Быстро спустившись по каменным ступеням, Алето залетел в комнату и упал на кресло, пристроив руку на подлокотник. Помещение напоминало колодец: в высоту оно было больше, чем в ширину. Запах сырости, привычный для дома, перебивал аромат крепкого табака.
– Не торопись, – с угрюмым видом произнес Энкарт, отрывая от губ трубку и выпуская колечки дыма, не слишком ровные и быстро распадающиеся в воздухе. – Твой кровный брат опять опаздывает.
Свет ламп усиливал морщины на лице Энкарта, и казалось, ему даже не сорок, а все шестьдесят. Впрочем, некоторые в Ордене крови считали, что он преуменьшает свой возраст. Лысина подтверждала эту версию.
– Безобразник, – изображая негодование, Алето осуждающе покачал головой.
Спустившись пониже в кресле, он сложил руки на животе. В этой комнате он бывал нечасто – обычно братья собирались наверху, в больших залах со старинной мебелью, пропахших пылью и книгами, похожих на музейные галереи.
В Алеонте любили говорить, что Орден крови – некроманты и чернокнижники, которые делают жертвоприношения, издеваются над умершими, пьют, устраивают оргии и вообще. Если поделить все на два, результат становился похожим на правду.
Да, опыты с телами были, но они же мертвы, какая им разница? А те, кого удалось вернуть, обычно говорили «спасибо». Это Орден жизни боялся заглянуть за черту смерти – его последователи отказывались от половины возможностей, которые давала магия крови. Оба ордена были связаны с ней, но пока одни держались за выдуманные правила и все сводили к своему хорошенькому светловолосому богу, другие не боялись изучать жизнь и смерть.
А вот знала ли чертова церковь, сколько послушников тайно служили Ордену крови? Не десятки, а сотни. Это и было причиной схожих названий, обращений и бесконечной вражды, в которой «некроманты» уступали годами. Алето сам когда-то принадлежал Ордену жизни. К счастью, умница-судьба все расставила на свои места.
– Ты вообще контролируешь его? – Энкарт продолжал бурчать, делая паузы только для новой затяжки. – Нет! Отпустил в город, как собаку на выгул, а он должен быть здесь! Я говорил брату Дано, что такого нельзя позволять, но нет, тебе же все с рук сходит. А это риск для нас, понимаешь?
Алето сел и, опустив ноги на пол, приблизил лицо к говорящему.
– Мой кровник – мое дело. За своим следи.
Он увидел, как резко расширились зрачки Энкарта. Улыбнувшись, Алето снова опустился в кресле пониже и сложил руки на животе.
Вот она – та сторона, из-за которой поползли слухи. Для Ордена жизни окончательность секунды смерти была непреложным обетом и все делила на «до» и «после». Второе братство научилось использовать силу, чтобы вернуть человека, который умер несколько минут назад. Это было сродни тому, как на севере применяют науку – чистый расчет и годы опыта.
Однако существовало кое-что еще. Круг тех, кто заходил дальше. Кто мог вернуть умершего неделю, месяц или даже год назад. Хотя возрожденные менялись и вели себя не как нормальные люди, они нуждались в подпитке кровью и контроле. Так у некоторых из братьев появлялся свой «кровник» – одновременно слуга и подопытный.
Алето было плевать на опыты, поэтому своего он отпустил погулять в городе и дал немного пошуметь. Недавно у него появилась новая идея: пусть лучше пошумит в церкви. Старый друг не должен заскучать, а вдруг ожившая женщина не смогла его развлечь? Он заслуживал и не таких сюрпризов, и здесь-то появление кровника было бы как нельзя кстати.
– Мой кровный брат метет полы, не выходит в город и слушается меня. – Энкарт все не унимался. Ну пусть выпустит яд, пусть, а то захлебнется еще, бедолага.
Наконец, дверь распахнулась, и на пороге появилась высокая фигура, закутанная в плащ и в широкополой шляпе. Быстрым движением Чезаре Бона, кровник Алето, скинул маскировку на пол и прошел на второе кресло, затем снял темную кофту, обнажая торс с двумя черными пятнами на груди – следами начавшегося разложения.
– Ты опоздал, – голос Энкарта скрипел.
Сначала он осмотрел Чезаре, затем принялся готовить иглы, трубки и бинты.
– Да? Как неловко получилось. – На бледном лице вошедшего проступила ухмылка.
Энкарт излюбленным осуждающим взглядом посмотрел сначала на Алето, затем на Чезаре и наморщил острый нос – ну да, кровники пахли не розами и даже не ванилью.
– Тебе не жарко так ходить, Чезаре? Или в моду вошли плащи и шляпы, а я не заметил? – спросил Алето, закатав рукав черной рубахи и устроив руку на подлокотнике кресла.
