По следам мистера Волка

Глава 3. Волк и компания берутся за дело

Герберт (несмотря на выпитое перед сном тёплое молоко) подрывается с постели. Глаза лихорадочно горят, волосы встрёпанные, губы бледные и плотно сомкнутые.

Выспаться не удалось и на этот раз.

Он спускается, напрочь забыв, что живёт уже не один и открыть могла бы его слуга… Хотя, конечно, в нынешнее время это может быть небезопасным.

В одном старом халате (благо хоть чистом), пытаясь сморгнуть остатки сна и морщась от головной боли, граф открывает дверь.

— Что на этот раз?! — рявкает он так, словно видит человека за порогом не в первый раз.

Молодой парень со всклоченными, чёрными волосами и рваным шрамом на шее ухмыляется, впиваясь в него взглядом острых, серых глаз.

— Это ты-то Оуэн? Выглядишь так… — перекатывает на языке слова, с удовольствием и бешенством одновременно, — как и ожидаешь. Даже чуточку хуже. Твой замок? Славная развалина. Где я буду спать?

— Явно не в объятиях девочек Морригона, — окидывает граф его взглядом, и плечом подпирает дверной косяк. — Можешь под забором, например, могу даже потерпеть тебя на своём участке, раз уж спрашиваешь у меня… Ну, или сними комнату. Денег, увы, дать тебе не могу, на моей шее уже одна нахлебница устроилась. Всё, поболтали, прощаемся? — улыбается, а в глазах опасное, готовое вспыхнуть злобой, раздражение.

— Элис? — выгибает незнакомец бровь. — Здесь?

— Здесь, — кивает он. — Ты за ней? Жених, что ли? А потом дети пойдут, — задумывается Герберт, горестно вздыхая. — И что, захотите, чтобы я всех вас кормил? Элис! — зовёт обернувшись. — Тут твой жених явился.

Парень, юркнув крысой, оказывается в замке и хищно оглядывается.

— Мда… Негусто. Выпивка хоть есть? Там дождь, — добавляет так, будто это всё объясняет.

Элис выходит явно невыспавшаяся, с синяками под глазами, которые трёт кулачком.

— Что такое? Ой…

— Жених? — вопрошает Герберт строго. — Или маньяк? Впрочем, оба варианта мне не по нраву. Уйдёте оба, если хоть какое-то из предположений верно!

— Да ну, знаешь, — парень подходит к нему вихляющей походной, — меня больше… к тебе тянет…

Герберт рвано и коротко выдыхает сквозь стиснутые зубы и отступает.

— Я ведь… — облизывается, будто стирая с губ чью-то кровь. — Я ведь тебя сейчас просто… — и всё-таки сдерживается, бросая взгляд на Элис. — Вышвырнуть его?

— Курт, хватит, — бросает она так, словно пытается успокоить бешеную собаку. — Что ты здесь? Зачем?

— А ты попробуй догадаться!

— Но ведь я же… здесь… А ты — вилами по воде.

— Ну вот! — он даже топает хлюпающим ботинком.

И Герберт морщится. Нет ничего более отвратительного, чем грязная обувь!

— Я и сам не рад, и служить тебе не стану! Элис, — идёт он в сторону гостиной, — подай еды и вина. Стыло тут у вас…

— Даже не думай, — в свою очередь бросает ей Герберт и направляется вслед за… — Как, говоришь, зовут тебя?

— Курт Богард, я кузен твоей служанки, сам не рад этой связи, но что поделать?

Он валится в кресло, вытягивает ноги и с удовольствием прикрывает тяжёлые веки.

— Разуться, — отвечает Герберт мрачно. — Для начала, просто разуться. Хотя бы. Элис! — зовёт её вновь. — Ты не говорила, что за тобой придёт вся родня.

Она, мрачная, застывает на пороге, сложив руки на груди и поджав губы, обдумывая ответ.

— Замок призвал его, — тянет заунывно, — ваши предки клялись так же, как и его предки, поэтому в обозначенных рамках, он имеет больше отношения к вам, чем ко мне. И только вам решать, что с ним делать. Это. Не должно. Учитываться. В моём. Испытательном. Сроке!

Герберт вздыхает. Хотел бы настоять на обратном, чтобы в итоге выставить вон их обоих, да было бы несправедливо.

— Хорошо, ступай… А, нет, хотя задержись, — и кивком указывает ей на грязь на полу. — Я… к себе поднимусь пока. После всё обсудим. Проследи тут… за всем.

В глазах плывёт, ему лучше постараться поспать ещё пару часов, прежде чем он отправится на место преступления. Хорошо бы взглянуть, что там и как… На всякий случай.

— Молока? — тянет Элис.

— Нет, — отвечает он хрипло. — От простуды мне что-нибудь сделай…

— Да, господин, — кивает она, на что Курт усмехается недобро.

Герберт, уже почти скрывшись за поворотом коридора, возвращается и за локоть притягивает Элис к себе, выводя её из кухни, чтобы новый гость их не слышал.

— Ты его хорошо знаешь, всё нормально, я точно могу уйти? Просто не хочу разбираться с ним прямо сейчас.

Сказать бы «не могу», да гордость не позволяет.

— Вообще, он вор, — хмурится она, — и бывает шумным, но… У вас ведь и брать нечего.

— Ах ты… маленькая… — он напряжённо подбирает слово, не желая её обидеть и одновременно стремясь ударить словами в ответ.

Впрочем, вряд ли она намеренно пыталась его задеть…

Герберт выдыхает.

— Вор? Не нравится мне это… А ещё родственники у вас есть?

— Нет, к вашей радости, мы с кузеном единственные в наших семьях, кто пережил лихорадку шесть лет назад.

Раздражение с Герберта как рукой снимает. Тут уж неуместно язвить или… радоваться?

— Ох, — устало трёт он шею, прикрывая глаза, — милая, ты прям… в угол меня загоняешь.

— С вами всё в порядке? — оглядывает она его. — Переживаете? Когда здесь рылись джентльмены из стражей, у меня создалось впечатление, что они намеривались обвинить вас в любом случае.

— Это странно, — отзывается он тихо, задумчиво. — То есть, понятно, что я попал под подозрение. Но чем и кому я мешаю… Впрочем, мне тоже так показалось. Но ты, — сверкает его взгляд, — не забивай себе голову.

Она кивает. Это звучит как само собой разумеющееся замечание мужчины девушке, да к тому же, прислуге.

— Я сделаю вам чая с красным перцем, здесь завалялся.

— Сделай… И не лезь куда не следует, а то и правда зашибёт кто-нибудь. Жалко, — добавляет он вдруг, — тебя будет…

— Мне не нравится этот город, в моём погода была гораздо лучше, — с улыбкой рассказывает она, принимаясь растапливать печь, — но люди такие же. Так что…

Это почему-то вызывает у него интерес, и Герберт не спешит уходить.

