Он шёл по редкому леску, бесшумно, несмотря на тяжесть доспехов, ступая по мягкому ковру из слежавшихся после дождей листьев. Его взгляд был направлен строго вперёд, на скрытую за неровным строем молодых лип и берёз цель, но он твёрдо знал, что по бокам от него так же беззвучно продвигаются его товарищи. Правую руку привычно оттягивал меч, прошедший с ним бесчисленные битвы, а левая рука периодически тянулась к мешочку на поясе, снова и снова нащупывая заветную бутылочку, от которой зависело если не всё, то очень и очень многое.
Он дышал ровно и глубоко, насыщаясь терпкими ароматами влажной земли и перегноя, и с каждым вдохом в голове становилось тише. Спокойнее. Он знал, что им предстояло, и у них не было права на ошибку.
Он стоял у грязного окна и смотрел на светлеющее небо. Всё тело ныло, скрипело и стонало, но он так давно привык к этому, что почти не обращал внимания. Как и на гуляющий по пыльным половицам ледяной сквозняк, хотя лес снаружи только-только приоделся в осенний наряд и ещё даже не помышлял о студёной зиме. Но холод давно стал ему неразлучным братом, а тишина – верной сестрицей, не подпускающей к нему ни единой пичужки, что сейчас наверняка заливалась назойливым щебетом в глубине леса.
Его пальцы хрустнули, когда он, не опуская взгляда, с нежностью провёл ими по гладкой крышке длинной шкатулки. Вместе с алым заревом на небе в его груди поднималась и вспучивалась раскалённая волна триумфа и ненависти.
Костя зевнул и, поморщившись от неприятного щелчка челюстей, сощурил слезящиеся глаза.
Напротив широкого крыльца лицея стояли три небольших автобуса, вокруг которых царила весёлая суета. Ученики занимали места, споря, кто сядет у окна, а кто – к проходу, учителя сверялись со списками и в сотый раз перепроверяли между собой, кто какую группу на какой поезд, электричку или автобус сопровождает.
– Не выспался? – услышал он глухой, как из трубы, голос и, переведя взгляд с разноцветного водоворота пуховиков, шапок и сумок на стоящую рядом Катю, невольно улыбнулся.
На Кате были мятная парка и тёплые штаны, руки прятались в толстых перчатках, как у горнолыжников, а лицо практически полностью скрывали сиреневая шапка, низко надвинутая на лоб, и длинный шарф, обмотанный вокруг головы в несколько слоёв.
Хотя на улице было совсем не холодно: после пары недель пасмурной погоды облака наконец разошлись, и первый день зимних каникул подарил им ясное небо. В косых лучах утреннего солнца лес и припорошенный снегом лицей искрили и переливались праздничными гирляндами. Половина ребят выбежали из парадных дверей без шапок и нараспашку, а о перчатках никто и не вспоминал, поэтому на их фоне Катя смотрелась пришелицей из суровой Сибири.
Но у царевны-лягушки были особые отношения с зимой, и с первых же заморозков Катя перешла на толстые свитеры и утеплённые штаны, а в её рюкзаке теперь всегда лежал маленький термос с горячим чаем. Проблема заключалась не только в том, что она постоянно мёрзла – что в целом объяснялось ослабленным организмом, – но и в навязчивой сонливости, с которой удавалось бороться, только хорошенько утепляясь. «Я всё-таки земноводное», – с кривой улыбкой поясняла Катя.
Проглядывающие в узкую щёлку между шапкой и шарфом голубовато-зелёные глаза в окружении коричневых ресниц недовольно прищурились.
– Не смейся.
Костя подавил улыбку и, не желая касаться нелюбимой для Кати темы её здоровья и ограничений царевны-лягушки, поторопился ответить на вопрос:
– Плохо спалось. Всё думал о сегодняшнем дне.
И это было правдой, пусть и неполной. Костя с Никитой действительно допоздна обсуждали предстоящие каникулы у Кати дома, но даже после того, как друг тихо засопел, Костя ещё долго ворочался в волнующем предвкушении. Перевалило уже далеко за полночь, когда его наконец одолел сон, но тот принёс с собой тревожные обрывочные видения, и Костя несколько раз просыпался с колотящимся у самого горла сердцем и успокаивался далеко не сразу. Он даже не мог с уверенностью сказать, что его пугало сильнее: удивительная реалистичность этих снов, несмотря на всю их обрывочность и размытость, или что в них его переполняли противоречивые чувства и совершенно чуждые ощущения.
