Пять королевств Ирландии

Зачарованная пещера в Кэш Корран

Глава 1

Финн мак Уайл был самым доблестным военным вождем в мире, но к своим личным делам он относился совсем по-иному. Иногда спокойствие и степенность изменяли ему, и он использовал любую возможность, сулящую приключения. А так как он был не только воином, но и бардом, а кроме того — еще и ученым мужем, все странное и необычное непреодолимо влекло его.

Он был таким славным воином, что, несмотря на отсутствие одной руки, ему всегда удавалось вытащить Фианну из любой беды, в которой она оказывалась; но он был еще и таким завзятым поэтом и романтиком, что все люди Фианны вместе с трудом могли вызволить его из неприятностей, в которые он ухитрялся попадать. Его заботой было хранить покой Фианны, а заботой всей Фианны было хранить своего вождя от опасностей. И люди Фианны не жаловались, ведь они любили каждый волосок с головы Финна больше, чем своих жен и детей. И немудрено — ведь не было в мире человека, более достойного любви, чем Финн. Голл мак Морна не был особенно верен Финну на словах, но на деле его преданность была велика. Хоть он и не упускал возможности убить кого-нибудь из родичей Финна (ведь между кланами мак Байшкне и мак Морна всегда была смертельная вражда), но по призыву вождя он первым бросался в бой, яростно, как лев. А иногда и призыва не требовалось — стоило только Голлу почувствовать сердцем, что с Финном что-то не так, и он бросал очередного Финнова родича, чтобы успеть туда, где требовалась его помощь. И никакой благодарности он за это, конечно, не получал — ведь Финн, хоть и любил его, но особой симпатии к нему не испытывал. Впрочем, Голл питал к Финну те же самые чувства.

Однажды сидели Финн с Конаном Сквернословом и гончими Бран и Шкьоланом в охотничьей засаде на вершине Кэш Коррана. Внизу и со всех сторон кипела жизнь — народ Фианна бил дичь в Легни и Брефни, крался по ореховым и буковым лесам Крэбери, рыскал по чащобам Кил Конора и бродил среди обширных равнин Мой Конала.

Великий вождь был счастлив — его взор ласкали любимое ясное небо, покачивающиеся под ветром деревья, солнечный свет и тучные нивы. Слух улавливал множество разных звуков — лай гончих псов, звонкие клики юношей, посвист егерей — и каждый звук сообщал ему новые подробности происходящей охоты. Топот и крики раненых оленей, визг барсуков, встревоженный пересвист птиц, согнанных с насиженых мест…

Глава 2

А в это время Конаран, сын Имидела, король сидов, живущих в Кэш Корране, также следил за охотой. Но Финн не видел его— никто из нас не может видеть Волшебный народ, не войдя в его царство, а вождь даже и не думал в тот момент о волшебстве. Конаран не любил Финна и, заметив как безмятежен герой, задумал подчинить его своей власти. Неизвестно, какое зло причинил Финн Конарану. Видимо, это зло было очень большим, раз король сидов из Кэш Коррана так обрадовался, увидев беспечного и беззащитного Финна таким близким и таким беспомощным…

Кстати, у этого самого Конарана было четыре дочери. Он любил их и гордился ими, но ни среди сидов Ирландии, ни среди ирландских людей не было более уродливых, злобных и взбалмошных девиц.

Их волосы были черны, как сажа, и жестки, как проволока, — они сплетались и торчали на их головах кустами. У них были блестящие красные глаза, черный перекошенный рот, из которого торчали целые изгороди желтых кривых клыков. У них были длинные тощие шеи, которые могли вертеться по кругу, как куриные, а руки их были длинными и мускулистыми, причем на конце каждого пальца был длинный ноготь, жесткий, как рог, и острый, как бритва. Их тела были покрыты волосами, мехом и пухом, так что они были похожи на собак, на кошек и на цыплят одновременно. Под носом у них торчали усы, а из ушей — клочья шерсти. Взглянув на них один раз, уже не хотелось увидеть их снова, а увидев снова — хотелось умереть от такого зрелища.

Их звали Каэвог, Куиллен и Иаран. Четвертая дочь, Иарнах, тогда отсутствовала, и мы пока не будем говорить о ней.

И вот Конаран призвал к себе трех дочерей.

— Финн один, — сказал он, — Финн один, ненаглядные мои!

— Ах! — сказала Каэвог и защелкала и заскрежетала челюстями от удовольствия.

— А если есть возможность, надо ее использовать! — продолжал Конаран, злорадно улыбаясь.

— Мудрые слова, — изрекла Куиллен, открыв рот и задергав нижней челюстью. Так она улыбалась.

