Глаша встретила меня у калитки. Скрестила руки, смерила взглядом от платка до пяток и буркнула:
— Ну что, девка, пойдёшь в дом или будешь тут гордо мерзнуть?
— Я думала, вы меня спрячете, обогреете и накормите, — скромно ответила я.
— Думала ты, когда хлеб в орка кидала, — сказала Глаша, но распахнула дверь и пихнула меня внутрь локтем: — Тепло держи в доме, а герой пускай тепло держит на крыльце.
Герой уже сидел. Рагхар опустился у порога на ступеньку, развернувшись к улице.
— Пока я тут сижу — никто не войдёт, — произнёс он ровно.
— А если зайдут? — осторожно спросила я.
— Значит, сами выбрали участь умереть, — так же ровно ответил он. — Ты подумала? Поедешь завтра с нами?
— Я... очень хочу отсюда уехать. Только не знаю, что меня будет ждать в твоем стане.
— Мы живем рядом с эльфами. Они разрешили нам временно находиться на своей территории, пока мы не найдем новое место.
Молча кивнула и притащила из чулана пухлую подушку с рюшами.
— Держи. Это тебе.
Он посмотрел на кружевные рюши.
— Это боевой предмет? — серьёзно уточнил.
— Очень опасный, — кивнула я. — Мягкостью. Соперник теряет бдительность и тонет в нежности.
Глаша утащила меня на кухню. Дом пах запечённым луком, валерианой и тем особым деревенским уютом, который не продашь даже за новую крышу.
Я ошиблась: накормить у неё в крови. В печке томился горшочек, на столе уже стояло молоко с плёнкой, сбоку — плошка мёда. Мы говорили шёпотом.
— Ты не бойся, — сказала Глаша, разливая по кружкам чай с мятой. — Пугают тебя наши по привычке. Сегодня повоют, завтра устанут, послезавтра снова попросит кто-то сустав подлечить — и опять ты виновата, что помогла и вылечила. Так у нас устроено.
— Я знаю, — ответила я и чуть не расплакалась. От мёда в горле стало теплее, а от тени за дверью спокойнее: там сидел мой шкаф.
Мы не успели допить чай.
Со стороны реки разом вспыхнули три огонька. Рахгар открыл дверь и оповестил:
— Сигнальные костры, — сказал он. — Знак беды в степи.
— Ваши? — спросила я.
— Наши, — кивнул. — Клан зовёт. Значит, недалеко чужие.
Мы вышли к мостику — узкому, скрипучему. Река внизу бежала тёмно-серебряной лентой, от берега тянуло холодом, в камышах пела какая-то бессовестная ночная тварь.
Рагхар сел боком на перила — большой, неровный, будто мосток специально строили под него. Уперся ладонями, глянул в ту сторону, где горели костры. Сказал не сразу:
— Если уйду — кто будет сторожить твою дверь?
— Я? — пожала плечами. — Я умею страшно смотреть.
— Против ночи это… — он искал слово, — …слабое оружие.
Я вздохнула и нырнула в мешок, который таскала с собой, как улитка. Достала вторую подушку — поменьше, но тоже с рюшами (мне их зачем-то дарят на все праздники).
— Возьми в степь. — Я сунула ему. — Вдруг у вас там стульев нет. Будет на что мягкое сесть.
Он взял. Подержал в огромных руках, подушка и без того маленькая, в его руках выглядела игрушечной.
— Мэл, — сказал он.
Я подняла голову, и в этот миг всё вокруг стало тише: скрип моста, серебряный шорох реки. Он не потянулся осторожно, «как полагается», он притянул меня к себе, уверенно, но бережно — одной ладонью за талию, другой за затылок, чтобы не было ни шага назад, ни шанса испугаться.
Поцелуй вышел голодным, как будто он наконец добрался до воды после долгого перехода. А потом стал мягче, глубже, тише: дыхание смешалось, мост перестал скрипеть, время перестало считать секунды. Я ощутила, как его руки держат меня осторожно, словно он прижимает к груди что-то хрупкое — птенца, фарфоровую чашку, моё сердце... и боится сделать лишнее движение.
— Жди меня, — произнёс он хрипло. Большой палец прошёлся по моей скуле осторожно, смешно в своей неловкости, как будто этот великан только учился нежности. — Я скоро вернусь и заберу тебя.
Он ещё секунду держал меня, будто проверяя, всё ли в порядке и только потом отпустил меня.
Рагхар шагнул с мостка на тропу и растворился в ночи, где костры мигали, как редкие звёзды.
Я стояла, смотря ему в удаляющуюся спину, пока сердце не вспомнило, как биться.