— А какие здесь, по-твоему, люди?

— Нормальные, — фыркает она, — я же говорю, такие же, как везде. Люди как люди. Так что я ничего хорошего и не жду.

— И при этом — нормально, значит? — усмехается он. — И я тогда нормальный, по-твоему?

— Ага, — она разжигает, пачкая запястье в саже и хмурясь. — Да. Кажется.

Герберт смеётся и тут же закашливается, складываясь пополам.

— Ничего, ничего страшного, — говорит то ли на её слова, то ли о своём состоянии. — Пойду…

Но в дверях появляется Курт, он подпрыгивает на месте и кричит:

— Шлюха и сапожник! Ой! А вы пробовали кофе? Дура!

— Он ещё и больной у тебя? — интересуется Герберт у Элис, не понимая уже ничего. — Или он пьян?

— Да, — отряхивает она подол фартука и поднимает на него свои большие, красивые, салатовые глаза. — Конечно.

— Что, конечно? Он ещё и пьяница у тебя? — Герберт недовольно цокает.

— Не у меня.

— Мы сквозь огонь и воду прошли, сестр… — у него внезапно дёргается голова так, что хрустит шея.

— Ну вот, — подытоживает Элис.

— Эм… Мм, — Герберт вздыхает. — Давай запрём его пока где-нибудь? Мне тревожно оставлять вас наедине, а я хочу отдохнуть и ни о чём не думать.

— Он просто иногда грязно выражается и дёргается, идите, я скоро принесу вам чай. Что желаете на завтрак? Мне лучше знать заранее.

Курт в этот момент, проходя мимо, шлёпает Герберта по заднице.

И Герберт, несмотря ни на что, всё ж таки прикладывает его об стену.

— Овсянку, — шипит, отвечая Элис, не отвлекаясь от того, кого прижимает к стене, оторвав от пола, одной рукой.

И Курт начинает орать и дёргаться. Громко. И визгливо.

Герберт не отпускает, лишь оборачивается к Элис и смотрит недоумённо.

— Я ничего такого ему не сделал… Что за истеричка?

Она сосредоточенно перебирает какие-то травы в мешочках, нахмурив светлые бровки.

— Мистер Оуэн, пожалуйста, не отвлекайте меня! Вы не видите? Я работаю.

— Работаешь? — удивляется он, и слегка, правда, совсем слегка, ещё раз для верности ударяет Курта об стену, прежде чем отпустить. — И как я вообще могу тебя отвлекать от работы, скажи на милость? Разве ты не должна… Ай, ну да бог с вами, — машет он рукой.

— Враг! — верещит Курт, словно чайка, которую убивают.

И уже спустя секунду, поправив волосы и встряхнув головой, добавляет:

— Псих!

Герберт хмыкает, резко притягивает его к себе за ворот и пристально вглядывается в глаза.

— Ты в моём доме, — говорит вкрадчиво. — Я не потерплю к себе такого отношения. Поэтому либо впредь держи себя в руках, либо как пёс, сиди под крыльцом. Я понятно выражаюсь?

— Найди способ отпустить меня, иначе я тебя и снаружи достану! А Элис… Можешь её, конечно, тоже оставить, но она… воровка!

Герберт отступает от него и выгибает бровь, бросая на Элис быстрый, сверкающий взгляд.

— Да ну? А о тебе она сказала то же самое.

— Это не считается, — не отрывается Элис от своего дела.

— Считается! А ты что… сдаёшь меня какому-то… ему?

— Кажется, он спросил, — тянет она почти лениво, будто с дитём малым разговаривает, — я не могу соврать своему господину, это плохое начало рабочих отношений.

— А что именно не считается? — интересуется Герберт с живым любопытством. — Я вас никому не сдам, если что вдруг. Поэтому можете рассказать.

Элис набирает в грудь воздуха и оборачивается к нему, переминая в пальцах край сероватого фартука.

— Ну… В общем… Я знаю, что это плохо, но однажды…

— Да, давай, пусть он знает, какова твоя суть!

— Один дедушка как-то пнул его. Мы были д-детьми. И я… ну… украла у него… несколько яблочек.

Герберт трёт переносицу, хмурясь, закрыв глаза, и одновременно с этим как-то болезненно улыбаясь.

— Несколько яблочек… — звучит сдавленно.

Конечно, как для девушки и служанки у Элис поведение далеко не положительное. Сомнительная она барышня, позволяет себе многое, ведёт себя, хотя и старается, но… своеобразно. Однако…

Герберт не выдерживает и смеётся в голос, вздрагивая от головной боли, что со смехом вгоняет в его висок будто ржавый гвоздь.

— Яблочко она украла. Как не стыдно? — тянет он деланно строго, что, впрочем, совершенно портит нахлынувшая весёлость. — А ты, а этот, — передумав обращаться к нему, кивком указывает он Элис на Курта, — он то что украл?

Она опускает глаза вниз, шаркает ножкой и перечисляет сосредоточенно:

— Коня, невесту градоначальника одного… Бакалейную лавку ещё с дружками… Колбаса у нас всё равно вся испортилась. Плохая была колбаса.

— Девка! — рычит Курт.

— Часы у одного джентльмена, скатерть, туфельки дорогие… Ээ… Мачете ещё помню. Ржавое.

— Мм, ясно, — роняет Герберт спустя минуту. — А невесту куда потом дел?

— Так её выкупили, — ухмыляется Курт, — я ей, понравился, кстати. Плакала!

— А точно, — хмыкает, — не от счастья плакала?

— От счастья! Что я украл её.

— Она бы в первые дни тогда слёзы утратила, а не когда её освободили, — Герберту даже спать расхотелось. — Так, подытожим — на моей шее теперь девчонка с сомнительными, — сдерживает смех, — наклонностями, и её братец вор? Девчонка на испытательном сроке, а братец… — Герберт делает вопросительную паузу.

— Твоя проблема. Но да чего тебе? Я не святой, но хотя бы не сидел! Меня правда это… разыскивают, но не здесь. Пока. Я уехать собирался на материк. А тут такое.

— Так может сможешь уехать? Раз Элис здесь, — на этот раз в голосе Герберта не слышно веселья. — Ты попробуй. Я даже на дорогу тебе дам.

— Не, меня всю поездку колотило, — отмахивается Курт.

Оуэн вздыхает, качает головой, отвечая сам себе на какие-то мысли, и всё-таки направляется наверх.

— Элис, устрой его в гостевой комнате слева на втором этаже, — бросает прежде, чем скрыться за дверью — И не беспокойте меня, пока я не выйду!

— Подождите, граф! — снимает она с печки кипящий чайник.

— Да? — оборачивается он, слегка покачиваясь от усталости.

Элис всучает ему тазичек и льёт в него кипяток.

