Я повёл Варвару по коридорам мёртвой части клиники. Пятнадцатый этаж.
Официально это законсервированное исследовательское крыло. Неофициально — место, куда не заглядывали даже уборщицы.
Пыль в воздухе танцевала в редких лучах аварийных ламп, а гулкое эхо наших шагов было единственным звуком в этом царстве тишины.
— Куда мы идём? — спросила Варвара, её голос звучал приглушённо.
Она старалась не отставать, её рука инстинктивно держалась ближе к моей.
— Увидишь, — ответил я, сворачивая в боковой коридор, где даже аварийные лампы были выключены.
И в этой абсолютной темноте, в самом её конце, из-под одной-единственной двери без номера пробивался странный, живой, пульсирующий фиолетовый свет.
— Открывай, — сказал я, кивнув на тонкую цепочку на её шее. — Ключ у тебя.
Она на мгновение замерла, а затем её пальцы коснулись маленького ключа, который я подарил ей много дней назад. Смесь возбуждения и тревоги в её глазах была почти осязаемой.
Она вынула ключ из-под блузки. Её пальцы слегка дрожали, когда она вставляла его в замочную скважину. Ключ повернулся с тихим, отчётливым щелчком, который прозвучал в тишине коридора как точка невозврата.
Внутри оказалась бывшая лаборатория, но от неё остались лишь тени.
Стальные столы были сдвинуты к стенам, а центр комнаты занимал большой, потёртый кожаный диван. На полках вместо колб и пробирок стояли странные фигуры: черепа неизвестных животных, тускло светящиеся кристаллы, старинные фолианты в кожаных переплётах.
А фиолетовый свет, как оказалось, исходил от старых стерилизационных ламп под потолком, перенастроенных на мягкий, обволакивающий спектр.
— Это… — начала Варвара, ошеломлённо оглядываясь.
Я молчал, давая ей возможность самой всё осознать. Это место я нашёл случайно несколько недель назад по наводке Нюхля.
Оно странным образом притягивало меня, словно здесь был скрытый источник силы или старый якорь, связанный с моей сущностью. Нюхль обследовал его вдоль и поперёк, но не нашёл ни тайников, ни артефактов, ни остаточных следов магии. Просто заброшенная, забытая всеми комната с декором.
Варвара закончила осматриваться и медленно повернулась ко мне. В фиолетовом полумраке её глаза казались темнее и глубже. В них больше не было ни страха, ни удивления.
Только понимание. И что-то ещё. Что-то, что я видел в глазах победителей после тяжёлой битвы, в глазах тех, кто прошёл через пламя пожаров и выжил.
Варвара сделала один, едва заметный шаг ко мне. Глубокий, чуть сбившийся вздох. Этого было достаточно.
Я увидел в её глазах всё: восхищение силой, которую она сегодня наблюдала; благодарность за спасённую подругу; адреналин, всё ещё бурлящий в крови, и чистое, неприкрытое желание.
Она поняла всё без слов. В следующую секунду её губы накрыли мои. В этом поцелуе не было ни нежности, ни прелюдии.
Только голодный, отчаянный порыв — благодарность, восхищение и желание, смешавшиеся в одно целое. Её руки обвили мою шею, а тело прижалось так плотно, что между нами не осталось даже воздуха.
Адреналин, опасность и совместная победа. Лучшего афродизиака не существует.
Моя ладонь скользнула по её спине, опустилась ниже, под край её форменных брюк, и сжала упругую ягодицу. Она ответила на это действие тихим, сдавленным стоном мне в губы, прижимаясь ещё теснее.
После серьёзного ритуала это именно то, что нужно для сброса напряжения. И для закрепления союза.
Фиолетовый свет от старых стерилизационных ламп мягко заливал комнату, превращая тени в бархатные узоры на стенах. Воздух был неподвижным и тёплым.
После бури всегда наступает затишье. Наступило оно и сейчас.
Варвара лежала, устроив голову у меня на плече. Её дыхание было ровным, а тело расслабленным. Адреналин от битвы и последующая страсть сделали своё дело, забрав остатки сил.
Мозг же отдыхать не собирался. Первоначальный шок от полного истощения прошёл, и я по привычке запустил внутреннюю диагностику.
