Рерайтер

Глава 9 Фантазёр

Вот теперь понятно, чего там рядом с главным корпусом строители городили, оказывается это готовили помещение для ЭВМ, планировали для учебного процесса поставить БЭСМ-6. Эту машину с начала прошло года начал выпускать завод счётно-аналитических машин (САМ) в Москве, это где освоили выпуск моей памяти на биаксах. Но мало ли чего в институте планировали, оказалось, что очередь на эту ЭВМ расписана аж до семьдесят пятого года. Естественно институтское руководство столько ждать не могло, поэтому пришлось снизить требование к мощности вычислительной машины и довольствоваться тем что «похуже», с Минска приехал «Минск-32». Мне было смешно, слушать студентов и некоторых преподавателей, которые вполне серьёзно приводили аргументы, что БЭСМ-6 гораздо круче чем какой-то там Минск. Ну да, круче, но меня так и подмывало спросить, а какие-такие задачи они планировали решать на ЭВМ, что им не хватает мощности машины из Белоруссии? А вот нет таких задач, и не то, что мощности «БЭСМ» для института избыточны, но и до загрузи ЭВМ из Минска, хотя бы на десять процентов, МИЭТ не скоро дорастет.

И кстати, руководство ещё не знает, какое ярмо оно повесило себе на шею, ведь для поддержания работы этой ЭВМ требовался целый штат техников. И требовались они вовсе не для ремонта самого процессора, с ним было все в порядке, так там широко использовались микросхемы. А нужны они были для поддержания работы периферийного оборудования, накопителей на магнитных лентах и барабанах, устройств ввода с перфокарт и перфолент, АЦПУ (алфавитно-цифровое печатающее устройство)… Причем все шкафы ЭВМ имели большое количество вентиляторов, которые не отличались надежностью, их крыльчатки заклинивало в самый неподходящий момент. И самое неприятное это возня со спиртом, который необходим «для протирки контактов». Тут нужно отдать должное в организации учета этого продукта в СССР, его просто так по выписке получить на складах было невозможно, сначала требовалось предоставить документы на наличие техники, которая нуждалась в обслуживании, а потом и утвержденные нормативы расхода спирта. Но все равно, если очень хотелось с утра поправить здоровье, жаждущие обращались к техническому персоналу, обслуживающему ЭВМ, и почти никогда не знали отказа. В общем, всё по анекдоту:

Из приказа: — Объявить лаборанту Сидорову строгий выговор за использование спирта по прямому назначению…

Что касается чистоты продукта, то для ЭВМ полагался спирт медицинский, это потом, значительно позднее разрешили использовать «деревяшку» — гидролизный спирт, и это имело очень печальные последствия для обслуживающего персонала, привыкшему доверять качеству спирта. А уж сколько вреда принес спирт изопропиловый вообще не укладывается в голове, я лично знал человека, который пытался им опохмеляться, но вовремя опомнился, вернее не опомнился, а сердце прихватило, так что судьба его хранила.

И так, при разработке восьми битного процессора мне уложиться в четыре с половиной тысячи транзисторов не удалось, уж сильно убогий он в этом случае получался, а потому этот гад, при всей «помощи железяки», умудрился дорасти до шести с половиной тысячи полупроводников, и никак терять в весе не собирался. Конечно, можно было бы его волевым способом заставить сбросить пару килограмм, но это уже был не «лишний жирок», а натуральные мышцы, которые делали его действительно процессором, а не пародией на него. Но все это было полбеды, а вся беда заключалась в том, что следом пришлось создавать обвязку, без которой голый процессор работать не мог, всего получалось семь микросхем специального назначения. И это минимум. На самом деле, кое в чём пришлось экономить, а то могу представить себе, что скажет Троцкий увидев всю эту номенклатуру.

Вот так-то, а для достижения рабочей частоты процессора в пять мегагерц придется вводить в строй проекционную установку для создания фотошаблонов, которую из командировки привезла Марьина. И опять потребуется чистая комната, так требования к очистки от пыли тут должны быть несколько жёстче чем в чистой зоне, ведь придется осваивать пяти микронную технологию. Одно радует, благодаря ходатайству руководства института, лаборатории дополнительно выделено три помещения, одно из которых идеально подходит под эту задачу. Я еще раз окинул объем предстоящих работ, вздохнул и пошёл «сдаваться» Троцкому.

На удивление Валерий Ефимович отнесся к моей инициативе спокойно.

— Что это? — С любопытством посмотрел он на папку.

— Это? — Почесал я затылок. — Это предложение по созданию одноплатной восьмиразрядной мини ЭВМ.

— О как. — Хмыкнул он. — Не процессора, а сразу мини ЭВМ?

— Ну а чего с одним процессором возиться? — Я сделал вид, что смутился. — Пока ещё разработчики оборудования додумаются, куда его можно приспособить, а тут раз, и сразу понятно становится, для чего он нужен.

— Ну, давай посмотрю. — Протянул он руку к папке с материалами.

— Если чего непонятно будет, зовите, — пожал я плечами и оставил его в покое.

Я видел, как он штудировал документы из папки, но до конца смены меня так и не позвал, видимо у него сейчас ум за разум заходит, так-то понятно, системотехника не его конёк, но всё же кое в чём он разбирается.

Нет, не разобрался и опять же, за разъяснениями обратился не ко мне, а пошел головной корпус, наверное, к Степановскому, ну а если тот не захочет разбираться во всей этой катавасии, обратится к Крайкову. Ладно, некогда мне за ним следить, надо переодеваться, да тащиться в чистую зону, сегодня у нас выемка кристаллов с памятью на один килобит, тоже своего рода революция. Если выход годных микросхем получится один на десяток, с учётом хитрой обвязки, которая позволит исключить из работы неисправные группы ячеек, то следом будем осваивать двукратный объем транзисторов на кристалле. То есть подойдем к тому количеству, которое нужно для воспроизведения процессора. Вот так мы и творим диверсию, делая подкоп под закон Мура (количество транзисторов на интегральной микросхеме удваивается примерно каждые два года).

