Настоящее прошлое. Однажды в Америке

Глава 5

– Сколько же здесь народа… – очередной раз восхищенно выдохнула Аленка, продолжая вертеть головой по сторонам. – В Кошице намного меньше было!

– Угу! Раз в пятнадцать. – Я улыбнулся и чмокнул любимую в нос. Выглядела она… смешно. Нет, если бы она предстала в полном параде – в спортивном топе, туго обтягивающем крепкую грудь, с закрепленным сверху номером, в беговых шортах, красиво обрисовавших накачанную попку, то выглядела бы сногсшибательно. Но дело в том, что поверх всего этого на нее были надеты моя старая куртка и мои же старые зимние тренировочные штаны с начесом. Впрочем, все окружающие выглядели соответственно… А куда было деваться? Сегодня четырнадцатое ноября, и ночью здесь, в Нью-Йорке, были заморозки. Небольшие. Градуса три-четыре. Но ледок на лужицах пока не растаял. Ибо к настоящему моменту температура едва перевалила за ноль градусов. Нам же предстояло проторчать на старте еще не менее часа. И это еще хорошо, что благодаря мне нас с Аленкой определили в группу «Би», которой, если честно, ни она, ни даже я по уровню вот совсем не соответствовали. Уж больно давно мы не бегали подобные дистанции… Но тут сыграла роль моя золотая олимпийская медаль. Да и слава богу. Потому что стартовать в других группах было намного муторней. В нашей-то было записано всего человек триста, что тоже, конечно, толпень немаленькая, но в следующей за нашей – «Си» – числилось уже около двух тысяч. А в «Ди» – больше пяти! Причем маршрут сразу после старта выходил на мост Verazzano-Narrows, длина которого с подъездными путями составляла более четырех километров. То есть все эти тысячи оказывались зажаты не только между правым и левым отбойниками, но и, так сказать, между небом и водой. И это означало, что даже группа «Си» будет вынуждена километра три-четыре, пока более-менее не растянется, бежать, едва ли не толкаясь локтями и прокладывая себе путь в обход тех, кто на старте решил не разгоняться. А мы, если уж совсем по чесноку, даже на «Си» не тянули. Только на «Ди». А Аленка, может, даже и на «И».

– Ром, а если мы-ы-ы… ну, отстанем, нас могут как-то оштрафовать?

– За что?

– Ну-у-у… мы же мешаться будем. Тем, кто бежит за нами. Их же вон сколько, а ты говорил, что нас в эту группу записали больше за твои прошлые заслуги… – Я огляделся по сторонам. Народу вокруг было действительно до хрена. Не меньше сорока тысяч человек… Ну дык сегодня, четырнадцатого ноября, стартовал один из шести главных мировых мейджоров марафонского бега Нью-Йоркский марафон. Другими пятью были Бостонский, Чикагский, Лондонский, Берлинский и Токийский. Обычно Нью-Йоркский марафон проводился в первое воскресенье ноября, но в этом году почему-то его перенесли на второе. Может, из-за того, что первое воскресенье последнего месяца осени в этом году выпало на седьмое ноября – день Великой Октябрьской социалистической революции? Шучу…

– Не волнуйся. Это наша группа «Би» стартует почти сразу же после профи из группы «Эй», потому что все равно никому из нашей группы догнать их не светит. Остальные же группы будут запускать уже через более долгие промежутки. Так что успеем растянуться, прежде чем нас кто-то догонит.

– А-а-а, понятно… – Аленка кивнула, потом пару мгновений подумала и заявила: – Но знаешь что – ты со мной долго не беги. Сразу иди в отрыв и за меня не беспокойся. Я справлюсь.

Я обнял жену и, не удержавшись, снова чмокнул ее в нос.

– Не волнуйся. Я ведь не собираюсь рваться на какие-нибудь высокие места. Для этого надо было серьезно готовиться, а не так, как сейчас. Так что моя цель – просто пробежать весь марафон. Поэтому мост мы с тобой точно пройдем вместе, а уж потом я слегка прибавлю. Хорошо?

Аленка просияла улыбкой и, потянувшись, чмокнула меня в щеку.