Сосуд, который я оставил практически пустым, на отметке в двадцать процентов после ритуала, теперь показывал стабильные двадцать три.
Я мысленно перепроверил данные. Двадцать три. За вычетом потраченной на поддержание жизнедеятельности энергии, чистая прибыль составляла около трёх процентов.
Интересно.
Я смотрел на спящую Варвару. Жива от интимной близости? Или побочный эффект её пикового эмоционального состояния? Благодарность, смешанная с удовлетворением и чувством безопасности?
Новый, нестабильный, но потенциально возобновляемый источник? Требуются дальнейшие исследования.
— Давно у меня никого не было, — вдруг тихо призналась она, не открывая глаз. Её палец лениво чертил узоры на моей груди. — А в тебя… ты мне всегда нравился. Как парень. Но последнее время. Ты ведёшь себя как мужчина, и я… иногда таю от одного твоего взгляда.
Её слова были не откровением, а скорее очередным пунктом в анамнезе этого тела.
Прежний Святослав был не только начинающим некромантом-недоучкой, но и объектом девичьих грёз. Загадочный, недоступный… Классический образ, который всегда привлекает определённый тип женщин, ищущих в мужчине не партнёра, а ребус.
Интересное наследство.
Тело, проклятье, враги… и вот теперь — влюблённая союзница. Определённо самый полезный актив из всех.
Вернувшись в отделение, я первым делом сделал обход. Палата, где ещё час назад бушевала битва на грани миров, теперь была образцом больничного порядка.
Я подошёл к кровати Ольги, затем к Николаю. Бросил беглый взгляд на мониторы. Показатели в идеальной норме. Но я не доверял машинам. И активировал некро-зрение. Там, где раньше пульсировали узлы тьмы, теперь было чисто.
Энергетические каналы медленно восстанавливались, как земля после пожара. Работа выполнена безупречно. Оба пациента спали глубоким, исцеляющим сном.
Двадцати трёх процентов в Сосуде мне хватит. Не густо, но это уже оперативный резерв. Хватит, чтобы спокойно продержаться до завтрашнего вечера, если не будет новых форс-мажоров.
А дальше — сбор долгов. Граф Ливенталь. Его благодарность за операцию и спасённую дочь, помноженная на его статус и эмоциональное состояние, должна принести солидный куш. Процентов двадцать, если не тридцать. Неплохая инвестиция.
Проходя мимо сестринского поста, я заметил санитара.
Молодой парень, лет двадцати пяти. Он слишком старательно протирал уже идеально чистую стену. Его взгляд, вместо того чтобы быть уставшим или скучающим, как у всего остального персонала в конце смены, был напряжённым.
И каждые несколько секунд он бросал короткий, нервный взгляд на меня.
Шпион. Диагноз был поставлен мгновенно, с той же точностью, с какой я определяю редкое заболевание. Примитивный, но очевидный. Морозов перешёл от пассивного наблюдения к активным действиям. Игра началась.
Я намеренно изменил маршрут.
Вместо того чтобы пойти в ординаторскую, я свернул в боковой коридор, ведущий к лабораториям. Через десять секунд из-за угла «случайно» появился он же, с той же тряпкой, делая вид, что ищет какое-то пятно на стене. Его траектория движения была нелепой и неэффективной с точки зрения уборки, но идеальной с точки зрения наблюдения за мной.
Примитивно. Даже оскорбительно примитивно.
Морозов, главный врач элитной клиники, человек, плетущий сложные административные интриги, поставил следить за мной… этого любителя. Он мог бы нанять профессионала из службы безопасности. Но он использовал этого дрожащего юнца. Почему? Хочет сэкономить? Или он недооценивает меня настолько сильно?
Последний вариант был наиболее вероятным. Даже слегка оскорбительным.
Но это было хорошо. Враг, который тебя недооценивает, уже наполовину проиграл. Он думает, что играет в шахматы с выскочкой-ординатором. Он не знает, что сел за доску с тем, кто эти шахматы изобрёл.
— Нюхль, — мысленный приказ был коротким и чётким. — Объект санитар. Слежка. Хочу знать всё: куда идёт, с кем говорит, что передаёт. Полный отчёт по возвращении.
Невидимый слуга беззвучно отделился от моей фигуры и поскакал за шпионом, как струйка дыма за сквозняком.
