Потерянный бог

Глава 29. В неизвестность

Вокруг них была черная пустота, но полная, вместе с тем, странной жизнью. Той, которой нет места в реальности. Как, бывает, на грани между сном и бодрствованием ты слышишь голоса и музыку, но ведь на самом деле их не существует.

Дарен больше не падал, он парил в воздухе, заполненном магией, но странного, незнакомого рода. Она давила на все его чувства, и кровь сотен поколений предков кричала, что магия эта смертельно опасна.

Дарен позвал Иласэ, но не услышал собственного голоса. Он закричал, он чувствовал, как открывает рот, как работают связки, но ни один звук не вышел наружу.

Юноша ощутил легкие покалывания по коже, как от бесчисленных ножек крохотных насекомых. Чье-то присутствие: чужой взгляд, с холодным любопытством скользящий по его телу. И шепот, и злой смех, но за пределами слышимости…

Тишину разрезал крик Иласэ, и они ударились о воду, вошли в нее, ледяную, и абсолютно реальную. Вода наполнила его рот, легкие, но он сопротивлялся, стремясь к поверхности, кашляя и отплевываясь. Было очень темно, но это была нормальная темнота, и Дарен мог различить смутный силуэт Иласэ, плывущей к нему.

И потом была борьба с волнами, и песчаный берег под ногами, и чувство, что можно, наконец, расслабиться, и провалиться в черноту забытья…

Крупные холодные капли дождя падали ему на лицо, на одежду. Дарен медленно сел, глядя на серый и спокойный мир вокруг себя. Какое-то время отдельные предметы никак не складывались в картинку, а потом…

— Великая Бездна!

— То, что ты видишь — не океан, — голос Иласэ звучал безжизненно.

Девушка стояла рядом с ним, глядя на бесконечное, до самого горизонта, пространство воды. Ласковые волны в мелких барашках пены выбегали на берег. Небо серое, затянутое облаками, брызгающее дождем, но вода внизу была глубокого синего цвета.

— Но это выглядит, как океан! — пробормотал Дарен сдавленно. Повернулся к Иласэ — ее лицо было таким спокойным. — Мне это снится?

Девушка засмеялась, и этот резкий, почти истерический, звук невольно заставил Дарена вздрогнуть:

— Здесь так красиво! Оглянись — мы словно в раю!

Дарен послушно повернул голову. Все побережье — полоса молочно-белого песка, украшенная перламутровыми ракушками разных форм. За пляжем — широкое поле сочной зеленой травы с отдельно стоящими деревцами, а еще дальше — лес.

— Это не океан, потому что вода пресная, — безучастным голосом произнесла Иласэ.

— Это — то озеро? Оно… разлилось?

Криво улыбаясь, Иласэ покачала головой и сказала другое:

— Мы упали в воду вон там, — она махнула рукой в сторону не-океана. — Судя по всему, здесь должен быть восток.

Дарен уставился на нее:

— Я не понимаю, о чем ты.

Иласэ отвернулась:

— Пошли. Нужно уйти с дождя.

Дарен обнаружил, что, с некоторым усилием, способен подняться на ноги без посторонней помощи. И это было хорошо, потому что Светлая шла, не оглядываясь, и он, в любом случае, не собирался ни о чем ее просить. Дождь промочил Дарена насквозь, и влажная одежда неприятно липла к телу.

Он шел за Иласэ к деревьям мимо низкого кустарника. Обычным деревьям.

— А где шотоны?

— Здесь нет шотонов, — ответила она все тем же безучастно-спокойным голосом, не оглядываясь на него.

— Так куда мы идем? — спросил Дарен, прерывая неприятное молчание. — Нужно обойти озеро — там же люди!

Долгая тишина, потом:

— Мы ищем пещеры. Вода иногда вырезает их в каменистом береге.

— Ты думаешь, мы найдем пещеру?

— Нет.

Дарен моргнул:

— Тогда почему мы ее ищем?

— Потому что я не знаю, что еще делать!!!

Неожиданно злые интонации заставили юношу замереть.

— Да что с тобой такое?!!

— Ты до сих пор не понял, да? — крикнула Иласэ, ее голос сорвался и зазвучал сдавленно, то и дело прерываясь судорожными вздохами, — ты такой тупой, Тартис! — она повернулась к нему, по бледным щекам текли слезы, — когда мы бежали сквозь лес шотонов, мы двигались на запад, и был полдень! Мы упали в огромное озеро, и уже ночь, и я не узнаю ни одно созвездие на небе! А я прекрасно знаю все созвездия, даже те, что в южном полушарии! А потом, еще до дождя, поднялось солнце, только не там, где должно было! То направление, откуда мы пришли, больше не восток, Тартис, теперь это юг! И там нет ничего, кроме воды, и знаешь, я думаю, там никогда и не было!!!

Она замолчала, с трудом переведя дыхание:

— Те монстры загнали нас в лес шотонов, в проклятый лес, и я не знаю, где мы, не знаю!

— Неизвестно, где мы, — слабым голосом повторил Дарен. Это могло означать, что… нет, немыслимо, его разум отказывался думать об этом. Он тяжело сглотнул, пытаясь контролировать растущую панику:

— Тогда мы должны вернуться так же, как попали сюда!

— Да неужели? — переспросила Иласэ с издевкой и снова резко засмеялась, — ты хочешь плыть туда? — она махнула рукой в сторону не-океана, — неизвестно, что там обитает! А если ослабнешь и не сумеешь вернуться — извини, но я тебе ничем не помогу.

Дарен отвернулся от нее и смотрел, не отрываясь, на бесконечное пространство воды. Этого не могло случиться, не могло! Они были так близко…

Он подумал о хижине и о человеке рядом с ней. Знал ли он, что с ними произойдет? Да и был ли он вообще, тот человек?

— Даже если каким-то чудом мы вернемся, — тихо произнесла Иласэ за его спиной, — эти существа могут вновь загнать нас сюда. А компас показывает сейчас на север.

— В Бездну компас! — процедил Дарен сквозь зубы и сел на траву, глядя на не-океан.

— В Бездну! Именно! Пусть все катится в Бездну! — Иласэ развернулась и пошла к лесу.

Дарен не знал, сколько времени просидел так, ни о чем не думая. Разум отказывался признавать реальность.

А дождь все шел.

Потом вернулась Иласэ:

— Я нашла сухое место, пойдем.

Дарен поднялся и молча последовал за ней.

Чем дальше они шли в лес, тем выше и массивнее становились деревья. Кажется, секвойи — всплыло в памяти. Впрочем, в своих познаниях в ботанике Дарен уверен не был, да и секвойи на рисунках не очень походили на этих гигантов с почти черной толстой корой. Вроде бы, у тех ствол был красновато-коричневый…

Некоторые из этих деревьев имели дупла, к одному из которых и вела его Иласэ — там было пыльно, но относительно сухо. Всю дорогу Дарен задумчиво смотрел на Иласэ — чего-то в картинке не хватало:

— Где твой мешок?

Она ответила, только когда они забрались в дупло:

— Я оставила его, когда ты нашел тот амулет.

— И все наши припасы?

— Да. Ничего не осталось. Кроме компаса.

— Проклятье! Как ты могла поступить так глупо!

Иласэ ничего на это не сказала, только, вздохнув, прислонилась щекой к стволу.

Другая мысль прибежала следом, и Дарен схватился за пояс, где когда-то висели ножны:

— Мой кинжал!

— У меня. Каким-то чудом ты умудрился не выпустить его из руки, пока мы не выбрались из озера.

Дарен облегченно вздохнул:

— Тогда еще не все потеряно.

Иласэ на это снова резко, неприятно засмеялась, словно давая понять, как он наивен.

— Заткнись!

Всю ночь они провели в дупле. Там было хоть и сухо, но все равно холодно, и у них не имелось одежды, чтобы сменить влажную. Так же, как и подходящего дерева и кремней — развести огонь. Оба не спали.

Дождь к утру прекратился, и весь следующий день они провели на пляже, жарясь на совсем не осеннем солнце. Из еды нашлись только моллюски — холодные, несоленые и склизлые, но, после суток поста, вполне съедобные.

Дарен все чаще вспоминал черную пустоту, через которую они упали в огромное озеро. И то, что было в ней. То, чего не могло быть. Иласэ ни разу не заговорила об этом, и он тоже молчал. Молчание оставляло надежду, что ему просто показалось, что старые страшные сказки, которые много лет назад рассказывала ему мать, вовсе не превратились в реальность.

Логическая часть его разума робко намекала, что не стоит закрывать глаза на правду, но Дарен все равно отказывался признаться, даже самому себе, что они с Иласэ прошли сквозь Бездну. Потому что тогда надежды на возвращение домой почти не оставалось.

Чем ближе солнце приближалось к закату, тем беспокойнее чувствовал себя Дарен. В голову, против воли, лезли полусказочные истории о том, как опасно находится близко от незапечатанных Врат; рисовались образы существ, рядом с которыми виверна из черного озера грязи начинала казаться милым домашним зверьком. Нужно было убираться отсюда.

Вот только Иласэ решительно возражала:

— Следует толком понять, где мы находимся, и набрать припасов. Неизвестно, что может оказаться там, в лесу.

Конечно, нужно сказать, что Дарен и словом не обмолвился об истинной причине своего желания уйти с пляжа. Юноша просто заявил, что они пойдут — и точка:

— И вообще, у тебя нет никакого права голоса, глупая ствура, — он встал над ней, скрестив на груди руки, надменно глядя на девушку сверху вниз.

Ее выгоревшие на солнце тонкие брови упрямо сдвинулись:

— Какая муха тебя укусила, Тартис?

Проклятье, солнце садилось, у них не было времени для глупых споров.

Дарен схватил ее за руку и потянул с песка вверх:

— Хватит бездельничать! Сидя здесь, мы далеко не уйдем!

Иласэ резко выдернула у него руку:

— Не знаю, что на тебя нашло! Но лучше бы тебе перестать, иначе, честное слово, я закричу так, что у тебя лопнут барабанные перепонки!

— Попробуй — и я засуну тебя под воду, пока не замолчишь! — пригрозил Дарен. Иласэ яростно уставилась на него в ответ, однако потом встала и зашагала к лесу. Дарен пошел следом, постоянно борясь с желанием обернуться и проверить, не начали ли какие-нибудь твари вылезать из воды.

Остаток дня прошел без приключений. Они нашли немного еды, однако ничего подходящего, чтобы разжечь огонь и сделать защитный круг. Ни Золотые Лиственницы, ни другие подобные деревья в этом лесу не росли. Только гиганты с черными стволами. И всю дорогу они практически не разговаривали, при необходимости цедя слова сквозь зубы.

Разбив лагерь, Иласэ предложила дежурить по очереди, и Дарен согласился, только чтобы не спорить. Однако просидел всю ночь без сна, не осмеливаясь положиться на ее способность бодрствовать. Утром девушка разозлилась на него, на что он грубо велел ей заткнуться. Естественно, такое обращение не могло понравиться Иласэ:

— Ты ведешь себя, как идиот, Тартис! Сегодня или завтра я отдам тебе кинжал. Тебе нужно быть сильным — забыл, как он высасывает энергию? Ты уже вторую ночь без сна.

— Я сам могу позаботиться о себе, ствура, отстань от меня!

Иласэ уставилась на него изумленно, потом нахмурилась:

— Да что с тобой стряслось? Почему ты опять себя так ведешь?

— Опять — это как? — он развернулся к ней, — хочешь сказать, веду себя нормально?

— Я-то думала, ты, наконец, прекратил разыгрывать грозного злого мага! Ведешь себя, как будто ты из… как там это у вас, Темных, называется — Братство Беспорядка? Братство Бедлама? Или… ах, нет, извини, — Братство Хаоса! Точно!

Дарен угрожающе шагнул в ее сторону, чувствуя, как начинают пылать щеки:

— Закрой свой грязный рот, ствура!

Иласэ, в ответ, насмешливо взглянула на него.

— Я принадлежу Братству, — прошипел Дарен сквозь зубы.

Она с фальшивым сочувствием покачала головой:

— Нет. Ты всего лишь маленький мальчик, который играет в такого же страшного злого разбойника, как и его папочка.

Дарен дернулся, словно она его ударила, еще сильнее покраснев от ярости и стыда.

Да как она смеет!

Иласэ склонила голову набок, разглядывая его без всякого страха, потом шагнула вперед, протягивая кинжал в ножнах:

— Ну же, Страшный Темный Брат, вот, бери свое оружие разрушения и беги завоевывать мир!

Дарен судорожно сглотнул, пытаясь найти куда-то запропавший голос:

— Ты забыла, кто я? Я — сын Амадея Тартиса, а он — правая рука Повелителя. Когда начнется новая война, я убью тебя. Думаешь, я это не сделаю?

Она вновь протянула ему кинжал, улыбаясь еще шире:

— Я не боюсь тебя. В тебе этого просто нет, так что прекрати притворяться, прежде, чем окончательно разочаруешь своего отца. А то ведь он, бедняжка, ждет, что ты пойдешь по его стопам. Нет, — она качнула головой, — из тебя не получится хорошего слуги Хаоса.

Дарен никогда не будет одним из нас, Повелитель.

Вся краска сползла с его лица — теперь юноша был бледным, как смерть:

— Ты…ты… ствура…

Иласэ взглянула на него раздраженно.

— Ты думаешь… ты и впрямь думаешь…, - он не мог сформировать цельного предложения. Она действительно думала, что победила. Так же, как и отец, считала его трусом.

Какое-то мгновение Дарен испытывал только слепую, всепоглощающую ярость. Потом это чувство прошло. Теперь он был, неожиданно, спокоен, словно все внутри замерзло.

Настоящая ненависть — холодна.

Значит, пришло время доказать ей, а потом и отцу, кем он является на самом деле. Забавно, что в конце концов они оба умрут от его руки.

Глава 30. Мой Бог зовет вас. Он будет и вашим Богом тоже

— Что случилось? — Лилит бросилась к Аларику, бережно поддержала магистра, помогла ему сесть, практически упасть, в кресло.

— Я почти достиг их, почти… — прохрипел Светлый.

— Их? Иласэ и Темного, младшего Тартиса?

— Да, — Старший магистр с некоторым удивлением посмотрел на свои дрожащие руки. В такие моменты, как сейчас, тяжесть каждого прожитого года начинала давить невыносимым грузом. Медленно покачал головой, глядя в обеспокоенное лицо своей любимой ученицы:

— Не тревожься обо мне, девочка, через несколько часов уровень Силы вернется в норму. Но бедняжка Иласэ… Я не представляю, что сказать Ролану.

— Что с ней? — тревожно спросила Лилит, сжимая коричневую от возраста, морщинистую руку мага в своих ладонях. — Все это время она ведь была с Тартисом?

— Увы. Но хотя бы я знал, что они оба живы. А теперь… — Аларик Ташар посмотрел в окно, на небо, затянутое первым этой осенью ненастьем.

— Ты ведь помнишь, Лилит, — продолжил он отсутствующим тоном, — что две могущественные сущности закрывали от нас доступ к детям? Одна из них — древняя, жестокая и мрачная. Настолько древняя, что вся история существования нашей расы для нее лишь мгновение.