За прошедший год произошло очень много событий, после которых я начал сильно подозревать, что все мое послезнание вскоре может пойти псу под хвост. Просто потому, что ситуация в мире изменится настолько, что перестанет быть как-то похожей на то, что я помнил.

Во-первых, здесь все-таки случилась Чернобыльская катастрофа. В апреле восемьдесят шестого ее удалось предотвратить, причем произошло это, скорее всего, благодаря моим усилиям, а вот в мае девяносто третьего она догнала-таки мир… Причем последствия от «нового Чернобыля» оказались куда более серьезными.

Судя по тому, о чем писали газеты и сообщало CNN, все случилось потому, что те придурки, которых КГБ замел по моему письму, после получения независимости попали под амнистию и вышли на волю в ореоле мучеников от рук КГБ. Мол, ни за что люди сели! И какие люди – профессионалы, редкие специалисты и все, поголовно, патриоты независимой Украины. За это, типа, их и загребли… Не факт, что так утверждали все, кого посадили, но как минимум парочка подобных типов таки нашлась. И их заявления оказались вполне в строку нынешней украинской власти. Вследствие чего им удалось убедить руководство новой, независимой Украины в том, что тот эксперимент, который был сорван исключительно вследствие присущего «кровавой гэбне» идиотизма и врожденной ненависти к исконному стремлению украинского народа к свободе, а украинской науки – нести свет и разум этому миру, провести просто необходимо. Потому что он станет ярким примером того, что украинская наука и технологии находятся на переднем крае научного знания. Ну и экономический эффект также будет очень, очень солидным!

Слава богу, в девяносто втором закончить подготовку не успели – кризис, обрушение цен, разрыв хозяйственных связей… Ну вот совсем в тот год было не до экспериментов. Но к девяносто третьему основные проблемы подготовки удалось-таки решить. С каким качеством – второй вопрос. Семь лет, за время которых и экономика, и наука, и технологический уровень СССР, а затем и независимой Украины неуклонно скатывались в пучину деградации, естественно, не прошли даром. Плюс ситуация усугубилась тем, что, поскольку в апреле 1986-го не случилось того Чернобыля, строительство АЭС здесь никто не прекращал. Вследствие чего к концу девяносто второго года на Чернобыльской атомной электростанции успели возвести новенький энергоблок типа РБМК‐1500 – то есть в полтора раза более мощный, нежели полыхнувший в моей старой реальности четвертый. И эксперимент решили провести именно на нем! Ибо экономический выигрыш на новом, более мощном реакторе должен был выглядеть куда более убедительно. Причем, опять же, поскольку того Чернобыля здесь не случилось, никаких дополнительных улучшений в области безопасности ядерных реакторов, которых после той катастрофы внедрили массу, здесь, естественно, сделано не было. Все ж нормально работает – зачем напрягаться и тратиться… Ну и, до кучи, в развитие ситуации внес свою немалую лепту развал Союза. Потому что многое из того, что имелось во времена СССР и жестко поддерживалось суровой волей и отеческим надзором союзного Средмаша[14], после перехода атомной отрасли в руки властей незалежной Украины было посчитано никому не нужными излишествами и урезано, развалено либо ликвидировано. Мол, Средмаш перестраховывается, потому как в первую очередь занимается «военным» атомом, отчего у него сдвиг на этой почве – нам же, сугубо гражданским энергетикам, многие его нормы и правила не нужны и излишни, да еще и финансово затратны. Так же свою негативную роль сыграло и то, что ранее единые и доступные всему народнохозяйственному комплексу СССР вне зависимости от республиканской принадлежности, технологии и решения уже начали закрываться и превращаться в коммерческую тайну… Все это привело к тому, что, кроме того что полыхнул гораздо более крупный реактор, сама реакция на аварию, во‐первых, прошла с запозданием и, во‐вторых, молодое независимое государство просто оказалось не способно бросить на ее ликвидацию ресурсы хотя бы даже немного сравнимые с теми, что были задействованы в прошлый раз. Их у него просто не имелось… И дело было не только в деньгах, которых у молодой украинской демократической державы было просто тупо в разы меньше, чем у СССР образца тысяча девятьсот восемьдесят шестого года, по которому в тот момент еще не прошлась катком только-только начинавшаяся горбачевская «катастройка», но и в том, например, что наиболее мощные службы, заточенные под ликвидацию подобных аварий, в тот момент, когда произошла эта катастрофа, оказались за пределами недавно ставших вполне себе государственными границ… Вследствие чего даже пожар в реакторном блоке здесь тушили не десять дней, а две с лишним недели! И потушили только после того, как на помощь украинцам были переброшены ликвидаторы из других стран. То есть когда новая, гордая и независимая Украина, осознав таки ту жопу, в которую она попала, начала истерично просить о помощи всех, кого только могла… Причем основная часть помощи пришла, понятное дело, из России. Не говоря уж о том, что среди всех ядерных держав Россия тупо была самой близко расположенной, и в ней было достаточно много ядерных объектов, каждый из которых обладал мощными службами ликвидации последствий аварий на ядерных объектах, именно в ней располагался институт, который разработал сам реактор. Плюс в русских на тот момент еще крепко-накрепко сидел синдром «старшего брата», от которого и в моей реальности мы, с трудом и болью, смогли постепенно избавиться только к двадцатым. Через несколько лет после украинского евромайдана, наслушавшись проклятий бывших братьев и всяких стишков типа «никогда мы не будем братьями», а также кровавой денацификации, которую многие на Украине нам потом так и не простили. Все это и привело к реакции: что ж, не будем – значит, не будем…

