Повелитель крови

Глава 4

Уже вечерело, когда Марк наконец оказался дома. Жар, сопровождаемый нескончаемыми насморком и тошнотой, усиливался, и он мечтал оказаться поскорее на своем старом диване с чашкой горячего бульона для приема внутрь и банкой холодного пива для наружного применения. Усмехнувшись про себя, что самое главное в этом деле – ничего не перепутать, Марк захлопнул дверь и потянулся было к выключателю, но заметил, что из кухни идет слабый свет, сопровождаемый какими-то странными звуками.

Вытащив из кобуры пистолет, он сделал несколько шагов по коридору. Вздрогнул, краем глаза заметив свое отражение в зеркале. Там, слегка ссутулив спину, стоял мужчина среднего роста, тридцати с небольшим лет, с коротко стриженными темными волосами. Затем Марк заглянул в дверной проем, щелкнул затвором и сказал: «Ни с места!»

Из-за открытой двери холодильника показалась поднятая рука, сжимающая пивную банку, а потом и весь ее обладатель – молодой мужчина в махровом халате, клетчатых домашних штанах и тапочках в виде зайчиков на босу ногу.

– Я тут позаимствовал у тебя пиво и немного колбасы, – сказал он, – это уголовное преступление?

Марк опустил пистолет и включил свет. Мужчина в халате был примерно того же возраста, что и Марк, но, несомненно, гораздо привлекательнее. Его густые вьющиеся волосы были чуть длиннее среднего, а плотный загар говорил о том, что он много времени проводит вне дома.

– Аксель, какого ты здесь делаешь? – спросил Марк.

– У меня закончились спички.

Аксель открыл банку. Марк положил пистолет на стол и, поставив чайник на плиту, огляделся в поисках спичек.

– И ты искал их в холодильнике?

Аксель достал из кармана халата коробок и бросил его Марку.

– Нет, мне просто всегда было интересно, чем питаются копы, – улыбнулся он.

Марк зажег плиту и повернулся к собеседнику.

– Как ты сюда попал?

– Через балкон.

Аксель прислонился к столу и сделал глоток. Марк бросил взгляд на балконную дверь, скрытую задернутой занавеской. Кажется, он взял за правило закрывать балкон, чтобы навязчивый сосед не сновал туда-сюда в его отсутствие, но сегодня он действительно мог об этом забыть.

– Он был закрыт, – сказал Марк.

– Очевидно, нет, – развел руками Аксель и снова улыбнулся. – Это что, допрос с пристрастием?

– Нет, – усмехнулся Марк, доставая из кухонного шкафа пакетик с сухим куриным бульоном. – Если бы это был допрос с пристрастием, то моя пушка была бы сейчас у твоей долбаной башки. А сейчас проваливай.

Он сел на стул и прикрыл глаза.

Аксель потоптался какое-то время на месте, разглядывая Марка и словно обдумывая, говорить ему что-то или нет, потом отодвинул занавеску, дернул ручку двери и обернулся.

– Эй, – сказал он.

Марк встрепенулся и потер глаза. Кажется, он успел задремать.

– Ты все еще тут? – устало протянул Марк.

– Слушай, можно я тут у тебя порисую завтра? – спросил Аксель с видом пятилетнего ребенка, уговаривающего папу пойти в зоопарк.

– У себя дома рисовать тебе уже неинтересно?

Закипел чайник. Марк нехотя поднялся и залил куриный бульон кипятком.

– У тебя здесь перспектива лучше.

– Перспектива чего?

Марк сделал глоток и даже закрыл глаза от удовольствия. Оказывается, именно этого ему и не хватало весь день – чего-нибудь поесть. Ведь с самого утра он успел перехватить только сырный пончик по пути к месту преступления, так как уличный денер-кебаб, в котором он обычно завтракал, был еще закрыт.

– Отсюда лучше вид вон на те аптеку, автостоянку и стройку.

Аксель отвернулся к окну и, прикрыв один глаз, примерился, изобразив пальцами рамку. Марк вытащил из холодильника упаковку нарезанной колбасы и основательно засохший батон.

– Я уж думал, ты хочешь написать что-то вроде «ностальгии по коммунизму».

Аксель поднял вверх указательный палец и рассмеялся.

