Позор рода Фавьен. Хозяйка Пурпурной крепости

Часть I. Путь к силе. 1. Падение

Мой муж Каэль тащит меня по коридорам Цитадели, сжимая запястье так крепко, что кости едва не трещат.

Перед самой бальной залой он резко останавливается и прижимает к стене. Холодный камень обжигает спину. Воздух вырывается из моей груди: рвано, слабо, как последний вздох перед бурей.

Его пальцы впиваются в кожу, оставляя, наверное, синяки.

Сапог придавливает подол платья. Я не могу сделать ни шага.

Его торс наваливается, отрезая и воздух, и право на выбор.

Я чувствую, как в нём бурлит ярость. Желание. Ненависть. Всё сразу.

— Жаль, что ты бесплодна, Аэлина, — шепчет он. — Пришло время прощаться. Но...

Он хватает меня за подбородок, тянет вверх и целует — порывисто, с жадным нетерпением. Будто хочет забрать всё, что ещё осталось.

Я отвечаю, потому что в эту секунду ненавижу его не меньше, чем люблю.

На миг память шепчет чужим голосом. Как он однажды укрыл меня своим плащом: в Тринадцатом, где я появилась без предупреждения, с сюрпризом, а Каэль оказался на дежурстве. Как целовал в висок, осторожно, будто боялся причинить боль.

Сейчас — совсем другое. Его губы жгут. Зубы царапают кожу. Дыхание сбивается, рвётся между короткими рывками.

Мы тонем в этом поцелуе — в ярости, в боли, в той иссушающей страсти, которая всегда была между нами.

Я хочу отвернуться.

Хочу ударить его.

Хочу умереть в этом поцелуе.

Каэль отрывается медленно, тяжело дыша, с ледяной жестокостью в глазах.

— Я верил, что ты родишь мне сыновей-драконов. Настолько могущественных, что они поставят Совет на колени. — Он усмехается. — А теперь что? Ты не дала мне ни сына, ни выгоды. Лишь годы ожидания и позора.

— Каэль... не делай этого, пожалуйста, — тихо говорю. — Ты разрушишь репутацию рода Фавьен.

— Но ты же уничтожила мою! — бросает он. — Лиорд Вальдьен ни за что не отдаст мне свою дочь. А она уже беременна. От меня. Но теперь всё по-другому. Им просто нужно было... чтобы ты исчезла. Чтобы род Фавьен стал посмешищем. Тогда, вдруг, многое бы стало возможным. — Он чуть склоняет голову. — Я просто воспользовался моментом.

Смотрю ему прямо в глаза.

Я не знала о его любовнице. Слышала сплетни, но не верила им.

— Какой же ты подлец, Каэль Тарис Ретьен, — произношу ровно. — Береги свою новую игрушку.

Я делаю паузу — короткую, обжигающую.

— Драконицы не умирают в позоре, — продолжаю ледяным голосом. — Они ждут. Зреют. До той самой ночи, когда в венах вспыхнет пламя, и кровь поднимет крылья. Тебе стоит помнить об этом.

Он фыркает, хватается за моё запястье сильнее, чем нужно, и резко тащит дальше.

— Ты сломанная, Аэлина. И угрозы твои ничего не стоят, — говорит на ходу. — У тебя нет крыльев. Какая инициация? Смех да и только. Вспомни свой возраст. Все драконицы уже давно прошли свой ритуал. Только ты осталась. Единственная.

В этом Каэль был прав. Инициацию проходят до двадцати пяти. После — почти никто. Мне тридцать пять. Но я всё ещё верю: моя сила не угасла. Её просто нужно разбудить.

Я пытаюсь дышать ровно. Поднять подбородок.

Не ради него. Ради себя. Ради рода Фавьен. И если мне суждено упасть, я упаду с прямой спиной.

Музыка замирает, когда мы входим в зал. Последние ноты обрываются — тонко, резко, как будто ломаются крылья.

Пол из мрамора сияет, будто гладь замёрзшего озера. По стенам водные фрески и серебряные ткани, струящиеся, как ручьи.

Десятки глаз поворачиваются в нашу сторону. Любопытство. Осуждение. Предвкушение скандала.

Никто не ожидает, что бал в честь императора Сильрика Пламенорождённого закончится таким позором. Хотя, быть может, ещё большим скандалом стало то, что сам император так и не появился.

— Лиора Фавьен, ваша дочь бесплодна, — громко объявляет Каэль. Высокий, безупречно одетый, с чертами, выточенными словно из мрамора. В его холодных глазах — сталь, в улыбке — угроза. Красивый, как грех, и такой же опасный.

Шёлк платья прилипает к спине. Где-то шуршат юбки. Кто-то неловко отодвигает стул. Голоса вокруг гаснут, чтобы лучше слышать, как падает моя репутация.

Визуал: Каэль

Как выглядит Каэль?

1

2

3

4

Останется только один.
Ваш голос решит, каким будет Каэль.

2. Падение

— Ни одного наследника, — шепчет кто-то из семьи Ретьен. Из моей бывшей семьи. Я даже не поднимаю глаз — не хочу знать, чьи губы выносят приговор.

— В её-то возрасте это не удивительно, — тянет кто-то другой, с холодной насмешкой.

— Какое… неудобство, — шепчет третий.

Я стою в центре бальной комнаты. Воздух пахнет сожжённой миррой, вином и горечью.

Чистокровные лиорды-драконы медленно сдвигаются ближе, смыкая кольцо.

Мы оказываемся внутри: я, матушка, Каэль.

Все смотрят так, будто я пятно на фамильном ковре.

На мне пурпурный шёлк — подарок мужа. Когда-то он выбрал его сам. Теперь ткань жжёт кожу, словно клеймо. Каэль не смотрит на меня. Не держит за руку. Он просто возвращает свою жену семье Фавьен — спокойно, без истерик, как возвращают сломанную вещь.

Меня. Драконицу. С шестью прозрачными чешуйками на висках и древней кровью, что когда-то считалась святой. Но в этом мире больше никто не верит в святость. Здесь ценят только силу. Только тех, кто может дать наследника. А я не смогла.

Вижу, как матушка сжимает веер, быстро, почти незаметно. Её лицо безупречно. Только глаза выдают, сколько сил она прилагает, чтобы сдерживаться.

Сёстры в первых рядах кольца: три драконьих цветка, выстроенных для парадного показа.

Севелия с золотыми кольцами в волосах и жемчужной чешуёй на висках.

Лавана — слишком красивая, чтобы быть умной, и слишком гордая, чтобы это признать.

И младшая, Тэя, смотрит на меня с жалостью, которую не успела спрятать.

Матушка наклоняется ко мне и шепчет:

— Поблагодари лиорда Ретьена за проявленную честь быть его женой. И не забывай, кто здесь виноват. — Она кидает быстрый, точный взгляд на сестёр — как на товар, выставленный на аукцион. — Если хоть один союз сорвётся из-за тебя...

Она не договаривает. И не нужно. Я уже вижу, как дрожит край её веера.

— Ты вернулась не как дочь, — добавляет матушка тихо, — как угроза.

Каэль кланяется коротко, почти лениво, словно завершил неприятную, но важную обязанность.

— Род Фавьен всегда отличался пониманием, — говорит он. — Я уверен, вы найдёте для неё... подходящую роль.

Смех. Глухой, короткий.

Кто-то поднимает бокал.

Кто-то уже ищет глазами мою младшую сестру, ещё не тронутую позором.

— Ты слушаешь, Аэлина? — снова шипит матушка. — Слышишь, что я сказала?

Я слышу.

Каждое слово.

Каждую улыбку, которой меня вышибли из мира чистокровных драконов.

Каждую искру презрения в глазах знати.

Чувствую, как внутри что-то лопается. Не сердце — гордость.

Я медленно поворачиваюсь к ней.

— Да, матушка. Слышала. И слова Каэля. И твои. И их.

Мой голос звучит ровно. Даже странно: внутри всё горит, а снаружи я словно покрыта льдом.

— Тогда поблагодари лиорда Ретьена, — повторяет матушка, её губы почти не двигаются, — ты вернулась не женой. Позором. Ты обесчестила род Фавьен.

Моя голова вскидывается сама. Во мне высокомерия не меньше, пусть я и попаданка.

— Благодарю вас, лиорд Ретьен, за честь быть вашей женой. Пусть и недолгую. Но честь остаётся со мной. Не с вами.

В зале снова раздаются смешки.

Каэль медленно поднимает руку, и воздух будто замирает. Смех обрывается.

— Прошу прощения, — раздаётся холодный голос.

Вперёд выходит лиорд Эмбрьен, золотоволосый, высокий, с военной выправкой. Плечи широки, движения точны, походка сдержанная, как у хищника.

— Но как будущий муж лиоры Севелии, я не могу позволить, чтобы в семье оставалась… она. Лиора Аэлина бросает тень на древнюю кровь Фавьен — на мою будущую жену, на будущих наследников. Я требую немедленного отлучения от рода. Здесь. Сейчас. По закону и традиции.

Я поднимаю взгляд. Вы уже растоптали меня. Неужели хотите добить?

3.Падение

Если бы отец был жив, они не позволили бы себе этого фарса. Но после его смерти мы остались без защиты, и теперь другие чистокровные драконьи семьи стремятся добить нас. Если не избавиться от меня и выдать трёх моих сестёр за наследников достойных родов, у Фавьен снова окажется слишком много власти.

Матушка перебирает веер. Бросает взгляд на меня, на Севелию, на лиорда Эмбрьена. Лицо матушки безупречно спокойное, лишь пальцы сжимаются на перламутровой оправе. Что ни говори, лиоры Фавьен всегда умели держать удар.

— Тэя, — она обращается к младшей, — принеси артефакт рода из моей спальни.

— Но, матушка… — пытается возразить сестра. Она хочет сделать шаг ко мне, но замирает.

— Ты слышала, что я сказала? Артефакт!

Щёки Тэи заливаются краской. Она медленно кивает и уходит.

В зале снова вспыхивает шёпот. Кто-то едва сдерживает улыбку. Кто-то отворачивается, будто стыд — это заразно.

Я стою, как статуя, и жду. Нет — не жду. Просто больше некуда деться.

Матушка не смотрит на меня. Она говорит что-то Севелии, та кивает, деловито, как хозяйка, разбирающаяся с нерадивой служанкой.

Лавана закатывает глаза и делает вид, что зевает.

Каэль просто наблюдает.

Один из лиордов-драконов в первом ряду шепчет соседу:

— Император так и не появился?

Сосед отзывается с усмешкой:

— Конечно нет. Думаешь, он хотел видеть, как Ретьен избавляется от жены? Сильрик Пламенорождённый терпеть не может слабых.

К ним наклоняется третий, понижая голос:

— Думаю, он что-то ищет.

— Что? — одновременно переспрашивают двое.

— Артефакт, — почти не шевеля губами, произносит третий.

— Тот самый?

— Говорят, зреет заговор, — продолжает он. — Всё чаще ходят слухи, что кровь у Вейлов — не такая уж и чистая. У власти не драконы, а их жалкая подделка.

Первый фыркает:

— Думаешь, Сиятельный Защитник Истока позволит свергнуть брата? Вот ещё!

Голос второго звучит резко:

— А что он сделает, если артефакт окажется у Совета?..

Я вслушиваюсь и не понимаю, о чём они шепчутся. Какой артефакт? Но дальше слов не следует, потому что в этот момент возвращается Тэя с крошечным серебряным сундучком в руках. Она открывает его, и в зале слышится приглушённый вздох. Родовой артефакт ещё никогда не показывали столь открыто.

Закрываю глаза.

Я видела семейную реликвию сотни раз. Внутри сундучка кольцо из эльоринского серебра, сплетённое с нитями пурпурной магии. Это не просто металл. Это память рода. Его воля и суд.

Тишина натягивается, как струна. Ни шороха, ни дыхания. Только ожидание.

— На колени, — произносит матушка.

Я не двигаюсь. Пальцы сжимаются в кулаки. Слышу, как бьётся кровь. Бьётся, но не зовёт.

— На колени, — повторяет она уже громче. — Или тебе помочь, Аэлина?

Я опускаюсь. Медленно, без слов. Не потому что сдалась. Потому что это последняя ступень. Потому что я хочу помнить этот холод.

Мрамор подо мной ледяной. Платье не смягчает позора.

Мать подносит артефакт к моему виску.

Он поёт. Узнаёт меня. Драконьи чешуйки на висках нагреваются, будто кто-то изнутри коснулся огнём. Магия струится по венам. Я не вижу её, но чувствую: она рвётся наружу — в кости, в родовую нить.

И тут же исчезает. Связь обрывается. Те крохи магии, что были во мне, больше не отвечают.

Вдруг становится холодно. Не телу. Моей крови. Моей сути. Как будто всё, что делало меня частью рода, выжжено, и осталась только оболочка.

Матушка отходит на шаг, возвращает артефакт в сундучок, и даже не смотрит.

— Аэлина Р’алтея, род Фавьен отрёкся от тебя, — произносит мать. — Магия рода больше не твоя. Отныне ты не имеешь права носить имя рода, не имеешь права войти в родовой замок, пользоваться родовой магией, говорить от имени рода.

Я больше не Фавьен.

Поднимаюсь. Руки машинально касаются висков. Одна сторона лица по-прежнему украшена прозрачными чешуйками. Другая — гладкая. Неукрашенная. Оголённая.

— Моё уважение роду, — произносит лиорд Эмбрьен, склоняя голову. — Вы истинная глава дома, лиора Валерисса. Вы поступили согласно традиции.

Лиорды-драконы больше не смотрят на меня, как будто я уже не существую.

В зале кто-то негромко аплодирует. Осторожно, чтобы показать поддержку не мне, а Фавьенам. Матушке. Севелии. Новому союзу. Остальные подхватывают, словно по команде, и вот уже кажется, что отречение было не позором, а триумфом. Правильным выбором. Чисткой.

Я стою посреди мраморного льда. Без рода. Без имени. Без огня. Но стою.

Матушка поворачивается к Тэе:

— Уведи её. Пусть ждет в моих покоях.

Но сестра не двигается. Глаза у неё краснеют, пальцы судорожно сжимаются на складках лавандового платья.

— Уведи, — повторяет матушка, уже холоднее. — Сейчас. Или хочешь, чтобы и тебя вычеркнули вместе с ней?

Визуал: Империя драконов - Ильорин

Ильорин, некогда цветущая человеческая империя, теперь принадлежит драконам.

Сердце Ильорина – величественная Цитадель, оазис роскоши и изобилия, ревностно охраняемый новыми хозяевами.

.

Ее фонтаны все еще бьют живительной влагой, и она стала самым ценным сокровищем в этой изнывающей от жажды империи.

Тринадцать регионов, некогда процветавших, влачат жалкое существование, отправляя в Цитадель зерно, ткани, металлы, другие ресурсы – все это в обмен на воду.

4.Падение

Только сейчас я понимаю, что вовсе не видела Каэля. Я была настолько поглощена этим фарсом, что даже не заметила, куда он делся.

Наверное, Каэль остался в зале — среди гостей и музыки. Хотя какая теперь разница? Если мой выстроенный, привычный мирок рассыпался.

Я попала в тело Аэлины десять лет назад. Тогда мне было тридцать один, ей — двадцать пять. И со временем привыкла быть ею.

Отец быстро выдал меня замуж за Каэля, и... я полюбила его. Научилась угадывать его настроение по шагам, по тому, как он снимал перчатки. Научилась быть удобной. Полезной. Любящей.

Иногда я вспоминаю утро в спальне. Окно выходило на водный резервуар, спрятанный во внутреннем дворике. Вода стекала по мраморным стенам, словно Цитадель забыла: в этом мире реки давно высохли. Поверхность была гладкой, как зеркало. Шторы ловили влажный ветер, будто хотели улететь.

Я сидела за низким столиком, передо мной — фарфор, блюдце с гранатом и мёд на лепестках роз. Горничная переливала чай из серебряного чайника в чашку. Всё было идеально — как положено лиоре.

Каэль входил редко. Но если входил — я замечала это по тени на полу. Он никогда не здоровался первым. Только смотрел — оценивающе, как на витрину.

Если я не ошибусь — в цвете платья, в выборе заколки, в формулировке ответа — он будет доволен. А его одобрение означало одно: всё правильно.

Смешно, правда?

Я выучила его вкусы, его молчания, его едва заметные кивки. Знала, когда можно заговорить. А когда — лучше молчать, пригубив чай, и уставиться вдаль, делая вид, что меня тоже волнует политика империи.

У нас был распорядок. Не жизнь — распорядок. Три слова за завтраком. Пять — за ужином.

Иногда он прикасался к моей щеке — почти ласково, как дракон, который гладит собственную тень.

Я называла это заботой.

Каэль дарил мне драгоценности. Не потому что любил. Потому что это было уместно. Я носила их, как броню. Чтобы не думать, что он ни разу не спросил, отчего я не сплю по ночам. Ни разу не спросил, кто я такая на самом деле.

А я и сама почти забыла. И всё же…

Иногда ветер ловил уголок шторы, и комната становилась похожа на лодку. Легкую. Скользящую по озеру. Настоящему озеру из моего мира. Тогда я закрывала глаза — и представляла, что могу уйти. Просто встать и уйти, босиком, без имени рода, без капель¹, без него.

Свет ложился полосой на стену, чай медленно стекал по фарфору, — все было по-настоящему.

Я просто женщина, живущая в тёплом доме. За дверью — не политика, а сад с мятой. Жизнь может быть простой. Не великой, не древней, не правильной — а просто моей.

Но я не уходила от Каэля. Потому что даже иллюзии требуют приличий.

И лишь в постели между нами всё становилось иначе. Каэль мог быть холоден днём, молчалив за ужином, почти равнодушен… Но ночью — менялся.

Его руки становились требовательными. Голос — хриплым. Взгляд — голодным. И в эти моменты я забывала, как дышать.

Мы сражались без слов. Как будто только кожа могла сказать то, чего не позволяли титулы, род и политика.

Каэль тянул меня к себе резко, будто боялся, что я исчезну. Я отвечала — потому что в эти мгновения хоть что-то во мне ощущало: я жива. Он прикасался так, словно знал моё тело лучше, чем голос. Никогда не спрашивал, что мне снится — но точно знал, как дрожит спина, если её медленно коснуться.

Он не говорил «люблю». Но целовал так, будто хотел утопить в себе.

И я тонула. Добровольно.

Мы пылали друг в друге, будто смерть была ближе, чем утро. И когда всё заканчивалось — он вставал, уходил к себе, оставляя на моих подушках запах хвои, мускуса и стали.

Я тогда думала: если уж нет нежности — пусть хотя бы будет огонь. Пусть сожжёт. Пусть не останется ничего — кроме нас.

Как это глупо...

Наши шаги с Тэей глухо отдаются в каменном коридоре Цитадели. Её рука всё ещё тёплая в моей.

— Не смотри, Аэлина, — тихо говорит она, вырывая меня из мыслей.

Но уже поздно.

Я вижу их.

Они идут прямо навстречу — уверенно, медленно, как будто весь мир создан для их шагов.

Каэль. И она.

👑👑👑

(1) Капля — основная валюта мира Ильорин. Используется для расчётов на всей его территории.

5. Без рода и имени

Лиора Вальдьен юна, белокожа и хороша собой. Этой зимой ей исполнилось девятнадцать, и она столь магически одарена, что уже прошла свою инициацию. Поговаривают: её крылья сотканы из золотого света.

Сейчас она плавно плывёт под руку с моим мужем. В серебряной накидке, слишком дорогой. Белоснежные волосы аккуратно заколоты, демонстративно, по-женски. Живот ещё незаметен, но я вижу, как её рука машинально скользит по нему. Будто оберегает будущее.

Его будущее.

Как поспешно. Дождались бы хотя бы развода. Я отворачиваюсь. А эта парочка делает вид, будто меня не существует.

Хотя зачем Каэлю развод, если он может сразу обзавестись второй женой?

Прошлой осенью Совет вынудил Императора принять закон, разрешающий многожёнство, но только для чистокровных драконов. Официальная версия: укрепление крови, восстановление древних родов. Неофициальная — спрятать подальше “неудачные” браки вроде моего.

Драконы, в чьих жилах течёт хоть капля человеческой крови, под этот закон не попадают.

Тэя убыстряет шаг, чтобы поскорее уйти. А я всё же оборачиваюсь. Десять лет брака вовсе не шутка. Но сестра дёргает меня за руку, заставляя идти быстрее.

Мы останавливаемся рядом с магическим витражом. Его сиреневый свет подсвечивает дверь, проецируя на неё герб Фавьен: изображение настоящего, живого двуглавого дракона в кольце пламени. Над ним возвышается корона.

— Хочешь спросить, как я себя чувствую? — я открываю дверь покоев матушки, позволяя Тэе войти первой.

— Нет, — отвечает она почти шёпотом. — Я хочу спросить, куда ты теперь.

— Видимо, туда, куда прикажут.

Я вхожу. Просторная гостиная. Из неё ведут двери в разные стороны. Здесь царит стерильная симметрия, тишина и магические сферы, парящие под потолком.

Белоснежный камин встроен в стену, вычурный, покрытый тонкой резьбой, но давно не знающий огня. Он декоративен.

Над ним — зеркало, усиленное иллюмиумной плёнкой. Слой иллюмиума усиливает отражение, делая его пугающе чётким. А ещё он скрывает заклинания.

Драконы кичатся традициями и древней магией, но всё же перенимают некоторые технологии попаданцев. Открыто, конечно, это не признаётся. Но всё, что красиво, блестит и поддаётся чарам управления, драконам нравится. Главное — публично порицать.

Подхожу к зеркалу.

