Рейс в одну сторону

– Не наш, а ваш, – буркнул Королев, но Наумочкин, будто его не услышал.

– Зачем ему вообще нужно было проникать на тот склад, и как он это сделал? – спросил Петрович.

– Никто пока не знает зачем, но вот КАК – это уже интересно, – задумчиво ответил Наумочкин. – Подозреваю, что он воспользовался подобием технологии стелс, как на самолетах-невидимках.

Королев насмешливо посмотрел на «гида» и добавил свою ложку дёгтя:

– Насколько я знаю, технология стелс применяется только для самолетов и кораблей.

Наумочкин сморщился: ему вдруг стал неприятен этот выпад, тем более, что он и так, рискуя положением, выложил неблагодарному Королеву половину государственных тайн. При «удачном» их обнародовании, ему лично и начальству, которое санкционировало, такого рода открытость вновь прибывавшим сотрудникам, грозит от двадцати – до пожизненного.

Не обращая внимания на реакцию Наумочкина, Петрович продолжил:

– Так можно ли подобную технологию использовать для человеческого костюма, или это из области фантастики?

Наумочкин глянул на него исподлобья:

– В наших лабораториях можно всё. Я вам больше скажу: технологии стелс, на данном предприятии, давно считаются устаревшими. Сейчас мы создаем объекты, не видимые при оптическом наблюдении, не то что при радиолокационном. Наши технологии были добыты из древних шумерских и египетских книг, что, естественно, тоже относится к гостайне. Мы здесь работаем на стыке официальной науки и магии. Надо сказать, что магия, в конечном счете, тоже является наукой, только подход к познанию мира у нее другой. С наукой она схожа лишь в наличии необходимых атрибутов серьезного исследования: накопление информации, расчеты, опыты, секретность… Я, конечно, сильно всё упрощаю, но так оно и есть – магия здесь приравнивается к науке, и, следовательно, у нее есть свои ученые.

– Но, позвольте, – усмехнулся Королев, – почти все найденные книги, таблички, надписи на камнях давно изучены историками и лингвистами, и я что-то не припомню, чтобы кто-то говорил о применении описанных ритуалов в современной жизни, тем более, на секретном предприятии.

Наумочкин понимающе кивнул.

– Да, это распространенная «правильная» точка зрения. Только есть один нюанс – не все книги, сгоревшие, например, в основном фонде Александрийской библиотеки в третьем веке нашей эры, были уничтожены. По крайней мере, те папирусные книги-свитки, что уцелели, никогда не будут обнародованы. Необходимые любому государству супертехнологии, в большей своей части, получили подробнейшее описание именно в тех уцелевших книгах. Скажу вам вот что: в этом мире существует всё то, о чём написано в любой сказке – от ковра-самолета, до пресловутого договора с дьяволом. В общем, вы попали в уникальное место, однако, и условия вашего дальнейшего существования предполагают некоторую, я бы сказал, уникальность. Во-первых, вы будете невыездным пожизненно…

– То есть, как? – перебил его Петрович. – Я не смогу выехать из России в Турцию или Египет, хоть они мне и даром не нужны?

– Нет, – мотнул головой Наумочкин, – Турция с Египтом здесь ни при чём – вам нельзя выезжать с этого архипелага, только и всего. И потом, по большому счету, вы никому не нужны, и вам никто не нужен. Точно такое же положение у всех, находящихся здесь.

Королев гордо вскинул голову:

– Нет, я очень даже нужен: меня ждет жена и теща!

– Ой, только давайте без истерик. Меня в Москве, например, уже не ждут ни жена, ни двое детей. Я подписал пожизненный контракт с данным предприятием, в обмен на то, что ежемесячно буду высылать своей семье полмиллиона рублей, по нынешнему курсу. И они рады, и я рад – все остаются при своем: они при деньгах, а я при работе. Любимой работе, – добавил он и, едва заметно, усмехнулся. – Вы, кстати, тоже подписали аналогичный контракт, еще там, в Москве, только вам не дали этого знать.

– Но я же прекрасно помню, что именно подписывал, – возмутился, было, Петрович.

Наумочкин вздохнул:

– Чтобы было понятнее, вы подписали документы в состоянии полусна, когда, например, угощались минералкой или чаем – таковы принятые здесь методы, если хочешь большую пожизненную зарплату.

– И крутой карьерный рост, – задумчиво произнес Петрович.

– Вот именно, – Наумочкин сочувственно улыбнулся.

Прошла минута, прежде чем Королев стал привыкать к мысли о полной своей ненужности тем, к кому он, в глубине души, стремился уехать в скором времени, хотя бы на время отпуска, если таковые существуют на этом предприятии. Теперь же он случайно узнал, что отпуск – всего лишь мечта.

– И, всё-таки, я не могу поверить, что моей семье нужны лишь деньги, а не я сам, – вновь подал голос Петрович.

Наумочкин явно устал от этого разговора и, скорее всего, уже жалел о поднятой теме своеобразного отшельничества местных сотрудников.

– Пройдет год-два и вы поверите во всё, что я говорю, и также привыкнете к такому положению вещей, и вас не будет тревожить мысль, как они там без вас обходятся. Поверьте, очень даже хорошо живут!

Королев смотрел в пол, а Наумочкин – на часы.

– У меня еще один вопрос. Как же так получается, что я видел двоих сразу – и Кулькова, и того офицера, если всё сделал один лишь Кульков?

Наумочкин пожал плечами.

– Может, гипноз, а может – галлюциноген: прыснул заранее из баллончика – и готово. Сам же, перед этим, надел противогаз.

– Но противогаза я не видел! – сказал Королев, чувствуя, что рассыпается такая хорошая версия.

– Ну, может, он принял таблетки против именно этого галлюциногена – методов, в общем-то, хватает.

Невозмутимый тон Наумочкина несколько успокоил Королева, и он понимающе закивал.

– Ничего нет невозможного, – вновь сказал Наумочкин. – Я уже говорил, что здесь немыслимые технологии, похожие на магию. Но если разложить всё по полочкам, получится чистая наука.

– Вы в этом уверены? – спросил Королев, всё еще не веря, что всему можно найти объяснение.

– Абсолютно, товарищ. Но, впрочем, хватит о грустном, пора бы и работой заняться, – тут он встал из-за стола, и быстро пошел прочь от Королева.

– А как же завтрак? – крикнул Королев убегавшему Наумочкину. Тот только махнул рукой, не оборачиваясь, и скрылся с глаз.

У Петровича вдруг напрочь пропал аппетит. Он встал, грустно посмотрел на раздаточный стол, около которого собралась внушительная очередь, и пошел на выход.

Не успел он сделать и двух шагов по направлению к слесарке, как его вновь окликнул Наумочкин. Подбежав к Королеву, тот запыхавшимся голосом сказал:

– Не удивляйтесь, если скоро вас опять вызовут на допрос: я буду вынужден передать наш разговор Штукку, чтобы прекратить расследование в отношении вас.

– Спасибо, – ответил Королев и вновь проводил взглядом удаляющуюся спину Наумочкина.

Глава 12

Придя в мастерскую, Королев ощутил такое сильное одиночество, что не помог даже кот, подошедший к его ногам. Он потерся о новые ботинки Петровича, пахнущие натуральной кожей, потом зевнул, и, глядя в глаза своему хозяину, несмело промяукал.

– Ну, что, опять идти тебе за едой?

Кто бы знал, как ему не хотелось снова возвращаться в столовку и набирать колбасы для вечно голодного кота без имени. Петрович посмотрел на свои токарные станки, тускло поблескивавшие холодным железом в свете такого же холодного неона. Он почувствовал, что еды ему сегодня явно недостает: неожиданно желудок тихо булькнул и пробудил остальные органы пищеварения, заигравшие какую-то свою «голодную» мелодию, которая, очевидно, должна была пробудить совесть, чтобы та заставила человека вновь сделать первый шаг к далекому раздаточному столу. Петрович снова посмотрел на кота: тот опустил голову, облизывая переднюю лапу, готовясь умываться.