– Нет, не вошли, но это мечта моей юности, хотя на меня напялили бело-красное. А ведь для исполнения мечты не бывает поздно, согласен?
– Абсолютно, – кивнул Алето, переглядываясь с Чезаре с одинаковой ухмылкой.
Энкарт с шумом вздохнул.
Кровному брату было за тридцать. Вряд ли он на самом деле мечтал о шляпе и плаще, но то, что его заставили надеть бело-красную форму – форму церковников, было правдой.
В Алеонте чаще всего сжигали тела, но Орден крови хранил еще один маленький секрет: иногда братья выкупали умерших у гробовщиков, чтобы затем вернуть их к жизни. Одним из таких купленных стал Чезаре Бона, умерший десять месяцев назад. Предыдущий лидер церкви Эйна. Это было идеальным совпадением. Алето знал, что кровником ему нужен только Чезаре, и рискнул ради него. Все складывалось так удачно, что слово «идеально» можно было повторить еще десяток раз, пихая буквально ко всему.
– Дай руку. – Энкарт грубым движением затянул жгут и куском ваты, смоченным в спирте, потер сгиб локтя – больше для виду, чем для настоящего обеззараживания.
– Понежней, пожалуйста, – попросил Алето с очаровательной улыбкой.
Мужчина воткнул в вену полую иглу, к трубке приладил другую, затем наклонился над Чезаре. Кровь потекла от одного ко второму. Алето начал сжимать и разжимать кулак, чтобы она шла быстрее.
Чем дольше человек мертв, тем сложнее пробудить его кровь. Требовалось убрать старые, застоявшиеся потоки и влить новые. Спустя сотни экспериментов братья нашли идеальное решение: маг отдавал возвращаемому к жизни один литр шестьсот миллилитров своей крови. Однако эксперимент не заканчивался и после: кровники нуждались в постоянной подпитке, они полностью зависели от своего донора, и кровь другого человека уже не давала результата. Каждый из братьев, начавший такой опыт, понимал, что за него еще долго придется платить здоровьем: из-за тяги к знаниям, из-за амбиций, из-за старых обид – каждый находил свою причину рискнуть.
Поговаривали, что из-за такого «единства» кровники перенимают чужие черты характера. Отлично. Значит, Чезаре точно будет рад встрече со старым знакомым.
– Ты что-то придумал для меня? – спросил тот.
– Нет, я просто хочу, чтобы ты жил полной жизнью
– Отлично. Коварные шлюхи и крепкое вино уж слишком много сил отнимают.
– Что, берешь то, что не давали при старой жизни?
Энкарт бросал недовольные взгляды то на одного, то на другого. Решил поиграть в святошу и притвориться оскорбленной девицей? Пусть, пусть слушает.
– Да нет, псы Эйна никогда не отказываются от сахарной косточки, это же не аскеты из Паучьей секты.
– Ага. О том, что происходит за воротами Южного, говорят многое. Это правда?
Последователям Эйна принадлежало не меньше десятка церквей по всему Алеонте и два монастыря. Южный был огромным комплексом, который включал в себя главное здание, где проходили богослужения, а также кельи, хозяйство, школу, приют и прочее. Это был город внутри города и явно не самый праведный. Хотя последователи Эйна никогда не выступали за нестяжательство и аскетизм, наоборот, они предлагали наслаждаться жизнью. Поэтому в Алеонте так любили слушки о том, что творят братья и сестры за стенами храма.
– Каждый делает, что хочет, пока это не мешает другим. – Чезаре подмигнул. – Было у меня несколько интересных людных вечеров… – поймав взгляд Энкарта, кровник не выдержал и рассмеялся..
– Поспокойнее, – буркнул тот, поправляя иглу и трубки.
– На службе не до развлечений. Нас готовили для другого. – Чезаре печально улыбнулся, отбросив свою браваду.
Алето знал это и смог только понимающе вздохнуть, уставившись на высокий потолок с темными разводами.
Все началось с Альвардо Гасты. Чезаре стал его первой пробой вырастить идеального исполнителя для своей сумасшедшей мысли. План не удался. Тогда он нашел другого – других, чтобы наверняка.
Сначала Альвардо взял себе хорошего породистого щенка, затем подобрал уличную дворнягу. Он смотрел, кто из них лучше умеет сторожить и охотиться, кто быстрее учит команды и вернее их исполняет. И долгие годы Алето видел в нем самого лучшего хозяина, самого любимого. Спроси его тогда, он бы честно ответил, что считает Альвардо настоящим отцом и жизнь за него готов отдать. Глава заметил, достал из грязи, отмыл и откормил, позволил почувствовать спокойствие и безопасность. Вот только два пса ему не были нужны, и когда породистый покусал дворнягу, оказалось, что второго проще выкинуть на улицу, чем спасать, да не просто выкинуть, а отдать на живодерню.