— Вот. Хотя бы ноги попарьте!

— А… А я… Хм, — Герберт берёт его, стараясь не расплескать, ведь в глазах уже плывёт и темнеет, а ему ещё подниматься по ступенькам к себе. — Благодарю.

***Герберт просыпается от тихого, мерного сопения рядом с собой.

Элис с глазами на мокром месте, стоит рядом с постелью, в её руках какие-то глиняные черепки, нос выпачкан в… золе?

Забыв спросонья, что она здесь делает и кто вообще такая, Герберт резко подрывается на кровати, о чём тут же жалеет.

— Ну, чего тебе? — трёт он двумя пальцами висок и, успокоившись, ложится снова. — Я ведь просил не беспокоить меня.

— Я ведь… была тут… тихонечко, ждала, чтобы спросить…

— Была… пока я спал?

— Н-недавно, господин. Там просто… стояла ваза… где Курт спал. И он её ногой боднул, а она разбилась. Я места себе не находила, ведь здесь написано… «Майкрофт»… Это ваш родственник?

Герберт испускает то ли хриплый вздох, то ли приглушённый стон? и зажмуривается, словно надеясь, что когда откроет глаза, её не окажется рядом…

— В гостевой не было этой вазы. Нужная дверь слева. Ты устроила его не в той комнате… Как вообще можно было разбить её?

— Говорю же… он во сне. Ему снился кошмар. Вы напугали его. Потом громыхнул гром! Кто-то стал кидать в окно камни…

— Ладно, довольно, — останавливает он её жестом. — Успокойся… Я всё равно не знал его.

Но Элис продолжает, её ведь перебили, а она этого не любит:

— Начался дождь, он замочил прах, ведь окно разбилось! Я смела всё в совок, потом… прочитала имя. Вы не волнуйтесь, я могу просушить! Доброе утро.

— Постой, окно разбили?

— Кто-то кидался, но их разогнал дождь…

Она, успокоившись вмиг, спрашивает строго:

— Хотите чаю?

— Хочу. А прах выброси. Или думаешь от осколков и грязи его теперь просеять?

— Конечно. Будет, совсем как… ну… — она улыбается.

— Новенький? Живой? — в голосе его слышится укор и строгость.

— Как и… несколько часов назад. Кстати, — бросает она, выходя из комнаты, — я подписала вас на еженедельную городскую газету, принесу её вместе с чаем. И списки, что нужно купить для замка. Крыша в нескольких местах протекает… Да и вообще, пора готовиться к зиме!

— А ну? стой! — командует он и добавляет скорбно: — Прах выброси. Он уже не тот…

Элис прижимает к себе черепки, будто это кости её любимой бабули.

— Как вы можете? Граф Оуэн был великим человеком!

Она, конечно же, ничего о нём не слышала, но уверена, что это так.

— Да, дед мой прославился в своё время… Но родственники мои с причудами были. Выбрасывай, — небрежно машет он на черепки рукой.

Элис замирает, глядя на него так, будто впервые видит.

— Не ожидала от вас этого…

И Герберт, наконец, смеётся.

— Прости мне мои шутки. Покоится Майкрофт Оуэн на городском кладбище. Понятие не имею? зачем и чей прах — и прах ли это вовсе — держали в вазе.

Элис не обижается, только выдыхает и щурится, подойдя к нему ближе и вглядываясь в лицо:

— Я всё же сохраню этот прах… О, мы должны посетить кладбище! Конечно!

— Да зачем? — он осекается. — Впрочем, как хочешь, можешь оставить себе. Там, возможно, прах его любимого пса… А кладбище посетим, да. Всё в своё время, — он с раздражением поворачивается к ней спиной и накрывается с головой закашлявшись.

— За могилами нужно ухаживать…

Она поправляет ему одеяло.

— Не выспались?

— Просто мучает слабость, — признаётся он нехотя, не открывая глаз. — Голова болит. Найдёшь что-нибудь от головной боли?

— Д-да…

Она не убирает руку, странно заминается и закусывает губу.

Герберт ждёт, не двигаясь, а затем понимает, что болезненный, будто наполненный гудящим роем пчёл туман в его мыслях рассеялся.

— К-как? Ты… Это ты?

— О чём вы? — её салатовые глаза полны света, взгляд непонимающий.

Он приподнимается.

— Голова уже почти не болит… Нет, ни о чём, сп-спасибо, Элис. Ступай… Приготовь мне чая. Скоро мне нужно будет уйти.

— Да, конечно, нужно… — щебечет она, уходя, — ведь столько всего нужно купить… Вы сами справитесь, или мне пойти с вами? Думаете, будет неприлично? У меня нет хорошего платья…

Герберт поднимается, заглаживает растрёпанные волосы назад и цокает языком.

— Вообще, мне лучше бы идти одно… А, знаешь, — успевает он передумать, — если нужны покупки, идём вместе.

Это может сыграть ему на руку. Якобы он не специально на место преступления возвращался, а просто проходил мимо со своей помощницей. А то мало ли в чём ещё его могут обвинить…

***Вскоре Элис с важным видом приносит ему чай с молоком и бергамотом, овсянку и жареную курицу (мужчина ведь, к тому же волк). А ещё газету и стопку своих заметок — что нужно купить в первую очередь, что во вторую и сколько это примерно будет стоить.

Герберт, не без удовольствия взявшись за еду, не обратив внимания на газету, принимается просматривать записи своей служанки, с каждой минутой всё больше хмурясь.

— К чему такие траты, Элис? Ведь всё можно… как-нибудь подешевле устроить. Нет, не подумай, я в состоянии всё это приобрести, просто… Хм.

— Ну, конечно, можно навозом дыры заделать, но насколько этого хватит? Приятного аппетита, господин! А я пойду переодеваться.

— Иди, — ворчит волк, прожёвывая курицу (недурно приготовленную), — иди! Только братца своего под замок посади на всякий случай. Может он даже проснуться не успеет, как мы вернёмся. В любом случае, это лучше, чем если я его на это время выставлю за дверь, верно?

— Да, вы очень добры, граф… Ничего, что я вас так называю? Привычка.

Он улыбается ей, отставляет посуду, небрежно отбрасывает бумаги и сам принимается медленно, будто нехотя собираться.

— Ничего. Я сам себя так называю, мысленно. Я ведь и являюсь графом, как бы там закон ни менялся.

— Да… придумали, что теперь все равны. А ничего не изменилось ведь!

Элис Богард запирает ненадёжного родственника вместе с запиской и едой, закрывается у себя в комнате, где раньше жила тётушка Смит и придирчиво рассматривает платье, что купили именно для неё месяц назад, но выслать не успели. Жёлтая скользкая ткань, фасон немного нелепый, но в целом… У неё никогда не было такого платья!

Да и неприлично было бы. Она всё-таки не гувернантка.