– Только гостей мне и не хватало, – произнес Королев, чувствуя, что сейчас они к нему и нагрянут. Он не хотел ни с кем встречаться и решил, что, пока будет бежать в столовку, либо, если она будет закрыта – к себе, в комнату отдыха за остатками колбасы, непрошенные «гости», тем временем, потопчутся около слесарки, а потом уйдут по своим делам. Доверившись этой мысли, Королев, побыв в мастерской, для порядка, еще три минуты, сорвался с места и побежал за колбасой. По пути ему в коридоре попалась странная группа, одетая в желтые защитные костюмы с поликарбонатными шлемами, предназначенными для работы с микроорганизмами и вирусами. Королев обратил внимание, что сбоку костюмов болтаются белые гофрированные шланги для принудительной подачи воздуха. Люди из этой группы держали в руках тонкие брандспойты для распрыскивания жидкостей. Королев видел, как из металлических «носов» выбрасываются мельчайшие брызги, образуя вокруг себя нечто вроде вязкого тумана, похожего на дым. Те, кто сейчас находился в коридоре, спокойно проходили сквозь облако «жидкого» тумана, и, как ни в чем ни бывало, шли дальше. Охранники, стоявшие вдоль стен, также спокойно воспринимали прохождение загадочной группы мимо них. Когда они дошли до Королева, тот инстинктивно пригнулся, что вызвало улыбки на лицах мимо идущих соседей по комнате отдыха. Один из них похлопал Петровича по плечу и сказал:

– Не надо так бояться – это запланированная процедура, которая делается раз в месяц.

Королев устремил удивленный взгляд на соседа, маленького бородатого крепыша, вечно чихающего, когда просыпается по утрам, и кивнул, правда, не поняв важности упомянутой процедуры.

– А зачем она… – начал, было, он спрашивать, но сосед быстро пошел дальше на своих коротеньких ножках и вскоре скрылся в толпе. Многие улыбались, проходя сквозь импровизированный туман, что напомнило Королеву документальные фильмы про сектантов, где они без причины скалились на своих собраниях. Теперь он испытал похожие ощущения, и ему совсем не хотелось улыбаться, когда туман окутал его, и он закашлялся от паров с запахом концентрированной хвои.

Как и ожидалось, двери столовой были заперты: на часах было двенадцать. Обед должен был начаться в два часа, так что Петровичу пришлось идти до своей комнаты.

Открыв двери, он уже оттуда увидел на своей тумбочке два кислородных коктейля. Не желая никого отвлекать вопросами, Петрович предположил, что столовая потихоньку начала перемещаться в их комнату, и коктейли – это первая ласточка. Выпив сразу два стакана, Королев вдруг подумал, что кислород может быть выведет часть паров, попавших в его лёгкие.

В комнате, кроме Королева, было еще человек шесть, и все были заняты своими делами: кто-то, как обычно, играл в шахматы, кто-то читал. Странно, что днем никто из этих шестерых не пошел на работу. Только потом Петрович сообразил, что эти люди были из ночной смены, и сейчас они просто испытывают приступ короткой бессонницы. За каким-нибудь простым занятием, организм расслабится и сам подскажет своему хозяину, что пора на боковую.

Королев открыл тумбочку и достал подсохшие куски вчерашней колбасы, надеясь, что они понравятся коту. Как только он захлопнул дверцу, над головой вдруг прозвучало:

– И снова, здравствуйте!

Он оглянулся – перед ним стоял Наумочкин.

– Как дела? – спросил тот, совсем некстати улыбаясь.

– Какие у меня дела? Вот, пришел еды для кота взять.

– А сами позавтракать не хотите?

Эта фраза звучала так по-дурацки, тем более, что оба, побывав в столовой час назад, ушли не солоно хлебавши из-за рассуждений о ходе расследования.

– Хочу, но никак не успеваю, – ответил Петрович.

– Ну, так, пойдемте же скорее, а то всё вкусное съедят, – Наумочкин снова некстати улыбнулся.

Петрович шагнул, было, по направлению к двери, как неожиданно что-то вспомнил:

– Так ведь, столовка была закрыта, когда я проходил мимо нее.

Наумочкин усмехнулся:

– Уже все открыли – специально для нас.

Его шутка не вызвала ответной реакции Петровича, но он решил не подавать вида.

Когда они вышли в коридор, Королев, вспомнил об утреннем «душе», и спросил:

– Вы не видели странных людей в защитных костюмах?

– С распрыскивателями? Как же, конечно, видел. Можно сказать, сегодня солнечный день в наших серых трудовых буднях.

– Не понял, как это? – удивился Королев.

– Очень просто, – с улыбкой ответил Наумочкин. – Эта процедура приносит всем пользу, о чем вы скоро догадаетесь. Не буду ничего рассказывать – пусть для вас будет сюрпризом то новое знание, которое скоро откроется.

Королеву совсем не понравился такой разговор, особенно по поводу «знаний». «Точно, секта», – со злостью подумал он и, не говоря ни слова, ускорил шаг.

– Подождите, Григорий Петрович! – крикнул ему вслед Наумочкин.

Догнав Королева, он сказал, что Штукк благополучно разрешил его дело: на записи с видеокамер действительно был второй человек, только он частично невидим, как и предполагал Наумочкин. И что это был именно Кульков, загадочно пропавший где-то на нижних уровнях, но не покинувший предприятия, так же подтверждается некоторыми данными.

– А почему вы думаете, что он всё еще здесь? – жестко спросил Королев, который продолжал не доверять Наумочкину.

Тот закивал и сказал, что точно знает о присутствии Кулькова на объекте, потому что его пропуск сработал несколько раз именно на глубине семи километров под уровнем моря.

– А если тот пропуск заблокировать, чтобы Кульков не шастал туда-сюда? И вообще, почему ему везде есть допуск? – справедливо возмутился Петрович.

– Давайте по порядку. Мы его не блокируем, потому что не хотим потерять. Например, я знаю, что сейчас он где-то в районе лифтов: ну и пусть себе гуляет – нам же спокойнее. И потом, почему вы решили, что у него есть допуск во все кабинеты? Это совсем не так – его передвижения всё равно ограничены, так что, беспокоиться не о чем.

Тут Наумочкин нахмурился:

– Вот, только увидеть его никак не могут – украденный им костюм, по-прежнему, находится в активном состоянии. Однако, и здесь нам бояться нечего: рано или поздно, слабые дозы радиации убьют его, ведь этот костюм работает не на простых батарейках, – тут он злорадно улыбнулся, и Королева передернуло так, будто его шибануло током.

– Спокойно, Григорий Петрович, врагов жалеть не надо: он на то и враг, чтоб его ненавидеть, а не прощать – это мое личное мнение.

Помолчав мгновение, Наумочкин снова заговорил:

– Уверяю вас – мы хорошие ребята, – при этих словах он как-то грустно улыбнулся, но тут же, сделав серьезное лицо, добавил, – однако и хорошим ребятам иногда мешают плохие парни. Вы, ведь, в курсе, что на нашу базу постоянно охотятся террористы всех мастей, спонсируемые заинтересованными частными лицами?

– Нет, я ничего об этом не слышал, – отозвался Королев.

– Ну и правильно, – сказал Наумочкин задумчиво. – Значит, всё правильно. Знаете, большинство государств, заинтересованных в мирной политике, ни за что к нам не полезут. Наоборот, они нам оказывают всяческую помощь. А те, кто нам мешает, будут убраны с дороги, выполоты, как сорняки. И вы, дорогой Григорий Петрович, сами того не замечая, уже вносите в это дело свой неоценимый вклад. Но, повторюсь, всё находится в рамках глубочайшей секретности.

Королев решил, что теперь можно спросить о том, что мучило его всё время, пока он находился на объекте.

– Ответьте откровенно, в чем заключается наша деятельность?

– А в чем, собственно, дело? Что за обостренное чувство недоверия к нашей работе? – шутливым тоном спросил Наумочкин.

Королев продолжал упрямо смотрел в его глаза, ожидая ответа. Наумочкин молчал, будто проверяя, насколько Королеву хватит терпения.

