Ош. Жатва. Том 1

Глава 14

— Ого.

— Видал когда-нибудь такое?

— Нет. Я, вообще-то, поглощения всего три раза видел, считая собственное.

— Это нормально, что у него глаза закатились, и пена?

— Не сказал бы.

— Вот же срань. Надо его перевернуть, а то блевотиной захлебнётся. Ну переверни, чего встал столбом.

— Ах, зараза. Он обмочился. И...

— Что?

— Кажется, не дышит.

— Уверен? Искусственное дыхание умеешь делать?

— Я не буду.

— Ты на медика учился. Давай, рот в рот.

— Ни за что.

— Ну гляньте на него, какая целочка. Тогда массаж сердца херачь. На. Где резать знаешь?

— Это лишнее. Он уже... Всё. Он мёртв.

— Твою же мать, пацан... А что с душой? Ведь поглощение прошло? Теперь в его собственной душе есть память этого... Рамона?

— Не уверен. Процесс не был завершён.

— Час от часу не легче. Интересно, что там за награда была. А, в пизду...

— Вас сейчас только награда волнует?

— Не только, посрать ещё не ко времени приспичило. Ладно, надо вытащить его на двор, не пропадать же мясу.

— Серьёзно? Ни капли сочувствия, да? Разве он был такой уж плохой?

— Нет, не плохой. Только ссался да глухой. Бери за ноги.

— Вы ужасны. О!!!

— Чего?

— Он пошевелился! Ногой дёрнул!

— Это посмертные конвульсии.

— Нет! Пульс появился! Положите его. Да, я слышу пульс!

— Хе, везучий ублюдок.

Живоглот, обсосанный и облёванный, сидел на полу, привалившись спиной к стене и мелко дрожал.

— Выпей, — протянул я ему наполненный до краёв стакан.

— Благодарю, — принял он лекарство и, стуча зубами о край, сделал три больших глотка. — А-а-ащ. Ещё.

— Не вопрос. Только постарайся тормознуть, пока язык ворочается. Ты помнишь?

— Помню, — кивнул он и утёр пьяную слезу.

— Как трогательно. Приведёшь меня к ней?

— Хоть с закрытыми глазами. Тотес Васса — торфяные болота к западу отсюда.

— М-м... А Рамон, похоже, частенько навещал эту барышню.

— Больная скотина. Даже не представляешь, что они там вытворяли.

— Ты недооцениваешь живость моей фантазии. Расскажи о ней. Хочу знать, как убить ведьму.

И Тьерри рассказал. Он был рад слушателям. Он говорил так, будто изо всех сил желал отдать имеющиеся воспоминания, избавиться от них, вытряхнуть из своей головы.

— Она не человек. Не знаю кто, я таких раньше не видал. Большая, выше меня, даже сгорбившись. В шерсти вся, ноги с высокой пяткой, как у зверя. Руки до пола, сухие, как ветки, но сильные. Очень сильные. У неё когти. Она рвёт ими... Ей нужны жертвы. Она черпает силу из смерти. Суп...

— Ты сказал суп?

— Да. Она варит его из живых людей. Не только из людей. Всё живое и разумное идёт в её похлёбку. Та нужна ей для восполнения сил. Варево, напитанное ужасом и болью. Эти крики... Вопли... Лица, руки, ноги в чане... Плоть, разбухшая, слезающая с костей... Она не ведает жалости. Для неё все мы — пища.

— Но не Рамон?

— Нет. Рамон был одним из её любимчиков. Он приводил ей еду. В основном безнадзорных детей и одиноких бедолаг, которых не станут искать. Он совокуплялся с ней...

Тьерри зажал ладонью рот и спазматически содрогнулся.

— Да будет тебе, баба есть баба.

— Ты забыл. Рамона не интересовали живые. Эта мразь обитает между мирами. Она не жива и не мертва. Она — телесная оболочка, лишённая крови. Пустая и жухлая. Прах, движимый голодом.

— Ни капли крови?

— Единственная жидкость в её теле та, что она вольёт в себя из чана.

— То есть съест?

— Нет. Она не ест в привычном нам смысле. Ты не слушаешь!

— Ладно, не горячись. Я весь внимание.

— Ведьма буквально наполняет себя супом. Ясно? Её чан вечно кипит, вечно просит болотной воды. Мясо, потроха, хрящи, кости — всё вываривается много дней, до состояния жидкого месива. Им-то ведьма и заливает свои пустоты, напитывается, как сухая земля водой. Это залечивает любые её раны, очень-очень быстро. Ей и души не нужны.

— Но собственная душа у неё есть?

— Да... Или что-то похожее. Что-то должно быть, ведь она разумна.

— Почему Рамон её предал?

— Захотел выслужиться. К тому же она стала его пугать. Слишком сильно пугать.

— Ты сказал, что «Рамон был одним из». Есть и другие, кто приводит ведьме мясо для супа?

— Да, минимум двое. Приводят мясо, забирают очищенные души. Просто и выгодно.