Переодевшись и осмотрев себя, насколько это возможно в маленьком зеркальце со всех сторон, Элис вспоминает, что у неё нет подходящей обуви.

Ну что ж, там всё равно лужи. Грубые сапоги кто заметит под такой юбкой?

Оуэн ожидает её у выхода, одетый просто, словно специально пытаясь стать более неприметным под потёртым, серым плащом.

Но Элис всё никак не спускается и ему приходится плестись наверх и стучать в дверь, будто он какой-то мужлан, что ломится к бедной девице.

Или так просто представлялось ему, из-за чего раздражение лишь возрасло.

— Элис! Сколько можно ждать? — и он, думая, что дверь заперта, всё равно крутит ручку.

Она открывает, выглядит испуганной и встрёпанной, с распущенным золотистыми волосами, в платье.

— Сейчас-сейчас! У меня тут оборочка порвалась!

Герберт закатывает глаза, но после… замирает, рассматривая её как-то странно. Будто даже смутившись.

— Оборочка… Набросила бы наверх накидку и нет проблем, — бормочет он пятясь. — Давай быстрее.

— Точно! У меня ведь была где-то шаль, правда, немного молями изъеденная, но чуть-чуть спрячу!

Она обегает его спустя минуту, спеша вниз и по пути завязывая волосы в косу.

Герберт не успевает за ней и свешивается с перил:

— Мы уже идём, тебе больше ничего не нужно?

Элис кряхтит, натягивая на сапоги, которые совершенно не смотрятся с пышной юбкой.

Неудобно… Но не может ведь она ходить в одном и том же и дома и на улицу? Тем более, постирала уже одежду, что попроще…

— Идёмте, — улыбается она, смущаясь, — я подумала тут, может, хотя бы курочек купим? Но надо тогда сарай, забор и собаку.

— Ну, не сейчас уж точно, — подходит он к ней, окидывает её цепким, оценивающим взглядом и, усмехаясь, первым выходит на улицу.

Герберт придерживает для неё дверь, когда с неба с шумом обрушивается дождь.

— Да что ж такое… — вздыхает он. — Может, быстро закончится? Давай немного постоим здесь. Кажется, туча небольшая. И никаких собак! Не люблю их.

— Ревнуете? — переступает она с ноги на ногу, кутаясь в шаль.

— Кого? — не понимает он.

— Не кого, а к кому. К собакам. Но вы… не замените пса.

Герберт смеётся, но всё же решает вновь подшутить над ней и резко обрывает себя. К тому же другой мог бы на такое сравнение и всерьёз оскорбиться.

— Как не стыдно так с графом говорить? И это молодая, воспитанная девушка, которая умеет читать? Вот и бери таких на работу, — осуждающе качает он головой, — чтобы потом с псами сравнивали!

— Собаки хорошие, — хмурится Элис, — я их очень люблю.

— А я нет. А ещё ты споришь. Разве хорошо девушке спорить с мужчиной и своим хозяином?

— Я не… вовсе не спорила, мистер, — произносит она холодно, — Оуэн. Я спросила, потому что мне любопытно. Нечасто ведь встретишь оборотней. Я из тех, кто уважительно относится к вашей… касте? Но если вы не ревнуете к собакам, это хорошо. Возможно, я найду себе друга и у него будет собака. И в свой… выходной, — повторяет с опаской, ибо слугам выходные вообще не полагаются, — я смогу её гладить.

Он не выдерживает, протягивает руку и коротко, легонько похлопывает её по голове. Как мог бы сделать с ребёнком.

— Шучу я. И ни один нормальный человек или оборотень ревновать к собакам не станет.

— Их ненавидят меньше и они полезные, — фыркает Элис.

Герберт смеётся.

— А оборотни уже бесполезны и всеми не любимы, ну да.

— Если вы можете шутить со мной, я ведь тоже могу? — улыбается Элис. — Если нет, я не буду. Мужчины очень хрупки.

— Можешь. Со мной, можешь, — разрешает он и выставляет под дождь ладонь. — Вроде заканчивается… Элис, а как ты относишься к кошкам? Не хочу, чтобы ты ревновала, если я заведу кошечку. Такую, на тебя похожую, с салатовыми глазами.

— О, они очень полезны в хозяйстве, — подхватывает она, — я совсем не против. Но вот у будущей жены, когда она появится, уточните. Ой, — она поскальзывается и едва не падает.

Герберт ловит её за локоть и придерживает, пока не убеждается, что Элис уже твёрдо стоит на ногах.

— Не будет у меня жены, — режет он уверенно и мрачно.

Элис вспоминает о том, что он вдовец и прикусывает язык. Жалеет, что ляпнула. Забыть умудрилась, хотя совсем недавно опасалась его из-за этого.

— А у меня мужа не будет, — отвечает нарочито весело.

— Мм? — изгибает он бровь. — С чего бы?

— Да как же, — шепчет она, — у меня ведь вы есть, господин.

— Считаешь, не разрешу? — отчего-то у него поднимается настроение.

— А как тут разрешить? О вас заботиться нужно и о замке. А если скотинку заведём? Если только он тоже будет работать у богатого господина… Но кто ему даст четыре выходных в год, чтобы со мной видеться?

— А что аж целых четыре? — спрашивает нарочито серьёзно.

— Ну у меня ведь четыре, — хитро улыбается она, — вы сами разрешили. Нет, ну конечно, если у него будет всего два, то два дня можно забрать себе!

— Постой, — на этот раз спрашивает он действительно строго. — Разве про четыре дня у нас речь шла? Элис, у меня был жар, что-то не припомню такого…

— Один в сезон! — хмурится она, готовая защищать свои свободные деньки, словно дикая кошка. — Сезона четыре! И не надо говорить, что один, потому что мы живём в Элмаре! Я знаю, что четыре. Значит, четыре в год.

— Ох, — трёт он глаза, — пусть, бог с тобой, пусть, — и спускается со ступеней.

Дождь и правда почти закончился, теперь главной проблемой являются серые холодные лужи с плавающей в них опавшей листвой.

— Не поскользнись снова. Эх, надо листья убрать будет…

— Да сделаю… Или Курт. Вы его оставляете?

Элис, отчего-то, через раз запинается, а юбка её неприятно шелестит.

— Пока да, потом посмотрим… — он морщится от мерзкого звука и прикрывает веки. — Из чего только твоё платье сшито? — и, не дожидаясь ответа, протягивает ей кошелёк. — Держи. Купи новое. Какое-нибудь качественное и не такое броское. Поняла? И молчи. Ни слова об этом! Ни возражений, ни благодарностей! Дожили… — вздыхает.

Элис выгибает бровь и отчего-то шепчет:

— Прямо сейчас?

— Угу, — звучит каким-то образом весомее недавних слов.

И у Герберта начинает созревать план…

Они выходят на длинную, пустынную дорогу, ведущую прямиком к центру, и Герберт усмехается.