– Мне не нравятся секреты, – процедил сквозь зубы Королев, – я их с детства ненавижу. Они всегда вызывали у меня подозрения, пусть даже и были самыми невинными. Я всегда знал, что всякий секрет таит в себе гадость, способную навредить человеку.

– Что вы имеете в виду? – устало спросил Наумочкин.

Королев открыл, было, рот для дальнейших объяснений, но тут Наумочкин, видимо что-то для себя поняв, улыбнулся, и похлопал Петровича по плечу.

– Не о чем беспокоиться, друг мой. Вы, вероятно, слышали, что бывали в нашей истории случаи полного выздоровления?

Королев пожал плечами:

– Да так, краем уха. По-моему, что-то в фантастических романах проскальзывало, или в житиях святых, если я ничего не путаю, – ответил он.

Наумочкин понимающе улыбнулся.

– Ценю вашу иронию, но, дело в том, что на нашей базе есть суперсовременная лаборатория, где разрабатывается универсальная вакцина, способная бороться со всеми болезнями сразу. Пока еще не все задачи решены в этой области, но мы – оптимисты. Полгода назад, например, вакцина действовала всего лишь в течение тридцати пяти дней, а потом ее свойства сходили на нет, и болезни возвращались. Задача наших лабораторий – добиться устойчивого результата. И вот, на днях, мы решили эту проблему – испытания новой вакцины прошли успешно, – тут Наумочкин снова улыбнулся, – поэтому у нас и отобрали столовую: теперь там будет фармацевтический отдел.

– Да, я уже об этом слышал, – сказал Королев, – ребята даже прозвали столовку «аптекой».

– Ну, вот видите – вы даже больше моего знаете в этой области. Осталась еще одна задача – изготовление большой партии новой вакцины и отправка ее на все материки.

Королев удивленно посмотрел на Наумочкина:

– Но вы же говорили, что система отправления грузов давно налажена…

– Всё так, уважаемый Григорий Петрович, но последние события с Кульковым могут надолго задержать отправку: мы опасаемся, что он, всё же, способен проникнуть на какое-нибудь судно и устроить диверсию.

– Вы же мне сказали, что он у вас под контролем.

– Да, это так. Но появилось одно «окошко», через которое он может легко проскочить и попасть в подводный порт.

– Что за окошко?

– Понятия не имею – это головная боль службы безопасности. В конце концов, всё решаемо, и, как я уже говорил, у нас необычный объект.

Наумочкин замолчал, уставившись в пол.

– Я тоже надеюсь, что его скоро поймают, – сказал Королев.

– Да, мы полагали, что это будет проделано в кратчайшие сроки, но, как говорится, человек предполагает… Так вот, мы прервались. Что я еще хочу сказать по поводу новой вакцины. Наши микробиологи работают в одной связке с генетиками. Возникновение любой болезни связано с одним человеческим геном. Наша вакцина воздействует на этот ген, который из-за своего «любопытства» (этот термин придумал не я) постоянно «влипает» в разные истории…

– А разве есть такой ген? – удивился Королев.

– К сожалению, да – пока еще есть, – ответил Наумочкин.

– Почему же к сожалению?

– Потому что, это единственная недоработка природы, которую и устраняют наши ученые. Гены, проявляющие, так называемое, «любопытство», возбуждают в организме рецепторы, отвечающие за проявление человеком активности там, где не надо. Так называемая, храбрость, когда, например, вопреки здравому смыслу человек лезет туда, куда его не просят, представляет собой обыкновенную «поломку» в организме, которую надо исправить.

Королев боязливо посмотрел на Наумочкина. Та уверенность, с которой он говорил о несовершенстве природы, настолько была несовместима с понятиями Королева о моральных ценностях, что у него в один момент пропало желание о чем-либо говорить с этим страшным человеком. Но Наумочкин и не думал останавливаться на пути дальнейшего разрушения устоявшихся воззрений Королева, относительно тех добродетелей, которые взращиваются в человеке с детства.

В это время они дошли до столовой. Народу было полно, но Наумочкин, спокойно пройдя без очереди, взял с раздаточного стола бутерброд с зеленью, и большой стакан апельсинового сока. Королев же, посмотрев на аппетитные салаты из креветок с кукурузой, протянул руки, и легко подхватил пластиковую миску и стакан яблочного сока.

– Скажем так, – продолжал Наумочкин свое объяснение, сделав большой глоток сока, – интуиция – это полный антипод храбрости, и она, в данном случае, наш защитник. Прислушиваясь к интуиции, то есть, к, знакомому любому человеку, внутреннему голосу, мы обходим проблему стороной, даже еще не осознав, что это проблема, и что она уже на пороге. В то же время, «храбрый» человек, который постоянно игнорирует внутренние сигналы о возможной опасности, плюёт на предупреждения, и, почти со стопроцентной вероятностью, попадает в неприятность. Задача наших ученых состоит в том, чтобы усилить интуицию путем ослабления этой псевдохрабрости. Ну, это я так, на пальцах, пытаюсь вам объяснить суть новых решений. Знаю, звучит не очень, но именно так и обстоят дела сегодняшние. Еще вопросы есть?

Королев сидел, вылупив глаза на «гида», не смея поверить в только что услышанное.

– А как же мужество? – спросил Петрович через несколько мгновений, которых хватило для того, чтобы Наумочкин успел поставить стакан на стол и сделать первый шаг в направлении выхода. Тот театрально вздохнул, и, не останавливаясь, бросил через плечо:

– Атавизм!

– С которым вы тоже боретесь? – крикнул удалявшемуся Наумочкину, вдруг запыхавшийся от волнения, Королев.

– Вся жизнь – борьба, товарищ! – крикнул тот в ответ и скрылся в коридоре.

Королев подумал, что это был бредовый сон, и надо срочно сделать что-нибудь полезное, например, вернуться и накормить уже кота. Выждав несколько минут, пока Наумочкин далеко уйдет, он вышел из столовой и побежал в слесарку.

Голодный кот, казалось, обрадовался его приходу, что, впрочем, не обрадовало Королева: на его станке было оставлено письмо без надписей на конверте. Он посмотрел на кота, с упоением лопавшего остатки колбасы, и вскрыл конверт. Там было написано следующее: «Господин Королев, табельный номер 3424. Ваше дело №765 было рассмотрено в порядке очереди. Сообщаем вам, что с результатами расследования вы можете ознакомиться в любое, удобное для вас время, в кабинете № 89. Все вопросы и пожелания можете отправлять в электронном виде по адресу». Дальше был написан внутренний электронный адрес. Королев скомкал письмо и бросил его в поддон под станком, где давно валялись окаменевшие окурки, когда-то оставленные Кульковым. «Самое смешное, что он за ними не придет», – промелькнула в голове озорная мысль и тут же забылась.

Сегодня он решил ничего больше не делать. Накопившаяся за день странная усталость, не давала ему сосредоточиться хоть на каком-нибудь деле. Можно было, хотя бы, резцы поточить или сломанные сверла подправить, но ему жутко захотелось лечь в кровать и уснуть на много часов. Он так и сделал: недолго думая, развернулся и пошел к себе, не встретив по пути ни одного человека, кроме охранников.

