— Японцы полезли в драку, им ничего другого не остается делать. А момент выгодный — десять на десять, силы равные. Правда, «рюриковичи» неподалеку, но самураи о том пока не догадываются. А там будет поздно, я на это надеюсь. Пока же все дело за пушками, стреляют они лучше, но и нам теперь не нужно экономить снаряды.
Великий князь Александр Михайлович говорил спокойно и уверенно, и на то были основания — по железнодорожной нитке Транссиба с невероятным трудом протолкнули снаряды, заготовленные на формируемую эскадру Рожественского, выход которой отстрочили до следующего лета. Теперь погреба наполнены, учебные стрельбы проведены и с взрывателями в Петербурге вроде определились — срабатывали снаряды через один, что придавало уверенность — разобрались почти на окончании первого года войны, и после четырех месяцев, когда забили в «набат» по этому поводу.
— Десять на десять, но мы в полтора раза сильнее по стволам главного калибра — две дюжины против шестнадцати. А против двух десятидюймовых стволов у нас сейчас восемь таких орудий — совокупный перевес подавляющий, почти двойной. И это при том, что два наших броненосца в Дальнем. И это хорошо, как не крути — иначе бы японцы в драку не полезли.
Матусевич зло усмехнулся, разглядывая в бинокль японскую эскадру. Впереди четыре броненосных крейсера Камимуры, «летучий отряд» имеющий скорость большую на пару узлов, чем главные силы. А под началом самого Того были четыре больших броненосца английской постройки, и два «итальянца» — те вдвое меньше, и главный калибр у них «пожиже».
— Похоже на стволы в восемь дюймов все крейсера и «гарибальдийцев» перевооружили — значит, сближаться с нами на сорок кабельтовых не станут, будут надеяться поразить нас издали. Вполне разумно — для них потеря хода из-за повреждений может сказаться плохо, ведь мы всегда стараемся добить поврежденные корабли, что не могут убежать.
Присмотрелся еще раз, так и есть — крейсера Камимуры открыли огонь по выдвинувшимся против них броненосцам 2-й дивизии. Судя по идентичным всплескам, японцы все же смогли установить на все свои «асамоиды» по восемь 203 мм стволов на верхней палубе вместо снятых шестидюймовых пушек. Для снижения возросшего верхнего веса демонтировали плиты броневых казематов — орудия прикрывались только щитами. Ставку сделали на мощные первые залпы — на отряде Камимуры бортовой залп из 32 стволов, каждый из которых отправлял в полет семипудовый снаряд. Так что за минуту могло выйти два залпа, в три с половиной тонны каждый — впечатляющие цифры для начала войны. Так что противник тоже сделал определенные выводы, и для компенсации потерь в вымпелах постарался усилить огневую мощь оставшихся в строю кораблей.
— Англичане пушками помогли, или собственное производство наладили, теперь это не важно. Видим то, что видим. Но Щенснович не должен упустить шанса, такая возможность редко представляется — противник не дурак, и быстро сообразит, что его попытались обмануть.
Дело в том, что на время ремонта «Пересвета» 2-ю дивизию броненосцев усилили «Ретвизаном», рассчитывая, что трехтрубный силуэт корабля американской постройки введет противника в заблуждение, ведь он будет находиться в одном строю с двумя «иноками». В то же время двенадцатидюймовые орудия смертельно опасны даже для хорошо забронированных «асамоидов». А таких стволов на лучшем броненосце четыре, а к ним еще следует добавить восемь десятидюймовых и четыре девятидюймовых пушки — всего шестнадцать орудий крупного калибра, способных отправить во врага куда более тяжелые бронебойные снаряды в 20, 14 и 11 пудов, пусть и делающих всего один выстрел в минуту.
Общий вес металла за минуту гораздо меньше — четыре тонны против семи в пользу японцев, вот только два броненосца имели в казематах американские и германские семидюймовые пушки, а их вполне натасканные расчеты могли делать в ту же минуту по три выстрела. Да и сами снаряды вполне увесистые — 170 мм в четыре пуда, а 178 мм на полпуда тяжелее. Арифметика простая с несложными подсчетами — всего одиннадцать орудий «промежуточного» калибра могли обрушить на врага в минуту три залпа, и каждый почти в полсотни пудов. Две с половиной тонны металла шли дополнительным «приложением» к снарядам главного калибра — и это без учета двух десятков шестидюймовых орудий, которые оставались на «Императоре Николае I» и «Ослябе», что дожидались своей очереди на перевооружение. Так что по весу бортовые залпы сходящихся противников равны, только более тяжелые русские снаряды могли пробивать защиту броненосных крейсеров неприятеля. К тому же на двух русских броненосцах по ватерлинии шел полный броневой пояс, совершенно не пробиваемый вражескими снарядами. Только если не стрелять по оконечностям с дистанции в полтора десятка кабельтовых, на которую уже японским «асамоидам» подходить никак нельзя, категорически противопоказано — с их стороны такое будет выглядеть форменным самоубийством. Так что эскадру вице-адмирала Камимуры вскоре ожидает очень неприятный сюрприз, если не сказать больше.