— Да. Конечно, хорошо бы сшить на заказ… Но я хочу, чтобы ты нашла приличное, хорошее платье и в нём же, возможно — я ещё не уверен — выполнила одно небольшое поручение. А пока ты ищешь его, я как раз по делам схожу.

— А приличное для кого? Для служанки? А если как для нянечки, например?

Он улыбается ей, и взгляд его теплеет.

— Можно и так. Можешь купить и такое, хм… ну, будто ты не служанка вовсе. Так даже лучше, пожалуй. Но только, — поднимает он палец, — если платье не будет броским и вычурным! Поняла?

Элис едва ножкой не топает.

— У меня есть вкус, господин.

— Вот и хорошо, — кивает он. — И я хочу в этом убедиться!

И она без лишних слов бежит за платьем. А чего — надо было возражать? Это ведь графу нужно, а не ей! А у неё испытательный срок. Слушаться надо.

Герберт какое-то время провожает её смешливым взглядом, а затем резко сворачивает, срезая себе путь.

Сначала он пробирается по неприметной тропе мимо каких-то кустов и вскоре выходит в довольно бедный район города, который минует быстро, стараясь особо не смотреть по сторонам и не привлекать к себе лишнее внимание.

Но шагнуть в темноту подворотни, к которой и шёл всё это время, Герберт решается не сразу.

Он оказывается с другой её стороны. Поначалу ему казалось, что там должен был быть тупик, но сбоку, где он теперь и стоит, был узкий проход.

И вот он ступает в сырую, стылую темноту. Волчьим взглядом улавливает на стенах потемневшие, почти исчезнувшие брызги крови. И от этого внутри у него что-то неприятно ворочается.

Но не от страха ведь?

Он проходил здесь той ночью. Герберту не нравится эта мысль, но отрицать её он не может. Проходил. Однако в саму подворотню не помнит, чтобы поворачивал.

Его так уверенно убеждали в том, что убийца именно он, что Герберт успел усомниться в своей невиновности. Он плохо запомнил тот вечер и ночь из-за болезни.

Но, да, он ведь болен. Значит перекинуться не мог. И вообще…

— Разве бы стал? — договаривает шёпотом, внимательно осматривая землю и находя там, у стены, лишь пуговицу, втоптанную в грязь.

Маленькую, зелёную, странно оплетённую нитками, будто кто-то пытался пришить её к рубашке всеми известными способами, а не просто крест накрест.

Он ходит по подворотне ещё какое-то время, пытается принюхиваться, не упустить из виду ничего… Но упускать, казалось бы, было нечего.

Тогда Герберт поднимает взгляд на тёмное одинокое окошко.

Интересно, некто, кто дал показания, что якобы видел Герберта на месте преступления в ту ночь, живёт там? Или всё же это был кто-то из соседних домов, или просто прохожие, что так косо смотрели на него в тот вечер?

Нет, волчье чутьё подсказывало, что за окошком именно тот, кто ему нужен. И Герберт намерен проверить, обманывает оно его или нет.

Он выходит на улицу, обводит взглядом здания из красного кирпича, и только в этот момент понимает, что забыл условиться с Элис о месте встречи.

***Светлые тона отметаются сразу же. У неё никогда не будет нежно-розового или голубого платья. Даже мечтать об этом глупо! Но они, висящие у витрины, конечно, радуют глаз. А вот руками одежду для леди трогать ей запретили. Это справедливо. Пусть руки у неё и чистые.

О белом, конечно, тем более речи не идёт. Единственное белое, что она будет носить в своей жизни — ночнушка.

Чёрный — тоже нехорошо. Граф Оуэн подумает, что она издевается после неловкого разговора о его жене.

Интересно, какой она была?

Элис фыркает на недоумённый взгляд продавщицы, когда та замечает грязные следы от мужицких сапог, ведущие к странноватой девице в жёлтом платье, ткань которого непрестанно шуршит.

— Милочка, сколько у тебя с собой?

— А? — Элис оборачивается на неё и передёргивает плечом. — Столько, сколько бывший граф мог решить дать своей слуге на платье, в котором она не сможет выполнять большую часть работы. Думаю, пару волков точно будет!

Она с улыбкой достаёт монеты и хлопает глазами. Помимо червяков, крыс и блох на её ладони оказываются…

— Три волка! И целый филин… Видно, это не всё мне.

— Что же… — у продавщицы сверкают глаза. — И не страшно тебе в проклятом замке? Говорят, его даже вредители стороной обходят…

— Правда? — Элис прячет деньги и сосредотачивается на платьях, которые стоят больше двух волков. — Миссис Смит прекрасно себя чувствовала там. К сожалению, у неё не было возможности залатывать большие дыры, но у меня она есть. А вместе с дырами можно закрыть кое-что ещё…

Женщина хмурится от промелькнувшего на мгновение враждебного тона. Элис, как ни в чём не бывало, оборачивается вместе с тремя строгими тёмными платьями из плотной, простой ткани.

На её нежных губах мелькает улыбка:

— Я не должна была обсуждать с вами дела графа Оуэна, ни о чём не думайте, просто делайте свою работу.

Погода мерзкая, ясно, что продаж сегодня не будет, такими темпами аренда перевесит выручку… Женщина кисло приподнимает уголки губ, её морщины становятся выразительнее.

— Конечно, милочка… Как тебя звать?

Элис скрывается в примерочной.

— Мисс Богард. Стану миссис, если буду хорошо работать.

— Да?

— Конечно. Когда граф разбогатеет, например, и наймёт кого-нибудь мне в помощники, этому кому-то придётся обращаться ко мне «миссис».

— Гм… До меня дошёл слух об убийстве приезжей. Говорят, подозревают мистера Оуэна.

— Вы думаете, лучше это? Здесь всё равно никого нет… — она выходит и прохаживается между рядов с одеждой, давая оценить себя в тусклом свете. — Мне не нравятся эти фонарики вот здесь…

— Глупости. Я лишь замечу, милочка, довольно странно, что тебя не волнует положение твоего хозяина. Не боишься стать очередной мёртвой женщиной?

Элис фыркает.

— Если так угодно графу.

— А если он окажется убийцей, и ты узнаешь об этом… Хотя бы сообщишь стражам?

Элис усмехается.

— Конечно нет. Мне кажется… подол длинноват.

И в этот момент над дверью коротко звякает колокольчик, и в помещение входит невысокая круглолицая женщина с собранными в тугой узел, светлыми волосами.

— Ну и погода на улице, — смешно, пискливо чихает она. — Простите. Там такой ветер поднялся! А я за тканью, — суетливо вынимает она из сумочки кошелёк и бросает на продавщицу требовательный нетерпеливый взгляд. — За синей. Я всё-таки определилась с цветом.

