то причине почти нет ящеров, которыми кишит наш мир, и поэтому тебя здесь все так пугает, и ты ищешь защиты у всего, что попадется тебе под руку…
Он отступил на шаг, вздохнул и опустил плечи.
— Я не твой Крас, Лата… Твой остался где-то там, далеко, но я уверен, что он ищет тебя… Я не знаю, на что он готов пойти ради этого, но если ты ему дорога хотя бы на треть от того, как мне была дорога та, другая Лата, то он обязательно тебя найдет…
Лата смотрела на него неподвижно, переваривая услышанное, словно маску надела.
— А теперь подумай… — метентар мягко положил ладонь ей на плечо. — Что будет, если он все-таки найдет тебя, а ты уже выберешь меня?
Молчание длилось почти минуту. Потом маска сломалась, на лице обозначилась слабая улыбка.
— Тогда у меня будет два Краса? — спросила Лата.
Крас коротко рассмеялся и облегченно похлопал девушку по щеке. Если к человеку возвращается чувство юмора, значит он почти полностью пришел в себя.
— Я рад, что мы наконец-то все выяснили, — сказал метентар. — Когда прибудем в Уис-Порт, мы еще обсудим эту тему, а пока подумай, как тебе найти своего Краса… Впрочем, ты можешь просто ждать, пока он сам тебя найдет.
— Я не смогу просто ждать… — Лата отвернулась.
— Ты сможешь делать все, что пожелаешь, и никто не посмеет тебе указывать… Мы договорились?
Подумав мгновение, Лата кивнула.
— Мы договорились…
В то же мгновение Крас заметил, что ее лицо — подбородок и часть щеки — словно подсвечивается откуда-то снизу и недоуменно опустил голову. Кинжал у него на поясе, — а точнее, камень в его рукояти — ярко светился. И если в прошлый раз, в Сталси, этот свет был желто-розовым, достаточно мягким, то теперь он был скорее белым, почти слепящим.
— Что это? — спросил Лата шепотом, тоже глядя на кинжал. — Он волшебный?
— Кинжал обычный, но камень в нем магический, — пояснил Крас. — Это кусок метеорита, который я когда-то нашел на границе Ойкумены Снежных земель.
— Почему он светится?
— Я не знаю…
Он и в самом деле не знал. Ранее он ничего подобного за камнем не замечал, и только в тот вечер в Сталси впервые понял, что этот крошечный осколок метеорита, который он изучил уже вдоль и поперек, еще способен преподносить сюрпризы. После Сталси он замечал свечение еще пару раз. Не такое внятное, мигающее, но оно все же было. Возможно, это случалось гораздо чаще, но при дневном свете, да еще спрятанный под плащом, камень вряд ли мог привлечь к себе внимание.
Но сейчас он светился особенно ярко. Иногда затухал, словно выключался, потом снова вспыхивал. Затухал-вспыхивал, затухал-вспыхивал…
— Это не опасно? — спросила Лата.
— Не знаю… Вряд ли… Декан Орди-Карли исследовал его вдоль и поперек, но не нашел никаких признаков радиоактивности выше фоновой.
— Признаков чего? — не поняла Лата.
— Радиоактивности… Не важно… В общем, вряд ли это опасно. Думаю, это какой-то новый, пока не исследованный феномен.
— Феномен… — повторила Лата. — Ты такой умный, Крас Муун!
— Я доктор магии камня, почетный декан факультета недр и минералов, — с усмешкой ответил метентар. — Я обязан знать много умных слов.
— Это так здорово! — казалось, Лата была в полном восторге. — Можешь сказать что-нибудь еще⁈
— Запросто… «Тиуло мону си промо, колма си поуло нут»!
Глаза у Латы светились, как светился еще совсем недавно камень в рукояти кинжала.
— И что это значит⁈ — так и взвизгнула она.
— Это язык горных кэтров. Приблизительно можно перевести на шэндийский, как-то так: «В темной комнате даже белая кошка кажется серой»…
— Почему?
— Что — почему?
— Почему — серой?
— Потому что темно! И ничего не видно!
— Но в темной комнате вообще ничего не видно, и ты даже не можешь знать кошка ли там или кто-то еще… Это легко может оказаться собака или даже арахнус какой-нибудь!
