Последний Герой. Том 6

Глава 1

— Не вовремя ты, конечно, Максим Сергеевич, в отпуск собрался, — подчеркнуто официально и сухо проговорила Кобра, подписывая мой рапорт на отдых. — Подмахни его ещё у врио начальника и в кадры отдай. Работы столько, а ты…

Я почесал затылок, сделал вид, что задумался.

— Что-то я, Оксана, подустал маленько… Нужно проветриться, так сказать.

Она вскинула глаза и цокнула языком.

— Нам тут столько дел разгребать после всех этих событий, а ты меня бросаешь одну с недотепами.

— Ну что ты так про своих, — улыбнулся я. — Вот Шульгин завтра выходит, он парень с головой… оказался, ха-ха.

— Да только на Николая и надежда, — прищурилась она. — Не на тебя…

Кобра укоризненно посмотрела на меня и, покачав головой, продолжала.

— Отдыхай там, пивко пей, девок щупай… — язвительно протянула Оксана. — Чем там ещё свободные мужики в отпуске занимаются?

— Да ладно тебе, — развёл я руками. — Я вот к родителям хочу съездить. На рыбалку сгонять. Сто лет не был.

Хотя если честно, рыбалка — это не моё. Не привык я с удочкой на берегу торчать. В детстве последний раз и был, ещё Лютым. А потом вовсе не до рыбалок стало. Работал без выходных и отпусков. Это современные полицейские трудовой кодекс бдят. А мы в свое время пахали и пахали.

Выслушав ещё пару упрёков, я сделал виноватый вид: дескать, извини, товарищ начальник, но я ведь не терминатор, чтобы совсем без отпусков Родину спасать.

Хотя на самом деле это был вовсе не отпуск. Я согласился на предложение Черненко — неофициально съездить в один любопытный город и поучаствовать в операции по поимке Инженера. Дал подписку о неразглашении. Пришлось отшучиваться и держать Оксану в неведении.

А внутри свербило чувство, будто я снова ввязываюсь в такую игру, где на кону жизнь, и не только моя.

Нет, Кобре, конечно, я доверял полностью. И даже мелькала мысль — рассказать бы ей всю правду о так называемом «отпуске». Но женщины… они же такие. Она будет волноваться, изводить себя. А что там переживать? Смотаюсь, засвечусь, Инженер выйдет на меня, фейсы его сцапают, а я вернусь победителем.

Так мне это представлялось. Хотя глубоко внутри понимал: не всё так просто будет. Далеко не всё. Но я по жизни оптимист. О плохом стараюсь не думать, хотя всегда держу ухо востро.

— И что, даже кофе не нальёшь? — спросил я, усмехнувшись. когда Оксана широким жестом отодвинула ко мне завизированный рапорт.

— Ой, иди, Макс, — махнула рукой Кобра. — Подписывай дальше свой рапорт, мне некогда. Дел столько, не знаю, за что хвататься.

И торопливо принялась перебирать какие-то бумаги на столе. Я сразу заметил: старые сводки, справки, отчёт за прошлый квартал — половина уже в архиве должна быть, в подшивке или в номенклатурном деле. Дребедень, одним словом. Но я сделал вид, что поверил в её показную занятость.

— Обнимемся на прощание? — улыбнулся я.

— С начальством не обнимаются, — хмыкнула Кобра, не поднимая глаз.

А мне вдруг вспомнились слова покойного мозгоправа Ландера: я-то, мол, вижу, как вы влюблены.

— Угу, — отозвался я, подошёл ближе, наклонился и чмокнул её в щёку. — Пока.

Она чуть-чуть покраснела, и на миг показалось — готова растаять. Но всё же держала лицо: строгая начальница, железная дама. А я понимал — нельзя уехать просто так, могу и не вернуться.

— Иди уже, Яровой, — сказала она.

Я вышел, чувствуя на себе её взгляд.

А всё-таки мне нравилось, когда Кобра злилась. Злилась — значит, ей было не всё равно. А это, как ни крути, хорошо.

Но перед этим «отпуском» было ещё дело, без которого ехать никак нельзя.

Я прекрасно помнил тот сон… или глюк… или что это вообще было. Когда я вдруг очутился в девяносто шестом, на вокзале. Провожал Аню. Потом — та самая записка. Бред? Выдумка? Или правда? Не может же привидеться так чётко — до мелочей. Я ведь даже запах её духов от бумаги ощущал, когда вытащил из почтового ящика послание. И те слова на листке мелким почерком… «У нас будет сын». Они врезались в память, будто ножом вырезаны на камне.

Нужно найти её. Отыскать. Отыскать. Отыскать.