Та в ответ закатывает глаза, и Элис удаляется в примерочную. Ей нельзя здесь сидеть битый час, нужно найти графа… Вот только он не сказал, где они должны встретиться, а она была слишком шокирована его предложением.

— Вы снова за своё? — продавщица всплёскивает руками. — Я же говорила, что торгую одеждой. Одеждой, понимаете?

— Где одежда, там и ткань! — упирает она руки в бока. — Я слышала, здесь чудная ткань. Или я ошиблась? — делается она тут же растерянной и несчастной.

— Миссис Джонс… На улице дождь, хотите переждать? — звучит будто сочувственно. — Так сделайте это в другом месте! В булочной Карл может заработать на тех, кто заходит к нему, скрываясь от непогоды… Мне стоило бы хранить на полке что-нибудь для таких случаев…

Роберта Коул лишь несколько месяцев заведует магазинчиком мужа, который уехал на юг Элмары и затерялся там…

От него ни ответа ни привета, видно, рассыпался в прах от солнечных лучей… Чёртов…

Она поджимает губы. Дела идут дурно, она ничего в этом не понимает… Ещё и ходят всякие!

Но миссис Джонс хмурится и спешно прячет деньги обратно в сумочку.

— Если я ошиблась, не стоит грубить, дорогуша. Просто мне рассказали, что здесь произошли перемены и моя подруга приобрела в этом магазине чудесную ткань для сорочки. Но, видимо, меня ввели в заблуждение… Так бы и сказали! Где это видано вообще, чтобы клиентов пытались выставить за дверь?! Поглядите-ка на неё, — ворчит она, подходя ближе, — какая наглость. И платье для девочки не то подобрали, с рукавами что-то не так, я сразу заметила!

— Не втягивайте меня! — отзывается Элис, примеряя последнее платье.

— Клиентов? Какой мне толк от швеи? Вы ведь всё сами, наверное, всё сами… Успокойтесь и идите с миром.

Но она её уже не слушает, а пробирается поближе к примерочной.

— Отчего же не втягивать? За сколько вы берёте здесь платье? Я сошью вам намного лучше и дешевле, чем, — меняется её тон, — в этом ужасном месте. И работаю я недалеко, мой дом находится на углу. Можем хоть прямо сейчас пойти снять с вас мерки, и я приступлю к работе!

— Это прекрасно… — тянет Элис и сдвигает штору. — Но я спешу. Посмотрите на это. Хорошенькое? Вроде впору.

— Да, неплохо… Но всё же в следующий раз заходите ко мне! — Она поправляет на Элис платье так деловито, будто сшила его сама и только сейчас закончила свою работу. — Не видела вас здесь раньше… Вы не местная?

— О нет, не совсем, миссис Джонс, верно? — Элис улыбается. — А на мужчин шьёте?

— Конечно, — энергично кивает она и запинается. — А вы… как вас звать, дорогая?

— Элис Богард. А если… если мне хотелось бы… шить? Вы обучаете своему ремеслу?

В ответ она слегка хмурится, однако в следующую минуту начинает улыбаться весьма дружелюбно.

— Я бы с радостью! Я как раз сейчас одна осталась. Без помощи, имею в виду… Могу взять тебя в ученицы, если хорошо всё пойдёт, стала бы мне помощницей, работала бы на меня. Давай попробуем! Когда я могу тебя ждать? Мои двери всегда открыты. Только после шести я отдыхаю, и по средам не работаю.

— Н-нет, я уже работаю, миссис Джонс. У графа Оуэна. Боюсь, время у меня будет лишь перебежками, но я буду платить за уроки.

Говоря это, она расплачивается и с продавщицей.

— Вот как… Бедняжка, — бормочет она. — Ну, что ж, можно попробовать и так, заходи, как время найдёшь… — и больше Элис не трогает. Вместо этого переводит взгляд на продавщицу. — Ладно, ну а ленты, ленты у вас приобрести можно? Знаю, что можно. Мне бы синие только…

— Откуда знаете-то?

Роберта Коул пытается заговорить с Элис о шляпках или плащиках, но та уже спешить выскользнуть из магазина в холодные объятья дождя.

И едва не сталкивается с высоким мужчиной, что, постукивая тонкой тростью об тротуар, проходил мимо.

Он останавливается, окидывая Элис внимательным взглядом, медленно поглаживает тонкими пальцами свою короткую чёрную бородку и начинает улыбаться.

— Осторожнее, милая леди…

С серого неба накрапывает мерзкий холодный дождь, но плащ на плечах незнакомца всё ещё выглядит сухим.

— Вы могли поскользнуться, — продолжает он и приподнимает свою шляпу, представляясь: — Джон Кроули.

— Не понимаю… — шепчет Элис, начиная раздражаться из-за того, что не знает, где искать графа Оуэна. А ведь у него к ней поручение! Ещё и люди вокруг, такие дружелюбные… до зубовного скрежета. И это — жители Элмары? Даже не верится… — Подскажите, сэр, каким образом то, что я прохожу мимо вас, уже отличный повод для знакомства?

— Вы, видимо, куда-то торопитесь? Так сильно, что не заметили, что мне пришлось отступить, чтобы вы не налетели на меня… — и зачем-то добавляет: — Я не хотел вас пугать.

— Как вы уже поняли, — ухмыляется Элис, — я вовсе не леди… Доброго дня.

Как хорошо быть служанкой! Можно улыбаться лишь хозяину и его гостям.

Конечно, некоторые хотели бы, чтобы она была дружелюбной в принципе, но едва ли граф Оуэн из таких.

— Доброго, — становится он мрачнее… и идёт за ней, держась чуть позади.

Элис решает, что ему просто по пути, но чтобы в этом убедиться, переходит через дорогу.

Наверное, стоит вернуться в замок. Теперь можно лишь надеяться на терпимость графа.

Кроули останавливается, не отрывая от неё взгляда, медлит, а затем переходит дорогу следом за ней.

— Постойте!

— Каналья… — шепчет Элис.

Людей ещё вокруг нет…

А вот когда не надо!

— Да, господин? — улыбается она. Натянуто.

— Мне право неловко, но… А как вас зовут? Я ещё не знаю здесь почти никого, так лишь, больше по слухам…

Элис представляется.

— Я тоже не местная, едва ли окажусь вам полезной. Да и очень спешу…

— Как жаль… Я слегка заблудился, не пойму, в какой стороне главная площадь… Может, я мог бы пройтись с вами, позволите? Не каждый день, — дарит ей очередную обворожительную улыбку, — встречаешь таких красивых девушек.

— Кажется, это в другой стороне. Знаете, вы могли бы зайти в тот магазин, из которого я вышла… Там две очень любезные женщины.

Он смеётся в ответ.

— Благодарю, но ваше общество мне гораздо интереснее. А могу полюбопытствовать, куда вы спешите?