Всем окружающим странам досталось по полной. Вернее, судя по тому, что было известно на настоящий момент, Россию затронуло ненамного сильнее, чем в прошлый раз. Упоминалась в репортажах американских каналов и статьях в местных газетах, которые я жадно читал, информация, что русским-де сильно повезло с ветрами… Однако, учитывая, что и реактор был мощнее, и горел дольше – скорее всего вышло, так сказать, «баш на баш». Ничуть не лучше, чем в прошлый раз… Здесь, в Штатах, информации о том, что происходило именно в России, было довольно мало, но из того, что доходило, упоминалось, что пятна загрязнений усеяли Брянскую, Тульскую, Орловскую области и юг Калужской. Практически как в прошлый раз. Я это помнил, потому что моя бабушка по отцу жила в Новомосковске, который и в тот раз задело довольно сильно, за что всем проживающим платили дополнительные отдельные деньги, которые народ метко обозвал «гробовыми». Совсем нелишние. Особенно в девяностые. Поэтому она была в курсе всех новостей в зараженных областях… А вот другим досталось куда сильнее. Из западных соседей больше всего досталось белорусам и полякам. У вторых пятна радиоактивного загрязнения усеяли Подкарпатское и Варминьско-Мазурское воеводства. Причем был момент, когда они всерьез рассматривали эвакуацию Люблина! У венгров заметно задело Южное Задунавье. У болгар накрыло по полной один из их главных курортов – Золотые Пески, краем зацепив Варну. Немцы в панике эвакуировали Росток и две недели держали людей по бывшим гэдээровским пионерлагерям и пансионатам, пока армейские подразделения не провели в зараженной зоне полную дезактивацию. С чем, кстати, изрядно помогли части химзащиты нашей Западной группы войск, бывшей ГСВГ, в настоящий момент активно выводимой с территории исчезнувшего с карты бывшего первого социалистического государства на немецкой земле. А вот американцы слились, выделив в помощь немцам исключительно подразделения военной полиции, которые к тому же разрешили задействовать только за пределами «зоны загрязнения». Вследствие чего немцы глухо роптали. Мол, русские уходят, но все равно помогают, а американцы остаются и ничего не делают… Досталось и чешскому Брно. Кроме того, пятна радиоактивных заражений обнаружили в Дании, Швеции и Финляндии. Но Белоруссию зацепило больше всего. Им пришлось эвакуировать десятки деревень и даже довольно крупный город Мозырь. Причем никто из эвакуированных на сегодняшний день в свои дома пока не вернулся. Да и Западное Полесье накрыло не по-детски. По моим прикидкам, белорусам засрали едва ли не в три раза большую территорию, чем в прошлый раз. А им и тогда сильно досталось.

