Город встретил их серым туманом, обволакивающим здания подобно гниющему савану древнего бога. Майя-покрытия проспекта пульсировали, то расширяясь до головокружительных бесконечностей, то сжимаясь с такой неумолимой настойчивостью, что казалось, блеклые стены зданий вот-вот схлопнутся в точку, раздавив их между безжалостными каменными ладонями. Воздух пах влажной ржавчиной и чем-то неуловимо сладким, почти тошнотворным — как цветы, распускающиеся на разлагающейся майе.
— Держись ближе, — произнесла София, её глаза непрерывно сканировали окружающее пространство, препарируя реальность с клинической точностью. — В подобных конструкциях сознания даже расстояние в несколько шагов может превратиться в непреодолимую пропасть. Здесь метрика пространства — функция от эмоционального состояния.
Аврора кивнула, заставляя себя дышать размеренно и глубоко. Страх пульсировал внутри, как второе сердце, нарастая с каждым ударом, но годы тренировок не прошли даром — она удерживала его под контролем, не позволяя разрастись до паники, превращая в холодную, управляемую бдительность.
— Куда мы направляемся? — спросила она, модулируя голосовые связки так, чтобы звучать профессионально и отстраненно, хотя на периферии сознания мерцала тревога.
— К эпицентру, — ответила София, её силуэт на мгновение размылся, словно растворившись в тумане, но тут же восстановил четкость. — Подобные конструкции всегда имеют центр, сингулярную точку, из которой исходят все искажения. Обычно это место, имеющее особое значение для создателя мира — сакральное или травматическое.
Они двигались по улицам, которые, казалось, переписывали себя с каждым их шагом, как живой текст, редактируемый невидимым автором. Вывески магазинов меняли названия, складываясь в странные анаграммы, витрины отражали не их фигуры, а силуэты каких-то иных существ — искаженных, многоруких, с глазами, расположенными в геометрически невозможных местах. Номера домов перетекали из цифр в символы, а потом складывались в непроизносимые формулы, которые Аврора почти понимала, но смысл ускользал в момент осознания.
— Я изучала досье Локтингейла, — сказала София, не оборачиваясь, её голос звучал странно отчужденно, словно доносился не из горла, а из воздуха вокруг них. — О местах, которые для него что-то значили. Среди них библиотека нашей Обсерватории синхронизации сознаний, плюс Зал Мнемозины и…
Аврора уже не слушала, её сознание затопило пронзительное осознание — София перечисляет их с Декартом места, точки пересечения их совместных маршрутов. Лабиринты ассоциаций и воспоминаний, куда они погружались вместе, разделяя интимность ментального соприкосновения. Холодная волна прошла по позвоночнику. От этого стало совсем не по себе. Кажется, она точно здесь не случайно — она мишень, а может, и приманка.
Но не успели они сделать и десятка шагов, как из тумана впереди соткалась фигура, возникая из ничего, словно концентрируя в себе частицы серой мглы. Сначала Аврора приняла её за человека — силуэт был гуманоидным, с узнаваемыми очертаниями головы и конечностей. Но чем ближе он подходил, тем яснее становилось, что это нечто совершенно иное, нечто, принадлежащее не физической реальности, а царству кошмаров.
Существо состояло из фрагментов, словно кто-то разбил зеркало и склеил осколки в приблизительную форму человека, не заботясь о плавности линий и пропорциях. В каждом осколке отражалось что-то своё — где-то одинокий глаз, моргающий не в такт остальным, где-то кусок плоти, покрытый пульсирующими венами, где-то фрагмент городского пейзажа, невозможный с точки зрения перспективы. Оно двигалось рывками, каждое движение сопровождалось звуком бьющегося стекла, пронзительным и болезненным для слуха.
— Не смотри ему в глаза, — предупредила София, её голос стал жестким, командным. — И не показывай страха. Оно питается страхом, трансформирует его в материю своего существования.