— Как часто?

— Не знаю, ни разу не пересекался. Знаю только со слов ведьмы.

— Имя у ведьмы есть?

— Яалла — так она себя называет.

— Ну хоть не Марго.

— Что?

— Да так, романтические воспоминания юности. И как убить эту вашу Яаллу? На сытый желудок, как я понял, меч её не берёт, не говоря уж о болтах и стрелах. Травануть, судя по меню, тоже вряд ли удастся. А что насчёт огня?

— Огня... — задумался ненадолго Тьерри и кивнул: — Может сработать. Да, определённо может. Нужно только держать её подальше от чана.

— Что ж, решено — сожжём ведьму. Как далеко её логово?

— Если сейчас пойдём, к полуночи доберёмся.

— Ночью?! — не своим голосом пропищал Волдо. — На болота?!

— Идеально, согласен, — встал я и приладил ножны с мечом на пояс. — Пацан, коня мне! Сегодня Аттерлянд станет чище, а мы — богаче.

— Смилуйся надо мной, пресвятая Амиранта...

Путь до болот занял больше времени, чем представлялось Живоглоту. Когда мы остановились на опушке граничащего с торфяниками леса, ночная тьма уже вступила в права. Лишь свет факелов помогал двум слепошарам не наебнуться.

— Стреножь лошадей и жди здесь, — приказал я Волдо, проверяя, всё ли необходимое при мне.

— Один? — вышептал тот.

— Нет, с лошадьми.

— Оставьте мне хотя бы Красавчика.

— Он нужен на деле. Не ссы, скоро вернёмся.

— А если тут кто объявится? Я не боец. Что мне тогда делать?

— Очаруй. Ты у меня такой милаха, — потрепал я Волдо по щеке. — И даже не думай свалить. Понял? Не слышу.

— Да, понял.

— Вот и отлично. Готов? — обратился я к Живоглоту.

— Идём, — кивнул тот и сделал большой глоток из фляги.

Болота Тотес Васса — туманные поля зловонной топи, поросшие редкими чахлыми деревцами, как обожжённый скальп пучками спутанных ссохшихся от гноя волос. Они тянулись к горизонту и терялись во тьме, становящейся там непроницаемой даже для моих глаз. Зыбкая земля шаталась под ногами и хлюпала. Делать каждый следующий шаг становилось ссыкотнее предыдущего, но Тьерри двигался вперёд на удивление уверенно, будто знал эти болота вдоль и поперёк. Мне же оставалось лишь ступать по его следам и служить примером замыкающему нашу процессию Красавчику.

Очертания хижины появились из тумана до того неожиданно, будто это она двигалась нам навстречу, а не мы к ней. Впрочем, хижиной это сооружение можно было назвать весьма условно. Неказистая, но отнюдь не маленькая постройка напоминала скорее сарай... много сараев, нагромождение из многих сараев. Словно их собрал пронёсшийся по округе ураган и уронил здесь, как следует перемешав. И чем ближе мы подходили, тем очевиднее становилось насколько эта кособокая и неряшливая конструкция велика. Её гнилые доски чуть слышно поскрипывали, а сквозь щели пробивался трепещущий свет.

— Гаси факел, — прошептал я Живоглоту, и тот с шипением макнул его в ближайшую лужу. — Ты не говорил, что здесь чёртов особняк на девять спален.

— Ты не спрашивал.

— Я привык, что ведьмы живут в землянках или в однокомнатных избушках. Не важно. Ориентируешься там?

— Что?!

— Бля, даже не вздумай отнекиваться. Я один в этот лабиринт не сунусь.

— Так я расскажу, где чан с варевом. Вон там он, — ткнул Живоглот пальцем в сторону ярче прочих светящегося щелями сарая.

— А как к нему попасть?

— Ну, сперва надо зайти вон туда, а потом направо, вверх до второго лаза...

— Всё, заткнись, идёшь со мной.

— Да мы там вдвоём не протолкнёмся. А заешь что, давай снаружи всю эту хибару подпалим, — расплылся Тьерри в идиотской, но трогательной улыбке.

— Конечно, чтобы потом за обожравшейся ведьмой по болотам бегать. Или от неё, что вероятнее. Гениально. Нет, мы лишим её супа и спалим на месте, с гарантией, как положено. Про институт репутации слыхал? Так вот я его ректор. Короче, не пытайся рушить мой безупречный план. Веди к чану.

Не сумев протолкнуть свою передовую идею, Живоглот огорчился, но протестовать не стал. Всегда уважал в людях наличие рационального фатализма.

Добравшись до монструозной халабуды, Тьерри припал к ней ладонями и, зловеще скалясь, повёл руками по осклизлым гниющим доскам:

— А вот и она, — прошептал Живоглот, нащупав неприметную щель. — Погоди, — достал он из кармана склянку и накапал из неё в потайные петли.

— И ты хотел отправить меня одного искать этот лаз? — поинтересовался я для порядка.

