Мой персональный робот

Глава 16

Ллен

Она пыталась себя отвлечь, он видел. Думая, что он отключен, слонялась по дому – заходила то в кухню, то в кабинет, подолгу стояла у окна. Боролась с собой. Хелену одолевали сомнения. Желания и инстинкты боролись с принципами и логикой. Впустую.

Ей хотелось мужчину.

Не робота.

Он понимал.

Наверное, она права, не стоило впутывать сюда чувства, он на задании. Просто выстоять, просто дождаться конца миссии, уйти.

Но чувства Ллен уже тоже вмешал, и вытащить их обратно не было такой же возможности, как вытащить всыпанную в просо муку. Хотя, ту можно было просеять. А как протащить обратно через шестерни рационализма собственное желание к ней приблизиться?

Он говорил себе «стоп, вернешься домой, любая женщина будет твоей», говорил и не хотел любую. Он плыл там, где не должен был. Впервые его тащило не по течению, не против, а к одной-единственной, к её застывшей у окна фигуре.

Какого мужчину она хочет, каким именно образом – он может прочитать, может стать любым. Вести себя согласно её потаённым мечтам. Беда только в том, что он не желает заранее об этом мечтать, он желает быть… собой. Либо принятым, либо нет.

Достаточно иллюзий.

Возможно, он продержался бы дольше.

Но она вернулась в коридор, остановилась напротив него, молчала. И он, не имея на то её разрешения, открыл глаза. Не глаза робота, но свои глаза, человеческие, понял, что не сможет не действовать.

Потому шагнул вперед.

Предупредив её возглас возмущения о том «как он смел?», просто качнул головой и неожиданно поднял ошарашенную Хелену на руки.

Всё, хватит размышлений. В спальню.

Хелена

Наверное, ей всегда так хотелось, чтобы «её не спрашивали». Она бы сомневалась до скончания века, и тут…

Когда её положили на постель, когда поцеловали, Хелена задохнулась от чувств. Именно чувств. Думала, когда ощутит губы Аш Три, его язык, будет детально размышлять о том, «ну и как?» «Напоминают ли поцелуи человеческие? Как вкус, запах? Не ощущаются ли под тканями, похожими на натуральные, механизмы?»

Но она перестала думать совсем, забыла, как это делается.

Рядом с ней был мужчина, никак иначе.

Менее всего она могла предположить в спокойном ранее Эйдане такой напор, такую энергию. Завоёвывающую, укладывающую на лопатки. Поздно сомневаться.

Да и не хотелось…

Хелену целовали так, что она только сдавалась и сдавалась, принимала, позволяла, понимала, что не может отказаться от того, что происходит. Ни с одним партнером в прошлом не испытывала подобного, плавилась свечным воском, тянулась навстречу женским естеством, вплетала себя в Эйдана, пыталась себя отдать.

Не было в нем ни толики смущения, пауз, неуверенности, лишь нежный напор, желающий взять. Взять до конца. Её мечта сбылась – всё именно так и должно быть.

Влажные поцелуи перешли с губ на шею, после спустились до груди, и вновь блаженство. Этот мужчина умел обращаться с чувствительными женскими точками так, будто только этому в жизни и обучался. Он не позволял ей ни подняться, ни перехватить инициативу – «только я, только для тебя». Она ощущала этот посыл без слов. Хорошо, может, однажды нужно позволить себе просто принимать…

Ей целовали живот, после спустились к бедрам, и то был первый момент, когда Хелена неосознанно напряглась – бывало в прошлом, что делали не то и не так. Слишком жёстко, быстро, больновато. Но Эйдан коснулся будто пером, настолько мягко, настолько возможно было. И продолжил столь неспешно и ласково, что с губ слетел стон, улетучилось напряжение, закрылись глаза. Он не торопился, она выбросила попытки начать мыслить – только ощущения, только они, и более ничего. Хорошо, что он не ускорялся, продолжал столь же ласково, как и начал. Даже, когда подключил пальцы, когда ввёл их внутрь, сделал это аккуратно, просто нашел дополнительные точки – рецепторы счастья.