Легко сказать, подумала Аврора, чувствуя, как холодеет всё внутри, как сознание съеживается, инстинктивно пытаясь сделаться меньше, незаметнее. Существо приближалось, и теперь она видела, что в центре этой мозаики из осколков пульсирует нечто похожее на сердце, но не органическое — оно было сделано из тысяч крошечных шестеренок, вращающихся с сухим, механическим звуком, который отдавался в её собственной груди металлическим эхом.
— Не двигайся, — прошептала София, застыв в неестественной позе, словно она сама превратилась в скульптуру. — Смотри сквозь него, не на него. Отрицай его существование своим восприятием.
Аврора заставила себя дышать ровно, вспоминая техники регуляции, которым её обучали. Это не реально. Это конструкция. Это просто проекция страха, материализация чьих-то кошмаров. Она сосредоточилась на мысли о том, что всё это — лишь искаженное отражение чьих-то эмоций, не более материальное, чем сон, который можно развеять пробуждением.
Существо остановилось в нескольких шагах от них, его голова дергалась из стороны в сторону, словно оно принюхивалось, пытаясь учуять аромат их страха. Осколки, составляющие его тело, постоянно перестраивались, создавая новые конфигурации, в каждой из которых появлялись различные отражения — персоны, предметы, фрагменты воспоминаний, возможно принадлежащих создателю этого мира.
А потом... оно сорвалось с места с оглушительным звуком разбитого витража и дико ринулось по направлению к психомодераторам. Его движение сопровождалось нечеловеческим ревом, в котором слышались отголоски множества голосов, слившихся в какофонию боли и ярости.
София с кошачьей грацией оттолкнула Аврору в одну сторону, сама отпрыгнув в другую. Существо пронеслось между ними, разрезав пространство, как нож, и неестественно развернулось, нарушая все законы физики и инерции. Его новая траектория была направлена прямо на Аврору, и в этот момент она увидела среди стеклянных фрагментов, составляющих монстра, осколок с отражением Когиты — искаженного ужасом.
София закричала и активировала технику, которую Аврора узнала по комплексу жестов и вокализации “Ментальное эхо”:
— Эго мультипликум, рефлексио плюраль, омнес симуль! — её голос разрезал воздух, словно ритуальный нож, а руки разошлись в стороны, ладони повернулись к себе, как будто она смотрела в зеркала.
Пространство вокруг заколебалось, и с разных сторон материализовались идентичные копии Софии — не цельные, а скорее призрачные эхо-проекции, каждая из которых повторяла движения оригинала с микроскопической задержкой. Эти фантомы одновременно бросились на существо, схватили его стеклянные конечности, фиксируя в пространстве.
— Я долго не сдержу! Беги! — крикнула София, её персона исказилась от напряжения, а по рукам, удерживающим монстра, побежали тонкие порезы, из которых сочилась кровь неестественно яркого цвета.
Аврора побежала прочь, повинуясь инстинкту самосохранения, но через несколько шагов резко остановилась. Нет! Я психомодератор! Я не жертва, я инструмент восстановления порядка. Она развернулась персоной к кошмару, чувствуя, как внутри разгорается решимость, вытесняя страх.
С четкими, выверенными движениями она активировала технику, входящую в арсенал каждого психомодератора, но требующую исключительной концентрации:
— Веритас мемориа, фальситас диссольво, кларитас ментис! — её голос приобрел особую резонансную глубину, а руки совершили жест, словно она просеивала песок сквозь пальцы, отделяя зерна истины от плевел иллюзии.
Воздух вокруг существа заискрился, словно через него пропустили электрический ток. Стеклянные фрагменты его личины начали вибрировать с такой частотой, что их очертания размылись. Искаженные отражения в осколках замерцали и стали проясняться, обретая целостность и связность. Механическое сердце-часовой механизм замедлило свой лихорадочный ритм, шестеренки начали вращаться в гармоничной последовательности.
