Приворот

— Катя!

— Нет, ну ты погляди на нее.

— Е-ка-те-ри-на!

Собственное имя болезненным уколом вошло в ухо к девушке, но всё же тем самым возвращая её в реальность.

— Ой, девочки, что-то я задумалась, — извиняющимся тоном пролепетала она, глядя на уже успевших насупиться на неё подруг.

— О Пашке небось замечталась!

— Сколько можно по нему сохнуть-то?

— Да пойдемте уже!

— Что? Я? Нет! Просто… — начала было оправдываться, краснея, Катя, но её одногруппницы, весело гогоча, уже направились к выходу из кафетерия. И ждать, покуда в очередной раз витающая в облаках Екатерина соизволит вернуться в бренный мир, они больше не намеревались.

— Ну, меня подождите! — девушка впопыхах схватила свою сумку и бросилась догонять подруг.

Угадать им, правда, особого труда и не стоило — Катины грёзы, как правило, почти всегда были о нём самом — человеке, который давно занял главенствующие место в её сердечке — Павле Зарубине.

Они учились вместе с пятого класса, а примерно с восьмого она начала замечать, что её взгляд на нём задерживается чуть дольше, чем на остальных мальчиках. К десятому — порхающие в животе бабочки стали очевидны настолько, что Екатерине пришлось сознаваться самой себе: она и впрямь влюбилась. Что, правда, делать с этим замечательным открытием, приложить ума она никак не могла: во-первых, природная скромность не позволила бы ей самой, первой, проявить инициативу, а во-вторых, несмотря на то, что столько лет они проучились вместе, фактически нельзя было сказать, что они так уж и общались.

У него была своя «тусовка», состоящая в основном из парней, с которыми он вместе проводил свободное время, ну а она… Она, как правило, после уроков спешила либо на дополнительные занятия, либо в музыкальную школу, потому как с десяти лет познавала искусство владения таким духовым инструментом, как фагот. Кто-то мог бы сказать, что это достаточно специфический выбор для девушки, но когда Екатерина в первый раз увидела это творение музыкальных мастеров, то сразу же решила, что если она на чём и будет играть, то именно на нём.

Её родители рассматривали занятия музыкой как дополнительные, общеразвивающие, и не ставили перед собой целей вырастить из дочери профессионального музыканта, потому спокойно отнеслись к такому её выбору инструмента.

Но всё это вместе приводило к тому, что несчастной влюблённой девушке оставалось только бросать кроткие, застенчивые взгляды на объект своего воздыхания во время тех скоротечных часов, что они вместе проводили в школе. А уже по вечерам, готовясь отходить ко сну, она, лёжа обнимая подушку, предавалась сладким грёзам, в которых происходило что-то такое, благодаря чему они оказывались вместе, наедине, и Паша, глядя ей прямо в глаза, понимал, что ничего кроме них в этой жизни не способно его больше осчастливить.

Невозможно точно сказать, сколько подобных сюжетов ей довелось выдумать. Иногда они повторялись или отличались совсем незначительными деталями. В другой раз — были слишком уж фантастическими и даже для мечтаний представлялись малоправдоподобными. Но другие — наоборот, казалось, могли произойти хоть и завтра! И оттого были так опьяняюще приятны и неотвратимо болезненны.

Когда же их десятый год обучения подошел к концу и наступили столь долгожданные для многих летние каникулы, Катю, как обычно, отправили на побывку к бабушке, в деревню. Там же, хоть и имея возможность, благодаря интернету и социальным сетям, следить за тем, как проводит своё лето Павел, она с горечью поняла, что это никак не может заменить настоящего, живого присутствия. Ей не хватало возможности, пусть и кратко, но видеть его воплоти, слышать голос, смех и просто находиться вместе, в одном помещении. Даже её фантазии, на таком расстоянии от своего источника вдохновения, казалось, начинали тускнеть, искажаться и терять всякую, хоть и самую крошечную, надежду на воплощение.