Глава 13

Ночь прошла мгновенно. Петрович помнил, что, как только его голова коснулась подушки, так тут же прозвенел будильник, резанувший по барабанным перепонкам холодным лезвием утренней бодрости. Проснувшись и еле разлепив глаза, Королев почувствовал, будто в них сыпанули песком, да еще и потерли кулаками. Сейчас под тяжелыми горячими веками лежала крупнозернистая наждачная бумага, трущаяся о роговицу. Такой боли он не испытывал никогда в жизни. Слезы лились градом. Королев боялся встать с кровати, потому что его тут же собьют с ног и затопчут. Он не двигался с места, чтобы не потерять того ощущения, что он все еще находится под своим одеялом, на пружинящем теплом матрасе, а не ушел в дальнее плавание в пространство безграничной комнаты, ну а тем более, в закоулки бесконечного коридора. Сердце билось, как бешенное. Кровь стучала в висках гулкими молотками, причиняя боль и ломоту в черепе. Дыхание участилось. Он потянулся холодеющими пальцами к вырезу своей майки, которая никак не могла давить ему на горло, но он все равно оттянул ее как можно дальше, чтобы освободить грудную клетку от минимального давления хлопчатобумажной ткани. В голове была муть и странная зелень, будто его топят в болоте…

Однако, паника прошла также быстро, как и наступила. Как только он проморгался, что далось с большим трудом, тут же стало во сто крат легче. Он вздохнул с облегчением, когда смог, наконец, открыть глаза и посмотреть на окружающие предметы. Первое, что он увидел, была его родная тумбочка. Вот только выглядела она как-то странно: размытое поблескивающее пятно, не имеющее ни высоты, ни ширины. Надев на нос очки, Петрович с неудовольствием обнаружил, что перед глазами всё вдруг поплыло, будто со всех сторон натянули толстую пленку, через которую невозможно было ничего увидеть, кроме медленно движущихся теней. Он понял, что очки стали чересчур сильными, и надо бы их поменять. «Не плохо бы и глаза сменить заодно», – подумал в сердцах Королев, и тут же обратился к соседу по комнате:

– Вы не скажете: у меня глаза красные, или какие они вообще?

– Нормальные у вас глаза – розоватые. А в чем дело?

Петрович не знал, как бы ему поточнее обрисовать свою проблему, но в следующую секунду сообразил, что нужно говорить только правду, чтобы посторонний человек сразу понял суть этой проблемы и дал правильный совет.

– У меня глаза только что так сильно резало, будто там был песок, камни, опилки какие-то. А сейчас, надел вот очки, и всё плывет, как в тумане. Короче, не знаю, что делать.

– Успокойтесь, товарищ, с вами все в порядке. Резь в глазах должна скоро пройти…

– Уже прошла, – перебил его Петрович.

– Ну вот видите, – улыбнулся сосед, хотя Королев не видел ни его самого, ни его очаровательной, а, может быть, издевательской омерзительной, улыбки: не бывает так, чтоб сразу стало хорошо – страдания надо терпеть дни или годы, чтобы наконец-то получить покой и радость…

– Вы меня слышите, уважаемый? – сосед тряс Петровича за плечо и зачем-то дул ему в ухо.

Королев инстинктивно отодвинулся подальше от странного соседа, который, опять же с улыбкой, добавил еще более необычную фразу:

– Очки вам больше не понадобятся. Снимите их и посмотрите на мир другими глазами.

– Как это не понадобятся?

– Обыкновенно. Более того, здесь, на острове, нет отдела по продаже оптики, и это не должно вас пугать. А в-третьих, вам, уважаемый Григорий Петрович, пора бы уже привыкнуть к тому, что изо дня в день талдычит вам ваш куратор: это необычное место с необычными же технологиями.

– А вы откуда знаете, о чем мы говорим с Наумочкиным? – удивленно воззрился он слепыми очами на соседа.

– Мы все через это прошли, так что – просто расслабьтесь и ничему здесь не удивляйтесь, чтобы не терять времени даром. Лучше доверьтесь внутреннему потоку энергии, который несет вас к светлому завтра…

Королев слушал и не верил: какой поток, какая энергия, какое, к чертям собачьим, доверие, когда он ничего не видит?

Сосед еще что-то говорил, но кроме словесного шума, Петрович ничего не слышал. Он вновь бесцеремонно его перебил:

– Я только одного не понимаю, как мне теперь обходиться без очков?

– Сами всё увидите, – ответил сосед, и улыбнулся своему удачному каламбуру.

Королев был в легком смятении, но словам соседа пришлось поверить, когда он снял очки и, вроде бы, увидел свою тумбочку в том самом, «нормальном» состоянии, в каком она была до его ночного сна. Как ни странно, Петрович тут же забыл об очках. Он не вспоминал о них ровно до того момента, пока в конце смены до него не дошло, что он действительно в них не нуждается, и что ему прекрасно видны любые предметы на любом расстоянии. Однако, он не стал больше ни с кем делиться этой приятной новостью, чтобы не сглазить, и чтобы не слушать всякую чушь о внутренней энергии, которая распространяет вокруг себя волны радости и счастья.

Когда вечером того же дня он окинул взглядом комнату, в которой жил почти месяц, то заметил, что на многих прикроватных тумбочках лежат очки разных форм и цветов. Тут были и квадратные очки в роговой оправе с толстыми пузатыми стеклами; и золотые тонкие с узкими прямоугольными линзами. Многие были со сломанным дужками, перемотанными синей, красной, зеленой и черной изолентой. Общее в этих очках было одно – к ним никто не прикасался. Петрович вдруг вспомнил, что вот уже несколько дней, краем глаза, видит несколько десятков бликов от стекол очков: целых и битых, мутных, как стенка старого аквариума и чистых, как слеза того окулиста, который умилился бы при известии, что его пациент навеки излечился от глазной болезни… Он подошел к ближайшей тумбочке и, присмотревшись, увидел, что лежащие там очки, покрылись тонким слоем пыли. Их хозяин, швед Ольсен, заправляя в это время свою кровать, не обратил внимания, как подошел любопытный Королев. Петрович не хотел начинать разговора, тем более, что, кроме языка жестов и русского, он никакими больше не владел. Вдоволь насмотревшись на, уже никому не нужную чужую собственность, он также незаметно отошел от тумбочки шведа и направился к своей кровати.

Некоторое время Петрович прислушивался к собственному организму, полному разных изменений. Он никогда не обращался внутрь себя, никогда не доверял интуиции, и вообще не знал, что такая есть на свете. Его «глухота» к собственным ощущениям еще более усиливалась, когда он общался с такими же непробиваемыми людьми, как и он сам. Да, пусть они и остались там, в прошлой жизни, в большом пыльном городе, но, вместе с тем, они всё еще были с ним рядом – в его воспоминаниях, со временем всё более блекнувших и превращавшихся в подобие эха, или ветра, которые доносили до него обрывки давних разговоров, чужих рассуждений, каких-то нужных и ненужных встреч… И вот, в один прекрасный день, он почувствовал, как всё это разом забылось, будто морская волна смыла лишнюю информацию, очистив его для чего-то нового и светлого. Королев легко встал с казенной кровати, и также легко, без «стрельбы» в пояснице, наклонился, чтобы надеть брюки и зашнуровать ботинки. Его приятно поразила смелая идея, что сейчас он может пробежать по длинному коридору, не ощутив при этом тяжести в ногах и болей в спине, от которых он страдал, без малого, восемь лет.

Но через мгновение Петрович спустился с небес на землю, и понял, что, конечно же, никуда он не побежит – в коридоре будет полно народу, когда все спокойно пойдут на работу, а он, озабоченный своим самочувствием, будет только мешать радостной беготней сотням людей. Единственное, что он сделал, так это несколько раз подпрыгнул на месте, чтобы окончательно убедиться, что спина больше не беспокоит, и что также не болит голова, шея и желудок… Он не заметил, как некоторые соседи понимающе улыбнулись его неуклюжим прыжкам, потому как они сами, в недавнем прошлом, были на его месте, и точно также стеснялись проявить хоть самую малую радость при появившихся вдруг новых ощущениях в теле.