— И возможность есть! — добавил ее отец.

— Возможность есть! — отозвалась Иаран, улыбаясь так же, как и ее сестра, только еще уродливее, и при этом дергая носом из стороны в сторону.

И тогда они улыбнулись все вместе, да так, что от их улыбки можно было оцепенеть от ужаса.

— Но Финн не может нас видеть! — обиженно сказала Каэвог, опустив брови, вздернув подбородок и заскрежетав челюстями, так что ее лицо стало похожим на растресканный орех.

— А мы стоим того, чтобы на нас посмотреть! — продолжила Куиллен, и от разочарования ее мордашка приняла еще более устоашающий вид, чем у ее сестры.

— Это так! — сказала Иаран со скорбью в голосе, и ее лицо искривилось в уродливой горестной гримасе — она даже затмила остальных сестер и удивила отца.

— Он не видит нас сейчас, — ответил им Конаран, — но он увидит нас через минуту!

— Ох, не обрадуется Финн, увидев нас! — хором сказали три сестры.

И тогда они взялись за руки, и пустились в веселый пляс вокруг отца, напевая песенку, первые слова которой были:

Многие из народа сидов знали эту песенку наизусть и пели ее при каждом удобном случае.

Глава 3

Своим искусством Конаран изменил зрение Финна, а затем проделал то же и с Конаном. Через несколько минут Финн поднялся со своего места. Все вокруг него было вроде бы по-прежнему, и он не понял, что вошел в Волшебную Страну. С минуту он походил взад-вперед в раздумьях, затем выглянул из засады… И застыл с открытым ртом! Придя в себя, он воскликнул:

— Иди-ка сюда, мой дорогой Конан!

И Конан спустился к нему.

— Я сплю? — вопросил его Финн, указывая пальцем перед собой.

— Если ты спишь, — ответил ему Конан, — то и я тоже. Ведь их здесь не было минуту назад, — пробормотал он.

Финн посмотрел на небо и обнаружил, что оно на месте. Он обернулся и увидел вдали покачивающиеся деревья Кил Конора. Он склонил ухо к ветру и услышал крики и свист охотников, лай собак — охота продолжалась.

— Хорошо, — сказал себе Финн.

— Спокойно! — воззвал Конан к своей душе.

И двое мужчин застыли на склоне холма, хотя то, что они увидели, было слишком прекрасным, чтобы разглядывать его издали.

— Кто они? — спросил себя Финн.

— И что они? — прошептал Конан.

И они застыли снова.

Ведь в склоне холма показалось отверстие, напоминающее дверь, и вот у этой-то двери и сидели дочери Конарана. Они поставили перед входом в пещеру три кривые палочки из падуба и пряли на них пряжу. Только на самом-то деле их пряжа была заклинанием.

— А их не назовешь симпатичными! — сказал Конан.

— Не назовешь, — согласился Финн, — но это может оказаться обманом зрения. Я плохо их вижу, они прячутся за падубом[18].

— А я бы рад не видеть их вообще, — пробурчал Конан.

Но вождь настаивал на своем.

— Я хочу убедиться, что у них действительно есть усы.

— Есть у них усы или нет, но давай оставим их в покое, — посоветовал Конан.

— Доблестный муж не должен бояться ничего, — заявил Финн.

— А я и не боюсь, — начал оправдываться Конан. — Я только хочу сохранить хорошее мнение о женщинах. Если эти три существа и впрямь женщины, то я уверен, что с этой минуты возненавижу весь женский пол.

— Пошли, мой дорогой, — сказал ему Финн, — я все-таки должен убедиться в подлинности их усов.

И он твердо шагнул к пещере. Он раздвинул ветви падуба и направился прямо к дочерям Конарана, и Конан пошел за ним.

Глава 4

Как только наши герои вошли в пещеру, странная слабость охватила их. Их кулаки стали тяжелыми, как свинец, и тянули руки книзу; их ноги стали легкими, как пух, и начали гнуться и заплетаться; их шеи стали слишком мягкими, чтобы удержать что-либо, и их головы начали болтаться из стороны в сторону.

— Что-то не так… — пробормотал Конан, шлепнувшись на землю.

— Все не так! — ответил Шинн и свалился рядом.

Тогда три сестры связали их всеми мыслимыми петлями и узлами.

— Это все-таки усы! — сказал Финн.

— Увы нам! — отозвался Конан. — Нашел же ты место охотиться за усами! Кому нужны эти усы?

Но Финн думал о другом.

— Как бы предупредить людей Фианны, чтобы они не приходили сюда?.. — пробормотал он.