Чешуйки на левом виске всё ещё поблёскивают, будто издеваются. А вот правый — изуродован: багровый шрам тянется по коже, нарушая симметрию. Ломая лицо.

— Это останется? — спрашиваю, не отрывая взгляда от отражения. Первый порыв: испортить причёску, вытянуть прядь и прикрыть. Но я себя одёргиваю. Пусть видят.

— Вряд ли. — Тэя садится на тёмно-синий диван и складывает руки на юбке. — Обычно такие вещи сходят к утру.

Она замолкает.

Я разглядываю шрам, который оставило родовое кольцо.

Дверь открывается внезапно, и в комнату вплывает матушка, а за ней — чинно, как на параде, следуют сёстры. Они тут же занимают места рядом с Тэей.

Матушка останавливается напротив.

— Ты больше не часть рода, Аэлина. Но Фавьен не уничтожает свою испорченную кровь.

— Может, проще было бы убить? Избавиться наверняка. Чтобы я не мешала тебе выдавать сестриц замуж. — Я поворачиваюсь.

— Не говори глупостей. Я хочу, чтобы ты исчезла, но не страдала. Поэтому я дам тебе документы и каплекарту³.

Она чуть мнётся, жует губу.

— Бумаги на старый фамильный замок, который… мм… Род давно им не пользуется. Он на землях за пределами Империи. В Пустоши.

— Прекрасно. Выслать за Империю, на потеху мародёрам. Даже не в Тринадцатый² — хуже. А этот «замок» и вовсе милостыня.

— Я назову это политическим тактом. Сохранить кровь, не выставляя её на посмешище. Может, когда твой муж обзаведётся наследником… К слову, лиора Вальдьен, говорят, родит к весне… Каэль отпустит тебя. Или, быть может, простит и возьмёт второй женой.

Она делает паузу и добавляет почти мечтательно:

— Кто знает, может, горный воздух и вправду поможет зачать. Ты вернёшься и подаришь мужу наследника.

Молчание.

Севелия едва заметно улыбается.

Лавана поворачивается ко мне, и в её взгляде появляется что-то скользкое, почти жалость.

А Тэя смотрит исподлобья, как будто не понимает, почему мать так говорит.

Горный воздух? Наследник?

У меня же медленно пропадает дар речи.

Не потому что не знаю, что сказать.

Нет.

Потому что хочу сказать слишком многое — и не понимаю, как излить всю эту ярость.

Она… серьёзно? После такого кто вообще станет возвращаться?

👑👑👑

(2)Тринадцатый регион — “официальная провинция”, как любят говорить в Совете. На деле — магическая изоляция, зона, куда отправляют всех неудобных. Туда не назначают по заслугам. Туда ссылают.

Визуал: Покои матушки

В Цитадели собраны гербы всех чистокровных драконьих родов — каждый заключён в собственный витраж. Когда род прибывает, главе семьи выделяют покои напротив витража, остальные размещаются по соседству.

Интерьеры оформляют в бело-голубой гамме — допускаются все оттенки воды, но белый обязателен. Это традиция, оставшаяся от человеческого культа Воды. Культ сохранили не из почтения — из расчёта. Удобно прикрываться тем, что уже привыкли почитать подданные.

Каждый древний чистокровный род хранит собственный артефакт. Его форма зависит от истории рода, силы крови и предназначения. У рода Фавьен это кольцо — замкнутое, как власть, передаваемая по кругу. Не случайно: их род вышел из императоров.

6. Без рода и имени

— Ты хочешь, чтобы я уехала в развалины, дожидалась весны и… что? Родила ему ребёнка? От любви? От памяти? От... воздуха? — я, наконец, обретаю хладнокровие.

Матушка молчит. Только пальцы сцеплены у груди — аккуратно, театрально, как всегда.

— Спасибо за щедрость, — добавляю я. — Это ведь она и есть, правда? Унизить, изгнать, но при этом остаться великодушной.

— Ты ведёшь себя как девчонка, — тихо говорит матушка. — А я надеялась, ты поймёшь. Это... возможность уйти красиво.

— А мой возлюбленный муж собирается мне что-то выделить? Содержание, например? Или ему удобно выпнуть меня в пурпурном платье и забыть?

Матушка чуть морщится, будто я произнесла нечто неприличное.

— Он сохранит твой статус его жены. Этого достаточно.

— О, разумеется, — я холодно улыбаюсь. — Какая прелесть. Быть женой, о которой вспоминают разве что, когда проверяют список имущества. Значит, он не даст мне ни охраны, ни слуг, ни воды? Только платье и возможность называться его женой.

Матушка отводит взгляд.

— Ты не голодная сирота. Дом Фавьен даёт тебе поддержку. Землю в Пустоши. Ты злишься — я понимаю. Но если я выберу тебя, нас сожрут. Всех. А если выберу род — выживут остальные. Прости, Аэлина. Но я не мать. Я — Фавьен.

Я молчу. Смотрю в её холодные серебряные глаза — такие же, как у меня.

Она чистокровка, приёмная дочь Фавьен. Её прежний род вымер, и, примкнув к новому, она слилась с ним, как того требовали традиции. Заключив союз с одним из сыновей Фавьен, она лишь укрепила своё положение.

Чистокровки всегда принадлежат роду. Они не берут имя мужа, оставляя своё. Такова цена их крови.

И теперь, когда из всего рода Фавьен осталась только она и её четыре дочери, она несёт тяжкую ношу.

Но разве можно вот так — жертвовать детьми? Просто потому, что избавившись от одной, надеешься спасти остальных?

— Ты хочешь ответа, Аэлина, почему так, — тихо спрашивает она. — Я его дам. Фавьен не ломает. Фавьен — режет.

Она медленно уходит вглубь гостиной и вскоре возвращается с тонкой кожаной папкой, перевязанной серебристой лентой.

— Езжай. Замок стар, обеспечен минимально. Стены, крыша, защитный купол. Каплекарта будет привязана к твоему имени. На первое время хватит.

— А потом?

— А потом... ты станешь не нашей заботой.

Эта фраза звучит спокойно. Буднично. Как будто речь идёт не обо мне, а о сломанной мебели, которую удобно вынесли за порог.

Я качаю головой, уже даже не злясь.

— Значит, ничего. Ни письма. Ни поддержки.

— Ты отныне не часть рода, — напоминает она. — И Каэль… вправе взять новую жену. А ты — вычеркнута.

— До тех пор, пока он вдруг не передумает, — говорю. — Например, если магия в моей крови проснётся...

Она молчит. Только на мгновение её взгляд цепляется за мой живот. Почти машинально. Я вижу в этом не тревогу — расчёт.

— Всё зависит от тебя, — говорит она наконец. — Используй это время мудро. Научись быть благодарной. Даже за сломанные крылья.

— А если я вернусь?

— Не вернёшься. Ты же знаешь, как всё работает.

Возьму проклятые развалины. Но когда появлюсь снова — ни один из них не осмелится смотреть мне в глаза. Я протягиваю руку, и она кладёт документы.

— Отправляйся немедленно. Это одно из условий. И не вздумай писать сёстрам — не навлекай на них беду.

— Не беспокойся. Ни один из Фавьен не получит от меня ни строчки. — Я делаю реверанс — холодный, выверенный — и выхожу из её комнаты. Возьму пару платьев и бельё. Это всё, что я унесу с собой.

👑👑👑

Девочки, встречайте: вот такая интересная история живёт в нашем литмобе:

https://litnet.com/shrt/POD9

Визуал: Матушка

7. Без рода и имени

Уже минут двадцать я хожу по комнате кругами — не столько собираю вещи, сколько пытаюсь унять раздражение. И дело не только в матушке или Каэле. Бесит сам род Вальдьен. Мало им было влезть в мой брак, так они ещё и плетут интриги за спиной!

Я бросаю в чемодан пару смен белья, серое платье без кружева, тёплое повседневное, тёмно-синее понаряднее, ножницы, пузырёк масла и документы на замок.

Долго смотрю на гребень из чернёного серебра — свадебный. Он царапает пальцы, когда я всё-таки кладу его на дно.

Собираю всё молча. Даже слуги — те, что раньше суетились вокруг, — исчезли. Либо по приказу матушки, либо по велению Каэля.

Открываю ящик стола. Книги. Письма. Те, что Каэль писал в начале брака — тёплые, иногда тронутые поэзией. Я когда-то перечитывала их перед сном. Дурочка.

Теперь бумага пожелтела, чернила выцвели. Как его чувства. Я не рву их. Просто оставляю там же.

Нахожу шкатулку с защитным амулетом, подаренным мужем в первую зиму. Смотрю на него, как на мёртвого зверька. И тоже оставляю. Хватит. Я заберу только то, что пригодится в Пустоши.

Переодеваюсь в дорожное платье с пуговицами до самого подбородка, тёмное и удобное. Накидываю плащ. Уже у двери вспоминаю про пурпурное — то самое, подарок Каэля. Думаю с минуту, потом всё же беру. Пусть будет напоминанием о том, как легко я верила в сказки. Всё. Я готова.

Выхожу из комнаты с маленьким чемоданом, тут же сталкиваюсь с хранителем покоев матушки, который топчется под моей дверью.

Он низко кланяется:

— Лиора Аэлина, — говорит хранитель почтительно, — ваша матушка приказала вам пройти к големобилю. Он отвезёт вас на место. Големобиль без герба — выглядит как наёмный, но водитель — наш. Из замка Фавьен.

Молчу. И на этом спасибо. Хотя чего я могла ожидать? Почётного эскорта и извинений?

Я уже успела продумать, как поеду сама: найму големобиль, доеду до вокзала, а там — поездом в Тринадцатый регион. А дальше как богиня велит. Может, удастся нанять магическую лошадь. Дорога там дрянь, сплошные серпантины и сыпучие скалы.

Замок в горах. Я была там всего один раз, с отцом, перед свадьбой с Каэлем.

Но если меня довезут до места… так даже лучше.

Мы выходим во внутренний двор. Воздух здесь влажный от обилия воды, струящейся по стенам. Потоки ограничены магическим барьером, чтобы брызги не разлетались повсюду.

Меня уже ждёт големобиль — шестиколёсная махина из кованого железа и чёрного дерева. Её будто собирал техномаг с манией величия и отсутствием слуха: корпус гремит, магические кристаллы искрят, двигатель ревёт так, что вибрируют зубы. Почти автомобиль. Если бы автомобили ревели, как пробуждённые големы, и пахли палёным эфиром.

На секунду я оборачиваюсь и замечаю в одном из окон замка Каэля.

Он наблюдает? Хочет убедиться, что я действительно уезжаю? Что всё оформлено официально, без скандалов, с надлежащим унижением?

— Лиора Аэлина, — раздаётся рядом. Я вздрагиваю и отвожу взгляд от окна. Дверца големобиля с лязгом распахивается. Водитель кланяется, забирает мой чемодан. — Прошу, садитесь, — говорит он, открывая проход внутрь.

Я опускаюсь на ярко-красное сиденье. Жёсткое, скрипучее, пахнет кожей и магией.

Водитель занимает место за рулём.

Через стекло дверцы я вижу хранителя покоев матушки, сложившего руки на животе. Он не уходит, просто ждёт. Чтобы потом точно доложить: она уехала. Всё прошло спокойно. Без криков. Без слёз.

Големобиль трогается. Он ползёт медленно, зато с комфортом.

Цитадель с её сверкающими шпилями и высокими каменными стенами постепенно растворяется за стеклом. Теперь по обе стороны дороги тянутся выжженные, безжизненные степи цвета старого золота.

Я устраиваюсь поудобнее, намереваясь воспользоваться моментом и вздремнуть, пока ещё можно.

Но мысли не дают покоя.

Документы на замок — это, конечно, прекрасно. Только вот для самого замка они ничто. Ему нужен арх. Родовой знак. А тот утерян.

Когда-то замок принадлежал другой семье. Айрен Таль создал его из воды, камня и крови, используя редкий ритуал: он связал структуру с течением подземной реки и с собственной жертвой.

С тех пор камень крепости пульсирует слабым пурпурным светом. Особенно на рассвете. Этот свет — всё, что осталось от рода Таль. Давным-давно драконы Фавьен просто взяли эти земли силой. А теперь, если я хочу выжить, мне придётся найти арх.

👑👑👑

Девочки, хочу поделиться с вами историей из нашего литмоба: https://litnet.com/shrt/lV92

Визуал: Големобиль

Владение големобилем – показатель статуса. Разнообразие моделей поражает: от грузовиков до передвижных лабораторий, каждая из которых – эксклюзивна и дорога.

8. Без рода и имени

Остановку делаем в Седьмом. Гостиницу находим быстро, просто чтобы переночевать и поужинать. Утром снова выезжаем.

Я, видимо, задремала. Потому что, когда открываю глаза, за стеклом уже вечер.

Големобиль катится по горному ущелью. Камни по краям — потрескавшиеся, иссохшие, цвета старой кости. Тени ложатся на склоны длинными полосами. Сухой, обжигающий воздух тянется следом за големобилем.

Водитель молчит. Я тоже.

Ёрзаю на жёстком сиденье, пытаюсь размять затёкшие ноги. Тело ноет, но хуже всего — ощущение, будто я застряла между местами. Ни дома. Ни ещё там.

Крепость появляется где-то вдали — тёмная громада на фоне гор.

Внезапно големобиль останавливается с глухим рывком.

— Мы прибыли, — говорит водитель, оборачиваясь. — Простите, лиора Аэлина. Дальше вам придётся идти одной. Мне запрещено приближаться к замку. Приказ вашей матушки.

— Конечно, — выдыхаю я, открывая дверь. — Я понимаю.

Водитель быстро выбирается, достаёт мой чемодан и тянет его ко мне, почти заискивающе. Кланяется.

— Спасибо, — отвечаю, принимая.

Пыль ударяет в лицо. Под сапогами шуршит гравий. Впереди — мрачный, угловатый замок с осевшими башнями. Он кажется не просто старым, а разочаровавшимся в самой идее быть крепостью.

Я вздыхаю. Далековато...

Големобиль отъезжает, а я иду. Сначала просто ступаю по тропинке, стараясь не замечать, как пыль цепляется к подолу платья. Но дорога идёт в гору, и чем ближе крепость, тем тяжелее дышится. Воздух обволакивающий, с привкусом ржавчины и камня.

Скалы по бокам нависают, как будто шепчутся за спиной. Иногда кажется, что один из утёсов повернулся. Просто чуть-чуть. Чтобы лучше видеть.

Снова вздыхаю и продолжаю путь. Хорошо ещё, что вещей взяла мало.

Вдруг за спиной раздаётся цокот копыт.

Всадник.

Я сдвигаюсь к краю дороги, намереваясь просто пропустить его. Но он не обгоняет. Наоборот — притормаживает. И идёт шагом. Рядом.

Не поворачиваю головы. Пальцы ещё крепче сжимают ручку чемодана. Сердце замирает от дурного предчувствия. Одна, а до замка далеко…

— Не тяжело? — голос всадника лёгкий, почти насмешливый.

Медленно поворачиваюсь. Незнакомец верхом на вороной элементальной лошади. Она будто соткана из клубящейся грозы: грива колышется без ветра, словно наэлектризована, из-под копыт струится лёгкий дым.

Серебряная упряжь тонка, седло — тёмное, с металлическими заклёпками.

Мужчина смотрит на меня сверху вниз, с интересом.

— Хотите, подвезу? — Он наклоняется чуть ближе.

Скулы острые, губы с насмешкой, будто всё происходящее — игра для него одного. Знает, что хорош собой — и этим пользуется.

Волосы — золотые, тяжёлые, стянуты в косу, как у знатных воинов Пустоши. Значит, богат. У них здесь длинные волосы — не просто украшение. Это заявление. Только тот, кто имеет доступ к воде, может позволить себе роскошь мыть и носить их открыто.

Он не чистокровка. Но дракон — это чувствуется. Магия в нём тянется, как жара над раскалённым камнем. Слишком спокойный. Слишком свободный. И потому — опасный.

— Или вы из тех, кто принципиально страдает до конца? — тянет он, наслаждаясь своим вопросом.

Я прищуриваюсь. И отвечаю:

— А вы из тех, кто охотится на благородных лиор по дороге к их замку?

9. Без рода и имени

На мгновение взгляд незнакомца меняется — скользит ко мне, к крепости вдали. В глазах дракона блестит что-то холодное и оценивающее.

Мои пальцы сами сжимаются на ручке чемодана.

Мама ведь предупреждала. Не лиора Валерриса, а моя — из моего мира. Не разговаривай, Аня, с подозрительными типами. Даже если они улыбаются, как герой из советского кино: улыбка на миллион, а вот зачем — никто не говорит.

И конечно дракон улыбается. Не широко, не дружелюбно. Полуулыбка, как у того, кто точно знает, как вывести тебя из равновесия:

— Я охочусь на благородных лиор только если они неотразимы, милая.

У меня по спине пробегает холодок. И дело не в словах, а в том, как он их произносит. Слишком серьёзно. Будто не шутит.

Я сужаю глаза:

— Поверьте, лиорд, я очень плохой вариант. Почти что ссыльная, без капли в кармане.

Он снова смеётся. Он вообще много смеётся, но у меня рядом с ним ощущение дикой опасности, как будто у моего горла держат клинок.

— Мне скучно, — продолжает он. — Камни не разговаривают, а вы, кажется, умеете дразнить словами.

— Поверьте… — я запинаюсь, не зная, как обратиться, но всё же выбираю стандартное обращение к драконьей знати. — Поверьте, лиорд, я ещё отлично умею бить чемоданом.

— Я не стану проверять это, — он прищуривается, слегка откидываясь в седле. — Вы мне нравитесь, милая. Только я совсем не лиорд. Оставьте эти глупости Цитадели. Пусть ваши красивые губки прошепчут обращение для драконов из Вольных Городов.

И вдруг — резкое движение. Он останавливает лошадь, легко спрыгивает и берёт её под уздцы. Продолжает путь рядом, как будто это само собой разумеющееся.

Я замираю на секунду. Он тоже. А потом мы продолжаем идти, как будто ничего не произошло. Только теперь я точно знаю: передо мной не благородный дракон, а бандит.

Точнее, тут их принято называть мародёрами. У них свободные поселения, своя система титулов — и к самым благородным стоит обращаться «шайр», если хочешь сохранить голову на плечах.

— Может, хоть чемодан отдадите? — интересуется он. — Да не пугайтесь, милая. Я не граблю тех, кто идёт рядом. Просто хотел помочь — дорога к моему городу проходит недалеко от вашей крепости. Я возвращаюсь домой.

— Нет. Пусть лучше мой чемодан останется у меня. И вообще… я вас не знаю.

— Саар Кайр Аль’Саэн, — произносит он, кивая, будто мы давно знакомы. — А теперь, коли вы, лиора, знаете моё имя… придётся делить со мной тайны. И, возможно, чай.

— Ни того, ни другого я не обещала.

— Это пока. Но замки — штука коварная. Особенно те, что стоят рядом с Вольными Городами Пустоши. Иногда приходится искать союзников…

— А иногда — безопаснее в одиночку, — парирую я.

Он снова беззаботно смеётся.

— Вам сегодня повезло. А в следующий раз, если поедете в Вольный Город… может, не повезти. Чистокровок здесь не жалуют. А я хороший союзник, милая.

Впереди краем глаза я замечаю всадников.

Они приближаются. Трое. Один из них — выше остальных, едет в центре и держится так, словно не просто следует маршруту, а владеет дорогой.

Саар резко меняется. Его улыбка тускнеет, плечи напрягаются. Он внимательно следит за приближающимся силуэтом.

— Кажется, за вами, милая, — прищуривается он. — Что-то они не слишком спешили. Я, по меньшей мере, уже успел бы вас ограбить… и сделать своей. Только один из них слишком выправлен для Пустошей. Не твой кавалер, случаем?

Я мотаю головой.

Тот, что ехал в центре, спешивается первым. Высокий, хорошо сложен. Тёмный плащ без гербов. Чёрные волосы, будто небрежно уложены, и янтарные глаза — яркие, холодные. В них не злость, а осознание власти. Как у дракона, который привык, что его слушают.

Он смотрит сначала на Саара, потом на меня. Молчит. Долгие три секунды.

Я роняю чёртов чемодан, потому что для меня это слишком. Знать бы ещё, кто из них друг, а кто враг.

Брюнет молча наклоняется, поднимает чемодан, передаёт одному из сопровождающих.

И — внезапно — кланяется. Легкий наклон головы, безупречный разворот плеч. В этом поклоне есть гордость, власть и точность жеста, отточенная годами. И что-то внутри меня отзывается тревогой.

— Добро пожаловать домой, лиора, — говорит он.

И я не знаю, что больше пугает: то, как он это сказал, или то, что мне хочется ему верить.

👑👑👑

А вот и свеженькая история из литмоба, девочки:

https://litnet.com/shrt/ltxh

10. Без рода и имени

Брюнет оборачивается к Саару:

— В следующий раз пришлю тебе карту, Аль’Саэн. Или напоминание о границах.

— Только не утруждайся бумагой. И уж тем более — кожей, — лениво отвечает он. — Мы в Пустоши идём в ногу со временем и предпочитаем технологии. Просто знай: если граница влечёт — я её переступаю.

— Даже если за ней смерть? — брюнет приподнимает бровь.

Саар склоняет голову. На губах — вызывающая полуулыбка, но глаза — как пламя. Смотрит не на него. На меня.

— А если — жизнь? — произносит Саар почти ласково. — Или, скажем… она?

Брюнет приближается. Останавливается очень близко к Саару. Глаза в глаза. Дракон к дракону. И оба улыбаются взглядом — опасно, ядовито, по-мужски.

— Здесь чужаков не приветствуют.

