Мой Неидеальный прынц

Глава 18

Власть над замком — это одно. Но настоящее испытание наступило, когда я впервые решила покинуть его стены. Не для тайных вылазок, а открыто, как его хозяйка. Поводом стала тревожная весть, принесенная одним из псарей: в ближайшей деревушке, что ютилась у подножия холма Тайлорхолда, началась какая-то хворь. Дети слабели, у стариков поднималась температура.

Льера Брошка, будь она здесь, наверняка бы отмахнулась: «Мужицкие болезни — их собственное дело». Но во мне заговорила учительница, привыкшая к ежегодным осенним простудам и знающая, что запущенный насморк у одного ребенка может обернуться эпидемией для всей школы.

— Орик, я поеду в деревню, — объявила я, заходя в его канцелярию.

Управляющий поднял на меня утомленный взгляд.

— Льера, это небезопасно. И… неприлично. Льерам не подобает…

— Льерам подобает заботиться о тех, кто кормит их замок, — перебила я его. — Если деревня вымрет, кто будет молоть нашу муку и пасти наших овец? Это вопрос практичности. И кроме того, — я посмотрела ему прямо в глаза, — я буду там под охраной. Или капитан Марк считает, что его солдаты не справятся с кучкой больных крестьян?

Марк, присутствовавший при разговоре, скрипнул зубами, но кивнул. «Проводить разведку и оценить угрозу замку» — такая формулировка была ему понятна.

Через час маленький кортеж в составе меня, Кристины (в качестве компаньонки и переводчика с местного просторечия), капитана Марка и двух его самых нелюдимых солдат двигался по пыльной дороге к деревне.

Деревня Тайлоров Крест оказалась скоплением двух десятков покосившихся изб с соломенными крышами. Воздух был густым от запаха дыма, навоза и чего-то сладковато-гнилостного — запаха болезни.

Нас встретили с опаской. Мужики сняли шапки, женщины низко кланялись, пряча испуганные глаза. Староста, сгорбленный дед с лицом, испещренным морщинами, как карта неизвестных земель, вышел вперед и начал что-то бормотать о «милости льеры» и «нестоящем внимания недуге».

— Покажите мне больных, — сказала я просто, отсекая церемонии.

Меня привели в первую же избу. Духота была невыносимой. На грубой лежанке лежал мальчик лет семи. Его лицо пылало жаром, губы были потрескавшимися. Он слабо стонал. Рядом сидела мать, с глазами, полными безысходного ужаса.

— Он кашляет? — спросила я, касаясь его лба. Лоб был огненным.

Женщина молча покачала головой.

— А живот? Болит?

— Слабый совсем, льера, — прошептала она. — Ни есть, ни пить не хочет. Только спит да горит.

Это было похоже на сильное истощение и обезвоживание. Не чума, слава богам. Но в таких условиях банальная простуда могла стать смертельной.

В следующей избе нас ждало зрелище похуже. Пожилой мужчина, с мозолистыми руками, сидел на лавке, скрипя зубами от боли. Его нога, от ступни до колена, была обернута грязной тряпкой. Когда он, по моему приказу, размотал ее, Кристина едва не сдержала рвотный позыв. Рана на голени, похожая на глубокую царапину, почернела и гноилась, от нее шел тяжелый, сладковатый запах некроза.

Капитан Марк мрачно хмыкнул:

— Ногу резать. Или помрет.

Мужчина понял его взгляд и забился в истерике, запричитав, что без ноги он — пропащий человек, кормить семью не сможет.

В этот момент что-то во мне щелкнуло. Я была не просто наблюдателем. Я была здесь единственным человеком, кто мог что-то сделать. Мои знания из курса первой помощи и те самые часы, проведенные за изучением «Herbarium Magnum», вдруг сложились в единый план.

— Никто никому ногу резать не будет, — твердо заявила я. — Кристина, вскипяти воду, которую мы привезли с собой. Капитан, ваш фляжный спирт. И найти мне чеснок, лук и мед. И… — я окинула взглядом придорожные заросли, — найти растение с большими, широкими листьями, похожими на лопух, и колючими фиолетовыми цветами.

Все смотрели на меня как на сумасшедшую. Но тон приказа не оставлял сомнений. Пока Кристина кипятила воду, а солдаты рыскали по огородам, я взяла свой небольшой дорожный кинжал и обеззаразила его лезвие в спирте.

— Держите его, — приказала я солдатам, указывая на раненого.

Очистка раны была кошмаром. Гной, почерневшие кусочки плоти… Я дышала ртом, стараясь не смотреть на бледное, залитое потом лицо мужчины, который кричал, когда я выскребала зараженные ткани. Но я знала — это единственный шанс. Потом я промыла рану спиртом, залила медом (природный антисептик) и наложила кашицу из раздавленного чеснока и лука.

Как раз в этот момент один из солдат принес огромный лопух. «Лапух», как его здесь называли. Я велела растолочь его корень, залить горячей водой и дать настояться. Получился горький, терпкий отвар.

— Это для ребенка, — пояснила я смущенной матери. — По чайной ложке каждый час. Он укрепит силы и собьет жар.

А широкие листья лопуха, ошпаренные кипятком, я наложила поверх луково-чесночной кашицы на рану мужчины и примотала чистой (относительно) тряпкой.

— Меняйте повязку и лист два раза в день, — наставляла я его жену. — И поите его этим же отваром. И самого ребенка тоже.

Мы пробыли в деревне до вечера. Я обошла все дома, оставив везде указания: кипятить воду для питья, проветривать избы, кормить детей и стариков тем самым отваром из «лапуха» — общеукрепляющим и жаропонижающим, если верить трактату.

Когда мы уезжали, староста деревни не кланялся. Он смотрел на меня. И в его старых, выцветших глазах был не страх и не подобострастие. Была надежда. И благодарность.

— Льера… — прохрипел он. — Мы молиться за вас будем.

— Лучше мойтесь, дед, — устало улыбнулась я ему в ответ. — И детей мойте. Это полезнее молитв.

Обратная дорога была молчаливой. Даже капитан Марк не проронил ни слова. Лишь когда ворота замка уже были близко, он негромко бросил:

— Вы рисковали, льера. Эта грязь… эта болезнь…

— Я рисковала, капитан, чтобы не рисковать потом, когда эпидемия постучится в наши ворота, — ответила я, глядя на освещенные закатом стены Тайлорхолда. — И, кажется, я нашла новое применение для ваших солдат. Завтра организуйте команды. Нужно выкопать в деревне пару ям для мусора и показать им, как делать простейший фильтр для воды из песка и угля.

Марк лишь покачал головой, но в этот раз в его жесте было больше изумления, чем протеста.

Вернувшись в свою комнату, я с наслаждением умылась и переоделась. Я вся пропахла дымом, болезнью и отваром из лопуха. Но на душе было светло и спокойно. Я сделала что-то настоящее. Не политическую интригу, не борьбу за власть, а просто помогла людям.

И в этом был свой, особый вкус победы. Победы не над врагом, а над безысходностью. И это ощущение было куда ценнее, чем страх, который я внушала слугам, или неловкое уважение капитана Марка.

Я подошла к окну и посмотрела в сторону деревни, где уже зажигались огоньки. Там теперь знали, что льера Тайлорхолда — не призрак в черном одеянии, а женщина, которая не боится грязи и знает, как использовать корень сорняка, чтобы спасти жизнь.

И это знание было моим самым главным оружием. Оружием, которого так не хватало в этом жестоком мире.