Услышав о Чернобыле, я немедленно набрал деда и родителей и потребовал, чтобы они бросали все и приезжали ко мне. В тот момент об удачной «розе ветров» еще не было ничего известно, а вот то, что авария произошла на самом мощном блоке АЭС, мощность которого в полтора раза превышала большинство однотипных, газеты уже трубили. Так что я реально пересрал… Слава богу, особенно спорить со мной никто не стал – дедуся и бабуся уже давно были на пенсии, а у отца с матерью на работе все было настолько печально, что держаться за нее не очень-то и стоило. Ну, на случай, если им не дадут отпуск… Так что уже через четыре дня я встречал своих родственников в JFK.

Первыми прилетели дедуся с бабусей, мама, сестра, бабушка из Новомосковска и Аленкины родители. Отец задержался на два дня, потому что к нам должны были приехать родственники с Украины. Для поколения деда семья была непреходящей ценностью, так что сразу же после моего звонка он отзвонился родной сестре, которая жила на Украине, в Белой Церкви, от которой до Киева было всего восемьдесят километров, а до самой АЭС – сто семьдесят пять. Считай, рукой подать! Так что за идею на время перебраться в Москву, где и переждать самое опасное время, наши родичи ухватились руками и ногами! Вот отец и должен был их встретить, передать ключи, деньги на первое время, после чего вылететь к нам.

Кроме того, вместе с отцом к нам должна была прилететь семья Аленкиного старшего брата. Сразу выехать он не смог, потому что, как и в прошлый раз, погрузился в пучину коммерции. Так что, прежде чем уезжать, ему было нужно разобраться с собственным бизнесом. Иначе была немалая вероятность того, что он вернется на пепелище. А его семья решила лететь с ним.

Для размещения прибывающих родственников я снял в Диллоне еще парочку домов, расположенных неподалеку от нашего. Цены на аренду недвижимости в нашем захолустье были щадящими… Домики эти были похуже чем наш – попроще, потеснее, но по советским меркам это было просто роскошное жилье. В каждом было по два этажа, подвал и навес над парковкой для автомобилей, а также небольшой участок, на котором можно было установить тент, стол, пару шезлонгов и барбекюшницу. Гаражей и бассейнов не было. В одном доме было четыре спальни, а в другом – три.

Понятно, что финансирование всех этих перемещений и обустройств на новом месте мне пришлось взять на себя. Но я не особенно переживал. Родные – важнее. К тому же денег было реально до хрена. На минуточку, сейчас в России модным было, заработав миллион, бросить все и уехать в США наслаждаться жизнью. Народ считал, что уж миллиона-то им хватит совершенно на все и до конца их дней. Наивные… Но у меня после всего, что случилось, было на два порядка больше!

Сейчас дедуся с отцом, моей младшей сестренкой, Аленкиным братом, вооруженные роскошным Аленкиным фотоаппаратом, ошивались где-то в толпе зрителей, ожидая, пока нам дадут старт, дабы запечатлеть сие историческое событие и наше в нем участие. Остальная же родня должна была ждать нас в Центральном парке, где был расположен финиш. Вместе с нашими детьми. Впрочем, Аленка должна была закончить раньше, поскольку бежала полумарафон[15]. Потому что бежать с грудью, наполненной молоком, довольно-таки сложно. А несмотря на то что она практически прекратила кормить, то есть молока уже было мало, да еще и перед самым марафоном она сцедилась – за те два с небольшим часа, которые должны были пройти от нашего выхода на старт и до финиша полумарафона, какое-то количество молока в груди точно бы накопилось… Ну да – у нас родился третий ребенок. Мальчик. Уж больно неосторожно мы с ней «отпраздновали» воссоединение семьи прошлым летом… Я предлагал ей не напрягаться и пробежать «спутник», то есть «десяточку», но моя любимая заявила, что уж полумарафон-то она потянет. И это были не просто слова. Снова бегать она начала уже через месяц после родов и к настоящему моменту находилась в отличной спортивной форме.