Он легко дотянулся до дверцы тумбочки, не услышав при этом хруста в суставах. Позавтракал, как обычно, одним бутербродом, припрятанным с вечера, запив его горячим сладким чаем, который всем принесли заботливые работники столовой. Народ уже разошелся. В комнате остался только Степан Викентьич, нервный, как всегда, по утрам, и еще один, новенький, молодой Лешка Миронов: он прибыл несколько дней назад, и пока не привык к обстановке. К нему прикрепили того же Наумочкина, но тот редко с ним общался, по неизвестным Королеву причинам. Лешка, двадцатилетний розовощекий малый, сидел на своей кровати и читал толстенную книгу о древней Руси. Королев и сам бы сейчас с удовольствием пробежался по страницам увесистого тома, окунувшись с головой в увлекательные подробности российской истории, пусть и в художественном изложении, но сегодня ему нужно было спешить в слесарку – снова поступил заказ, который требовалось срочно выполнить. На этот раз ему приказали сделать несколько новых корпусов для считывателей на дверях. Начальству не понравилось состояние пластиковых штампованных коробок, которые, во-первых, покрылись трещинами, а, во-вторых, их кто-то пытался взломать. Теперь вся надежда была на Королева, который должен сделать, пусть и неказистые, но простые и надежные корпуса из толстых листов закаленной стали. Такая работа требовала особо твердых зубил и свёрел с алмазными наконечниками. Королев впервые за свою практику сталкивался с таким заказом, но, как говорится, глаза боятся, а руки делают.

Петрович открыл дверь в слесарку и, первым, кто его встретил, был кот, махнувший хвостом и облизавший свой нос. Королев достал из кармана заранее припасенную колбасу и кинул её коту.

Вторым, встретившим Петровича в слесарке, был его любимый токарный станок – тот, что стоял ближе ко входу. Королев вытащил старый резец из зажима и бросил его на соседний стол – потом заточит, если будет время. Сейчас же ему нужно было откопать в инструментальном шкафу чудо-зубило, которым он и будет работать. И как только он открыл верхний ящик с инструментами, тут же ему в руки попалось хромированное плоское зубило с затупившейся кромкой. Твердость режущего края была превосходной, вот только над его исправлением нужно поработать. Петрович знал, что где-то в шкафу хранился тюбик специальной пасты, изготовленной в лабораториях этого объекта по рецепту древних майя. Паста могла размягчать металл и камень, чтобы с ними было легче работать. Вот только, чтобы найти этот тюбик, необходимо было сначала отыскать подробную схему расположения всех инструментов в шкафу. Нужная лежала где-то на столе под грудой накладных и других схем, в которых он так и не навел порядка. Кроме того, стол – любимое место кота, где была его «кровать», но сейчас он отвлекся на колбасу. Петрович полез в залежи, стараясь быть как можно аккуратнее, чтобы не свалить нужную бумажку за двухсоткилограммовый стол, иначе потом придется его двигать самостоятельно. Как только Петрович приступил к разбору бумаг, ему в шею уперлось то самое хромированное зубило, которое он только что нашел.

– Медленно пошел и сел на стул, – произнес чей-то голос, хозяина которого Петрович не видел. Он повиновался и спокойно дошел до стула, стоявшего около ближайшего токарного станка.

– А теперь, отдай свой пропуск.

– Зачем? Он годится только для моего склада с железками, – убедительным тоном сказал Петрович.

Голос ответил:

– Мне, как раз и нужен твой склад.

Королеву показался ужасно знакомым голос, который он не слышал уже несколько дней.

– Кульков? – произнес он, слегка дрожа от напряжения.

– Какая теперь разница?

– Вас все ищут.

– Знаю, пусть себе ищут. Мне нужен твой пропуск – доставай, давай.

Королев полез в карман и вынул пластиковую карточку.

– Нате, – протянул он пропуск в пустое пространство. Откуда-то слева, карточку схватили невидимые пальцы, рванули в сторону от Королева, и подняли вверх. Пропуск повис, трясясь в воздухе, как игральная карта фокусника.

– Зачем он вам? – спросил Королев, чтобы хоть что-то спросить.

– Много будешь знать – скоро состаришься. Надо мне и всё, – жестко ответил невидимый Кульков.

– Но там же ничего нет, кроме железок и старых гвоздей.

– Молчи, пока не прибил тебя к стулу, – ответил Кульков.

– К стулу? Как странно, – пожал плечами Петрович и повернулся лицом к складу. Пропуск медленно полетел в воздухе и вошел в щель считывателя. На панели загорелась зеленая лампочка. Щелкнул электронный замок. Скрипнули ржавые петли – дверь открылась. В полной темноте Кульков начал возиться с железками, бросая их на пол и чертыхаясь.

– Вы, хотя бы, свет включили, а то ноги себе переломаете! – крикнул Петрович.

– Не твоя забота, заморыш! – огрызнулся в ответ Кульков и щелкнул выключателем. Внутри склада загорелась желтая стоваттная лампочка, на мгновение осветив человеческую руку, покрытую ржавой пылью и стальными опилками. Королев догадался, что костюм-невидимка, скорее всего, приобретает магнитные свойства, когда находится в активном состоянии. Он смотрел на Кулькова, все больше покрывавшегося пылью. Когда тот ушел вглубь помещения, Петрович сорвался со стула и бегом бросился к складу. Хлопнув дверью, он тяжело задышал, будто только что тащил тяжелый мешок на своих тощих плечах. За дверью послышался мат и несколько ударов в старые доски, обитые железом. Иногда бесхозяйственность может быть полезна: внутри склада давно сломалась кнопка открывания, за что Королев несколько раз получал нагоняй от Наумочкина. Но Петрович не спешил с ремонтом, тем более, что для этого нужен был электрик, которого вечно не дождешься. Поэтому, сейчас дверь оставалась запертой, чему Петрович несказанно обрадовался, и, недолго думая, развернулся и побежал к настенному телефону. Набрав внутренний номер охраны, он крикнул в трубку:

– Алло, это пост номер три?

– Да, а в чем дело? – ответили на том конце провода.

– У меня здесь нарушитель! Сообщите господину Штукку или… не знаю, кому вы там должны сообщать, что у меня, в слесарке, сидит нарушитель – я его поймал!

– Кто это – я? – переспросил спокойный голос.

– Я, Королев Григорий Петрович! – сказал он, как можно громче.

– Назовите свой табельный номер, пожалуйста.

– Тьфу ты, черт, какой еще номер? Не помню я никакого номера! Королев я! Понятно?!

В трубке что-то щелкнуло, и на несколько долгих секунд повисла тишина.

– Понял вас. Ждите прибытия помощи, – ответил, наконец, невозмутимый металлический голос. Потом опять что-то щелкнуло, и раздались частые гудки.

Петрович посмотрел на черную трубку и тяжело выдохнул, будто только что сдал трудный экзамен. Слегка пошатываясь, он дошел до стула и сел, обливаясь горячим потом. В дверь, по-прежнему бился Кульков, но Петровичу было теперь плевать на угрозы, раздававшиеся со склада.

Через пять минут пришли десять охранников во главе со Штукком. Гневно сверкая глазами, Штукк резко кивнул седым ежиком волос и спросил:

– Где он?

Королев показал на дверь, хотя, по стуку, и так было понятно, куда нужно идти. Широким шагом Штукк пронесся до закрытой двери.

– И как мне теперь ее открыть?

– Не знаю, – ответил Королев, – мой пропуск он забрал. А разве у вас нет мастер-ключа?

– Тоже мне, умник нашелся, – просипел Штукк. – Конечно же, есть, только он в моем кабинете. Скворцов! – крикнул он в толпу охранников, – быстро в мой кабинет, и принеси универсальный ключ – там, на стенде висит.

– Понял! – крикнул в ответ Скворцов и выбежал из слесарки.

Глава 14

Штукк подошел к токарному станку и хлопнул ладонью по круглому боку стального патрона.

– Да, помню и я в детстве стоял за таким же – болты для школы точил. А теперь, вряд ли смогу с первого раза фаску снять, – тут он хитро посмотрел на Петровича и улыбнулся.

– Может, хотите попробовать? – спросил Королев и тут же пожалел, что развязал свой язык.

Штукк, очевидно, уловил его внутреннее сожаление о заманчивой просьбе и ровным тоном ответил:

– Нет уж, спасибо: мне с молодыми не хочется тягаться. Да и профиль у меня другой – сами видите. – С этими словами он кивнул на дверь запертого склада, в которую уже перестали стучаться изнутри.

– Чего-то притих наш клиент, а? – сказал Штукк. – Ну да ладно, не долго ему осталось там греться: сейчас мы его за ушко – да на солнышко…

Не успел он договорить последних слов, как прибежал взмыленный Скворцов. Он протянул мастер-ключ Штукку.

