Глава 13

Глава 13.

Обернувшись, он увидел, что Нехти исчез куда-то. Оставив на потом разговор с десятником, Хори решил пока узнать — как там с печью, а заодно проверить конюшни и склады, стоящие рядом. На склад нужна была дверь, и вот где бы её добыть? Его беспокоили воры — не двуногие, а четвероногие. Хотя от них дверь — спасение слабое. Склад или закрома без кота или царской крысы? Это просто подарок мышам… Ихневмон даже лучше — он и змей не пустит. Тоже проблема — где ж его взять? Иштека озадачить? Ихневмон — зверь священный, его нельзя обидеть, приманивая на новое место…

С печью, слава богам, все было неплохо. Она почти не требовала ремонта, и Тури уже месил красноватую глину для обмазки. Его подручный, разинув рот, стоял и смотрел на него, и Хори немедленно направил его на ремонт стены — нечего бездельничать! Сколы и щербины были только снаружи и явно случайны, и печью можно было пользоваться хоть сейчас, что радовало. Со складом и конюшней тоже всё было неплохо.

Сзади заорал осёл, заставив Тури и Хори вздрогнуть и посмотреть на него. Животные уже напились, и теперь, словно певцы перед выступлением, разминали иссохшиеся прежде глотки «пением». Теперь у поилки стояли, не желая отойти, настрадавшиеся ослы нубиек. Судя по всему, ослы отряда разорались именно на них — чужаки и есть чужаки. Вот только ослиной драки тут ещё не хватало! Нубийских ослов водиночку пытался удержать Тутмос, переругивавшийся попутно с не желавшим помочь ему с добычей воды погонщиком. Рыкнув на погонщика и цыкнув на Тутмоса, Хори добился, что ослов чужедальних нубиек поскорее напоили и дали им фуража из отрядных запасов, по той же норме, как и отрядным ослам, что вызвало брюзжание погонщика.

Голову, словно плотничий бурав, всё сильнее свербило ощущение чего-то упущенного. Крайне важного, но позабытого в этой суете и птичьем базаре. Он, наконец, вспомнил — жрец, с которым нужно поговорить, Нехти, и погреб, который он хотел осмотреть. И еще — нубийки, чем-то они его беспокоили. Хотя, возможно, только тем, что они — женщины… Жрец ещё не вернулся, Нехти был занят, и Хори снова полез на верхний ярус башни. Площадка уже была наскоро отремонтирована, и свежепостеленный дощатый настил покрывали обмазкой из глины, песка, рубленой соломы, скошенной сухой травы и навоза. Один солдат ногами месил густую липкую массу в яме, удачно оказавшейся прямо рядом с башней, затем прямо горстями накладывал её в кожаное ведро на верёвке. Его затаскивал наверх второй. Там он, хоть и был плотником, вываливал ведро, сбрасывал его вниз за следующей порцией, а третий и старший из них затем начинал нашлёпывать комки на помост, после чего разравнивал их куском доски, стараясь, чтобы слой не вышел ни слишком толстым — тогда он будет растрескиваться и неравномерно просохнет — ни слишком тонким. Поднявшись наверх, Хори увидел, что это уже вторая обмазка. Пока они внизу разбирались с нубийками, молодцы-плотники уже успели нанести первый слой.

— Подожди, пока обмазка хоть чуть-чуть подсохнет, а сейчас займитесь настилом на этаже внизу.

Плотник подчинился, но с явной неохотой, из чего Хори сделал вывод, что запах внутри ещё не выветрился. Ну, выветрился — не выветрился, а лезть надо, подумалось ему. Оглядев с верха башни всю округу и не заметив ничего тревожного, он крикнул Нехти, вышедшему из конюшен, что спускается внутрь башни и попросил приглядеть за всеми и всем. Дождавшись его ответа, он повернулся к люку и полез вниз.

Запах действительно был, хотя и стал ощутимо слабее. Самое главное — бодрый сквознячок поднимался вверх по лестнице из пробуренных Нехти в нижнем ярусе отверстий. Это позволяло надеяться на то, что всё же со временем от вони получится избавиться. Плотник уже приступил к ремонту. Работы тут было много, но простой — ибо не требовалось, как при строительстве корабля, идеального сопряжения кромок и щели никого не беспокоили. Хори подумал, что полы из дерева ма-ма, наверное, не встретишь и во дворце принца Юга, и улыбнулся. Стало темнее — вверху в проёме показался второй плотник, тащивший охапкой недлинные доски и бруски. Хори свистнул ему, привлекая внимание, и лично принял у него все деревяшки, вызвав некоторую оторопь у подчинённого.