— Я не чужак, — Саар качает головой. — Я сосед. Да и шпион из меня никакой: если бы хотел прокрасться, не ехал бы с дымящейся лошадью по скалам.

— В следующий раз тебе не станут отвечать словами, — произносит брюнет, не повышая голоса. — С тобой будут говорить руны.

— Я просто проводил лиору. У нас в Пустоши это называют вежливостью.

— Она не нуждается в провожатых. Особенно в тех, кто делают из вежливости повод нарушить границы.

Пауза.

— Последний раз предупреждаю: объезжайте, Аль’Саэн.

Саар смотрит лениво. Ему не хватает разве что бокала вина в руке. Он держится так, словно всё это лишь развлечение, даже стоя перед врагом.

— Говоришь так, будто у тебя за спиной армия, — тянет он. — Или трон. Только я тебя не узнаю. А я обычно знаю всех, кто стоит у трона.

Молчание брюнета не раздражает — оно пугает. В нём чувствуется вес, будто за ним стоит вся власть мира. Он мог бы заговорить… но не видит смысла.

Саар медленно хмурится. Его взгляд скользит по фигуре противника — от перчаток до плаща, от голоса до взгляда.

— Кто ты такой, если не секрет? — произносит Саар почти весело, но с лёгким напряжением в голосе. — Слуга с манерами советника трона?

Ответа не следует.

Саар усмехается, но теперь в этой усмешке нет и намёка на ленивую лёгкость. Он просто… фиксирует. Как зверь, впервые увидевший в другом хищнике равного.

— Не люблю, когда меня недооценивают, — произносит он.

Брюнет слегка склоняет голову, как будто сдерживает усмешку. Его глаза холодны, и янтарь в них, ещё мгновение назад яркий, теперь кажется тусклым — как в осколке застывшей лавы.

— Вы слишком наблюдательны для мародёра,— отзывается он наконец.

Саар усмехается шире. И я в друг понимаю: он играет в опасную игру не потому что глуп. А потому что проверяет, насколько далеко может зайти. И кто перед ним.

— Скажи честно, — тихо бросает он. — Кто ты, на самом деле?

Брюнет медленно подаётся вперёд. И в его голосе — ледяная вкрадчивость:

— Я тот, кому не нужен титул, чтобы тебя убрать с дороги.

Тишина. Драконы замерли. Лошади нервно мотают головами.

А у меня внутри словно рассыпались искры. Эти двое не кричат. Не угрожают. Но если один ударит — второй ответит. И сгорит весь склон.

И тогда Саар, совершенно спокойно, как ни в чём не бывало, делает шаг назад. Поднимает руки ладонями вверх — жест, в котором больше иронии, чем капитуляции.

— Я понял. — Он поворачивается ко мне. — Но если ты, милая, когда-нибудь устанешь от драконов, которые говорят угрозами, — приезжай в Вольный Город. Там мы говорим делом.

Саар запрыгивает в седло, бросает последний взгляд — почти уважительный — и пускает элементальную лошадь галопом. Сначала в сторону крепости, но уже через несколько метров резко сворачивает. Ещё мгновение — и его скрывает пыль.

Брюнет оборачивается. Один лишь жест — и другой всадник спешивается. Он подводит ко мне элементальную лошадь.

— Лиора, прошу.

Я бросаю взгляд на свой чемодан — он в руках у третьего всадника. Тот тут же разворачивается и пускается галопом в сторону крепости. Видимо, уезжает вперёд, чтобы предупредить о прибытии.

Взбираюсь в седло. Лошадь подо мной — не живая плоть, а элементаль земли: шерсть будто из шлифованного камня, дыхание горячее, как от разогретого металла.

Мужчина берёт лошадь под поводья и шагом направляет нас к дороге.

Брюнет подводит своего скакуна ближе. Мы движемся в молчании. Спустя пару минут я всё же не выдерживаю:

— Вы… — начинаю, не глядя в сторону брюнета.

— Мы опоздали. Нас уведомили поздно, — наконец произносит он.

Я фыркаю. Конечно. Уже догадываюсь, в чём причина. Чистокровки не доверяют техносвязи — предпочитают магическую бумагу и маго-птиц. Видимо, в этот раз что-то пошло не так.

Птица задержалась, а матушка испугалась, что водитель из нашего замка подъедет слишком близко к крепости.

Но почему это так важно?

12. Крепость

Я прикрываю глаза и представляю, как ветер треплет волосы, как я стою на самом краю башни.

Внизу — иссушенное плато, растрескавшееся под солнцем.

Руки разведены в стороны.

Шаг.

Воздух захлёстывает грудь, звенит в ушах.

Сердце замирает, а потом… крылья.

Они должны раскрыться...

— И долго вы ещё собираетесь сидеть на лошади и пялиться на башню? — раздаётся холодный голос моего нового дворецкого.

Я вздрагиваю. Озадаченно моргаю.

Хранитель Рик стоит рядом, запрокинув голову, чтобы встретиться со мной взглядом. Лошади у него нет. Видимо, я и правда засиделась.

— Думаю, я имею право на минуту тишины, — сухо отвечаю, выпрямляясь.

— Минуту — да, — говорит он медленно. — Но вы, лиора, разглядываете башню уже десять.

— Похоже, вы забыли, как разговаривать с теми, кто выше вас по крови. — Я поднимаю подбородок.

— О, я не забыл. Ни на миг. Вы — чистокровка, — говорит он, как будто это диагноз.— Наследница крови. Девочка, которой стало скучно в Цитадели, и она решила поискать приключений на собственный зад.

Слова режут. Хранитель думает: я глупая, скучающая. Он совсем не понимает, через что мне пришлось пройти — и это бесит. По-настоящему. До жжения в пальцах. До желания врезать словом. Так, чтобы он хотя бы на миг потерял своё бесконечное самообладание.

— Слезайте, — требует Рик. — У нас нет времени ждать, пока вы налюбуетесь местными красотами.

— Я не подчиняюсь приказам слуги.

Он смотрит, прищурившись. И в следующую секунду его руки оказываются на моей талии.

Движение резкое, уверенное — хранитель буквально стаскивает меня с лошади.

Я не успеваю даже возразить, как уже стою на земле. Почти вплотную к нему. Его пальцы всё ещё сжимают мою талию.

Он держит крепко — будто испытывает.

Я не отстраняюсь. Ни шага назад.

— Вы всегда задираете собеседников, когда скучно? — Его глаза вспыхивают, будто золото на солнце — ярко, почти обжигающе. — Или сейчас — потому что хотите, чтобы я вас заметил?

Я выпрямляюсь. Голову приходится вскинуть — он выше, и слишком близко.

Сердце грохочет. Не от страха. От ярости.

— Я не нуждаюсь в том, чтобы меня кто-то замечал. Особенно вы.

— Правда? — в его голосе скользит улыбка. — А я бы поклялся, что вы сейчас именно этим и занимаетесь.

— Осторожнее, — шепчу. — А то я могу решить, что вы хотите быть ближе, чем положено слуге.

— Это вам стоит быть осторожнее, лиора, — отвечает Рик всё так же спокойно. — Потому что я могу перестать делать вид, будто у меня нет желаний.

И в этот момент раздаётся голос:

— Прошу прощения!

Лакей появляется рядом — запыхавшийся, молодой, слишком шумный для этого места. Он замирает, кланяется и с неловкой заминкой бросает взгляд между нами, будто точно понимает, что вмешался не вовремя.

— Экономка Лавейл просила передать: лиору ждут в главном холле. Знакомство со слугами… и всё такое. Хранитель Рик, вы ведь проводите хозяйку?

Он молчит. Смотрит сначала на лакея, потом на меня. Лёд проступает в чертах.

— Разумеется, — произносит Рик ровно, отпуская меня. — Следуйте за мной, лиора.

Он разворачивается к крепости — движения точные, отрепетированные, как у дракона, который знает цену зрелищу и власти.

Я иду за ним.

Лакей возится с поводьями, будто надеется, что кто-то похвалит его за усердие.

— Лишь часть крепости обитаема, — бросает Рик, не оборачиваясь. — Остальное... временно не функционирует.

— Почему? — спрашиваю.

— Потому что замку нужен ремонт, — сухо отвечает он.

Я хмурюсь. Надежда на спокойствие тает с каждым его шагом. Он ведёт себя так, будто не я здесь хозяйка — а он бог, что снизошёл с пьедестала только потому, что ему наскучило стоять выше всех.

13. Крепость

Я вновь ловлю себя на том, что уставилась хранителю в спину. Внутри всё клокочет от его наглости, но внезапно понимаю: я его знаю.

Не просто лицо — манера, движение плеч, даже походка.

Я точно его видела. Не раз. Он из Цитадели

Но стоило попытаться вспомнить имя — оно ускользало, как вода сквозь пальцы.

Сколько бы я ни вглядывалась, ни сверлила хранителя взглядом — пусто. Как будто кто-то намеренно стирает следы.

Магическая вуаль. Понимаю с пугающей ясностью.

Хранитель использует артефакт или заклинание. Скрывает либо облик, либо суть. Но это ничего не меняет: Рик — не тот, за кого себя выдаёт.

Пальцы невольно сжимаются в кулак. Не от страха — от злости. Меня сюда сослали, унизили. А теперь ещё и он, тот, кто скрывается, смеет вести себя так, будто всё это принадлежит ему.

«Кто ты?» — хотелось выкрикнуть. Прямо в спину. Но я лишь прикусываю щеку и продолжаю идти.

Мы пересекаем внутренний двор замка.

Затем — главный вход. Тяжёлая дверь скрипит на петлях, и мы входим. Рик не останавливается — ведёт меня дальше, мимо поблекших от времени гобеленов и стен, пахнущих сыростью.

Коридор встречает тишиной. Воздух здесь холоднее, стены — гладкие, но местами испещрены узкими трещинами, будто когти скребли по камню.

Сводчатый потолок нависает слишком низко. В некоторых местах сыплется штукатурка, а из стен торчат ржавые скобы — видимо, оставшиеся от старых укреплений.

— Смотрите под ноги, — говорит Рик, не оборачиваясь. — Пол в некоторых местах начал проседать.

— Заботитесь обо мне? — Я иронично выгибаю бровь.

— О своей работе, — отрезает он.

Снова замечаю: голос ровный, интонации чужие. Но всё же… есть в них что-то болезненно знакомое. Словно я уже слышала этот голос когда-то.

— Вы давно здесь? — спрашиваю.

— Достаточно. — Короткий ответ. Ни одного лишнего слова.

Я стискиваю зубы.

— А раньше вы… кем были?

Рик останавливается. Внезапно. Я едва не налетаю на него, и он поворачивается — медленно, будто специально, чтобы дать мне время ощутить каждую секунду. Его янтарные глаза ловят мои, и мне кажется, что в них вспыхивает предупреждение.

— Я служил хранителем крепости в Двенадцатом регионе.

— Серьёзно? У самого защитника Истока? — я не скрываю удивления. Ривен Вейл — закон. Ему подчиняется генералы, армия и дозор.

Губы Рика едва заметно дёргаются — почти улыбка.

— Серьёзно, — подтверждает он, глядя прямо в глаза.

Хранитель вновь разворачивается и идёт дальше. Я вынуждена следовать за ним. Мы входим в главный холл: он просторный, с высокими сводами и потемневшими от времени стенами.

Тусклый свет просачивается сквозь узкие витражи, выхватывая из полумрака резные колонны.

Пол выложен тёмным камнем, отполированным до блеска, с серебряными прожилками.

На стенах висят выцветшие картины в массивных рамах.

В холле нас уже ждут. Слуги выстраиваются в полукруг — без лишней суеты, но и без особого почтения. Кланяются чуть запаздывая, словно не уверены, кому именно кланяются.

Из их рядов выходит пожилая женщина. Она хромает, но идёт прямо, с достоинством.

— Лиора, — произносит она, склонив голову. — Я — экономка Лавейл. Добро пожаловать. Позвольте представить тех, кто остался на службе. Нас немного. Но все — свои. Мы держим эту крепость давно.

👑👑👑

Ещё одна свежая новиночка из нашего литмоба:

https://litnet.com/shrt/l4nm

14. Крепость

Я вежливо улыбаюсь.

— Это Талвин, — экономка указывает на сухощавого мужчину в простой жилетке. — Наш рунник. Он отвечает за защитные знаки на дверях. Если что-то пойдёт не так, он тут же нанесёт новый рисунок, и дверь снова будет закрыта.

Талвин кланяется. Его лицо угловатое, губы тонкие, глаза бесцветные. У виска — старый шрам, но взгляд спокойный, выверенный.

— Аста, старшая горничная, — продолжает экономка. — Помогает мне с хозяйством, следит за чистотой в жилых комнатах. Шитьё, бельё, личные поручения — тоже под её началом.

Аста невысока, молчалива, руки сцеплены перед фартуком. От неё пахнет лавандой и щёлоком. Она кивает быстро, чуть испуганно, будто не уверена, можно ли ей смотреть на меня.

— На кухне осталась только Брина, — голос Лавейл чуть теплеет. — Повар. Меню сейчас скромное, но горячая пища подаётся вовремя. При необходимости — подстроимся под ваши вкусы, лиора.

Брина — крепкая женщина с усталым лицом. Волосы убраны под чепец, в руках вытертое полотенце. Кланяется неглубоко, но уважительно.

— И наконец Вин. Лакей и посыльный, — Лавейл задерживает взгляд на юноше. — Работает недавно, но старается.

Вин широкоплеч. На щеке — след от ожога или ссадины. Он отводит взгляд, когда я встречаюсь с ним глазами. Кланяется неловко.

Экономка называет ещё несколько имён, прежде чем добавить:

— Остальные… ушли. Кто по болезни, кто по нужде.

Я молча киваю. Их мало. Всё на грани, но хватает, чтобы замок дышал. Едва. Как организм, который ещё жив, но каждый его орган — на пределе.

— Жаль, — говорю. — Надеюсь, тем, кто ушёл, сейчас лучше. И благодарю. Знаю, вам пришлось нелегко без хозяйки. Надеюсь, теперь всё наладится.

— В этом я не сомневаюсь. — Лавейл снова кланяется, чуть ниже, чем прежде.

Я жестом отпускаю слуг. Они медленно расходятся, бросая на меня заинтересованные взгляды.

— Если хозяйка пожелает, могу показать основные помещения, — слышу за спиной голос Рика.

Он подчеркнуто вежлив. Но я точно знаю: будь его воля — он бы вышвырнул меня отсюда сию же минуту.

Я поворачиваюсь. Янтарные глаза хранителя не выражают ничего, но смотрят прямо.

— Разве вы не считаете, что мне сначала стоит отдохнуть? — спрашиваю с усмешкой. — Или вы надеетесь, что я споткнусь в одном из коридоров?

— Я предлагаю информацию. Остальное — на ваше усмотрение.

Отвечать не хочется. Но и отказываться — тоже. Чем быстрее я увижу, что теперь моё, тем яснее пойму, что с этим делать.

— В таком случае покажите. Только без лекций, — произношу сдержанно.

— Следуйте за мной. — Рик едва склоняет голову.

Мы обходим половину первого этажа. Хранитель движется быстро, не давая мне времени задерживать взгляд. Показывает только то, что считает нужным.

— Кухня, — коротко бросает он, открывая дверь.

Комната просторная, всё необходимое на месте. Вдоль стены стоят вытянутые колбы с водой — она тихо бурлит и поблёскивает, скорее всего из-за наложенного заклинания очищения.

Рассмотреть кухню больше не успеваю: Рик уже уходит, и мне приходится почти бежать за ним.

— Комнаты слуг, — говорит он, не сбавляя шага.

Мы снова проходим мимо главного холла, но теперь в обратном направлении.

— Гобелены... не все пережили последние годы, — комментирует Рик.

Я останавливаюсь у одного. Выцветшее изображение женщины с пурпурными крыльями. В одной руке — меч, в другой — посох. Лицо вытерто. Будто его стерли специально.

Визуал: экономка Лавейл

15. Крепость

— Ну что, вы там надолго застряли? Нас ведь ещё второй этаж ждёт, — холодно интересуется Рик.

Я нарочно остаюсь на месте — пусть бесится дальше.

Хранитель вздыхает и разворачивается обратно.

В этот момент к нам приближается лакей Вин. Он несёт мой чемодан и явно нервничает. Увидев нас, резко останавливается — и кланяется не мне, а Рику.

— Ва… ваше вели… — Вин осекается. Лицо вспыхивает, взгляд дёргается в сторону. — Хранитель Рик. Я принёс вещи лиоры.

Я хмурюсь, но Рик остаётся совершенно невозмутим.

— Отнеси на второй этаж, — коротко бросает он. — Оставь у библиотеки. Дальше я сам.

— Да, хранитель, — Вин кивает и поспешно направляется к лестнице.

Мой взгляд цепляется за лакея. Прозвучало странно. Наверное, Вин просто запутался в словах — рядом с Риком это неудивительно.

Хотя... а если не запутался?

С этим я ещё разберусь. Позже.

— Что тут у вас? — спокойно спрашивает Рик у меня за спиной, осторожно касаясь гобелена.— Ничего интересного. Это Сайра Таль. Идёмте. — Он направляется к лестнице, даже не убедившись, что я иду следом.

— Откуда вы знаете? Лица же нет, — я устремляюсь за ним. — Вы хорошо знаете род Таль?

Рик не отвечает.

Мы поднимаемся. Навстречу нам, едва не слетая со ступенек, сбегает Вин. Чемодана нет. Глаза — круглые. Завидев нас, он вздрагивает.

— Он меня убьёт… он точно меня убьёт… — бормочет Вин себе под нос, проскальзывая мимо.

— Вы не ответили на мой вопрос, — говорю я, невольно глядя вслед лакею.— Так кто такая Сайра Таль, хранитель?

— Осторожнее, — холодно говорит Рик, полностью игнорируя мой вопрос. — Камень старый, местами крошится. Смотрите под ноги, лиора.

Закатываю глаза. Даже ответить нормально не может.

— Сайра Таль, — повторяю вполголоса, стараясь запомнить.

Держусь чуть сзади хранителя. Почти наверху наступаю неудачно — край ступени с хрустом осыпается под пяткой, и нога уходит вниз…

Всё происходит за секунду: я теряю равновесие, тело наклоняется, пальцы хватаются за воздух.

И вдруг — рывок.

Рука хранителя хватает меня за предплечье, резко, почти грубо, и тянет вверх — прямо на себя.

Я врезаюсь в Рика грудью, моя ладонь упирается в его плечо.

Он держит крепко — слишком крепко, пальцы словно ввинчиваются в кожу сквозь ткань.

Мы замираем.

— Я же предупреждал, — холодно произносит Рик и отпускает меня так внезапно, будто прикосновение обожгло. — Смотрите под ноги, лиора. Или в следующий раз я позволю вам упасть.

Щёки вспыхивают вовсе не от смущения.

— Вы всегда так хватаетесь за женщин? — спрашиваю я, желая поддеть.

Рик прищуривается, но не отвечает, будто ничего не произошло.

— Поднимайтесь. Второй этаж сам себя не покажет, — бросает он через плечо и продолжает путь вверх.

Я следую за ним. Ладонь скользит по прохладным перилам.

Второй этаж встречает тишиной.

— Здесь жилые помещения, — говорит Рик, не оборачиваясь. — Гостевых комнат три. Простые, но сойдут.

Он указывает на одну из дверей.

— Это хозяйские покои, — говорит Рик и останавливается. Он касается ладонью косяка — руны мягко вспыхивают, расползаясь по дереву серебристыми линиями.

Я делаю шаг вперёд.

— Значит, это — моя комната.

Рик не двигается.

— Могла бы быть.

— Что значит — могла бы? — переспрашиваю.

— Я изменил руну.

— Простите, вы что?

— Перенастроил её. Теперь вы не сможете зайти.

Я подхожу ближе, сердце уже колотится.

— На каком основании?

— На основании того, что библиотека за этой стеной. Мне не нужно, чтобы вы шастали туда, когда вам вздумается. Особенно ночью. Особенно одна.

— Вам не кажется, что хозяйка имеет право заходить туда, куда пожелает?

— Вы не хозяйка. Пока что. Гость с гербом Фавьен, не более.

Его янтарные глаза сводят меня с ума. Ни капли страха. Только превосходство.

— Отмените руну, — приказываю.

Рик усмехается.

— Попросите получше. Может, передумаю.

Я врезаюсь в его взгляд.

— У вас… проблемы с женщинами, хранитель Рик? Или с властью?

— Ни с тем, ни с другим.

— Тогда я вам просто не нравлюсь?

— Возможно.

— Но это моя крепость.

16. Перемирие не предусмотрено

Рик не ждёт ответа. Он подходит к соседней двери, полукруглой, с замысловатым узором.

Видимо, библиотека.

У стены сиротливо приткнулся мой чемодан, будто специально, чтобы подтвердить догадку.

Я вздыхаю. Понятно. В этой крепости, как и с её хранителем, ничего простого не будет.

Рик касается косяка. Его пальцы движутся с безупречной точностью. На дереве вспыхивает руна, серебристым пламенем расползаясь по поверхности.

— Библиотека, — говорит он, не глядя на меня. — Временно закрыта.

Я прищуриваюсь.

— Временно?

— Затопило, — отвечает он, как ни в чём не бывало.

— Затопило? — я делаю шаг ближе. — Мы на втором этаже, хранитель Рик. Вы хоть представляете, как вода должна себя вести, чтобы затопить второй этаж?

Он бросает на меня спокойный, чуть насмешливый взгляд.

— Вверх. — Он делает движение рукой, как будто это элементарно. — Есть такая магия. Если сильно постараться — затопить можно что угодно. Даже тронный зал. Даже чердак. Даже чужую гордость.