— Никак, мой милый! — нежно произнесла Каэвог, улыбнувшись так, что Финн бы умер, не закрой он вовремя глаза.

Спустя мгновение Финн забормотал снова:

— Дорогой мой Конан, предупреди людей Фианны свистом, чтобы они избегали этого места.

Из губ Конана вырвался легкий вздох, не сильнее вздоха спящего ребенка.

— Финн, — прошептал он, — нет во мне свиста. Нам пришел конец.

— Да, действительно, тебе пришел конец! — сказала Куиллен и улыбнулась своей перекошенной улыбкой, почти добившей Конана.

В это время кто-то из Фианны вернулся на стоянку посмотреть, отчего Бран и Шкьолан так испуганно лают. Пришедшие увидели пещеру и вошли в нее, но как только они раздвинули ветви падуба, сила покинула их, их схватили и связали коварные ведьмы. Понемногу все люди Фианны возвращались на холм, и каждый из них был увлечен в пещеру, и каждый был связан сестрами.

Ойсин, и Оскар, и мак Лугак пришли туда, а с ними и знать из клана Байшкне, и из клана Коркоран, и из клана Смол — всех их связали ведьмы.

Это было чудесное зрелище и воистину великое деяние — вся Фианна лежала связанной, а трое сестер весело смеялись. И слышать их было ужасно, а уж видеть… Пойманных людей ведьмы перетаскивали в темные таинственные пещеры и черные запутанные лабиринты под холмом.

— Еще один! — закричала Каэвог, волоча связанного героя.

— А этот, пожалуй, толстоват, — сказала Куиллен, перекатывая тяжелого воина, как бочку.

— Ах, — сказала Иаран, — какая прелесть! Пальчики оближешь! — мурлыкала она, облизывая губы, поросшие щетиной снаружи и изнутри.

И скрученный герой содрогался в ее руках — он прекрасно понимал, что будет съеден, и его такая судьба совершенно не устраивала. Лучше уж быть погребенным — неважно, как — в земле, чем в желудке этого чудовища!

Глава 5

В пещере царила тишина, нарушаемая только голосами ведьм и еле слышными стонами Фианны, однако снаружи раздавалось ужасное рычание. Вернувшись на стоянку, люди позвали с собой собак, и у них, в отличие от своих глупых хозяев, хватило ума не лезть в пещеру.

Они стояли снаружи, исполненные гневом и ужасом — они чуяли своих хозяев, и еще они чуяли, что хозяевам угрожает опасность. Кроме того, из пещеры доносился еще один запах, незнакомый и потому тревожный.

И эта свора подняла такой вой и лай, такой шум и гвалт, такой рык и рявк, какой и словами-то не опишешь. Той дело какой-нибудь пес узнавал среди тысячи запахов запах своего хозяина, и тогда шерсть на его загривке вставала дыбом, как щетина борова. Затем — красные глаза, оскаленные клыки — пес с грозным рычанием кидался к пещере. Затем он столь же стремительно отступал, поджав хвост, и его перекошенная морда выглядела несчастной, виноватой и встревоженной, и долгий пронзительный тоскливый вой вырывался из его глотки.

Три сестры достали свои широкие крепкие мечи и приготовились изничтожить людей Фианны, но перед этим они решили выглянуть из пещеры — а вдруг кто-нибудь из народа Фианны отстал от своих. И они увидели отставшего — к ним шел сопровождаемый Бран и Шкьоланом (в то время как прочие псы надрывались от лая и били хвостами) высокий, могучий, белозубый герой Голл мак Морна.

— Давайте сперва убьем этого! — сказала Каэвог.

— Он ведь совсем один! — поддержала ее Куиллен.

— А каждая из нас стоит тысячи! — добавила Йаран.

И эти ужасные, отвратительные уродины двинулись навстречу сыну Морны. Увидев их, Голл выхватил меч, перебросил щит и в десять могучих прыжков настиг ведьм.

Во время битвы на мир опустилась тишина. Ветер утих; облака застыли в небе; плененные воины под холмом превратились в слух; и даже старый холм ненадолго затаил дыхание. Собаки же расселись широким кругом вокруг сражающихся, повернули головы, вытянули носы и приоткрыли пасти. То и дело кто-нибудь из псов тихонько рычал и втягивал носом воздух, и кроме этого не было вокруг ни единого звука.