Сколько раз было иначе? Когда слишком часто меняли темп, ритм, движения? Когда гасили начало возбуждения неверными или резвыми порывами, когда ты только начинаешь вставать на ту светящуюся линию, ведущую к финишу, как тут же соскальзываешь с неё?

А тут… Он будто учился узнавать Хелену всю жизнь. Просто нашел самый чувствительный метод, просто повёл её за собой. Хорошо, хорошо, ещё лучше, нельзя же сразу так правильно… Неужели она не соскользнёт в этот раз? Господи, она решилась на акт соединения, возбуждение по нарастающей, по прямой. Мысли в желе; огонь снизу нарастает.

Эйдан не ошибался. Ни в своих решениях, ни с ней. Кем бы он ни был, он добился того, что спустя пару минут Хелена содрогалась со стонами, билась в судорогах оргазма, как в давно желанном волшебном прибое, отдавалась ему всей душой.

И её снова целовали в губы, впитывали каждый стон, гладили по лицу с невидимым посылом «я тут, тут, моя девочка».

Больше он не был роботом.

Может, он вообще им не был? Нельзя быть настолько настоящим, если ты куплен в магазине.

Почему и зачем она упустила столько времени? Нужно было с первого дня… Нужно было, как говорила Виктория, сразу брать от жизни всё. Никто из предыдущих партнеров Хелены не был столь умел, столь верно последователен в своих действиях. Никто не чувствовал её, как женщину, но каждый стремился получить своё личное удовольствие.

В этот раз иначе.

Аш Три не остановился, когда её судороги стихли, когда выровнялось дыхание. Он прижался к её промежности упругой горячей головкой своего внушительно ствола. Но вместо того, чтобы входить с напором, принялся погружать себя по миллиметру. Вперёд-назад, вперёд-назад. Настолько медленно, что она расслаблялась и возбуждалась одновременно, позволяла занимать внутри себя пространство, выдыхала, продолжала не желать включать мысли. Он был не просто хорош, он был идеален…

И, когда Эйдан погрузил себя полностью, Хелена дрожала мелкой дрожью максимального удовольствия. И тут никакой подростковой «борзости», но «я для тебя». Неспешные, очень ласковые толчки в параллели с нежными, почти невесомыми поцелуями. Её любили, вот что с ней делали. Не «имели», не «использовали», её ощущали, как изумительный, нежный и красивый механизм, ей наслаждались.

Вероятно, темп всё же ускорился, уже неясно, потому что голова плыла – просто что-то вновь происходило правильно. Аш Три не стал ощущаться менее напористым, наоборот, его энергия проникала внутрь, заполоняла всё. Она просила, мягко приказывала «всё отдать», отдаться, расслабить любое сопротивление – у Хелены ранее этого никогда не выходило сделать. А тут… Она ощущала главенство мужчины, его заботу, его желание полного слияния, и окончательно сдвинулся с орбиты разум. Кто-то из прежнего опыта часто менял позы, акты казались механическими, похожими больше на съемки порнографического ролика. А сейчас одной-единственной позы было достаточно, чтобы стало ясно – она опять встала на светящуюся линию. Быть не может… Слишком правильный размер, состояние, атмосфера. Когда ей прикусили шею, когда довольно жёстко и так сладко взяли за волосы, стало ясно – она не удержится во второй раз, она снова сдастся.

Эйдан брал. По-настоящему. Он делал так, что она теряла ориентиры, переставала чувствовать что-то одно, но погружалась в мерцающую возбуждением негу, пока не ощутила, что встала на рельсы, ведущие к разрядке. Неужели слишком давно не имела секса, чтобы реагировать сейчас, как нимфоманка? Всегда хотела, чтобы получалось с партнёром «терять голову», и вот голова потерялась. Осталось одно сплошное «да». И это «да» стало в итоге более сильными, жесткими толчками, это «да» принимало и отдавало, оно уже неслось в бассейн с эйфорией, чтобы нырнуть в него с размаху.

Второй оргазм потряс не только тело, но и разум – невозможно так быстро возбуждаться после одного финала, а тут уже другой.

Значит… возможно.

А дальше провал логики, только космос. Парение в невесомости бытия, тихом успокоении. Эйдан, улегшись рядом, положил Хелену себе на плечо, гладил её волосы, гладил лицо. Ей не хотелось иного – только так, так и до бесконечности. Она ощущала себя правильной и красивой, нужной, целой, очень спокойной, отдавшей всё, но наполненной до пределов.