Алето осторожно коснулся черной полосы, которая тянулась от плеча до запястья на правой руке. Несколько горизонтальных и вертикальных линий были и на груди – такими татуировками в Рицуме отмечали принадлежность к отряду и положение осужденного. Вместе с оставшимися ожогами, шрамами и выбитыми зубами они составляли карту проведенных в тюрьме лет. Такую карту было не сжечь и не выбросить – она навсегда останется перед глазами.
– Ты сколько крови забрать у меня собрался, чертяка? – Алето снова нацепил на лицо ухмылку.
– Энкарт, ты что, рассказал, что я тебя подкупил, и мы заберем всю его кровь? – Секунду назад на худом вытянутом лице виднелась тоска, но Чезаре быстро включился в игру и тоже изобразил ухмылку.
– Почти все, – буркнул Энкарт, внимательно следя за аппаратом в виде железного короба с медными трубками и циферблатом. Он гнал кровь от одного человека к другому и вымерял каждый миллилитр. Чертовы ученые короля пытались заменить магов крови научными методами, но те с помощью их изобретений становились только сильнее.
Прошло не больше трех минут, как Энкарт отключил аппарат, убрал иглы и наложил на локти обоих повязки.
– Пойдем, надо поговорить, – Алето позвал Чезаре, быстро вставая. Перед глазами заскакали черные точки.
– Посиди, – в голосе Энкарта впервые послышалось что-то похожее на заботу. – Ты и так бледный, а сейчас как бумага стал.
– Я сидел три года. – К мечущимся точкам добавился шум в ушах, но Алето все равно улыбнулся Энкарту как можно шире и вышел.
Чезаре двинулся следом, громко хлопнув дверью на прощанье. Он крутанул в руке шляпу и процедил:
– Ну и что это? Ты как идеальный контраст черного и белого сейчас. Надеюсь, с кровью мне не передалась твоя глупость.
– Не переживай, все мое при мне. – Алето взъерошил темные волосы.
Годы на каменоломнях Рицума и так превратили его в идеальный контраст, дело было не в потере крови. Думать о здоровье он разучился – нельзя думать о том, чего не осталось.
– Пойдем наверх, надо поговорить.
– Не просто так меня позвал, все-таки?
Алето кивнул, крепко хватаясь за лестничные перила. Орден крови расположился в особняке на севере Алеонте. По документам дом принадлежал одному эксцентричному аристократу, и соседи уже не удивлялись вечным гостям, странным звукам и ночным вылазкам жильцов. Впрочем, о предосторожности братья не забывали и чаще всего пользовались нижними проходами – подземная часть больше походила на отдельный город, а не подвал.
– Время здесь точно остановилось, – протянул Чезаре.
Алето снова кивнул. Пол устилали привезенные с юга мягкие ковры, на стенах висели гобелены, картины в тяжелых золоченых рамах, оружие. Даже самые вычурные аристократы не обставляли так свои особняки уже лет сто, а может, и двести. Впрочем, западное крыло с жилыми комнатами и кабинетами выглядело не так пышно и было обставлено более современной мебелью.
– Давай зайдем сюда. – Алето толкнул дверь.
Солнце заливало комнату ярким светом. Кружевные занавески дробили его на множество лучей, и в них было видно, как в воздухе плавают пылинки.
Чезаре раскинулся на массивном кресле, обитом красным бархатом. Алето достал из шкафа два стакана и виски. Он не успел поставить их на стол, как кровник выхватил добро из рук, налил и сделал несколько жадных глотков, затем достал сигареты и закурил.
В годы учебы в школе Ордена жизни Алето не раз видел Чезаре Бона, про которого говорил весь город. Его искренне любили, в него верили – он делал для людей все возможное и действительно заслуживал уважения. Когда-то Алето смотрел на него с восхищением – на совсем молодого парня, который сумел стать душой Ордена, которого хотелось слушать и идти за ним.
И вот чем тот стал – даже не совсем человеком, он затыкал пустоту внутри алкоголем и сигаретным дымом, ночами со шлюхами и шатанием по подворотням. Громкие проповеди, белый шелковый сюртук с красными полосами на рукавах и любовь города остались позади. И это сделал с Чезаре не Алето – Альвардо, освободив место вожака стаи для своего любимого пса.
– Так говоришь, ты пробыл в тюрьме три года? – Кровник с закрытыми глазами откинулся на кресле и, подняв лицо к белому потолку с лепниной, выдохнул дым.
– Почти четыре даже. – Алето сделал глоток виски – слишком большой для такого благородного напитка.
– А сколько тебе было, когда ты вышел?