— Вы затопили библиотеку специально?

— Я? — он приподнимает бровь. — Лиора, вы переоцениваете мои способности.

— Значит, доступ туда запрещён?

— Пока не решим, что делать.

— Или пока я не уеду? — уточняю.

Рик склоняет голову набок. Его янтарные глаза как расплавленный металл, холодные и всё же обжигающие.

— Мне нравится ход ваших мыслей. Он вполне достоин библиотеки. Жаль, что она сейчас… недоступна.

Он подхватывает мой чемодан, и не дожидаясь реакции, уходит.

Я иду следом.

Не из покорности — из упрямства.

Из стремления разглядеть, что он прячет за вежливой маской, за янтарным взглядом и светом рун. Что в этом замке принадлежит ему, но должно принадлежать мне.

Мы поднимаемся на третий этаж. Здесь темнее, прохладнее. Потолок чуть ниже, воздух тоньше, как будто он разрежен магией. Пахнет медью.

— Эти помещения больше не используются, — сообщает Рик.

Он ведёт меня мимо комнаты с выгравированным символом глаза.

— Обсерватория, — добавляет он. — Она ещё функционирует. Правда в некоторых частях купола трещины. Но вы, насколько мне известно, не астроном.

Не отвечаю. Он прав. Я не астроном. Я — хозяйка.

Он поворачивает налево, в крыло, куда почти не добирается свет. Пол здесь скрипит, а стены покрыты тонкой сетью трещин.

— Ваши покои — здесь, — бросает Рик и, открыв дверь, аккуратно ставит чемодан у стены.

Я делаю шаг внутрь и замираю.

Запах сырости ударяет в лицо.

Комната узкая, с низким потолком. Одинокое окно смотрит прямо на серую каменную стену. В углу облезшие обои, на полу вздувшийся ковёр, в щели тихо колышется паутина.

— Вы серьёзно? Это же худшие покои в замке. — Я почти бросаюсь к двери, готовая вылететь отсюда. Но останавливаюсь. Он ждёт моей капитуляции — а я не умею проигрывать.

— Зато здесь прекрасная акустика, — говорит Рик.

— Простите?

— Видите арку у потолка? Звук будет мягко отражаться. Если вы решите петь, читать заклинания… или устраивать скандалы, — он бросает на меня косой взгляд, — вы будете звучать весьма внушительно.

— А запах плесени?

— Это не плесень. Это дух времени, лиора. Он делает интерьер… подлинным.

Я подхожу ближе, встаю прямо перед ним.

— Зачем вы это делаете, хранитель Рик? Получаете удовольствие, издеваясь?

— Я выбираю практичность, — произносит он, игнорируя мои вопросы. — Меньше окон — меньше сквозняков. Каменные стены дают хорошую звукоизоляцию. Холод бодрит.

— Удивительно, что вы не отвели мне чулан под лестницей. Это ведь в вашем стиле.

— Под лестницей слишком сыро. А здесь — ровный пол.

Рик не ждёт ответа и идёт к выходу.

— Осмотритесь. Я велю принести одеяла. Не хочу, чтобы вы заболели.

— Прямо дрожу от вашей заботы.

— Я заметил, — бросает он и уходит, не оглянувшись.

17. Перемирие не предусмотрено

Я топаю ногой. Один раз. Другой.

Да. Пол действительно ровный.

Идеально, чтобы одному надменному снобу было удобно по нему маршировать. Только вот замок — мой. И если Рик всерьёз думает, что я останусь в этой сырой дыре, значит, он меня совсем не знает.

План возникает сам собой.

Подхватываю чемодан и выхожу в коридор. Дорогу назад помню прекрасно — ноги сами находят путь. Ступеньки встречают холодом камня. Спускаюсь осторожно, шаг за шагом, стараясь не оступиться.

На втором этаже замечаю старшую горничную. Она идёт навстречу, аккуратно прижимая к себе стопку чистого белья.

— Аста, — окликаю я. — Не подскажешь, где найти рунника?

— Талвина?

— Да-да, — киваю.

— Он сейчас на кухне, — отвечает Аста, поправляя ткань в руках. — Вас проводить?

— Нет, спасибо. Я знаю, где кухня.

Аста неловко кланяется и идёт по своим делам.

Спускаюсь на кухню, злясь на всё сразу: на лестницы, на сноба-хранителя, на сквозняки в комнатах и особенно — на саму себя. Потому что всё это раздражает куда сильнее, чем должно.

Меня здесь не ждали.

Меня здесь не уважают.

Так почему я должна играть по его правилам?

Кухня встречает смесью ароматов.

Брина месит тесто, пока Талвин рассказывает шутку про мародёров. Но стоит приблизиться — рунник тут же замолкает. Брина утыкается в тесто, боясь лишний раз на меня взглянуть.

— Талвин, — говорю спокойно. — Вы должны помочь мне с руной.

— Да, конечно, лиора, — кивает он. — Где именно проблема?

— Проблема с той, что на двери покоев хранителя Рика, — поясняю.

Талвин напрягается.

— Но хранитель ведь может и сам менять руны...

— Может. Но сейчас он занят. Пошёл отдавать распоряжения, чтобы наконец-то привели в порядок хозяйские покои. А пока прислуги мало — решил принять участие лично. Начал с самого необходимого. Сказал, что принесёт одеяла.

Брина роняет взгляд в тесто.

Талвин на миг замирает, потом откашливается, избегая встретиться со мной глазами.

— Понятно, — бормочет он осторожно.

— Простите, лиора, — тихо говорит Брина. — Письмо пришло неожиданно. Мы не успели как следует подготовиться.

— Ничего страшного, — говорю с улыбкой. — Вот почему хранитель и уступил мне свою комнату. Всё же хозяйке не по рангу ютиться в сыром углу.

Брина поспешно кивает, соглашаясь.

— Сейчас посмотрим, что с руной, — вздыхает Талвин. — Вероятно, она привязана к его ауре. Но можно наложить временный доступ — если он сам разрешил.

Мы выходим из кухни, идем по коридору.

— Позвольте, я понесу, — предлагает Талвин, кивнув на чемодан в моей руке.

— Не стоит, — отвечаю. — Сама справлюсь.

Каменные стены дышат холодом, а где-то под рёбрами разгорается нечто упрямое — горячее, как первый огонь. Почти триумф.

Пока хранитель Рик пошел за одеялами, я делаю первый ход.

Талвин останавливается у двери.

— Так… — бормочет он, скользя пальцами по косяку. — Это не обычная руна. Есть дополнительный узел защиты. Скорее… личный контур. Видите?

Я с интересом наблюдаю за его действием. Если там отпечаток ауры... то, может, ничего и не выйдет?

Но руна поддаётся.

На дверном косяке вспыхивает бледное серебро, я мысленно готовлюсь. Не к ссоре — к игре. Потому что, когда Рик вернётся и увидит меня в своих покоях, я предложу ему самое невинное из оружий.

Улыбку.

А потом потребую хозяйские покои.

Талвин открывает дверь, слегка кланяется и удаляется.

Я вхожу, распахивая её шире, чем нужно. Без стеснения ставлю чемодан прямо на его кровать. Открываю.

Да, вторгаться в чужое пространство, пожалуй, не самый деликатный шаг. Но Рик не оставил мне выбора.

Достаю тёмно-зелёное платье и вешаю на спинку стула. Нарочно.

Оглядываюсь.

Надо решить, где ещё разложить свои вещи.

Комната хранителя уютная, но сдержанная. Стены обиты тёмной тканью, оттенок которой колеблется между синим и чёрным. Мебель простая, но явно дорогая. Ни одной лишней вещи.

Снимаю плащ, вешаю на крючок рядом с дверью.

На столе аккуратно сложены бумаги. Я, разумеется, не читаю их только прикасаюсь пальцами к краю. Почерк аккуратный, ровный.

Тут же отворачиваюсь.

Чемодан распахнут. Из него выглядывает кружевной лиф — синий, в тон его стен. Поправлять не буду.

Сажусь в кресло. Медленно скрещиваю ноги, не сводя взгляда с двери.

18. Перемирие не предусмотрено

Я улыбаюсь. Самой безобидной из своих улыбок.

— Лучшая оборона — нападение.

Рик смотрит чуть дольше, чем нужно.

— Любопытно. Посмотрим, как долго вы удержитесь на завоёванной территории.

— Ну, вы же сами сказали, что велите принести одеяла, — говорю невинно. — Я просто решила, что вам будет удобнее принести их прямо сюда.

Он не двигается. Только слегка приподнимает подбородок, словно оценивает не меня, а расстановку фигур на доске.

— Интересная у вас комната, — Я встаю из кресла. — Очень… дисциплинирующая. Сразу видно, кто здесь привык отдавать приказы.

Рик делает шаг внутрь. Медленно закрывает за собой дверь.

— А вы, выходит, привыкли их нарушать?

— Я привыкла, что мою власть не оспаривают.

— В этом мы с вами похожи, — лениво замечает он.

Медленно иду вперед. Ладонь скользит по его столу. Бумаги остаются нетронутыми, но я знаю, что он видит: я могла бы.

— Раз мы похожи, хранитель Рик, тогда у нас есть повод обсудить границы. Например, где заканчивается ваша власть… и начинается моя.

— Пожалуй. — Он прищуривается.

На секунду тишина снова натягивается между нами, как леска.

— Я останусь здесь, — говорю твёрдо. — По крайней мере, пока не приведут в порядок мои покои. Если вас это не устраивает, — я делаю паузу, — подайте жалобу Совету в Цитадель.

Его улыбка ложится на губы медленно, но в ней больше жара, чем следовало бы. Я ощущаю этот взгляд не глазами — кожей.

— Обязательно, — замечает Рик, не скрывая иронии. — Как только освобожусь от борьбы с плесенью, непокорными рунами и дерзкими женщинами.

Рик подходит к столу, одним движением сгребает бумаги, затем неспешно направляется к двери. Уже взявшись за ручку, оборачивается:

— Уверены, что хотите войны, лиора? Поверьте, вам куда проще вернуться к бальным залам Цитадели. К платьям, лентам и сплетням за чаем, которые так любят обсуждать молоденькие, избалованные лиоры вроде вас.

Что-то сжимается внутри, но я вскидываю подбородок. Он не понимает главного: мне некуда возвращаться.

— Боюсь, ни платья, ни балы меня не интересуют, хранитель. И воевать не обязательно. Достаточно, чтобы вы знали своё место.

Я делаю паузу, затем медленно произношу:

— Но если вы понимаете только язык войны… значит, придётся говорить на нём.

— Вот как? — В его глазах вспыхивает насмешка.

— Сегодня вы можете занять любые покои в моей крепости, — продолжаю спокойно. — Холод бодрит, не так ли?

— Весьма, лиора.

— Но ваши покои бодрят ещё лучше, — едко добавляю я.

Рик не отвечает сразу. Лишь чуть приподнимает бровь, взгляд становится острее, будто он только что проиграл партию, которую не собирался играть. Но не злится. В его глазах — то самое опасное любопытство, которое не терпит границ.

Дверь за ним закрывается. Почти беззвучно.

Остаюсь в его комнате.

Проходит не больше часа.

Я успеваю распаковать остальные вещи, снять обувь, налить себе воды — и почти убедить себя: он не вернётся. Предпочтёт сохранить лицо и проигнорирует моё присутствие.

Но дверь всё же приоткрывается.

Не Рик.

Юная горничная входит неуверенно. Поклон у неё получается торопливый, будто она боится задержаться.

За ней двое лакеев осторожно катят тяжёлую металлическую ванну. Устанавливают её в центре комнаты и тут же прикрывают ширмой.

Следом вносят две изящные подставки на тонких ножках. Верх каждой выгнут, словно держатель для свечей, но вместо огня — парящие в воздухе розоватые магические сферы.

В воздухе тут же растекается аромат арэны и лунного серебра. Пряный. Почти интимный.

Ванна? Он смирился… или бросает вызов?

19. Перемирие не предусмотрено

Служанка откашливается и говорит, не поднимая взгляда:

— Хранитель Рик распорядился доставить вам ванну прямо в покои, лиора. Горячую. С маслами… чтобы снять усталость с дороги. И раздражение.

Несколько секунд просто моргаю.

Лакеи возвращаются с вёдрами, ступая так бережно, словно несут не воду, а золото. Капли, упавшие на камень, тут же вытираются тканью, чтобы не потерять ни одной.

Ванна наполняется медленно, почти торжественно. И когда, казалось бы, воды уже достаточно, один из лакеев достаёт из-за пояса крошечный кристалл — прозрачный, с мерцающей зеленью внутри — и без слов бросает его в тёплую, едва колышущуюся гладь.

Он тонет с лёгким звоном, как колокольчик под водой. Через секунду поверхность начинает светиться едва заметным зеленоватым светом.

Воздух наполняется прохладным ароматом, будто только что прошёл дождь.

— Очищающий камень, лиора, — тихо говорит служанка. — Можно купаться.

Я хмурюсь, обхожу ванну несколько раз.

Может, там яд?

Или магия с побочным эффектом?

Странно это всё.

— Есть ли ещё что-то, что передал хранитель?

Лицо служанки покрывается пятнами.

— Да, лиора, — отвечает она, почти виновато. — Хранитель Рик попросил передать: раз вы уже оккупировали его покои, ему остаётся лишь заботиться о вашем комфорте...

Она сглатывает и добавляет чуть тише, опуская глаза:

— …и что ванна — это самый безопасный способ остудить вас, прежде чем вы спалите его любимую кровать.

Я победно улыбаюсь. Значит, решил отступить с достоинством?

Будем считать: враг повержен. Признал поражение и в качестве извинения прислал расслабляющий подарок. Разумеется, в своей едкой манере.

Я медленно касаюсь воды, проводя пальцами по её поверхности, где пузырьки масла переливаются в свете магических сфер.

Через миг ухожу за высокую ширму, мягко отказываясь от помощи с купанием, и прошу служанку заняться постелью.

Стягиваю с себя платье.

За ширмой доносятся звуки: лёгкое шуршание ткани, звон застёжек, взмах сбрасываемого покрывала.

Когда вхожу в воду, она касается меня мягко, окутывает, как роскошное одеяло. Я закрываю глаза на секунду, позволяя теплу разлиться по телу. Откидываю голову, погружая волосы в ласковую глубину; тишина заливает уши, и мир становится глухим. Пузырьки масла ласкают кожу, разлетаются лёгкими бликами по поверхности, будто кто-то невидимый рисует круги.

Итак, лакей Вин назвал его «Ваше Величество»… Значит, он — император? Тот самый Сильрик? Или, может, правитель какой-то другой земли? За Пустошью начинается Империя перевёртышей. Чуть дальше — осколочные государства, где трон держится на крови и войне. Если Рик действительно связан с одним из этих тронов…

Я открываю глаза.

Это многое объяснило бы. И его власть, и манеру приказывать, и то, как он смотрит — будто оценивает.

Но если он все таки Сильрик Пламенорожденный, наш император… Тогда что он делает здесь? И почему скрывается под маской хранителя?

Я резко сажусь, вода с шумом разлетается в стороны.

Матушка… Она знает. Конечно, знает, кто он. Она ведь сама выбирает слуг и ведёт все счета этой крепости.

Вдруг перед глазами молниеносно всплывает наш разговор. Она тогда сказала, что горный воздух способствует зачатию. Я ещё удивилась — от кого я должна рожать, если у Каэля уже новая жена?

А что если… она хочет, чтобы я стала любовницей Императора?

Вот зачем меня сюда отправили.

Если это действительно случится, Каэль, конечно, не признает ребёнка.

Зато род Фавьен с радостью заберет его себе. Особенно если родится мальчик.

👑👑👑

✨ Пока новая глава готовится к публикации, приглашаю вас познакомиться с еще одной историей, участвующей в литмобе!

https://litnet.com/shrt/9rD6

11. Без рода и имени

Дорога сужается: из пыльной тропы в потрескавшиеся каменные плиты.

Под копытами моей лошади глухо стучит камень.

Над головой — старая арка, вздымающаяся к небу, как зубы древнего зверя.

Крепость уже близко. Она словно срослась с горой, не построена, а вырублена прямо в скале.

Громада из потемневшего камня, обвитая чем-то чёрным — будто сгоревшие лозы всё ещё цепляются за стены. Башни осели, некоторые крыши обвалились, часть бойниц зияет пустотой.

Я сглатываю.

Взгляд сам тянется вверх — к одной из башен. К той, что возвышается над остальными, будто хочет достать облаков. Узкая, вытянутая, непропорциональная — словно её достраивали в горячке.

Ага. Самая высокая точка.

Я оцениваю её, как оружие: взглядом, дыханием, инстинктом.

Да. Подойдёт. Для инициации.

Если только… если только я пойму, как разбудить магию.

Инициация… Слово красивое. Почти священное. Для тех, кто родился с драконьей кровью, это не просто ритуал. Это граница между телом и сутью. Между тем, кто ты есть, и тем, кем мог бы стать.

Когда я только попала в тело Аэлины, этот мир казался чудовищным. Всё в нём: кровь, принадлежность к роду, ритуалы — отталкивало.

Инициация? Тогда я считала её варварством. Прыжок в пропасть, чтобы проснулась магия? Безумие!

А сейчас…Сейчас я почти привыкла быть драконицей. Почти.

Может, в этом и причина?

Может, магия спит потому, что я — не она?

Может, настоящая Аэлина уже прошла бы свою инициацию.

А я просто… мешаю.

Нет. Должен быть шанс.

Когда-то, много веков назад, мы умели обращаться в драконов. Взмахнуть крыльями, извергнуть пламя, подняться над землёй — это было так же естественно, как дыхание. Магия была с нами с рождения.

Но теперь всё иначе.

Остались лишь драконьи крылья, которые выглядят как чистая магия. И чтобы обрести их, нам нужен удар. Потрясение. Что-то настолько сильное, что способно встряхнуть кровь до самых глубин.

Мы называем это инициацией.

Для большинства это — прыжок. Буквально. С высокой башни, с утёса, с обрыва. Шагнуть в пустоту — в никуда — в надежде, что крылья раскроются.

Первый полёт. Грациозный?

Нет. Кровавый, слепой, часто смертельный. Но именно в падении — когда внутри всё кричит: «я не хочу умирать» — магия просыпается. Потрясение будит её, как пламя будит золото в горне.

И если повезёт — ты полетишь.

А если нет…

Некоторые падают и разбиваются. Другие пытаются обмануть инстинкт.

Есть… альтернативный способ. Близость с другим драконом. Но не с кем попало — только с тем, с кем отмечено высокое совпадение истинности.

Это больше, чем физическая совместимость. Истинность — это когда души двух драконов отзываются друг на друга, как зеркало на свет. Такие пары называют истинными.

Показатель истинности определяется в храме, с помощью артефакта. Чем выше процент, тем сильнее связь: магии могут слиться, чувства — усилиться, а потомство — стать по-настоящему одарённым.

Истинные пары чувствуют друг друга даже на расстоянии. А в моменты близости между ними магия переплетается, как нити из одного пламени. На миг открывается связь, в которой энергии текут свободно: ты отдаёшь часть своей силы и получаешь силу другого.

С Каэлем у нас низкий процент. Почти на грани допустимого. Но у него чистая кровь, а это важнее. Гораздо важнее, чем какая-то там истинность.

Но когда истинность высока, близость способна разорвать внутреннюю оболочку. Магия тогда вырывается наружу — через кожу, через боль, через желание. И нет нужды в прыжке. Инициация пройдена.

Но это опасно. В такие моменты драконица уязвима.

Говорят, первые сутки после инициации — самые хрупкие. Магия ещё не осела в крови, не признала тебя окончательно. Тот, кто рядом, может либо усилить её… либо украсть. Не каждый хочет, чтобы ты взлетела.

Я не хочу зависеть. Ни от чужих рук, ни от чужой воли.

Большинство выбирают полёт. И я выберу его. Если уж мне суждено умереть, пусть это будет в небе.

👑👑👑

А вот свежая новиночка из нашего литмоба:

https://litnet.com/shrt/lBCr

20. Ложь в серебре

Медленно опускаюсь обратно в воду. Закрываю глаза. Мир снова глохнет.

Нет… Снова додумала лишнего. Это просто совпадение. Разве могла бы матушка поступить так со своим ребёнком?

Но внутри уже шевелится то самое гадкое ощущение — липкое, словно заноза под кожей: пока не болит, но уже не даёт покоя.

Я судорожно выдыхаю. Мне просто нужно перестать искать двойное дно во всём. Сильрик не стал бы прятаться в полуразвалившейся крепости, притворяясь хранителем и командуя слугами. Это же абсурд.

И всё же…

Я видела императора много раз, но особенно запомнился зимний бал в Цитадели. Когда Сильрик Пламенорожденный вошёл в зал, все разговоры стихли. Не из-за возгласа глашатая, а потому что одно его появление, одна лишь походка и взгляд несли в себе неоспоримую власть.

Высокий, в светлом костюме без лишнего блеска, с расстёгнутым воротом и перчатками, сжатыми в левой руке. Волосы цвета вороньего крыла, но в свете магических сфер на миг вспыхивало золото, как отражение костра в чёрном стекле.

Но в память врезалась не внешность, а походка: не шаги, а полновластное движение сквозь пространство. В каждом жесте чувствовалась спокойная, непоколебимая уверенность. Ни суеты, ни желания произвести впечатление. Только он и его путь.

Зал гудел от сдержанного шепота, но Сильрик Пламенорожденный не удостаивал никого взглядом. Ни одного лишнего движения. Только вперёд.

Но всё же в какой-то миг он обернулся. И посмотрел. Прямо в нашу с Каэлем сторону. И пусть это была иллюзия, созданная светом или воображением — но мне показалось, Сильрик посмотрел именно на меня. На долю секунды. Холодно и отстранённо.