Захватившую тогда Екатерину хандру не могла не заметить её тамошняя подруга — Лиза, с которой они ежегодно проводили совместное лето чуть ли не с самого младенчества. Использовав свою смекалку и немного надавив на подружку, она смогла вывести Катю на чистую воду, заставив признаться и рассказать все свои душевные тяготы. Помочь с ними, к сожалению, она, конечно, не могла, но решила немного приободрить свою подругу, предложив ей попробовать поделать любовные привороты. Она сама не так давно случайно наткнулась на валяющуюся в доме книжку с разнообразными гаданиями и прочей чепухой, отчего такая идея всплыла сама собой.

Так они и стали коротать свои летние деньки, отыскивая всё новые обряды и ритуалы и пытаясь воплотить их в жизнь. От самых странных и заковыристых они, конечно, отказывались, но те, что попроще и не требовали слишком вычурных условий, воплощались ими один за другим. Века и эпохи могут меняться, но кто же откажет юным девицам в удовольствии гадания на суженого?

Верила ли сама Катя, что привороты могут сработать? Скорее нет, чем да. Но та иллюзия, создаваемая возможным «а вдруг?!», успокаивающим бальзамом растекалась по её тоскующей душе, позволяя пережить разлуку до наступления сентября.

И если для многих осень ассоциируется с чем-то грустным, как минимум закончившимся летом или предчувствием наступления будущей зимы, то в этот раз для Екатерины она стала настоящей цветущей весной, жизнь в которой только-только просыпается, сбрасывая с себя оковы, державшие её до этого в ледяном забвении.

По крайней мере так ей показалось сперва, когда она вновь смогла увидеть дорогого для её сердца человека. Конечно, никакие привороты не сработали, и они так и продолжали общаться как обычные одноклассники. Рутина дней стала входить в свою колею, впереди начинали проявляться тени будущих выпускных и поступлений, а дела сердечные перед этими немаловажными событиями, казалось, понемногу отступали на второй план.

Всё изменилось двадцать третьего октября, в субботу, в районе шести часов вечера.

Катя возвращалась домой после дополнительных занятий и, проходя через небольшой скверик, увидела их. Её Павел сидел на лавочке в обнимку с девчонкой с параллели: она даже не знала её имени и не предполагала, что эти двое могут быть знакомы. Сердце Екатерины замерло, а ноги словно вросли в землю. Было уже достаточно темно, и парочка не замечала Катю, зато они, в электрическом свете фонарей, были как на ладони.

И вместо того чтобы просто пройти мимо или даже громко разрыдавшись убежать прочь, она, напротив, затихарившись скрылась за уже весьма поредевшей листвой кустарника и стала наблюдать.

Каждое их прикосновение, каждый поцелуй, жгучей плетью проходились по её душе, но и оторвать своего взора от этого зрелища она не могла. Она злилась, кусала губы, сжимала кулаки и готова была отдать всё, лишь бы оказаться на месте этой чертовки! Но в то же время понимала, что это всё — только её глупые фантазии, и пока она им безмолвно предавалась, та, что была посмелее, забрала себе, украла её (да, её!) Пашу. Совершенно не представляя, что ей теперь оставалось делать, Екатерина, потеряв какой-либо счёт времени, продолжала наблюдать, не замечая стекающих по своим щекам слёз.

И лишь когда парочка, наконец намиловавшись, покинула сквер, Катя незримой тенью двинулась следом за ними, проследив сперва, как Павел провожает свою девушку до дома, а после и за тем, как возвращается домой к себе он сам. Только увидев, как его спина скрылась за металлической дверью парадной, она будто бы вернулась из охватившего её транса и охнув побежала прочь.

Всю следующую неделю она провела словно лишенная твердой почвы под ногами, а затем в случайном обсуждении в классе, между какими-то уроками, Павел обронил, что собирается поступать в педагогический. Друзья, естественно, тут же начали его подкалывать, не понимая, с чего он вдруг решил сделать такой выбор, но для Кати это было озарение: для неё ещё не всё потеряно! Пускай сейчас её любимого и охмурила эта девка, но сколько они ещё пробудут вместе? Месяц, полгода, год? А если она поступит туда же, куда и Паша, будет рядом с ним, то непременно дождётся момента, когда он обратит на неё внимание!