Оставив разведчика выполнять свою работу, я направился прямиком в кабинет к Сомову. Враг сделал свой ход, теперь пришло время для моего. Нужно было превращать потенциального союзника в реального заговорщика.
Я постучался и, не дожидаясь ответа, вошёл в кабинет, плотно закрыв за собой дверь. Простейший жест рукой, и «полог тишины» — базовая техника, которую знал каждый некромант — окутал помещение, отсекая нас от всего мира.
Это был не просто ритуал. Это был сигнал. Сигнал о том, что разговор будет выходить далеко за рамки официальных протоколов.
Сомов поднял голову от бумаг.
Он отложил ручку, снял очки и посмотрел на меня. Это был жест не усталости, а предельной концентрации. Он понял, что это не очередной отчёт о пациенте.
— Пётр Александрович, нам нужно поговорить о будущем этой клиники, — начал я без предисловий.
— Слушаю вас, коллега, — произнес он настороженно.
— Морозов теряет контроль, — я присел напротив, как будто ставил диагноз пациенту. — Симптомы: прогрессирующая паранойя, неэффективное распределение ресурсов, слежка за ключевыми сотрудниками с помощью некомпетентного персонала. Клиника больна, Пётр Александрович. И болезнь сидит в кресле главврача.
— Вы о чём-то конкретном? — Сомов медленно принялся протирать стёкла очков, его взгляд был непроницаем.
— У меня есть поддержка покровителей этой клиники, — я не стал перечислять имена. — Они инвесторы. И они хотят видеть здесь современную медицину, а не феодальные разборки. Они мой ресурс. И, соответственно, могут стать вашим.
— И вы предлагаете… — он сделал паузу, подбирая слово, — переворот?
— Я предлагаю партнёрство, — поправил я. — Вы становитесь главврачом. Ваш административный опыт и положение позволяют занять такую должность. А я стану вашим заместителем по научной и лечебной работе. Мои методы, которые вы сегодня наблюдали, станут вашими. Вместе мы превратим эту клинику из доходного места для аристократов в ведущий научный центр Империи. И получим неограниченный доступ к ресурсам.
Я закончил говорить и замолчал, давая Сомову время всё обдумать.
Видел, как в его голове идёт расчёт. На одной чаше весов — риск. Гнев Морозова, провал, крах карьеры. На другой — власть, слава, возможность войти в историю медицины. И я. Непредсказуемый, опасный, но невероятно эффективный. Лучшая карта в колоде.
Он долго молчал, глядя в окно на ночной город. Затем медленно повернулся ко мне.
— Это очень серьёзное предложение, — медленно произнёс Сомов, наконец отводя взгляд от окна. — Оно требует… взвешенного подхода. Мне нужно подумать.
Но в его глазах я уже видел ответ. Амбиции, которые он сдерживал десять, а то и пятнадцать лет, рвались наружу. Он уже мысленно примерял кресло главврача. Вишенка почти созрела, осталось только дождаться, когда она сама упадёт мне в руки.
Управляемый амбициозный Сомов куда лучше параноидального Морозова.
Я наблюдал за игрой эмоций на его лице. Он был умён, но его мотивация — карьера, научная слава, признание — была до смешного прозрачной. Он был предсказуем. Идеальная фигура для того, чтобы поставить её во главе, самому оставаясь в тени.
— Пока будете думать, подумайте вот о чём, — добавил я, вставая. — Мне нужно остаться на ночное дежурство сегодня. Официально оформите как отработку за сегодняшнее отсутствие.
Он на мгновение удивился резкой смене темы, но тут же понял суть. Это был не просто запрос. Это был первый тест нашего неофициального альянса.
— Это я могу устроить, — без колебаний кивнул Сомов. — Считайте, что уже оформлено. Я передам распоряжение на сестринский пост.
Я кивнул и, не прощаясь, вышел, сняв полог тишины.
Сомов согласился. Маленькая услуга, незначительное нарушение протокола, но это был знак. Он уже начал играть в мою игру.
И я уже догадался, почему он согласился так быстро, поверив совсем молодому ординатору.
Кабинет главврача клиники «Белый Покров» был его логовом. Панели из тёмного морёного дуба поглощали звук, массивный стол внушал уважение, а огромное, от пола до потолка окно открывало панорамный вид на город.