Монстр превращался — трансформировался на глазах, его угловатая форма плавилась, становясь более человеческой. Осколки срастались, стекло превращалось в плоть, и через несколько мгновений перед ними стоял обычный мужчина со смутно знакомыми чертами лица. Он посмотрел на Аврору с выражением глубокой благодарности и медленно растворился в воздухе, словно никогда и не существовал.
— Ты справилась, — в голосе Софии проскользнуло нечто похожее на одобрение, редкое в её обычно бесстрастных интонациях. — Многие в подобной ситуации поддаются панике, позволяют кошмару диктовать правила восприятия. Здорово, что ты воспользовалась “Мнемонической фильтрацией” — она даёт возможность отделять истинные воспоминания от ложных, созданных под влиянием травм или внешнего ментального вмешательства.
— Это было... существо из стекла? — спросила Аврора, чувствуя, как адреналин медленно отступает, оставляя после себя опустошение и странную ясность мысли.
— Нет, — покачала головой София, сканируя взглядом окружающее пространство, словно ожидая появления новых угроз. — Это была манифестация страха перед фрагментацией личности. Обычно такие проявляются, когда создатель мира боится потерять себя, распасться на части, когда его сознание находится на грани диссоциации.
Они продолжили путь через лабиринт изломанной реальности. Город вокруг них становился всё более искаженным и сюрреалистичным — здания изгибались под невозможными углами, словно застывшие в момент мучительного изгиба позвоночника; фасады домов покрывались пульсирующими венами и артериями, по которым текла не кровь, а жидкий свет. Асфальт под ногами трансформировался с каждым шагом: временами становился мягким и податливым, как живая плоть, засасывая ботинки, словно голодный рот; иногда кристаллизовался до алмазной твердости, отзываясь на каждый шаг мелодичным звоном.
Небо над ними, клубящееся и нестабильное, перетекало от пепельно-серых оттенков зимнего отчаяния до глубокого кроваво-красного закатного неистовства. Облака формировали причудливые узоры, в которых на долю секунды проступали человеческие персоны, искаженные немым криком, прежде чем снова раствориться в хаотической массе атмосферных завихрений.
На перекрестке двух улиц, где законы геометрии окончательно капитулировали перед безумием создателя этого мира, возвышалась массивная конструкция, которая словно прорастала из недр земли — гротескное сплетение ржавеющих металлических балок, витиеватых проводов, испускающих синие электрические разряды, и полупрозрачных органических трубок, пульсирующих в тревожном, аритмичном ритме. Вся конструкция слабо гудела на низкой частоте, вызывающей дискомфорт в костях черепа и заставляющей внутренние органы резонировать в болезненной симпатии.
— Что это? — спросила Аврора, не в силах отвести взгляд от этого архитектурного кошмара, хотя глубинные инстинкты кричали о необходимости бежать.
— Нервный узел, — ответила София, её голос звучал напряженно, с еле уловимыми нотами трепета. — Одна из ключевых точек этой реальности, нечто вроде синаптического перекрестка в нейронной сети мира. Если мы сможем дезактивировать его, это значительно ослабит контроль создателя над конструкцией, внесет диссонанс в симфонию его ментального диктата.
Воздух вокруг них сгустился, приобретая вязкость и металлический привкус на языке, словно атмосфера сама сопротивлялась их планам. Тени на стенах соседних зданий начали удлиняться, приобретая неестественные очертания, двигаясь против слабого рассеянного света.
Не успела София закончить свое объяснение, как из-за угла, словно материализовавшись из самого кошмара, вырвалась стая существ, отдаленно напоминающих собак. Но эти создания были извращенной пародией на животных — их личины состояли из переплетенных человеческих конечностей: рук и ног, которые изгибались и перекручивались в болезненных позах, отталкиваясь от земли множеством бледных пальцев. Там, где должны были быть персоны, располагались клубки мышц с хаотично разбросанными глазами и зубами. Они двигались с неестественной, тошнотворной грацией, каждое движение сопровождалось хрустом суставов и влажным шлепаньем.