Я помню, как у меня пересохло в горле, а Каэль вдруг прошептал:

— У него нет крыльев, а ведёт себя так, будто он полноправный дракон. Разве бескрылый может править нами?

Воспоминание развеялось.

Я потянулась к губке, густо намылила руку и медленно провела по ключицам.

Хелвар Каэрик Вейл взял имя Сильрик Пламенорождённый — в честь первого человеческого императора правящего после прихода драконов в этот мир.

Сильрик был младшим из Вейлов и взошёл на престол после того, как его брат отрёкся от короны, принес клятву Истоку и стал живым Законом Империи. О Сильрике всегда ходили слухи. Одни шептали, что он слаб. Другие говорили, что он слишком умен, чтобы открыто демонстрировать свою силу. Кто-то считал его недостойным трона, а кто-то — слишком хладнокровным для дракона. Его инициация проводилась втайне. Никому не известно, какие у него крылья. И есть ли они вообще.

Потому Совет давно заглядывается на трон. Их не устраивает, что Вейлы — не чистокровки. Да, они драконы, но в их жилах течёт человеческая кровь. Правда, никто не уточняет, насколько эта кровь одарённая. Вейлы столетиями брали в жёны исключительно тех, кто носил редкую магию. Неважно, человек или дракон: важна была сила. Даже у старшего Вейла, жена с магией воды, столь редкой, что её охраняют лучше, чем Цитадель.

А теперь я вспоминаю Рика. И сравниваю. Прямой взгляд. Властный голос. Слишком странная улыбка у этого хранителя. И слишком уж много совпадений…

Я медленно открываю глаза.

Пар уже начал рассеиваться.

Нет. Это невозможно.

Это только предположение. Но заноза уже пустила корни.

За ширмой вежливо покашливают.

— Всё готово, лиора. Постель свежая, — доносится голос служанки. — Я могу подать полотенце?

— Да, — отвечаю, поднимаясь. Вода стекает по коже ленивыми струйками, будто не желает отпускать.

Нужно просто отдохнуть. А потом разобраться. С собой. С Риком. С этим замком, в котором слишком много тайн и теней.

21. Ложь в серебре

Я просыпаюсь рано — не потому, что выспалась, а потому что спать на новом месте неудобно. Подушка слишком упругая, простыни пахнут чужими руками, а воздух в комнате будто слишком плотный.

Горничная появляется без звука, как будто ждала за дверью всю ночь. Она не задаёт лишних вопросов, просто помогает одеться — ловко застёгивает крючки на платье, расправляет складки, подаёт пояс, влажной тряпочкой убирает пыль с подола.

Прошу горничную распахнуть окна. Пусть в комнате станет чуть легче дышать, и отправляюсь на завтрак. Он подаётся в малой столовой.

Стол накрыт просто: каша, немного хлеба, травяной настой в стеклянном пузатом чайнике — трава внутри аккуратно расходится ровными лучами.

Я медленно ем.

Рика пока не видно, но это и хорошо. Сейчас я не готова вступать в словесную дуэль.

Экономка приходит, когда чай почти остыл. Она не хлопает дверью, не стучит каблуками, не склоняется в реверансе. Лишь короткий кивок — и она уже рядом, с толстой тетрадью в руках, в которую вложены аккуратно подписанные листы.

— Лиора Аэлина, — говорит она сдержанно, — меню на ближайшую неделю. Утверждено по старому образцу, с учётом запасов и условий хранения.

Она открывает тетрадь.

— Вот меню для крепости, — говорит она, протягивая записи. — Без изысков. Стол скудный, но нам хватает.

Я провожу взглядом по строчкам. Каша, суп из кореньев, подливка, хлеб. Иногда мясо — если повезёт с охотой или поставкой. Никаких сыров. Ни фруктов. И уж точно ничего, что могло бы напомнить о Цитадели, о приёмах, о статусе.

— Это и для меня?

— Пока да, лиора. Ваше прибытие не было запланировано. Соблюдаем общий режим.

— Хорошо, но важно чтобы вы поняли, — спокойно говорю. — Я здесь не гость. Завтрак — овсяная каша, немного мёда. Сухие ягоды, если есть. Чай… не только крапива. Добавьте мяту, чабрец. Может, лепестки арэны. Я хочу просыпаться с ощущением вкуса, а не будто пью отвар от головной боли.

Она делает пометки в тетради. Её рука дрожит едва заметно.

— На обед суп, — продолжаю я, — но не один и тот же. Варите с разными кореньями, добавляйте специи. Подавайте нормальный хлеб. И пусть раз в несколько дней будет что-то запечённое — тыква, репа. Пусть в меню будет виноград. Хотя бы сушёный.

Экономка едва заметно поднимает брови. Наверное, ожидала, что я затребую паровую рыбу в мёде или жемчужный бульон с водорослями.

— Думаю, это возможно, — говорит она.

— Ужин должен быть лёгким: отвар, немного хлеба, что-то простое, но сытное. Изысков не нужно, но подавайте отдельно, не вместе с общей раздачей. Я прошу не роскоши, а порядка.

Теперь экономка смотрит на меня прямо. Осторожность исчезла — в её взгляде читается внимание и сдержанное уважение.

— Вы действительно намерены взять всё в свои руки, — говорит она медленно, будто не уверена, нужно ли произносить это вслух.

— Я уже начала, — отвечаю. — С кухни.

Ставлю подпись под изменённым списком. Власть начинается не с приказов, а с утреннего чая и соли в супе.

Экономка собирает бумаги, но не уходит.

Мы бегло обсуждаем поставки: что придётся заказывать отдельно и сколько это будет стоить.

— И ещё одно. Как ест хранитель Рик? — уточняю я.

— Хранителю подаётся отдельно. По его распоряжению.

— Отныне он ест вместе со всеми, — говорю, поднимаясь из-за стола. — В столовой. Без особых подач и без личных блюд.

О да, хранитель будет в бешенстве. Представляю его выражение, когда он поймёт, что придётся есть кашу с остальными. Но пусть злится — играть свою роль ему всё равно придётся.А я тем временем съезжу в банк, узнать сколько на каплекарте, выданной матушкой. Правда, ехать придётся в Вольный город.

👑👑👑

А я продолжаю делиться с вами историями из нашего литмоба:

https://litnet.com/shrt/9lni

22. Ложь в серебре

Прошу экономку распорядиться: запрячь элементальную лошадь и выделить дозорного для охраны. Окрестности я немного помню — с того раза, когда была здесь с отцом.

Экономка Лавейл кивает. Я же сжимаю руку в кулак: пусть лучше подумают, что я дерзкая, чем заметят, как мои пальцы дрожат.

Возвращаюсь в свою временную комнату, забираю папку с документами. Каплекарту надеваю на шею — у пластины сбоку прикреплена цепочка, так её удобнее держать при себе.

Когда спускаюсь и выхожу из замка, элементальная лошадь уже стоит посреди двора. Земляная. Её копыта блестят, словно отполированный камень. Грива спутана пыльными завитками. Лошадь фыркает и нетерпеливо стучит ногой.

Но взгляд тут же останавливается на седле. Узкое, вычурное, с боковой лукой. И откуда оно взялось в этом забытом месте? Красивое, конечно, только далеко на таком не уедешь.

— Это кто поставил? — тихо спрашиваю.

Конюший, подняв глаза, мнётся:

— Так… полагается, лиора. Нашёл для вас лучшее.

Я качаю головой:

— Спасибо. Но, пожалуйста, замените его на обычное.

Он кивает и тут же уходит. Я снова сжимаю пальцы. Пусть дрожат. Главное — не голос.

Ехать по пустоши боком неудобно и глупо. Приличия тут никому не нужны. Здесь важно не упасть, а если нападут — найти способ выжить.

Пока вышла заминка, я помещаю документы в седельную сумку. Краем глаза замечаю, как конюший вместе с помощником подносят обычное седло.

Отвлекаюсь всего на мгновение — и не замечаю, откуда взялся лакей Вин. Но он уже рядом, желает доброго утра и улыбается.

— Готово, — говорит конюший, и я благодарно киваю.

Пока я взбираюсь на лошадь, в одном из верхних окон едва заметно колышутся занавески. Словно кто-то следит. Почему-то сразу думаю о Рике. Я отвожу взгляд и обращаюсь к Вину — тот улыбается ещё шире, будто ждал, когда я заговорю.

— А разве у тебя нет дел в крепости?

— Так хранитель приказал вас сопровождать, — отвечает он. — Если понадобится что-то донести или… ну, всё такое.

Рядом с нами маячит мрачный дозорный.

Вздыхаю, но спорить не стану. По дороге постараюсь выспросить у парня побольше о Рике.

Трогаемся нашим маленьким караваном. Выезжаем через главные ворота, дорога огибает часть замка и спускается между двумя горными склонами. Впереди лежит небольшой городок — приграничная земля крепости, а за ним, на пустыре, начинается Вольный город.

Я бывала там всего один раз, тогда с отцом. Он заезжал в банк, а я просто молча следовала за ним, стараясь запомнить дорогу.

Немного замедляю шаг лошади, чтобы поравняться с Вином.

— Ты ведь был в Вольном городе? — спрашиваю.

— Конечно, лиора, — с готовностью отвечает он. — Не раз. Правда, я его не люблю. Шумно, пыльно, лезут в душу. И смотреть в глаза не умеют — сразу в кошель.

Он усмехается, но в голосе чувствуется осторожность.

— А банк? Что ты знаешь о нём?

— Банк как банк. Главное — ни с кем не ругаться. Зашёл — вышел. А то город кишит мародёрами, — бормочет Вин, стараясь звучать беспечно.

Чуть склоняю голову. Может, я ошибаюсь и он действительно император, но не нашей Империи. Один из тех, что правят за Пустошью.

— А хранитель Рик часто туда ездит? — интересуюсь.

— Не очень, — бормочет Вин. — То есть… почти никогда. Он держится от города подальше.

— Интересно, — говорю рассеянно. — А у него ведь должен быть счёт? Или несколько?

— Я… я не знаю, — торопливо отвечает Вин.

— Но он же Вейл. А значит, богат, — бросаю я и вижу, как он вздрагивает. Кажется, я попала в точку.

— П-почему вы так решили? Это... ошибка. Честно.

— Но ты ведь назвал его "Ваше Величество". Ну, почти назвал.

— Я... я оговорился. Вы важная... он тоже... Я просто запутался. Сказал не то.

Разворачиваю лошадь чуть вбок и преграждаю ему путь. Смотрю прямо, спокойно, но твёрдо:

— Скажи правду, Вин. Прямо сейчас.

23. Ложь в серебре

— Скажи, — повторяю.

Мой голос звучит спокойнее, чем я ожидаю:

— Он Вейл?

Вин сглатывает. Его лицо бледнеет, в глазах мелькает страх.

— Я… я правда оговорился…

— Лиора Аэлина, — внезапно перебивает голос дозорного. — Посмотрите вверх.

Вскидываю голову. На одном из уступов, чуть выше полосы камней и сухих кустов, различаю две тёмные фигуры. Они стоят неподвижно.

— Не наши, — говорит дозорный. — Лучше пройти галопом открытую местность.

Киваю. Повезло тебе, Вин. Но я всё равно узнаю, кто такой Рик на самом деле.

Пускаемся вскачь. Сначала я даже наслаждаюсь ветром в лицо, он свистит в ушах и сбивает лишние мысли. Но вскоре после того, как мы минуем городок, мышцы начинают ныть, а от тряски жжёт ниже спины. Каждая выбоина отзывается в теле. Спасает лишь то, что лошади магические и проходят путь втрое быстрее обычных.

Подаю знак замедлиться, но дозорный лишь качает головой и показывает вперёд.

Я сжимаю зубы. Спустя несколько минут меня всё же отвлекает вид: скалы расходятся, и вдали открывается город с искусственными водоисточниками и пятнами зелени. Но доехать до Вольного города не успеваем.

Впереди, в пыльной дымке, появляются силуэты. Объехать их невозможно.

Дозорный поднимает руку, сбавляя скорость.

Я щурюсь — сердце замирает. Эшафот? Что за средневековье?

Ветер доносит до меня приглушённую ругань дозорного. Вин копается под плащом, и на мгновение я замечаю, как задирается рукав. На коже — чёткая вязь золотых рун. Техно-артефакт. Дорогой. Откуда у обычного лакея такая вещь?

Жаль времени на расспросы нет. Приходится дернуть за поводья и перевести лошадь на шаг.

Пыль рассеивается. И вправду, по правую сторону мы проезжаем импровизированный эшафот — грубо сколоченную деревянную платформу с перекладиной, к которой уже привязаны верёвки.

Трое до зубов вооружённых мародёров стоят рядом. Один вертит в пальцах круглый, светящийся артефакт. Второй держит верёвку, на другом конце которой — связанная девушка. У третьего во рту торчит сухая травинка.

За платформой мужчины и женщины. Все в пыли, в лохмотьях. У кого-то связаны руки, кто-то просто стоит с опущенной головой. Один старик сидит прямо на земле. Кто-то шепчет молитвы.

А напротив, словно перед сценой, на груде деревянных ящиков восседает мой недавний знакомый — Саар Аль’Саэн. Он выглядит как зритель или режиссёр жестокого спектакля.

Насыпь прямо на дороге, её не объехать. Путь будто нарочно забаррикадирован.

— Что за… — шепчет дозорный, но его голос тонет в шуме ветра.

Мародёр резко дёргает за верёвку, и девушка почти падает на него. Он ловит её, тянет за волосы вверх, будто демонстрирует трофей.

Саар довольно хмыкает и небрежно что-то бросает одному из своих, точно кидает кость собаке.

Я не могу отвести от Саара взгляда. Он сидит на ящиках, развалившись, как на троне. Его золотистые волосы стянуты назад и перевязаны тонкой лентой, на коленях перчатки из дорогой кожи.

Он делает вид, что не обращает на нас внимания, но я точно знаю: Саар всё видел с самого начала.

Я медленно спешиваюсь. Мои спутники тоже: дозорный и Вин встают чуть впереди, заслоняя меня.

— Доброго дня, милая, — тянет Саар, как только мы подходим ближе. — А что за идиотский конвой? Ты что, на прогулке? Эти земли опасны, — он поднимается, осторожно балансируя на ящике, и мгновенно спрыгивает, оказываясь рядом. — Где твой песик-хранитель? От него хотя бы есть толк: он кусается.

Двое мародёров подходят ближе, и мои спутники отступают. Я не двигаюсь. Только приподнимаю бровь.

— День добрый, шайр, — отвечаю. — Нам бы хотелось проехать, только вот вы мне мешаете.

— Я? Мешаю? — Он вскидывает брови, будто не верит, что его осмелились обвинить. Но в глазах пляшет откровенное веселье.

— Да, вы.

Саар обходит меня, внимательно осматривает, потом улыбается.

— Дерзишь, милая? Только вот я слышу, как у тебя сердце бьётся, как у пойманной птички.

— Это от скуки. Вы слишком долго подбираете остроту, — парирую я. Но он прав: сердце стучит в ушах, как барабан на казни.

Аль’Саэн щурится, в его взгляде появляется блеск: насмешка, наслаждение, нечто безумное и… красивое. Как солнце, отбивающее свет от лезвия.

— Ну, раз скучаешь… — медленно говорит Саар. — Может, я развлеку тебя.

Он делает жест рукой.

👑👑👑

Девочки, завтра принесу визуалы Саара — выберем его большинством. А пока знакомьтесь: ещё одна история нашего литмоба:

https://litnet.com/shrt/99UH

24. Проси

Его ленивый жест мгновенно приводит в движение всех мародёров. У двоих в руках вспыхивают хлысты, сотканные из магии, дрожащие в воздухе, как затаившиеся змеи. Нет, они не касаются плоти. Их используют для запугивания. Хватает минуты, чтобы расставить людей напротив петли. Секунды достаточно, чтобы дать понять: вздёрнуть могут в любой момент.

— Святая Аквария... — выдыхает Вин у меня за спиной.

— Он кнаэр Вольного города, — шепчет дозорный. — С ним не стоит воевать. Лучше договориться.

Кнаэр — это как император. Вольные города независимы друг от друга и различаются только именем владыки.

— Боюсь, вы правы, — тихо отвечаю я.

Мародёр с верёвкой подходит ближе и дёргает её так резко, что девушка на другом конце падает на колени перед Сааром, поднимает взгляд — в её глазах застывший ужас.

Аль’Саэн наклоняется, берёт её за подбородок и плавно запрокидывает голову, будто изучает дорогую игрушку.

— У неё красивый голос, — говорит он. — Я почти поддался искушению сделать из него артефакт. Представь: голос, звучащий только для тебя. Как музыкальная шкатулка.

Он выпрямляется и смотрит на меня с интересом.

В груди всё сжимается. Лёгкость, с которой дракон говорит о живых людях, вызывает отвращение. Но Саар не отворачивается. Он как будто смакует мою реакцию, дожидается, впитывает её.

— Вы не можете так поступать с живыми людьми, — произношу я, не отводя взгляда от эшафота. — Это чудовищно. Разве вы сами этого не видите?

— А если они воры? — он указывает на девушку, потом на старика. — Или дезертиры? Помощники чужаков?

— Тем более, — отвечаю. — Отправьте их на работу. Пусть трудятся на благо города. Вы ведь достаточно умны, чтобы это понимать, шайр. Эти пленники могут пригодиться.

— Их слишком много, милая. Каждую неделю новые лица. — Он прищуривается. — Они лишние. На них не рассчитаны наши запасы. А мое терпение не вечно.

— Вы называете их преступниками только потому, что на них не хватает воды. Но жажда не делает человека врагом. Они тоже хотят жить.

Дракон усмехается и, не глядя, кладёт ладонь на голову девушки. Та едва заметно вздрагивает. Не от страха, а из-за унижения.

— Значит, добрая? — спрашивает он.

— Нет. Справедливая.

— Ты хотела бы их спасти? Всех?

— Да.

— Тогда попроси, — в его голосе проступает бархатистая вкрадчивость, словно он ласкает словами, но от этого только холоднее.— Попроси и я отпущу их. Всех. Но не просто так.

— Что вы хотите?

Он подходит ближе. Совсем близко. Его дыхание касается кожи.

— Тебя.

На секунду мир замирает. Даже ветер затихает.

— Это невозможно. Я замужем за генералом Ретьеном, — отвечаю. Никогда не думала, что имя Каэля может звучать как защита.

Саар усмехается, чуть наклонив голову:

— И что? Разве я звал тебя замуж, милая? Я всего лишь предложил сделку.

— Это плохая сделка.

— Почему? Потому что тебе страшно? Или потому что интересно?

Он изучает меня.

— Ты дрожишь, — наконец шепчет Саар. — Думаешь, я последний мерзавец?

Не отвечаю.

— Я всего лишь пригласил на чай.

Аль’Саэн перебирает мои волосы, медленно скользя ладонью к затылку.

— Так не бойся меня. Хотя нет… бойся.

Его голос становится шелковым.

— Но только в моей постели. Там тебе позволено всё... даже забыть, кто сильнее.

Я собираюсь ответить, но он тут же прижимает два пальца к моим губам.

— Давай так. Можешь взять этих людей. Я знаю, твоему пёсику-хранителю не хватает рук. А это всё же ресурс. Дарю. Взамен просто чай. Согласна?

Визуал: Саар

Пора выбрать визуал — останется тот, кто соберёт больше голосов.

Элементальный конь сбежал в портал :( Так что сегодня на артах просто конь :))

1

2

3

4

25. Проси

Я поднимаю взгляд. Внутри всё бурлит: гнев, стыд. Хочется уколоть, бросить в ответ хоть слово — но я лишь пытаюсь унять сердцебиение.

Да, эти земли правда опасны. Пожалуй, тут стоит передвигаться с личной армией.

— Только чай. Не более, — наконец отвечаю я.

Никто и представить себе не может, как тяжело дался этот ответ. Хочется выдохнуть, но даже воздух даётся с боем. Чувствую, как Саар затягивает петлю уже на мне. Только верёвка из вежливости, улыбок и чая. Но если я скажу «нет» — он их повесит. У меня на глазах.

Саар вскидывает бровь, и я понимаю, чего он хочет.

— Пожалуйста, шайр. Отпусти этих людей, — говорю громко.

Вин молчит, но я ловлю его взгляд — не жалость. Уважение. Он понял, чего мне стоил «чай» и «пожалуйста».

— Все слышали? — ласково произносит Саар. — Моя шайра попросила. Значит, сегодня будет спектакль с открытым финалом.

Он щёлкает пальцами.

Мгновение — и хлысты исчезают, как будто их никогда не существовало. Верёвки падают, словно развязались сами.

Старик тихо рыдает. Женщина оседает на деревянный настил, прямо под виселицей, не пытаясь встать, словно не верит, что осталась жива.

Ломают не болью, а страхом, и Саар знает это лучше всех.

— Вам повезло. Сегодня. — Дракон обводит взглядом пленных. — Но если кто-то из вас предаст мою шайру… я закончу начатое. Ясно?

— Да, — раздаётся со всех сторон.

— Спасибо, — шепчет кто-то срывающимся голосом.

Я встречаю взгляд Саара. Он улыбается: весело, с ноткой безумия.

— Этих в крепость, — приказывает он одному из своих. Затем оборачивается ко мне: — Куда тебе, милая?

— В банк, — едва слышно отвечаю.

— Проводишь, — кивает Саар тому, кто всё ещё жуёт травинку. — Только пусть выдадут всё за один визит. Моя личная рекомендация. А потом… я жду её в чайной. Восточной. Пусть выберет аромат сама.