Кухня, в которой они находились, отлично подошла бы для этой темы. Старый кухонный гарнитур, пожелтевший от времени, хлипкий стол, который когда-то раскладывался вдвое и регулярно разбирался на запчасти для выноса в гостиную по особым торжествам и праздникам, газовая плита времен строительства Стены, духовка, которая не использовалась по назначению уже лет десять, и Марк понятия не имел, что за хлам в ней хранится. Из всей обстановки выделялся только новый серебристый холодильник, который пришлось купить в прошлом году взамен прежнего, отслужившего верой и правдой трем поколениям семьи Шнайдер.

– Значит, ты не против? – спросил Аксель.

– Делай что хочешь, – махнул рукой Марк, вытаскивая пласт салями из упаковки.

– Супер! – воскликнул Аксель и вышел на балкон.

Закрыв дверь, он помахал через стекло Марку.

– Да пошел ты, – добродушно выругался Марк, продолжая уплетать колбасу и запивать ее бульоном.

Жизненные силы постепенно возвращались к нему.

– Куда вы меня везете? – взволнованно спросила Эмма.

Автомобиль остановился на светофоре, и она выглянула в окно. В этот момент они как раз проезжали мимо коричневой коробки «Берлинской комической оперы». Толпа стояла у входа, не то ожидая начала спектакля, не то уже собираясь расходиться по домам.

Эмма посмотрела на дверцу. Где-то здесь должна быть ручка, но где? В накаленной обстановке замкнутого пространства лимузина девушка почувствовала, что у нее начинается приступ паники.

Говорят, в экстремальной ситуации мозг лучше концентрируется и легче принимает решения. Неправда. В экстремальной ситуации мозг отключается.

– Всего лишь довезу вас до станции подземки, – донесся до нее голос Фейербаха. – «Потсдамская площадь» вам подойдет?

– Что? – не поверила Эмма своим ушам.

– «Потсдамская площадь», – повторил он, дружелюбно улыбаясь.

– Нет… да, – закивала девушка, все еще сомневаясь в услышанном. – Я поняла. Да, «Потсдамская площадь» мне подойдет.

В этот момент лимузин повернул налево, а потом почти сразу направо, и Эмма едва успела схватиться за сиденье, чтобы снова не скатиться к Фейербаху.

– Что ж, теперь, когда мы выяснили конечный пункт нашего путешествия и когда вы больше не ищете способов к отступлению – ручка там, слева снизу, кстати… – кивнул он.

Эмма украдкой взглянула в указанном направлении и покачала головой – Фейербах говорил правду.

– …позвольте рассказать вам, почему же я выбрал вас.

Девушка не стала уточнять, «почему» и, самое главное, «для чего», а лишь внимательно посмотрела в лицо своему собеседнику. Впервые за этот вечер она смогла разглядеть его вблизи. В тусклом освещении салона мужчина выглядел старше, чем ей показалось на конференции. Взгляд его по-прежнему оставался задумчивым и даже каким-то отстраненным, хотя в уголках глаз и губ пролегли морщинки, выдавая в нем человека, который улыбается чаще, чем хмурится.

– Меня окружают циники, Эмма, – продолжал он тем временем. – Люди, которые способны только на то, чтобы думать о деньгах, о выгоде, о чем угодно, тратя драгоценные минуты своей жизни на то, что этого совсем не стоит. Человеческая жизнь так коротка и так… хрупка, – сказал он, едва заметно облизнув губы. – Но им все равно! – махнул рукой Штефан. – Вы невинное создание, Эмма, с такой чистой и открытой душой… Просто удивительно встретить такого человека, как вы, в это время, в этом городе, в вашей профессии. Я уверен, что у нас еще будет время поговорить об этом, но сейчас… сейчас я хочу сделать вам предложение…

Фейербах выдержал паузу, и Эмма почувствовала, как ее в очередной раз за сегодняшний вечер бросило в жар. Не выдержав взгляда мужчины, она отвернулась к окну. За ним медленно проплывала площадь, усеянная сотнями серых бетонных параллелепипедов – мемориал жертвам Холокоста. Между ними бродили, фотографируясь, туристы и бегали дети.

– Я предлагаю вам написать книгу, – произнес в итоге Фейербах.