Она вообще после переезда в Америку как-то истово взялась за себя – начала ходить на массаж, пилатес, группа которого занималась в тренажерном зале колледжа, профессиональный маникюр и все такое прочее типа восковой эпиляции и масок на лицо, шею, грудь и волосы. Я предполагал, что одной из причин такой истовости были все те хороводы студенток и местных молодых девиц, которые она обнаружила вокруг меня по приезде в Диллон. Но тут ей бояться было нечего. После того, что мы с ней пережили в прошлой жизни, из всех женщин Земли для меня на свете существовала только она одна. Что же касается всплесков либидо… так мне уже давно не пятнадцать и не двадцать лет, так что никаких шансов у «нижней» головы заменить собой «верхнюю» теперь нет. А я и тогда смог удержатся и не кинуться ни в какие «новые любови»… Но на все мои объяснения Аленка почти не реагировала. Улыбалась. Кивала. Как-то отшучивалась. И продолжала с отчаянными усилиями шлифовать из себя красотку. А также регулярно доказывать мне в семейной постели, что лучше нее мне никого не найти… А я что? Я ничего. Я был только за. Ну какой мужик отказался бы от регулярных взлетов на пик наслаждения со стройной, спортивной красоткой с ухоженными ноготочками, шелковистой, без единого волоска кожей и шикарными, струящими волосами, в которую он к тому же еще и до безумия влюблен? Ну вот я и… того… также не собирался от этого отказываться. Я что, дурак, что ли?

Во-вторых, в июле в больнице скончался папа Иоанн Павел II. В мире на эту новость отреагировали не слишком бурно, поскольку папа был уже немолод, да и скончался в больнице после операции удаления опухоли в кишечнике, но у меня засосало под ложечкой. Потому что я помнил, что в моей реальности Иоанн Павел II умер где-то в середине нулевых. То ли в 2004-м, то ли в 2006-м… В своем «меморандуме» я писал о нем не слишком много, но упоминал. Особенно его активность в республиках бывшего СССР, в первую очередь на Украине и в Белоруссии. Епископ Войтыла, будучи избран папой, все равно в душе оставался поляком и на своем месте делал все, чтобы создать своей родине наиболее благоприятные условия для возрождения ее силы и влияния. И максимально уменьшить таковые у извечного врага Польши – русских. Впрочем, ругать его за это вряд ли стоит – кто бы из патриотов поступил иначе, окажись он на его месте? М-м-м… неужели это как-то связано? Да нет – бред! Если уж упоминать мой текст – так нашим, скорее, следовало бы нацелиться на Бжезинского или того же Сороса, чем на папу. Да и добраться до них, как мне кажется, было бы намного легче. Все-таки Ватикан едва ли не самая закрытая структура мира. Но и утверждать, что мой текст тут абсолютно ни при чем, я бы не стал.

В-третьих, уже ноябрь, а ни о каком расстреле парламента в России никто не слышал! Нет, Ельцин уже давно вовсю бодается с Хасбулатовым и Руцким, но никаких танков на улицах, ведущих огонь прямой наводкой по Белому дому, так и не появилось. Хотя в прошлый раз все началось еще в начале октября.

Возможно, здесь повлиял Чернобыль. Во всяком случае, сразу после того, как масштабы аварии стали ясны, и Ельцин, и Хасбулатов с Руцким, до того момента все больше и больше повышающие градус конфронтации, слегка поубавили пыл и начали если и не дружно, но уже не так сильно ставя друг другу палки в колеса помогать Украине – техникой, людьми, продовольствием. В Думе была быстренько принята особая программа помощи «братской стране». И Руцкой четыре раза лично летал в Киев на согласование и контроль ее выполнения. Причем один раз он умудрился добраться непосредственно до зоны катастрофы, облетев ее на вертолете и побывав в штабе ликвидации, где ему рапортовал – кто бы думаете – вполне себе еще молодой Сергей Кожугетович Шойгу. Ну как председатель Госкомитета по гражданской обороне, ЧС и ликвидации последствий стихийных бедствий. Вот уж кого на экранах в связи с аварией было много – так это именно его. Намного больше, чем во время операции по денацификации Украины… А сейчас в Киев собирался и Ельцин. Да и вообще, похоже, удар букетом по морде пошел Борьке-алкоголику на пользу. Причем настолько, что его пока никто не называл этим прозвищем. Да и выходок типа публичного обоссывания колеса самолета, дирижирования по пьяни оркестром или беспробудного пьяного сна в момент запланированной и согласованной международной встречи за ним пока отмечено не было. Наш незабвенный Борис Николаевич был энергичен, активен и напорист – мотался по стране и миру, произносил речи, стучал кулаком по столу и обещал, если что, лечь на рельсы вместе с народом. Но толку от этого было мало. Страна шла той же самой траекторией, что и в моей прошлой реальности. То есть по крутому пике.