— Ну, чего встал? Бегом за следующими досками! — рявкнул он, чем и привел солдата в чувство.

Хори спросил у старшего команды плотников, сколько времени уйдёт на изготовление двери и хватит ли на неё материала? Хватит ли дерева ещё и соорудить на погреб крышку? Ответ был привычно-уклончив и срок явно был завышен.

— Ты не двери в гробницу бога делаешь, знаешь ли… И не забывай про утративших души, от дверей может зависеть чья-то жизнь! Нужно уложиться в один день, и плевать, как дверь будет выглядеть! Но она должна быть крепкой и прочной, дверь та! — он поймал себя на мысли, что уже, не задумываясь, говорит, как простец из Нубии. Мать бы сморщила недовольно нос… Впервые его кольнула острая тоска по дому — до этой минуты он почти и не думал об этом, просто времени не было. Настроение испортилось враз и, судя по всему, надолго.

Замотав лицо платком, он полез вниз, на самый нижний ярус. Штрафники уже управились с уборкой, но вылезать не спешили. Они сидели на корточках возле отверстий, пробитых и пробуренных Нехти, и о чём-то спорили, да так оживлённо, что и не заметили Хори.

— О чём шум, р-р-работнички?

Сидевшие судорожно и нелепо, мешая самим себе и друг другу, начали вскакивать.

— Да вот, отец мой и командир, — сказал наконец самый бойкий из них, рябой и разбитной парень из Абу. Хори мельком был с ним знаком — его звали Баи-крюк, и он был из ватаги грузчиков в порту, где и заработал свою кличку, нечеловеческую выносливость, натруженные руки и спину, а ещё привычку не лезть за словом в сумку да нахальную щербатую ухмылку.

— Командир! Командир! — донеслись крики с улицы…

Жестом остановив Баи, Хори крикнул, подняв голову к верху:

— Ну что там ещё?

— Следы, командир!

Выругавшись вполголоса, Хори полез наверх, буркнув Крюку:

— После доскажешь, а сейчас — шагом марш к Нехти! Займитесь теперь ямой для отхожего места, в неё все убранное здесь и свалите.

Плотник усердно ремонтировал пол и лестницу, и задерживаться на втором ярусе Хори не стал — ему самому было интересно, что там за следы?

Он подсознательно ожидал, что следы найдёт Иштек, поэтому даже удивился, когда, выбравшись на верхнюю площадку и глянув вниз, увидел там не Богомола, а одного из вожатых собак со своей повизгивающей и приплясывающей на поводке питомицей. К чести Нехти, никого больше рядом с башней, кроме продолжавшего месить глину солдата, не было. Кроме того, с площадки он увидел, что возвращается Саи-Херу и два солдата. Выходит, сжигать останки Потерянных душ остался только один? Почему? Хори спустился вниз, к изнывающему от желания доложить собачьему пастуху. Нехти, которого он хотел подозвать, уже и сам спешил к башне. Дождавшись, когда он подойдёт, Хори коротко приказал солдату:

— Докладывай.

— Мы нашли следы, о командир и отец мой! Их много, и они идут на восход, эти следы! И люди, и животные. И им не больше трёх-пяти дней.

— Хорошо, сейчас дождёмся возвращения остальных, и ты их покажешь. Пока отдыхай и напейся сам, если надо — напои собаку.

Солдат поклонился и отошёл к своим товарищам.

В ворота крепостцы вошёл жрец. Его непокрытая выбритая макушка сияла на солнце, в отличие от мрачного и задумчивого лица. Видно было, что Заслуженный Осёл очень устал — всё-таки он был уже не молод для подобных пробежек, да ещё натощак. Ноги его по колено были покрыты красноватой бархатной пылью, юбка сбилась набок и тоже основательно запылилась. Он тяжело опирался на посох. Нехти глянул на жреца, на появившегося откуда-то Тутмоса и сделал пальцами некое неуловимое движение. Тутмос, низко наклонив голову и раскачиваясь, порысил куда-то. Он, очевидно, правильно понял начальника, и принёс тыкву с водой и перемётную суму, набитую чем-то мягким. Тыкву он с поклоном вручил жрецу, а хурджин уложил на валун, и только после этого Хори догадался, зачем он нужен.