— А Первые в своей великой мудрости, — с горечью продолжила Лилит, — только и сделали, что дали этой сущности многозначительное имя, но не оставили никаких способов борьбы.

— Возможно, этих способов просто не существовало, — проговорил Аларик, покачав головой, — но там есть и вторая сущность, и я до сих пор не представляю, что она такое. Нейтральная, если можно так сказать, но не менее смертоносная… — Светлый вздохнул, погладил слабо мерцающий изумруд своего кольца, грустно взглянул на Лилит:

— Я почти смог увидеть детей, почти достал, но потом… Они исчезли.

— Исчезли?

— Ушли из нашего мира.

Ушли из нашего мира.

Сегодня в лесах царствовал густой туман. Он сглаживал острые края, прятал овраги, повисал на ветках пушистым облаком, превращая все вокруг в волшебную сказку, в иллюзию красоты и покоя.

Птицы молчали, зная, что некто незваный вторгся на их территорию. Некто в темном плаще с накинутым на голову капюшоном — небольшой защитой от всепроникающей сырости.

Человек.

Он держал в руке поводки двух крупных псов, во внешности которых проглядывало что-то неправильное, что-то… явно рептилье. Их шерсть была короткой, под ней серела чешуйчатая кожа, длинное худое туловище завершал голый, почти змеиный хвост. Морды формой и длиной напоминали крокодильи.

Однако по отношению к хозяину псы вели себя, как их обычные сородичи: время от времени виляли хвостом, преданно заглядывая человеку в глаза; иногда издавали полные энтузиазма звуки, полагая, должно быть, что это лай. В реальности их гавканье напоминало простуженный сиплый хрип.

Перед маленькой круглой поляной, разделенной на две части ручьем, человек остановился и с удовлетворением огляделся:

— Молодец, Дарен, — пробормотал он, — умница.

Поляна была окружена Золотыми Лиственницами: эти деревья давали самую могущественную естественную защиту из всех, что только можно найти в природе.

Рассеянно потрепав одну из собак по спине, человек шагнул между деревьями. Его острый взгляд отмечал все детали, записывая в память каждую мелочь, на случай, если понадобится вспомнить.

Остатки кострища. Кучка книг, мокрых, подгнивших, кое-где пожеванных лесным зверьем. Книги Аллеманд — Дарен в тот день не брал с собой ничего подобного. Наклонившись, человек взял одну из наименее пострадавших и раскрыл на середине. Описание классических ритуалов Магии Крови…

Н-да, либо он ошибся насчет Дарена, либо малышка Аллеманд не так проста, как все полагали.

Человек повел рукой с кольцом, ища месячной давности след детей. Через пару минут в воздухе проявилась золотая пыль, ведущая на юго-восток.

Мужчина нахмурился: почему они выбрали именно это направление? Самое худшее из возможных?

На севере ближайшее поселение аборигенов находилось в пяти днях пути, на западе, в восьми днях, располагалась небольшая имперская крепость. Даже иди они прямо на юг, по истечении месяца неминуемо вышли бы к владениям Ктурху — довольно цивилизованного, по варварским меркам, народа.

Нет, их выбор был ему абсолютно не понятен.

С каждым шагом дети все дальше углублялись в Дикий Лес.

— Я не знаю, что произошло, но дорога, по которой они шли, теперь открыта каждому. Найди моего мальчика, Амос! Пожалуйста, верни мне его!

— Обещаю, Кларисса, я сделаю все, что смогу.

Благодарный огонек в серых глазах, нежная улыбка:

— Спасибо тебе, мой друг. Ты — единственный, на кого я могу положиться.

Амос скорбно покачал головой: с самого детства Кларисса умудрялась вить из него веревки, и он сам прекрасно это понимал, но все равно поддавался. Хотя, вот уже восемнадцать лет, для него не было никакой надежды: его любимая принадлежала другому. И была все эти годы глубоко несчастна.

И еще существовал Дарен, почти точная копия своего проклятого отца, но с отражением черточек Клариссы: ее глаза, рисунок ее бровей, такая же, как у нее, бьющаяся на виске синяя венка.

Когда Дарен только родился, Амос возненавидел его, еще лежащего в колыбели: нежеланный плод нежеланного союза. Но потом понял, как много этот ребенок значит для Клариссы, как теплеют ее глаза при взгляде на сына, как возвращается исчезнувшая за первый год замужества искренняя улыбка. И примирился с существованием мальчишки.

Приложив ко рту ладонь, Амос издал длинную заливистую трель. Псы встрепенулись и подняли головы, удивляясь, чего это хозяин так распелся. Темный проигнорировал вопрос в собачьих глазах и повторил зов.

Из-за деревьев бесшумно, неся себя с достойной императора гордостью, выступил Оркуд. Всем своим видом зверь, казалось, говорил: «Это не ты позвал меня, это я соизволил выйти к тебе именно в этот момент».

Амос улыбнулся, подходя к своему любимцу, погладил по шелковистой черной гриве, вскочил в седло. Единорог изогнул шею, с упреком глядя на хозяина огромными влажными глазами: «А лакомство?» — вопрошали они. Порывшись в карманах, Амос достал очередную морковку и задался грустным вопросом, что ему делать, когда оранжевые хрустяшки кончатся. Для черного всеядного единорога его любимец питал поистине необъяснимое пристрастие к этому овощу.

Оркуд с легкостью взял след детей, все еще висевший в воздухе золотой пылью, и когда она рассеялась, уже не сбился с дороги. В давние времена, в разгар междоусобиц, именно на черных единорогах предки Амоса выслеживали чужаков в своих владениях. А также охотились на магов из враждебных Семей.

О последнем обычае Амос вспоминать не любил: слишком много в нем было дикости и варварства. Врагов положено убивать быстро и чисто, а не с азартным гиканьем, как это до сих пор делают южные кочевники.

Даже обычные единороги могли проходить огромные расстояния за краткий промежуток времени, а в специально выведенных черных эта способность была доведена магами до совершенства.

Они мчались на юго-восток; рядом, растворившись до полупрозрачного состояния, летели псы. У некоторых из найденных кострищ Амос останавливался, находя грубо обструганные вертела, кости животных, даже самодельные удочки. И каждая новая находка означала, что подростки сумели прожить еще один день.

Уже начинался вечер, когда Амос обнаружил брошенную в лесу сумку Иласэ, набитую припасами и травами. Находка встревожила его.

А потом след кончился.

Оборвался посередине высохшего озера.

Нахмурившись, Амос спешился, рассеянно потрепал беспокойно поводящего ушами Оркуда. Внимательно огляделся по сторонам: если след оборвался, дети должны быть поблизости, живые или мертвые. Даже если мертвые, единорог привел бы его к останкам. Да и выслеживающие заклятия не так просто обмануть.

Вокруг стояла гнетущая тишина, как обычно перед бурей. Но небо было чистым. И… Амос только сейчас осознал, что нигде нет собак; в лесу, всю дорогу, они бежали рядом с ним, и Темный привычно не обращал на животных внимания. Но к озеру псы не вышли.

Поблизости заквакала лягушка. Ей ответила другая. Их поддержало еще несколько, и могучий лягушачий хор раздавался теперь отовсюду.

Но разве сейчас не слишком холодно для лягушек? И, кроме того, нигде вокруг нет воды.

Амфибии замолчали.

— Здравствуй, Амос! — раздалось из-за спины.

Темный резко развернулся, лицом к лицу оказавшись с… Дареном Тартисом.

Все вокруг поплыло, реальность смазалась, только Дарен остался неизменным: чистое незагорелое лицо, внимательные серые глаза, на плечах тяжелый плащ с меховой опушкой, застегнутый на фамильный крест. Внешность мальчика буквально излучала здоровье и силу, словно он и не провел целый месяц в диком лесу, лишенный элементарных удобств.

Окружающий мир вернулся в фокус, только высохшее озеро исчезло: вокруг высились мрачные шотоны, и Дарен стоял почти вплотную к ним.

— Дарен, отойди от деревьев! — внезапно охрипнув, потребовал Амос: ему не раз приходилось видеть, что оставалось от неосторожных, ступивших под сень шотонов.

Мальчик улыбнулся ему ласково, снисходительно; Амос никогда прежде не видел на лице Дарена такого выражения.

— Они не тронут меня, — проговорил младший Тартис мягко. И действительно, лианы шотонов едва заметно колыхались, но не делали никаких попыток схватить добычу.

Амос чуть расслабился.

— Где Аллеманд? — спросил он довольно резко, желая поскорее вернуться домой из этого странного места.

Продолжая улыбаться, Дарен склонил голову чуть набок:

— Я убил ее, — ответил он, глядя Амосу прямо в глаза.

Амос замер — этого он не ожидал:

— Ты… что?!!

— Я убил ее, — терпеливо повторил мальчик, небрежно пожал плечами, — она мне надоела. Скучная вредная ствура.

Амос замер, не уверенный, как поступить в такой ситуации. И что случится с мальчиком теперь? Начнет Повелитель ради него новую войну, или, куда вероятнее, отдаст возмущенным Светлым, сохраняя Перемирие? Но если Дарена убьют, как переживет это Кларисса?

— Амос? — удивленно спросил Дарен, глядя на растерянного Темного, — что-то не так?

Амос моргнул, встряхнулся, пытаясь решить, что делать. Он мог спрятать мальчика, так, чтобы никто: ни орденские псы, ни Амадей, ни даже Повелитель, не смогли его найти. Спрятать и вбить в эту тупую светловолосую голову немного смысла. Немного осторожности. Немного умения смотреть на последствия своих глупых поступков. Сделать так, чтобы все решили: Иласэ, эта бедная глупышка, пошла своей собственной дорогой и исчезла в лесу.

— Это было забавно, — проговорил тем временем Дарен, и его светлые глаза восторженно заблестели, — я разрезал ее, как кролика, от горла до пупка, и выпустил все внутренности. Она так долго пищала и барахталась. Ты не поверишь, Амос, как долго! — Тартис хихикнул, — но сперва я поимел маленькую шлюху. Все ствуры — шлюхи.

Амос промолчал, внезапно чувствуя себя невероятно старым. Как у нежной Клариссы могло родиться такое чудовище? Впрочем, Амос знал: большинство Темных лишь пожало бы плечами на подобное откровение. Его сородичам никогда не было дела до чужих жизней.

— Иди сюда, Дарен, — проговорил он, шагнув к младшему Тартису.

Рука легла на плечо Амоса и с силой дернула назад. В тот же миг убийственный разряд силы пронесся мимо него к Дарену, но, странно изогнувшись, обошел мальчика, а Амос ощутил знакомый привкус Магии Огня, любимой стихии…

— Амадей, ты с ума сошел?!! — крикнул Амос с яростью, разворачиваясь всем корпусом к нападавшему.

— Не слушай, что он говорит! — прервал его Амадей резко, — это не мой сын!

Губы подростка зло искривились:

— Ты так плохо относишься ко мне, папочка. И ты делаешь больно мамочке. Думаю, тебе придется ответить за это!

— Ты не обманешь меня! — срывающимся от ярости голосом проговорил Амадей, — самозванец! Думаешь, я не смогу узнать собственного сына? Где Дарен?!! Где он?!! Ответь мне, ублюдок!

Мальчик посмотрел на старшего Тартиса пустым взглядом, и Амос как раз собрался поинтересоваться, в какой момент Амадей окончательно спятил, когда Дарен внезапно восторженно вскрикнул: к ним приближался Оркуд. Черному единорогу надоело ждать в одиночестве, и он отправился искать хозяина.

Увидев Дарена, Оркуд с любопытством изогнул шею, потянувшись к мальчику. Амос удивленно поднял брови: никогда прежде его любимец не ласкался к чужим людям, вообще не подпускал их к себе. В душе Темного шевельнулось неясное опасение.

Дарен протянул руку и нежно погладил Оркуда по морде, рядом с острым рогом. По телу зверя прошла дрожь, он издал тихий подвывающий звук. Не веря собственным глазам, Амос смотрел, как черная, без единого пятнышка, шкура, теряя свой природный цвет, становится белоснежной. Ноги единорога подкосились, и, мертвый, он упал на землю.

Амадей громко выругался, отступая назад.

Амос в ужасе посмотрел на своего погибшего любимца, затем на мальчика, с грустной улыбкой рассматривавшего тело у своих ног.

— Я бы хотел взять тебя себе, — задумчиво проговорил Дарен, с отстраненным любопытством разглядывая собственную руку, одним прикосновением которой только что убил единорога, — но мой Бог и так был достаточно щедр ко мне. Он подарил мне замечательные живые игрушки.

Амадей кричал что-то, таща Амоса назад, как можно дальше от обезумевшего ребенка, а Амос, все еще в шоке, пытался что-то сказать, но не мог найти слов. Как Дарен сумел… одним прикосновением…, как смог…?

Мальчик ласково улыбнулся ему:

— Пойдем к моему Богу. Он станет и твоим Богом тоже.

— Проклятье, Амос, очнись! — прорычал Амадей. Выйдя, наконец, из ступора, Амос встряхнулся: леса вокруг больше не было, они вновь стояли на дне высохшего озера. И оно стремительно наполнялось жидкой черной грязью.

— Портал, Амос, нам нужно попробовать открыть его вместе! — нотка паники в голосе Амадея удивила Темного, и потом только он сообразил, что старший Тартис вот уже некоторое время пытается и не может открыть свой собственный. Словно рядом был некто, высасывающий из Амадея магию прежде, чем он успевал набрать ее достаточно из окружающего мира.

Странно, но вдвоем Портал открылся без усилий.

— Амадей! — окликнул отца Дарен, — Амос! Вам привет от моего Бога. Релой эодай мервокс! Кхошид, Тартис, кхошид, Ллэнь! Траишше кхошид Клариссе!

Амос захрипел от боли и согнулся пополам. Амадей схватил его за плечо и втянул в воронку перехода.

Глава 31. Много гнева и ненависти

Бурлящий вихрь эмоций улегся, взгляд Дарена стал спокойным, оценивающим. Склонив голову, Темный лениво размышлял, что ему делать с Иласэ. Что ему делать со своей маленькой ствурой.

Должно быть, его лицо как-то выдало внутренние изменения, потому что самоуверенность во взгляде Иласэ поколебалась, в карих глазах мелькнула тревога.

Дарен не мог убить ее, нет, она была ему пока нужна. Он мог бы избить ее, но это замедлит скорость их движения. Лучше сломать ее, унизить, разбить вдребезги эту надменную улыбку.

Маленькая принцесса старого магистра не представляет, что такое настоящий мир, настоящие боль и ненависть. Так же, как не понимает отвратительную мерзость собственной сути, то, сколько зла принесли подобные ей его народу. Не понимает всю неотвратимость наказания за это.

Пришло время показать ей.

Дарен мягко засмеялся, и Иласэ испуганно отступила назад. Он знал, девчонка ожидала другого. Думала, что он впадет в ярость, начнет оскорблять ее, швыряться угрозами. Смеха она не предполагала.

— Ты глупа, ствура, — проговорил он, улыбаясь, — я сказал тебе, я принадлежу Братству.

Он шагнул к ней и ударил по руке, выбив кинжал.

