Прикосновение смерти

Глава 25

Я осознаю спустя секунду я все еще застыла на месте, поэтому подхожу к своему телефону и уменьшаю громкость, пока он не переходит в фоновый режим. Я поворачиваюсь к нему.

— Я тебя не услышала.

На лице у него все еще тот намек на кривую улыбку.

— Решил дать твоей мебели передышку.

Я приподнимаю бровь, мое сердце пропускает удар, когда я воспринимаю его слова.

— Ты только что пошутил?

Его лицо на мгновение застывает, глаза отводятся, как будто что-то фиксируя, прежде чем снова останавливаются на мне.

— Думаю, что да.

Я чувствую, что улыбаюсь, делаю шаг к нему.

— Мне это нравится.

На этот раз его бровь взлетает вверх.

— Да? У меня есть еще в запасе. — Выражение его лица снова становится задумчивым, глаза сужаются. — Твоя тумбочка слишком сильно подействовала на меня прошлой ночью. Думаю, мне придется все прекратить.

Я издаю смешок, дрожь пробегает по мне, когда я пытаюсь впитать эту его новую сторону.

— Нам придется немного поработать над этим.

Его улыбка становится шире ровно настолько, чтобы дать мне понять, что он доволен моей реакцией, и это сжимает мое сердце. Я склоняю голову набок, прищурившись, когда рассматриваю его поближе. Откуда он вообще знает, что значит подойти к кому-то? Чтобы все порвать?

— Ты сегодня какой-то другой. — Мой голос тихий, я все еще погружена в свои мысли.

Это то же самое, что я заметила, когда он появился прошлой ночью, отчетливую перемену в его поведении. Я все еще вижу это сейчас, в том, как расслабленны его широкие плечи, в выразительности этих ярких глаз, в почти непринужденном языке тела. Что бы это ни было, вчера это было более тонким; очевидным только для того, кто смотрит достаточно внимательно, какой была я. Но теперь это каким-то образом усилилось в десять раз, и я не знаю, что с этим делать.

Он плавно отталкивается бедром от комода, затем переводит взгляд на незажженный камин. Покусывая нижнюю губу, он проводит рукой по своим взъерошенным волосам.

— Я чувствую себя по-другому.

— Как тебе это? — Я устраиваюсь в кресле-качалке, поджимая одну ногу под себя.

— Я не знаю. — Он пожимает плечами — еще один жест, которого я никогда раньше у него не видела, — направляясь к дивану и опускаясь на него. Ему требуется минута, чтобы ответить, и я не думаю, что когда-либо раньше видела его таким погруженным в свои мысли. Наконец, он издает долгий, низкий вздох, прежде чем повернуть голову ко мне. — Во всех смыслах этого слова.

Я хочу спросить, что он имеет в виду, но у меня складывается впечатление, что он, возможно, даже сам этого не понимает.

— И что ты думаешь? Тебя это пугает?

— Нет. Больше нет. Теперь это кажется почти, — он качает головой, — знакомым.

Наши взгляды остаются прикованными друг к другу, я полностью очарована тем, как зеленое пламя его глаз сейчас полностью затмевает темноту. Он наклоняется вперед, упираясь предплечьями в бедра, его подбородок наклонен вправо, когда он наблюдает за мной. Кажется, мы часто делаем это, наблюдая друг за другом, и мне всегда интересно, чувствует ли он это так же, как я, это притяжение. Это притяжение между нами, как теплая, мягкая нить, связывающая меня с ним.

Как обычно, я первая прерываю ншу битву взглядов.

— Итак… — Я встаю и подхожу к своей тумбочке, где лежат пластиковые пакеты. — У меня для тебя кое-что есть.

Я сажусь рядом с ним, достаточно близко, чтобы наши ноги соприкасались, и пытаюсь вести себя непринужденно — как будто я не чувствую жара его тела, обжигающего через джинсы, трущегося о голую кожу моего бедра. Я игнорирую то, как его тело напрягается от моей близости, мышцы напрягаются. Я опускаю глаза вниз, на коробку в своей руке, пока пытаюсь открыть ее.

Крышка, наконец, открывается, под ней два кольца. Одно из них — изящный, серебристый ободок, выполненный в виде двух переплетающихся друг с другом виноградных лоз, с черным овальным камнем в центре. Другое — более мужское, с толстым ремешком из нержавеющей стали и простым черным рисунком, выгравированным по бокам. В центре этого — темный прямоугольный камень.

— Это, — говорю я, — кольца.

Я беру самое изящное и собираюсь надеть его на средний палец, когда останавливаюсь, поднимая голову, чтобы посмотреть на него.

Он смотрит не на кольца, а на меня. Его брови нахмурены, но глаза нежные, почти грустные, и я вообще не могу идентифицировать это выражение.

— Ты мне что-то подарила, — говорит он, словно самому себе.

— Я знаю, это кажется глупым, — спешу уточнить я, чувствуя необходимость объяснить свой выбор подарка, — но это не просто кольцо. Это кольцо настроения.

— Что? Это как?

Я ухмыляюсь, мое возбуждение растет при мысли о том, чтобы показать ему, как это работает.

— Кольцо настроения. Я подумала, что, учитывая, что ты такой новичок в эмоциях и все такое, это могло бы быть весело. — Свободной рукой я достаю из коробки более мужественно выглядящее кольцо и вручаю его ему. — Я надеюсь, что это подойдет.

Осторожно взяв у меня кольцо, он держит его на уровне своих глаз, поворачивая предмет в пальцах для осмотра.

— Что именно оно делает?