Крас с усмешкой щелкнул ее по носу.
— Ты тоже очень умная девушка, Лата Дисан! А сейчас проваливай в свою комнату и постарайся хорошенько отдохнуть. Потому что завтра с раннего утра нам снова предстоит дорога…
Все тело так и гудело, как будто накануне его били, долго и со знанием дела. А когда он смог-таки разлепить веки, то вспомнил: так оно и было. И веки у него слиплись вовсе не от долгого сна, а от запекшейся крови.
Разбойников было пятеро — два человека, два неандера и один грил. Впрочем, если бы не по четыре руки у неандеров, то отличить их друг от друга было бы сложно. Все они были какие-то лохматые, грузные, в драных одеждах, воняло от них как-то мерзко. Разбойники, они и есть разбойники. И даже оружие у них было разбойничьим — дубины. Длинные, толстые на концах, с бугоркам сучков и очень гладкие, словно нарочно отполированные.
Работу этих дубин он сполна испытал на собственной шкуре. Разбойники напали, когда он упал на траву у какого-то мелкого ручья и с жадность принялся пить холодную воду из пригоршни. Вода быстро стекала промеж пальцев, и тогда он снова зачерпывал, она стекала, а он зачерпывал… А потом боковым зрением уловил какое-то движение слева, со стороны небольшого холма. Повернул голову — с холма к нему бегут пятеро с дубинами в руках.
Никаких сомнений о их целях у него не возникло, и он сразу вскочил. Из оружия у него были только камни, которые валялись тут же, у ручья. Он схватил один камень и без лишних слов бросил его в ближнего разбойника. Попал! Неприятный звук, с которым камень припечатал этому неандеру прямо в лоб неприятно резанул слух. Неандер сразу отбросил дубину, остановился и схватился за голову. Пронзительно заголосил.
Но остальные и не думали останавливаться. Они приближались настолько резво, что было даже удивительно: как такие громоздкие и неповоротливые на вид создания могут столь быстро передвигаться?
Второй брошенный камень в цель не попал. Точнее, его просто отбили в сторону взмахом дубины. Тогда он схватил третий камень, уже понимая, что положения это никак не спасет.
На этот раз он не успел даже размахнуться, как его сшиб с ног подлетевший грил, а потом тяжелым пинком отправил прямиком в ручей. В воздух взвилась дубина.
— Постой! Постой! — закричал он, выставив перед собой руку.
Рука-то его и спасла. Удар пришелся вскользь по предплечью, зацепил локоть, моментально отозвавшийся острой болью, но голова все же была спасена.
— Вы ошиблись! — закричал он. — У меня ничего нет, я могу показать карманы!
— Да нам ничего и не надо, — с каким-то незнакомым акцентом сказал подоспевший неандер — тот самый, в которого он попал камнем — и коротко заехал ему кулаком в ухо.
Должно быть тут-то он и вырубился первый раз, потому что никакой боли он не чувствовал, только какими-то самыми задворками сознания понимал, что его бьют. Причем, сильно. Но аккуратно — без намерения убить. А потом все окончательно потемнело, и очнулся он уже от того, что начал захлебываться. Резко вскинул голову, чтобы успеть захватить глоток воздуха. Жадно, с хрипом, вдохнул, часто задышал, видя, как с отвисшей губы у него стекает в ручей кровавая слюна.
— Ну все, хватит с него, — донесся сверху тот самый голос с незнакомым акцентом.
— Да, хватит… хватит… — просипел он.
— Хотя… Дам-ка я ему еще разок!
И снова удар — куда-то в солнечное сплетение, и дыхание сразу же остановилось, а следом вновь пришла темнота.
В следующий раз он очнулся от тряски. Попытался открыть глаза, но получилось разодрать только правое веко. Увидел кучу сена под собой и понял, что лежит на дне какого-то фургона и его куда-то везут. Рядом слышались голоса, среди которых он различал тот самый, с незнакомым акцентом. Разбойники говорили о какой-то ерунде — о некой капризной Бо с мясистыми ляжками, о неплохой добыче, которой их сегодня наградил Единый Разум, и о шикарной жрачке, которая ждет их завтра.