Не желая показаться странным – подумаешь, воображение разыгралось, да и мало ли что людям снится, – Костя сменил тему:
– Твои родители точно не против, что я с вами приеду?
Катя с трудом мотнула обвязанной шарфом головой:
– Ты уже спрашивал. Я с ними вчера говорила по телефону, они очень рады, что с мечом-кладенцом получилось всё уладить, и с нетерпением ждут возможности познакомиться с вами обоими.
Они как по команде подняли взгляд на висящий сбоку от головы Кости металлический треугольник с поблёскивающим на солнце красным камнем посередине. Артефакт тихонько мычал мелодию какого-то бравурного марша и слегка покачивался в такт.
– Главное, чтобы его никто не сфоткал и в Сеть не выложил, а то ещё за НЛО примут, – пошутила Жанна, поправляя лямки рюкзака.
Она не потрудилась застегнуть свой красный пуховик, под который надела только футболку. В отличие от обычных людей, которых при повышении температуры тела охватывает озноб, жар-птица Жанна на ощупь всегда оставалась горячей, и этот внутренний жар защищал её и от внешнего холода.
– Это все твои вещи? – нахмурился Никита и уже в который раз поправил сползающую на лоб синюю вязаную шапку.
Кроме рюкзака за спиной на мраморном крыльце у его ног лежала дорожная сумка и футляр с флейтой.
– Что не поместилось, я в Катин чемодан запихала, – объяснила Жанна, похлопав по ручке жёлтого пластикового чемодана, стоящего между девочками. – Она почти ничего с собой не везёт, домой же едет, так что мне его и тащить.
Костя тоже ехал налегке: его старая дорожная сумка была заполнена только наполовину. Амина Рашидовна много раз заверяла его, что стесняться нет причин, и если ему что-то нужно из одежды, достаточно просто попросить, но Костя всё равно чувствовал себя неловко и обращался к ней, лишь когда иного выбора не оставалось. Хотя сейчас слегка себя за это корил, потому что, когда вчера забежал к завхозу, на складе нашёлся лишь один свитер и пара футболок, подходящих ему по размеру, так что в гости он ехал в основном с вещами, купленными ещё бабушкой.
Услышав за спиной шорох открывающейся двери, Костя обернулся.
– Все готовы? Все на месте? – спросила Зоя Никитична, застёгивая на ходу тёплое пальто вишнёвого цвета. Беззвучно шевеля губами, она пересчитала стоящих на крыльце учеников и удовлетворённо кивнула: – Замечательно. Маша?
Вперёд вышла Маша Вяземская из одиннадцатого класса, невысокая хрупкая девушка с белыми как снег волосами, белыми, будто обледеневшими на морозе ресницами и бровями, а также пронзительно голубыми, почти неоновыми глазами. Когда Костя впервые увидел её в коридоре школьного каре, он принял её за альбиноса, но Никита объяснил, что Маша – снегурочка, редкая в здешних широтах лукоморка, так как обычно те предпочитали селиться на севере. Конечно, они не таяли на солнце, но легко обгорали и действительно плохо переносили жару, зато в холод были бодры и веселы, тем более что их сила – контроль над снегом и льдом – проявлялась в полной мере именно в это время года.
– Вы с Колей за главных, – сказала ей Зоя Никитична, кивнув на высокого и худого, как молодое дерево, лешего из десятого класса. Под строгим взглядом директора Коля торопливо стянул с головы наушники. – Всего вас одиннадцать, постарайтесь никого не потерять по дороге. Геннадий Аркадьевич только что звонил, он вас уже ждёт.
Маша деловито кивнула и, попрощавшись с Зоей Никитичной, хотела уже подхватить с крыльца сумку с вещами, но Коля её опередил и первым спрыгнул на подъездную дорогу.