— Присядь, отец мой, отдохни после своих трудов, — мягко сказал он жрецу, указывая на покрытый сумой камень. Жрец, не отрываясь от бутыли, кивнул. Его кадык прыгал вверх-вниз, а какие-то утробные звуки сопровождали каждый глоток. Посох примостился подмышкой, отчего вся фигура жреца, и так довольно нелепая, перекосилась на один бок. Наконец он с сожалением оторвался от тыквы, причём по лицу его было видно, что желудок его уже полон, но пить всё равно ещё хочется. Лысина его мгновенно покрылась капельками пота, и жрец небрежно отёр её тыльной стороной свободной ладони, одновременно передавая тыквенную бутыль стоящему чуть позади Себекнехту. Тот вежливо поклонился и отпил, но было видно, что от жажды он страдает намного меньше. Напившись, он передал бутыль второму солдату.

Чародей, вновь уже опираясь на посох, тяжело (было слышно, как хрустят его коленные суставы) сел и вытянул с облегчённым вздохом натруженные и пыльные ноги.

— Закончили ли вы труды ваши, господин мой и чародей? — спросил у жреца Хори.

— Да, и это было нелегко. Но теперь могу с уверенностью сказать, что вода в колодце чиста, а на каждую тропку вокруг башни наложено защитное заклинание, и закопаны на них в тайных местах черепки проклятий. Чары самые великие из тех, что я мог наложить в меру малых своих возможностей — у меня небольшой запас снадобий и зелий, да и силы не те, но молитвы были крепки и мысли благи и чисты, и это не может не помочь.

— Могу ли я тебя попросить, после того, как ты отдохнёшь и подкрепишь свои силы пищей, уделить мне и десятнику Нехти своё время и благосклонное внимание для совета и наставления в наших планах?

— Хорошо, сын мой. Но я думаю, что нам имеет смысл устроить общую трапезу — в трудное время это сближает командиров с их подчинёнными и помогает своевременно отогнать дурные мысли из сердца. Кроме того, бойцы меньше будут опасаться порчи, насланной на пищу и воду, если увидят, что я благословлю нашу снедь. И, думается мне, будет добрым делом, если я немного расскажу о Потерянных душах, во избежанье, так сказать, лишнего и ненужного.

Нехти одобрительно крякнул. Похоже, он тоже менял свое мнение о жреце в лучшую сторону.

— И — ты не ведаешь еще того, о знающий и достопочтенный чародей, но у нас появились нежданные гости. Это несколько нубиек с детьми. Они совсем дикие, негры те, — тьфу ты, подумалось Хори, опять! Этак я и сам скоро потемнею и стану кушитом! — но мне хотелось бы, чтобы ты проверил их, если это под силу человеку, и сказал — есть ли в их душах умысел и намерения злые, по отношению к нам либо к Та-Кем. Возможно ли это, отец мой?

— Что за нубийки? — встревожился Саи-Херу.

— Они совсем дикие, издалека, с гор востока. Славный и великий отвагой десятник Нехти уверен, что беды от них ждать не приходится, но… По их словам, они умирают от голода там, в своих горах, и собрав всё ценное, дорогое и прекрасное, они направились в пределы Двух Земель добыть еды и испросить позволения на приход большего каравана от племени их и рода. Это четыре женщины и три ребёнка с ними, они пришли издалека, от колодца Ибхут.

— Издалека? Четыре женщины и три ребёнка? И ни одного мужчины? Они не боятся ни львов, ни песчаных бурь, ни стражей пустыни? Странно это…

На лице у маджая вспыхнуло понимание и раскаяние — как он сам не догадался! Где-то неподалёку может таиться засада диких негров, и солдаты, искавшие следы, находились в большой опасности. Хори тоже задумался над этим. Слегка покраснев, он всё же задал вопрос десятнику:

— Нехти, как ты думаешь, может, будет лучше скрыть пока дозорных за стенами?

— Слушаюсь, отец мой и командир! Это будет мудрое решение. Дозволь созвать их?

— Да, сделай это, и поскорее.

Нехти торопливо пошёл к стене. Взобравшись на оборонительную площадку, он огляделся из-под руки, вставил два пальца в рот и пронзительно, заливисто свистнул как-то по-особому, меняя тональность и громкость. Перебежав на противоположную сторону, он повторил все свои действия. Не дожидаясь появления дозорных, он отдал несколько команд, и вот уже солдаты, ремонтировавшие стену, разошлись по ней, кто с пращёй, кто с луком.

В ворота рысцой вбежала первая пара охранения, это были те самые солдаты, что остановили нубиек. Почти следом за ними прибежала и вторая пара. Третья же сильно задержалась, они пришли не спеша, вразвалку. Нехти только что не выпустил из ушей струю пара.