Сама собой промелькнула шальная мысль: «Главное, самому не стать этой жрачкой…» Конечно, приятно, осознавать, что тебя ценят, тобой дорожат, считают, что из тебя можно сделать чудесные отбивные, но… Нет!
Ехали около двух часов. А может и меньше — кто же знает? Когда лежишь мордой вниз в трясущемся фургоне, время может растянуться до бесконечности. К тому же если у тебя связаны руки… Да и сено все время норовило залезть в нос, отчего он несколько раз чихал, содрогаясь всем телом и тут же замирая от боли. Разбойники в эти моменты сразу же замолкали, а следом начинали весьма болезненно тыкать в него своими дубинками.
Потом тряска прекратилась — фургон остановился. Он решил, что сейчас ему прикажут выбираться, и уже приготовился к тому, чтобы перевернуться и сесть, но тут его очень бесцеремонно схватили за ноги и выволокли наружу в один присест. Он едва успел сгруппироваться, когда грохнулся на землю. Увесистый удар ногой в подреберье дал ему понять, что от него требуют встать на ноги. И как бы в подтверждение этого послышался требовательный рык:
— Вставай, мразь, пока тебе кишки не выпустили…
Он понимал, что если бы ему хотели выпустить кишки, то сделали бы это еще там, у ручья, а не тащили бы в такую-то даль. Но объяснять это разбойникам почему-то не хотелось. Он попробовал встать, но с первого раза это у него не вышло, и он снова упал, прямо лицом в грязь. Послышался довольный гогот. Вторая попытка подняться закончилась тем же самым, но гогот теперь стал громче.
— Бобер, предложи господину руку, ты же видишь, что он не может держаться на ногах! — посоветовал кто-то.
А затем почему-то последовал удар дубиной по спине. И тогда он одним рывком вскочил на ноги. Бешенство, до этого момента затаившееся где-то в самых отдаленных ячейках его сознания, вдруг выплеснулось наружу, словно помои из поганого ведра.
— Гнида… Развяжи мне руки, тварь, и я порву тебя, как салатные листья!
— О-хо-хо! — загоготали вокруг. — А он герой! Надо же — салатные листья… Комар, развяжи-ка ему руки, посмотрим какой он герой на самом деле…
Он почувствовал прикосновение к своим запястьям холодной стали клинка, и путы с шорохом упали к его ногам. И тогда он осмотрелся.
Фургон стоял недалеко от бревенчатого домика с двускатной крышей, покрытой соломой. Из длинной трубы вился дымок. У ограды притаился каменный колодец, неподалеку темнел лес. Разбойники стояли вокруг, хохоча и поигрывая своими дубинами, а прямо перед ним стоял бородатый человек, оскалив гнилые зубы и игриво покачивая крепко сжатыми кулакам.
— Шмель, ты же был истребителем птерков в Лали-Тронне! — со смехом крикнул кто-то. — Так путь он полетает!
Все заржали. А он без лишних слов сжал кулак и с силой направил его бородатому Шмелю прямо в красный нос.
Не попал. А вот Шмель попал. Его даже от земли оторвало этим ударом, подбросило в воздух и с хрустом кинуло обратно вниз. Что было потом, он плохо понимал, только пытался закрывать голову от сыплющихся на нее ударов, и думал о том, что его еще никогда в жизни не били так сильно и так часто, как сегодня…
И вот сейчас он очнулся, с большим трудом разлепив веки — даже пальцами пришлось помогать.
В сыром бревенчатом помещении, где он сейчас находился, было сумрачно. Здесь могло бы быть и вообще темно, если бы под самым потолком не было узкого окошка — и не окошка даже, а просто промежутка между двумя бревнами, в которое могла бы протиснуться кошка или даже небольшая собака, но только не человек. Или грил…
Он вспомнил про грила, потому что напротив него, у стены, на охапке сена как раз сидел какой-то грил, скрестив ноги и задумчиво подперев кулаком квадратный подбородок.
— Очнулся, — констатировал грил, заметив, что он поднял голову. — Это хорошо, что очнулся. А я думал, что ты помер.
— А я разве жив? — спросил он сипло.