– Двадцать. – Алето отпил еще – снова слишком быстро и много.
– А когда я умер? – Лицо Чезаре оставалось равнодушным, как и голос, но по тому, как крепко он сжал подлокотник, было ясно, насколько тяжело ему далось последнее слово.
– Ты решил написать мою биографию? Мне это льстит, но не рановато ли?
– Я знаю, о чем ты хочешь попросить, и пытаюсь понять тебя, поэтому спрашиваю.
– Мне было двадцать один. Уже на год больше, если таков следующий вопрос. Что тебе это дает?
Чезаре покивал своим мыслям и, переведя взгляд на каминную полку с двумя золотыми канделябрами, объяснил:
– Значит, он стал душой в двадцать один, как я. Забавно. И вот уже десять месяцев, как для всех я сгорел, оставив после себя единственную искру. Восемь, как умер Альвардо. И шесть, как я вернулся.
На каждой новой временной точке Алето пил. Приятное тепло делало слова легче – это лекарство всегда спасало.
– Ты хочешь, чтобы я пришел к нему? – Чезаре закурил вторую сигарету.
– Да.
Алето ничего не скрывал от кровного брата – тот изначально знал, что ему вернули жизнь всего ради двух целей: правды и встречи. Историю своей смерти он рассказал сразу, а вот время для визита настало сейчас. План начал претворяться в жизнь, и бывший душа ордена был ступенью в его исполнении.
– Бессмысленно. Он ничего не сделал ни тебе, ни мне.
Алето перегнулся через стол и медленно спросил:
– Это ты хочешь сказать мне?
Чезаре тоже наклонился. Между их лицами осталось не больше десяти сантиметров.
– Если собаку с детства учат кусаться, как она узнает, что можно иначе? Главный ублюдок уже мертв. Можешь лелеять свои обиды до бесконечности, но ты знаешь, это ничего не даст. – Он улыбнулся.
Схватив его за кофту, Алето вскричал:
– Тебе смешно?
Лелеять обиды?! Перед глазами так живо и ярко промелькнули все воспоминания: как заталкивают в полицейскую карету, как читают приговор, как толкают на сухую землю каменоломен, как бьют и тот маленький домик, в котором все умерли, потому что его не было рядом, чтобы помочь. Неважно, кто научил собаку кусаться. Она укусила – надо выбить ей все зубы, посадить на цепь, изморить голодом. Да, укус не станет болеть меньше, но… Просто но.
– Что я должен сделать? И что будет потом? – Чезаре взял паузу. – Я умру?
Алето сел и отпил еще виски, медля с ответом. Ему не требовался слуга, его не интересовали опыты над смертью. После встречи в кровнике не будет нужды – незачем платить за него остатками здоровья. Но Чезаре заслуживал жизни больше, чем кто-либо другой.
– Решай сам. Я не оставлю тебя, ты мой кровный брат. Можешь жить любой жизнью, я не буду держать – и не жить, если выберешь это.
– Кровный брат? – Чезаре поднял стакан, и сквозь стекло его ухмылка превратилась в широченную гримасу. – Ты только что был готов убить меня.
Алето молча посмотрел на него, признавая этот факт. Существовало не так много вещей, которые задевали его – только прошлое и семья. Хотя слово «задевали» было недостаточно емким – резали по-живому, скорее.
– Так мне нужно прийти к нему?
– Да. Расскажи, что произошло. Обо всем: что говорил Альвардо, чему учил, про вашу войну и последнюю встречу. Я хочу, чтобы он подумал, какая жалкая и ненастоящая у него жизнь.
– Я ведь бывал в школе, когда вы учились. Я помню вас вместе. Такие разные, как… – Чезаре долил в стаканы виски и залпом осушил свой. – Зима и лето. Не то ты имя носишь. Мне жаль вас.
– Спасибо, а эту жалость можно обменять на монеты? Просто сделай, что мне надо, и я отпущу тебя.
– Как думаешь, чего стоит твоя жизнь, если даже бывший мертвец тебе сочувствует?
Алето громко опустил стакан на стол.
– Если бы я хотел разговора по душам, я бы пошел в таверну и напился с первым же портовым грузчиком. Я действительно хочу, чтобы ты жил нормальной жизнью, если это еще возможно, но сделай для меня одно дело, хорошо? Как буду жить я, никому не важно.
– У меня уже не появится нормальной жизни, ты сам знаешь. Я пуст. Может, дело в искре – своей я лишился. Я выполню твою волю. У меня нет права отказаться.
Поднявшись со своих мест, они посмотрели друг на друга одинаковыми тоскливыми взглядами. На секунду Алето показалось, что на самом деле мертвы оба: его убили еще тогда, в Рицуме, а Чезаре вовсе никогда не возвращался к жизни. Лучше бы так и было.