— Прекрати! — вскрикнула она, поворачиваясь к упавшему оружию, но Дарен схватил ее за плечо, останавливая.

— Посмотри на меня, ствура, — ласково велел он, и она взглянула на него, растерянная.

— Я принадлежу Братству уже больше года. Ты ведь знаешь, что мы делаем? Мы чистим нашу планету от таких выродков, как ты. Хочешь знать, скольких я уже убил?

Ее блестящие глаза смотрели на него недоверчиво.

— Моя инициация, — продолжил Дарен мягко, — была на северной границе Империи. Мы нашли двух маленьких ствур, нашли раньше, чем твой Орден, и убили. Я сам это сделал, сам провел необходимый ритуал, чтобы вернуть нашей расе украденную магию. Ритуал очищения, ствура. Знаешь, что это такое?

Иласэ смотрела на него, оцепенев от ужаса, потом оттолкнула и попятилась назад. Дарен позволил ей.

— Мне понравилось их убивать, — продолжил Дарен размеренным тоном, — это также полезно, как уничтожать заразных насекомых. А ты… Я все время думаю, как убью тебя, какими способами я мог бы это сделать.

Иласэ сделала еще один шаг назад.

— Я ненавижу тебя, — негромко сказал Дарен, — ненавижу ствур, и не остановлюсь, пока не уничтожу последнего из вас в этом мире.

Помнишь нападение кочевников этой весной на южные границы? И кто там жил? Правильно, семьи взрослых ствур, воспитанные вашим Орденом. Как удачно, правда, что во время набега не погиб ни один истинный маг? И как странно, что трупов дикарей оказалось так мало!

Дарен снова засмеялся:

— Щиты нашего Повелителя, блокирующие магию, великолепны! У бедных ствур не было ни единого шанса. Маргосы, Эддины, Галвеи, Драаты, Каоши… Я был там. Мы заперли их внутри домов и сожгли.

— Ты… ты лжешь! — ее голос дрожал.

— Но прежде, чем сжечь, мы хорошо развлеклись с маленькими ствурами. О, как они вопили! Я оттрахал этих сук прежде, чем убить, и смеялся, когда делал это.

Иласэ вздрогнула от шока, вызванного его словами. Дарен метнулся вперед и схватил девушку за запястья. Она не сопротивлялась, ее взгляд стал странно пустым, стеклянным. Дарен с удовлетворением отметил, что она вся дрожит.

— Ты мерзкая грязная ствура. Я бы убил тебя, не будь ты полезнее живая, — прорычал он, — или избил, как дурную собаку; но ты заслуживаешь худшего.

— Ты… нет!

Он ударил Иласэ по лицу, заставив вскрикнуть, потом швырнул на землю и навалился сверху всем телом.

— Тартис, прекрати! — закричала она в панике, хватаясь за его руки, когда он начал сдирать с нее одежду.

Все, подернутое красным туманом похоти, произошло очень быстро. Он распахнул на ней плащ и потянул вверх рубашку, чтобы не тратить времени на пуговицы. Иласэ пиналась, царапалась, пыталась укусить его и оттолкнуть от себя. Потом пальцы девчонки, согнутые на манер когтей, метнулись к его глазам… Дарен оказался быстрее и поймал ее руки, еще сильнее пришпилив извивающуюся девчонку к земле своим телом.

Полотно рубашки собралось у ее шеи, открыв упругий плоский живот и красивой формы груди. Дарен наклонился, жадно захватив ртом пуговку коричневого соска. Раздвинул ее бедра коленом, задрал юбку… И тогда Иласэ, наконец, закричала. Громкий крик, полный гнева, отчаянья и безнадежности.

Только вот в этот момент Дарен услышал совсем не ее.

Он отскочил, задыхаясь от внезапного ужаса. Этот крик, невозможно… но казалось так реально.

Его матери тоже было семнадцать.

Как он мог слышать это раньше? Только в своих кошмарах, ведь тогда его еще не существовало…

Она кричала также, и, также, напрасно, пыталась защититься.

В горле встал ком, когда он смотрел на Иласэ, свернувшуюся в дрожащий маленький комок.

Вся эта сила, и отвага, но он не остановился.

Не нужно бежать. Бежать — значит признать, что ты не прав.

И ты — результат насилия.

Слова, сказанные много лет назад. А произошло это еще раньше.

Перед глазами все поплыло, Дарен вскочил на ноги и слепо бросился в лес, бежал, не разбирая дороги, пока не споткнулся и не упал на землю. Мысли — как хаотичный калейдоскоп, снова и снова.

Последняя в своей Семье, носительница редких способностей… хорошая добыча.

— …Твоя мать, Дарен, сперва не хотела выходить за меня замуж, — И, с угрозой, — правда, дорогая?

…Одна из последних междоусобиц среди Темных, а в них всегда страдают невинные.

Но для Ордена, следящего за порядком, среди Темных невинных нет, и он не вмешивается…

— …Что с тобой, мама?

— Ничего, дорогой, я поскользнулась и упала с лестницы. Ты же знаешь, какая я неуклюжая, — но ведь на самом деле каждое ее движение — как танец.

— Да, мама…

Ее пустые глаза послушной куклы, в которых появляется живое чувство, только когда она смотрит на сына.

Несколько лет спустя:

— Мам, почему ты терпишь его?

Молчание. Потом:

— Он забрал мою Силу.

Это не то же самое! Не то же самое! Правда?

Иласэ улыбается ему, солнечные искорки блестят в темно-карих глазах. К загорелому лбу прилип желтый лист.

Она — ствура. Они — отвратительные, злые существа. Если им позволить, они уничтожат истинных магов.

Иласэ, которая волнуется из-за него, несмотря на все его невыносимое поведение.

Чем она заслужила…?

Мама улыбается ему, целует его: «Я люблю тебя, мое солнышко».

Как она могла любить его? Он был постоянным напоминанием о всех ее страданиях. Он даже выглядел точно, как отец.

Единственное, что он мог сделать, чтобы расплатиться за грех собственного рождения — это защитить ее от Амадея. Он должен уничтожить отца, но как, если Дарен настолько слаб, что даже неспособен выполнить свой долг перед расой?

Но что бы подумала его мать, что бы сказала, если бы узнала о сегодня? Посмотрела бы с ужасом, потому что он доказал, что он — сын своего отца?

Сын своего отца…

Амадей смотрит на семилетнего Дарена со странным выражением на лице. Потом протягивает руку и ерошит его светлые волосы, из-за чего Дарен, считающий себя совсем взрослым, недовольно хмурится. Амадей мягко смеется: «Привет, сынок. Как у тебя сегодня дела?»

Что бы Дарен ни выбрал, он все равно предаст кого-то.

Локи…

«Ты не будешь видеться с ней. Ее предки слишком долго жили среди дикарей и растеряли те немногие достоинства, что когда-то имели». Губы Амадея презрительно кривятся, «Она не достойна войти в нашу Семью. Брось ее».

«Да, отец».

Он почти разрушил тогда свои отношения с Локустой.

Иласэ улыбается ему: «Я не боюсь тебя». В ее шоколадных глазах сияет доверие. Доверие.

Он воспринимал это как насмешку, а на самом деле она говорила: «Я верю, что ты не причинишь мне вреда». Она на самом деле жила в счастливом мире иллюзий. Доказательство ее невинности — как иначе объяснить эту способность доверять столь слепо.

И какое право он имел забирать у нее это?

— Она всего лишь ствура, — прорычал злой голос внутри.

Но что плохого она сделала ему?

— Она родилась, — отозвался тот.

— И виновата в этом также, как я? — ответил он своему внутреннему голосу.

Она не выбирала, кем родиться, это не было ее виной.

А он… он не смог причинить ей вред, как бы сильно не хотел этого, как бы зол на нее ни был. Он не смог.

Дарен запрокинул голову и смеялся до тех пор, пока на глазах не выступили слезы. Волна облегчения прошла сквозь него, потому что теперь выбора не было. Он не смог сделать то, что должен был. Он не смог стать своим отцом.

Дарен не знал, каким будет его будущее, когда он вернется (если он вернется). Жизнь запуталась еще больше, поставив перед ним новую, быть может, смертельную, дилемму. Но сейчас это казалось неважно. Сейчас, на краткий момент, он стал свободен.

Иласэ. Он должен был сказать ей, объяснить, извиниться. Он зашел слишком далеко, на самом деле мог сломать ее — она такая хрупкая.

Дарен вскочил на ноги и побежал назад, туда, где оставил девочку лежать на земле. Съежившуюся в плачущий комок… Эта мысль заставила все внутри судорожно сжаться.

Он вышел из-за кустарника и резко остановился. Ее нигде не было.

Губы Дарена сжались в тонкую линию. Проклятье, куда глупышка ушла? Неизвестно, что бродит в этих лесах, он должен найти ее, прежде…

Что-то сильно ударило его в затылок, от резкой боли глаза на мгновение потеряли способность видеть. Следующий удар пришелся по пояснице, и позвоночник завопил в агонии… Он упал, неловко, и этим ударом из легких вышибло весь воздух. Тотчас веревка обвилась вокруг его горла, лишая остатков кислорода. Он захрипел и дернулся, сопротивляясь, но что-то холодное, острое и очень знакомое прижалось к шее…

Дарен застыл, потом несколько раз зажмурился, пытаясь вернуть зрение.

То, что он увидел, заморозило его внутренности в ледяной комок. Иласэ была над ним, край петли зажат в одной руке, кинжал, сияющий ярким светом, в другой. Лицо — искаженная маска ненависти, глаза — как две ледяные дыры. И никаких следов слез.

Лезвие еще плотнее прижалось к его артерии, Иласэ чуть наклонилась к нему:

— Ты мертвец, Тартис.

Глава 32. Осколки несуществующего

Иласэ моргнула, возвращаясь к реальности. Она лежала на боку, на мокрой земле, с голой грудью, юбка задрана почти до талии. Ее овевал прохладный ветер, откуда-то доносилось негромкое чириканье. Мир был спокоен, тих, нереален.

Иласэ медленно села, одернула юбку, чувствуя легкую тошноту и, вместе с тем, странную безмятежность. Логика подсказала, что у нее шок — невозможно остаться настолько спокойной после всего, что случилось. А если нет, то дела еще хуже, чем она думала: было бы печально сойти сейчас с ума. Попыталась неуклюжими пальцами застегнуть рубашку, но поняла, что все пуговицы на месте, потянула вниз. Ладонь скользнула по груди, влажной от слюны.

Иласэ отдернула руку и уставилась на ладонь в ужасе и отвращение, потом торопливо вытерла пальцы о юбку.

У нее не получилось оттолкнуть его.

Она оказалась слишком слабой, глупой, бесполезной…

Иласэ думала, что сейчас заплачет, ей хотелось плакать. Глаза жгло, но они оставались сухими.

Но отчаянье быстро переродилось в ярость, темную и грязную, как озеро, выплюнувшее виверну.

Она провалила один из самых главных жизненных экзаменов. Но этого не повторится! Никогда больше она не будет такой слабой. Никогда.

Иласэ нашла в себе силы встать на ноги. Движения, поначалу медленные, стали расчетливо-экономными. Она отыскала кинжал, валявшийся в нескольких футах от нее, подняла его, ощутив привычный наплыв магической энергии.

— Где ты была? — спросил он.

Иласэ мертво улыбнулась и объяснила клинку, что от него требовалось.

— Я сделаю то, что ты хочешь, — с готовностью согласился он…

Для Иласэ Аллеманд все в мире четко делилось на черное и белое.

Высокая красивая девушка стояла перед вделанным в стену зеркалом, аккуратными легкими штрихами заканчивая наносить блестки теней на веки. Ее и без того великолепные зеленые глаза засияли от этого еще ярче.

— Жаль, что ты не хочешь поехать вместе с нами на свадьбу Арира, — проговорила она, обращаясь к приемной сестре, играющей с веером. Та вздохнула, аккуратно закрыла изящную вещичку:

— Я бы с радостью, Ника, но у меня завтра первые экзамены.

Ника покачала головой, лукаво глядя на отражение Иласэ в зеркале:

— А еще некто, чье имя начинается с буквы Р, пригласил тебя после экзаменов на пикник.

Щеки Иласэ смущенно вспыхнули:

— И вовсе не он, а Ильмар!

— Смотри у меня! — Ника шутливо погрозила ей пальцем. Потом подошла и поцеловала сестру в румяную щечку:

— Тогда увидимся через пару дней.

— Расскажешь мне потом, как там, на южной границе, — Иласэ засмеялась, — А то Кэрик все время хвалится, что такую красоту невозможно представить.

Добро и зло.

Бледное лицо Ильмара, избегающего смотреть ей в глаза; Ролан, уставившийся в землю.

— Сходи к Старшему магистру, Иласэ, — мягко говорит Лилит Кэйрос, глядя на нее со странной жалостью, — он должен тебе что-то сообщить.

Сочувствие в мудрых синих глазах:

— Мне очень жаль, девочка моя, но вчера южная граница подверглась нападению кочевников. Все, кто был на свадьбе, погибли.

— Ника?

— И она тоже.

— Я…могу увидеть их…в последний раз?

Коричневая от возраста ладонь Магистра осторожно накрывает ее дрожащие пальцы:

— Тел не осталось, кочевники сожгли их.

— Но как это случилось? — шепчет Иласэ, — почему они не смогли защититься?

Магистр грустно качает головой:

— Вряд ли мы это когда-то узнаем.

Всех детей местных уроженцев со способностями к магии забирают у родителей и отдают в семьи тех Светлых, которые уже несколько поколений являются магами. Но не в семьи потомков Первых.

По большому счету, это мудро. Потомки Первых и местные не могут иметь общих детей, так пусть каждый общается в своей собственной среде. Это не помешает им всем оставаться Светлыми.

Иласэ попала в одну из таких семей. Отец был магом в третьем поколении, мать — во втором. У них был только один собственный ребенок, девочка, на полгода младше Иласэ. По странному капризу природы, магии она была лишена напрочь.

Отношения с приемными родителями у Иласэ не сложились, они так и остались друг другу чужими, но Ника стала ей не только сестрой, но и лучшей подругой. Жаль, что она не могла учиться магии.

Но теперь это было неважно, теперь они все были мертвы, так же, как еще больше полусотни магов. И среди погибших не оказалось ни одного потомка Первых.

Она там, на пепелище, где красивые дома за несколько часов превратились в страшные обугленные остовы. А людям, чтобы умереть, потребовалось еще меньше времени. От Ники — только кулон с синим дельфином. Странно, но лазурь рисунка не потрескалась, серебро не почернело… словно пламя, поглотившее людей и здания, было магическим, ведь магия не действует на серебро.

— Это невозможно, Иласэ, — мягко, но твердо говорит ей Лилит, когда она делится своими подозрениями. Но что-то на секунду мелькает в глазах матери Кэйросов, что-то странное.

Глумливые ухмылки Темных:

— Как символично — местные дикари убивают местных же выродков! Если так пойдет и дальше, для нас не останется никакой работы.

Да, ее мир был черно-белым, в котором жили хорошие и плохие люди. Себя она всегда считала хорошим человеком. А хорошие люди не ненавидят других людей, они верят, что в каждом есть врожденное добро, что никто не должен умирать. Что никто…

Я оттрахал этих сук,

не является

прежде,

действительно злым.