– Да она лёгкая, я сама донесу! – заспорила Маша, бросившись за ним, но леший в ответ лишь засмеялся и, ускорив шаг, принялся лавировать между топчущимися рядом с автобусами учениками и учителями.
– Маша, подожди нас! – закричала её младшая сестра, пятиклассница Алиса, из-за белых волос и бледной кожи похожая на ожившую фарфоровую куклу.
Даже не попрощавшись с директором, она сбежала с крыльца, будто за ней кто-то гнался, и потащила за собой за руку подружку Карину.
Мимо Кости, буркнув в сторону Зои Никитичны невнятное «до свидания», прошёл Игорь Голицын.
Глядя ему в спину, директор сокрушённо покачала головой, после чего улыбнулась девятиклассницам Алевтине Сёминой и Диане Родниковой, василисе-прекрасной с длинной светлой косой и аквамариновыми глазами и её закадычной подружке коту-баюну, предпочитавшей чёрную одежду и густую чёрную подводку. Зоя Никитична пожелала им хороших каникул и повернулась к четвёрке друзей.
– Значит, так. – Она многозначительно посмотрела на Никиту. – Ведите себя хорошо, ясно? Не хулиганьте, слушайтесь родителей Кати и, пожалуйста, – выделила она интонацией, – никаких ночных прогулок по лесу и поисков запретных мест, договорились?
– Ну мам! – заканючил Никита. Его щёки, и без того румяные от холодного воздуха, стали красными как помидоры.
Не слушая возмущения сына, Зоя Никитична быстро обняла его и улыбнулась Косте, Кате и Жанне.
– Счастливого Нового года и весёлых каникул! Нагоняйте остальных, а я пока лес уберу. – С этими словами она достала из кармана пальто лакированную шкатулку.
– До свидания! – нестройным хором отозвались ребята и, подхватив сумки и чемодан, сбежали по ступенькам.
Проходя мимо выключенного фонтана в центре круговой подъездной дороги, Костя невольно улыбнулся. Посреди большой мраморной чаши переливалась на солнце золотая композиция из сказочных персонажей-животных. Здесь были и жар-птица, и царевна-лягушка, и серый волк, и даже трёхглавый Змей Горыныч, и каждый из них сейчас приоделся в снежную шапку, а конёк-горбунок ещё и в подобие перьевой попоны, что придавало им довольно комичный вид.
В рюкзаке Кости лежал альбом, в котором несколько листов занимали зарисовки этого фонтана. Костя всегда хорошо рисовал и до сих пор ясно помнил, как его нахваливали воспитательницы в детском саду, когда он по их просьбе срисовал для плаката красивый корабль из книги, но он никогда не заикался бабушке о желании пойти в художественную школу. Не только потому, что даже в детстве понимал, что со скромным заработком уборщицы бабушка просто не потянет расходы на художественные принадлежности, но и потому, что не чувствовал в этом необходимости. Ему было неинтересно рисовать пейзажи, натюрморты, людей или животных, а именно над ними обычно корпели будущие художники. Костю привлекали чёткие линии зданий и изящные узоры барельефов, замысловатые лабиринты механизмов и схематичные изображения сложнейших архитектурных планов, а потому на уроках ИЗО в школе он обычно скучал и не очень представлял, какое применение найти своим довольно специфическим вкусам. Пока не зашёл в кабинет искусств Тридевятого лицея.
В старой школе Кости не было кабинета ИЗО, все рисовали в своих классах или в хорошую погоду выходили на улицу. Поэтому, когда он получил от Вадима Евгеньевича – своего классного руководителя, учителя биологии и химии, а также главного лешего лицея – список доступных дополнительных занятий и секций и увидел, что напротив «Искусств» указан отдельный кабинет, то загорелся любопытством. Поэтому в начале второй четверти он после уроков отправился в юго-восточный угол третьего этажа школьного каре. Робко заглянув в приоткрытую дверь, он обомлел.
Да, здесь тоже были пейзажи, натюрморты и портреты, выполненные в разных стилях, и целая стена выделялась под работы учеников, самые лучшие из которых выставляли постоянно, а другие менялись вместе с темой занятий. Но внимание Кости привлекли эскизы грандиозных дворцов и современных зданий из стекла и бетона, распечатки старинных планов соборов и усадеб и множество макетов – от покупных 3D-моделей до настоящих произведений искусства из спичек и конструкторов.