Он утопил её в нежности – этот человек. И не воспринимался больше роботом никак, никогда.

Больше она эту тему в голове не поднимет – кто он. Она просто будет любить его, а он её. Долго, очень долго, вечность.

Именно так она погружалась в сон, лежа на чужом плече, в темной комнате без окон, с чуть приоткрытой в коридор дверью. Наверное, это было эгоистично – не думать о том, нужен ли финал «роботам», и есть ли у них от не свершившейся разрядки дискомфорт. Потому что комфорт был всюду – снаружи, внутри. И было море ласковости, когда знаешь – тебя любят.

Ллен

(FAVIA – Another Light)

Хелена дышала на его плече мирно, спала. Несмотря на полную тьму, Ллену почему-то представлялось, что над ними двумя звёздное небо – мерцают далёкие жемчужины созвездий. Дует тёплый ветерок, пахнет травой, скошенным сеном, и впереди целая жизнь, заполненная счастливыми моментами. Интересно, ей понравится его машина?

Он начал планировать совместное будущее с женщиной?

Эта мысль не тяготила, скорее, удивляла. Эйдан всегда наблюдал за остепеняющимися друзьями с усмешкой, с долей мягкой белой зависти, но себя в союзе никогда не представлял, сам не знал, почему.

А теперь мысли грозили увести далеко, туда, где все было пропитано хрупкими и ценными искорками нежных чувств. Как это происходит в жизни, почему? Встречаешь кого-то, и он кажется тебе поначалу обычным. А после начинают двигаться навстречу спавшие до того пласты внимания, и то, что всегда молчало, вдруг говорит – хочу. Хочу её себе. Не желаю быть врозь, потому что верю, что вдвоём мы проживём больше счастья, чем я позволю себе в одиночестве.

Наверное, он уснул бы с этими мыслями, и утром был бы солнечный свет. Завтрак, обмен новостями, мыслями, зачитывание шуток, тайное любование друг другом.

Но раздался из кабинета сигнал от компьютера.

Сигнал принятого сообщения.

(Biometrix – 28 Days Later)

Прежде чем отправится в другую комнату, Ллен убедился – Хелена спит. Её сон крепок и безмятежен, тело уставшее, пробуждения не будет.

Он просто проверит. Наверное, пришло опять не то…

Отправился, как был, голым, только натянул трусы; свет включать не стал.

Их было два. Письма для шифровки.

Второе.

И третье.

Они пришли оба сразу, одно за другим, и Эйдан, сконцентрировавшись для работы, сделавшись жёстким, понял – он выиграл джекпот. Это последний его день в качестве робота, это завершение миссии. Отлично, всё вышло просто отлично, сообщения пришли ночью, можно поработать над ними тихо, без шума. После удалить из отправленных и дать себе время поразмыслить о том, как и каким образом правильно уходить с Каазу. С ней? Без неё?

Подумает позже.

Первое, что вызвало раздражение, мысли путались. Для того чтобы вытащить из памяти подменные файлы, пришлось напрячься. Чёрт, он сильно расслабился, сменил волну, «размяк». Жёстко фыркнул от мысли «Соберись, тряпка!», сконцентрировал внимание, мысленно достал нужный Дрейков текст и принялся печатать.

По-хорошему, нужно было включить свет, бесила незнакомая раскладка чужой клавиатуры, некоторые символы приходилось подолгу искать. И то, что могло занять полторы минуты максимум, уже растягивалось почти в пять. Ладно, суетиться не нужно. Одна строчка, вторая, осталась третья…

Он нажал кнопку «отправить» вспотевшим от усилий.

Теперь третье.

Стоило открыть письмо, как – чёрт бы подрал эту незнакомую страну – за окном послышался шум. Сначала далёкий, затем всё ближе. Едва ощутимо завибрировал пол, и Эйдан напрягся серьёзнее. Где-то взрывы? Землетрясение? Ракеты? Происходящее стало ясным через какое-то время – в неизвестном направлении перебрасывались отряды повстанцев. По улице, рокоча гулкими моторами, на медленной скорости шла бронетехника, крытые грузовики, оснащённые пулемётами джипы, два танка. Шагали люди в форме, говорили мало. Слушали приказы тех, кто шёл впереди. У всех автоматы, рюкзаки за спиной.