чем убить…

Даже Повелитель Темных

Трупы детей,

и Братство Хаоса.

лежащие перед сгоревшим домом, с выколотыми глазами…

Возвращение с границы. Руки Ролана обнимают ее, душа — жгучая масса ненависти, там, где внутри что-то сломалось. Но лицо Иласэ спокойно и безмятежно в то время, как она представляет, что бы сделала с людьми, убившими ее сестру. Сделала бы без сомнений, не колеблясь.

— Они нашли убийц! — это Ролан, он одновременно рад, но и тревожится за нее.

— И…? — она ждет продолжения.

— Рыцари убили всех, всех, кто участвовал в набеге! Чтобы никто больше не посмел совершить такое!

Иласэ кивает — всех… Она кивает, потому что некоторые люди заслуживают смерти. Она не поднимала в этот раз меч и не бросала убийственное заклятие, но она согласна с приговором, приведенным в исполнение другими.

Именно тогда, научившись ненавидеть, Иласэ Аллеманд почти потеряла способность прикасаться к единорогу.

Со стороны могло показаться, что Иласэ быстро отошла от своей трагедии; она вновь часто улыбалась, смеялась шуткам, помогала друзьям придумывать каверзы. Ролан и остальные успокоились, и только Ильмар, порой, смотрел на нее с сомнением, словно подозревал что-то.

Конечно, он не мог знать, что по ночам она учила запретную магию, не только Темные ветви обычных наук, но и магию Крови, и даже магию Врат. Учила, потому что поклялась себе не стать следующей жертвой.

Как она была глупа, поверив, что Дарен Тартис являлся чем-то большим, чем просто хищник! Как она могла быть такой дурой? Или одного урока ей оказалось недостаточно?

Еще этим утром она доверяла ему. Она была так уверена в нем.

С самого начала их путешествия Тартис вел себя с ней ужасно, но и в Ордене он был таким. И она обращала больше внимания на проблески другой личности, в том, как он смеялся, как порой смущался или забавно злился. И он был умен, хотя Иласэ и заявляла много раз обратное. Умен не книжной начитанностью, а умением поворачивать события себе на пользу и извлекать из них выгоду. Умением видеть возможность и использовать ее.

В тот вечер, когда, разозлившись, Дарен все равно не смог ее ударить, Иласэ осознала: его поведение было по большей части игрой. Притворством. Он постоянно напоминал себе, что должен мучить ее.

Когда Иласэ поняла его секрет и начала дразнить, он кричал на нее, и бил себя в грудь, и чуть ли не выдирал волосы от отчаянья, но ни разу ни ударил ее.

Как она радовалась этому.

Может, Дарен Тартис не такой уж плохой? Может, она поможет ему измениться, поможет отказаться от его извращенного взгляда на мир? Если да, то даже это ужасное путешествие по дикому лесу окажется не столь бессмысленным.

Почему ты такая хорошенькая?

И хотя она повторяла себе много раз, что эти слова ей безразличны, в душе часто вспоминала их, чуть краснея от смущения и странного теплого ощущения где-то внизу живота.

Что, если он и впрямь так думал?

В Ордене она никогда не обращала на него внимания, не замечала его. Тартис был ей менее интересен, чем никчемное насекомое. Здесь она увидела его словно впервые.

Оказалось, он красив. Лицо с тонкими аристократическими чертами, безукоризненная кожа, густые белые волосы — много раз ей нестерпимо хотелось узнать, какие они на ощупь. Даже новые шрамы, на лбу и щеке, не портили его. Иласэ в душе надеялась, что он не будет их убирать. И его серые глаза, с темным ободком по радужной оболочке, выделялись на бледном лице, как два драгоценных камня.

И иногда, когда Дарен касался ее, она с непривычной ясностью ощущала свою женскую суть.

И иногда она думала: «А что, если…»

И ее гнев и ненависть к нему были сейчас порождены, более всего, убийством этого зарождавшегося чувства, этих неявных возможностей. Потому что весь этот свет Тартис превратил в нечто отвратительное и тошнотворное. Он заставил ее чувствовать себя грязной. Он предал ее.

Но сейчас это было неважно. Никакие чувства, ничто хорошее, что она видела в нем.

Потому что человек всегда сам выбирает, кем и чем он хочет быть, и Дарен Тартис этот выбор сделал.

Глава 33. Шипы нежной розы

Секунды тянулись, как часы, пока Иласэ сидела, притаившись, в кустах, и ждала его возвращения. Каждый собственный вздох казался громовым раскатом, ей становилось то жарко, то холодно. На одну руку она намотала самодельную петлю, сделанную из отрезанной от плаща полосы, в другой был кинжал. Иласэ знала, как Тартис опасен, знала, что он сильнее и быстрее ее. Если Темный заметит хоть проблеск возможности справиться с ней, он этим воспользуется.

А потом Тартис вышел с противоположной стороны, и Иласэ увидела его лицо, эти красивые черты в маске недоумения. Он казался таким юным, таким безобидным… Ее гнев вернулся с новой силой.

Теперь он стоял к ней спиной. Иласэ выпрямилась. Не сознавая своих действий, подняла с земли толстую палку. Она не вспомнила о том, что нужно двигаться бесшумно, но, каким-то образом, Тартис не услышал ее.

Она ударила его по затылку со всей силы, и он зашатался, потом по спине… До этого мгновения Иласэ и не сознавала, что у нее был план.

Тартис закричал, падая, и она оказалась сверху, затягивая на шее Темного петлю; он захрипел, и она прижала обнаженное лезвие к его горлу. Кинжал был в восторге, умолял нанести удар, чтоб он смог напиться крови.

Иласэ не слушала.

Светлая наклонилась, заглянув в широко распахнутые растерянные глаза Тартиса, и прошипела:

— Ты мертвец.

Темный застыл, глядя на нее со страхом и изумлением, и что-то внутри нее взвыло в триумфе. Она хотела, чтобы он испытывал ужас. Она хотела причинить ему боль.

Его губы дрогнули:

— Иласэ?

Тартис шевельнулся, пытаясь подняться на локтях, и Иласэ запаниковала. Она дернула веревку, затягивая петлю, и Темный захрипел, его руки метнулись к горлу, пытаясь ослабить удавку. Ее ладонь, сжимающая рукоять кинжала, задрожала, и девушка чуть не отрезала ему голову.

— Не шевелись! — крикнула Иласэ, — Положи руки вниз! Положи руки вниз, или я перережу тебе глотку!

Очень медленно, Тартис подчинился, опустив руки к бокам, но тело осталось напряженным. Иласэ чувствовала, как напряглись мускулы на его ногах, готовясь скинуть ее в сторону. Не в его это было природе оставаться покорным перед лицом угрозы.

— Если ты хотя бы дернешься, — процедила она сквозь зубы, сильнее вдавливая лезвие в его шею, — я нарисую тебе здесь улыбку. Не забывай — кинжалу не обязательно касаться, чтобы убить.

Тартис смотрел на нее, словно не узнавая, но эти слова, должно быть, проникли в сознание, потому что напряженные мышцы под ней обмякли.

— Что ты делаешь? — прохрипел он с трудом.

Иласэ зло усмехнулась:

— Мне надо бы убить тебя прямо сейчас, но ты жив только потому, что у меня есть вопросы. А когда ты ответишь, я убью тебя, и никто никогда не найдет твое тело.

— Ты блефуешь! Ты… ты не убьешь меня! — он казался таким уверенным. Вот главная проблема со лжецами — они не верят, что кто-то может говорить правду.

Какой идиот!

— Я перережу тебе горло и буду смеяться, глядя, как ты истекаешь кровью, — прошипела Иласэ, не отводя от него взгляда. Тартис побледнел, в глазах мелькнули страх и неуверенность. Ну, наконец-то!

В непривычной ухмылке потянулись вверх уголки ее губ:

— Не двигайся! Потому что иначе я сперва отрежу тебе руки, потом ноги, а голову сберегу напоследок.

— Иласэ…, - он судорожно сглотнул, — Иласэ…

Едва сознавая, что делает, девушка с силой ударила его рукоятью кинжала по виску, заставив взвыть и скривиться от боли.

— Замолчи! — крикнула она, — да как ты смеешь, отвратительный, мерзкий ублюдок! Еще раз скажешь мое имя, и я выколю тебе глаза, как… — Иласэ с всхлипом втянула в себя воздух, прогоняя жуткие воспоминания о детских трупах.

— А может, я поступлю так в любом случае, за все, что ты сказал мне, и сделал, и… — она с трудом заставила себя остановиться. Странное холодное спокойствие ушло, сменившись огненной яростью. Иласэ сделала несколько глубоких вдохов, пытаясь усмирить бушующий гнев.

Тартис прижал ладонь к пострадавшему месту, потом, с выражением шока, посмотрел на нее, покрытую кровью.

Вид его раны почему-то удивил Иласэ, и она запоздало поняла, что все это время боялась, что окажется слишком слаба и не сможет по-настоящему причинить ему вред. Собственная мысль показалась девушке на редкость забавной, и она истерически захихикала.

Тартис вздрогнул от этого звука, но Иласэ не заметила.

— Помнишь, — проговорила она, слегка раскачиваясь, то и дело прерываясь, чтобы тихо засмеяться, — однажды я плакала, и ты думал, оттого, что боялась тебя, боялась, что ты меня убьешь. — Иласэ сильно дернула петлю, заставив Тартиса задохнуться, наблюдая, как страх заполняет его глаза. Возможно, он думал, что она спятила. Девушке стало его почти жаль.

— Ты такой глупый, — проговорила она мягко, — я плакала, потому что осознала: однажды мне придется тебя убить. Мне стало грустно тогда. А когда ты будешь умирать, я потеряю последнее, что осталось от моей невинности и никогда больше не смогу даже приблизиться к белому единорогу, — она вздохнула, — Ты ведь думал, я окажусь легкой добычей?

— Ил… — он запнулся, боясь сказать ее имя, — тебе нужно успокоиться и подумать, что ты делаешь. У тебя истерика. На самом деле ты не хочешь никому причинять боль. Девушка, которую я знаю, не обидела бы и муху.

Иласэ зло засмеялась:

— Девушка, которую ты знаешь? Ну и ну! Как мило! Заткнись и не дергайся, или я начну пускать тебе кровь, пока не подчинишься. А сейчас, — она провела кончиком кинжала по его шее до самой мочки уха, — я кое-что спрошу у тебя, и ты расскажешь мне правду. Если солжешь, я узнаю от кинжала и убью тебя.

Его взгляд сказал Иласэ, что Тартис не знал, верить ли ей, не знал, верила ли она в собственные слова.

Иласэ ощутила яростный триумф: наконец-то она узнает правду, узнает, кто убил ее сестру. Она уже хотела спросить у Тартиса, не он ли это сделал, когда поняла, что Темный вряд ли спрашивал имена своих жертв.

— Ты был на южной границе во время нападения кочевников? — процедила она.

Ее вопрос удивил Тартиса, во взгляде мелькнула растерянность — такого он явно не ожидал.

— Нет, — прошептал он.

Что?!!

Иласэ стиснула рукоять, готовясь, в приступе ярости, перерезать его лживую глотку.

«Он говорит правду», — голос кинжала прозвучал недовольно, с оттенком скуки: клинок хотел убивать, почему она тянет?

Растерянная, Иласэ заколебалась, то касаясь кинжалом его шеи, то отводя в сторону. Наконец, она задала следующий вопрос:

— Кто там был из Темных?

Тартис покачал головой, глядя то на ее руку с кинжалом, то на лицо:

— Я не знаю.

Нет! Этого не может быть!

— Ты принадлежишь Братству Хаоса? — этот вопрос Иласэ почти прорычала.

Тартис вновь явно заколебался:

— Нет. Думаю, что нет. Я не проходил инициацию и не был на собраниях.

Ее яростная устремленность таяла с каждым словом.

— Но ведь ты убивал людей, верно? — выкрикнула Иласэ, машинально затягивая петлю.

— Нет, — прохрипел он, пытаясь ослабить давление веревки на горло.

— Ты мучил сервов!

— Нет!

— Ты насиловал девушек!

— Нет!!!

— Проклятье! Но что-то ты же делал! Скажи мне, что ты делал! — разозлившись, Иласэ вонзила кинжал в землю рядом с его головой, и Тартис, уловив резкое движение, в панике дернулся в сторону, вскинул руки, чтобы с силой оттолкнуть ее.

Изумленная, девушка откатилась в сторону, рука соскользнула с серебряной рукояти, и клинок остался торчать в земле. Если б не это, она бы убила его.

Тартис попятился назад, повинуясь животному инстинкту бегства. Иласэ опомнилась первая, взгляд устремился к рукояти, но его глаза последовали за ней, и к оружию Тартис метнулся вперед нее.

Темный был быстрее, но Иласэ, с воплем ярости, бросилась вперед и впилась в его лицо ногтями. Четыре глубокие кровоточащие царапины прошлись по его лбу и носу. Тартис бы не отступил, но ее вторая рука нацелилась в его глаза, и он дернулся назад, спасая зрение.

Иласэ выхватила из земли кинжал и бросилась на Тартиса, ударила его плечом в солнечное сплетение, и они упали. Ее рука с оружием, светящимся в предвкушении убийства, взметнулась вверх. Одна рука Тартиса метнулась к ней, в тщетной попытке перехватить удар, другая инстинктивно закрывала голову. И то, и другое было бесполезно — кинжалу не обязательно прикасаться, чтобы убить.

— Не надо! — крик был полон такого ужаса и отчаянья, что Иласэ замерла, рука повисла в воздухе.

«Ника кричала так же?»

Сделай это! Убей его быстро, пока он не сопротивляется…!

Тартис медленно убрал руку, прикрывающую лицо, дыхание вырывалось глубокими прерывистыми всхлипами:

— Я не сделал никому ничего плохого, — выдавил он, почти умоляя ее.

— А как же я? — прошептала Иласэ.

Что-то мелькнуло в его глазах, и, будь Темный кем-нибудь другим, Иласэ сочла бы это за стыд.

— Прости, — сказал он хрипло, — я знаю, что ты мне не веришь, но я, правда, сожалею.

Иласэ хихикнула, но ее глаза оставались черными ледяными провалами:

— О, я верю тебе, верю: ты действительно сожалеешь, что оказался в таком положении, — она сжала рукоять крепче, и Тартис вздрогнул. Иласэ снова засмеялась:

— Посмотри, как ты сейчас жалок! На самом деле ты просто глупый щенок, притворяющийся мужчиной. Избалованный сопляк, ноющий, как ему тяжело, в то время как другие сражаются за свои жизни и за жизни своих семей! Я ненавижу тебя! Ненавижу! Ты думаешь, это игра, это веселье? Ты назвался чудовищем — ты ответишь за свои слова.

— Нет, подожди! — Тартис смотрел на нее в панике, с трудом удерживаясь, чтобы не попытаться оттолкнуть, понимая, что тогда она точно убьет его.

— Почему нет? — крикнула в ответ Иласэ, — назови мне причину.

— Ты не убийца, — он произнес эти слова неуверенно, с интонациями ребенка, убеждающего самого себя, что монстры под кроватью не существуют.