Кроме данных изменений, несомненно, были и другие, менее громкие, но этот период своей прошлой жизни я помнил довольно слабо. Вернее, не так – то, что происходило в семье, я помнил неплохо, а вот то, что творилось где-то наверху или в международных делах… В тот раз я в это время только перешел из войск в милицию, попутно получив «майора». Что, впрочем, не сильно улучшило финансовую составляющую нашей семьи. Даже и наоборот – ухудшило. Поскольку я служил в непростых войсках, то, кроме денежного довольствия, я получал еще и выплаты за секретность, за сложность и напряженность и кое-какие иные добавки, а перейдя в милицию, я всего этого лишился. Так что все мысли, которыми была заполнена тогда моя голова, – это где бы заработать денег, чтобы прокормить и обеспечить только что увеличившуюся семью. Потому что в это время у нас как раз родился второй ребенок. А машины, чтобы хотя бы таксовать по ночам, у нас тогда еще не было… Как раз в это время Аленка освоила виртуозный номер приготовления полноценного обеда на трех человек из одной-единственной «ножки Буша». Сынчик-то на тот момент потреблял только молочко, а вот доче, которой исполнилось уже семь лет, требовалось как минимум то же, что и остальным взрослым… Завтрак обычно ограничивался бутербродом с чаем. А ужин… бывало, что его и не было. Ну и какой тут может быть интерес к происходящему в высших эшелонах власти в стране или в мире? Вот я ничего особенно и не запомнил. Ну, кроме совсем уж громких вещей типа того же расстрела парламента или чеченских войн. Но до первой из них было еще больше года…

Что же касается наших с Экманом дел, то наша авантюра закончилась вполне успешно. Более того – мы с ним заработали заметно больше, чем выходило по первоначальным прикидкам. Потому что к началу ноября, когда подошел срок отдавать кредиты и нам волей-неволей пришлось выходить из «операции», фунт стерлингов упал до уровня чуть более доллара и пятидесяти центов за фунт. Хотя нервов нам потрепа-а-али… Потому что расследование против нас все равно случилось. Вследствие чего нам пришлось еще почти полгода ходить на допросы и отвечать на вопросы следователей. Но благодаря Биллу все обошлось. Причем, к моему удивлению, в нашу пользу сильно сыграли все те деньги, которые мы потеряли на рискованных операциях в августе – начале сентября. Все те маржин-коллы и потери… Все по русской пословице – не было бы счастья, да несчастье помогло. Так что в конце концов от нас отстали.

Экман ходил гоголем. Ну еще бы – он действительно стал легендой. Интервью у него взяли не только всякие там ABC, NBC и CBC, но и ставшая после Иракской войны чрезвычайно модной CNN, а также куда более авторитетные в финансовой сфере Financial Times и пока еще не настолько влиятельный, но стремительно набирающий вес Bloomberg. Билл даже стал популярнее Сороса, хотя тот уже давно, так сказать, «присутствовал на рынке» и успел наработать солидный авторитет. Да и заработал он на падении фунта намного больше нашего. Так что его тоже поминали часто. Однако «человеком, обрушившим фунт стерлингов», на этот раз отчего-то объявили именно Экмана. Хотя мы с ним слегка разругались…

Когда мы монетизировали доход и расплатились с кредиторами, Билл с ходу предложил мне не забирать деньги из фонда, от имени которого мы все и провернули, а продолжить инвестиции. Но, как я уже упоминал, мне деньги нужны были для другого. Поэтому я отказался. Что Экману стра-ашно не понравилось. Он попытался меня убедить. Потом еще. А третий разговор кончился тем, что мы окончательно разосрались. И я решил, что, пожалуй, в ближайшее время никаких дел с Экманом иметь не буду. Как-то он слишком загордился… Так что если я в будущем и захочу заняться инвестициями, то, пожалуй, обойдусь без него. Такой «горячей» информации, как о «черной среде», у меня больше не было – я даже дат катастрофического падения рубля, то есть всяких там «черных вторников» и «черных пятниц», почти не помнил. Ну, кроме дефолта девяносто восьмого… Но кто в мое время не слышал об Apple, Google, Facebook, Tesla и уж тем более о биткойне? Так что, останутся лишние деньги – найду куда вложить…