— Ты знаешь кто? — Орал Стольников на Трухина. — Ты самый натуральный диверсант. Тебе простое дело поручили, смотреть за скоростью истечения газовой смеси, а ты и здесь всё перепутал.

— Я и смотрел, — краснел «Вовочка», — кто знал, что надо на другой манометр смотреть, вы же ткнули пальцем «в ту сторону» и ничего не объяснили.

— А спросить, если не понял, — продолжал наливаться ненавистью борец международник.

— Так откуда мне было знать, что «не понял»? Там же написано было «Крутить здесь».

Так, это уже серьёзно, плакали наши образцы из второй партии памяти, но ничего страшного, как раз такая защита от «дурака» была нами предусмотрена, экспериментальные образцы запускались в тройном экземпляре в три этапа. Но тут надо смотреть, вдруг эти образцы можно еще как-то использовать. Снимаю с регистратора «кардиограмму» и начинаю изучать. Ага, вот здесь давление газа стало резко возрастать, это на пост встал Трухин, и вместо того, чтобы держать руки за спиной и позвать Стольникова, принялся сам крутить регуляторы давления, вот и накрутил, получается, что теперь слой, куда внедрялась легирующая присадка, основательно перенасыщен. А значит, восстановить структуру кремния уже не получится, отжиг в данном случае не поможет.

— «Эй „железяка“ чего молчишь?», — Удивляюсь я. — Скажи, есть возможность спасти образцы?

— Достичь заданные характеристики образца невозможно.

О как! Достичь того на что рассчитывали невозможно, а на что мы не рассчитывали?

В общем Вычислитель раскололся, оказывается если в данном случае накрыть все это галлием с сурьмой и провести отжиг, то можно получить нечто подобное, но с несколько отличительными свойствами..

— Опять начинаешь свою старую песню про аборигенов? — Окрысился я на «железяку». — Давай, колись дальше.

А дальше пришлось сбавить обороты, пока мне эта технология без надобности, спасти образец конечно можно, но толку от этого мало, а вот когда она может пригодиться, так это только когда мы начнем осваивать нанометровую технологию. Короче, покрутил я эти образцы в руках, повздыхал, и решил, что овчинка выделки не стоит.

Что касается Трухина, то никаких выводов относительно его диверсии делать не стали, в данном случае Стольников оказался сам виноват, он решил, что молодой сотрудник в курсе всего процесса производства микросхем. В курсе то в курсе, но есть нюансы, более или менее изучить теорию и управлять оборудованием оказалось не одно и то же, а про инструкцию Стольников не вспомнил, он даже не мог представить, что кто-то может манометры перепутать.

— Ну как? — Это уже наши стояли у меня над душой, когда я рассматривал первые образцы, которые полностью прошли все технологические операции в микроскоп.

— Нормально, — оторвался я от микроскопа, — только на трех увидел явные следы пыли. Остальные вроде бы визуально целые. Можно отдавать на резку.

Резка, это разрезание пластины кремния на сами микросхемы и производится она на заводе, у нас такого оборудования нет. И хорошо, что нет, уж слишком хлопотное это дело, к тому же такой узкоспециализированный алмазный инструмент делается на том же производстве и трудится над ним немало народа. Где ж институту всё это потянуть.

— Вот и хорошо, — Стольников своими огромными, кажущимися грубыми и неуклюжими пальцами ловко подхватывает пластинку и размещает её в контейнере. Вот как у него так получается?

— Подумать только, три с лишним тысячи транзисторов на шести миллиметровом кристалле, — покачал головой Гарик, а мы ведь в начале того года только на сотню рассчитывали.

— Что такое три тысячи? — Начинаю умничать я. — Нам для полного счастья нужно на порядок больше.

— Знаю, знаю, — махнул он рукой, — ты сейчас опять заведешь свою пластинку о том, что и сто тысяч это не предел.

— Ага, — улыбаюсь ему, — но знаешь, после сегодняшнего дня, я изменю свое мнение, и скажу что ошибался.

— Вот, уже раскаиваешься в своих заблуждениях, — обрадовался Гарик, — а то сто тысяч, сто тысяч. А подумать, как мы их делать будем, их же в микроскоп не разглядишь?

— Да, я действительно ошибался, — подтверждаю свое высказывание, — для полного счастья мне надо миллион транзисторов на кристалле процессора.

— Во растащило парня, — рассмеялись вокруг, — ты фантастику не пробовал писать?

— А надо? — Оглядываюсь на предложившего это МНСа. — Вы сами-то подумайте, мы уже в фантастике живем. Гарик же сказал, что в начале прошлого года только на сотню транзисторов рассчитывали, да честно сказать, многие и в этом сомневались, так как полевой транзистор был очень капризным, а перспективы использовать его в микроэлектронике были под большим вопросом. А уже к концу года, в одну микросхему запихнули две с лишним тысячи транзисторов. Спустя два месяца, уже три с лишним тысячи, дальше будет еще больше. Разве это уже не фантастика?

Но мой пафос не дошёл до людей, они как всегда немного похихикали, по-отечески похлопали меня по плечу, и выкинули из своих голов глупость насчёт того, что мы уже живем в фантастике. Ну и ладно, но попытаться достучаться до их разума всё-таки стоило.