Ноги будто сами собой подвели Костю к стеклянной витрине в передней части кабинета с торжественно выставленным макетом Тридевятого лицея. Макет изготовили с поражающей воображение внимательностью к деталям: на внешних стенах можно было рассмотреть каждый кирпичик, а заглянув в некоторые светящиеся окна – узнать знакомые интерьеры классов.
– Я подумываю добавить на крышу библиотеки Змея Горыныча для пущего эффекта, – раздался над головой Кости мужской голос, и он вздрогнул от неожиданности. Так залюбовался макетом, что не услышал, как к нему кто-то подошёл.
Семён Иванович был мужем завхоза Амины Рашидовны и папой Влада и близнецов Марьяны и Саши и происходил из богатырского рода Сотниковых, наравне с Магомедовыми уже многие поколения служащих в лицее и живущих на его территории. Как и старший сын, Семён Иванович был высоким и плечистым, но с более светлыми, похожими на солому волосами и голубыми глазами, а ещё у него, несмотря на атлетическое телосложение, заметно выпирал живот, что он со смехом объяснял сидячей работой. Семёна Ивановича, а также его отца и брата, в лицее считали мастерами на все руки, к ним обращались по любым вопросам – от чистки водостока до ремонта мебели. Но по образованию Семён Иванович был архитектором и занимался проектированием частных домов в самых разных стилях, начиная ультрасовременными постройками и заканчивая избами под старину. Поэтому и кабинет искусств он оформил преимущественно под себя, хотя как учитель старался освещать все темы и способы творческого самовыражения в равной степени, без уклона в любимую архитектуру. Но всё равно искренне обрадовался, найдя в Косте родственную душу и рьяного слушателя своих лекций об устройстве тех же фонтанов.
Костя с друзьями неторопливо подходил к остальным уезжающим в Сказочный, собравшимся у неприступной стены волшебного леса, когда ему в лицо будто ударил порыв ветра. Ветер этот не потревожил ни единой снежинки на сугробах вокруг, но всколыхнул лес. Неосязаемая волна, как прокрученная в обратном направлении круговая рябь от упавшего в воду камушка, побежала к лицею, и прямо на глазах тёмная непролазная чаща с корявыми деревьями исчезла, сменившись приветливым леском, разрезанным полосой заснеженной дороги.
Обернувшись, Костя увидел, как Зоя Никитична захлопнула крышку лаковой шкатулки, убрав в неё волшебный гребень.
Снова повернувшись к друзьям, Костя стал с живым интересом наблюдать, как Маша, сделав шаг вперёд, разводит руки в стороны, а снег на дороге перед ней разлетается вправо и влево как от взмахов огромных невидимых вееров. Первую минуту она продвигалась довольно медленно, останавливаясь после каждого шага, но затем поймала ритм и дело пошло заметно быстрее со скоростью, мало уступающей снегоочистителю.
Следя за Машей, Костя заметил Алису. Девочка держалась одной рукой за низ розовой куртки сестры, и её глаза, напоминающие айсберги, вдруг стали круглыми как блюдца, стоило им с Костей встретиться взглядами. Алиса торопливо отвернулась и, попытавшись вжаться Маше в спину, едва не сбила сестру с ног.
– Прекрати себя так вести! – обернувшись, прошипела Маша и повела плечами, стараясь высвободить куртку. – И отпусти меня!
Но Алиса пальцев не разжала и продолжала вместе с подругой Кариной искоса поглядывать на Костю.
Тот недоумённо нахмурился. Он с этими девочками даже ни разу не заговаривал, к чему такое странное внимание? Или на самом деле они смотрели не на него, а на летящий рядом меч-кладенец? Это ещё можно было понять.
Костя, не желая и дальше их смущать, перевёл взгляд на завидневшиеся впереди высокие железные ворота. Говорящие черепа, венчавшие их по бокам, пропускали лишь тех, кто скажет кодовую фразу, причём произнесённую с правильной интонацией.