— К замку графа Оуэна, — Элис надеется его отпугнуть, мало ли, до него уже дошли мрачные слухи, которые жители Элмары и Бонсбёрна в частности просто обожают.

— Оу… — роняет он. — Много слышал о нём! И хотел бы познакомиться с ним. Вам очень повезло! Очень. Хотя… Это правда, по-вашему, то, что о нём говорят? Впрочем, не отвечайте, я всё понимаю, — спешит заверить он и вздыхает. — Надо же, как интересно… В каком-то смысле я приехал сюда из-за него. Точнее, из-за таких, как он.

— Из-за сидевших вдовцов? — хмурится Элис. — Вы их изучаете? Посещение, в таком случае, обойдётся вам в кругленькую сумму… Идёмте, мистер Кроули. Так бы сразу и сказали.

«Нам как раз нужно починить крышу, а вы выглядите состоятельным и странно себя ведёте…»

— Изучаю, — кивает он с гордостью и ускоряет шаг. — То есть, я, можно сказать, исследователь. Волковедом стать мне не удалось, но я имею некоторые свои мысли насчёт оборотней и прочих, отличимых от обычных людей, личностях. Но я больше интересуюсь их внутренней составляющей, если понимаете, о чём я.

— Конечно-конечно, — даже не вдумывается Элис. — У кого вы здесь гостите? Снимаете комнату?

Он кивает.

— Да, я решил быть скромнее в этот раз. Но мне там не нравится.

Она переводит на него лукавый взгляд салатовых глаз.

— Поговорите с графом… Быть может, вы сможете снимать комнату у нас.

— О, это прекрасная мысль! Элис, вы просто чудо. А граф у себя? Если бы я приехал к нему сегодня же… Сейчас же!

Она кивает.

— Я ведь сказала, что…

То миссис Джонс, в который раз приходящая за тканью в магазин одежды, то мистер Кроули…

И всё же чудаки лучше тех, кто досаждает добрым людям намеренно.

Хотя нужна ли графу сейчас компания?

Вряд ли он не видел других мужчин в тюрьме.

И в любом случае…

— Я не уверена, что он сейчас там. Мы с ним… разминулись. Ума не приложу, куда он мог пойти.

— Я от волнения забыл, куда мы идём, — голос у него виноватый, а улыбка на этот раз смущённая. — Разминулись, значит, хм… Ищите его там, где знаете, что он может быть. Таких мест много? Он наверняка бы ждал вас там, о чём вы могли бы подумать. Я вот думаю про одно место, других не знаю… Если бы искал его, пошёл бы туда, куда, как говорят, возвращаются такие, как он. Якобы, — спешит Кроули оговориться, — якобы такие. Если понимаете, о чём я…

— В бар?

— Я имел в виду, что преступники всегда возвращаются на место прес… Впрочем, это глупая шутка, — отмахивается он от своих же слов. — В бар, так в бар! Куда нам? — оглядывается по сторонам. — В какой именно?

— Я тоже пошутила… Мне не стоит больше так делать, — она окидывает нового знакомого взглядом, в котором плещется усталое «вы безнадёжны». — Пойдём в сторону замка, думаю, граф сделает то же самое.

— Я плох в шутках, — легко признаёт он. — Хотя знаю одну! Люди некоторые боятся того, что за ними следит утка, — Кроули начинает смеяться. — Умора, не правда ли? — но смех его резко прерывается. — Впрочем, быть может, это не было шуткой… Тогда совсем не смешно.

— О, я вижу, вы поладите с Куртом, моим кузеном… — тянет Элис без особого энтузиазма.

***

Герберт, пусть и не должен был привлекать к себе внимание, уже в четвёртый раз прохаживается вдоль по улице.

Прикинуть бы, куда именно отправилась Элис за платьем, да за десять лет здесь многое успело поменяться. К тому же начни он бегать за ней по городу (ещё чего не хватало!) возникала бы опасность разминуться и потеряться окончательно. А здесь она хотя бы попадётся ему на глаза, возвращаясь в замок.

Что и случилось.

Правда облегчение, что пришло на место раздражению (в том числе и из-за себя самого, ведь именно он должен был сказать ей, где они встретятся) тут же сменяется на жгучую тревогу и подозрение.

Рядом с Элис оказался незнакомец, слишком, судя по его жестикуляции и блеску в глазах, заинтересованный её обществом, чтобы быстро оставить их в покое.

Впрочем, Герберт постарается, чтобы это всё-таки произошло…

Напустив на себя самый что ни на есть мрачный вид, он направляется к ним навстречу, прожигая и свою слугу, и её спутника острым, цепким взглядом.

Элис скоро замечает его, но не меняется в лице. Она решает не извиняться, пока граф первым не станет упрекать её в том, что она не спросила, где они должны встретиться.

Её спутник рассказывает что-то странное. Она бы вслушивалась, если бы за это платили.

— … а затем я подумал, что интереснее просто размышлять над, — Кроули замолкает, тоже замечая графа Оуэна, но уже в тот момент, как тот останавливается напротив них, сведя к переносице брови, что сделало его ещё больше похожим на волка. — День добрый, — приподнял Кроули шляпу, вмиг растеряв всю свою уверенность.

— Добрый… — бросает Герберт недружелюбно и переводит взгляд на Элис. — Твой очередной родственник?

— Вы меня переоцениваете, господин, — отвечает она.

— Тогда, — щурится граф, — жених?

— Прошу прощения, — звучит голос Кроули будто бы оскорблённо, хотя во взгляде вспыхивает… довольство? Надежда?

Однако Герберт не спешит давать ему слово и требовательно вопрошает у Элис:

— Ну?

— Вы, — хмурится Элис, — обижаете меня.

Он вздыхает.

— Хорошо…

Окидывает взглядом её платье и немного успокаивается. Голос его становится мягче, лицо светлее, в глазах загорается одобрение.

— Хорошо выглядишь. У меня к тебе будет небольшая просьба, окажешь мне услугу? — Герберт берёт Элис под локоток и собирается отвести в сторону, словно и думать уже забыл о Кроули.

Но тот протягивает руку, будто бы намереваясь схватить Герберта за плечо, и спешно подступает к ним ближе.

— Меня зовут Джон Кроули, я исследователь. Мы познакомились с мисс Элис случайно, и она любезно согласилась провести меня в ваш замок. Чтобы… Для того, чтобы… — под тяжёлым и жгучим взглядом графа он тушуется и с надеждой переводит отчаянный взгляд на Элис. — Чтобы?

— Мисс Элис? — едва ли не вскрикивает она. — Ну ладно. Господин, этот человек хочет снять комнату в вашем замке. А мы как раз сегодня утром говорили об этом, помните?