Анкетные данные я помнил. Оставалось только пробить по базе. Но я всё тянул. Почему? Боялся? Нет… не то. Наверное, не хотел знать всей правды. Или наоборот — боялся узнать, что это всё и вправду был бред, и Ани давно уже нет. А никакого ребёнка у нее от меня и быть не могло.

Но перед поездкой, которая могла стать последней в моей жизни, я обязан был внести ясность.

Я сел за комп, вошёл в ведомственную базу. Вбил: Берёзова Анна Васильевна.

Из даты рождения помнил только год. День, месяц — нет. Никогда не запоминал, хотя ведь поздравлял как-то. Система выдала несколько совпадений с женщинами по области.

Стал проверять. Оказалось, это, в основном, уже замужние женщины, фамилия сменена. Но по девичьей фамилии «Березова» — таких в базе было только три.

Я пробил их нынешние фамилии…

И чуть не рухнул со стула.

Твою мать…

Как такое может быть?.. Но потом в голове стал складываться пазл. Нет, конечно, может. Всё сходится. Совпадение? Не исключено. В конце концов, оставались ещё две кандидатки. Но внутри я уже знал: это именно она.

И её сын — мой сын.

Только ведь прямо не спросишь. «Привет, дорогая, ты меня помнишь? Кстати, это ведь мой ребёнок?» — бред же. Семью рушить я не собирался, никаких прав предъявлять тоже. Да и как? В моём положении, да ещё и в этом новом теле — дикость полная. Увидит взрослая женщина этакого паренька — и что, поверит?

Но для себя… для себя я должен был знать. Убедиться.

И мысль пришла не сразу. Потому что я всё ещё не привык к этим новым для меня реалиям. Раньше, в девяностые — максимум отпечатки пальцев, кровь на группу да графология. А тут — целая наука, которая в нулевых в Россию пришла — во времена, когда меня не существовало ни как Лютого, ни как Ярового. ДНК-экспертиза.

Мысль засела глубоко, свербила назойливо. И я, не мешкая, направился прямиком к Корюшкину.

— Привет, криминалистика! — сказал я, входя в кабинет.

Ваня, к моему удивлению, не сидел над микроскопом и не ковырялся в следах с иголочкой. Из-за стола я увидел его кроссовки, он явно отжимался в упоре лежа на полу, выдыхая на каждое движение:

— Двадцать… двадцать один… двадцать два…

— Ого, — присвистнул я. — Тебя фитнес-инструктор укусил? Или к сдаче физо готовишься? Вроде, еще не скоро сдача.

— Нет, — выдохнул Корюшкин, поднимаясь. — На свидание иду. С Ириной Карасёвой. Ну, с той, с которой ты меня познакомил.

— А-а… ну да, Ирка-соседка. У вас всё нормально?

— Ой, Макс, спасибо тебе, спасибо! После того случая, ну, помнишь, в ресторане с хулиганами? Она на меня по-другому стала смотреть. Но одно плохо… чувствую, ей мой живот не нравится.

— Ха! Где у тебя живот-то? — хмыкнул я. — Ты уже скоро как шпала будешь.

— Нет, нет, ты мне не льсти. Это не на пользу. По индексу массы тела у меня ещё… — он задумался, прикидывая цифры, и уже тянулся к компу свериться с расчетами.

— Стопэ! — оборвал я. — Без разницы мне твои индексы телесов. Запомни, Ваня, хорошего мужика должно быть много. А криминалиста тем более. Главное, чтобы ты спортом занимался, форму держал.

— Ну да, — кивнул он. — А ты чего на стадионе больше не появляешься?

— В отпуск иду, — сказал я, попытавшись для правдоподобности улыбнуться. — Вот после него — прям как штык.

— Отлично! — обрадовался Корюшкин.

— Ирине-то привет передавай… хотя, наверное, я раньше тебя её увижу, каждый день в коридоре встречаемся, — сказал я и подсев ближе, понизил голос. — Я чего пришел-то… Ваня, дело серьёзное. Надо провести ДНК-экспертизу.

— Да не вопрос, — отозвался он. — Скажи следаку, пусть постановление оформит, я в главк в ЭКЦ сам закину, у них там в следствии машина часто не ходит, а я туда и так мотаюсь.

— Нет, — перебил я. — Ты не понял. Надо неофициально.

Корюшкин замер.

— Как это… неофициально? Там же реактивы все под учётом! Они дорогущие, каждая реакция в журнал заносится. Чтобы списать аликвоту — три подписи. КРУ сейчас душит…

— Всё равно надо, — хмыкнул я. — Дело, понимаешь, деликатное и крайне нужное. Тест на отцовство.

И сам почувствовал, как серьёзно это прозвучало. По голосу слышно, что до зарезу нужно, и ничто меня не остановит. А это не очень хорошо.