— Это что, шествие юных дев для встречи Ра на празднике урожая? Как солдат должен являться на зов командира? Расслабились? Себя не жалко — пустынные демоны с вами, о других подумайте! Вы будете наказаны дополнительными работами, и сегодня же! — странно, Нехти даже голос не повысил, но его слышали все, даже собака беспечных стражей виновато втянула хвост между задних лап и спряталась за своим пастухом, время от времени озадаченно склоняя голову набок и выглядывая из своего убежища — не миновала ли гроза?

Теперь за пределами стен оставались трое, ищущих следы разбойников — Иштек и два поводыря с собаками. Точнее, четверо — ещё один должен жечь потерявших души.

Нехти, закончив распекать лентяев и назначив им кару, с виноватым видом приблизился к жрецу и Хори. Подумав, что надо как-то смягчить обстановку, Хори улыбнулся и сказал:

— Я думаю, надо заняться ужином. И этот ужин должен быть хорош. Кто у нас лучший повар?

— Из стариков — Иштек, как это ни странно, он может приготовить всё, кроме лика Изиды* и её отражения в Хапи. Из молодых — Тури. Я думаю, он нашёл бы себе место и при Большом доме. Богатые люди ниже по реке готовы отдать большое поместье за то, чтобы у них готовил еду какой-нибудь удивительный повар, и сменять рулон ткани за редкостный фрукт или бутыль вавилонского пива!

Жрец вдруг взмахнул своим посохом с явным желанием ударить Нехти, тот еле успел увернуться.

— Негоже поминать Великий дом и его дела без нужды! Ещё хуже зря поминать богов, а тем более смеяться над ними, это может накликать беду на всех нас. Худо, когда мы должны в неурочное время просить помощи у богов, но ещё хуже — когда боги призывают смертных помочь им в их делах. А Потерянные души — это как раз такое дело. И нам нужна сейчас вся благосклонность всех богов! — жрец явно был сердит, и, вот диво, Нехти втянул голову в плечи и забормотал что-то извиняющееся. М-да, смягчили обстановку… Однако тут произошло такое, от чего и Хори, и Нехти на какое-то время онемели, уж больно это было не похоже на привычного им вздорного и бестолкового Осла. Жрец, кряхтя и опираясь на посох, встал, помолчал, глядя куда-то вдаль, и сказал:

— Я тоже погорячился… Простите меня, нам сейчас надо быть всем воедино. Но и ты, десятник, повинись перед владычицей золота, крылатой хозяйкой великой белой коровы! Я служу её сыну, но её помощь в этом деле будет нелишней. Больше того, именно она может помочь нам больше, чем мой Господин.

Жрец потихоньку стал распаляться, опять становясь похожим на самого себя, брызжущего слюной и не желающего признавать ничьё мнение, кроме собственного. Он повернулся к Нехти и, говоря всё громче и высокопарней, начал тыкать своим пальцем в грудь маджаю, всё сильнее и сильнее, под конец — довольно больно.

— Она знает всё, даже истинное имя Ра! (Тычок пальцем). Всем известно — Изида спасла его от смерти в обмен на это знание. (Ещё тычок). Ей многое подвластно, и особенно — в Дуате*! Осирис — муж её, возрождённый благодаря ей, и она оплакивает каждого ушедшего и защищает его и сама, и в облике Шентаит, ибо она в каждом видит Осириса (сильный тычок). Для мужа придумала она пеленание и священный обряд мумий, который мы блюдём (тычок ещё сильнее)! Именно поэтому не терпит она Потерянные души, ибо крадут они души других мёртвых на тростниковых полях. Её могущество велико! — тычок, но Нехти незаметно отступил и чуть повернулся, и палец жреца не нашёл привычной преграды, а сам Саи-Херу удивлённо воззрился в то место, где, по его расчетам, палец и Нехти должны были встретиться. Палец, казалось, задумался, и затем, вместе с рукой, решил опуститься.

— Она — звезда Сопдет, «госпожа звёзд»* (Сириус), с восходом которой из единой слезинки её рождается разлив Хапи и счастье Та-Кем. Она может мстить, что и показала судьба Сета. Она владыка скорпионов, совместно с Селкет, и она также грозная гиппопотам Хесамут* (Исида, «мать грозная»). Превзойти её в помощи смертным в борьбе с потерянными душами могут только Тот, Анубис и Нейт! Не стоит сердить её. Вот, возьми — и поклонись ей, — и жрец протянул Нехти амулет Тет — узел Изиды, извлечённый непонятно откуда той самой, тыкающей, рукой. Красная яшма вспыхнула каплей крови, как скрепляющая клятва. Нехти почтительно принял камень и начал пристраивать его с другими оберегами на шейной кожаной подвеске.