— Да как тебе сказать… Видок у тебя, конечно, так себе. Но крови было не так уж много. Они всегда бьют аккуратно, чтобы не попортить товар.
— А я товар?
— Теперь мы оба с тобой товар! Скоро сюда прибудут работорговцы с южных земель и заплатят за нас с тобой золотой монетой. За меня подороже, за тебя подешевле.
— Почему это за меня подешевле? — Вопрос прозвучал глупо, но его почему-то это и в самом деле зацепило. — Думаешь, ты лучше меня?
— Я думаю, что я покрепче… А в рабах именно это и ценится. Ты так не считаешь?
— Не знаю, у меня никогда не было рабов.
— У меня тоже…
Он полежал еще немного на полу, прислушиваясь к своему телу, а потом заставил себя подняться на ноги. Прихрамывая, обошел помещение по периметру. Больших усилий это не заняло — семь шагов в длину, и пять шагов в ширину. Сено рассыпано вдоль стен. Сквозь то самое оконце под потолком пробивается свет, луч его прорезает сумрак помещения, так и шевелясь от обилия пыли.
— Давно ты здесь? — он повернул голову к грилу.
— Пару дней.
— А я?
— А ты пару часов. Я думал, ты до ночи без памяти проваляешься, или вообще помрешь. А ты видишь, каким живучим оказался!
— Да, я такой… — взгляд его опять скользнул по стенам, по запертой двери и вновь остановился на гриле. — А ты, вообще, кто?
— Я? — Грил усмехнулся. — Грил!
— Хорошо, тогда я — человек.
— Будем знакомы, человек.
— Будем знакомы, грил… И как долго ты тут собираешься торчать?
— Так же, как и ты — пока не приедут работорговцы.
В ответ на эти слова он громко рассмеялся.
— Ты вообще в курсе, что работорговля запрещена, грил?
— Скажи это тем лохматым уродам, что сейчас пьют и веселятся в комнате за этой стеной… — Хмыкнув, грил подолбил кулаком по бревну. — А нас с тобой никто не спрашивает, человек!
— А напрасно… Я бы поделился своим мнением по этому вопросу…
Вскоре на него навалилась усталость, и он прилег на кучу сены в углу. Когда проснулся, уже было темно, в оконце помаргивала одинокая звезда. Ночь была лунная, но свет от нее почти не попадал внутрь их темницы.
Засовы на двери залязгали, петли заскрипели, лунный свет хлынул наконец внутрь.
— Очухался, сопляк? — в темницу вошел тот самый неандер, в которого он попал камнем. Голова у него была перевязана. — Это хорошо, потому что завтра покупатели прибудут, и тебе лучше быть в форме. Если они ничего не заплатят, придется скормить тебя свиньям…
Неандер поставил у входа мятое ведро с водой и кинул на пол несколько хлебных огрызков.
— Жрите, и помните мою доброту! — И вышел из темницы, засовы вновь залязгали.
Грил мотнул головой на двери.
— Это был Крот… Где-то черепушку повредил…
— Это я ему камнем пробил, — сообщил он. — Но это только начало… Ты заметил нож у него на поясе?
— Нож? — Грил поморщился. — Заметил. И что с того?
— В следующий раз я должен его забрать.
— Зачем? Ты их всех ножичком собрался перерезать, что ли? Они тебя мало били?
— Мне нужно оружие, грил! — ответил он мрачно. — И я его получу. И тогда посмотрим кто из нас чего стоит…
Глотнули немного вонючей воды, сгрызли весь хлеб. Потом снова легли спать, и на это раз он не просыпался до самого утра, пока его не разбудил какой-то шум и грохот снаружи. Грил, вырвав паклю между бревен, пытался рассмотреть происходящее.
Кто-то громко рассмеялся, что-то звякнуло, заржала лошадь. Потом снова послышалось ржание — на этот раз человеческое.
— Что там? — поинтересовался он.
— Покупатели приехали, — сказал грил. — Встречают, как дорогих гостей, чарку каждому поднесли… Сейчас пировать начнут. А потом и нас покажут… Молись, чтобы мы им приглянулись!