Толпа, окружавшая нас с Аленкой, заволновалась. Я вытянул шею. Ого, группа «Эй», то есть профи, стартовала. Значит, скоро наша очередь. Я покосился на любимую.

– Что, уже пора? – Она принялась торопливо расстегивать куртку, висевшую на ней балахоном.

– Погоди. «Эй» только стартовала. Так что минут пятнадцать у нас есть.

Маршрут марафона проходил по всем пяти районам Нью-Йорка. Стартовали мы на Стейтон Айленде, после чего через мост Verazzano-Narrows перебегали в Бруклин. Затем, естественно, забег продолжался по Квинсу, на середине которого мы, через остров Рузвельта, первый раз ненадолго забегали на Манхэттен, где по Первой авеню бежали до моста, ведущего в Бронкс. После чего, сделав небольшой кружок по Бронксу, мы снова и уже окончательно возвращались на Манхэттен, направляясь к Центральному парку, где и располагался финиш…

Бурбаш добрался до меня в декабре прошлого года. Со своей прошлой работы он уволился, так что был вполне готов заняться моей задачей. Мы разместили его в свободной комнате, которая планировалась под третьего ребенка. Пока же малыш спал в нашей спальне в детской кроватке.

У меня был аврал в колледже, так что обсуждали задачи мы, как правило, вечерами. И Бурбаш меня буквально наизнанку вывернул, пытаясь разузнать, откуда я сам узнал то, что ему сейчас рассказываю, и почему так уверен в том, что это не очередная левая байка. Так что я не выдержал и рявкнул:

– То есть ты не хочешь этим заниматься? Отлично! Можешь лететь обратно. Денег за перелет и проживание с тебя никто не требует – так что будь спокоен и живи как хочешь.

– Блин, Ромка, ну чего ты сразу? – тут же сдал назад старый приятель. – Я ж не отказываюсь! Я сделаю все, как ты скажешь. Мне просто понять хочется…

– Братан, можешь мне поверить – я сам большую часть не понимаю, – устало пояснил я ему. – Просто вот есть ощущение, что это – тема! А я своим чуйкам после выигрыша в лотерею начал доверять… – Про мое участие в атаке на фунт до сих пор известно было очень немногим. Не то чтобы я предпринимал для этого какие-то особенные усилия. Просто все, кто об этом знал, были из не особенно болтливых. Потому что работали в таких областях, в которых болтливость означала неизбежную потерю денег. Так или иначе, но непременную… А для журналистов мою фигуру напрочь заслонил Билл – стопроцентный американец, выпускник Бостонской школы и живое воплощение американской мечты. Ну кому на его фоне будет интересен какой-то русский эмигрант?

– Да, твоей чуйке, пожалуй, стоит доверять, – задумчиво произнес Бурбаш, добавив с завистью: – Мне б такую…

Через неделю он улетел в Чили, а в мае вернулся загоревшим и похудевшим и выкатил мне бюджет на строительство и оснащение лаборатории объемом в два с половиной миллиона долларов. Причем предупредил, что это только начало…

– Так, а вот теперь, пожалуй, пора. Раздевайся! – скомандовал я. Аленка быстро сбросила штаны с начесом и куртку, оставшись в спортивном топе с номером, обтягивающих шортах, белых кроссовках «Adidas» и белой же бейсболке, на которой красовалась эмблема Колледжа Западной Монтаны, в дырку над тыльным ремешком которой был пропущен тугой хвостик из волос. Окружавшие нас мужики, составлявшие подавляющее большинство группы «Би», тут же принялись восхищенно ее разглядывать, а кое-кто и восторженно щелкать языком. Кроме того, со стороны толпы журналистов застрекотали затворы фотоаппаратов. Ну да, на фоне парочки спортивных теток, чьи фигуры больше напоминали сушеную доску, она выглядела как модель с обложки… После чего я и сам скинул с себя вещи, надетые для утепления.