Да уж, вот тебе и республиканская студенческая олимпиада (РСО), до которой меня попытались не допустить, оказывается по правилам: «К участию в республиканском этапе студенческой олимпиады допускаются участники, победители и призеры отборочных этапов РСО». А так как я участия в региональном конкурсе не принимал, то и разговора о моем сегодняшнем участии не может быть. Но тут возникла коллизия, я ведь был заявлен в команде, а команда должна состоять из трех участников, но один из участников отборочного этапа выбыл не по вине института, поэтому комиссия после недолгого совещания решила в виде исключения позволить мне все-таки принять участие.

Строго как-то у них здесь. Но меня это не слишком то и волновало, если бы комиссия приняла другое решение, я бы совсем не расстроился. А так пришлось окунуться в рутину, так как участие сопровождающих в оформлении студентов на этом «празднике» предусмотрено не было. А это, несмотря на относительную простоту сего действа, сильно напрягало, ведь все делалось не спеша, и задолбали эти очереди организованные там, где их не должно быть в принципе.

Не скажу, что все математики интроверты, но в большинстве случаев это справедливое утверждение, какие-то они сами в себе. Даже если внешне это весёлый компанейский парень, то всё равно чувствуется в нём какая-то отстраненность от реальности, иногда замирает на секунду, а потом очухивается и уже не помнит о чем только что говорил. Зато если речь идет о решении каких-нибудь математических задач, то тут их уже не собьёшь, они в своей стихии. Но и здесь я обнаружил, что нет математиков универсалов, у них существует своя специализация, в чём-то они сильнее, а в чём-то и откровенно плавают, тут главное, чтобы их слабость не была оценена слишком малым количеством баллов.

И так, наконец-то закончился режим ожидания, нас рассадили в аудитории так, чтобы мы не могли ничего подсмотреть друг у дружки и раздали задачи. Так, что у нас тут?

Задание первое: Найти непрерывную функцию f(x) такую, что… Нет это явное издевательство.

При x = 0 получаем неверное равенство 0 = 1. Поэтому, такой функции не существует.

Задание второе: Вычислить предел… Детская задачка. Но пять минут поскрипеть пером пришлось.

Задание третье: Докажите, что любую ненулевую диагональную матрицу… Тут думать не надо совсем, подобную задачку мы на подготовке уже решали.

…

Задание одиннадцатое: Решить задачу Коши для дифференциального уравнения… Не понимаю, или задания простые, или тут Вычислитель мутит.

— Эй «железяка» это твои проделки?

Молчит зараза. Значит не её. Ладно, что там с последним заданием? Ого!

Задание двенадцатое: Предложить методы математической оптимизации для задачи с ограничениями… Однако! Это кто же такие задачи придумал? Посмотреть бы ему в глаза. Ну ладно, тут уже требуется помощь Вычислителя. Давай «шиза» наступил твой звёздный час.

Ну вот, вроде бы все задания осилил, не без помощи «железяки», но всё-таки. И что-то я упустил, тут можно аудиторию досрочно покидать? Или нет, не стоит этого делать, а то ещё примут за выпендрёж, лучше подождать здесь. И вообще в коридоре я лавочек не заметил, а придется дожидаться сокурсников, здесь положено ходить строем с песней… Нет песня это уже перебор, это я шучу так, а вот насчёт строя не уверен.

Так что пришлось мне сидеть до конца отведённого срока и изображать из себя увлеченного процессом решения сложных задач студента. Только одно радовало, для меня эта олимпиада первая и последняя, оказывается, по правилам: «К участию в Олимпиаде студенты допускаются только один раз (повторное участие в Олимпиаде не допускается)». Я сначала думал, что не допускается повторное участие именно в этой олимпиаде, но оказывается нет, олимпиада в жизни студента может быть только одна. То есть второй раз мне сюда ехать уже не грозит и это радует, пусть Борисов теперь облезет. Не знаю, были ли в моей реальности такие же правила, но видимо здесь решили, что надо дать возможность и другим студентам попробовать свои силы, а то будут занимать первые места одни и те же лица.

Ну вот и всё, на следующий день мне присудили второе место в личном зачёте, а команда, несмотря на мои «титанические» усилия разместилась на четвертом месте. Мне стало дюже интересно, а где это я сумел «накосячить», что место занял не первое. Ой, «прогнило что-то в Датском государстве». Но самое последнее дело это вступать в спор с комиссией, и справедливости ради надо отметить, что заслуги в решении последней задачи мне вовсе не принадлежат. Правда здесь всё равно присутствует риск попасть на Всесоюзную студенческую олимпиаду, которая будет проходить осенью, но думаю, организаторы один черт сделают выбор в пользу команды победительницы, тем более они попали в первую четверку в личном зачете, только мне удалось влезть между ними. Сильные ребята.

И опять меня попытались сманить, и кто это у нас проснулся, неужели опять Физтех? Нет, оказалось, товарищ рекламировал МГУ. Надо же и чем госуниверситет имени Ломоносова лучше того же МФТИ? Вежливо отказался, сказал, что выбрал себе очень перспективную специальность, буду развивать микроэлектронику, остальное мне не интересно. Вроде бы меня поняли и на время отстали.

В Зеленоград, несмотря на четвертое место в командном зачёте, мы возвратились триумфаторами, ректор лично пожал нам руки и пообещал поспособствовать улучшению наших жилищных условий в общаге, что мне совсем было не нужно. Зачем мне делить комнату на двоих, когда у меня есть комната на одного, с личным санузлом? Но пришлось промолчать, пусть считают, что отблагодарили бедного студента. Бедного? Ну конечно бедного, собственной квартиры нет, собственной машины тоже, и дачи нет, даже в проекте не предусмотрена. Эх, тяжело жить, особенно когда вокруг столько соблазнов.

— А ты знаешь, — встретил меня Троцкий, — что в Минске пробную партию наших процессоров сделали?