— Пусть они молятся, чтобы живыми остаться…
Он тяжело поднялся с пола, подошел к грилу и оттолкнул от щели. Сам выглянул наружу. Неподалеку от колодца остановились два больших фургона, лошадей уже распрягли, вокруг расхаживали, разминая затекшие ноги несколько сапиенсов с оружием в руках. Мечи, арбалеты, копья. Принимая во внимание быстро возникший в голове план, выглядело все это неплохо.
Очень неплохо… Интересно, когда за ними придут?
Пришли через четверть часа. Засовы вновь лязгнули, двери распахнулись, впустив внутрь запахи разбойничьего двора: конского навоза и пота, травы, металла. И был еще запах крови. Звуки тоже ворвались вместе с запахами, и это был лязг, стук, хохот, какие-то обрывки фраз на непонятном языке…
Первой в помещение вошла тетка — лет под сорок, высокая и в теле, а вот платье на ней почему-то было коротковатое, едва прикрывающее мясистые колени. Обута она была в деревянные остроносые башмаки, а в каждой руке держала по ведру с водой. Лоснящиеся пряди светлых волос торчали из-под косынки. Следом за ней вошел Крот с перевязанной головой.
— Что, проснулись уже? — весело спросил он. Судя по широкой улыбке, разделившей его лицо на две части, настроение у него было хорошее. — Радуйтесь, сейчас вас будет мыть эта прекрасная женщина!
И он игриво шлепнул тетку по заду. Та на это никак не отреагировала, только по-хозяйски осмотрела пленников.
— И без фокусов тут! — прикрикнул Крот все так же весело. Видимо, он даже и представить себе не мог, что кто-то здесь способен на какие-то «фокусы». — Если что — накажу обоих!
Отчего-то хохотнув, он погрозил пленникам пальцем и хотел уже было выйти, как его окликнули:
— Одну минуту! Как вас там?.. Крот? У меня есть один вопрос… — Он оттолкнулся лопатками от бревен, потому что все это время стоял, прижавшись спиной к стене, и подошел к неандеру.
— Чего тебе, сопляк?
— Тут такое дело, Крот…
Он развел руками, а в следующую секунду молниеносным движением выхватил у него из ножен его же нож и несколько раз — пять или шесть — очень быстро ткнул ему в живот. Крот даже ахнуть не успел, только мелко вздрагивал при каждом ударе и смотрел удивленно, как по лохмотьям на нем начинает расползаться темное пятно.
— Ты это что?.. — только и спросил Крот как-то очень уж тихо.
А он между тем быстро шагнул Кроту за спину, коротким пинком поставил его на колени, схватил за подбородок и вздернул кверху. Быстрым движением разрезал неандеру горло, некоторое время удерживал его, пока кровь фонтаном плескалась во все стороны, а потом отпустил. Крот безжизненной тушей рухнул на охапку сена, лишь одна нога еще некоторое время подергивалась.
— Я помню твою доброту…
Тетка с ведрами при виде всего этого лишилась дара речи. Она так и не опустила ведра на пол и наблюдала за происходящим открыв рот. Грил у стены смотрел на мертвого неандера, вытаращив глаза, и бормотал беспрерывно: «Ты что наделал? Ты что наделал?»
По руке стекала кровь и капала на пол, но ему было плевать на это. Когда Крот утих окончательно, он повернул голову к тетке.
— Дай угадаю… — сказал он. — Ты — Бо?
Тетка торопливо закивала.
— Хочешь жить, Бо?
— Х-х-хочу…
— Ну, не знаю! Ты как-то неуверенно отвечаешь!
Ведра с грохотом упали на пол, вода расплескалась.
— Хочу! Очень хочу!
— Тогда слушай меня, Бо… Я сейчас отсюда выйду, а ты останешься здесь, и будешь сидеть тихо ровно час. Потом можешь идти куда захочешь. Выйдешь раньше — мне придется тебя убить. Ты поняла меня, Бо?
— П-поняла…
Тогда он посмотрел на ошарашенного грила.
— Приятель, ты со мной, или останешься здесь вместе с Бо? Она — так себе компания, особенно для грила.
— Единый Разум! — воскликнул грил. — Я даже теперь и не знаю… А нас не убьют?
— Будешь держаться рядом и не дурить — не убьют.