Опомнившись от удивления, Хори сказал, наконец, то, что считал важным:

— Отец мой, мне кажется, нам троим нужно многое обсудить. Я молод и плохо знаю землю Куш. А дело, как видно, важное, сложное и, как ты сам говоришь, потребует помощи богов.

Жрец снова неуклюже уселся. Покачав медленно головой, он сказал:

— Только не троим, о мой молодой господин. Мне кажется, стоило бы позвать ещё одного человека.

— Кого же это? — спросили хором и десятник, и командир.

— Вы совсем забыли об одном нашем много знающем и опытном спутнике, о младшем писце крепости Кубан.

Нехти хмыкнул. Хори задумался. Писец был очень неприметным и каким-то очень... средним. Он не помнил ни его имени, ни даже лица — за эти дни он ухитрился словно бы ни разу не попасться Хори на глаза. И, судя по лицу маджая — ему тоже. Но, если Хори это не особенно заинтересовало, то Нехти задумался. Вообще Саи-Херу сумел трижды за каких-то десять минут его озадачить — тем, что справился со своим вздорным нравом, тем, что смог заметить в кушитках несообразность, которую должен был бы углядеть именно он, десятник, и вот теперь — заставив задуматься ещё и о писце. Жизнь и война приучили его, что нельзя не обращать внимания на такие вот мелочи. Не то, чтоб он отмечал их специально — это происходило как-то само собой, на уровне подсознательном. Но появление таких незначительных чепуховин, особенно если им не было объяснения, сидело как заноза, раздражало, мешало и заставляло ждать от них бед и неприятностей. А неприметные писцы по его опыту очень часто были именно что предвестниками этих самых неприятностей — или шли рядом с ними, или и вовсе сами ими и являлись…

— Я вот думаю, — сказал Хори, — когда же нам всем лучше собраться? С одной стороны, сейчас ещё много дел, которые нужно успеть сделать дотемна. С другой — вечером будут другие, не менее важные заботы, особенно, если рядом бродят стаи диких горцев и потерянных душ…

— Стыдно в этом признаваться, но я просил бы собраться не сейчас, а после трапезы, — устало сказал жрец, — Во-первых, мне надо отдохнуть, стар я уже так носиться вокруг лагеря и творить волшбу. Во-вторых, солдаты после еды не будут излишне любопытничать, и мы сможем поговорить без помех. Ну, и в-третьих, ты прав, надо и мне поглядеть на этих горных маджаек, да и поговорить с ними. И тут мне как раз поможет достопочтенный Минмесу. Говорят, что он бывал с поручениями в самых дальних уголках Куша и Вавата и даже в Пунте, и знает, по-моему, все наречия и языки здешних мест. Иногда мне кажется, что он знает вообще все языки мира…

Хори догадался, что Минмесу — это и есть тот самый чиновник. А Нехти еще больше насторожился после описания его дарований. Он не особо помнил Минмесу и по крепости, что было странно — не так уж та была велика. С другой стороны, многих ли он знал жрецов и чиновников?

Старик поковылял к саманным мазанкам — то ли искать нубиек, то ли всё же сначала отдохнуть.

— Зря он столько пил воды, — глядя ему вслед, молвил Хори, думая совсем о другом. Жестом ладони он показал Тутмосу на жреца и затем взмахом руки отправил солдата помогать старику. Но больше всего его беспокоили две вещи — четыре его солдата вне стен крепости, хотя отпущенное на поиски время уже вышло, и то, что все работы встали. Это было неправильно. Он повернулся к десятнику.

— Как ты считаешь, можем ли мы, при условии, что оружие у всех будет под рукой, продолжить работы?

— Я думаю, продолжить их можно завтра. Солдатам надо разместиться, нужно распределить смены постов и назначить надёжных караульных, нужно разложить всё из хурджинов на склад. Я думаю, надо только решить что-то с воротами, назначить смены караульных и уже, наконец, накормить людей и дать им отдохнуть. Да и ты, господин — лёг бы пока поспать. Я так думаю, каждому из нас полночи не спать, — ответил ему маджай.

— Я хочу сначала дождаться возвращения всех в лагерь, посмотреть на следы и понять, что да как, — пробурчал Хори недовольно, ибо мысль о сне внезапно показалась ему пленительной, и он понял, что сильно устал за этот бесконечный день.


Глоссарий в порядке появления слов в тексте:


Изида — богиня луны, мать Гора и жена Осириса, одна из главных богинь пантеона.

Дуат — загробный мир.

Звезда Сопдет, «госпожа звёзд» — Сириус.

Хесамут — Исида, «мать грозная», в воплощении бегемота.


Загрузка...