Ситуация однозначно накалялась; гусеницы навсегда портили асфальтовое покрытие, но это, видимо, уже никого не заботило. Значит, начало боевых действий всё ближе.

Он вернулся к компьютеру, чтобы его случайно не высветило жадным и шальным лучом чужого военного фонаря. Принялся вновь искать нужные буквы, упарился уже на первых двух словах…

– Что ты… делаешь? – именно её голос он не ожидал услышать, потому что вниманием был снаружи, следил за отсутствием опасности извне. А опасность поджидала изнутри. – Помогаешь… мне?

Пол дрожал, конечно… Звуки… А Ллен не наложил дополнительное условие «непробуждения» на мозг Хелены. Символ совершенной ошибки теперь мигал в его голове провалом.

– Ты… – Она подошла совсем близко, читала то, что было на экране, – пишешь другое! Ты…

И паника в её глазах. Понимание того, что Эйдан делает нечто такое, что может спровоцировать войну. Растерянность, и через секунду – бешенство, ярость.

– Отойди от моего компа!

Ему пришлось это сделать. Перехватить её попытки отодрать себя от клавиатуры, обездвижить, связать поясом для халата. Какая глупость – пояс! Его бы не хватило для удержания находящегося в ярости объекта, но Ллен нажал точку на её шее вдоль позвоночника. Одновременно с этим дал импульс – «ослабить, обездвижить мышцы конечностей на семьдесят процентов». Рот он заклеил куском скотча.

Плохо. Вот теперь всё выворачивалось плохо, но миссия в приоритете, она должна быть завершена.

Хелену он оставил сидеть на стуле, и девчонка была похожа на кусок стёкшего желе с безумным взглядом. Взглядом полным дикого бешенства и беспомощности. Ещё эта техника за окном, марширующие отряды – как неудачно всё сложилось, когда он полагался на спокойное течение времени под покровом тьмы. Конечно, он услышал бы шаги, дыхание, уловил бы приближение чужой ауры, если бы не ждал чьей-нибудь шальной пули или гранаты в форточку, которую сразу не прикрыл.

Эйдан вернулся к клавиатуре – нужно завершить начатое.

Сзади даже не мычали – вероятно, шок.

Он печатал, печатал, печатал…

Когда закончил, когда отправил третью шифровку, понял, что на улице снова тихо. Куда бы ни направлялись отряды, они миновали дом и ушли далеко вперёд.

Он знал, что когда-то его задача подойдет к концу. Каждая миссия имела начало, середину и завершение. Он только не думал, что завершение будет таким…

Он в трусах. Жёсткий, сосредоточенный, волевой.

И она на стуле, наспех смотанная, как подарочный куль, который и дарить-то не хотели. С разбитым, уничтоженным взглядом, неспособная нормально поднять ни руку, ни ногу. Понимающая, что привела-таки в дом шпиона, позволила ему перехватить контроль, подвела, возможно, систему безопасности, стала триггером к началу боевых действий. Это тяжкая ноша, это невидимая ракета в грудь, в голову, в сердце.

Он мог просто уйти. Провернуть кольцо, вообще ничего не объяснять, но так нечестно, она перестала быть ему чужой. Уже ясно, что в текущих обстоятельствах спокойный разговор не сложится. Если ей разлепить скотч, будет не коммуникация, а глухой, полный боли и отчаяния крик. Слепой ор обезумевшей серены…

Крах в самом конце, когда ничто не предвещало беды.

Если бы он просто принудительно заставил её крепко спать. Если бы… Но начали брать верх чувства, хотелось по-честному, бережно. Дурак. В итоге он не провалил миссию, но нехотя ударил по ним обоим.

И не мог, не должен был теперь бессловесно уйти. Объяснять будет в одностороннем порядке, ей придется просто слушать.

Ллен откатил от компьютера кресло, сел в него напротив Хелены, подался вперед.

И долго молчал.

– Ты всё верно поняла, да. Я – шпион. Но всё не так, как тебе пока кажется.