– А вот и момент истины, – произнес начальник охраны и подошел к складу.

Двое охранников встали за его спиной в ожидании, пока откроется дверь.

Штукк провел «ключом» по считывателю. Загорелась зеленая лампочка.

– Теперь аккуратно, – прошептал Штукк и, открыв дверь, уступил место охранникам. Свет горел в тесном помещении, но там никого не было. Охранники удивленно оглянулись на Штукка. В свою очередь, Штукк вопросительно взглянул на Королева. Никто не двигался с места. И тут, краем глаза, Петрович заметил едва уловимое движение около ближайшего стеллажа с дюралевыми болванками. Покрытая пылью рука Кулькова замахнулась, чтобы ударить одного из охранников. Петрович крикнул «эй» и вновь сорвался со стула.

– Смотрите! – с яростью сказал он Штукку и пальцем показал в пустоту.

– На что здесь смотреть? – усмехнулся Штукк.

Петрович понял, что запросто может сейчас оказаться в дураках, и что если он сам не предпримет каких-нибудь действий – пропало дело. Он даже думать не хотел, чем может всё закончится, если он прошляпает Кулькова.

– Разрешите, – обратился Петрович к охранникам, и протиснулся между ними, не дожидаясь, пока те разойдутся в стороны. Как только он ворвался в эту конуру, набитую металлом, тут же схватил за руку Кулькова и попытался повалить его на пол. Сопротивление было жестоким и коротким. Больно получив по зубам, Петрович крякнул, но жертву свою не выпустил. Ему еще раз прилетело от Кулькова по черепу, и тот был вынужден несколько ослабить хватку. Штукк, очевидино, понял, в чем тут дело, хотя и не до конца верил в происходящее. Он с глупой улыбкой расставил руки и крикнул:

– Ловите невидимку! Он весь в пыли – смотрите внимательнее!

Охранники вновь тупо глядели в пространство между стеллажами, но мало что понимали.

Штукк, продолжая улыбаться, словно умалишенный, подошел ближе ко входу, по-прежнему держа руки так, как краб держит наготове свои клешни. Он стал подходить к лежавшему на полу Петровичу. Всё произошло, как в замедленной съемке. Штукк обхватил руками невидимого Кулькова и мощным своим лбом ударил в пространство. Раздался крик. Охранники знали голос своего шефа, поэтому не дернулись с места: он поняли, что это взвизгнул невидимка – Штукк хорошо справлялся со своей задачей. Он еще раз дернул шеей и вновь его лоб, как мощный маленький таран, ударил по чему-то такому же твердому: раздался звук, будто пустые миски, сделанные из кости, ударились друг о друга. Петровичу показалось, что в этот момент что-то хрустнуло. Из воздуха появились какие-то капли и попали ему на руки. Он тут же их вытер: руки мгновенно покраснели. Петрович понял, что это была кровь Кулькова, которому Штукк, очевидно, раскроил кожу на черепе. Тут он услышал, как засопел Кульков, до этого молчавший, как рыба. Теперь же не было смысла ждать новых ударов, нанести которые приготовился начальник охраны. Петрович видел, как налились кровью глаза Штукка, и как глупая улыбка превратилась в идиотский жестокий оскал – Штукк готов был разорвать невидимого Кулькова на сотни клочков.

– Сдаюсь, – тихо пронеслось в воздухе.

– Как? – спросил Штукк, снова отводя голову, готовясь в третий раз боднуть своего врага.

– Сдаюсь! – громче произнес Кульков. Тут, при свете желтой лампочки, все увидели человека в сером, облегающем тело, похожем на водолазный, костюме: Кульков отключил его, не выдержав избиений Штукка. Голова Кулькова была пробита и его глаза заливала яркая кровь, вида которой Петрович не переносил. Он с трудом встал на ноги и, на всякий случай, отошел в глубь комнаты: пусть теперь охранники сами разбираются с этим сумасбродом.

Кулькова вывели со склада. Штукк, не оборачиваясь, сухо сказал «спасибо за службу», и вышел вслед за своими подчиненными.

Королев твердо решил, что на сегодня рабочий день закончен. Несмотря на то, что часы показывали двенадцать дня, он, проводив охранников и, взятого под стражу Кулькова, покрытого кое-где собственной кровью, подошел к захламленному столу и, без всякого интереса посмотрел на бумажную гору. Кот уже лег на свое законное место, рядом с пыльным рулоном схемы ленточного конвейера карамельного цеха кондитерской фабрики. Причем здесь эта фабрика, Королев никак не мог понять, но схема, однако же, была. Он постоял еще чуток, тупо глядя на многолетний хлам, потом отвернулся и пошел к выходу.

Королев брел по коридору, показавшемуся ему таким длинным, словно его специально растянули на лишних двадцать километров. Какая-то внутренняя тяжесть не проходила с того самого момента, когда Кульков приставил к его горлу тупое зубило, да еще и двинул в челюсть. Он решил, что его нервная система так перегрузилась от неожиданной стрессовой ситуации, что теперь у него на плечах, будто, лежала стокилограммовая плита.

Еле дошел до комнаты отдыха – там никого не было. На самой дальней кровати белела, раскрытая на середине, книжка, оставленная Лёхой Мироновым. Несколько страниц поднялось, и они стояли торчком, приглашая любого читателя пригладить их и, хотя бы бегло, просмотреть глазами. Больше Королев ничего не видел: глаза закрыло черным, и он рухнул на кровать, как подкошенный, провалившись в глубокий сон.

Его разбудила сумасшедшая сирена, взревевшая среди ночи. Королев вскочил с кровати и, наскоро одевшись, огляделся по сторонам – он был, по-прежнему, один в комнате. Еще до конца не проснувшись, он постоял около своей кровати, как призрак, и снова сел. В горле пересохло. Он жадно глотнул холодной воды и, взяв с тумбочки кусок черствого хлеба, вцепился в него зубами, кровавя десны и царапая губы. Он был голоден, как никогда. Ему хотелось проглотить огромный кусок жареного мяса, но, как говорится, съесть-то он съесть, да кто ж ему дасть. Дожевав хлеб, он выпил до конца бутылку и, пустую, бросил ее на кровать. От сирены гудела голова – сейчас вот-вот разорвется от нестерпимо режущего звука. Он встал, шатаясь, на налитые кровью ноги и пошел к выходу. Петрович понимал, что, наверное, сейчас нужно куда-нибудь бежать спасаться, однако опасности он никакой не чуял, и, к тому же, он не знал, что нужно делать в таких случаях – Наумочкин не успел его проинструктировать, как действовать в чрезвычайных обстоятельствах. Задаваться вопросами, типа, почему его никто не разбудил, и куда все подевались, было бестолку – и так ясно, что произошло нечто из ряда вон, раз сирена орала добрых полчаса. В этот момент его желудок странно проскулил – наверное, тоже проснулся вслед за хозяином.