Ух ты, скоростные ребята, за квартал умудрились поднять новое изделие, интересно, сколько у них брака получилось.

— Сколько брака? — Хохотнул Троцкий. — Тут следует спрашивать сколько годных вышло. А годных у них получается всего полтора процента, это намного меньше, чем у нас в пробных партиях. Но то для них нормальный результат, к лету они надеются поднять выход процессоров до десяти процентов.

— Трудная задача, — покачал я головой, — но нет ничего невозможного, однако надо будет им намекнуть, чтобы они сильно не заморачивались, выше двадцати процентов они в этот год не прыгнут. Оборудование у них хоть и новое, но уже устарело для десяти микронной технологии.

— А ещё они прислали макет будущего калькулятора. Хочешь посмотреть?

— Можно было и не спрашивать. — Кивнул я.

Ну что можно сказать? Конструкторы, которые проектировали это убожество, дети своего времени, у них нет понятия о дизайне. Так что недолго думая я взялся за карандаш и прямо при руководителе нарисовал два варианта внешнего вида калькуляторов, один для бухгалтеров, с питанием от сети, и один карманный на батарейках.

— Хм, — принялся рассматривать Валерий Ефимович мои творения, — так ты еще и рисовать можешь неплохо. А так, да, мне нравится, надо будет сними поделиться твоими рисунками, вдруг они всё-таки решат что-то от твоих идей перенять.

— Эм… Так-то да, можно и переслать, но давайте я сразу эскизы корпусов изображу, с размерами, чтобы они могли их без предварительной проработки конструкторам для проектирования пресс-форм передать.

— Дерзай, — пожимает он плечами, — и, кстати, ты говорил о мини ЭВМ, можешь изобразить их, в своем представлении?

Через два часа, на столе у Троцкого появилась серия рисунков, и он долго рассматривал компьютеры будущего.

— На терминал IBM похожи, — сделал он заключение.

— А это и должно быть похоже на терминал, — заявляю я, — но только сам монитор отдельно и клавиатура тоже подключается в свой порт. А вся ЭВМ вот в этом ящике, на котором стоит монитор.

— Надо же, а я думал ЭВМ это стол, который под ними. — Рассмеялся Троцкий. — И когда такие настольные машины могут появиться по твоему мнению.

— А когда мы освоим всю линейку микросхем, которые я вам передал?

— Ну, думаю там работы на пару лет.

— Вот, — расплываюсь я в улыбке, — значит и настольная ЭВМ появится через пару лет.

— Фантазёр, — покачал головой Валерий Ефимович, — ладно, увидим, не долго ждать.

Однако слово «фантазёр» он произнес с такой интонацией, что звучало это совсем не обидно, а даже с каким-то уважением, и этому была причина. Недавно он заходил к Степановскому, которому передал труды Климова, чтобы тот оценил их с точки зрения системотехника.

— Ну что, смотрел? — Кивнул Троцкий на папку, которая лежала у того на столе.

— Смотрел, — скривился Степановский, — и честно сказать, сумел разобраться только в трёх схемах. Откуда они у тебя?

— Удивишься, но это Климов мне принёс. — Сдался Валерий Ефимович. — Говорит, сам разработал.

— Ерунда, — отмахнулся начальник отдела, — здесь чувствуется рука зарубежных инженеров, у нас пока таких специалистов нет, тем более схемы на полевых транзисторах, а с ними мы работать не привыкли. По-другому они работают, постоянно приходится мозги напрягать.

— Ладно, — Троцкому не хотелось вступать в бессмысленный спор, поэтому он поспешил перевести разговор, — ну а в целом, что можешь сказать по этому поводу?

— А что здесь можно сказать? — Степановский еще раз зло взглянул на папку. — Я уже тебе сказал, что только в трех схемах смог разобраться, остальные для меня темный лес. Только по описанию можно понять, для чего они нужны, и вообще, разбираться в чужой работе та еще задачка. Но если прикинуть в общем плане, то кто-то пытается сконструировать восьми разрядную ЭВМ, и у него должно получиться. И хотя не возьмусь судить об ошибках, но наверняка они там есть.

— Думаешь? — Ухмыльнулся Троцкий. — А вот у меня по этому поводу другие мысли.

— Возможно, — кивнул начальник отдела, — ты же наверняка знаешь, откуда всё это.

— Знаю, — подтвердил Валерий Ефимович, — но ты всё равно не поверишь.

— Климов? Не, не катит.

Вот сейчас Троцкий лишний раз убедился, что Андрей парень не простой, он действительно много знает, одно лишь то, что почти все схемы, включая разработку масок, его рук дело, говорит о многом, о чём лучше не задумываться, иначе можно и умом тронуться. А парень просто развернулся и отправился прочь, чуть слышно напевая песенку:

Утро семнадцатого марта началось с наезда, ко мне в комнату поскрёбся один из студентов:

— Климов, тебя срочно требуют к телефону, давай быстрей, а то вахтёр недоволен — телефон занят.

Быстро запрыгиваю в тапки и так же быстро бегу вниз.

— Климов! — В трубке раздается голос недовольного бухгалтера артели «Прогресс». — Опять заставляешь себя ждать, ты или увольняйся, или приходи за выплатами вовремя.

— Так я же оставлял заявление на перечисление зарплаты в Сберкассу, — удивляюсь наезду.

— То зарплата, а это выплаты за патент, да и председатель тебя видеть желает.

— Понятно, бормочу я, к четырем часам смогу только освободиться.

Хотя ничего не понятно, почему не могли перечислить предназначенные мне выплаты туда же, куда и зарплату.

К назначенному времени заявился в артель, сначала посетил бухгалтерию, где написал новое заявление на перечисление получаемых сумм на свой счёт, потом в кассу, где мне выдали на руки целую пачку десяток, и в конце заявился к председателю.