«Интересно, выпускают они тоже по паролю?» – подумал Костя, когда до ворот оставалась пара метров.
Позади узорчатых прутьев можно было разглядеть дорогу и припаркованный на обочине чёрный микроавтобус. Стоящий рядом с ним мужчина приветливо замахал приближающимся ребятам.
Маша широким взмахом рук расчистила последний метр до ворот и подняла голову. Все ученики, идущие за ней, остановились и последовали её примеру. Черепушки на столбах с противным скрипом, от которого заныли зубы, развернулись. Их пустые глазницы вспыхнули, как фары.
– Уезжаете? – проскрежетала левая.
– Отчаливаете? – пророкотала правая.
– И славненько! – хором подытожили они.
Коля с подозрением прищурился.
– И чего это вы каждый год нас гоните? Чем вы тут без нас в Новый год занимаетесь?
Черепушки в ответ лишь многозначительно засмеялись, отбивая крепкими зубами звонкую чечётку, и со щелчком развернулись. Ворота сами собой распахнулись.
Костя с Никитой переглянулись, пряча ухмылки в воротниках курток. А Катя с радостным возгласом «Дядя Гена!» бросилась вперёд. Невысокий и коренастый мужчина в камуфляжных штанах и темно-зелёной куртке, ждавший их у микроавтобуса, приглашающе раскинул руки и, подхватив весело смеющуюся девочку, закружил её в воздухе. Голова его была не покрыта, да Костя и сомневался, что на эту густую и всклокоченную тёмную шевелюру налезла бы шапка.
– Ты моя царевна! Смотри, скоро совсем большой станешь, старик не сможет тебя уже так поднимать! – шутливо пригрозил он, ставя Катю на землю. Подняв весёлые карие глаза, он ласково сощурился и приобнял одной рукой подошедшего следом Колю. – Ну привет, сын. Как четверть прошла?
– Нормально, – пожал тот плечами и открыл переднюю пассажирскую дверь.
– Вы со мной вперёд, молодёжь? – спросил Геннадий Аркадьевич у Маши, кивая на приветствия юркнувших в салон Игоря, Али и Дианы.
Старшая Вяземская уже открыла рот, чтобы ответить, но остановившаяся рядом Алиса быстро задёргала сестру за куртку и что-то невнятно заныла. Маша закатила голубые глаза к такому же голубому небу и мотнула головой.
– Нет, я с мелочью, – недовольно буркнула она и принялась бесцеремонно подталкивать Алису и Карину к микроавтобусу.
– Дядя Гена, – снова обратилась к мужчине Катя. – Это мои друзья: Жанна, Никита и Костя. И… – Она на секунду замялась, с сомнением глянув на висящий в воздухе треугольник. – Меч-кладенец.
– Здравствуйте, – нестройно отозвались ребята.
– Добрый день, – качнувшись как в поклоне, церемонно произнёс меч.
– О-очень рад знакомству, – расплылся в улыбке Геннадий Аркадьевич, показав крупные и немного желтоватые зубы. – Наслышан, наслышан, – восхищённо прогудел он, впившись взглядом в волшебный артефакт. Но быстро спохватился и замахал руками: – Но всё потом, вы рассаживайтесь скорее, надо проезд освободить и домой ехать, вас всех ждут.
Костя, пригнувшись, вслед за Катей поднялся в просторный светлый салон с мягкими кожаными сиденьями. Игорь занял одноместное кресло справа и, надев наушники, отвернулся к окну. Алиса и Карина спрятались в углу заднего ряда и загородились Машей. Аля и Диана сели в третьем ряду, кресла перед ними заняли Катя и Жанна, а Костя скользнул на место у окна сразу за водителем. Никита, зашедший последним, пихнул сумку под сиденье, убрал чехол с флейтой на полку и плюхнулся рядом с Костей.
Геннадий Аркадьевич заглянул в салон.
– Все пристегнулись? – серьёзным тоном спросил он, оглядывая сидящих.
Костя торопливо нащупал свисающие по бокам кресла ремни и щёлкнул замком.
Кивнув, Геннадий Аркадьевич закрыл дверь, обошёл микроавтобус и, крякнув, взобрался на водительское место.