Королев подошел к двери, нажал кнопку открывания и хотел выйти, но кто-то удерживал дверь снаружи. Он надавил плечом сильнее, и она, с трудом, поддалась, отодвигая что-то, цеплявшееся за пол. Вышел в коридор. Повсюду мигал, в такт сиренам, красный свет. Большие лампы, по двести ватт каждая, забранные в стальные решетки, били по глазам резкими кровавыми толчками. Заломило виски и затрещал лоб. Королев поморщился и вдохнул поглубже воздух. Тут ему померещилось, что кто-то лежит рядом с дверью, и не ошибся: оказалось, что дверь, пока она не была открыта, подпирал труп, одетый в окровавленный рабочий халат. Лица видно не было. Королев осторожно перевернул тело и, в красном свете мигающих ламп его глаза увидели того молодого, недавно прибывшего. Леха Миронов, чья книга сейчас сиротливо лежала на кровати, так и не узнает, чем закончился исторический роман. Во рту вдруг пересохло, словно он, пять минут назад, не сделал ни глотка воды. Петрович только сейчас обратил внимание, что от трупа Миронова тянется по полу черный след, словно кто-то тащил тело. Королев прошел дальше по десятиметровому «аппендициту» и, выйдя в общий коридор, увидел, что этот след вливается в еще более широкие, уже подсыхающие потоки крови. На полу, на стенах, на низком потолке – везде была кровь, ставшая черной в свете красных ламп. Вглядевшись в мигающее пространство коридора, Петрович увидел, что там, дальше, проход чем-то завален, перегороженный на четверть своей высоты. В обоих направлениях – к эскалаторам, шедшим наружу, и в сторону рабочих помещений, были эти странные завалы. Королев сделал несколько шагов по направлению к эскалаторам, догадываясь о пугающем открытии, ожидающем его по мере приближения к тем преградам. В какой-то момент красные лампы мигнули особенно ярко, будто кто-то дал сильное напряжение в электроцепи. И тут он увидел страшный холм из разорванных человеческих тел. Руки, ноги, головы торчали из этого холма, будто росли из него. Изувеченные тела лежали и дальше по коридору. Королев присмотрелся и заметил, что в человеческих останках зияли глубокие дыры, как от толстых стальных прутов. Чьи же зубы могли так «постараться», что от человека осталась лишь рваная плоть и сломанные кости? Королев боялся думать о тех тварях, чьими челюстями перемололись молодые сильные тела, превращенные в кровавые ошметки.

Он не знал, в какую сторону сделать следующий шаг. У него кружилась голова и, по-прежнему, было сухо во рту.

Вдруг, мимо Королева пробежал красный кролик с биркой на ухе. Несмотря на то, что Королев был уже без очков, он с трудом разглядел в красном мигающем свете, черную надпись на розовой бирке – «Кот». Либо женщины его так назвали, либо это была специальная отметка вместо номера, подумал Королев. Тут он вспомнил о своем коте, запертом в слесарке, и подумал, что сходит за ним позже, если будет возможность.

Сейчас он решил пойти за кроликом, который, прыгая по куче тел, перебрался на другую сторону страшного бугра, и поскакал дальше. Королев перешагивал через части тел, поскальзываясь в черной крови, пока, кролик не привел его к стальной стене, перекрывшей выход к эскалаторам. Черные следы на полу тянулись до этой стены и пропадали под нею. Королев предположил, что во время срабатывания сирены, эта стена просто опустилась, перекрывая выход, тем самым, обрекая сотни человек на гибель. По крайней мере, так ему казалось в эти страшные минуты, когда он не знал, куда идти дальше. Пришлось поворачивать обратно.

Он добрел до первой открытой двери по левую сторону коридора, и заглянул туда. Королев помнил, что это одна из лабораторий, и сейчас там было пусто, хотя весь пол также покрывали кровавые следы – видно, что людей вытаскивали из помещения и тащили в коридор. Здесь мигали такие же красные лампы, какие были в коридоре. Королеву хотелось остаться в этом кабинете и, может быть, провести какое-то время в тихом уголке: если уж убийцы тут однажды побывали, то может больше не сунутся? Успокоив себя, на время, этой мыслью, Петрович сел лицом к выходу за ближайший рабочий стол, на котором стоял маленький микроскоп, и валялись какие-то бланки. Он просмотрел несколько бумажек, где, на разных языках, торопливым почерком было что-то написано. Королев забыл, что здесь работали микробиологи, и, скорее всего, всё помещение может быть покрыто болезнетворными бактериями. Кто может дать гарантию безупречной стерильности опустевшей лаборатории? Те, кто мог это гарантировать, сейчас лежали гуртом в коридоре, как отбросы медицинской помойки, куда выбрасывали ампутированные части человеческих тел. Он этой мысли локти Петровича сами собой поднялись от стола, и он отодвинулся подальше, вместе со стулом. Между тем, сирена выла, как сумасшедшая, не думая выключаться, а голова гудела вместе с этим нудным воем, и кровь пульсировала в висках. Королев подумал, что надо бы отыскать аптечку и принять пару таблеток аспирина, как вдруг ему показалось, что в дверном проеме мелькнула чья-то тень. В то же мгновение, он почувствовал, что не может оторваться от стула, чтобы скрыться в незаметном уголке где-нибудь под теми столами, что стояли дальше от двери. Свинцовая тяжесть в ногах не давала ему встать с места, как бы он ни старался. Снова внутри нарастала паника. Королеву не хватало воздуха и он, беспомощно озираясь, искал глазами любой предмет, которым можно обороняться, если настанет такой момент…

Вдруг всё смолкло – сирена прекратила выть. Над входом продолжала мигать красная лампа и Королев, видя мерцающий свет, не сразу понял, что воцарилась полная тишина. Одновременно что-то поменялось и внутри самого Королева: он смог, наконец, подняться со стула и, подойдя к полуоткрытой двери, осторожно высунуть голову в коридор. Кроме трупов здесь, по-прежнему, ничего не было, и всё же, что-то мешало ему сделать первый шаг из тихой комнаты в бесконечный мрачный коридор…

Наконец, он пересилил себя и ступил в кровавый полумрак. Он шел, попутно заглядывая в открытые двери подсобных помещений, небольших складов, и туда, куда теперь можно было войти любому человеку, если бы тот захотел. Судя по всему, электронные замки были взломаны по всему объекту, и теперь нигде не было защиты. Заглядывая в каждую открытую комнату, Королев видел одну и ту же картину – трупы, сваленные в кучу. Когда он дошел до кабинета, где располагалась лаборатория по получению аэрозолей, нужных для первоначального распространения лекарства, как говорил когда-то Наумочкин, он заглянул в распахнутую дверь, ожидая увидеть то же самое, что и в других кабинетах. Его глаз неожиданно выцепил едва уловимое движение. Он инстинктивно дернулся назад, чтобы убежать, но странным образом, сдержался, уговаривая себя, что ему это только показалось. Королев зашел в помещение, внимательно вглядываясь в мерцающий полумрак, и увидел там, лежащего на полу, человека в рабочем халате, покрытом черными пятнами. Королев подошел ближе – это был китаец или кореец. Он заметил три черные дыры в его груди, словно туда мощным толчком вогнали толстые арматурные пруты, а потом резко их вытащили, оставив эти страшные следы. Он наклонился над раненым, чтобы пощупать пульс на шее, но тот открыл глаза и простонал. Королев отпрянул от неожиданности. Потом снова приблизился к нему.

– Ти джи тэн, – прошептал китаец.

– Как? – переспросил Королев.

– Монста. Ти джи тэн. Монста, – вновь отрывисто повторил тот и потерял сознание, или умер.

Королев почувствовал, что может вновь остаться один в этом ночном кошмаре, и сейчас ему нужно что-то сделать, чтобы помочь единственному уцелевшему человеку.

До медицинского кабинета – минимум полкилометра, ближе к туннелю метро. Но Петрович знал, что нести полуживого человека он не сможет, если только не найдется какой-нибудь каталки. А если его просто перевязать, так для этого нужен хоть какой-то опыт, а, кроме искусственного дыхания, виденного по телеку, он ничего делать не умел. Он снова пощупал пульс у китайца – его не было. Королев знал, что мог ошибиться и снова взялся за его холодную руку, и снова никакого пульса. Зеркальца у Петровича не было, и он поднес к носу китайца тыльную сторону ладони. Увидев, как дрожит собственная рука, Королев отдернул ее, будто обжегся, и сразу же отпало всякое желание проверять, жив тот или нет: возможно, скоро ему самому придется валяться тут бездыханным.

Он отбросил все колебания и вышел в коридор. Теперь ему нужно было пройти километр-полтора, чтобы добраться до стеклянных дверей метро – скорее всего, там он найдет свое спасение, раз больше некуда идти. В полной тишине, при постоянном мигании кроваво-красных тревожных ламп, он шел, вглядываясь в далекую черноту коридора, всякую секунду ожидая нападения то спереди, то сзади, чувствуя каждой клеточкой своего тела, что опасность поджидает его повсюду.