— Я — убийца! — крикнула Иласэ в ответ, еще раз располосовав ему лицо ногтями. — Это реальный мир, и все мы — убийцы и монстры! Убей или будь убитым, и я выбираю первое!

— Но я ничего не сделал!

— Мне все равно! — крикнула она в ответ, но в ту же секунду, услышав собственные слова, поняла, что бледнеет.

Ведь это неправильно. Как ей может быть все равно?

Иласэ внезапно осознала, что хочет убить его, и неважно, виновен он, или нет. Она хочет разрезать его на кусочки за все, что она выстрадала, за погибшую Нику и приемных родителей, за десятки других, сгоревших в магическом огне, за обезображенные трупы маленьких детей.

Она хотела отомстить, и неважно, кому…

Но ведь он невиновен…

Это пока, — подумала Иласэ с яростью. Еще несколько лет — и все, чем он впустую похвалялся, станет реальностью. Но я не позволю ему дожить до этого.

И он пытался изнасиловать меня. Я не прощу его.

Ты и не должна. Но ты не можешь убить его.

Иласэ с яростью затрясла головой, сражаясь с внутренним голосом. Тартис вздрогнул, думая, должно быть, что она окончательно спятила.

Мы не убиваем невиновных, — сказал этот голос, ее совесть, нежная, как бархат, скрывающий сталь, — Ника была невинна, дети, погибшие на южной границе, были невинны. Мы должны защищать, помнишь?

Но он убьет меня! Если я отпущу его сейчас, он убьет меня.

Голос промолчал.

Я должна его убить! — крикнула она мысленно, обращаясь к голосу.

Нет ответа. Ее выбор, с которым ей жить.

— Дай мне убить его! — взвыл кинжал, чувствуя, как решимость девушки колеблется.

…нет.

— Я голоден! Дай мне сделать то, ради чего я был создан!

Создан, чтобы убивать людей? Убивать магов?!!

Ее кровь вскипела от ярости и ужаса:

«Ты был сделан не для того, чтобы убивать! — крикнула Иласэ клинку. — Ты должен защищать нас! Вернуть нас домой!»

Она думала, что кинжал запротестует, восстанет против нее, но он неожиданно замолчал, притих, как ребенок, которому сделали выговор.

Может быть, ему нужно было обдумать смысл своего существования?

Иласэ медленно поднялась, острие кинжала все также направлено на Тартиса:

— Ты жив только потому, что я не убиваю невиновных. Если в будущем ты хоть в чем-то будешь мне угрожать, я убью тебя на месте. Я сделаю это не колеблясь, потому что я хочу убить тебя. Ты веришь мне? Ты должен верить, или ты умрешь.

— Я верю, — сказал Тартис хрипло, осторожно приподнимаясь на локтях, лицо и шея покрыты ручейками крови.

— Хорошо, — Иласэ шагнула к нему и, как могла сильно, пнула в пах. Тартис взвыл, сжавшись от боли в комок.

— Это за то, что ты сделал. Еще когда-нибудь прикоснешься ко мне, — я отрежу тебе яйца и запихаю в глотку!

Какое-то время Иласэ с удовольствием смотрела, как он с воем катается по земле, потом достала компас.

— Добро пожаловать в дикий лес, ублюдок! — и Иласэ пошла к деревьям, оставив его лежать на поляне, скорчившегося, в позе зародыша.

Пусть добирается домой, как знает.

Глава 3. Мы изменим нашу тактику

Вокруг замка Повелителя было поставлено столько защит, что даже Амадей Тартис, его самый доверенный человек и правая рука, не мог открыть Портал ближе двух миль от парадного входа. Впрочем, другим приходилось тащиться пешком все десять, от самой кромки леса.

В наступающем сумраке парк, через который шагали Темные, казался тих и заброшен. Лишь один раз Амос заметил в листве любопытные глаза маленького черного единорожка, и сердце болезненно сжалось при воспоминании об Оркуде, ставшем теперь кормом для падальщиков дикого леса.

— Почему ты повторял, что тот мальчик — не Дарен? — задал Амос мучивший его вопрос. Тартис искоса взглянул на своего спутника:

— Будь у тебя собственные дети, друг мой, — ответил он высокомерно, — ты бы не спрашивал. И, кстати, самозванец назвал тебя Ллэнем — не хочешь объяснить?

Амос скривился:

— Я не отвечаю за фантазии безумца, кем бы он ни был: Дареном, самозванцем или привидением.

— Ну-ну, — Тартис хмыкнул, — однако, от Запретного языка тебя здорово скривило.

— Моя магия слабее твоей, — прорычал Амос, лицо которого вспыхнуло от унижения, — ты это хотел услышать?

— Это я и так знаю, — отмахнулся Тартис, наклонился погладить выбравшегося из-за кустов котенка, детеныша черной пантеры, его собственный подарок Повелителю. — Но ведь нам с тобой прекрасно известно, что именно Ллэни, из всех элрави, сильнее всего подвержены воздействию старой магии. — Амадей с усмешкой посмотрел на старого друга-недруга:

— Пусть пока эта маленькая обмолвка останется между нами, родственник. Пока…

Амос стиснул зубы: намек Амадея был более, чем ясен. Не удовольствуется ведь Тартис доставшимся ему случайно обрывком информации, обязательно начнет копать… И, кто знает, может, даже и докопается. А если намекнет Повелителю, то тому достаточно задать правильный вопрос — и Амос все расскажет сам.

«Проклятье! Проклятый день, проклятый Тартис! О, Кларисса, милая моя, видишь, в какую яму ради тебя я падаю!» — и Амос вполголоса послал Тартиса в Бездну. Тот, естественно, расслышал, но только довольно хохотнул. Амадей любил выигрывать.

Повелитель был дома. Последние недели он почти все время проводил в своей личной библиотеке, куда не допускались даже самые приближенные к его особе маги. Если верить бродившим среди Темных слухам, Повелитель искал тайное, очень могущественное оружие, которое могло бы помочь им одолеть Орден.

Насчет забытого оружия Амос сказать ничего не мог, но то, что со всех подвластных Повелителю доменов конфисковывались самые старые хроники, желательно восходившие еще ко временам Первых, было правдой. А оружие? Оружием, если подумать, можно считать что угодно. Даже Ллэня, который категорически не желает принимать наследство своей уничтоженной Семьи.

У парадного входа Темных, как обычно, встретил слуга. Как-то язык не поворачивался назвать его обычным сервом. Предки этого человека в течении многих веков служили Темным Повелителям, а до них — Императорам, в те легендарные времена, когда Империя была таковой не только по названию.

Так же, как черные всеядные единороги были выведены Темными магами из обычных травоядных белых, и отличались от своих предков, в прямом смысле, как ночь от дня, так и слуг Повелителя нельзя уже было сравнить с просто людьми. Амос сомневался, что это существо, с огромной, во весь глаз, радужной оболочкой, и кожей серого оттенка, могло бы иметь общих детей с женщиной из местных. Или со ствурой, если уж на то пошло.

Слуга провел Темных в просторный кабинет, где Повелитель обычно удостаивал подданных аудиенцией. Высокий черноволосый мужчина с седыми висками, не так давно разменявший полторы сотни лет. Обычный маг в его возрасте уже начинал терять силы и выглядел намного старше, но Повелитель, похоже, еще не дошел до пика своего могущества. Еще одна несправедливость мира: маги, и так способные взывать к стихиям без помощи колец, живут почти в два раза дольше остальных. Счастливцы.

Повелитель выслушал их рассказ очень внимательно, но его темно-синии глаза мрачнели с каждым словом. Амос знал, тот сейчас с удивительной точностью складывает кусочки мозаики из отдельных, вроде бы ничем не связанных фактов. Однако, Повелитель не торопился сообщать им о своих выводах.

Говорил по большей части Амос, однако, как только речь дошла до встречи с Дареном, Амадей взорвался, яростно настаивая, что мальчик, которого они видели в лесу, его сыном не был.

— Возможно, — пробормотал Повелитель, — возможно.

Амос напрягся: похоже, сегодня будет один из тех редких дней, когда Повелитель соизволит поделиться с подданными своими размышлениями.

— Боюсь, твой сын может быть окончательно потерян для нас, Амадей, — тяжело проговорил Темный.

— Почему? — спросил Тартис с опасной мягкостью в голосе.

Повелитель взглянул на него с моментальным удивлением, потом криво улыбнулся:

— Дети прошли сквозь Врата, Амадей, сквозь Бездну. Они живы, это я могу сказать тебе точно, но они — в другом мире, куда нам нет и не может быть доступа, даже останься под рукой целый клан Ллэней.

— Я помню, вы упоминали про две силы, закрывающие от нас подростков. Как это связано? — Амадей старался оставаться спокойным, но, — Амос бросил быстрый взгляд на его кольцо, — так и есть, камень в перстне Тартиса яростно пылал.

— Подумай немного, Амадей, — хмыкнул Повелитель, — ты вполне можешь определить, что они из себя представляют.

— Неужели? — с ноткой сарказма уточнил Тартис. Брови Повелителя удивленно приподнялись на его наглость, но он все же соизволил объяснить:

— Мальчик говорил вам о Боге, который ищет новых последователей, Боге, посланцы которого говорят на Древнем языке и убивают одним прикосновением. Боге, который, находясь в ином измерении, сперва похитил двух детей из самого сердца Империи и переправил в дикий лес, а потом подвел к остаткам Врат на дне высохшего озера и активировал их. Ну так как, Амадей, дать еще подсказку? Почему на северо-востоке нашего континента не селятся люди, почему охотники не ходят туда за добычей?

Амос прикрыл веки, молясь про себя, чтоб его дикая догадка не оказалась реальностью. Тартис судорожно сглотнул:

— Не может быть! Владыка Бездны? Потерянный Бог?

— Почему же не может быть? — безрадостно рассмеялся Повелитель, — рано или поздно он должен был проснуться. Конечно же, он выбрал для этого именно нашу эпоху.

— А вторая? — после долгой паузы поинтересовался Амос, — Вторая сила? Что это?

— А-а, вторая, — Повелитель нехорошо улыбнулся, глядя на Тартиса, — Пусть Амадей просветит нас насчет нее.

Какое-то мгновение Тартис смотрел на Повелителя, явно не понимая, чего от него хотят, потом побледнел, во взгляде мелькнул страх. Амос пообещал себе, что обязательно сохранит в памяти этот редкий момент.

— Я… я… — Тартису явно хотелось солгать, будто он не понимает, о чем речь, однако поступать так перед Повелителем было, по меньшей мере, глупо.

— Думаешь, мне не известно, как ты мечтаешь занять мое место? — насмешливо поинтересовался Повелитель. — Как тебя гложет зависть? Но ты не глуп и понимаешь ничтожность своих шансов. Однако идея с Основой была не плоха. И что же, мальчишка стащил кинжал у тебя из-под носа, или ты сам решил поэкспериментировать на сыне?

— Я обнаружил пропажу, только вернувшись домой, вечером дня Примирения, — выдавил Тартис. — Я бы никогда не позволил Дарену взять Основу в руки, я не враг своему ребенку!

При последних словах Амос едва удержался от злой гримасы: он достаточно видел сам и слышал от Клариссы, чтобы считать иначе.

— Теперь я знаю, кого мы видели в лесу, — с гневной издевкой произнес Амос, — это был не Дарен, ты прав, это был его призрак! Восемьдесят процентов неудачи, Тартис! Этот клинок…

— Спас, скорее всего, обоих подростков, — мягко перебил Амоса Повелитель.

— Что?!! — хором переспросили оба Темных.

— Каким-то образом Дарен выжил и сумел сохранить Основу, — Повелитель приподнял брови, насмешливо глядя на Тартиса, — полагаю, он куда способнее, чем ты говорил, Амадей.

— Ему просто повезло, — пробормотал тот.

— Либо Основа питалась не только его энергией, — задумчиво уточнил Амос.

— Не только его…? — Амадей развернулся к нему всем телом, — ты хочешь сказать, что мерзкая ствура касалась м о е й Основы? Пятнала чистую магию клинка…?

— Амадей! — резко перебил его Повелитель, — довольно! Ты переигрываешь. К тому же, ствуры тоже могут быть полезны.

— Как удобрение? — уточнил Тартис, успокаиваясь.

— Нет, — Повелитель нехорошо улыбнулся. Он всегда так делал, собираясь сообщить что-то неприятное, — как живой заградительный щит. Подумайте, дорогие мои, кто первым гибнет во всех войнах, кого мы убиваем в первую очередь?

— Ствур, — пробормотал Амос.

— Точно, а они убивают нас. В то время, как Орден стоит в стороне и любуется плодами своего труда.

Амос прикусил губу — услышать собственные еретические мысли из уст Повелителя многого стоит.

— Значит, мы изменим политику в отношении ствур? — рискнул он. Повелитель благожелательно улыбнулся ему:

— Именно. Через пару дней я хочу получить от вас планы независимых стратегий, как лучше следует поступить, чтобы переманить хотя бы некоторую часть ствур на нашу сторону. Продумайте, какие обещания или угрозы сработают лучше всего.

Тартис выглядел так, словно только что по ошибке проглотил яд, и пытается ощутить, начал ли тот уже действовать.

Повелитель взглянул на него, хмыкнул:

— Думаешь, должно быть, когда это меня успели подменить? Не беспокойся, Амадей, я вовсе не воспылал к ствурам внезапной любовью. Но они являются великолепным оружием, которое мы добровольно отдали Ордену много веков назад. Это была ошибка. Пришло время ее исправить.

— Но как же так? — почти шепотом спросил Тартис, — из-за ствур наша раса вымирает. С каждым годом рождается все меньше детей. Семьи с тремя, даже с двумя, стали уже редкостью. Мы с Клариссой… только один ребенок за восемнадцать лет! И это еще не так плохо, если посмотреть, сколько пар вообще бездетны. Никакая магия не может помочь!

— Думаешь, я этого не знаю? — с тихой яростью ответил Повелитель, и Амос запоздало вспомнил, что у него, сменившего за полтора века своей жизни трех жен, детей так и не родилось.

— Но ты, кажется, забыл, Амадей, — устало продолжил Темный, — если я не ошибся, и Владыка Бездны действительно проснулся, наша раса вымрет не через восемь-десять веков, как показывают расчеты, а намного раньше. Как только откроются Врата Бездны, и ее твари хлынут в этот мир.

Глава 35. Добро пожаловать в дикий лес. Часть 1

Добро пожаловать в дикий лес, — она сказала?

Дарен прижался к земле, распластавшись на мягкой черной почве, и замер, напрягшись, ожидая движения. Оно пришло — одетая в черное фигура с копной кудрявых темно-русых волос.

Ага, нашел тебя! — Дарен мрачно ухмыльнулся, заскользив между деревьями следом за Иласэ. Его движения были бесшумны (по крайней мере, Дарен на это надеялся), и передвигался он только там, где деревья давали самую густую тень, закрывали обзор, пряча его от ее глаз.

Хлопья белесого тумана висели между деревьями, сверху давили темно-серые облака, грозя в любой момент разродиться обильным ливнем.

Добро пожаловать в дикий лес.