— Садись, — махнул он рукой в сторону стула, — разговор будет долгий.

— Есть проблемы, — напрягся я.

— Есть, — кивнул он, — когда мы занялись оформлением патента, мы не могли даже предположить, какие деньги это принесёт. В настоящее время из Югославии на наш счет поступило восемнадцать тысяч рублей и это только начало.

— Сколько?! — Ахнул я.

— Да, вот такая неожиданность, — горько усмехнулся он, — но самое неприятное, заключается в том, что эти деньги оседают на нашем счету без движения. Мы их, конечно, можем пустить на расширение своей производственной базы, но тут возникает проблема, в Минфин требуется предоставить план развития, иначе налоги замучимся выплачивать. Вот мы и подумали, а почему бы не заняться выделкой этих самых индикаторов, раз за рубежом на них такой спрос.

— Ну, так и занимайтесь, я не против, — пожимаю плечами, — от меня что-то требуется?

— А здесь есть проблема, — тяжело вздохнул председатель, — в соответствии с постановлением правительства от шестьдесят второго года, артелям разрешается заключать договоры с государственными предприятиями на сумму, не превышающую тридцати процентов общего дохода. Лицензионная и патентная деятельность в эту сумму не входит.

Вот теперь становиться понятна печаль, индикаторы вещь специфическая и спросом у населения не пользуется, основными их потребителями будут госпредприятия, а это как уже сказано раньше, для артели неприемлемо. И что теперь делать? Хм… А кто сказал, что индикаторы не могут пользоваться спросом у населения? А часы? Там ведь не нужен полноценный процессор, там достаточно одного кристалла на триста транзисторов. Такие любой завод может между делом выпускать… Ха, а ведь все сходится, сейчас завод «Интеграл» лихорадочно ищет завод, который согласится выпускать индикаторы для его калькуляторов и тут мы выходим на него с таким предложением, мол, мы вам индикаторы, а вы нам кристаллы для часов. Разве это не выход из положения? Тут и заводчанам хорошо, не надо отчитываться перед министерством, и артель в выигрыше, договор пройдет как взаимозачёт, поэтому никакого превышения процента сделок с госпредприятиями не будет.

Ну не умница ли я? Вот до чего дошёл, сам себя хвалить начал, но что делать, от других хороших слов в свой адрес не дождёшься. Так что все свои размышления я и вывалил на председателя артели.

— Хорошая задумка, — кивнул он, — давай так и поступим, а если у нас денег будет не хватать, кредит возьмём. Ты свою невостребованную долю тоже в это дело будешь вкладывать?

— А куда ещё? — Развожу я руками. — Пусть это будет мой вклад в развитие «Прогресса».

— Тогда, вот договор, — председатель достаёт бумаги из стола, — читай и подписывай.

Что это у нас? Ага, это договор на то, что я перенаправляю часть предназначенных мне за патент средств в развитие артели, и становлюсь их соучредителем, поэтому мне положен процент отчисления от будущего дохода этой организации в соответствии с размером внесённых сумм. А это уже огромная дыра в законодательстве СССР, никому и в голову не могла прийти такая схема ухода от налогов. По-хорошему, со всех этих денег должны были сначала исчислить все налоги как с зарплаты, а уже потом вкладывай куда хочешь, а тут большая часть предназначенного мне вознаграждения зачисляется сразу в инвестиции. Правда в будущем они вернутся отчислениями с дохода, и тогда уже с них будет браться налог в полной мере, но это ещё как дело пойдёт.

А председатель-то каков, выходит он меня заранее просчитал и договор приготовил, будучи уверенным, что никуда я не денусь. Вот так, вроде бы мужик на вид простоват, а на самом деле очень даже себе на уме, такому палец в рот не клади. Ладно, теперь надо идти в сберкассу, такие деньги с собой носить не стоит, ну а потом на любимую работу и так уже опаздываю.

В кассе оператор сразу избавляет пачку десяток от банковской упаковки и начинает пересчитывать вручную, в эти времена о машинках пересчёта денег даже не слышали. Вернее слышали, что такие есть, но это где-то там, у загнивающего запада, и еще у уже основательно гниющих американцев. Вроде в СССР лишь в 70-х годах был начат серийный выпуск этих машинок в Калининграде, и назывались они СДБ-1М, но это серийный выпуск электронной модели, а так счетчики денежных купюр, основанные полностью на механике, периодически появлялись в банковских учреждениях. А вот в сберкассы они не поставлялись.

Избавившись от денег, спешу на остановку автобуса и слышу сзади крики:

— Вон он, убью гада!

И тут бац, вдруг прилетает мне со стороны оплеуха. Тут уже «железяка» без лишних метаний берёт на себя управление телом, от следующего удара я ловко уклоняюсь, и бью ногой в боковую внутреннюю часть колена нападавшего. Удар очень болезненный, агрессивно настроенный хлопец вскрикивает и валится на грязную землю, хватаясь за ушибленную часть ноги. Далее приходится опять уклоняться, так как двое набегающих пытаются без лишних разговоров достать до моей морды, и опять приходится применять тот же самый прием, то есть пинками по ногам стреножить агрессивно настроенных великовозрастных детин.

— Он еще и пинается гад! — Воет один наиболее активный товарищ, которому мне пришлось подбить оба колена и тут же кричит пялящимся на эту заварушку людям, — это вор, он у женщины только что кошелёк украл. Держите его.

Но граждане этого делать не спешили, они не видели, кто и чего украл, зато хорошо разглядели троих валяющихся на земле и держащихся за повреждённые конечности. Ну и конечно, как всегда «вовремя» подоспела наша милиция.