Глава 15

Королев шел всё дальше по коридору, пока, наконец, не оказался перед дверями метро. Надпись «Вход строго по пропускам», была измазана потемневшей кровью, и некоторые буквы лишь угадывались.

Пропуск был ему не нужен – он просто взялся за железный поручень и дернул на себя: двери легко открылись. Когда же они, подтягиваемые механическим доводчиком, мелькнули в свете нервных сигнальных ламп окровавленным стеклом, закрываясь за спиной Королева, он облегченно выдохнул, будто только что прошел над бездонной пропастью без страховки.

Он на секунду задержался около дверей, всматриваясь в темнеющую даль перрона, со стоявшей около него электричкой. Королев ожидал увидеть там странные тени или бегающих тварей, но, к счастью, горизонт был чист, и можно было двигаться дальше. Петрович сделал первый шаг и вошел на перрон.

Тишина была здесь такая же, как и в коридоре, когда молчала сирена. Вот только напитана она была чем-то более опасным, чем то, что уже оставлено там, позади – в лабораториях, наполненных трупами. Внутри Королева возникло и укрепилось странное ощущение, похожее на точное знание, что в этом огромном помещении с одной широченной платформой посередине, обязательно должен кто-то караулить его, с тем намерением, чтобы напасть в неожиданный момент, когда он чуть расслабится и потеряет всякую осторожность. Мурашки на спине то рождались, то пропадали, делая из Королева полного психа, которым он никогда не был. Эти два часа, прошедшие с момента его неожиданного пробуждения, сделали для его нервов больше вреда, чем пятилетнее общение с тещей, которая всё ж таки была человеком, а не каким-то непонятным монстром, которого Петрович не хотел встречать на своем пути.

Он продолжал идти по перрону, опасливо прислушиваясь к собственным шагам и жалея, что на ногах надеты грубые ботинки с твердой подошвой, и они то шаркают, то стучат, когда не надо.

Пустая электричка, внутри которой, как чьи-то удивленные глаза, кое-где горели большие желтые плафоны, стояла с открытыми дверями, приглашая пассажиров прокатиться до горы Пико. Королев, не понимая, что находится в шоковом состоянии, сел в третий вагон с конца и стал ждать, когда закроются двери и объявят следующую остановку. Он машинально вцепился в стальной поручень, по привычке думая, что сейчас вагон дернется, когда электричка начнет движение. Прошла минута-другая: никто ничего не объявлял, а двери так и оставались открытыми. «Надо посмотреть, в чем там дело», – дошло, наконец, до него, когда разум начал потихоньку оживать. Он разжал побелевшие пальцы, отпуская поручень, бывший спасительной соломинкой скорее для его рассудка, чем для тела, и осторожно вышел из вагона. Под ботинком что-то хрустнуло, выдавая его присутствие тому, кто, может быть, сидел в мерцающем полумраке и ждал, когда человек покинет то место, где много света. Королев вышел наружу и, боясь вертеть головой, лишь одними глазами, кося ими до тошнотворной боли, посмотрел в разные стороны, надеясь, что никого не увидит. Перрон был пуст, и лишь, по-прежнему, мигал красный свет опасности. Он пошел к первому вагону, постоянно озираясь, опасаясь увидеть любое движение. Дверь кабины машиниста была распахнута настежь. Он подошел к кабине и заглянул внутрь. Вдруг подкатило к горлу – его вырвало желчью и остатками хлеба: организм устал бороться со стрессом, и дал себе волю. Кровь была повсюду: на широком пульте управления, на окнах, стенах, полу. На водительском кресле валялась форменная окровавленная фуражка. Однако, Королев не увидел самого главного – владельца этой фуражки.

Он оглянулся на широкий перрон, вдруг напомнивший ему такие же перроны на новых станциях Московского метрополитена. И эта станция, большая, как ангар, с высоким, без единого столба, потолком, поддерживаемым «ребрами» выгнутых стальных балок, лежащими своими концами на толстых стенах, продолжала его пугать, держала цепкими щупальцами страха за горло, которое горело от остатков выблеванной желчи. Во рту так пересохло, словно он ходил по пустыне несколько дней. Шершавым языком он ощупывал высохшее нёбо и всё глотал и глотал, в надежде, что организм начнет вырабатывать необходимую влагу.

Кровавая пульсация сигнальных ламп рождала в голове, несуществующие в реальности, картины. Петровичу чудилось, что по стенам молча ползут мерзкие твари, и они обязательно нападут на него все разом, как только им даст приказ их главный монстр, ведь, должен же быть у них какой-нибудь вожак, супер-пупер альфа-самец, жрущий больше всех в этом дьявольском стаде?

Любой непросматриваемый участок, каждый темный угол таили в себе опасность, прятали неведомого зверя, угрожавшего жизни Королева. И он старался выцепить взглядом хоть одну деталь, которая доказала бы ему его пугающую правоту, что зверь – вот он, сидит прямо перед ним, оскалив слюнявую пасть, только он его пока не видит, потому что его собственные глаза берегут его же рассудок от того ужаса, который ему предстоит увидеть…

Королев, с нарастающей паникой, не переставал оглядываться по сторонам. В какой-то момент он заметил, что на стене, прямо перед его носом, висит маленькая железная коробка, с выдавленным рельефом телефонной трубки. Он снял открытый уже замок, поднял трубку и услышал гудки. Подергал рычажок и подул в микрофон – гудки продолжались. Он положил трубку и вновь посмотрел в открытую дверь кабины машиниста – там должна быть рация, или такой же телефон. Преодолевая тошноту от вида крови, он сбросил фуражку машиниста на пол и сел в кресло, жалобно скрипнувшее под весом нового хозяина. Петрович взял узкую пластмассовую трубку с болтавшимся витым проводом, и нажал кнопку вызова, расположенную тут же, под левой рукой, на панели. Где-то на другом конце радиоволны громко щелкнуло, кашлянуло, и, матернувшись по-русски, произнесло:

– Аллё!

Королев снова дунул в микрофон, будто опасался, что кровь попала и туда, и спросил:

– Аллё, кто там?

В трубке зевнуло и почавкало:

– Ты-то кто есть?

– Я – Королев.

– Поздравляю.

– У нас тут чрезвычайная ситуация.

– Не знаю о такой: сигнала не было.

– Вы, разве, не слышали сирены?

– Нет у нас никаких сирен, и, вообще, не мешайте работать.

Королев беспомощно посмотрел на рацию.

– Я вам повторяю: у нас здесь ситуация. Чрезвычайная. Никого нет – я один.

– Ну и радуйся, что ты один…

Через мгновение тот же голос спросил:

– То есть, как один? А где остальные?

– Они все убиты, а машинист пропал, – ответил Королев упавшим голосом.

– Куда пропали, кто убит? – спросил тот. Королев молчал.

– Послушайте, вы сейчас где находитесь? – вновь спросил голос.

– В метро – на перроне, – ответил Петрович, посмотрев в огромное зеркало заднего вида, прикрученное к кабине машиниста.

– Какой номер перрона?

– Не знаю, – ответил Королев, – не помню. Кажется, первый.

На том конце провода зашуршала разворачиваемая бумага.

– Вы там, где лифты? – спросил голос.

– Нет, – ответил Королев, – здесь лифтов нет.

– А, я понял – вы на другом острове.

– Наверное, на другом, – ответил Королев.

– Скажите, вы можете управлять?.. Хотя, о чём это я… Так, ладно, давайте, для начала, я кое-куда смотаюсь, а потом свяжусь с вами, лады?

– Да, понял вас, – ответил Королев и бессильно откинулся на спинку кресла. Вновь, в тревожной тишине, заскрипело сиденье: теранулись друг о друга старые стальные пластины, пружины, болты. Петрович, в который уж раз, с опаской посмотрел в зеркало заднего вида, но изменений там не было.

Он ждал, когда вновь заговорит рация. Это было единственное необходимое для него ожидание, когда от простого разговора с незнакомцем, сидевшем на другом острове, зависела его жизнь. Чем скорее придет от него хоть какой-нибудь ответ, тем быстрее он успокоится. А что потом?