Дарен постоянно повторял про себя эту фразу, прокручивал ее на все лады:

Добро пожаловать в дикий лес, Иласэ.

Не хочешь попробовать свое собственное лекарство?

Дарен шел почти вровень с ней, но очень сильно забрав вправо. Приглядись Иласэ повнимательней — могла бы и заметить: понимание этого щекотало ему нервы.

Вся земля вокруг, казалось, состояла из бесчисленных луж и редких островков густой жирной грязи, но Дарена это не заботило. Не заботило и то, что он давно уже выглядит, как дикарь, растрепанный, в насквозь мокрой, грязной, облепившей тело одежде. Впрочем, Дарен весьма сомневался, что внешний вид Иласэ сейчас хоть на йоту лучше.

Должно быть, она услышала шорох его движения, потому что начала испуганно оглядываться по сторонам.

Могла ли девчонка знать, что он рядом? — задался Дарен вопросом. Сомнительно, ведь Иласэ не умела, как он, читать следы; кроме того, Дарен старался быть осторожным. Однако, вот уже несколько дней, как он выслеживал ее, и всякий раз умудрялся найти — возможно, она вновь ожидает его появления?

Добро пожаловать в дикий лес, крошка.

А закон дикого леса гласит — выживает самый приспособленный. Кто же это из них?

Три недели назад Дарен без колебаний назвал бы себя. Он был физически сильнее и выносливее, умел охотиться. Тем не менее, и Иласэ оказалась отнюдь не домашним цветком, с ее знанием местных растений, животных и способностью различать опасность. А сейчас у нее было преимущество — кинжал.

Однако Дарен оставался самим собой, и это тоже было преимуществом.

Закон дикого леса.

Сильный всегда пожирает слабого.

Он пробежал вперед, параллельно ее тропе, и притаился за деревом, рядом с которым Иласэ должна была пройти. Приготовился к прыжку. Потом услышал топот быстрых шагов, прерывистое дыхание.

Вот она проходит мимо…

Дарен потратил одно мгновение, убедился, что кинжал безопасно убран в ножны, в руках ее ничего нет, и прыгнул вперед. Иласэ закричала, когда он попытался повалить ее на землю, обхватив за пояс, прижимая руки к бокам.

Только вот что-то у него не получилось.

Правая рука Иласэ выскользнула из захвата и метнулась к серебряной рукояти, и, вместо того, чтобы попытаться удержать ее, Дарен с силой оттолкнул девушку от себя, в результате сам поскользнулся в грязи. Он упал на четвереньки, в то время, как она ударилась о дерево, а потом кинулся прочь, за деревья. Над его пригнувшейся вовремя головой, одно за другим, мелькнули два убийственных разряда. Повинуясь инстинкту, Дарен на мгновение упал на землю, и только так избежал третьего, нацеленного между лопаток.

Теперь, когда она была настороже, соседство с Иласэ равнялось самоубийству. Кто знает, в какой момент ей может придти в голову отправится за ним на охоту или устроить засаду, как это пытался сделать он?

Дарен кружил между деревьев, пока не нашел подходящее место для отдыха, под широким раскидистым тополем, если скудные познания в ботанике не обманывали его; растянулся на почти сухой земле, посмеиваясь себе под нос. Отпор Иласэ впечатлил его, но на самом деле это не имело значения: главное, он заставил ее несколько раз использовать кинжал. Заставил ослабить себя. А значит, выиграл по большому счету он, и они оба это понимали.

С того ужасного случая на поляне прошло уже четыре дня, каждый из которых был хуже предыдущего.

Дарен остановился на секунду, отпихнул ногой ветку, и вновь начал яростно мерить шагами поляну. Его висок пульсировал болью, горло покрывали потеки засохшей крови.

Он хотел уйти отсюда, и неважно, куда. Он хотел притворится, что ничего не произошло, но воздух здесь, над поляной, звенел от напряжения, и Дарен ненавидел каждую лишнюю минуту, проведенную в этом месте. Он хотел уйти, только вот Иласэ еще не вернулась.

Дарен посмотрел наверх, отмечая пройденный солнцем путь: больше двух часов. Почти три. Он очень старался быть терпеливым, очень.

Когда Иласэ, наконец, вернется, он постарается извиниться. Наверное, какое-то время она откажется разговаривать с ним, но постепенно поймет, что он серьезен. Он добудет что-нибудь съедобное, она сумеет развести костер, они найдут для ночевки теплое и сухое место… Через несколько дней Иласэ простит его.

И все будет замечательно.

Уже в сотый раз Дарен нервным быстрым движением провел по волосам. Вздохнул.

Его жизнь, должно быть, оказалась мозаикой в руках неведомого бога с извращенным чувством юмора. И этот бог вновь и вновь переставлял местами все кусочки, так что теперь Дарен уже не был уверен, кто он и что должен чувствовать. На редкость неприятное состояние.

Сейчас Дарен злился, и держался за это чувство, потому что оно было привычным, безопасным, потому что он всегда делал так прежде, в ответ на неудачи и проблемы. Злился и тогда, когда одолевали сомнения.

Юноша не мог бы сказать, на кого направлялась эта злость: на Иласэ, на себя, на весь мир? Но ему нужен был гнев: не мог же он, в самом деле, постоянно чувствовать себя виноватым!

Имел ли он право злиться? Какая разница? Все равно, эмоции не зависят от разума.

Она унизила его. Дарен был беззащитен. Одно неловкое движение — и безумная девчонка располосовала бы ему горло. Он никого в жизни так не боялся, кроме, возможно, отца. Не боялся, потому что никто прежде не пытался его убить.

Как он мог так в ней ошибиться? Еще час назад Дарен побился бы об заклад на все свое будущее состояние, что Иласэ Аллеманд не способна на подобную дикость. Всем известны ее пацифистские наклонности! Она уверена, что убивать — плохо!

Может быть, все это время она притворялась? Все эти годы? — Дарен остановился, задумавшись. И никто этого не разглядел? За все то время, что она провела в Ордене? Никто из ее друзей и наставников? Немыслимо.

«Следи за тихими, кто молча стоит в стороне», — сказал ему однажды Амадей, — «никто не знает, о чем они думают».

Что ж, сейчас Дарен знал, что тихоня Иласэ думала об убийстве.

Должно быть, у каждого человека наступает момент излома. Все и так было неважно, а уж он постарался сделать ситуацию и вовсе отвратительной. Вряд ли Дарен имел право винить ее за такую реакцию, хотя и очень хотел это сделать.

Ну и что теперь? Он должен понять и принять все случившееся, как заслуженное наказание? Если он попробует сейчас что-то сделать, Иласэ сорвется с катушек полностью. Так что, никак не ответить ей за случившееся? Разве у него нет права отомстить?

Месть — такой была его первая мысль. Никому не позволено заставлять его чувствовать себя слабым и беспомощным. Никому не позволено так с ним обращаться!

Проклятье, он ведь ничего ей, на самом-то деле, не сделал! Так в чем дело? Да, у нее есть право злиться, но не убивать же его!

Нет, больше всего ее интересовал набег на южную границу.

Дарен вспомнил безликий ужас в ее глазах и странное оцепенение, когда он заявил о своем участии в том побоище. Юноша сглотнул, чувствуя легкий стыд. Сам он не знал никого из присутствовавших там, для него они все являлись безликими ствурами, но для Иласэ могли быть чем-то большим…

Дарен вновь посмотрел на деревья, чуть ли не рыча от нетерпения.

Проклятье, да где ж она? Ей уже давно пора вернуться!..

Он замер.

Не может быть… Она бы никогда…

Великая Бездна, какой он дурак!

Иласэ не вернется!

Она бросила его!

Эта ствура!

Не задерживаясь больше, Дарен кинулся в лес. Чтобы найти девчонку, ему потребовалось несколько часов. Дарен примерно знал, куда указывал компас, и умел читать следы, однако и так, при всех его особых способностях, поиск оказался не из легких. Счастье еще, что юноше повезло с местностью: равнина, покрытая редким лесом, кое-где с пятнами заболоченых низин, не была создана для пряток.

Эта полуболото кишело жизнью, причем водились там и такие существа, сказки о которых в детстве читала ему Кларисса. Например, над первым, встретившимся ему по дороге, ручьем проносилось огромное количество стрекоз, а их с визгом и воплями ловили крохотные феи — малышки размером едва с его ладонь, с зелеными и красными волосами и белоснежными зубками. Остроту этих зубок Дарен испытал на своей собственной руке, когда из баловства попытался схватить одну такую кроху.

Дарен прошел мимо плотины, построенной целым семейством бобров. Увидев юношу, животные повыскакивали из воды и выстроились в ряд, как маленькое войско, глядя на него с вполне человеческим любопытством в круглых черных глазках. Так же вели себя и олени, пришедшие на водопой: поводили острыми ушами, но ничуть не боялись, словно никогда прежде не видели человека.

Несколько раз вдалеке начинали заливаться лягушки, и каждый раз от этого, вполне невинного звука, Дарен вздрагивал. К счастью, все попадавшиеся ему амфибии оказались вполне нормальными существами, и не пытались запугать или загипнотизировать его странными словами. Даже огромная толстая красная жаба, ловившая длинным липким языком зазевавшихся фей, только задумчиво подмигнула ему, прервав на мгновение свое вкусное занятие.

И где-то здесь была Иласэ, неутомимо шедшая вперед. Уже приближался вечер, когда Дарен нашел ее, присевшую отдохнуть на пригорке под невысоким деревом, грызшую какой-то фрукт.

— Эй! — крикнул ей Дарен, — Иласэ!

Она испуганно привстала, глядя на него с выражением растерянности и ужаса, но тут же взгляд ее изменился, стал холодным. Девушка расслабилась, снова села на место, зажав руке недоеденный, напоминающий яблоко, плод.

Дарен подбежал ближе и прислонился к ее дереву, переводя дыхание:

— Куда ты пропала? — спросил он, глядя на нее сердито, хотя в душе от облегчения был готов рассмеяться.

Всю дорогу Дарен пытался решить, что ей сказать, разрываясь между желанием искренне извиниться и наорать на нее. В конце концов он мысленно построил десятиминутную идеальную речь, но сейчас все заготовки вылетели из головы.

— Не могу поверить, что ты меня бросила! — заявил он, возвращаясь к привычному надменному тону. — Или ты сошла с ума? Проклятая спятившая ству…, - выражение лица Иласэ заставило его оборвать предложение.

Сперва Иласэ ничего не говорила, только смотрела на него особым отстраненным взглядом ученого, и Дарен растерянно молчал, пытаясь не нервничать.

Потом Иласэ слегка подкинула недоеденное яблоко в руке, выражение ее глаз стало пугающим.

— В чем… — начал было говорить Дарен.

— Не могу поверить, — резко перебила его девушка, — ты как один из тех никчемных псов, к шеям которых привязывают камень и бросают с моста, только чтоб по возвращении найти их у своего порога.

Дарен моргнул:

— Ты… Великая Бездна, ты действительно пыталась меня бросить!

Он полагал, что Иласэ оставила его в приступе злости, но отказывался даже думать, что действие это с ее стороны было целенаправленным. Если бы он потерял ее, то без кинжала, без компаса, без знания окружающего мира был бы обречен. Это то же самое убийство, только растянутое во времени.

— Не представляю, как ты сумел меня выследить, — продолжила говорить Иласэ тем же спокойным, слегка раздраженным тоном. Потом пожала плечами:

— Ну да ладно, это не имеет значения.

— Что не имеет значения? — проговорил Дарен растерянно, наблюдая, как она поднимается, аккуратно заворачивает фрукты в полу плаща. Девушка казалась спокойной, но теперь за этим спокойствием он ощущал напряжение.

— Уйди! — это прозвучало все так же ровно и холодно.

Он уставился на нее:

— Иласэ…

Она швырнула в него недоеденным яблоком, оно отскочило от его плеча:

— Убирайся с дороги, и убирайся из моей жизни! — плавным движением Иласэ вынула лезвие, и оно засветилось, просыпаясь. Дарен отшатнулся, против воли вспомнив ощущение холодного металла на собственной коже.

— Я больше не буду о тебе заботиться, — продолжила говорить Иласэ, — хочешь выбраться отсюда — ищи дорогу домой сам. А еще раз приблизишься ко мне — я тебя убью.

— Послушай…, - начал Дарен своим лучшим успокаивающим тоном, шагнув было вперед, но Иласэ подняла кинжал, и он торопливо отступил, умиротворяюще показывая ладони.

— Ладно, ладно, как скажешь. Я понимаю, что тебе нужно некоторое время.

— Продолжай идти! — велела Иласэ, а когда решила, что он отдалился достаточно, повернулась к нему спиной и пошла прочь.

Ладно, — сказал он себе, злой и разочарованный, — ладно, ей просто необходимо время остыть.

Не проблема, не будь юноша так голоден. Дарен представления не имел, какие из растений были съедобны. Он мог бы охотиться, дичи вокруг было в изобилии, но кинжал, чтобы освежевать животное, оставался у Иласэ.

Быть может, поймай он для девушки добычу, она бы позволила ему освежевать и приготовить ее. В любом случае, без него ей не видать мяса.

Какое-то время Дарен следовал за ней на безопасном расстоянии, сердито глядя ей в затылок. Ладно, думал он мрачно, пусть пока будет, как она хочет. Надо дать девчонке время остыть. Но когда ситуация вернется в норму, он заставит ее заплатить за все.

Сперва Дарен хотел поймать оленя, однако стадо несколько раз чуть не затоптало его. В конце-концов он удовольствовался только парой птиц, похожих на слишком разноцветных куропаток.

Уже стемнело, когда он вернулся со своей добычей к Иласэ. Она сумела-таки развести костер, хотя вокруг и царила всепроникающая сырость. Дарен приблизился с дальней стороны, так что между ними был костер, и осторожно позвал ее, задремавшую у дерева.

Девушка очнулась моментально, тут же выхватив кинжал, и Дарен был готов поклясться, что слышал исходящее от оружия тихое мурлыканье.

— Что я сказала тебе раньше? — прорычала Иласэ, вскакивая на ноги, как недовольная волчица, потревоженная в своем логове.

— Подожди! — Дарен предупреждающе вытянул руку, — я подумал, что ты, может быть, голодна. Я принес еду, — он показал на добычу, сложенную на землю.

— О, как это мило. А теперь прощай! — и она без предупреждения махнула кинжалом в его сторону. Дарен с проклятьем отпрыгнул, однако недостаточно быстро, и магический клинок рассек его плечо.

— Что ты делаешь? — воскликнул он, схватившись за рану. — Я же пытаюсь извиниться! Пытаюсь показать тебе, как сильно сожалею. Я знаю, что не должен был так с тобой поступать! У меня нет оправданий, я понимаю, что тебе сложно меня простить, но я пытаюсь загладить свою вину!

— Ну да, мертвыми животными, — отозвалась Иласэ ернически, надсмехаясь над ним.

— Ну так скажи, чего ты хочешь! — воскликнул Дарен.

Иласэ сделала ленивый шаг в его сторону, глядя на него с презрением:

— Я хочу, чтобы ты подох!

Дарен уставился на девушку, потеряв дар речи.