— А-а… так это сходи в любую частную шарашку, — удивился он. — Там быстро, забор делают сами, и недорого.

— Не вариант, — отрезал я.

— Подожди… — Ваня прищурился. — Ты что, у тебя… ребёнок?

Он уставился на меня, ожидая ответа.

— Да нет, конечно, — хмыкнул я. — Где я — и где дети! Ха! Это другу надо. Очень надо, понимаешь?

— Ну, так пусть он и идёт в платную клинику, — пожал плечами Корюшкин. — Они, конечно, сами не делают, но забор берут и отправляют — в область или ещё куда. А потом официально, бумага с печатями.

— Не понял ты, Ваня, — покачал я головой. — Надо совсем-совсем неофициально. В платных клиниках ведь как — всё под запись, камеры, журнал, подписи. Сидишь, как на допросе: кровь отобрали — и в журнал со штрихкодом и все под камерой. А мне нужно так, чтобы никто даже не знал, что исследование вообще проводилось. Сечешь фишку?

Корюшкин почесал затылок, прищурился.

— Ай, мутный какой-то у тебя этот друг… Ну ладно. В принципе, попробую. Есть у меня там товарищи, общаемся. Но это, сам понимаешь, не за бесплатно. Тут уж не от меня…

— Да без проблем, — отмахнулся я. — Денег отстегну.

— Ты что, какие деньги⁈ — возмутился Ваня. — Это ж преступление — взятки брать и давать.

— Ой, Ваня… — закатил я глаза. — Понятно всё с тобой. Ну и чего им надо-то?

— Да как обычно. Купишь «рабочий набор»: чай, кофе, бумаги белой пачек пять-шесть. У них вечно напряг с канцеляркой. Реактивы на миллионы списывают, а на бумагу ни копейки не выделяют.

— Разные статьи расходов, небось, — хмыкнул я.

— Ну, да, — кивнул Корюшкин. — Так что смотри… не ты им покупаешь, а твой друг. И тогда, думаю, договорюсь.

Я усмехнулся: «Ну что ж, друг так друг. В конце концов, иногда и самому себе можно помочь… через друга.»

— Нужен только будет биоматериал, — сказал Корюшкин.

— А вот это самое интересное, — ответил я, щурясь. — А какой именно биоматериал?

— Ну как какой, — Ваня открыл ящик стола и достал пакетик с ватными палочками. — Вот, буккальный эпителий. Слюну берёшь, палочкой по внутренней стороне щеки провёл — и всё. В бумажку заворачиваешь, чтобы не отсырело. В сухом виде ДНК отлично хранится. А вот если влага или гниение — всё, конец. Всё-таки материал биологический, клетки человека.

— Что, в слюне есть ДНК? — уточнил я.

— Нет, в слюне самой по себе — нет, — поправил он. — Но есть клетки эпителия со слизистой оболочки. Вот этого вполне достаточно.

Я кивнул, прикидывая.

— А если нет того человека, у которого слюну взять?.. Ну… предположим, он умер.

— Как — умер? — Ваня округлил глаза. — Твой друг?

— Ну, это я так… гипотетически, для интереса, — сказал я, а про себя подумал: «Вот где я ДНК Лютого возьму? Хоть я и есть он — но биологическое тело-то теперь другое. Генетика совсем иная».

— Ну, — почесал затылок Корюшкин, — можно попробовать вещи его старые. На них эпителий сохраняется какое-то время. Иногда и через годы находят следы. Но это как повезёт. В идеале — кровь, конечно.

— Кровь… — пробормотал я. — Ваня, ты гений.

И тут меня осенило. У меня ведь есть удостоверение Лютого. Моё. С пулевым отверстием, оставленным Валетом. На лидериновой корочке — засохшие бурые пятна.

— Скажи, Ваня… а вот кровь, засохшая, — она сколько может сохранять свойства для экспертизы?

Корюшкин уже как-то перестал удивляться и задумался, пожал плечами.

— Ну… не скажу точно. Но слышал случаи, когда и двадцать лет спустя вещи исследовали, и генетический материал пригодный находили.

Я вспомнил свое удостоверение. Оно лежит в общаге, в надежном месте. Спрятано. Ну что ж… вот она, моя ниточка к правде.

Будем надеяться, кровь на удостоверении ещё пригодна. Если нет — буду искать другой след…

А вслух продолжил выспрашивать у Корюшкина:

— Скажи, Ваня, а если человек жив-здоров, но не хочет давать вот этот буккальный эпителий? Ну не буду же я ему ватной палочкой в рот лазить. Как незаметно взять, чтобы он и не понял?