Так она и оказалась здесь, спешащая на пары вслед за своими одногруппницами. О сделанном выборе Катя не жалела, хоть поначалу ошеломленные им родственники всячески её отговаривали. Но непреклонность девушки в итоге заставила их отступить.

— К Оле на выходных идём? — услыхала Катя вопрос, адресованный в том числе и ей, усаживаясь на своё место в аудитории.

— Еселевич? — решила уточнить она, не очень пока понимая, зачем им к ней идти.

— Ну да. Она вписку устроить хочет, половина группы точно собирается.

— Да, я вроде слышала, кто-то и со старшего года придёт.

— Так это Нина потому что свою сестру с подругами подтянула.

— Ну, так пойдешь? — Наташа бесцеремонно ткнула пальцем под рёбра сидящую рядом Екатерину.

— Ай, больно же! Не знаю, посмотрим. Учить ведь много надо.

— Да ты и так отличница.

— Вот, потому что учу!

— Но я бы на твоём месте пошла… — совсем уж заговорщическим тоном произнесла Света. Она сидела позади Кати, так что той пришлось развернуться, чтобы обратить на неё свой вопросительно нахмуренный взгляд.

— Да-да, Зарубин там будет, — расползлась она в довольной улыбке.

— Девочки! — шёпотом, через сжатые зубы, возмутилась на подруг Катя.

— Да что девочки, ведёшь себя тоже как маленькая.

— Вот именно, давно б его сама взяла за яй…

— Тихо! Препод!

Все тут же умолкли и преисполнились максимально сосредоточенного на текущем предмете вида. А Екатерина направила свой взор на спину сидящего на первом ряду молодого человека. Может ей и вправду стоит сходить?

***

Сегодняшний вечер предстоял стать особенным, поэтому сразу же после занятий Катя поспешила домой, нигде не задерживаясь. Бывало, иногда, если ей никто не мешал, она украдкой провожала Павла: когда до дома, когда до других мест, куда он направлялся после учёбы. Делать это было не столь уж и трудно: жили они в одном микрорайоне, и в целом, как правило, их маршруты совпадали. Несколько раз они даже действительно возвращались с пар вместе, да вот только в такие моменты стеснение, как назло, одолевало её со всей своей мощью, вгоняя девушку в краску и почти что полное онемение. Во время учёбы, по каким-либо их повседневным вопросам она могла общаться с ним почти что нормально. Если рядом просто присутствовали их знакомые или одногруппники, она была скромнее и тише остальных, стараясь не выделяться, но всё же в целом оставалась общительной и улыбчивой девушкой. Но стоило оказаться им вдвоём, как не пойми откуда появлялся панический страх, что неверно обмолвленное ей слово может на раз испортить Пашино представление о ней и навсегда перечеркнуть их возможное счастливое будущее.

Оттого, как бы странно это ни могло показаться, сопровождать его тайком в какой-то степени было для неё даже предпочтительнее. Главное — соблюдать осторожность и не попасться на этом деле, иначе со стыда она, наверное, умерла бы на месте.

Но в этот вечер планы у Екатерины были совсем иные. Наступил первый день растущей луны, а значит, пришла пора совершить обряд, к которому она в последнее время готовилась. С Лизой в деревне они начали заниматься подобным скорее в шутку. Но вскоре это переросло в привычку, и, пускай никакого видимого эффекта за эти полтора года так и не последовало, Екатерина с определённой регулярностью продолжала пробовать различные варианты приворотов.

Дождавшись момента, когда все домочадцы отойдут ко сну, чтобы не дай бог они не смогли потревожить её своим внезапным появлением, Катя расстелила на полу посреди комнаты кусок чёрной ткани с вышитой на нём изображением пентаграммы. На каждом из его углов она поставила по красной восковой свечи, а по центру, прямиком на изображение одного из древнейших магических символов — небольшую металлическую чашу. Присев на колени, она аккуратно зажгла свечи и начала полушёпотом произносить заученные наизусть слова заговора:

«Под сенью луны, что лишь вновь зародилась,

И наша с тобой воспылает любовь.