Саар снова щёлкает пальцами. Вспышка вырывается из кончиков, в воздухе рождается остроугольная руна. Она зависает, дрожит и взрывается. Пламя охватывает ящики, пожирая дерево без дыма.

Жар обдаёт моё лицо.

Через секунду от ящиков остаётся лишь чёрный пепел.

— Прошу, милая, — Саар склоняет голову, едва заметно. — Я больше не мешаю.

Возвращаюсь к лошади, ощущая на себе взгляд дракона. Позади тихо шелестит сбруя, мои спутники тоже садятся в седло.

Путь до города занимает меньше получаса, но мне кажется, что скачем целую вечность. Ветер сушит губы, из-под копыт вырываются струи пыли, а мысли не отпускают.

Моя шайра…

Саар сказал это так, будто уже меня пометил. А если он решит, что я действительно принадлежу ему?

А вдруг однажды я соглашусь?..

Ну уж нет. Я что, совсем с ума сошла?

Мы въезжаем в город с южной стороны, минуя торговые палатки и ряды с выцветшими навесами. Стараюсь больше не думать о мародёре. Он слишком легко проникает в мысли.

Воздух здесь плотный, насыщенный ароматами: сандал, жжёные травы, специи и что-то горькое.

Вин ёрзает в седле, бросая настороженные взгляды по сторонам.

— Не нравится мне тут, — бормочет он, скорее себе, чем мне.

Не отвечаю. Но, пожалуй, он прав. Город давит: шумом, запахами, напряжением под кожей. Я тоже чувствую себя неуютно.

Добираемся до перекрёстка. Я оглядываюсь, и в этот момент мародёр лениво указывает:

— Вон туда.

Мы сворачиваем вправо. Здание банка выделяется среди остальных — не пышностью, а выверенной симметрией: белый камень, серебряные колонны. Я спешиваюсь и быстрым шагом направляюсь к двойным дверям.

👑👑👑

🌟 Спасибо всем за участие в голосовании и ваши комментарии! Вы не представляете, как приятно видеть такую активность и живой интерес к Саару (да-да, он доволен)🐉

Результаты голосования:

🔹 №1 — 24 голоса
🔸 №2 — 4 голоса
🔹 №3 — 2 голоса
🔸 №4 — 12 голосов

👑👑👑

📖 История из нашего литмоба, которую вы точно не забудете!

https://litnet.com/shrt/9hlW

26. Проси

Банк встречает тишиной. Здесь странно спокойно, как в музее: звук шагов гаснет под высокими сводами, свет ложится на пол ровными квадратами через витражи, а воздух пахнет дорогой бумагой.

— Номер каплекарты, род, цель визита? — не поднимая глаз, спрашивает женщина за стойкой.

— Три-девять-четыре. Лиора Аэлина Р’алтея. Запрос к семейным реестрам рода Фавьен, — отчеканиваю я, протягивая серебристую пластину с рунной вязью.

Каплекарта вспыхивает, магический свет отбрасывает вязь на мрамор.

Та даже бровью не ведёт.

— Запрос по реестру требует одобрения главы банка. Или письменного разрешения владельца основного счёта. Срок ожидания — от трёх дней.

Я едва сдерживаюсь, чтобы не выругаться вслух.

— Мне просто нужно…

— Пожалуйста, дождитесь, — перебивает она, выуживая из-под стойки тонкую бумажку. — Вот талон. Очередь на подачу заявлений в окно три.

Я беру его. На пергаменте сияет бледная надпись:

«Дата приёма: 17-е. Время: по готовности окна».

— Но это же через пять дней. Послушайте, не могу ли я подать запрос сегодня?

— Регистрация по талонам, оформленным заранее, — с вежливой усталостью поясняет женщина. — Кристалл уже зафиксировал ваш запрос. Повтор невозможен.

И в этот момент распахиваются двери. Заходит мародёр, тот самый, с травинкой в зубах. В руках у него моя папка. Он неторопливо проходит к стойке и склоняется к работнице банка:

— Кнаэр просил передать, что шайра под его личной защитой, — говорит спокойно. — И вот.

Мародер разворачивается ко мне, протягивая папку:

— Ваши документы. Нашёл в седельной сумке.

Принимаю папку и без слов отдаю её работнице. Я не забыла. Просто доставать их раньше было преждевременно. Как и мой мир, драконий оказался до смешного бюрократичным.

Женщина за стойкой бледнеет. Резко встаёт, нажимает на сферу вызова. Мои бумаги тут же исчезают из её рук, подхваченные кем-то из ассистентов.

Здание просыпается. Служащие снуют туда-сюда, кто-то зовёт смотрителя счёта, кто-то бежит за чаем.

— Прошу прощения за задержку, шайра! Это недоразумение, — бормочет женщина. — Каплекарта подтверждена. Уже оформляется полный доступ к реестрам. Подайте кресло, — торопливо велит она кому-то. — Нет, два кресла. Мягких. И с подлокотниками.

К одному из витражей выкатывают роскошное кресло с бархатной обивкой, рядом ставят столик с подносом лимонной воды. Второе кресло устанавливают чуть поодаль, словно я прибыла не одна, а во главе делегации.

Опускаюсь в кресло, поправляю подол платья, и впервые позволяю себе хоть немного расслабиться.

— Хотите чай? Освежитель? Увлажнение воздуха? — подходит юноша-ассистент. В одной руке у него пузатый заварочный чайник, в другой — магическая сфера, от которой веет мятой.

Я качаю головой и поворачиваюсь к мародёру.

Он уже устраивается во втором кресле, закидывает ногу на ногу и, не переставая жевать свою травинку, с видом знатока разглядывает витраж. Поймав мой взгляд, мародёр подмигивает — будто всё это вовсе не заслуга его хозяина. А между тем, одного упоминания Саара оказалось достаточно, чтобы глухая крепость бюрократии вмиг обернулась королевским приёмом.

Через минуту появляется плотный мужчина в строгом пиджаке и тщательно отглаженных штанах, со значком в виде трёх капель на лацкане. Мужчина лоснится от пота и то и дело вытирает лысину носовым платком.

— Шайра, прошу. Банковская выписка по основному счёту. Перевод от дома Фавьен зачислен.

Он почтительно протягивает документ.

— Благодарю, — произношу ровно. — Это всё, что нужно.

Мои пальцы невольно сжимаются на бумаге, пока я читаю.

Состояние счёта: 1200 капель.

Основание перевода: «Прощальное пособие».

Дополнительные пометки: дальнейшее финансирование не предусмотрено.

Тысяча двести? Прощальное пособие? Как будто я не дочь, а списанная служанка.

Медленно складываю лист. Хотя хочется разорвать его и швырнуть прямо здесь, под ноги. Содержание обычной крепости в месяц обходится в две тысячи сто капель. У меня же чуть больше половины.

27. Проси

Но дело сделано. Средства уже на каплекарте. Теперь нужно срочно заняться обеспечением: изучить крепость — вдруг на её землях найдутся ресурсы, пригодные к продаже.

Я поднимаюсь с кресла и благодарю смотрителя счёта.

Тем временем мародёру приносят пару документов. Он важно сворачивает их и убирает во внутренний карман.

Спустя десять минут мы уже идём по городу. По пути сопровождающий замечает, что моих людей устроили в гостинице у чайной. Значит, придётся пройтись.

Чайная возникает впереди. В её силуэте есть что-то восточное: резные арки, изогнутая крыша, мягкий свет из узорчатых окон. Стены выкрашены в цвет сливочной глины, по ним вьётся бронзовая вязь. У входа парят две золотые сферы, медленно вращаясь в воздухе.

Как только мы пересекаем порог, всё вокруг меняется. Пространство будто приглушает шаги, голоса, мысли. Меня ведут по коридору, наполненному тяжёлым ароматом благовоний: лаванда, сандал, мирра. На полу лежат тёмно-зелёные ковры, стены выложены мозаикой: охотники, драконы, виноградные лозы.

Зал, в который меня вводят, слишком изыскан для простой чайной — но вполне соответствует вкусу Саара: просторный, с приглушённым светом витражей. Даже в полдень здесь царит полумрак, словно в храме или спальне.

Вместо стульев лежат вышитые подушки, разложенные по кругу. Я опускаюсь на одну у низкого стола из тёмного лакированного дерева, чувствуя, как пол чуть пружинит под коврами.

— Шайра, по традиции, выбор аромата за вами, — говорит мародёр.

Рассматриваю стол: на нём стеклянный сервиз и несколько миниатюрных флаконов: янтарный, дымчатый, тёмно-зелёный, рубиновый, бледно-серый и лазурный. Каждый ярко пульсирует, словно внутри заперт крошечный дух.

Я тянусь к лазурной — но пальцы касаются рубиновой. Поверхность флакона тёплая, почти как кожа. Сердце замирает.

Почему именно эта?

Не знаю. Но всё же медленно откручиваю крышку. Изнутри поднимается аромат: пряный, дерзкий, с каплей горечи.

— Хороший выбор, милая, — раздаётся за спиной голос Саара. Он ступает бесшумно, как кот. Через мгновение оказывается напротив. Теперь на нём тёмная туника с узором в виде драконьих чешуек, тонкий плащ из полупрозрачной ткани спадает с плеч, словно дым.

Легкий жест рукой и над столом мерцает золотая руна. Аромат, выбранный мной, сам вливается в чай.

— Ритуальный рубиновый — чай привилегий. Его выбирают интуитивно. Принимают в особых случаях. И с особыми людьми. Признаться, я ждал, что вы предпочтёте лазурный, — продолжает он. — Освежающий, лёгкий… безопасный.

Чашки наполняются без звука, будто сами.

— Безопасность? С вами? Звучит как шутка, — парирую я.

Саар смеется.

Мародёр протягивает свернутые листы бумаги, кланяется и оставляет нас наедине.

— Пейте, милая. — Дракон указывает на чашку и принимается просматривать бумаги. Быстро пробегает по ним глазами, чертит руну — листы вспыхивают и оседают пеплом на пол.

Я не шевелюсь, руки на коленях. Упрямо гляжу на Саара.

— Думаете, я вас отравлю? — в его голосе усмешка. Он отпивает первым — медленно, демонстративно спокойно, а потом ставит чашку и складывает пальцы в замок: — Видите, милая? Просто чай. Надо признать, вы держитесь уверенно. Не дрожите. Даже интересно, надолго ли вас хватит. Это слегка раздражает… но любопытно.

— А меня раздражает, — я прищуриваюсь, — что вы устраиваете спектакли с петлями. Но я держу лицо.

— Прекрасно. Мы оба не в восторге от методов друг друга. Но, полагаю, вы понимаете, зачем я устроил приём?

— Предположу… не ради чая.

— Нет. Ради удовольствия. Моего, — он говорит лениво, словно заранее уверен в моей капитуляции. — И вашего тоже. Условия просты. Я предложу вам всё, что у меня есть: ресурсы, влияние, покровительство. Хотите перестроить свою крепость? Легко. Я умею быть щедрым, если мне интересно. А в ответ попрошу сущую мелочь: ваше… расположение.

👑👑👑

А вот и последняя история из нашего литмоба. Не пропустите!

https://litnet.com/shrt/9VnC

28. Добро пожаловать домой

Я не двигаюсь. Воздух будто застрял в горле.

— Вы предлагаете… содержание? — мой голос звучит тише, чем хотелось бы, но я быстро беру себя в руки и добавляю холодную нотку: — Серьезно?

Дракон склоняет голову чуть вбок, будто не ожидал такой формулировки.

— Нет, я предлагаю сделку, — тянет он мягко.— Без принуждения.

Его взгляд скользит, как прикосновение.

Я замираю, но не от смущения. Внутри всё вспыхивает, как сухой порох. Хочется плеснуть ему в лицо чай, просто чтобы увидеть, как горячая жидкость стечёт по самодовольной ухмылке.

— А если я откажусь? — спрашиваю, подавляя глупую фантазию с чаем.

— Конечно. Откажитесь. Упрямство — редкий дар. Особенно, когда от него мрут ваши люди. Но не переживайте, милая, ваша гордость их наверняка согреет. Вы будете сражаться за каждую каплю воды и каждую подачку от Вольного города. Это тоже выбор. Только менее... приятный. Я не глуп, Аэлина. Но, полагаю, вы уже поняли: сила здесь не в титуле и не в каплях. Она в том, кто решает, куда потечёт поток. Я всего лишь предлагаю не тонуть в одиночестве. Пока у вас есть… ценность. А с вами, как ни странно, ценность имеет и ваша земля. Я не из тех, кто упускает возможность совместить приятное с выгодным.

— Вы хотите купить меня, шайр? В комплекте с землёй? — сжимаю пальцы на ручке чашки. Аэлина? Он не мог знать… Я ведь не называла своё имя.

— Покупают вещь. А я предлагаю стать моей… любимицей. Пока вы мне не наскучите, разумеется. Но, зная вас... — Саар склоняется ближе, голос становится тише, теплее, почти бархатным, — думаю, это случится не скоро.

— Вы уверены, что вам нужно именно это? Драконица, вынужденная быть рядом с вами? Та, что вас ненавидит?

— Ненависть? Забавно. Обычно так говорят те, кто уже думает о том, как бы это было — поддаться, — парирует он. — Только вслух себе не признаются.

Я не спешу с ответом. Просто тянусь к чашке и наблюдаю, как в ней медленно колышется тёмная жидкость.

— А если я соглашусь… — начинаю.

— Тогда вы получите то, чего никогда не получали, — перебивает он.

— Всех остальных дракониц вы уговаривали так же?

— Не всех. Только тех, кто был того достоин, — Саар улыбается, но глаза остаются холодными.

Делаю глоток.

— Нет, — говорю холодно,— я не согласна.

Он не отвечает сразу. То ли не понял, то ли не поверил. А может, просто даёт шанс передумать.

— Нет? — медленно переспрашивает Саар, приподнимая бровь.

— Я не продаюсь. Ни за защиту, ни за влияние. Ни за чай. И я не ваша, шайр. И не буду.

Саар лениво отставляет чашку. Лицо его по-прежнему спокойно. Только пальцы сжимают край стола чуть сильнее, чем нужно.

— Вы упрямы, — тихо произносит он. — Очаровательны в своей глупой смелости.

— А вы слишком привыкли, что все склоняются, как только вы щёлкаете пальцами. Но я — не из них.

— Прекрасно. Мне особенно нравятся такие, как вы. Они обычно долго играют в отказ... а потом всё равно сдаются.

— Тогда вам придётся разочароваться. — Я поднимаюсь. — Спасибо за чай. Он был… поучителен.

— Пусть будет так, Аэлина.

— Откуда вы знаете, как меня зовут? — вырывается у меня.

— Разве мой помощник не был при вас? Теперь я знаю многое. Например, как дёшево оценили те, кто называет себя вашей семьёй.

Похоже, в банке мародёру передали копии моих бумаг. Саар их прочёл… и сжёг.

— Даже если бы мне не дали ни одной капли, я бы всё равно не согласилась. — Я сжимаю губы. Хочется добавить что-то ещё. Но зачем? Он этого только и ждёт.

— Великие слова, — усмехается Саар. — Особенно от драконицы, за которую род не выторговал даже пошлину за Южный мост. Дали 1200 капель? Прекрасно. Только вот эта самая пошлина обходится в полторы тысячи. Вас оценили дешевле, чем доставка трёх бочек вина. Так что вы всё равно придёте, милая, и будете просить. Это вопрос времени. И не только ради себя. Уж слишком многое спрятано под вашей крепостью. Идите, пока я всё ещё позволяю. Этот чай мне наскучил.

29. Добро пожаловать домой

Я просто разворачиваюсь и выхожу, хотя ощущаю взгляд Саара в спину. У выхода уже ждут Вин и дозорный. Моя лошадь готова. В одно движение я запрыгиваю в седло, стремясь избавиться от раздражения, и пришпориваю магическое существо. Быстро ехать не получается: городские улицы узкие и людные. Хочется сорваться в галоп, но приходится двигаться шагом.

Вин старается держаться подальше, чтобы я снова не начала его расспрашивать, но сейчас мне не до него.

Когда выезжаем из города, злость уже утихает. Всю дорогу я думаю о землях: если Саар их хочет, значит, там что-то есть. Выходит, мне нужны старые записи. Карты. И доступ в библиотеку.

Стоит нам въехать во внутренний двор моей крепости, я спрыгиваю с лошади, и конюх тут же подхватывает узду. За время поездки в Вольный город я успела устать, вымотаться и проголодаться, поэтому сразу иду в свои покои чтобы переодеться.

Быстро рисую временную руну на двери новой комнаты и замираю. Она не поддаётся.

— Что за... — шепчу.

Повторяю, уже медленнее. Бесполезно.

Сзади раздаётся осторожное покашливание.

Оборачиваюсь.

У стены мнётся та самая юная горничная, которую Рик прислал вместе с ванной.

— Лиора Аэлина, простите, — говорит она несмело. — Хранитель велел перенести ваши вещи…

— Куда? — моргаю, чувствуя, как внутри поднимается обжигающая волна. И вдруг понимаю. Я подхватываю подол и бегу к лестнице. На третий этаж влетаю без остановки и сразу к той самой комнате: унылой, в которую Рик привёл меня в первый раз.

Дверь приоткрыта. Мой чемодан стоит на кровати, рядом аккуратно сложена гора одеял.

Зелёное платье висит на спинке кресла, напоминая о том вечере, когда я развесила одежду в его комнате. Синий лиф он положил на стул — ровно, с демонстративной щепетильностью.

Вот негодяй.

Подлец.

Хитрый, мстительный дракон.

Ну всё, пора переходить к боевым действиям. Если он всерьёз думает, что я останусь здесь, даже несмотря на чистое зеркало, свежую постель и искусственные цветы на столике, он сильно ошибается.

Хватаю платье, сжимаю в кулаке, швыряю в чемодан.

Лиф летит следом.

Щелчок. Чемодан захлопывается. Я оставляю его тут же. Потом заберу.

Вылетаю из комнаты, спускаюсь на второй этаж к хозяйским покоям. Как и следовало ожидать, они закрыты.

Замечаю Асту и прошу позвать рунника. Раз уж он открыл покои Рика, пусть откроет и эти.

Стою у двери, злясь всё больше. Под пальцами старая древесина, сухая, шершавая, слегка царапает кожу. Коробка покосилась, местами отходит от стены.

Я опускаю руку и прислоняюсь плечом к косяку. Камень холодит сквозь ткань.

Где-то вдали слышится скрип. То ли половица, то ли шаги. Я замираю, выпрямляюсь. Прислушиваюсь. За спиной ощущаю лёгкое движение воздуха.

— Чем могу помочь, лиора? — доносится голос Талвина.

Я вздрагиваю и тут же отступаю в сторону:

— Откройте дверь. Это приказ.

Рунник кивает и подходит ближе. Несколько раз проводит ладонью по дверному полотну. Брови у него постепенно сдвигаются.

— Простите, лиора. Здесь действительно сложный рунный рисунок. Очень... необычный. Это магия высокого уровня. С такой я сталкивался в Цитадели, ещё будучи учеником. Но открыть эту дверь... боюсь, не смогу.

Я прищуриваюсь. Неужели и правда не может? Или просто подыгрывает Рику?

Но лицо у Талвина слишком открытое, даже немного растерянное.

— Хотя... Должен быть способ, — бормочет он, машинально поглаживая подбородок. — Сейчас…

Талвин уходит, а я остаюсь. Смотрю на дверь.

Руна влияет на замок, ручку и заходит на дверной проём. Но... стена здесь не участвует. Только коробка.

Если её снять — выдрать целиком, как гнилой зуб — руна не сработает.

Я снова провожу рукой по дереву. Пальцы нащупывают крошечный зазор — щель у петли. Кто-то вбивал эти крепления в спешке. Притом давно. Если бы у меня была монтировка... Или хотя бы двое мужчин с плечами пошире…

Усмехаюсь про себя. Ну что ж, будет громко. Зато действенно. И, главное, болезненно для чьего-то раздутого эго.

30. Добро пожаловать домой

Талвина всё ещё нет, и я быстро направляюсь к лестнице, но не успеваю спуститься — навстречу поднимается экономка Лавейл. Завидев меня, она вдруг улыбается:

— Лиора Аэлина, а я как раз вас искала, — говорит она.

Делаю пару шагов назад, дожидаясь, пока она поднимется ко мне.

— Я вам так благодарна, — начинает экономка с жаром, и я хмурюсь: благодарности от неё не ожидала. — Вы такая молодец, лиора. Только появились, а уже столько рабочих рук нашли! Ваших людей я устроила. Всего шестеро: три девушки и три мужчины. Слава свету, среди них строители — ну прямо как по заказу! Особенно теперь, когда северное крыло пришлось заколотить. По стенам трещины лезут одна за другой. Сегодня замажешь, а к утру опять паутинами пошли. Магия тут живая… без хозяйки замок капризничает.

— Строители, говоришь… А девушки?

— Я их в горничные отправила. Только вот еды теперь нужно больше. Всё-таки шесть дополнительных ртов — не шутка.

Я снова хмурюсь. Да уж, с моими средствами надо что-то срочно решать.

— А где сейчас эти строители? — уточняю. — Мне бы пригодилась их помощь.

— Так я позову, лиора, позову, — торопливо кивает экономка и, уже разворачиваясь, шепчет себе под нос: — Вот счастье-то… Не иначе, сама богиня смилостивилась и прислала нам хозяйку.

— Пусть захватят инструменты, — добавляю я.

— Конечно, лиора.

Вскоре трое мужчин, крепкие, немного растерянные, поднимаются вместе с экономкой. У одного на плече молот, у другого — топор с длинной ручкой. Третий тащит огромные щипцы и при этом выглядит так, будто всё ещё надеется, что его сюда позвали по ошибке.