— Здесь мы начнем с моего. Следи за камнем.

Я провожу им по своему пальцу, затем поднимаю руку перед нами, чтобы мы оба могли видеть его одинаково. Мы смотрим, как черный цвет камня становится мутным. Крапинки яркого небесно-голубого цвета кружатся в середине до тех пор, пока синий цвет не возьмет верх полностью. Déjà vu? Я не могу не вспомнить о том, как его глаза меняют цвет с черного на зеленый.

— Что это значит? — спрашивает он.

— Понятия не имею, — признаюсь я, тихо посмеиваясь. — На самом деле я никогда не носила ничего из этих вещей. О, к ним прилагается таблица! — Мой голос звучит намного более взволнованно, чем, вероятно, следовало бы, учитывая, что это всего лишь глупая игрушка, но я ничего не могу с собой поделать. Как будто его необузданное любопытство заразительно, разжигая мой собственный интерес к самым незначительным вещам.

Я достаю маленькую сложенную бумажку со дна коробки и держу ее перед нами, просматривая цветовые схемы, пока не вижу объяснение ярко — синему. Я читаю это вслух.

— Ярко-синий означает, что вы делаете что-то стимулирующее или что-то, что вызывает у вас возбуждение.

Он поворачивает голову обратно ко мне, на его губах играет легкая улыбка.

— А ты? — Его голос тихий, почти шепот, но каждый слог этого долбаного низкого гула проникает в мое тело, громко и ясно. — Возбужденна, я имею в виду?

О, как будто он должен был что-то уточнить.

Чертова цветовая диаграмма. Внезапно взволнованная тем, что нахожусь в центре его безраздельного внимания, особенно тем, как наши бедра все еще соприкасаются при любом малейшем движении, я усмехаюсь и закатываю глаза.

— Это не по-настоящему, — объясняю я. — Продавец сказал мне, что все зависит от температуры вашего тела. Очевидно, что при температуре тела среднего человека кольцо становится зеленым. Чем горячее тело, тем быстрее оно становится синим. Очевидно, мое тело нагревается рядом с тобой, потому что ты такой горячий. — Я серьезно только что это сказал? — Не то чтобы горячий, но теплый. Я имею в виду, не то чтобы ты не такой горячий парень…

Господи. Я отвожу взгляд и прикусываю губу, хватаясь за любой способ не выглядеть так, будто я, в очередной раз, заигрываю с ним. Тогда я понимаю, что, может быть, я в безопасности, может быть, он даже не знает двойного значения этого конкретного слова. Я имею в виду, он даже не знал, что такое рукопожатие, верно? Насторожившись, я медленно поворачиваю голову обратно к нему, приподнимая подбородок. Я действительно надеюсь увидеть на его лице растерянное выражение. К сожалению, то, что я нахожу, совсем не так.

Сейчас он определенно улыбается, смехотворно милая ямочка на щеках проявляется в полной мере. Простой изгиб его полных губ легок и честен, неподдельный. Поднимая взгляд вверх, я удивляюсь, когда его глаза не соответствуют такой чистой улыбке. Нет, нет ничего чистого в опасной, почти дерзкой искре, танцующей в зеленом пламени. Я не знаю, может быть, это мое упрямство, мое желание принять невысказанный вызов — что бы, черт возьми, это ни значило, — но я не могу отвести взгляд.

— Продолжай. — Хрипотца, скрывающаяся за нежным приказом, скользит по моей коже, как теплый, густой мед. — Ты говорила мне, какой горячей я тебя делаю. Уголки его губ снова приподнимаются, плавно и медленно.

— Что? — Ошеломленно бормочу я, пока не освобождаюсь от его чар и качаю головой. Черт возьми. Он точно знает, что делает. — Прекрати это.

— Прекратить что?

Мои глаза сужаются.

— Ты знаешь что.

Если я буду честна сама с собой, я не совсем понимаю, почему я жалуюсь. Не то чтобы мне не нравились реакции, которые он вызывает в моем теле, учащение пульса, теплые ощущения внизу живота — среди прочих мест. Но я также никогда не видела, чтобы он откровенно флиртовал со мной, и в нем слишком много сторон, чтобы я могла разобраться. На самом деле, это был не просто флирт. Это было в одном шаге от территории грязных разговоров.

Кстати, как именно можно непристойно разговаривать со Смертью?

Избавляясь от этого, прежде чем мое воображение разыграется от этого, я прочищаю горло.

— Твоя очередь. Надень это, — призываю я, бездумно постукивая рукой по его колену. Я знаю, что только что сказала ему заткнуться, но не могу удержаться, когда небрежно говорю: — Давай посмотрим, такой ли ты горячий, как я.

Его взгляд загорается, когда он переводит его на меня, но затем он становится серьезным, сосредоточившись на кольце в своей руке. Он надевает его на свой средний палец, как и мой, но он не сдвигается дальше средней костяшки. В его глазах появляется любопытство, когда он снова смотрит на меня, ожидая, что что-то произойдет.

Я киваю в сторону его руки.

— Не своди глаз с кольца. Камень.

Он подчиняется, и на этот раз мне приходится наклониться ближе, чтобы увидеть перемену. Это так незаметно, когда черный цвет его камня становится самым темным из возможных оттенков синего. Он поджимает губы.

— Хочу ли я знать?

Я тихо смеюсь, затем бросаю взгляд на таблицу цветов, чтобы прочитать ее вслух.

— Темно — синий указывает на романтику или страсть. В воздухе витает что-то электрическое, если вы видите темно-синий цвет.