В раба, Павла, Божьего дева влюбилась,

Их вместе навеки её свяжет кровь…»

Вместе с произносимыми словами Катя достала пластиковый контейнер на тридцать миллилитров и, открыв его, вылила содержимое в металлическую чашу. Красной субстанции было не очень много, возможно, не больше пяти чайных ложек, но суть заключалась не в её количестве, а природе: это была собственная менструальная кровь Екатерины.

«И красной той нити, что судьбы связала,

На свете не будь прочней ничего…»

После чего она развернула небольшой бумажный кулёк, внутри которого находились волосы каштанового оттенка. Их было не очень много, но Екатерине потребовалось приложить немало усилий и терпения, чтобы незаметно собрать это сокровище.

«Как всё в этом мире к тлену приходит,

Из пепла вновь так же рождается жизнь…»

С этими словами она выдернула небольшое количество собственных волос, скатала их в пальцах вместе с волосами Павла и с помощью зажигалки принялась подпаливать их над чашей с кровью. Но стоило только жёлтому язычку пламени слегка прикусить её за пальчики, как она тут же выронила остатки пучка прямиком в кровь. Это её правда нисколько не смутило, и при помощи заранее заготовленной палочки Катя начала помешивать содержимое чаши: три раза против часов стрелки, два — по часовой, затем два — против и три — по. И так семь раз подряд, продолжая нашёптывать заговор.

«И все пять стихий за свидетелей будут,

В единстве двоих заключится союз…»

Закончив помешивания, Екатерина взяла чашу двумя руками и подняла её на уровень глаз, ни на секунду не переставая произносить выученные слова.

«И будет лишь так!

Аминь. Аминь. Аминь!»

Как только финальная часть заговора слетела с её уст, она, зажмурившись со всей силы, поднесла чашу к губам и, борясь с одолеваемым отвращением, сделала глоток, осушив её примерно на половину. Оставшаяся часть крови предназначалась для Павла. И где, если не на вечеринке, у неё появится возможность подмешать её ему?

— Да ты, я погляжу, совсем отчаялась.

Внезапно раздавшийся смеющийся голос так перепугал Екатерину, что она, вскрикнув, вскочила на ноги, роняя из рук чашу, которая падая умудрилась сбить одну из свечей.

Катя осмотрелась по сторонам, но в комнате кроме неё никого больше не было. На цыпочках подойдя к двери, она тихонечко приоткрыла её. В квартире было темно и тихо, только лёгкое похрапывание отца доносилось из родительской спальни. Но она была готова поклясться чем угодно, что слышала голос! Даже её сердце всё ещё бешено колотилось из-за испуга от него! Или всё же почудилось?

И тут она заметила, что чаша с её «заговорённым эликсиром» валяется перевёрнутой на полу.

— Нет, нет, нет, нет! — то сперва схватившись за голову, да так, словно она уже собирается вырвать не парочку волосинок, а устроить себе настоящие проплешины, то бросившись на пол в надежде, что со стенок ещё удастся собрать пару капель, которых, если повезёт, всё же будет достаточно, словно в едва слышном крике продолжала повторять Катя.

— Ой да перестань ты, эта бурда всё равно не сработает.

Девушка замерла. Снова тот же голос. Неприятный холод пробежал по спине, а сердце застучало с удвоенной силой. Она же ведь точно была одна.

— Кто здесь? — решила спросить Катя чуть ли не заикающимся голосом.

Последовал смех. Приятный, мелодичный и, судя по всему, женский.

— Ну, как минимум — ты. Но теперь возможно, что и я.

Катя захлопала глазами, не понимая полученного ответа. Её окно было зашторено плотной занавеской, а единственным источником освещения служили три оставшиеся свечи, создавая зловещий полумрак, но она продолжала водить взглядом из стороны в сторону в тщетной попытке найти источник этого голоса.

— Я не понимаю…

— А что тут понимать? Вроде и так всё ясно, — продолжал посмеиваться голос.

— Я умом тронулась, да? Совсем уже ненормальной стала?

— В какой-то степени можно и так сказать. Те, кого вы обычно называете «нормальными», с нами общаться не могут. Но норма — это ведь не «правильно» или «неправильно», а просто некое большинство. Ну и что, если ты от этого большинства вдруг отличаешься?