Битва была долгой и тяжелой, но Голл победил благодаря своей смелости, хитрости и невообразимой удаче. Одним могучим взмахом меча он рассек двух ведьм на равные половинки, так что справа остались носы и усы, а слева — колени и стопы, и этот удар впоследствии назвали одним из трех величайших ударов меча в Ирландии. Третья карга, однако, ухитрилась зайти за спину Голла и, вспрыгнув на него с ловкостью пантеры, повисла на нем, как паук. Но великий герой двинул бедрами, повел плечами и сбросил ее, как мешок с песком. Уронив ее на землю, он связал ее руки лямками от щита и совсем уже было собрался прикончить ее, когда она взмолилась о пощаде, воззвав к его чести и доблести.

— Я отдаю свою жизнь в твои руки! Освободи меня, и я сниму заклятье с Фианны и всех их возвращу тебе.

— Я согласен, — ответил Голл и развязал ее.

Ведьма сделала все, как обещала, и в скором времени Финн и Ойсин, Оскар и Конан были на свободе, а вслед за ними и вся остальная Фианна.

Глава 6

Выходя из пещеры, каждый из людей Фианны подпрыгивал и издавал боевой клич; смелость переполняла его его, и он чувствовал, что может победить семерых. Но пока спасшиеся объясняли друг другу, что же случилось, и обсуждали подробности приключения, гигантская фигура выступила из-за холма и нависла над ними.

Это была четвертая дочь Конарана.

Если на остальных его дочерей было страшно смотреть, то эта была страшнее их всех, вместе взятых. Она была закована в железные доспехи, на поясе ее висел ужасный меч, а в руке она сжимала огромную сучковатую дубину. Узрев тела своих сестер, она расплакалась, и горючие слезы потекли по ее бороде.

— Увы, мои миленькие, — причитала она, — я не успела.

Потом в гневе повернулась она к Финну.

— Я требую поединка! — прорычала она.

— Это твое право, — ответил ей Финн.

Он обратился к своему сыну:

— Дорогой мой Ойсин, убей ради меня эту достопочтенную каргу!

Но Ойсин единственный раз в своей жизни отказался от поединка.

— Я не смогу, — сказал он, — я слишком слаб.

Финн удивился.

— Оскар, — сказал он, — а ты возьмешься убить эту огромную ведьму?

Но Оскар с несчастным видом произнес вслед за Ойсином:

— Я не смогу.

Конан тоже отказался, и Кэлтэ мак Ронан, и мак Лугак, и все люди, бывшие там, были до смерти перепуганы этой гигантской страхолюдиной.

Тогда Финн поднялся на ноги.

— Что ж, я сам приму этот поединок, — сурово изрек он.

И он выбросил вперед свой щит и потянулся за мечом. Увидел это, Голл тяжело вздохнул и вскочил на ноги.

— Финн, душа моя, этот поединок не твой! Я приму ее вызов!

— Ты уже взял свое, Голл, — перебил его вождь.

— И должен закончить начатое, — продолжил Голл, — ведь это я убил двух ее сестер, и месть ее обращена на меня.

— Что ж, хорошо, — проревела дочь Конарана, — я сначала убью Голла мак Морна, а потом я убью Финна, а потом — каждого фения из Фианны.

— Начинай, Голл, — сказал тогда Финн, — и да пребудет с тобой мое благословение.

И Голл выступил вперед, и ведьма двинулась навстречу ему с таким же рвением. И в то же мгновение небеса зазвенели в такт стуку мечей о щиты. Противостоять могучим ударам этой ужасной женщины было неимоверно трудно — ее меч летал с быстротой молнии и ударял с мощью урагана. Но Г олл наступал и уворачивался, твердый, как скала, и верткий, как морская тварь, в круговерти битвы. И когда одному из сражающихся пришло время отступать, назад подалась ведьма. Когда она сделал шаг, из уст людей Фианны вырвался крик радости. Тень испуга пробежала по лицу страхолюдины, но она снова ринулась в бой. И наткнулась на острие клинка Голла. В следующий момент мак Морна снес голову с ее плеч и бросил ее к ногам Финна.

Позже, когда народ Фианны вернулся домой, Финн обратился к своему великому герою и врагу:

— Голл, — сказал он, — а у меня есть дочь.

— Прелестная девочка, цветок рассвета, — ответил ему Голл.

— Порадует ли она тебя, став твоей женой? — вопросил вождь.

— Она порадует меня, — сказал Голл.

— Она — твоя жена, — изрек Финн.

Но даже это не отвратило Голла от попытки убить Кайрилла, брата Финна, и не остановило руку Финна, когда он пытался убить Голла. А все вышеперечисленное не помешало Голлу спасти Финна и всю Фианну из ада, куда они были посланы сторонниками нового Бога. И нет смысла жаловаться на мелкие неприятности, ведь мы живем в переменчивом мире, мире, который дает и забирает, и в этом нет большой беды.