На него смотрели с болью и ненавистью. Создатель свидетель, он так не хотел. Сложно было говорить, слова не шли наружу, они все покажутся ей ненастоящими, пафосными, смешными, абсурдными. На её месте он воспринял бы всё точно так же. Когда герои фильма в критический момент пытаются объясниться, каждое слово выглядят фарсом, спектаклем, где провал заранее предусмотрен.

Но он продолжил.

– Я – солдат. Солдат отряда специального назначения в другом мире. И меня отправили сюда, чтобы предотвратить вашу войну. Человек, который стоит над нами, видит будущее. Не только нашей реальности, но и других. Он счёл важным, чтобы боевые действия на Каазу были предотвращены.

На него продолжали смотреть раненой мегерой. Сложно ожидать другого.

– Я знаю, что то, о чём я говорю, тебе будет сложно принять, но попытайся.

Наверное, она отгрызла ему сейчас палец, если бы могла.

– Я должен был подменить три конкретных сообщения – в этом заключалась моя миссия. К тебе в дом было не попасть, но мы заранее знали, что ты пойдешь покупать робота. И задача стать этим «роботом» была возложена на меня. И нет, я не робот, я обычный мужчина. Человек.

Скажи он об этом в другой момент, в иной атмосфере, увидел бы, возможно, радость в её глазах, но сейчас взгляд Хелены был пуст, настоящие чувства похоронены под таким количеством разделяющих их слоёв, что не пробраться. Да и он и не хотел делать это прямо сейчас, ему хватало собственной досады.

Тяжелый вздох.

– Хорошо, я не совсем обычный, поэтому ты воспринимала меня роботом. Я – гипнотизёр. Умею воздействовать на мозг другого так, чтобы заставлять видеть иллюзии. Меня называют «хамелеон». Смотри внимательно.

Он сначала «отрастил» себе бороду и длинные волосы. После сделался блондином. Вернул привычную внешность на место, но создал видимость, что на теле мигают кнопки.

– Видишь? Я не меняюсь сам, но могу заставить людей воспринимать себя в любом образе. Поэтому я подходил. И нет, я не желал зла…

Звучало поверхностно. Как будто он силился вложить глубинный смысл, но изрекал невнятное бормотание пьяного неадеквата. И становилось ясным, что количество трещин в разделяющем их невидимом стекле, делалось все больше. Тысячи расколотых граней, миллионы – сейчас она осознавала, что обманывалась с самого начала, в каждой минуте, в каждом дне. Её использовали, как марионетку, ей манипулировали, как куклой. Тяжкое знание.

Но не нужно ему сейчас лезть к ней в душу – там всегда было хрупко, он успел починить так немного. А теперь разрушал остатки просто потому, что держать при себе правду более не желал. Однажды ей нужно было выйти наружу. Конечно, хотелось бы мягче…

Тяжело было и ему самому.

– Я обеспечил вашей стране мир. Всему Каазу. – Молчание гробовое; её тяжелое неровное дыхание. – Не шифруй более ничего, не подходи к компьютеру – всё уже сделано. Займи себя чем-то другим, найди другую работу, поняла?

Напротив потерянная и разбитая глыба льда – человек, застывший на грани безумия. Плохо. Наверное, не одна миссия лично для него не заканчивалась персональным провалом. Но эта – да.

– Ты потратила на меня деньги, я знаю. – Он вздохнул. – На полке рядом с маслом для массажа кредитка. Там больше, чем сумма, которую я «стоил». Пин-код на обратной стороне. И нет, я тебя не использовал «под шумок». Твоё тело. Я прикасался к тебе, потому что начал видеть в тебе глубину, женщину. Потому что начал чувствовать необъяснимое сам.

Лучше бы последнее он не добавлял. Хелена сейчас была не в той кондиции, чтобы верить. И отлепи он ей сейчас скотч, она загрызла бы его целиком.

Но кляп снять все-таки было нужно.

Эйдан нехотя поднялся, знал, что настало время уходить. Пока так.

Содрал «пластырь» рывком, наверняка выдернул ей все невидимые «усики».

– Прости, – сумел выдавить лишь это.

А через секунду, зная, что эти слова дались ей крайне тяжело, услышал.