Сидя на своей пятой точке, Екатерина была готова вот-вот разрыдаться. Она разговаривала с каким-то голосом, судя по всему, в собственной голове и совершенно не понимала, что происходит.

— Но, но, но! Давай-ка без соплей, деточка!

— Тогда объясни, кто ты, или что ты! И почему я тебя слышу!

Повисла тишина, в которой отбиваемые, словно отбойным молотком, удары сердца Кати, казалось, сотрясали всё её тело.

— Эй… — осторожно позвала она. — Ты ещё здесь?

И снова ничего. Неужто она и взаправду настолько заигралась с этими колдовскими обрядами, что её воображение взяло вверх над рассудком? Настороженно посидев еще немного на полу, Катя решила, что странный голос всё-таки пропал. Она поднялась, включила свет и вновь осмотрелась. Естественно, никого кроме неё в комнате не было.

— Да что ж со мной такое-то?

Этот риторический вопрос остался без ответа, а сама она принялась наводить порядок. Кате было крайне обидно, что то, к чему она так долго готовилась, пошло прахом из-за её собственного разыгравшегося воображения и неуклюжести. Поколебавшись немного, она всё же соскребла всю оставшуюся кровь со стенок чаши и как смогла, поместила её в новый, чистый контейнер. Навряд ли там выходило хоть пару капель, но бросать всё сейчас и отступать она тоже смысла не видела. Лучше она будет пытаться и проигрывать, чем ничего не делать вовсе.

Когда же её голова наконец оказалась на мягкой подушке, а сознание уже переступало порог во владения Морфея, когда невозможно отличить явь от обволакивающего тебя морока, ей словно бы кто-то легонечко прошептал на самое ухо:

— Сладких снов, деточка.

Всё последующее утро настроение у Екатерины было ни к чёрту. Просыпалась она тяжело, будто бы и вовсе не выспавшись, а голова больше напоминала скатанный ватный комок, по чьей-то причуде водруженный ей на плечи заместо собственной. Потом умудрилась опоздать на автобус, ушедший у неё прямо из-под носа, а в метро, для полноты картины, благополучно отдавили ноги. За последнее ей, разумеется, принесли извинения; утренние часы пик — место, где подобное происходит отнюдь не по злому умыслу, но легче Кате от этого не становилось. И лишь сумев добраться до университета и увидев сидящего в аудитории Павла, Катя ощутила на её затянутом серым небе первые солнечные лучики.

— Так вот он какой, твой ненаглядный. Есть конечно красавцы и покрасивее, но и этот вроде ничего.

Сумка выскользнула и рук Кати, ударившись об пол, привлекая внимание одногруппников. Она вновь услышала появившийся вчера вечером из ниоткуда голос. Понимая, что сейчас она выглядит крайне странно, Екатерина подняла упавшую сумку и поспешила занять своё обычное место.

— Ты, конечно, забавно пугаешься, но советую привыкать, ты мне приглянулась.

— Ты ведь просто моё воображение? — стараясь не разжимать губ, прошептала Катя.

— Что ты там бубнишь под нос? И вообще, с добрым утром! — поприветствовала её уже находящаяся за партой Наташа.

— А, да, привет, — помахала ей рукой Катя, а также заодно и сидящим за ними Свете с Полиной.

— Что-то она сегодня страннее обычного.

— И не говори.

— В порядке я, не говорите глупостей, — попыталась улыбнуться своим подругам Катя, но настороженное выражение до конца не покинуло её лицо. Она внимательно прислушивалась ко всему происходящему вокруг, опасаясь вновь оказаться застигнутой врасплох этим странным голосом.

— Я не воображение, деточка, — хихикнула невидимая собеседница, — а та, кто может тебе помочь.

— С чем помочь?

— Кому помочь? — выгнула бровь Наташа.

Катя в испуге прижала ладонь ко рту. Одно дело — слышать чей-то голос, и совершенно другое — начать прилюдно с ним общаться.

— Никому. Прости, мысли вслух.

— Ла-а-а-дно… — с сомнением протянула Наташа, но приставать не стала, так как раздался звонок, объявляющий о начале занятий.

— Ну как с чем? С твоей любов…