Александр Борисович Морозов сидел в своём кожаном кресле, методично постукивая по полированной поверхности стола дорогой перьевой ручкой.
Напротив, вытянувшись по стойке смирно, стоял Крутов, начальник службы безопасности клиники — бывший офицер медицинской службы Императорской Гвардии, человек старой закалки, чьё лицо, казалось, было высечено из гранита.
— Александр Борисович, Пирогов остаётся на ночное дежурство, — чётко доложил Крутов. — Соответствующее распоряжение от заведующего Сомова только что поступило. Протокол пассивного наблюдения придётся отменить. Ночью в отделении много посторонних — медсёстры, дежурные врачи. Наш человек будет слишком заметен.
Морозов не нахмурился. Напротив, его тонкие губы растянулись в улыбке, лишённой всякого тепла.
— Отменить? Напротив, Крутов. Ночь — это не помеха. Ночь — это наше главное преимущество. Меньше свидетелей, меньше суеты. Идеальные условия.
Крутов непонимающе молчал.
— Активируйте протокол «Карантин», — тон Морозова сменился с задумчивого на ледяной и приказной. — Берите его тихо, лучше всего в ординаторской, когда он останется один. К утру он должен быть в нашем специальном помещении в подвале.
— Но, господин главврач, если он действительно… некромант, как предполагаете вы и наши источники… — начал Крутов, и в его голосе не было страха, лишь профессиональная оценка рисков. — Мои люди могут не справиться.
— Для таких случаев у нас в арсенале имеется кое-что из старых запасов, — Морозов открыл нижний, запертый на ключ ящик стола и положил на него тяжёлый, тускло поблёскивающий в свете лампы браслет. — Императорская сталь, прошитая рунами подавления магии. Любой маг в таких превратится в обычного смертного. Проверено в ходе Туркестанской кампании.
Он с лёгким стуком закрыл ящик.
— И помните, полковник. Официально — это внеплановая проверка на употребление запрещённых наркотических препаратов. У меня, как у главврача, есть все полномочия её инициировать при малейшем подозрении. Бумаги я уже подписал. Всё должно быть чисто и по протоколу.
— Понял, — коротко кивнул Крутов. — Леонид и Вячеслав справятся. Они у нас специалисты по… тихой работе. Опыт службы в Гвардии.
— Вот и отлично, — Морозов откинулся в кресле, давая понять, что совещание окончено.
Когда Крутов вышел, беззвучно прикрыв за собой массивную дверь, Морозов остался один. Он медленно поднялся, подошёл к огромному окну и посмотрел вниз, на огни клиники, раскинувшиеся под ним.
— К утру, — произнёс он в тишине кабинета, — мы наконец узнаем, кто же такой на самом деле наш загадочный чудо-доктор Пирогов. И какие тайны он скрывает.
Воздух в подвальной комнате видеонаблюдения был густым, пах остывшим кофе и работающей электроникой. Десятки мониторов отбрасывали на стены пляшущие тени, превращая небольшое помещение в центр нервной системы всей клиники.
Леонид, бывший гвардеец с квадратной челюстью и старым шрамом, рассекающим бровь, лениво следил за экранами. Рядом с ним, откинувшись на стуле, сидел Вячеслав — бывший военный маг с ранней сединой на висках и усталыми глазами человека, который видел слишком много и хорошего, и плохого.
— Гляди-ка, вон наш чудо-доктор пошёл, — Леонид ткнул толстым пальцем в один из экранов. На чёрно-белом изображении высокая фигура Святослава Пирогова сворачивала в коридор, ведущий к ординаторской. — В гнездо своё направляется. Отдыхать.
— Нормальный же мужик, — вздохнул Вячеслав, не отрывая взгляда от монитора. — То, что он сегодня с этой Поляковой сделал… наши штатные маги бы неделю возились, вызывали бы консилиум, и то не факт, что справились бы. А он вошёл, крикнул, и всё.
— Ага, — хмыкнул Леонид. — А этот парень, говорят, за час всё разрулил. Я слышал, он ещё и графскую дочку на прошлой неделе с того света вытащил!
— И не только, — кивнул Вячеслав. — Моя Маша в терапии работает, говорит, он там такие диагнозы ставит, что профессора за голову хватаются. Людей, которых уже в морг списывали, на ноги поднимает.