– А куда это все девать? – Моя любовь растерянно оглянулась. Я протянул руки и взял у нее куртку со штанами.

– Давай отнесу к обочине. Видишь – все туда скидывают.

– Но это как-то…

– Да не волнуйся, – улыбнулся я, – все предусмотрено. Недаром же тут все были одеты как бомжи. Именно для того, чтобы перед стартом все выбросить. Видишь, какие завалы старого шмотья на обочинах? Городские службы потом все уберут. Ну, что местные бомжи не расхватают…

– А тут разве есть бомжи? – удивилась любимая. Я усмехнулся:

– А где их нет? Того же индейца Кейта помнишь? – напомнил я одну колоритную фигуру из Диллона. – Или Матушку Долорес?

– Ну-у-у… они не то чтобы бомжи, – неуверенно отозвалась Аленка. – У них раньше было жилье… просто они не хотели в нем жить. Поэтому и живут так, как живут. Это просто их выбор.

Ох ты ж нате ж… на пилатесе, что ли, ей лапши на уши навешали. Знаем-знаем, слышали все эти объяснялки, почему в самой богатой и свободной стране мира туча бомжей на улицах – у нас свободная страна, поэтому никто не может указывать гражданину, как ему жить. Хочет жить в трейлере или скитаться по городам и весям, ночуя под мостом, – имеет полное право. Это есть его собственный свободный выбор… Ну так и у большинства наших бомжей, которых в ближайшее десятилетие разведется просто уйма, сейчас пока тоже есть какое-нибудь жилье и работа. Но скоро их обманут, ограбят и выкинут на улицу. После чего они, так же совершенно свободно, воспользуются имеющимся у них правом жить на улице и копаться в мусорках. Ну, кого не убьют…

Стартовали нас где-то через пару минут. По мосту и немного дальше, где-то до Беллт-Парквэй, я бежал вместе с Аленкой, а потом извернулся и, чмокнув любимую на бегу в раскрасневшуюся щечку, крикнул:

– Я чуть прибавлю. А ты не перенапрягайся. Почувствуешь, что сильно устаешь, – сходи на десяточке…

Она молча кивнула.

Марафон я добежал. Не в первой десятке и даже не в первой сотне, но в топ‐200 я пробился. Аленка, кстати, в полумарафоне пробилась в топ‐100. А также слегка расстроилась. Потому что сильно испачкала топ молоком, которое на последних пяти километрах полилось из нее чуть ли не ручьем. Хотя перед тем, как мы выехали на старт, она тщательно сцедилась… Но после того, как я торжественно пообещал ей, что мы непременно заскочим в Нью-Йорке в фирменные магазины «Найк» и «Адидас», чтобы прикупить замену испорченным вещам, повеселела. Она у меня начала потихоньку привыкать к брендовым вещам, хотя никогда не делала из них фетиш. Даже в прошлой жизни. Ей всегда было важнее, чтобы вещь ей нравилась и хорошо на ней сидела, нежели какой бренд значился на бирке… Но там этот процесс у нас начался уже в двухтысячных, когда я стал более-менее известным писателем. А здесь вот все началось на десять лет раньше.

Остаток дня мы отходили. В Нью-Йорке мы снова разместились все в той же «Плазе», похожей на дворец сказочного короля. В ней имелся очень неплохой СПА-центр, в котором я еще по прилете заказал на Сегодняшний вечер массаж и полный комплекс СПА-процедур. Так что к вечеру мы с любимой в основном пришли в себя. Вследствие чего смогли отпраздновать наше, так сказать, возвращение в марафонский бег, на небольшой семейной вечеринке в местном ресторане, на которой нам к тому же преподнесли от имени отеля специально выпеченный торт с выложенным кремом маршрутом марафона.

Впрочем, надолго мы с любимой не задержались и уже через час убрели в номер отсыпаться. Глаза просто сами закрывались…

А утром мне на мобильный телефон позвонил Бурбаш и коротко доложил:

– Ромик, у меня, похоже, получилось…