— Товарищ сержант, — сходу кричу я милиционеру, — арестуйте этих троих, они напали на меня и пытались избить.

— Он вор, кошелёк у женщины украл. — Не унимается поверженный «хулиган».

— Это ты только что придумал, как не получилось избить, а до этого просто кричал «Убью гада». — Парирую его утверждения.

— Вы действительно это кричали? — Спрашивает милиционер у активного товарища.

— Это я в запале, — принялся оправдываться тот.

Зря он такое сказал, заявил бы, что ничего не кричал, тогда была бы ещё возможность отбрехаться, если бы свидетели не нашлись, а так:

— Угроза жизни с попыткой физического воздействия, — сразу инкриминировал ему обвинения сержант.

— Почему с попыткой, — сразу влезаю я, и показываю на распухшее ухо, — вот оно, физическое воздействие.

— Тогда вам следует обратиться в клинику, чтобы зафиксировать побои.

Ну ж нет, в медицинском учреждении только время гробить, а по уху не так уж и сильно врезали, можно и перетерпеть. И тут подоспела пострадавшая:

— Товарищ милиционер, — заголосила она, — это у меня кошелёк украли, а в нем было тридцать рублей, — тут у меня мурашки по спине побежали, в кармане у меня как раз находилось тридцать пять рублей, но женщина продолжила, — только не этот парень рядом стоял, другой там был. Я кричала Сашке, что он не за тем погнался, но он меня не расслышал.

Фух, как гора с плеч, а то бы сейчас обыск и, чёрт бы с ними, с деньгами, так ведь не отмоешься.

— А Сашка это…? — И я киваю в сторону притихшего хулигана.

— Ага, он, — подтверждает пострадавшая, — верхогляд, чего с него взять?

— Будете заявление на них писать? — Встрял в выяснение отношений сержант. Поняв, что всё это всего лишь недоразумение, он потерял интерес к происшествию и теперь торопился от него отделаться.

— Так это от них зависит, — пожимаю плечами, — мне извинения нужны.

Мда, а извинения с них выдавить было сложно, они почему-то считали, что пострадали незаслуженно, поэтому, несмотря на произнесенные слова, я понял, что встречаться с ними лишний раз не стоит. Во всей этой истории мне непонятны действия милиционеров, они в любом случае должны были зафиксировать происшествие, ведь пострадавшие всё-таки были, и подняться с земли самостоятельно они не могли. Не захотели возиться? Скорее всего. Тут сразу вспомнились действия полиции в моей реальности, там наряду было всё пофиг, гребли всех и правых и виноватых, а потом в обезьянник, разбираться уже не их забота.

А в лаборатории мое ухо сразу заметили, и когда меня в пятый раз спросили, что у меня с ухом, мне осталось только тяжело вздохнуть, ну не распинаться же перед каждым, пусть друг у дружки выспрашивают. Зато порадовала комната, которая предназначалась для производства масок, строители закончили ее отделку, и теперь осталось только затащить туда оборудование и начать его настраивать. Сделан еще один маленький шажок в сторону производства восьмибитного процессора.

— Ну что, берем ломы в руки? — Прогудел Стольников.

— Подождите, ломы хватать, у меня кое-что интересней есть. — Заявил я и достал, три «лягушки».

Лягушки это подъемники на воздушной подушке, делаются они просто: круг из металла, снизу крепится лист резины по размеру круга, в резине три отверстия, которые предназначены для выхода воздуха вниз. Сжатый воздух нагнетается между металлическим кругом и резиной, и выходит в отверстия в резине, образуя тонкую прослойку воздуха, между резиной и полом, в результате получаем воздушную подушку, которая в состоянии поднять и переместить оборудование в пару тонн весом. Так чтовместо «Эй ухнем», на этот раз у нас раздавались только возгласы удивления, усилий двоих лаборантов вполне хватало для перемещения тяжеленой проекционной установки, которую Марьина привезла для лаборатории полгода назад.

— Вот и замечательно, — радовался Троцкий, когда установку разместили на предназначенном ей месте, — теперь можно на завод каждый раз не обращаться.

Но мне в его словах слышались слова Матроскина из мультфильма каникулы в Простоквашино:

— Теперь мы вдвое больше сена для нашей коровки накосим!

— Ну а ты, что скажешь? — Повернулся ко мне Валерий Ефимович.

— А что я могу сказать, — пожимаю плечами, — дополнительные курсы для студентов надо открывать, а то их иначе к нашей работе не привлечёшь.

— Это да? — Сразу погрустнел Троцкий, — пора свои обязательства перед институтом исполнять.

Со следующей недели в расписании нашего курса появилась лабораторная работа, во время которой студенты были обязаны тащиться в нашу лабораторию и изучать процесс производства микросхем.

— Вот значит, где ты устроился лаборантом? — Подкатила ко мне наша главная комсомолка. — Решил сюда сбежать.

Это она к тому, что я открепился от комсомольской организации студентов, и зарегистрировался в головном институте.

— Ага, — односложно отвечаю я, и всем своим видом показываю, что разговор закончен.

— А тут тебе комсомольские задания поручают? — Не унимается она.

— Ага.

— Это что, ты со мной разговаривать не хочешь? — Дошло до неё.

— Ага.

— Ты из-за того комсомольского актива на меня обиделся. — Продолжает она настаивать на разговоре.

— Нет.

— А чего тогда от разговора уходишь?

— Уф, — откладываю в сторону образец, — вот скажи, Сошкина, о чём мне с тобой говорить? О погоде? Или о меню в нашей столовой? Вроде бы других пересечений у нас нет.

— Как это нет? — Удивляется она. — Учимся мы вместе, значит должны быть.

— Давай конкретней, — ухмыльнулся я, — о чём бы ты хотела поговорить.