— Похоже, ты меня не понял, — продолжила Иласэ ласково, похлопывая плоской стороной клинка по ладони, — не важно, сколько мертвых животных ты мне принесешь. Ты теперь сам по себе, детка! — последнее слово Иласэ насмешливо протянула.

— Но я нужен тебе, — прошептал Дарен, — мы вместе застряли в этом проклятом месте.

Иласэ мягко засмеялась:

— А, так мы теперь команда? Убирайся с глаз моих! — и она направила кинжал в его сторону.

Дарен бросился в темноту. Больше в эту ночь он к ней не приближался. Наконец, юноша нашел место, которое было недалеко от ее лагеря, но хорошо укрыто за деревьями, и попытался уснуть, злой, замерзший и голодный.

Иласэ ушла из своего лагеря раньше, чем он проснулся, осталось лишь несколько холодных угольков и кости от остатков его добычи. Иласэ освежевала, приготовила и съела их, а то, что не доела, отдала мелким грызунам или тщательно втоптала в грязь.

Какое-то время Дарен с недоверчивым ужасом смотрел на остатки своей добычи, потом зло выругался. Мерзкая ствура!

Все утро он шел по ее следу, и настиг, наконец, когда до полудня осталось едва пара часов. Дарен вновь осторожно, с трудом держа в узде собственную злость, приблизился к ней, надеясь, что девчонка немного успокоилась. В этот раз она даже не стала с ним разговаривать, сразу схватилась за кинжал. Дарен вновь бежал. И после того весь день он шел за ней следом, держась на безопасном расстоянии.

Когда Иласэ находила что-то съедобное, он наблюдал, а после ее ухода доедал то, что оставалось от плодов, то, что она не пыталась испортить. Но прежде он всегда убеждался, что она действительно это ела, потому как несколько раз Дарен замечал: Иласэ срывала что-то, притворяясь, что ест, а потом, какое-то время спустя, тайком выбрасывала. Проверять, какую именно гадость она для него приготовила, Дарен желания не испытывал.

Юноша уже всерьез обдумывал идею о том, чтобы поймать и съесть какое-нибудь животное сырым. Пока что он не мог заставить себя это сделать, но мысль о мясе, в любом виде, становилась все привлекательнее.

Глава 36. Добро пожаловать в дикий лес. Часть 2

В низинах, как оказалось, водились и крупные хищники, выходившие на охоту по ночам. Спать на земле было небезопасно, и Иласэ первая решила ночевать на деревьях. Дарен последовал ее примеру.

Ночевка на дереве оказалась ужасной. Холодно, жестко, ветки, впивающиеся в спину, древесные насекомые, ползающие по телу. Дарен постоянно боялся, что однажды упадет на землю и сломает шею. Не будь у него четырехнедельного опыта выживания в лесу и сна на голой земле, он бы вообще не смог заснуть. Очевидно, человек способен привыкнуть ко всему.

Иласэ всегда уходила к тому времени, как юноша просыпался, и каждый день он шел по ее следу. Впрочем, со временем это становилось все легче. Еще Дарен обнаружил, как хорошо угроза голода помогает развивать память. Когда Иласэ невольно подводила его к очередному дереву со съедобными плодами, он старался запомнить все детали: рисунок коры, форму листьев, цвет и размер плода. И запоминал с первого раза.

На третий день произошел забавный случай. Он шел по лесу, злой на весь белый свет, пиная все, что попадалось под ноги, когда почувствовал, что его преследуют. Обернулся: за ним копотило десять маленьких, синих, очень пушистых существ, обладателей круглых печальных глаз и блестящих черных носов. Ничего подобного Дарен прежде не видел. Он уставился на них, они — на него.

Пожав плечами, Дарен решил проигнорировать их. Через минуту обернулся: существ стало в два раза больше.

— Все, все, хватит! Пошли отсюда! — юноша замахал на них руками, и зверьки бросились в рассыпную, жалобно попискивая. Довольный, Дарен пошел дальше, однако топоток за спиной подсказал, что избавиться от преследователей не удалось. Дарен развернулся, готовый снова их прогнать: но теперь синих малышей было не меньше шести десятков.

— Ну, и чего вам нужно? — крикнул он во весь голос, и зверьки в ужасе разбежались, но, как только Дарен замолчал, вернулись на прежнее место.

Дарен неуверенно переступил с ноги на ногу: вряд ли эти малыши опасны, но если так пойдет и дальше, они его попросту затопчут. Потер лоб, не зная, что с ними делать. Во имя Первых, хоть бы девчонка его поскорей простила!

Дарену было неприятно себе в этом признаваться, но он скучал по Иласэ. Он был в ярости на нее за все то, что она заставила его пережить. Будь у него такая возможность, он бы, наверное, попытался ее придушить… не до конца, конечно. Но ему все равно ее недоставало. Наверняка она знала, кто были эти маленькие пискуны, и чего они хотели… Впрочем, сейчас она бы лишь посмеялась над ним и ушла прочь.

Дарен скучал по прежней Иласэ. Наверное, он привык к ней. Привык к ее забавным гримассам, привычке кусать при размышлении нижнюю губу, к ее беспокойству из-за его порезов и синяков, даже самых пустячных. Как бы неблагодарно он себя ни вел, она все равно хлопотала над ним. Это было непривычно, но… приятно.

Дарен постоянно думал о ней, пытаясь догадаться, что бы она сделала на его месте. Вот и сейчас он представил, как бы она восторженно взвизгнула и наклонилась поговорить со зверьками. Эти лилипуты в нее бы влюбились.

Дарен наклонился и заглянул ближайшему пушистику в мордочку:

— Ну, и в чем дело? — поинтересовался он сурово, грозя зверьку пальцем. Пушистик с нервным видом наблюдал за его движениями, скосив глаза. Дарен хмыкнул. Потом повел руку дальше, и, следуя движению, пушистик развернулся к нему спиной. Одновременно с ним развернулись и остальные шесть с лишним десятков. Теперь они все смотрели в том направлении, откуда Дарен пришел.

Юноша нахмурился и сделал шаг в ту сторону. Пушистики засеменили туда же впереди него. Они хотели, чтобы он пошел назад? Ладно.

Чем дальше они возвращались, тем меньше зверьков оставалось, — они постепенно разбегались в лес. Наконец, остался только один, остановившийся возле толстой длинной веткой. Существо посмотрело грустными глазенками на нее, потом на Дарена.

— И чего? — уставился на него Дарен, потом понял, увидев отпечаток в грязи, что сбросил этот огрызок полого дерева в грязь, когда проходил здесь. Синий пушистик посмотрел на бревно с потерянным видом и пнул его крохотной ножкой.

Дарен наклонился и передвинул деревяшку, вернув на законное место:

— Так лучше? — поинтересовался он у зверька, однако тот уже исчез. Дарен удивленно оглянулся, потом пожал плечами: «Похоже, это все, что требовалось».

Он продолжил свой путь, постоянно оглядываясь, но забавные пушистики так больше и не показались.

Мысли Дарена вновь вернулись к Иласэ. Сперва он полагал, что кинжал быстро ее ослабит, но прошло уже почти десять дней, как она несла оружие, а девушка все еще не выказывала признаков утомления. А его за более короткий промежуток времени кинжал чуть не убил! Может, по какой-то неведомой причине, магическое оружие не забирало у нее энергию так, как у него?

В любом случае, не стоило рассчитывать на помощь оружия. Дарен мог полагаться только на себя. Каждая маленькая победа, будь то самостоятельно найденное дерево со съедобными плодами или разведеный-таки в этой влажной местности костер — все давало ему чуть больше уверенности, чуть больше надежды на победу в игре, которую затеяла Иласэ. Как он мечтал увидеть ее сломленную и потерянную, и посмеяться над ней так, как она смеялась над ним!

Безродная ствура смотрела на него сверху вниз и смеялась над ним! Это событие было в своем роде уникальным, и Дарен понятия не имел, как реагировать на то, чего с ним никогда прежде не случалось.

Его всегда боялись, уважали, превозносили. Ненавидели, конечно, но и это было с оттенком опаски, уважения. Сам Повелитель порой интересовался его делами. Он был важен. Все это знали!

И Иласэ Аллеманд тоже это знала. Она всегда ненавидела его и боялась. Все было так, как должно было быть.

Дарен не мог понять, как получилось, что иерархия их отношений поменялась. Что теперь на него смотрели с презрением.

Иласэ вела себя так, словно он был ей не нужен, словно она могла добраться домой сама. Ну, так он покажет ей ее ошибку!

Неопределенность их отношений завершилась на четвертый день.

Все утро Дарен забавлялся, выясняя про себя, насколько близко он может приблизиться к Иласэ, прежде, чем она осознает его присутствие. Два часа спустя Дарен, все это время осторожно крадущийся за девушкой следом, с удовлетворением понял: его способность прятаться превосходит ее способность находить. Иласэ же, очевидно, решила, что сумела оторваться, и пошла веселее. И эта ее радость на его отсутствие разозлила Дарена неимоверно.

Так что следующие полчаса он время от времени швырял твердые зеленые ягоды в ее кудрявый затылок.

— Я все еще здесь, ствура! — проговорил он мрачно, когда Иласэ сумела, наконец, вовремя обернуться и заметить его. — Не расслабляйся, детка, потому что именно тогда я тебя достану!

Иласэ зло посмотрела на Темного, но ничего не сказала. Сделать она тоже ничего не могла: он находился за пределами действия кинжала. Так что девушка просто развернулась и пошла прочь.

Незадолго до полудня, когда Иласэ устроила себе второй завтрак, Дарен отправился искать воду.

Что ему нравилось в этой болотистой местности, так это обилие источников, где можно было утолить жажду. Даже если Дарен не сразу мог отыскать пруд или ручей, всегда имелись растения, наполненные жидкостью: тростник, полный сладким соком, цветы — маленькие круглые чашечки с нектаром или дождевой водой.

В этот раз юноша обнаружил несколько глубоких луж, кишащих, однако, местной живностью. Пить воду, замутненную стадом оленей, Дарену не хотелось, а потом, невероятная удача, он нашел пруд, рядом с которым никого не было.

— Та… — на какое-то мгновение Дарену показалось, что он услышал голос Иласэ. Обернулся: так и есть, она вышла из-за деревьев и теперь смотрела на него со странным выражением лица, кусая нижнюю губу. Открыла было рот, чтобы что-то сказать, но потом фыркнула и отвернулась.

Дарен моргнул. Н-ну и ладно!

Какое-то время он растерянно смотрел ей вслед, потом пожал плечами: он обдумает странное поведение Иласэ позднее. Что, если она решила немного смягчить свое отношение к нему?

Эта мысль вызвала на его губах самодовольную усмешку.

Довольный ходом своих мыслей и даже слегка радостный, что Иласэ, быть может, готова его простить, Дарен подошел к пруду. Тот был глубоким, чистым, полным голубоватой водой… Слишком идеальным.

Нахмурившись, Дарен осторожно коснулся края воды носком ботинка. Тот встретил сопротивление. Вода задрожала, как желе.

Из какой Бездны…?

Дарен наклонился и, из любопытства, ткнул в непонятность пальцем. Но прежде, чем его конечность коснулась воды, из пруда с тихим всхлюпом вынырнуло прозрачное щупальце и обвилось вокруг руки юноши.

С проклятием Дарен дернулся назад и упал на спину. Тотчас из воды объявилась еще пара щупалец и обвилась вокруг его ног. Они были прозрачными и мокрыми, как вода, но вместе с тем толстыми и плотными. Достаточно плотными, чтобы человек не мог вырваться.

А потом в воздух поднялся весь пруд — огромный прозрачный леденец шести терстов в диаметре. Какое-то мгновение Дарен с ужасом смотрел в два черных, размером с хорошую тыкву, глаз, и пульсирующее в середине «леденца» фиолетовое сердце. А потом щупальца потащили его вперед, к трещине, разрезавшей «леденец» на две неровные половинки.

Дарен закричал, вырываясь, повернулся на живот, цепляясь руками за все выступы и неровности земли:

— Иласэ! Помоги мне, Иласэ!

А потом понял: этот взгляд в ее глазах, наполовину сказанное имя… Она почти позвала его, почти предупредила. Иласэ знала про монстра в пруду, но позволила этому произойти.

— Иласэ! Во имя Первых, Иласэ, помоги же мне! — закричал он в панике, в то время как «леденец» за его спиной гулко булькнул, и, не в силах стащить обед в воду, стал крениться вниз, к траве.

— Пожалуйста! — крикнул Дарен прерывающимся от ужаса голосом, — Помоги! Используй кинжал!

Сильно побледнев, Иласэ смотрела на него, в ее огромных глазах стояли слезы. Но девушка не сделала в его сторону ни одного движения.

— Иласэ! — умолял он, — Просто вытащи кинжал! Пожалуйста! Просто…

Она развернулась и пошла прочь.

— Иласэ-э-э!!!

Водный монстр начал заглатывать его, сперва по колени, потом до пояса. Дарен вцепился в торчащий из земли старый древесный корень. «Она вернется!» — повторял он себе, «Она сейчас вернется!»

А потом внутренний ледяной голос безжалостной логики ответил: «Нет, Иласэ не вернется. Она хотела, чтобы так произошло. Ничего не будет, как прежде. А скоро и вообще уже ничего не будет».

Дарен зажмурился и стиснул зубы, борясь с ужасом, запоздало сознавая, каким был дураком. Она не могла простить и не собиралась прощать. Иласэ приняла решение: он для нее опасен, он унизил ее, несколько раз клялся, что убьет ее. И она, в конце концов, поверила. И решила достать его первым.

Как же он был глуп.

«Леденец» заглотнул его до груди, а потом шероховатая мокрая кожа монстра накрыла юношу с головой. Дарен закричал, но захлопнул рот прежде, чем туда набралась вода. Воздуха внутри существа не было. Дарена охватила еще большая паника: он захлебнется, утонет и будет переварен!

Отчаянно барахтаясь, юноша случайно наткнулся на внутреннюю поверхность туловища «леденца», инстинктивно вцепился в выпирающие бугры. И, едва осознав, что это, начал отчаянно раздирать плотный слой. Дарен сжег последний кислород в легких, но сумел, срывая ногти, прорваться сквозь оболочку существа наружу и сделать несколько глубоких вдохов… Монстр болезненно булькнул, и толстые водяные щупальца втащили убегающий обед внутрь туши.

Однако этих нескольких мгновений юноше хватило, чтобы понять: «леденец» вполне уязвим. Вновь оказавшись внутри, Дарен устремился к сердцу существа.

Пульсирующий фиолетовый орган оказался скользким и плотным. Одним резким движением Дарен оторвал верхнюю оболочку и вцепился в голую плоть, торопясь причинить монстру как можно больше вреда, пока в легких еще есть воздух. Он отрывал от сердца куски, рвал вены, пока что-то в органе не лопнуло, и черная жидкость не замутила воду. Монстр задергался в конвульсиях, отчаянно хлюпал, внутренние стенки заходили ходуном.

Воздух заканчивался, силы убывали. Перед глазами потемнело, отчаянно хотелось сделать вдох, но было нечем…

Внезапно, сила тяжести вернулась, юноша упал на землю, вокруг него фонтаном взорвалась вода. Кашляя и отплевываясь, Дарен приподнялся на локтях: он лежал на траве, покрытый водой и слизью…

Значит, он убил водного монстра!