— Броненосцы Того стреляют главным калибром, шестидюймовая артиллерию не задействуют. Слишком далеко — шестьдесят кабельтовых, хотя гарибальдийцы' уже открыли стрельбу по «Нахимову» и «Севастополю». Но так у них «промежуточный калибр», гораздо серьезнее.
— Посмотрим еще, что там выйдет, — пробормотал Матусевич, прекрасно понимая, что два концевых русских корабля находятся в несколько лучшем положении, чем идущие впереди них четыре броненосца. Все же в бортовом залпе четыре 305 мм и восемь 203 мм орудий, хотя шесть орудий «Нахимова» стреляют в том же темпе, что главный калибр «Севастополя». У противника всего пара 254 мм пушек, зато десяток 203 мм и 190 мм стволов. Вот только на «гарибальдийцах» пусть полная защита, но нигде не превышающая шести дюймов — сейчас комендорам каперанга Бахметьева только попасть нужно, а там двадцатипудовый снаряд натворит дел Да и пара восьмидюймовых пушек, снятых с «Громобоя» стреляют два раза в минуту снарядами по пять с половиной пудов — общий вес бортового залпа броненосца в сто пудов. в то время как у «Касуги» на четверть меньше. А вот «Нахимову» достанется от «Ниссина» — бой ведь первый для команды старого броненосного фрегата, и сразу против серьезного противника.
— Ничего, выстоим — у нас банально больше больших пушек, а именно они решают исход сражения!
За эти месяцы Александр Михайлович уже свыкся с войной и разрывы вражеских снарядов его не приводили в трепет, как раньше. Вот и сейчас первое попадание в «Цесаревич» он воспринял стоически, хотя палуба под ногами ощутимо вздрогнула, по кораблю словно «дрожь» прокатилась. Но снаряд разорвался на броневом поясе практически безвредно, только осколки хлестанули в разные стороны. Японцы по своему обыкновению вели стрельбу на предельной скорострельности своих орудий, стараясь засыпать русские корабли снарядами, и при этом сближаясь на сходящихся курсах. Вполне разумно и завязка боя рассчитана правильно — нанести хоть какие-то повреждения русский «гедзиннам» на дальней дистанции, чтобы потом, сблизившись на сорок-пятьдесят кабельтовых, закрепить свое превосходство. И при этом Камимура не станет подходить ближе — восьмидюймовые пушки позволяют держать выбранную оптимальную дистанцию, чтобы не попасть под накрытие шестидюймовой артиллерии.
— Главное попадать во врага, а с этим у нас на таком расстоянии плохо выходит. Стрелять на учениях до войны, а не во время нее в бою — «боком» выходит такая «экономия». Оп-на, беру свои слова обратно — «Сисой» попал фугасом в «Фудзи», впервые такое чудо вижу!
На мостике вражеского броненосца был виден яркий разрыв — по нему сейчас стрелял только флагман вице-адмирала Чухнина, следовавший за ним в кильватере «Наварин» только дал залп, и через двадцать секунд снаряды достигнут выбранной цели. С «чередованием» залпов по одному противнику парой броненосцев было хорошо отработано на учениях. Сейчас под обстрелом находился флагманский «Микаса», по которому сейчас одновременно били «Цесаревич» с «Императором Александром III», не давали самому Того спокойствия. Второй целью служил самый слабейший из вражеских кораблей — «Фудзи», прекрасно и непробиваемо прикрытая цитадель при совершенно незащищенных оконечностях позволяла надеяться, и небезосновательно, что этот вражеский корабль будет выбит из боевой линии первым. Бывали уже прецеденты, в первом бою в Желтом море чудом уцелел, дополз как-то до Вей-Хай-Вея, где и погрузился по верхнюю палубу. Так что били фугасами, надеясь что они поразят неприкрытые плитами части борта и понаделают там пробоин — а ведь не лето на дворе, зима, и волна хорошая, захлестнет проломы и все, капут. На японском броненосце поневоле сбросят ход, и тогда другой «разговор» пойдет — отпускать «подранка» нельзя. Впрочем, не стоит надеяться на это — как ни странно, но судьбу генеральной баталии должны были решить крейсера Эссена и Дабича, и тогда неважно, смогут потопить японцы хоть один корабль в русской линии или нет. В бою при равных силах — шесть против шести, на такой «подарок судьбы» неприятелю вряд ли следует рассчитывать…
Вплоть до Цусимского сражения русские корабли практически на равных сражались с японцами, да и потери им причиняли почти соразмерные…