— О чем? — Задумывается она. — Да хотя бы вот по работам в этой лаборатории.

— Посмотри вот туда, — показываю рукой в сторону группки студентов окруживших Марьину, — там сейчас Нина Григорьевна пытается информировать вас о всех тех задачах, которые решаются в этой лаборатории. Но ты решила, что тебе это не надо и гораздо интересней будет получить эту информацию от меня. А это неправильно, лично я считаю, что послушать кандидата наук тебе будет гораздо полезней, чем искать темы для беседы со мной.

Галочка обиделась на мой спич и, резко махнув на прощанье своими волосами, завязанными в хвостик, с высоко поднятой головой направилась к группе.

— Вот и хорошо, — подумал я, возвращаясь к своей работе, — а то ишь, пришла пересечения искать. Нет уж, мы движемся по разным орбитам, которые пересекаться не должны.

А жить-то в СССР стало действительно лучше и веселей. Я вот смотрю, как народ одеваться стал, и могу сказать, что в моей реальности люди одевались куда скромней. И всё это происходит на фоне затоваривания магазинов одежды. Почему происходит затоваривание? Да потому, что магазины одежды заставляют продавать то, что выпускают государственные предприятия, а они постоянно не успевают за модой. Вот, например, если года два назад люди ещё покупали узкие брюки, то сейчас мода окончательно качнулась в другую сторону, появился клёш, конечно, речь не идёт о клёшах тридцати и более сантиметров в ширину, в самой нижней части, но все же, «дудочки» покупать перестали. А вот промышленность перестраиваться и не подумала, продолжали гнать утверждённую номенклатуру. Естественно исправлять эту ситуацию кинулись многочисленные ателье, находящиеся в коллективной собственности, а так как они не могли свою работу отдавать на реализацию в магазины, то были вынуждены строить торговые палатки на вещевых рынках. Дошло до того, что иные палатки по торговой площади уже стали соперничать с магазинами. Ну и люди тоже не отставали, они практически перестали заглядывать в магазины одежды и дружно шли на вещевой рынок, где в выходные дни было не протолкнуться.

Вот и мне пришлось в субботу трамбоваться в переполненный автобус, чтобы добраться до вещевого рынка, пришло время обновить свой гардероб. На рынке я не стал соваться в первую, попавшуюся на пути торговую точку, а решил пройти подальше, помня золотое правило — чем дальше в лес, тем толще лесорубы.

Хм, однако, я с ходу наткнулся на приличную куртку.

— Какой материал? — Спрашиваю у продавца.

— Молескин, — отвечает она.

— Не похоже, — попробовал я ткань на ощупь, — молескин чуть отлив на свет даёт, а здесь отлива совсем не видать.

— Это такая обработка, — поясняет продавщица.

На самом деле мне наплевать из какого материала сшита эта куртка, главное чтобы она смотрелась нормально, но вот без претензий покупать не хотелось. А что касается цены, то здесь она назначается не продавцом, а производителем, есть такая фишка в СССР, ценник на товаре должен быть и горе тому, кто выставил изделие на продажу без ценника — нарушение правил советской торговли, за этим здесь следили строго. Всего полтора часа и я затарился всем необходимым. А самое главное приобрел кроссовки. Вдумайтесь, кроссовки в шестьдесят девятом году в СССР. Это не кеды где в качестве верха применялась материя, здесь была перфорированная кожа, и сидели они на ноге достаточно плотно, давая чувство комфорта. Фантастика.

Поинтересовался у продавцов кто производитель подобной обуви, оказалось, что выпускалась эта обувь кооперативом, который обосновался в посёлке по соседству с Зеленоградом, и в нём работает всего трое обувщиков, и дальше по секрету сообщили, что товарищи эти нам не совсем товарищи.

— Как так? — Удивился я.

— А вот так, ЗК они бывшие, — поведала мне одна из продавщиц, — и осуждены они были за серьёзные преступления.

Дальше стало всё понятно, куда бывшим зэкам податься? От них же везде работодатели стараются отбрыкиваться, вот и пришлось им организовывать свой кооператив. А если не было бы такой возможности, что им тогда осталось делать? Снова идти кривой дорожкой?

Вернулся в общежитие довольный как слон, а тут беда. Комендант в общежитии сменился, и первое что он сделал, это приказал освободить комнаты, которые предназначались для командировочных. Попытка договориться с ним не удалась, общение как-то сразу не заладилось, он мне даже одного дня не дал на переселение, потребовал, что бы я освободил комнату немедленно. Что ж, всё равно когда-нибудь это должно было случиться, так что через полчаса я перетаскал все свои вещи в комнату на четверых и тут же отчалил из общаги, надо было искать съёмное жильё.

Ага, это сказать просто, а в советские времена найти съёмное жильё очень нелегко. Объявлений о сдаче жилья сейчас не бывает в принципе, да и тем, кто намеревается это сделать приходится маскироваться, иначе вообще можно этой жилплощади лишиться. Есть такая фишка в СССР, раз сдаёшь жилье, значит оно у тебя лишнее. Немного раскинув мозгами, направился в школу повышения квалификации при заводе «Пульсар» но прежде заскочил в магазин и прикупил там пару шоколадок, коробку ленинградского «Ассорти» и бутылку шипучки — Советское шампанское.

Пришлось немного покрутиться в самой школе и расстаться с одной шоколадкой, но выйти на ответственного за распределение жилья мне удалось.

— Добрый день, Евгения Петровна, — здороваюсь я с довольно приятной женщиной неопределяемого возраста.

— Мест в гостинице нет, — сходу отвечает она и, считая, что разговор окончен, возвращается к прерванному занятию, а именно к просматриванию какого-то журнала.

— Да не, — тяну я, — мне гостиница без надобности.