Дарен триумфально усмехнулся, и потерял сознание.

Юноша понятия не имел, сколько времени он отлеживался. Небо слегка потемнело, но его одежда оставалась все такой же мокрой — так что недолго. В голове пульсировала единственная мысль: Иласэ. Она оставила его умирать!

Дарен вскочил на ноги: найти ее!

Иласэ отыскалась недалеко отсюда. Девушка сидела под ивой рядом с настоящим прудом, и, закрыв лицо руками, плакала. Приходящие к водопою животные обходили ее по широкой дуге, настороженно поводя ушами на странные звуки.

«Ой-ей-ей, я убила Тартиса! — подумал Дарен зло. — Не в этот раз, ствура!»

Он попытался осторожно подкрасться к ней со спины, но Иласэ услышала и вскочила на ноги, разворачиваясь, инстинктивно выхватывая кинжал. Увидев Дарена, страшно побледнела, беззвучно прошептала его имя.

Его лицо, должно быть, отразило готовность к убийству, потому что Иласэ, задрожав, попятилась.

— А вот и я! — насмешливо пропел Дарен: — Неужели никто не говорил тебе, девочка, что, убивая, нужно доводить работу до конца? Кто знает, какие нехорошие вещи могут случиться в противном случае.

— Но я… я… — начала Иласэ, заикаясь, потом судорожно сглотнула и замолчала.

— Проклятая ствура, ты оставила меня умирать, — прошептал Дарен.

Иласэ ничего не ответила на это, но выражение ее лица стало жестче, она крепче сжала рукоять.

Ярость охватила его, затмив осторожность:

— Хочешь убить меня? Так вот он я! — и Дарен метнулся к ней.

Иласэ почти забыла про кинжал, удивленная его атакой, но потом, все же, нанесла удар. С лезвия сорвалась золотая молния, но Дарен уже бросился в сторону. И замер, глядя, как она зашаталась и упала на колени, тяжело дыша.

Он посмотрел внимательно, отмечая пот, выступивший на ее лбу, то, как она задыхается, словно только что убегала от виверны. И понял.

Медленная пугающая усмешка скривила его губы: замечательно. Намного лучше, чем он смел надеяться.

Дарен засмеялся:

— Ты слабеешь!

Иласэ замерла, глядя на него с ненавистью, за которой прятался ужас.

Кинжал все же пил ее энергию!

Дарен покачал головой и попятился, продолжая усмехаться.

— Куда ты идешь? — спросила Иласэ, в голосе ее просвечивало отчаянье.

Дарен ничего не ответил, но улыбнулся шире. Все, что ему оставалось — это немного подождать, а потом она свалиться без сил. Кинжал вновь вернется к нему, и Иласэ будет делать то, что он скажет, если, конечно, он решит быть хорошим мальчиком и спасет девчонку, когда оружие начнет ее убивать.

Вот почему Иласэ держала его на расстоянии и так отчаянно пыталась от него избавиться.

Потому, что знала: через несколько дней она будет полностью в его власти.

Эта мысль сделала Дарена невероятно счастливым.

Жизнь возвращалась в норму.

Глава 37. Изменение

Дни становились прохладнее, до полудня всегда стоял туман, потом могло светить солнце, но куда чаще шел дождь.

Шел он и сейчас, делая окружающую местность еще болотистее.

Дарен остановился на границе поляны, где из растительности имелись лишь чахлые кустарники, обдумывая, что делать дальше. Дававшие укрытие деревья заканчивались, и Иласэ могла заметить его приближение. А это означало неприятности.

Юноша был уже в десяти терстах от границы деревьев, когда непонятное чувство тревоги заставило его поднять голову и взглянуть наверх. Это спасло ему жизнь.

Она была на дереве.

Дарен отпрыгнул назад с шипением, прежде, чем понял, что с такого расстояния кинжалу его не достать. Все еще тяжело дыша, он усмехнулся, покачал головой: «Не вышло, детка».

Иласэ с ненавистью посмотрела на него со своего насеста. Она хорошо спряталась между двумя широкими ветками, ее черная одежда и темно-русые волосы идеально сливались с темным стволом. Чудо, что он вообще ее заметил.

Пройди Дарен прямо под деревом — умер бы прежде, чем понял, как это случилось. Пройди в стороне — Иласэ все равно могла бы следовать за ним и устроить засаду. Ее маленькие трюки становились с каждым разом все умнее. Нужно быть очень осторожным, иначе она освежует его, как кролика.

У девушки осталось мало времени, и растущее отчаянье делало ее опасной.

Довольный, что теперь он знает ее местоположение, Дарен обошел дерево по широкой дуге и скользнул в лес, исчезнув между широкими стволами, после чего сделал круг и вернулся как раз к тому моменту, как Иласэ сползала с дерева. Юноша с удовлетворением отметил, какими медленными и неуклюжими стали ее движения. Наблюдая, пару раз невольно моргнул, когда думал, что Иласэ сорвется, но девушка сумела удержаться и оказалась на земле, ничего себе не повредив. Сделала пару шагов, но потом колени ее подкосились, и Иласэ упала на землю.

— Похоже, ты готова, — сказал Дарен мрачно, выступая из тени деревьев.

Запаниковав, Иласэ попробовала подняться, но ноги не держали ее:

— Не приближайся! — крикнула ему охрипшим от страха голосом, вцепившись рукой в ствол дерева, наконец, встав на ноги, — Со мной все в порядке!

— Должно быть, ты и впрямь ослабла, если вновь разговариваешь со мной! — насмехаясь, проговорил Дарен.

— Не подходи, или я убью тебя! — всем своим видом Иласэ напоминала сейчас маленькое, загнанное в угол животное.

— Отдай мне кинжал, — приказал Дарен спокойно, медленно подходя к ней.

Иласэ зло ощерилась:

— С удовольствием, острой стороной прямо в сердце! — вынутый дрожащей рукой из ножен, кинжал слегка светился. Дарен посмотрел в сторону лезвия с легкой опаской: вряд ли Иласэ сумеет нанести смертельный удар в своем нынешнем состоянии, но кто знает…

— Сомневаюсь, что ты сумеешь его точно нацелить.

Она захихикала:

— В сердце или в пах — какая мне разница!

Дарен невольно усмехнулся:

— Иласэ…

— Заткнись! — перебила она его в новом приливе ярости, — не смей называть мое имя!

Дарен замер, встревоженный безумным блеском ее глаз:

— Если не вернешь оружие мне, оно тебя убьет, — проговорил он терпеливо.

— И поэтому я должна его тебе отдать? Исчезни!

Дарен хмыкнул:

— Ну, как хочешь. Мне не важно, я получу его сегодня в любом случае.

Плечи Иласэ сгорбились, лицо скривилось, словно она хотела заплакать. Несколько раз прерывисто вздохнула, сморгнула слезы:

— А потом ты меня убьешь?

Дарен промолчал.

Лицо девушки покрыла нездоровая бледность, на лбу выступил пот, неожиданно она истерически засмеялась:

— Мы не вернемся домой, никто из нас! Мы оба умрем! — потом в ее глазах блеснул огонь ненависти:

— Но будь я проклята, если позволю недоделанному Темному убить меня! Я не дам тебе сделать со мной то, что они сделали с ней! Я убью тебя первой!

Свет вокруг кинжала вспыхнул яростным огнем, магическая энергия с рычанием взрезала воздух…

— Проклятье! — Дарен попятился, закрывая лицо рукой. Если бы Иласэ нанесла удар такой силы, он бы не сумел уклониться. Теперь Дарен понял, что Иласэ намеренно старалась придержать расход своей энергии, чтобы использовать ее по собственному усмотрению. Только вот кинжал будет забирать из мага силу, пока ничего не останется.

Иласэ побледнела еще сильнее, — теперь в ее лице не осталось ни кровинки, — зашаталась, потом глаза закатились, и девушка упала на землю. Дарен бросился вперед, схватил ее за запястье, с огромным трудом разжал пальцы, мертвой хваткой стискивающие рукоять. Кинжал упал на землю, и Иласэ обмякла, задышала спокойнее, ровнее, какое-то подобие цвета вернулось к ее щекам. Дарен облегченно перевел дыхание.

Яркий свет вокруг кинжала начал быстро гаснуть, рев энергии превратился в умирающее жалобное хныканье.

— Ну уж нет! — Дарен схватил кинжал прежде, чем погасли последние огоньки.

Клинок практически взорвался к жизни: огонь пробежал по лезвию и охватил правую руку Дарена. Боль от столь сильного жара должна была бы быть невыносимой, но Дарен ощутил лишь приятное тепло. Потом острые коготки скользнули в его душу, и юноша подавился очередным вдохом, оглушенный яростным криком металла. Белый свет слепил его, и Дарен невольно зажмурился.

Когда, спустя несколько мгновений, он открыл глаза, клинок вновь изменил форму. Теперь это был небольшой серебряный меч с заостренным, как у шпаги, концом. По всей длине лезвия шел особый волнистый узор, как у старых клинков, принадлежавших еще Первым, а рукоять заканчивалась оскаленной волчьей головой. Точно такая вот уже несколько тысячелетий украшала герб его Семьи.

Дарен заулыбался, невероятно довольный, но тут же нахмурился, осознав: по меньшей мере частично это чувство оказалось навеяно магией клинка.

Клинок изменился не только по форме: у его энергии был теперь другой оттенок, другой привкус. В магии оружия слышался голос Иласэ.

Дарену хотелось попробовать, сумеет ли он говорить с клинком, как, по ее словам, могла делать девушка; но оружие, хоть в нем и продолжала пульсировать магия, молчало.

Юноша забрал у Иласэ ножны, прицепил к собственному поясу и вернул туда клинок. Несмотря на удлинившуюся форму, тот вошел легко и полностью.

Потом повернулся к Иласэ, неподвижной и бледной. Продолжавшийся дождь падал на ее лицо, и казалось, что даже потеряв сознание, она плакала.

Долгое время Дарен молчал, потом глубоко вздохнул, освобождаясь от скопившегося за последние дни напряжения и необходимости быть настороже каждую минуту.

— Ладно, — проговорил он, — давай найдем место для ночлега.

Они оба были мокрыми и грязными, но сейчас это не имело никакого значения.

Даже сейчас бледное лицо девушки искажали тревога и боль. Неужели ей действительно было так плохо?

Он не привык задумываться о чувствах других людей, но…

— Помнишь, — сказала она, — в ту ночь я плакала, и ты думал оттого, что боялась тебя, боялась, что ты меня убьешь… Я плакала, потому что осознала: однажды мне придется тебя убить. Мне стало грустно тогда. А когда ты будешь умирать, я потеряю последнее, что осталось от моей невинности.

Чтобы выжить, Иласэ предала то, во что верила. Дарен по себе знал, как это больно и плохо. И именно он заставил ее это сделать, не оставил другого выхода. Он сломал ее.

— Прости, — прошептал он, глядя на ее отрешенное лицо. — Обещаю, я позабочусь о тебе. Клянусь! Ты можешь мне не верить, но я постараюсь исправить то, что сделал.

Ему нужно было найти безопасное место. По земле рыскали хищники, а поднять Иласэ на дерево он бы не сумел. Дарен шел по лесу, неся девушку на руках, не представляя, куда направляется, не уверенный даже, как будет выглядеть искомое место. Но ничто его не тревожило. Битва окончилась, и на Дарена словно снизошло небесное спокойствие.

Иласэ пыталась его убить. Да, он был в ярости, и да, он хотел отомстить ей за это. Но чем больше Дарен думал о собственном поведении, тем яснее понимал, как глупо, по-детски, вел себя. Вспомнить хотя бы, как кидался в нее незрелыми ягодами, потому, что девушка не хотела с ним говорить!

И сейчас он должен взять на себя ответственность и остановить эту полосу зла, когда каждый старается сделать другому как можно хуже.

Прошедшие недели Дарен, по сути, ничего не делал, взвалив на Иласэ всю работу, зная, что она все равно, несмотря на его поведение, будет искать еду, и нести припасы, и лечить его, если нужно. Только вот он все испортил, он уничтожил эту терпеливую Иласэ, готовую помогать, не смотря ни на что. И теперь он должен был попытаться как-то все исправить, если хотел, чтобы они выжили. Инстинкт, спасавший ему жизнь уже несколько раз, заявлял во весь голос: если один из них умрет, второй протянет недолго.

За спиной Дарена раздался негромкий звук, похожий на шелест мокрых листьев. Потом тихий стон.

Проклятье!

Дождевые бестии!

Ну почему, почему именно сейчас!

Дарен медленно развернулся.

— О-о-о… — слегка булькающий, глупый звук. Такой же невинный, как щебетание клыкастых псевдо-кроликов. Такой же безобидный.

Дарен напрягся, но так и не смог сказать, насколько близко к нему эти существа. За спиной их не было… Звук повторился.

Порождения Бездны!

Две огромных бестии стояли менее, чем в пятнадцати шагах, и смотрели в его сторону пустыми глазницами. Размером эти существа были с очень крупного человека, передвигались на толстых коротких задних лапах, опираясь иногда на длинные обезьяньи руки. Их тела блестели, покрытые чешуей, как у змей. Охотились они только во время дождя.

Бестии не способны видеть, но сложно объяснить это своему паникующему организму. Однако слух у этих хищников развит настолько, что малейший шорох — и они уже рядом, разрывают тебя на части.

Мерзкая парочка явно догадывалась о присутствии человека: Дарен видел, как шевелятся их широкие ноздри, как одна из бестий потрогала воздух черным раздвоенным языком и сделала в направлении юноши бесшумный скользящий шаг.

Сцепив зубы, Дарен начал осторожно опускать ноги Иласэ на землю, чтобы освободить свою правую руку: сейчас единственный их шанс на выживание — это кинжал… Шорох одежды… Бестии зарычали. Дарен замер. Приготовился уронить Иласэ (пара синяков лучше, чем смерть в желудке чешуйчатого монстра) и выхватить оружие…

Ты мертв.

Словно кто-то, с ледяным дыханием, прошептал эти слова ему на ухо. Все вокруг начало бледнеть, цвета и краски из мира исчезли. Внезапно Дарену стало все равно: не было причины сражаться, причины жить…

Одна из бестий шагнула ближе.

Тихий довольный смех:

Не волнуйся. Все будет быстро.

Сердце билось медленно и спокойно, внутри образовалась пустота. Дарен равнодушно смотрел, как приближаются монстры…

Бог ждет тебя!

Это был другой голос, слишком горячий, с привкусом металла и крови.

Дарен недоуменно моргнул, глядя, как краски возвращаются в мир.

— Эй! Оставьте их! — Дарен и дождевые бестии одновременно развернулись на голос. Там, менее чем в ста шагах от них, стоял подросток. Дождь смазывал черты его лица, Дарен мог различить только короткие светлые волосы.

— Давайте сюда! Эй! Ловите меня!

Бестии взвизгнули и бросились к нему. Мальчик развернулся и кинулся к лесу, монстры — за ним.

Нет!

— Парень! Подожди! — крикнул ему вслед Дарен. Слишком поздно. Их спаситель уже исчез.