— Тогда я с тобой…
Он усмехнулся, немного приоткрыл дверь и осторожно выглянул наружу. Во дворе кроме лошадей уже никого не было, а вот из дома доносились голоса и хохот. Убрав руку с ножом за спину, он вышел наружу, быстро прошел вдоль стены, пригибаясь под окнами, а когда дошел до помещения, из которого доносились голоса, то остановился и осторожно заглянул в окно.
— Что там? — тревожно спросил грил из-за спины.
Он сразу одернул голову от окна.
— Там около восьми сапиенсов, сидят за столом. Едят и пьют… Ты умеешь драться, грил?
— Да как тебе сказать, человек… Помнится, в детстве я здорово отлупил одну девчонку в нашей песочнице. Ух она и орала…
— Девчонку? Ты мне сразу не понравился, грил.
— А я вообще мало кому нравлюсь. И меня это обижает… Может, мы все-таки не пойдем внутрь? Просто украдем у них лошадей и убежим.
— Лошади уставшие, далеко мы не убежим… Этот вопрос надо решать сразу и навсегда… Хорошо, оставайся здесь, я справлюсь сам.
— Но их там восемь!
— Значит, мне придется напрячься…
Он еще раз заглянул в окно. Нет, не восемь. Девять. Что ж, совсем как в прошлый раз, в той заварушке у Багровой Излучины. Их тоже было девять, и все это были бывалые воины с оружием в руках, а не какие-то пьяные работорговцы…
Он вскочил на крыльцо, открыл дверь и быстро скользнул внутрь. В первое мгновение никто ничего не понял, и он знал, что именно так и будет. Поэтому не стал тратить времени понапрасну. Стремительно подошел к столу, сразу вогнал нож в горло сидящего к нему спиной неандера и одним рывком выдернул у него из ножен меч. Хороший такой меч, удобно в руке лежит. По тяжести — с самый раз…
Одним ударом этого меча он отправил на пол сразу двоих, визжать и искать кровью. Секунду спустя один разбойник — кажется, это был Бобер — вскочил на ноги и тут же лишился головы, но почему-то так и остался стоять, придерживаясь за стену.
Удар влево, удар вправо, укол вперед. Шмель, с перемазанной жиром мордой, уже опомнился. Запрыгнул на стол и швырнул в него огромную деревянную кружку. Он легко отбил ее мечом в сторону, схватился за край стола и рванул его вверх. Зазвенела и загрохотала посуда, падая на пол. Шмель с диким воплем завалился на спину, а через секунду у него в брюхе уже торчал клинок. Оскалившись, Шмель вцепился в него руками, с изрезанных ладоней потекла кровь. Тогда он немного провернул меч вокруг своей оси, расширяя рану.
— Тише ты…
Шмель сразу обмяк.
Остался последний. Этот — из приезжих работорговцев, хлипкий такой на вид человечек. Бородка козлиная, усики тоненькие, а глазки испуганные-испуганные. Ручки свои худенькие сразу вверх задрал и заголосил:
— Я ни при чем! Я ни при чем! Не убивай меня, я просто хозяин фургонов, меня наняли, чтобы доставить груз! Не убивай…
Он едва ли не плакал, настолько ему не хотелось умирать. Тогда он опустил меч и подошел к Бобру, который так и стоял без головы, придерживаясь за стену. Толкнул кулаком в плечо, и Бобер сразу же рухнул. Из шеи его, пульсируя, все еще выплескивалась кровь.
Он неспешно прошелся по комнате, то и дело бросая хмурые взгляды на хлипкого хозяина фургонов. Тот уже откровенно трясся, зубы его клацали. Некоторые тела на полу едва заметно копошились, в агонии должно быть. Но добивать их не имело никакого смыслы, они все равно уже были мертвы…
— Какой здесь поблизости крупный город? — спросил он, старательно вытирая меч о чей-то труп.
— Поблизости?.. — Клац-клац-клац — слышно, как стучат зубы хозяина фургонов. — Поблизости нет крупных городов. Но за пару дней можно добраться до Уис-Порта…
— Это на севере?
— Да…
— Это хорошо, это мне подходит… Ты знаешь, как туда проехать?