— Комнат на съём сейчас тоже нет, — не поднимая головы, сообщает она мне.

— Как? — Изображаю удивление. — Совсем нет?

— Совсем, — наконец она отрывается от своего журнала и смотрит на наглого молодого человека, мол, чего пристал?

И тут её взгляд цепляется за пакет, в котором видится что-то интересное, и её взгляд мгновенно теплеет:

— Хотя есть одно предложение, но вынуждена предупредить, что там дорого.

— Так а мне дёшево не надо? — Пожимаю плечами. — Главное чтобы квартира приличная была.

— Квартира? — Теперь уже удивляется она. — Вот уж не знаю, тут как сумеете хозяев заинтересовать, но это, наверное, будет очень дорого.

— А дорогая квартира одна, или есть из чего выбирать? — Продолжаю я свою игру.

— Вообще-то хозяева очень недовольны, когда приходят просто смотреть.

— Ничего, я им компенсирую беспокойство, — успокаиваю её, — в обиде они не будут.

— Ну тогда я тебе три адресочка дам, там хозяева живут, а с ними как сговоришься.

И тут я бью себя по лбу:

— Ох, чуть не забыл, — якобы смутившись, говорю я, и ставлю ей на стол пакет, — это вам, к чаю.

Женщина по-простому суёт нос в пакет и хмыкает:

— Тут не к чаю, а к бокалу.

— А это уже на ваше усмотрение, — улыбаюсь в ответ, — если сговорюсь предупреждать надо?

— Нет, хозяева сами меня предупредят.

— Что ж, тогда до свидания, Евгения Петровна, — прощаюсь с ней и забираю записку с адресами.

Интересно, она себе подарок домой заберёт или сослуживцев позовёт? И тут же, тряхнув головой, пытаюсь отрешиться от этого вопроса. Господи, какие мысли в голову лезут, ну какое мне до этого дело?

К сожалению, первый хозяин квартиры мне очень не понравился, видимо и я ему тоже, он сходу стал диктовать мне условия, часть которых для меня были неприемлемы, поэтому я даже не пошёл с ним смотреть квартиру. А вот второй адресок оказался в самый раз, и хозяйка приятная в общении и квартира хоть и однокомнатная, но большая. А главное, недалеко от института и обставлена, как говорили в моем времени, полный фарш, даже телефон имеется.

— Тут у меня сын с женой жил, но переехал на работу в Новосибирск, и когда вернётся неизвестно.

Не понимаю я таких людей, Зеленоград городок молодой, жить в нём одно удовольствие, а чего хорошего в Новосибирске? Хотя, если он не мог найти здесь приличную работу, его можно понять.

В тот же вечер я перебрался в снятую квартиру, и платить за неё я буду по шестьдесят пять рублей в месяц. Дорого по нынешним меркам, но телефон сразу всё окупает, надо будет зайти на телефонную станцию и оформить абонемент на межгород, чтобы на работу родителям звонить. Можно и по коду связываться, но зачем лишний раз нервировать хозяйку. А ночь я опять провёл с Верочкой, опробовали кровать в квартире.

— Живут же люди, — хмыкнула подруга, осматривая квартиру, — только телевизора не хватает.

— По-моему, нам и так есть чем заняться. Неужели скучаешь?

— А ты знаешь, иногда хочется поскучать, — заявляет она мне, — а то в этой общаге всё время на виду, и одни и те же люди перед глазами. И хотелось бы уединиться на какое-то время, но не получается. У некоторых девчонок на этом фоне психика меняется, становятся раздражительными, вспыхивают как спички по любому поводу, а иногда и вовсе без повода истерики случаются.

— Это да, — соглашаюсь с ней, — а представь себе, через полсотни лет, всё может измениться, и вместо того, чтобы искать уединения, люди будут стремиться восполнить недостаток общения.

— Недостаток общения? Это как?

— А вот так, люди замкнутся в себе, — стал я ей вещать о будущем, — у них не будет времени на разговоры с теми, кто рядом, и весь их интерес замкнется на маленьком окошке электронного устройства, которое позволит им общаться с интересными, по их мнению, людьми, нечто роде клуба по интересам. Они так и будут по утрам ездить на работу, уткнувшись в эти устройства, не замечая всего того, что происходит вокруг.

— Очень мрачное будущее ты описываешь, — скуксилась Верочка, — так и встали перед глазами потоки людей, которые идут куда-то, уставившись в эти электронные устройства, ничего не замечая вокруг. И да, а чего они в этом устройстве видят.

— Ну как чего, они видят в нем того, с кем хотят общаться, ну или ведут переписку в форумах, — начинаю я описание мобильного устройства.

— Погоди, не пойму, — задумалась она, — ну ладно, того с кем они хотят общаться, увидеть можно, как в телевизоре. Но сами-то, каким образом отвечать будут? Ведь у них нет ни телекамеры, ни радиостанции, да и пишущей машинки тоже, чтобы переписку вести.

— Так я же про электронное устройство речь веду, в будущем появится такое, которое будет «все в одном» оно сможет выполнять функции и телефона, и телевизора, и фотоаппарата и телевизионной камеры…

— Знаешь, что я тебе скажу? — Прерывает Верочка мои разглагольствования.

— Что? — Очухиваюсь я и понимаю, что человеку этого времени представить такое сложно.

— Ты не просто фантазёр, ты фантазёр с фантазиями. — Заявляет она.

— Здесь возразить нечего, — снова соглашаюсь с ней, — тогда давай продолжать общаться без смартфонов.

— Без чего?

— А не важно, — отметаю все пояснения и обнимаю её.

— Ты же общения хотел, — смеётся она, — а сам?

— А это и есть один из универсальных языков общения между мужчиной и женщиной, — нагло заявляю я.