— А Морозов нам премию за прошлый квартал так и не выплатил, — мрачно проворчал Леонид, переводя взгляд на другой монитор. — Говорит, дефицит бюджета. При этом себе в кабинете ремонт затеял, панели из красного дерева заказал.
— Старый хрыч совсем с катушек съехал, — Вячеслав устало покачал головой. — У него паранойя. Помнишь Волкова из хирургии? Три дня парня в подвале продержали на сыворотке правды, а потом отпустили его. Обвиняли в воровстве наркотиков, и сыворотка это подтвердила, а сейчас ничего, работает.
В этот момент над столом тихо звякнул селектор.
— Первый второму.
Вячеслав нажал на кнопку и ответил:
— Слушаю, первый.
— Протокол «Карантин» активен, — донёсся из динамика холодный, лишённый эмоций голос Крутова. — Объект в ординаторской. Приступайте.
Вячеслав выключил связь. Они с Леонидом переглянулись.
— Ну, приказ есть приказ, — Леонид тяжело поднялся, разминая затёкшие плечи. Он подошёл к монитору. — Всё, наш объект в ординаторской. Сидит за столом, голова видна над спинкой кресла. Лицом к окну, спиной к двери. Идеально. Хоть немного разомнёмся.
Он направился к металлическому сейфу в углу, открыл его и достал два тяжёлых браслета из тусклой, серой стали, испещрённой рунами. Вячеслав, тоже поднявшись, молча взял их. Его пальцы, привыкшие к работе с энергией, ощущали исходящий от них холод, подавляющий любую магию.
— Пойдём, поздороваемся с гением, — пробормотал Леонид, проверяя крепление электрошокера на поясе.
— Только постарайся его не сломать, — тихо ответил Вячеслав, направляясь к выходу. — Хорошие врачи нынче редкость.
— А плохие начальники на каждом шагу, — закончил за него Леонид, и они вышли в гулкий подвальный коридор.
Они вышли из комнаты наблюдения и бесшумно двинулись по гулким подвальным коридорам к служебному лифту. По пути Леонид не отрывал взгляда от телефона — тёмный силуэт в ординаторской не двигался.
— Странно, что он даже не шевелится, — заметил Вячеслав, когда двери лифта с шипением открылись.
— Может, задремал, — пожал плечами Леонид. — После такого дня любой бы вырубился. Тем лучше для нас.
Они поднялись на нужный этаж. Ночные коридоры отделения были пусты, только дежурная медсестра дремала на посту в дальнем конце, уронив голову на журнал. Тишину нарушало лишь монотонное гудение вентиляции.
— Тихо, — прошептал Леонид, когда они подошли к двери ординаторской. Он двигался с грацией хищника, совершенно несвойственной его массивной фигуре.
Вячеслав кивнул и достал из-за пояса свёрток. Развернув его, он явил чёрный мешок из плотной, грубой ткани, прошитой тускло поблёскивающими серебряными нитями — стандартное средство для быстрой нейтрализации магов.
Они замерли у двери, как два волка перед прыжком на спящую жертву. План был прост и надёжен, как имперский штык.
Леонид бесшумно повернул ручку. Дверь в ординаторскую открылась без единого скрипа — петли в элитной клинике регулярно смазывали.
Фигура за креслом не шевелилась. Затылок с тёмными, растрёпанными волосами чётко выделялся в круге света от настольной лампы. Идеальная цель.
Охранники переглянулись и коротко кивнули друг другу. Леонид, затаив дыхание, начал обходить кресло слева, его тяжёлые ботинки не издавали ни звука на больничном линолеуме. Вячеслав двинулся справа, уже разворачивая чёрный антимагический мешок.
На счёт «три» Вячеслав резким, отточенным движением набросил мешок на голову сидящего.
В тот самый момент, когда плотная ткань коснулась волос, в ординаторской погас свет.
Не просто погас. Полная, абсолютная, чернильная темнота накрыла помещение, как будто кто-то выключил не только лампы, но и сам свет.
И в этой неестественной тишине раздался нечеловеческий вой.
Это был не крик боли или ярости. Это был звук, от которого кровь стыла в жилах. И звучал он прямо у них в головах.