– Вали отсюда.

Ожидаемо.

Наверное, размер собственного ущерба он оценит позже. Её, возможно, никогда.

Сообщил лишь:

– Сейчас я сниму с тебя верёвку и верну конечностям тонус. Сиди. Я уйду. Не приближайся к компьютеру.

Ему хотелось видеть ту девчонку, которая засыпала на его плече совсем недавно, но Ллен знал, что больше её не увидит.

Потому, освободив пленницу, он, как был в одних трусах, не возвращаясь за одеждой, провернул на пальце кольцо.

Будет вспышка – она её запомнит. И то, как растворится его силуэт.

Хелена

Она чувствовала себя просторной комнатой, где вот только что случился полный хаос – пошатнулись стены, разбилась крыша, вылетели окна. Полный вакуум – ничего. Как будто кто-то, пока она находилась в шоке, вымел с пола пыль и крошки, осколки, вычистил пространство, как в операционной.

Наверное, так ощущает себя статуя, в которую попала пуля – мрамор долгую секунду кажется целым, но структура уже разъехалась на части, осталось дождаться, когда пласты начнут движение к земле, чтобы там обрести состояние свободных молекул.

Любая мысль опасна, любой шаг – шаг к внутренней мине.

Можно только сидеть, не двигаться, не думать…

Темнота показалась особенно плотной после того, как схлопнулась вспышка открывшегося на пару секунд портала, куда шагнула мужская фигура.

Изумление, пустота и апатия.

Эйдан ушёл… куда-то. В другой мир? Нельзя пока об этом размышлять, иначе, как в палате психиатрической клиники, тебе сразу принесут таблетки и смирительную рубашку.

Он…

Был.

Настоящим.

Он всё это время был человеком – как так? Она ведь это знала, чувствовала. Но не верила себе, не имела повода сомневаться, должна была держаться логики.

Держалась.

За окном тихо. Более ни отрядов, ни техники. А Хелена ощущала себя птенцом, которого раньше поили только материнским молочком, а тут вдруг впихнули в глотку гору цемента – на, переваривай!

Переварить не удавалось.

Слишком резко сменились кадры фильма, подменилась с одного жанра на другой реальность. В прошлой – у неё был стабильный друг-робот. В новой – драма и никого.

«– Не подходи к компьютеру, ничего не шифруй…».

Он шифровал сам, вместо неё. Кто-то подсказал ему наперёд о том, что случится на Каазу – такое возможно? Подстава? Ловушка? Правильный поворот в судьбе её мира?

Ныли и пульсировали виски; валялся на полу пояс от халата – она выкинет его теперь, чтобы ни о чём не напоминал.

Тиканье часов, секунды гулкой страшной тишины.

Он что-то шифровал… Что?

Не успев остановить себя, Хелена поднялась, подвинула пустое кресло на колёсах обратно к компьютеру, убрала хранитель, ввела пароль. И открыла «отправленные», долго вчитывалась в ряд букв и цифр – клон её собственной системы кодирования.

Оригинал сообщения имел запрос подвести по указанным координатам оружие.

«Подмена» гласила о том, что будут проведены некие переговоры, курьер отправлен – это о чём?

В третьем значилось дата начала неких действий.

Эйдан писал про «отмену, отбой».

Спасал её страну? Не врал?

Она не могла ничего логически соединить, не умела сейчас начать связано думать – внутренний мир более не был целым.

Получается, всё это время, когда его выбирали в магазине, когда доставляли домой, Аш Три насмехался над ними – над ней и Тори? Когда они осматривали его голым, когда лезли в трусы? Конечно, каким ещё он мог им показаться, если являлся настоящим? А они так восхищались похожестью материалов, из которых Эйдан был создан, на человеческие…

Дуры… Дуры! Он выставил их дурами!

Внутренний вакуум расползался.

О чём он думал, стоя у стены, притворяясь, что заряжается? Когда готовил еду, когда наблюдал, как умытая Хелена, сверкая голыми сиськами, направляется из ванной в спальню? Эрекция? Он упомянул, что у него эрекция? Не соврал. Но от этой мысли ей сделалось окончательно дурно, физически тошно.

Он смотрел с ней фильмы…

Читал переписки с Микаэлем.