Хлипкий сразу закивал.
— Знаю! Но двигаться придется вдоль опушки, чтобы не встретиться с арахнусами…
— Имя!
Хлипкого затрясло пуще прежнего, лицо его сморщилось так, словно он собирался разрыдаться.
— Чье, мастер⁈
— Твое, идиот!
— Гнут Лимос, мастер! Гнут Лимос!
— Слушай меня, Гнут Лимос… Сейчас я тебя убивать не стану. Взамен ты доставишь меня до города, и если все пройдет гладко, то не убью и в Уис-Порте… И может быть даже заплачу тебе золотом.
— Спасибо, мастер! Вы очень хороший человек!
— Кому как, Гнут Лимос, кому как… А сейчас собери все оружие, деньги и жратву, которые найдешь в этой комнате. И тащи все это в один из фургонов. Мы скоро уезжаем…
Сказав это, он ногой распахнул дверь и вышел на крыльцо. Грил сидел на том же самом месте под окном и смотрел на него вытаращенными глазами.
— Ну? Чего уставился? Иди лучше в дом, помоги козлобородому собраться.
— Ты очень меня удивил, человек, — сказал грил, качая головой. — Кто ты такой, вообще? Я все видел в окно… как ты их всех там… покрошил…
— Я там работал, грил. Просто работал.
Спустившись с крыльца, он сразу направился к фургонам. Это были добротные повозки, полностью деревянные, на ребрах усиленные железными полосами. Окна имели ставни, которые можно было закрыть изнутри, и забраны решетками. Фургоны имели по две двери, одна из них находилась сбоку и была оборудована выдвижной подножкой на две ступени, а вторая вела прямиком на козлы, на которых вполне могли расположиться одновременно трое сапиенсов солидных габаритов. На крышах со стороны козел были установлены небольшие аркбаллисты.
Он распахнул двери первого фургона. Там было пусто, вдоль стен стояли прибитые к полу лавки на десяток мест. Тогда он подошел ко второму фургону. Внутри что-то глухо стукнул и сразу стихло. Он на мгновение замер, затем отодвинул железную щеколду и рывком открыл дверь, выставив перед собой меч. Впрочем, сразу его опустил.
Этот фургон был точно таким же, как и первый, но на лавке прямо напротив двери здесь сидела человеческая девочка лет десяти-одиннадцати. Одета она была в длинное, почти до пят, серое платье; приглядевшись, впрочем, он понял, что никакое это не платье, а просто длинная мужская рубаха, которую ей просто подвязали на поясе куском веревки. Грязные волосы торчали в разные стороны, обветренные искусанные губы были испуганно поджаты, но сверкающие в темноте фургона глаза смотрели пронзительно и даже с ненавистью.
— Ты кто, детеныш?
Молчание. Похоже девочка просто не поняла, что обращаются именно к ней. Тогда он повторил свой вопрос.
— Сита… — слегка хрипло ответила девочка.
— Что ты тут делаешь, Сита?
Девочка немного помолчала. Потом пожала плечами.
— Не знаю… Нас всех забрали, а потом куда-то повезли…
— Всех?
— Ну да… Меня, маменьку, папеньку…
— И где же твои маменька с папенькой?
За спиной раздался грохот — Гнут Лимос бросил на землю охапку оружия, которое принес из дома.
— А маменьку с папенькой сожрал аллозавр, — сообщил он. — Пару дней назад, на водопое. Я успел вогнать в него снаряд из аркбаллисты, но было уже поздно — он разломал мой третий фургон, мгновенно разорвал двоих, а третьего схватил за голову и утащил с собой… Жутковато было. Я даже в штаны наложил. Не вру. До сих пор воняет…
— Это все были рабы? — спросил он хмуро.
— Два раба и один извозчик. Аллозавру не важен твой статус… Мастер, я тут собрал все деньги, какие нашел… — Гнут Лимос протянул ему увесистый мешок. — Здесь тысяч на пять тэйлов, не меньше…
Слушая эти слова, он поигрывал мечом, то и дело исподлобья поглядывая на хозяина фургонов. Потом сплюнул.
— Грузи все в этот фургон и запрягай лошадей. Мы уезжаем…