Аврора мгновенно поняла — на этот раз контроль над страхом не поможет. Эти существа не были проекциями эмоций, которые можно развеять осознанием. Они были преднамеренно сконструированы, запрограммированы как агенты иммунной системы этой реальности, призванные атаковать и уничтожать чужеродные элементы.
— Бежим! — крикнула София, резко меняя направление, её движения обрели первобытную, почти животную стремительность.
Они помчались по боковой улице, где под тонкой пленкой реальности пульсировали полупрозрачные трубки, наполненные бледно-голубой жидкостью. Твари преследовали их со сверхъестественной скоростью — им, казалось, даже не требовалось касаться земли. Они скользили над поверхностью как призраки, оставляя за собой туманный след из обрывков снов и воспоминаний, сокращая расстояние с каждой секундой. Звук их движения напоминал тысячу шепчущих голосов, произносящих бессвязные мольбы и проклятия.
— Там! — Аврора указала на приземистое здание, отличающееся от окружающих конструкций своей грубой прямолинейностью и архаичностью. Его фасад был украшен выветрившимися каменными горгульями, а массивные двери из потемневшего металла казались непропорционально тяжелыми. — Может быть, мы сможем забаррикадироваться внутри!
Они рванули к дверям, каждый шаг отдавался звенящей болью в мышцах, каждый вдох обжигал легкие воздухом, который становился всё более разреженным, словно реальность пыталась задушить их. К счастью, двери поддались сразу же, с глухим протяжным стоном поворачиваясь на древних петлях. Оказавшись внутри, они захлопнули их и привалились спиной к холодному металлу, тяжело дыша, сердца колотились в груди, как загнанные птицы.
— Это не удержит их надолго, — выдохнула София, её обычно безупречная прическа растрепалась, на лбу выступила испарина. — Физический барьер практически бесполезен против психических конструктов такого уровня. Нам нужно что-то посерьезнее — ментальная структура, способная противостоять их вторжению.
Аврора огляделась, позволяя глазам адаптироваться к полумраку помещения. Они находились в просторном холле, который причудливым образом сочетал в себе элементы библиотеки и лаборатории — высокие стеллажи с древними фолиантами соседствовали с футуристическими приборами, чьи функции невозможно было определить с первого взгляда. Воздух был насыщен запахами старой бумаги, озона и смутным ароматом чего-то органического, но нечеловеческого.
В центре помещения, под куполообразным потолком с фресками, изображающими нейронные сети и созвездия, возвышалась модель человеческого мозга размером с небольшой автомобиль. Она была выполнена из прозрачного хрусталя и серебряных нитей, образующих сложнейшую паутину связей, внутри которой пульсировали и перетекали нити разноцветного света, словно мысли, визуализированные в трехмерном пространстве.
Снаружи послышался скрежет — сотни когтей и ногтей царапали металл двери, создавая звук, от которого волосы вставали дыбом, а кожа покрывалась мурашками. Через щели в старых дверных петлях начал просачиваться серебристый туман, медленно формируя на полу лужицы переливающейся жидкости.
— У нас мало времени, — произнесла София, её взгляд метался по помещению в поисках другого выхода или оружия. — Эти сущности не отступят. Они созданы с единственной целью — найти и уничтожить аномалии в системе.
Аврора закрыла глаза, позволяя внешнему миру на момент раствориться. Внутри неё поднималась волна первобытного ужаса — холодная и тяжелая, она затапливала сознание, грозя разрушить все защитные барьеры. Но вместо того чтобы привычно подавлять эмоции, как её учили годами, она сделала нечто противоположное — позволила страху проявиться полностью, ощутила его во всей его оглушительной интенсивности, позволила ему заполнить каждую клетку, каждый нерв, каждый синапс.
А затем, балансируя на грани полного эмоционального растворения, она призвала технику, которую изучала лишь теоретически в академии, но никогда не осмеливалась применять в реальных условиях. Она мысленно очертила границу вокруг здания, ощущая каждый угол, каждую трещину, каждый камень в его фундаменте.