— Вот дверь, — киваю на покои, закрытые руной. — Коробка старая, дерево уже повело. Руна сидит только на проёме. Нужно снять дверную коробку целиком. Всё просто.

Мужчины переглядываются.

— Прям… снимать? — неуверенно уточняет один.

— Да. Вручную. Без магии. Или вы топор зря тащили?

Они снова переглядываются.

Я вздыхаю, протягиваю руку:

— Пожалуйста, топор.

Мужчина без лишних слов его отдаёт.

Я разворачиваюсь, примеряюсь, и с размаху вбиваю топор между коробкой и стеной.

Дерево жалобно стонет под напором.

Увидев мои намерения, мужики спешно присоединяются. Один подставляет плечо, второй молотом вбивает топор, загоняя его глубже в щель. Вместе тянем, подпираем, расшатываем. Доски скрипят, пыль сыплется прямо мне в волосы.

Позади, у стены, экономка тихо качает головой и шепчет мужчине с щипцами:

— Я Брине уже сказала… Лиора у нас не для виду. С руками, с делом. Настоящая.

Дую на прилипшую ко лбу чёлку.

Высокий уровень магии, да, Рик?.. Сейчас покажу тебе уровень. Через физику, без лома и с упрямой бабой.

Один из мужчин — с красным лицом и крепко сжатой челюстью — упирается в топор, словно в рычаг. Коробка со скрежетом сдвигается. Я, ухватившись за край, тяну на себя со всей силы. Третий — тот с щипцами — кидается ближе и подхватывает коробку сбоку, будто опасается, что та упадёт на меня.

— Осторожнее! — торопливо выпаливает кто-то. — Руна сработает!

— Если бы могла сработать — уже сработала бы, — отвечаю и, упершись ногой в стену, дёргаю изо всех сил.

Доска трещит.

Коробка отрывается и с глухим щелчком тяжело падает на пол.

В этот момент на лестнице появляется рунник с толстым томом под мышкой. Он застывает, будто видит, как кто-то топором выковыривает святыню. Его глаза расширяются.

— Что вы… что вы делаете?! — выдыхает он.

Я, тяжело дыша, вытираю с лица пыль.

— Обхожу магию. Вы же сказали, не откроете. Так вот — сама открою.

Рунник хлопает глазами, но ничего не отвечает. Либо боится, либо пытается осознать степень святотатства.

— Всё, — выпрямляюсь я, поворачиваясь к мужчинам.

Те кивают. Даже как-то бодрее стали.

— Хозяйка у нас… не из хрупких, — бормочет один, и я, не удержавшись, усмехаюсь.

— Это точно, — раздаётся знакомый голос.

Медленно оборачиваюсь.

На лестнице Рик, спокойный, как всегда.

— Осторожнее, лиора. С такими манёврами вы рискуете мне понравиться. — Хранитель опирается на перила, смотрит с интересом. Его взгляд скользит по обломкам, коробке, щепкам и пыльной мне.

— Ужасно. Я, честно говоря, рассчитывала на обратный эффект, — говорю, отряхивая пыль.

Его бровь чуть поднимается.

— Значит, стоит приложить чуть больше усилий. — Рик будто хочет сказать что-то ещё, но лишь коротко качает головой и уходит.

31. Добро пожаловать домой

Я провожаю его взглядом. Даже не обернулся. Ледышка гордая. Ну иди, иди.

Экономка внезапно бросается за ним:

— Хранитель Рик, погодите!

Нехотя отвожу глаза и смотрю на поверженную дверь. Пыль щекочет мои виски, руки гудят, но внутри глубокое удовлетворение.

Один из мужчин наклоняется над топором, лежащим на полу, качает головой, разглядывая скол на рукоятке:

— Эх… жаль, конечно, — бормочет он. — Инструмент хороший был. Не для таких мучений.

Я подхожу, поднимаю инструмент, провожу пальцем по трещине и машинально говорю:

— Прости, друг. Обещаю, буду осторожнее.

Мужчина хмыкает:

— Если бы все хозяйки с топорами так разговаривали, глядишь, и жить бы стало легче.

Я криво усмехаюсь и протягиваю ему топор:

— Подлечите. А потом пусть отдыхает. Заслужил.

Он принимает его с уважением, как раненого боевого товарища, и кивает:

— Обязательно. Жалко ведь… топор добротный.

— Подумаешь, трещина, — вклинивается мужик с щипцами. — Новую рукоять выточу, крепче прежней будет.

— Что ж, — говорю, оглядываясь на мужчин. — Спасибо. Без вас я бы тут долго билась. Или в конце концов проломила бы стену.

— Вы и одна, глядишь, справились бы, — отзывается тот, что с топором. — Уж больно хваткая.

— Не дай богиня такую в жёны, — хмыкает мужик с щипцами.

Я лишь фыркаю в ответ.

— А с дверью что делать, лиора? — осторожно спрашивает мужик с молотом. — Она ж теперь ни туда, ни сюда.

— Унесите, — отвечаю. — На дрова её.

— Понял, — кивает он. — Сейчас вдвоём возьмём.

— Только аккуратно, — добавляю. — Не пораньтесь.

— И с руной осторожнее, — наконец подаёт голос рунник, который до этого стоял как статуя.

— Так точно, — отзывается тот, что с щипцами, и вместе с другим наклоняется за дверью. Двое мужчин подхватывают её, третий собирает инструменты. Рунник продолжает бурчать себе под нос, будто всё ещё пытается осознать происходящее. Вся эта пёстрая процессия медленно исчезает из виду.

Я отвожу взгляд и вхожу в комнату, которую теперь могу назвать своей. Покои встречают прохладой. Хожу по ним медленно, почти торжественно, будто вступаю в храм, который пришлось отвоевать.

Здесь чисто до странности. Ни пылинки — ни на спинке кресла, ни на столешнице, ни даже на шкафу. Словно хозяин этой комнаты только что вышел и вот-вот вернётся.

Подхожу к окну, отдёргиваю тяжёлую синюю штору. Резкий свет ударяет в лицо, заставляя зажмуриться. Подоконник чист, стекло без разводов.

Оборачиваюсь. Кровать аккуратно заправлена, подушки лежат ровно. В углу стоит сундук. Судя по резьбе, он старый, но ухоженный. Я опускаюсь перед ним на корточки, слегка приподнимаю крышку. Внутри какие-то записи. Слишком много для одного сундука. Блокноты, сложенные листы бумаги, разрисованные карты. Достаю одну и рассматриваю. Кажется, это карта окрестностей. А на ней — узоры, как вены… или корни? Верчу её в руках, откладываю, достаю ещё и ещё. Расчёты?

Наконец я просто скидываю все бумаги обратно. Потом разберусь. Сейчас бы умыться и забрать чемодан. Собираюсь уйти, но взгляд неожиданно падает на зеркало. Пару секунд разглядываю отражение: глаза слишком яркие, щёки розовые от усилий, губы изогнуты в довольной ухмылке.

— Добро пожаловать домой, Аэлина, — шепчу себе.

32. Ночная разведка в библиотеку

Какое-то время уходит на разбор чемодана, который я забрала из комнаты на третьем этаже. Горничная Аста приносит свежее бельё, чтобы сменить постель, и таз с водой — его содержимого хватит разве что ополоснуть голову да обтереться. О ванне пока и думать нечего. Слишком роскошно, особенно когда неизвестно, сколько воды вообще осталось.

Когда Аста уходит, я остаюсь одна с тазом. Надо как-то решить вопрос с отсутствующей дверью.

Я снимаю покрывало с кровати, натягиваю его на проём и придвигаю ширму, чтобы хоть как-то отгородиться от остального замка. Потом переодеваюсь, привожу себя в порядок и принимаюсь за ужин — его я заранее велела подать в покои. Еда простая, но сытная: овощное рагу, кусок подсушенного хлеба и чашка чая. Когда тарелка пустеет, я отодвигаю её в сторону и встаю.

Подхожу к сундуку в углу. Крышка скрипит, когда я снова её приподнимаю. Достаю все бумаги и аккуратно раскладываю их прямо на кровати.

Сначала кажется, будто в сундуке царит хаос: листы разных форматов, бумага разного качества, где-то — засохшие пятна чернил, на некоторых — водяные разводы. Но чем дальше я перебираю, тем яснее становится: это не беспорядок. Это архив. Личный. Кто-то вёл его годами.

Вот стопки листов, чертежи крепости. Аккуратные линии, замеры, углы. Судя по цифрам и разметке, это наброски конструкций: балок, галерей, каких-то скрытых уровней. На полях аккуратные подписи: «южная балка», «нижняя галерея», «контур VI». Поначалу кажется, будто это технический хаос, но маркировка оказывается строго упорядоченной.

Дальше идут карты, которые я уже смотрела.

Центр крепости, жилые постройки, подземные залы… и вот оно. Мелкой, почти торопливой рукой приписано: «В фонтане внутреннего двора собирается влага».

Я замираю.

Следующий лист — расчёт глубины залегания. Множество зачёркнутых цифр и новая строчка, выведенная чуть неровно, будто в нерешительности: «Если пробить ниже, откроется давление?»

Давление? Может, этот кто-то надеялся, что под фонтаном проходит водяная жила — подземный поток, зажатый между слоями камня. Такие иногда можно вскрыть, если попасть в нужную точку. Крепость ведь построена на подземной реке. Когда-то здесь было много жил — правда, большая часть давно пересохла. Но если хоть одна осталась…

Вопрос только в одном: где найти мага, способного управлять магией воды, чтобы сплести нужное рунное плетение? Хотя даже без чар, если верно определить место, доступ к воде возможен. Но такой источник долго не протянет. Придётся снова и снова искать новые участки жилы.

Выходит, Рик не пускал меня сюда именно из-за этих бумаг? Вряд ли они его. Слишком старые карты, выцветшие чернила… сейчас так уже не работают.

За окном глубокая ночь, и я понимаю, что весь архив не пересмотреть за один день. Поэтому я откладываю бумаги, гашу свет и ложусь. Ткань покрывала закрывает проём, но я всё равно чувствую себя незащищённой. Лежу, слушаю тишину. Уснуть удаётся не сразу.

Просыпаюсь от ощущения, что на меня кто-то смотрит. Перед самым носом мерцают два пурпурных огонька. Они дрожат в воздухе, будто сотканы из света и пепла, и медленно кружатся, оставляя за собой тонкие следы свечения.

Сажусь. Огоньки вспархивают выше, на мгновение замирают, а затем скользят к дальней стене. Их движение слишком живое, чтобы быть случайным. Почти осознанное. Они колышутся у камня, словно указывают, а потом вспыхивают чуть ярче и растворяются, будто их никогда не существовало.

Подхожу ближе. Стена кажется обычной. Камень холодный и неровный. Ни трещин, ни щелей, ни тайников. Провожу рукой по поверхности. Ничего.

Что огоньки хотели показать? Что-то прячется за этим камнем?

В этот момент за другой стеной, той, что примыкает к библиотеке, раздаётся глухой звук. Будто кто-то уронил или сдвинул предмет.

Накидываю халат, отодвигаю ширму и выхожу в коридор.

Дверь в библиотеку приоткрыта.

33. Ночная разведка в библиотеку

Я подхожу на цыпочках, сердце глухо стучит в груди.

Приоткрываю дверь чуть шире и замираю. Скрип дерева кажется слишком громким в ночной тишине.

Рик держит библиотеку под замком, а теперь она открыта. Случайность? Вряд ли. Может, хранитель там? А может, и нет. Но если не войду сейчас, то упущу единственный шанс узнать, что Рик пытается от меня спрятать. Любопытство уже скребётся под рёбрами, и я осторожно прокрадываюсь внутрь.

Библиотека состоит из нескольких комнат, соединённых сводчатыми проходами. Первая комната просторная, с длинными стеллажами до самого верха.

Свет от магических сфер под потолком лениво дрожит и отбрасывает призрачные блики на пол. Прямо напротив входа расположено окно с тяжёлой нежно-голубой шторой, приспущенной наполовину. Возле окна стоит письменный стол и два мягких кресла.

Справа от входа — арочный проход во вторую комнату. Я крадусь ближе, стараясь не дышать слишком шумно, и заглядываю внутрь. Комната тоже заставлена книжными полками, но в полумраке видна лишь часть стеллажей.

Внезапно раздаётся глухой стук, будто кто-то опрокидывает стопку книг. Затем слышатся шаги. Кто-то приближается.

Чёрт.

Если это Рик, то будет неловко. Если не он, ещё хуже. Я отшатываюсь, взгляд цепляется за окно. До коридора уже не добежать, шаги всё ближе. Паника сжимает грудь и толкает вперёд. Бросаюсь к шторе, дёргаю за край, расправляю ткань и замираю за ней. Сердце колотится. Штора пахнет сухими травами.

Через несколько секунд шаги звучат совсем рядом. Скрипит кресло, и кто-то садится.

Я почти незаметно отодвигаю край ткани. За столом устроился Рик. Он сидит спиной ко мне и лениво перебирает записи — плотные страницы, исписанные уверенным почерком.

Замечательно. Вот только его здесь и не хватало.

Прячусь обратно за ткань, стараясь не шевелиться. Стою прямо за его спиной. Между мной и ним — только тряпка.

Не знаю, сколько проходит времени. Спина ноет, ноги затекают. Выглядываю снова. Рик всё ещё в той же позе: читает с выражением лёгкой скуки.

Прекрасно. Теперь выйти уже странно. Надо было сразу.

Я переминаюсь с ноги на ногу, потом снова ёрзаю.

Ох, только бы он не заметил.

А ещё от этих штор чешется нос, и я едва сдерживаюсь, чтобы не чихнуть.

Закрываю рот и нос руками, стараюсь не шуметь.

Осторожно выглядываю, не шелохнув ни одной складки.

— Если вы там прячетесь ради драматического эффекта, лиора, считайте, он достигнут, — внезапно говорит Рик, не меняя позы.

Я убираю руки от лица и всё же чихаю. Один раз. Потом ещё. И ещё. Мысленно проклинаю всё на свете.

Он знал? Серьёзно? И просто сидел, пока я пряталась за шторой?

— Будьте здоровы, лиора. Должен ли я понимать, что вы не удовлетворились бедной дверью и нацелились снять окно? — добавляет Рик. — Не советую. Ночи здесь холодные.

Я выныриваю из-за шторы, медленно, стараясь выглядеть достойно. Спина деревянная, волосы, наверное, взъерошены. Шикарная картина. Осталось только повесить табличку «сюрприз недели».

— Я просто… — начинаю, но Рик поднимает руку.

— Не стоит. — Он наконец смотрит на меня с лёгкой скукой, будто надеется, что я его удивлю. — У меня богатое воображение. Всё, что вы скажете, будет не таким интересным, как мои версии.

— Например? — спрашиваю. После всего этого шпионского фарса я хотя бы заслуживаю оригинальную версию.

34. Ночная разведка в библиотеку

— Например… — Рик вдруг становится серьёзным. — Вы пробрались сюда, чтобы извиниться за мою комнату, в которую вчера бесцеремонно вселились.

— О? — выдыхаю я, вскидывая бровь. — Не думаю.

— Или, возможно, вы пришли извиниться за покалеченную дверь хозяйских покоев.

— Она не покалечена. Её просто… больше нет.

— Именно. Как и бюджета у этой крепости. Его тоже нет.

Я сдерживаю вздох, опускаюсь в мягкое кресло напротив него и сцепляю пальцы в замок на столе.

— Вы сами виноваты, хранитель. Если бы вы дали мне приличную комнату, всё было бы цело.

— Любопытно, как просто решаются проблемы, когда вы сами их создаёте, — отзывается он.

— Если бы я не создавала проблем, вам бы было скучно. Вы ведь развлекаетесь за мой счёт. Сейчас я, почему-то, уверена, что и дверь в библиотеку вы специально не закрыли.

— Я устал и, наверное, забыл. Случайность.

— Я вам не верю.

— Это разумно, — отмечает Рик.

Он смотрит на меня, и я вдруг понимаю: он не холоден. Ему просто… занимательно. Наблюдать. Дразнить. Проверять. И, может быть, чуть-чуть восхищаться.

— Надеюсь, вы довольны, что я мучилась так долго там, за шторой?

— Вполне. — Он наклоняется ближе, опирается локтями на стол и понижает голос до шепота: — Вы забавно ёрзаете, когда стоите слишком долго. И, кстати, у вас есть склонность дышать носом, когда нервничаете.

— Прекрасно, — говорю холодно. — И когда вы поняли, что я там?

— Почти сразу, — невозмутимо отвечает он. — Шторы обычно не шевелятся, как будто у них судороги.

Щёки вспыхивают молниеносно. А я-то думала, что стояла вполне себе незаметно.

— Вы могли бы сказать сразу.

— Тогда бы я не услышал, как вы дышите носом от волнения.

— Подлец, — не выдерживаю я.

— Стараюсь.

Мы молчим и просто сверлим друг друга взглядом. Первым не выдерживает он:

— Давайте договоримся, лиора. Наше маленькое сражение за территорию отменяется. Вы занимаетесь своими делами, я — своими. Без сюрпризов. И без уничтожения дверей.

— И без высших рун. Все двери для меня должны быть открыты. Включая библиотеку.

Рик наклоняет голову:

— Без библиотеки.

— Тогда будем воевать за каждый коридор, — отрезаю я.

— Вы не оставляете мне манёвров, — усмехается он. — Ни дипломатических, ни тактических.

— Так и должно быть. Это моя крепость, а вы — всего лишь хранитель.

Мне становится жарко. Во имя Акварии… хоть бы это был не Сильрик. Потому что осадить своего императора — верх неприличия.

Его глаза сужаются.

— Да, вы правы. Я всего лишь хранитель. Но думаю, мы договорились.

— Согласна. Временное перемирие, — подтверждаю.

— Интересно… — Он встаёт, обходит меня, опирается на спинку кресла и наклоняется ближе. Его дыхание едва касается кожи на шее, и я непроизвольно замираю. — Зачем вы здесь, лиора Аэлина? Бросить самое роскошное место в Империи и поселиться в глубинке. Умной вас не назовёшь.

— Возможно, потому что устала от роскоши, — отвечаю. — Особенно той, в которой всё фальшиво: улыбки, подарки, мужчины. Здесь хотя бы враги честные.

— А я? — спрашивает он спокойно, всё ещё слишком близко. — Я честный враг?

Сердце делает предательский скачок.

— Вы? — я чуть улыбаюсь. — Вы — головная боль. Язвительная, опасная… но всё равно самая изысканная мигрень в моей жизни.

Он смеётся коротко, с той удивлённой искренностью, будто сам не ожидал. И это опасный звук. Тепло прокатывается по коже, как будто его смех касается меня пальцами.

— У вас ядовитый язык, лиора. Вы умеете колоть словами. Придётся пересмотреть своё мнение о вас.

— Приятно это слышать. Особенно от такого ценителя сарказма, как вы. — Я отвожу глаза и делаю вид, что изучаю книги. — Я хотела бы осмотреться. Здесь. Если… вы не против.

Рик убирает руки с кресла и отходит.

— Я не против, Аэлина, — говорит он, возвращаясь к своим записям и оставляя гадать, специально ли он не сказал «лиора».

35. Ночная разведка в библиотеку

Больше Рик на меня не отвлекается. Я брожу по библиотеке, заглядывая на полки. Иногда перелистываю книги — машинально: мысли скачут от огоньков (почему два? что они хотели показать?) к картам с жилами. Сейчас это важнее всего.

Наконец, я тихо прощаюсь с Риком и направляюсь к выходу.

— Спокойной ночи, Аэлина, — отзывается он, даже не поднимая головы. Но голос его звучит чуть ниже обычного. Почти… мягкий. И меня снова бросает в жар, потому что, когда Рик обращается просто по имени, это звучит слишком интимно, что ли. А может, он специально проверяет? Стану ли я возмущаться?

Или снова скажу какую-нибудь глупость. Например… про изысканную мигрень.

Назвать его так ровно в момент, когда он стоял слишком близко. Прекрасный способ держать дистанцию, Аэлина.

Спорить ни с собой, ни с хранителем больше не хочется, и я иду в постель. Но уснуть не могу. Лежу, уставившись в потолок, и чувствую, как поднимается знакомое нетерпение.

Тянусь к прикроватной тумбе, слегка касаюсь светящейся сферы — светильника, и она вспыхивает мягким светом. Комната заливается теплом.

Стену, где исчезли огоньки, осмотрю утром, когда будет светло.

Не желая терять время, возвращаюсь к записям в сундуке. Сначала просто перебираю листы, потом начинаю отбирать только те, где изображён фонтан во внутреннем дворе.

Карты складываю в ровную стопку.

Разворачиваю их, сопоставляю, выискиваю различия. Одну накладываю на другую, выравниваю ориентиры, пытаюсь уловить закономерность в разметке.

И наконец не выдерживаю. Быстро переодеваюсь, хватаю охапку карт, и выскакиваю из покоев, намереваясь осмотреть фонтан лично.

На улице светает. Ветер холодный, пронизывающий, а я, как дура, выбежала в одном платье. Карты прижаты к груди, пальцы ноют от холода. Скорей бы уже найти эту водяную жилу — пока в запасе есть хоть капля упрямства и сил.

Во дворе ни души. Слуги где-то отсиживаются, спасаясь от холода. Только дозорные бодрствуют, как и положено — блики сфер мелькают на стенах. А тут, внизу, только я и звук собственных шагов.

Фонтан впереди тонет в предрассветном полумраке. Я подхожу ближе и опускаю стопку карт на край фонтана. Аккуратно разворачиваю одну, затем вторую, прижимаю их камнями, чтобы ветер не сорвал. Начинаю сверять: сначала с самим фонтаном — отмечаю уровни, пропорции, детали окружения. Затем сравниваю карты между собой, вглядываясь в мелочи.