Покупал в магазине товары для прыжка, умел собрать из них снаряжение – конечно, если он солдат… И становилось, наконец, очевидным, как в «Военных Товарах» их пропустили «как своих» на входе.

Если Эйдан «гипнотизёр».

Ловко он менял внешность, ловко заставлял её видеть огоньки.

Она везде была идиотка наивная, ей играли, как глупой куколкой, её аккуратно и точно водили вокруг пальца, а она беспокоилась о чистоте его штанин, о запасном наборе одежды.

Сохранять вакуум становилось всё сложнее.

– Мама… – Шепнула Хелена тишине, ожидая, что знакомый голос в сознании, сейчас скажет: «Ну, ты всегда была идиоткой, что с тебя взять?». И добавила сама, не дожидаясь. – Я тупая… Знаешь, я такая тупая!

Старые привычные мамины фразы на ум не приходили, упрёков не звучало. Но показалось вдруг, что обняли тёплые руки – «Дочь, ты не виновата, так бывает. Ты у меня самая лучшая…»

В этот момент включили водопад – полились слёзы. Горячие, обиженные, жгучие.

А после Хелена от отчаяния, от внутреннего раскола, зарыдала в голос.

Части расколотой мраморной статуи полетели на пол.

Уровни. Нордейл.

Ллен

Он шагал босой и в трусах по улице, по сырому асфальту. Дождь перестал, и Эйдан никак не мог понять – нельзя было открыть портал сразу к нему в квартиру? Почему на проспект? Люди отворачивались от странного ходока, как от проклятого, словно молчаливо упрекали – «ты всё сделал не так, ты всё провалил».

– Миссия завершена… успешно, – процедил Ллен сквозь зубы, зная, что Дрейк услышит эту фразу из закольцованного «кармана» так же хорошо, как и из любой другой точки пространства.

«Успешно» – для кого? Для Каазу?

Вот только не для него лично.

Конечно, нужно было сходить в Реактор, доложить обо всём официально, но он не хотел, не сейчас.

Потому что Начальник заберёт кольцо – единственную нить, ведущую назад.

В квартире было пусто и тихо. Как только Эйдан вошёл, снова принялся стучать по подоконнику монотонный равнодушный дождь.

Не хотелось ни есть, ни пить, ни спать, ни думать.

Он так и сидел голый на стуле у стены, смотрел на кровать, где недавно спала Хелена. Ей придётся теперь как-то пережить предательство, а оно, это предательство, ударит по ней хуже, чем весь её прошлый опыт.

Неправильная концовка правильного фильма. Полный крах.

«Она – миссия» – твердила одна его часть. Нужно просто выспаться, посмотреть на всё трезвым взглядом, убрать лишние эмоции. И произойдет переоценка, переосмысление. День-два-три, неделя, и всё высветится под другим углом.

Вот только там, где она сидела на стуле связанная, остались его собственные чувства. Он совершил ошибку, когда вовлёкся сам, когда привязал к себе эмоционально «объект» – стареет? Уже не подходит для подобной работы? Или неожиданно вмешалась в ход событий судьба?

Кап-кап-кап – неровная дробь пасмурной погоды. Здесь не ясно, как тянутся минуты, часы…

До боли в сжатых кулаках хотелось назад. Прямо сейчас.

Провернуть бы средний ободок, услышать в той квартире, где он провёл последние дни, крик – уходи, убирайся!

Смотать бы её своими объятиями, обездвижить. Дать проораться, проистерить, перетерпеть, если нужно, взрыв вселенского масштаба, дать понять, что он не ушёл, он «здесь».

Но продолжал сидеть, слушать дождь, не знал, как правильно, что предпринять.

Если бы определился, уже бы начал действовать, но ступень, куда он пытался поставить ногу – ступень с названием «я знаю точно, чего хочу», – еще не сформировалась под ступнёй, она мерцала. Иногда появлялась, иногда исчезала, и Эйдан плыл между двумя мирами, распыленный и потерянный.

Знал одно – он не уйдёт пока из «кармана», он не отдаст Дрейку кольцо.

Впервые за долгие годы ощущал себя не мужиком, но растерянным пацаном, собственноручно лишившим себя и воздуха, и тепла.