Герберт хмурится, пытаясь припомнить что-то подобное, и неопределённо ведёт плечом. Хотя, по-хорошему, отказаться бы… То есть, ему бы очень хотелось отказаться, учитывая, что теперь перспектива насладиться спокойствием и так очень мала.

С другой стороны, на его шее отныне два человека и не помешал бы дополнительный источник заработка…

Он вглядывается в Кроули, который распинаясь всё это время что-то рассказывал о себе, и сдерживается, чтобы не возвести глаза к небу.

— … я планирую пробыть тут до зимы. Пока. Быть может, мне слишком понравится здесь, чтобы уезжать так скоро — продолжает тот. — И меня, поверьте, не пугают всякие слухи и предрассудки о вашем замке. Ой… Должно быть, я сказал лишнее…

— Эм… Мы можем поговорить с вами позже, — спешит Герберт, пока Кроули от волнения вновь не начал речь. — Обсудим всё в спокойной обстановке. Сейчас у меня дела. Я тороплюсь.

— Да-да, — кивает он.

— Где я могу вас най… ти, — но Кроули не слышит последнее слово, успевая его перебить:

— Я знаю дорогу к вам, не смею более задерживать. Если врата вашего замка заперты, не беспокойтесь, я подожду под ними. Я рад буду уже от одной прогулки возле вашего дома!

И Герберту ничего не остаётся, кроме того как проводить его взглядом.

— Лучше бы ты убийцу нашла… — говорит он Элис, когда стук от трости растворяется за поворотом, окончательно слившись с шумом вновь набирающего силу дождя.

— Может быть, он и убийца, — тянет она, — такой чудак. Или это всё же вы. В любом случае теперь мы сможем купить всё из моего списка. Дам вам совет — задерите цену. Он непохож на того, кто будет торговаться.

Герберт кивает и, наконец, ведёт её на другую сторону улицы.

— Я не убийца. Хотя ты можешь мне не верить, дело твоё… Однако мне нужна твоя помощь. Сделаешь, что попрошу? А взамен я, например, не буду спорить насчёт того чудака и цену ему назову приличную, как захочешь. Советы, — усмехается он, — она мне раздаёт, глядите-ка…

— Ну, вы ведь граф. Вы благородный, достойный человек. И не обязаны уметь торговаться, залатывать дыры в стенах или даже быть находчивым. На то у вас и есть слуги.

— Мне нужно, — оставляет он её слова без внимания и ведёт Элис всё ближе к злосчастной подворотне, — чтобы ты сходила в дом свидетеля и опросила его. Узнала, что и кто видел, слышал в ту ночь, почему подумали на меня. Поняла? Сможешь? Только так, чтобы никто не понял, что ты со мной связана и по моему поручению пришла.

Элис передёргивает плечом.

— Это всё хорошо, мистер Оуэн, я могу сделать вид, что я не связана с вами. Сейчас. Но Бонсбёрн, как оказалось, довольно языкастый городок. Все вскоре решат, что вы разнюхиваете насчёт убийства, а это странно.

— Не вижу ничего странного, — возражает он. — Меня хотят обвинить.

— Тогда может стоит кричать на весь город, что вы это так не оставите? — выдыхает Элис.

Она беспокоится, что действия Герберта обернуться против него.

И замок вновь останется без хозяина.

— Ладно, как знаете. Куда мне идти?

Он подводит её к красной стене одного из домов и кивком головы указывает на тёмное окно.

— Думаю, туда… — и оглядывается в поисках входа. — Дверь с другой стороны, видимо…

Проходить подворотню во второй раз не хотелось, но что поделать.

— И да, кто громче кричит, тот зачастую оказывается и правда виноват. Я так считаю, — подталкивая её в темноту, добавляет он. — А кто владеет информацией, у того и сила… Я хочу знать то, что знают они.

— Вот, возьмите, — протягивает она ему оставшиеся монеты, — не хочу, чтобы меня здесь ограбили.

Герберт прячет их в карман, отчего-то ухмыляясь, и не выдерживает:

— А я думал, ты всё потратишь, на радостях-то.

— Почему это я должна радоваться? Конечно, я трудолюбивая девушка… Да и вы мой хозяин, я должна выполнять поручения, даже если они такие странные.

— Да почему же странные? И что я по-твоему, просто так тебе платье подарить бы не мог? Ещё как мог бы, — дверь наконец найдена, и Герберт подводит к ней Элис, в последний раз окидывая её внимательным взглядом. — Ты ведь про платье сейчас? Потому что я о нём. Думал, ты и туфли себе, и шляпку купишь, и что там ещё берут обычно…

— Вы не говорили… Кто я по-вашему, чтобы своим умом чужие деньги тратить?

Герберт смеётся. Несколько нервно, правда, но смеётся.

— Поздно жалеть теперь, — и толкает дверь. — Ладно… — тянет, сжалившись, решая, что для шуток время не хорошее. — Ладно тебе, не бери в голову. Что-то, — хмурится, — не открывается… — и дёргает за дверную ручку сильнее. — Я уж подумал заперто, почему-то…

— Так-с, значит, третий этаж и слева должна быть дверь. В углу, — Элис даже щурится, пытаясь прикинуть, как было расположено окно.

— Главное, — Герберт прочищает горло, — кричи, если что… Я буду рядом.

— Ага, и скажут ещё, что вы и меня убили, — возражает Элис и скрывается во тьме.

Герберт с минуту смотрит ей вслед, будто бы продолжая видеть её, даже не переводя взгляд, а лишь по звуку отдаляющихся шагов слишком ясно и правдоподобно представляя, «видя» её образ.

Но вот он отходит в сторону и собирается пройти ближе к окну, чтобы проверить, сможет ли слышать всё оттуда. Заходить в дом самому не хотелось, слишком велик риск привлечь к себе нежелательное внимание.

Однако, лишь ступив за угол, он делает это и без того, столкнувшись с двумя стражами.

Бернард Хизар сверлит его своим тяжёлым взглядом серых, тёмных глаз, и Герберт тихо выдыхает:

— Чёрт…

Второй, парнишка совсем, что шёл вместе с Бернардом, графу был не знаком.

— Какая встреча, — хмыкает Хизар, бросая красноречивый взгляд на стену дома, которая лишь недавно была заляпана кровью жертвы. — Гуляли по городу, такой погодой?

— Не стерпел, решил вспомнить старые места.

— Понимаю, — кивает Хизар, — как-никак, десять лет срок немалый.

— Верно. Порой мне кажется, что город этот я уже не узнаю. Многое изменилось.

— Многое, — соглашается страж.

— Только вот люди всё те же.

— Пожалуй… — оглядывает он Герберта так, словно ожидая увидеть и на нём следы крови какой-нибудь новой жертвы. — Не все, конечно. В смысле, приезжие есть. Мы вот как раз собирались посетить ваш замок.

— Прошу прощения? — изгибает бровь Оуэн.

— Элис Богард, нам нужна она.