На третьей карте замечаю пометку: «искажение в рельефе / проседание почвы?»

В голове щёлкает. Проседание.

Может, под фонтаном пустота? Или полость, через которую проходит поток?

Осторожно перешагиваю через каменный бортик и опускаюсь на колени.

Фонтан давно пересох; дно покрыто пылью и мелкими трещинами.

Стучу по камню: сначала по ободку, потом по плитам на дне, в тех местах, что указаны на карте.

Пусто.

Глухо.

И вдруг — пульсация.

Я замираю, провожу ладонью по камню. Он вибрирует. Совсем чуть-чуть. Но я чувствую это.

Господи, она там. Вода.

Сердце у меня сейчас выпрыгнет.

На миг не дышу.

Пальцы немеют от холода. Я не двигаюсь.

— Нашла, — шепчу.

В груди сжимается что-то такое, от чего хочется одновременно смеяться и плакать. Потому что я больше не одна против этого мира. Теперь у меня есть шанс вернуть свою жизнь. Заставить со мной считаться.

Радость гаснет слишком быстро… даже если это точка входа — что дальше?

Что мне с этим делать без мага воды, без рун?

Я поднимаюсь, собираю карты и прижимаю к груди. Холод пробирается под кожу, но сейчас это не важно.

Нужен инструмент. И кто-то, кто поможет пробиться к источнику и не разнесёт всё к чёрту. Нужна команда. А главное нужны средства, которых нет.

У меня всего тысяча двести капель. Этого не хватит ни на мага, ни на чертёж. Разве что на чертову лопату. А речь идёт о воде. О богатстве. О ресурсе, за который убивают.

Я поднимаю взгляд на башню крепости и вдруг понимаю: одного энтузиазма мало. Придётся потянуть за самую противную нить в моей жизни. Мужа.

Пока я возвращаюсь в покои, внутри разворачивается спор: гордость против практичности.

— Просить? У него? У этого надменного драконьего выродка? — фыркает гордость. — Ха! Да я лучше воду из воздуха добуду.

— Ага, добудешь. С помощью чего? Желания? — сухо отзывается практичность. — Это самый быстрый доступ к источнику: эффективно и дёшево.

— Зато с унижением в комплекте, — бурчит гордость.

— С водой в комплекте, — парирует практичность. — А без неё скоро пойдут счёты — с долгами и жаждой.

— А честь?

— А еда?

36. Из соли, иглы и упрямства

Шесть новых ртов, один выведенный из строя топор, старые балки, туманная перспектива содержания замка…

Я опускаюсь на край кровати и упираюсь локтями в колени.

Капли. Без них ни укрепить стены, ни добыть воду, ни нанять специалиста для вскрытия жилы. Руды, которую можно продать, на этих землях нет. Фермерство? Слишком затратно. Да и без воды тут даже лук загрустит. А если загрустит лук — грустно будет всем.

Надо с чего-то начинать. С бумаг, например.

Я поджимаю губы. Но даже если в крепости остался хоть какой-то доход, капли Каэля не помешают.

Изнутри всё ещё скребётся гордость, но здравый смысл её заглушает. Каэль — законный муж. И теоретически заинтересован в том, чтобы его жена не умерла от жажды в развалинах. Хотя бы из политических соображений. Не из любви уж точно. Хотя… может, наоборот? Может, ему моя смерть была бы удобна?

Решаю отложить это на потом. Сначала иду на завтрак, потом навещаю экономку и спрашиваю, как обстоят дела с запасами.

Лавейл вручает мне папки, перевязанные старой тесёмкой. Внутри всё, что она сумела собрать: описи кладовых, журналы расхода продуктов, ведомости по мылу, белью и дровам, списки слуг с пометками «сбежал», «умер» и «не появлялся с весны».

Отдельно лежат её собственные записи: кто ленив, кто надёжен, кто ворует хлеб. Всё вразнобой, на разной бумаге, с приписками на полях вроде «этот лакей снова проверяет, сколько кирпичей может выдержать моё терпение» или «прачка опять забыла про запасы мыла, обсудить».

Хаос, но живой. И, пожалуй, самый честный отчёт о состоянии крепости.

Я бегло пролистываю бумаги. Подробности оставлю на потом. Ещё стойт найти Рика, он должен знать, где лежат настоящие отчёты: финансы, контракты, списки долгов.

— Я видела хранителя в погребе, — наконец говорит горничная Аста, когда я обегаю почти весь замок.

Погреб оказывается не совсем погребом. Скорее это подземный склад с каменными стенами, закопчёнными сводами и стойким запахом сухих трав и ржавого железа.

Вдоль потолка парят магические сферы. Их бледно-золотого света едва хватает, чтобы осветить комнату.

Где-то в глубине что-то грохочет. Я сворачиваю за угол и замираю.

Рик.

Стоит на коленях у старого деревянного сундука и с сосредоточенным видом перебирает связку проржавевших крюков, щипцов и обломков подносов. Очень старательно. Почти театрально.

Хранитель явно слышит мои шаги, но не оборачивается.

— Неожиданно, — замечаю я.

— Инвентаризация, — отзывается Рик сухо. — Половина погреба не учтена, а кое-что можно перераспределить. Вот хотя бы это.

Он поднимает перекошенный поднос и смотрит на него так, будто держит в руках сокровище предков, а не очередную рухлядь из сундука.

Я наблюдаю, как он крутит находку с видом великого ревизора.

Нет, точно что-то ищет. Или нашёл. Или уже спрятал, пока я спускалась по лестнице.

Тайник?

Или... один из тех тайных ходов, которыми напичканы старые крепости?

Либо карту к такому ходу? В моём сундуке таких нет. А может, они уже у кого-то. Например, у него.

Рик выпрямляется и устремляет на меня спокойный взгляд.

— Что вы хотели, Аэлина? Полагаю, не за новой пикировкой пришли?

— Финансовые отчёты. Мне нужны они.

Хранитель всматривается в меня. Сначала удивляется, но почти сразу в его взгляде проступает одобрение.

— Библиотека. Восточная стена, третий шкаф сверху. Только аккуратно. Там книги старше нас обоих.

— Спасибо, хранитель, — говорю.

Он пожимает плечами и возвращается к своим подносам:

— Всегда рад помочь лиоре, которая ищет не сокровища, а расходы.

Теперь мой путь лежит в библиотеку.

Я нахожу всё ровно там, где он сказал. Изучаю бумаги, пропуская обед, и только к ужину наконец откладываю документы.

Хочется спать, есть и вообще исчезнуть на сутки из этого мира. Но главное я поняла.

Никаких доходов. Вообще. Ни податей, ни поступлений с земель. С торговыми домами договоры разорваны, деревни, что раньше отчисляли часть урожая, заброшены или разорены.

Текущие расходы при этом продолжают идти: еда, вода, лекарства, жалование дозорным и остальному персоналу. Всё это держится лишь на тех средствах, что переводил род Фавьен. И то нерегулярно.

А теперь всё это моя проблема. Ну точно хозяйка дырявых стен и списков с пометками «умер» и «сбежал». Осталось только влюбиться. Как вишенка на этом пироге из бед.

37. Из соли, иглы и упрямства

Когда заканчиваю все дела, велю подать ужин в свои покои, и, прежде чем туда отправиться, решаю позаботиться о двери. Всё же ширма и покрывало не лучший способ уединения.

Нахожу того самого рабочего, что обещал подправить ручку для топора. Обговорив детали, решаю: пока покупать новую дверь не будем. Вернём старую. Рабочий подлатает перекошенные доски, заменит петли и будет не хуже. Остаётся только попросить Рика убрать высшую руну. После нашего соглашения вряд ли он откажет.

Утро начинается с завтрака и письма Каэлю. Я порчу кучу бумаги, злюсь на то, что в этой крепости нельзя просто прошептать послание в кристалл и отправить его по магической сети. Хотя бы ради удовольствия позлить муженька. Он терпеть не может кристаллопочту и цепляется за старые традиции.

Традиционная почта — это воск, герб, магическая бумага и надежда, что птица не промокнет в пути.

Кристаллическая — совсем другое. Берёшь кристалл памяти — маленький артефакт — шепчешь в него всё, что хочешь, и он доставляет послание прямо в личный кристалл адресата. Работает как замок по ауре: откроется только тому, кто был указан при записи. Ни маг, ни шпион, ни даже очень любопытная драконья родня не пробьются. Ну… почти. Существуют редкие артефакты, которые могут взломать и это.

А если постараться (или если ты злопамятная жена), можно записать в кристалл и иллюзорное послание, чтобы муженек не только услышал твой тон, но и увидел, как ты закатываешь глаза.

Так что да — куда приятнее было бы вложить весь сарказм в кристалл и представить, как у Каэля дёргается глаз в реальном времени. Но выбирать не приходится. У меня только бумага и чернильная ручка.

Теряю счёт испорченным листам, прежде чем удаётся вывести хоть что-то приличное:

Дорогой супруг, если тебе ещё не наскучила игра в семейственность, позволь узнать: намерен ли ты выделять содержание своей жене? Не на шелка и побрякушки — на балки, воду и выживание. Аэлина.

Перечитываю и морщусь.

Гордость внутри ещё копошится, но я вздыхаю, подписываю письмо, складываю, приглаживаю сгиб и ставлю личную печать.

Пытаюсь снова убедить себя: я всё ещё его жена. У меня есть обязанности. Но и у него, чёрт возьми, тоже!

Но просто сидеть и ждать я не могу. Поэтому, чтобы хоть с чего-то начать, мы с Лавейл пересчитали всё, что ещё можно было назвать запасами. Списки оказались древними: кое-где выдуманными, кое-где почти честными.

В итоге мы нашли то, что ещё можно было продать без ущерба: высушенные редкие травы, невыданное оружие из старого арсенала, пару рулонов добротной ткани и часть соли, хранившейся в нижнем погребе. Откуда её там столько — не понимаю, но запас впечатляющий.

Всё это отправляем с купцами в Вольный город. Зарабатываем немного, но хватает, чтобы заказать инструменты, рунную стабилизацию и доски для настила. Этого достаточно, чтобы начать раскопки у фонтана.

Проходит неделя. От Каэля всё ещё нет ответа. И будет ли? Я уже совсем не уверена.

Мне приходится почти всё время проводить у фонтана с картами, каменщиками и щупами. Щуп — это просто длинная железная палка. Ею тычут в землю, чтобы понять, что под ногами. Пустота, плита или очередная ерунда. Очень полезная штука, если не хочется провалиться по пояс.

Работа движется, но с каждым днём становится всё тяжелее — не из-за камней, а из-за холода. Горный воздух с каждым днём пронизывает всё глубже. Дозорные кутаются в плащи, греют руки дыханием и молча терпят.

Один из них срывается с вышки. Просто падает, как мешок с картошкой.

Я бегу к нему первой. Он лежит на камнях, лицо бледное, губы синие. Пульс едва ощущается. Снимаю промокшие перчатки, пальцы у него холодные, как дерево. Он шевелит губами, но не может выговорить ни слова.

Я резко оборачиваюсь к рабочим, которые были со мной у фонтана.

— Быстро на кухню.

На кухне приказываю горничным принести одеяла. Брина бросается за согревающим настоем.

Вспоминаю про соль — спасибо бабуле из моего мира. Велю смешать её с золой, прокалить, остудить до терпимой температуры и насыпать в наволочку. Получается простая, но надёжная и большая грелка. Её прикладывают к груди дозорного, укрывают его как можно плотнее.

Его отогрели. Жив, слава богам. Но если бы мы не задержались тогда у фонтана, он мог бы и не очнуться.

Нужны рунные согревающие артефакты. Но на них требуются капли. А у меня их всё меньше. Если всё продолжится в том же духе, скоро не останется ни охраны, ни караула. Люди либо уйдут, либо замёрзнут насмерть.

В тот вечер я долго сижу у очага в кухне.

Брина хлопочет с ужином.

Лавейл устроилась в уголке и методично записывает что-то в своей толстой тетради.

Я же думаю лишь об одном, что будь у меня выбор: поехать к Каэлю и просить на коленях или смотреть, как мёрзнут мои люди, — я бы выбрала первое.

38. Из соли, иглы и упрямства

Сегодня я не усну. Как закрыть глаза, когда каждый час может стать для кого-то последним?

Идея возникает сама собой.

Смеси соли с золой, оставшейся после спасения дозорного, сделали больше, чем нужно.

Приношу из покоев пурпурное платье — то самое, с бала в Цитадели. Подарок Каэля. Последняя роскошь, что у меня осталась. Кладу его на стол, где обычно готовит Брина. Провожу ладонью по ткани, затем беру ножницы и разрезаю. Аккуратно, по шву.

Лавейл ахает. Брина хмурится. Похоже, они думают, что их хозяйка сошла с ума.

Я объясняю, что делаю: хочу сшить по два небольших мешка, нагреть и раздать их дозорным, которые стоят на посту.

Неожиданно обе соглашаются помочь.

Мы втроём принимаемся за работу. Я набиваю тканевые свёртки смесью соли и золы, снаружи вышиваю незатейливый узор.

Рецепт простой: спрятать под плащ, в сапог — да хоть сесть на мешочек. Держать до рассвета, потом снова греть. Повторять.

Первую партию Брина относит на посты, а мы продолжаем работу почти до рассвета.

Я не сплю. Сижу в покоях и слушаю, как ветер свистит в щелях окон. Хочется верить, что мешочки помогают, но уверенности нет.

Лишь днём, едва я выхожу во двор, меня окликает один из дозорных:

— Вот это вещь, лиора Аэлина! Никакой магии не надо, а греет, как печь. Вы бы нам ещё пару таких сшили. И мы тут зимовать начнём с удовольствием.

Я смеюсь и обещаю, что мы смастерим ещё.

Позже у кузни слышу, как один дозорный рассказывает лакею:

— Держит тепло до самой смены! Хоть под мышку, хоть в сапог пихай. Я думал, пальцы отвалятся. А теперь, смотри, живой. Даже ноготь не посинел.

— Серьёзно? А где взял?

— Хозяйка придумала. Сама. Соль, ещё что-то… А греет лучше любого артефакта.

День спустя возле фонтана меня окликает горничная. Подходит несмело, глядит в землю, переминается с ноги на ногу:

— Лиора… простите. Мой муж служит в Вольном городе. Я рассказала ему про ваши мешочки — и он спрашивает, можно ли купить десяток. Желательно с разной вышивкой, чтобы различать.

— Купить? — Я поднимаю голову, руки в земле, локти в грязи. — Пятнадцать капель за штуку. Сойдёт?

— Ой, спасибо! Я пришлю его к вам с каплями.

И вправду, вечером является мужик в форме дозорного. Высокий, рыжий, бородатый. Кланяется и сразу переходит к делу. Говорит, если мешочки понравятся, закажет большую партию.

Оставляет капли. Здесь в ходу старая валюта — жетоны разного номинала. На землях за пределами Цитадели её всё ещё принимают, хотя в столице за них уже ничего не купишь. Ровно сто пятьдесят. Спрашивает, когда забирать. Сходимся на двух днях.

Первую партию шьём из остатков платья. Удивительно, как такая простая на первый взгляд вещица оказывается нужной.

Экономка, разумеется, рядом — бубнит себе под нос, пересчитывает соль:

— Лиора Аэлина, вы, конечно, хозяйка… но так дело не пойдёт. У нас соль по ведомости. А вы эти мешочки направо и налево. Кто это будет учитывать? Я? На глаз? По ощущениям тепла? А если начнутся махинации?

— Махинации с грелками? Серьёзно? — уточняю, не отрываясь от иглы.

— А вы удивитесь, до чего доходит людская изобретательность, — сухо отвечает она. — Один дозорный уже спросил, можно ли унести домой. В счёт будущей службы.

Я закатываю глаза.

— Ладно. Заводите отдельную строку в учёте. Назовите... ну, например, «обогревочные мешочки».

Лавейл фыркает, но кивает. А потом — неожиданно — смотрит на меня мягче:

— А вообще… здорово вы это придумали, лиора Аэлина.

Маленькая партия расходится быстро, дозорные просят ещё.

А у одного из них оказывается брат-купец. Тот тоже заинтересовался. Только ему нужно что-то «поизысканнее»: мешочки с вышивкой для шайров — благородных драконов Пустоши.

Соглашаюсь. Первая настоящая сделка. Не помощь от мужа, не милость Саара — заработок, сделанный солью, иглой и упрямством.

Спустя пару дней я уже до ночи корплю над заказом. Пальцы ноют от уколов, глаза щиплет от усталости.

— Хватит. Ложись, — говорит Рик.

Я поднимаю взгляд. Он стоит в дверях кухни, опирается на косяк, наблюдая.

— Это приказ? — спрашиваю.

— Здравый смысл.

Рик уходит, а я почему-то откладываю иглу.

39. Из соли, иглы и упрямства

Заказы сыплются один за другим. Кто бы мог подумать, что из обычных мешочков выйдет целое дело. Они быстро вошли в обиход. Народ прозвал их «теплушками», и теперь по двору всё чаще раздаётся:

— Эй, друг, теплушку не забудь! Без неё на посту уши отвалятся.

Но благородным драконам из Вольных городов «теплушку» не продашь, звучит уж слишком... просто. Поэтому с лёгкой руки того самого купца появляется новое название: арк’кала. Говорят, это с древнего драконьего. Ага, конечно. Нет такого слова. Зато звучит.

Торговля идёт. Мы получаем небольшой, но стабильный доход.

На днях с Лавейл заказываем ткань. Три рулона шёлка разных цветов. Каждый обходится в сто капель. Только вместо обычного материала нам привозят магический. Настоящий зачарованный шёлк — тонкий на ощупь, но плотный по структуре, с лёгким внутренним свечением. Идеально держит тепло.

Сначала думаю, что это ошибка, но торговец уверяет: нет, всё верно. Утверждает, что мужчина от меня пришёл.

— Интересовался… мешочками, — добавляет он. — Сказал, у хозяйки талант. Заказ оплатил и пожелал остаться неизвестным.

Я замираю.

Даже представить не могу, кто это. Саар? Не думаю. Вряд ли он вообще был в курсе. Рик? Я вижу его только урывками: он всё чаще куда-то пропадает. Но обязанности хранителя крепости исполняет исправно.

В любом случае ткань я забираю. Магия в ней тонкая, рунная, и для нашей работы подойдёт идеально. Не пропадать же добру.

Вечером мы с Лавейл продолжаем шить мешочки для шайров: красивые, из дорогого шёлка, с капелькой магии.

Рик подкрадывается так тихо, что я чуть не колю себе палец.

— Всё ещё шьёте? — негромко говорит он.

— Удивлены? — откликаюсь я, делая последний стежок.

Хранитель смотрит долго. Даже дерзко.

— Вдохновлён, — наконец говорит он, отодвигая стул и садясь без разрешения.

Я поднимаю бровь:

— Помочь пришли?

— А если бы да?

— Тогда берите вот это. — Экономка пододвигает к нему пустые мешочки.

— Только не перепутайте, где шов, а где дырка для тепла, — усмехаюсь я.

Рик берёт, не моргнув. Взвешивает ткань в ладони.

— Если так пойдёт и дальше, — говорит он с ленивой усмешкой, — к весне придётся открывать Академию. С факультетом мешковедения. И кафедрой зольной магии имени лиоры Аэлины.

— Академия, кафедры, магия… Так и скажите, что тоже хотите себе грелку, — невинно парирую я. — Только учтите: тем, у кого сердце изо льда, она может не помочь.

Рик чуть улыбается.

— У меня оно не изо льда. Оно просто приучено к холоду.

Я замираю на секунду — просто не знаю, что сказать. А хранитель тем временем довольно ловко наполняет мешочки, будто делает это не в первый раз.

Мы продолжаем шить несколько вечеров подряд, и через пару дней у нас накапливается целая партия. Заказ уходит торговцу в Вольный город, и уже на следующий день он просит ещё. Говорит, брату в Цитадель отправил, понравилось.

Продажа помогает не только заработать капель, но и развернуть работы у фонтана. Даже позволяет нанять дополнительных рабочих. Теперь с утра до вечера мы сверяем данные, стучим по плитам, бурим пробные отверстия и бесконечно спорим — здесь ли точка входа или метр в сторону. Я хрипну, командуя. Ругаюсь, когда каменщик делает не то. А вечером снова шью мешочки на продажу.

Сплю урывками.

Ем стоя.

Проходит пара недель. Центр фонтана вычищен от камня. Мы вручную демонтировали часть кладки. Под землей, почти наверняка, источник. Пока ещё не вскрыт. Но уже почти.

Почти.

И вот когда я, с рукавами, закатанными по локоть, коленями в грязи, вожусь у фонтана — во двор въезжает големобиль с гербом рода Ретьен. Останавливается почти рядом с раскопками.

Водитель выскакивает, с усилием распахивает одну дверцу, и появляется Каэль. Безупречно одетый. Гладко выбрит, надушен и раздражающе безмятежен.

С другой стороны выходит его любовница — а может, уже вторая жена — лиора Вальдьен. Вся в белом. С аккуратно выпирающим животиком. Локоны завиты, накидка с дорогой вышивкой.

А я стою посреди строительной площадки. В одежде на два размера больше, которую отыскала Лавейл, и в грязных сапогах. Со спутанными волосами. С руками, испачканными в земле.

И смотрю, как Каэль неторопливо осматривает двор, словно выбирает вино в погребе.

— О, дорогая жена?.. — его холодные глаза замирают на мне. — Выглядишь скверно. По письму я ожидал нищенку. А ты, оказывается… в базарные торговки подалась?