Корюшкин почесал нос, поправил очки:

— Ой, Макс, что ж у тебя всё так сложно-то… Принеси его вещь, которой он постоянно пользуется. Ну, например, наволочку с подушки. Рубашку не стиранную.

— Наволочку? — поморщился я. — Сложно. Что-то попроще.

— Ну… кружку. Из которой только он пьет. Главное, чтобы немытую. Или, на худой конец, шариковую ручку. Только ту, которой пользуется именно он постоянно, и никто больше.

— О, ручка — это нормально, — кивнул я. — Всё, завтра принесу тебе объекты.

Помолчал, потом добавил:

— А если вот старую кровь… как лучше? Вместе с предметом-носителем тащить или как?

Мне, естественно, не хотелось светить тут именные корочки.

— Ай, опять темнишь… — проворчал Корюшкин, но открыл ящик и достал тубус с палочкой. — На. Специальная. Намочишь водой, поелозишь по следу крови. Эта головка из флокса, специальные волокна, всё впитывает. Потом обратно в тубус — внутри сорбент, осушитель, материал не загниёт и… короче, дальше помнишь.

Я взял в руки палочку, покрутил.

— Только смотри, — крикнул мне вдогонку Ваня, — этой палочкой больше ничего не касайся! Никакой чужой ДНК, никаких примесей чтоб. Ошибки потом не исправишь.

— Всё понял, товарищ эксперт, — щёлкнул я каблуками. — Сделаем, как в аптеке.

И вышел из кабинета, чувствуя в кармане тубус — словно маленький ключ к разгадке моей собственной жизни.

Закинув рапорт в кадры, я двинулся не в общагу, а в квартиру, где жил раньше с Машкой. Надо было собрать кое-какие вещи для поездки.

Маша встретила новость о моём «отпуске» с кислым видом. Вздыхала, ходила по комнате, наблюдала, как я укладываю рубашки в чемодан.

— Я думала, мы последние дни вместе проведём, — протянула она с жалобой в голосе.

— В смысле — последние дни? — удивился я, поднимая бровь. — Маха, я ж не навсегда уезжаю.

— Эх, Максим… — девушка заламывала руки и кружила по комнате, как по сцене. — Ты даже не в курсе…

— Так. Чё за причитания? — буркнул я, застёгивая молнию.

— Я перевожусь, — вдруг выпалила она.

Я замер, распрямился, оторвался от чемодана:

— Как это «перевожусь»?

— Ну, вот… предложили в Питере должность. И город мне понравился. Я уже рапорт написала на перевод. Весь отдел знает…

— И мне ничего не сказала? — нахмурился я.

— А ты бы и не заметил! — дернула плечиком Машка, надув свои губищи. — Тебя вечно нет, всё у тебя «дела-дела».

— Ага… дела, — буркнул я.

Если б я ей начал рассказывать — за неделю бы не закончил.

— Знаю я твои дела… — Машка резко замялась, но взгляд скосила в сторону. — По бабам шастать…

Я ничего не стал ей отвечать, просто подошел, приобнял и чмокнул в макушку.

Но отговаривать Машку от перевода я не стал. Зачем? Ей нужно дальше двигаться, своё будущее строить, о семье задумываться. А я… я пока одинокий волк. Одинокий — не значит без женщин. Одинокий значит без своей волчицы. А лисичек вокруг хватает.

Я по-прежнему стоял и обнимал её за плечи.

— Жаль, конечно, — сказал я тихо и искренне.

Маша прижалась ко мне, на секунду замерла, потом поцеловала. Но сразу же отстранилась, выдохнула с горечью:

— Жаль?.. Это всё, что ты можешь сказать, Макс? Я думала, ты будешь просить меня остаться. Хоть как-то отговаривать… Яровой, это всё, что ты можешь мне сказать? Жаль?

— Ну… может, там тебе и вправду лучше будет, — пожал я плечами. — Перспективы, карьера. Ты сама говорила…

— Ах вот оно, что… Алька у тебя! — вдруг взорвалась Машка. — Всё-таки с ней, да? Опять с ней? Вот стерва. Подруга называется.

Она ещё что-то там бормотала, ругалась, пока я не притянул её к себе и не заткнул рот крепким поцелуем.

Нет, я не собирался пудрить девчонке мозги. Поэтому про Альку, не скрывал, не отмазывался. Но в тот момент хотелось именно Машу поцеловать. Не чужие люди. Совсем не чужие.

Хотел как лучше, получилось… как всегда.

А дальше мы сами не заметили, как оказались в тишине спальни. Где всякие слова уже были лишними.

Лишь из соседней комнаты, из телевизора, доносилась музыка.

«Я календарь переверну, и снова третье сентября…» — лирически подхрипывал Шуфутинский.