— Ты глазастый, отыскал бы. А теперь тихо.

Мы оставили Красавчика на шухере и, прижав к бренным телесам все болтающиеся железяки, в полуприседе двинулись по коридору.

Запах я почуял ещё снаружи, там он был несильный, хоть уже и различимый на фоне болотных миазмов. Но войдя внутрь, я чуть не блеванул, а желудок у меня крепкий, да и обоняние не на горных фиалках воспитано. В хижине, похоже, не было ни вытяжки, ни дымохода. Пар, идущий, как пить дать, от чана, просто заполнял собой всё вокруг. Густой до того, что очертания крадущегося в полутора метрах передо мной Живоглота сливались в мутное пятно, и вонючий настолько, что я буквально чувствовал его вкус у себя во рту. Это был вкус человечины, без сомнения. Но было там что-то ещё, жутко портящее аппетитный мясной навар, что-то кислое, грязное, нездоровое.

Хижина освещалась редкими лампадами, свет которых преломлялся паром, отчего тот приобретал гнойно-жёлтый оттенок. Живоглот остановился, и выросшее из основного пятна пятно поменьше указало вверх. Туда вела лестница, почти вертикальная, но не с перекладинами, а со ступенями расположенными далеко друг от друга и явно не приспособленными для обычной людской анатомии. Задница живоглота уже исчезла в пару, когда я только приловчился переставлять свои конечности по этой античеловечной конструкции. Несколько неловких движений, и передо мной снова образовался коридор, в дальнем конце которого ждал Тьерри.

— Сюда, — прошептал он, убрав ухо от стены, и будто растворился в ней.

Очередной лаз, скрытый паром, никакой магии. Я прополз следом и узрел... ЕГО.

Говоря о чане, обычно представляют себе относительно небольшую посудину, максимум в мет диаметром, и полметра глубиной. В такой удобно тушить мясо, или варить какую-нибудь сборную солянку на много порций. Тем, что предстало перед моим взором, можно было накормить целую роту. Громадный чан висел на четырёх цепях, крепящихся к здоровенным балкам, выглядящим настолько фундаментально, что не оставалось сомнений — вся остальная халабуда достраивалась вокруг этих изначальных столпов. Под чаном трещало пламя, поднимающееся из каменной печи, расположенной этажом ниже — её было видно в огромный зазор между жуткой посудиной и железным полом. Жар стоял как в парилке. Хотя тут на ум, конечно, приходило сравнение с преисподней. И кипящее содержимое чана максимально подкрепляло навязчивые ассоциации. Бурлящая жижа, источающая дикий смрад, шла пузырями и демонстрировала любопытствующим плавающие в ней ингредиенты. Не знаю, как долго нужно варить человеческое тело, чтобы добиться такого эффекта, должно быть долго, потому что, сколько я ни смотрел, но так и не смог разглядеть ни одного разреза или силового разрыва тканей. То, что бултыхалось внутри, было до готовки, как минимум, тремя цельными телами. Вываренная плоть просто отделилась от скелетов, которые, видимо, опустились на дно, а сама, гонимая бурлением, плавала от берега к берегу. Некоторые ткани распались от долгой варки, но куски всё ещё были достаточно крупными, чтобы без труда различить части тел и даже их соединения. Однажды перед моими глазами проплыло безглазое лицо с обритым скальпом, шеей, плечом и женскими грудями. В другой раз — поясница с одной ягодицей. Серпантин кишок, скомканные лёгкие с трахеей, часть живота с гениталиями... О, этот дьявольский калейдоскоп буквально гипнотизировал. Или чёртов пар был тому виной? Я насилу оторвал взгляд от чана и протёр глаза. Стоящий рядом Живоглот заворожённо наблюдал за внутренними перипетиями колдовского варева, как и я секунду назад. Его зрачки были расширены, а белки покраснели, будто он дул всю ночь.

— Эй! — отвесил я укурку сутенёрскую оплеуху, чем быстро привёл в чувства. — Слушай меня, — схватил я его за плечи, предварительно натянув воротник себе на нос. — Дыши через ткань. В пару что-то есть. Понял?

— Да, — кивнул Тьерри и обмотал морду шарфом.

— Как нам его опрокинуть?

— Что?

— Сраный чан, разумеется. Ты не говорил, что он громадный.

— Думаю... — повертел Живоглот башкой по сторонам. — Никак. Но мы можем его вычерпать, — взял он с крюка на стене большой половник, а мне всучил какую-то поварёшку.

— Шутишь?

— Давай. Мы справимся.

Живоглот решил воодушевить меня собственным примером и на полном серьёзе взялся черпать половником ведьмовской супец. Я для приличия тоже немного поработал поварёшкой, но быстро почувствовал себя идиотом и бросил. К тому же местную звуковую композицию, состоящую из треска печи, бурления супа и шлепков мяса о метал, дополнил скрип сильно похожий на шаги по дощатому полу кого-то тяжёлого. И они становились всё ближе.