Серая крепость

Фрагмент 20

39

— От нас, с Дону, выдачи нет, — отрезал Беспалых.

— Холоп то княжий.

— Хоть чей. У нас вольная слобода, и кого мы приняли, тот тоже вольным стал.

— Добром не отдашь, силой возьму! — разозлился парень, доставая из ножен меч.

— Кметь ты или тать? Тут тебе не князя Донковского земля, а князя Курского. На его людей меч собрался поднять?

— Прочь с дороги, смерд!

От выстрела «Глока» лошадь шарахнулась в сторону, и дружинник удержался в седле лишь благодаря молодой реакции да силе.

— А за то, что вольного человека смердом назвал, ты ответишь. Убивать тебя я не стану, а на кулачках готов силой померяться, чтобы ты мог вернуться к своему господину и передать мои слова про то, что от нас выдачи нет.

— Много чести тебе будет.

— Тогда уезжай и не забудь князю рассказать, как ты испугался даже не сабли, а кулака крепкого. С девками только и смел.

Спутники приехавшего возвращать семью Ивана прежнему хозяину, хорошо знающие про то, как он добивался Авдотьи, принялись ухмыляться, что взбесило Артемия ещё сильнее. Их двое, за спиной у этого наглеца с грохочущей железкой в руке тоже двое. Без мечей, без копей, за какие-то замысловатые раскорячины, висящие на груди на ремне, держатся. И не боятся вооружённого. Будто не справные воины на конях перед ними, а тьфу, юнцы-подлетки с ивовыми прутиками. Вот только Прошка-гость много про этих чуднЫх рассказывал. Мол, половецкого Каир-хана побили да прогнали малыми силами, татар, которых половцы, как огня боятся, гоняют в хвост и в гриву. Тем самым громом, что так Вороного напугал, и разят.

— Так ты, значит, девка?

— А ты слезь с коня, и узнаем.

Сергей от себя даже не ожидал, что сможет так легко объясняться с «аборигеном» на языке, которого, как он считал, не знает. То ли привыкать начал, то ли экстремальная ситуация повлияла, и он вдруг заговорил.

Охрана теперь и на единственной вышке «Выселок» дежурит. Так что, едва из лесу вооружённые всадники выехали, единственные в частоколе ворота на запор, а по рации — доклад «воеводе». Пограничье, с любыми вооружёнными, пока не выяснили, кто, откуда, с какими целями, ухо надо держать востро. А эти, глазастые, и Ивашку заприметить успели, и Авдотью. Так что сходу принялись «права качать»: отдавайте беглых холопов.

Артемий даже на вид силён. Этакий «качок», не вылезающий из тренажёрного зала. Да только в поединке без оружия, на котором настоял бывший десантник и тренер по единоборствам, не сила главное, а ловкость и знание приёмов, умение правильно бить.

Зол дружинник, потому и решил первым же ударом наказать наглеца так, чтобы у него больше в мыслях никогда не возникало противиться княжьим воинам. Фух, пролетел кулак рядом с головой этого старика с уже седеющей бородой. Мимо. Фух, уже другой. Снова мимо. Три или четыре раза махал ручищами Артемий, а тот всё успевает чуть уклониться, но ровно настолько, что кулаки мимо пролетают. Всего-то в волоске от ухмыляющейся рожи, но мимо.

Ох, ты! Вроде и замаха никакого не делал этот слобожанин, а так в правый бок приложил, что искры из глаз.

— Это тебе за Ивашку.

Отскочил дружинник, а тот стоит, как ни в чём не бывало, и ухмыляется.

Фух, фух! Ох, ты! Ещё больнее вдарил. Донковец даже и не заметил, когда.

— Это за холопа.

Не успел подступиться, как дыхание от удара чуть ниже грудины перехватило.

— Это за Авдотьюшку. А это будет за смерда.

Не кулаком бил, как видели товарищи упавшего навзничь Артемия, а открытой ладонью. Да только так, что кровавый сопли в разные стороны полетели, а высокий шелом с головы слетел и по земле покатился.

Своих же бьют, взыграло в груди. Вот и похватались за мечи.

— А ну, стоять! — рявкнул то, кого назвали воеводой Серой крепости.

Одно движение, и снова в его руках та железка, грохочущая огнём, плюнула. Только не в верх, а куда-то в сторону земли. И катящийся по земле шелом подпрыгнул, в нём дырка появилась. Нет, целых две: с оборотной-то стороны вторая. Насквозь, значит, молния, про которые Прошка баял, тот шелом пробила. Железный! А что она с кожаными доспехами, как на них и на Артюшке, сделает?

— Забирайте своего и возвращайтесь в Донков. И вам повторяю, и князю можете передать: от нас выдачи нет! Снова придёте — без коней останетесь, а ежели и тогда не поймёте, живота лишитесь.

И ведь так и ждали у ворот посада эти трое, пока Артемий в чувства не пришёл, на коня сесть не смог и не уехал прочь. Сидели на брёвнышке, о чём-то переговаривались на непонятном наречии да поглядывали на погоню, пущенную по следам семьи беглого холопа.

Как ни серчал на слобожанина Артюшка — ведь то, что его, хорошо обученного воина, побил какой-то простолюдин, даже доспехов не носящий, не могло не злить добра молодца — а после того, как глянул на дырявый шелом, понял, что было бы с его головой, пусти «воевода» молнию, когда тот был на ней. Обиды он ни этому самозванцу, ни Ивашке, конечно, не простит, отомстит, когда сможет. Но князь зело осерчает. Он ведь посылал их не только холопов воротить, но и присмотреться, что за соседи на границе леса и степи, у самого Дона, объявились. Правду ли бает Прошка-мордвин про их сказочные богатства да дивные порядки.

Один порядок они уже знают: с Дону выдачи нет. Плохо это, поскольку, прознав такое, холопы сюда и побегут. Воли захотят. А тут, вон, и изба у того же Ивашки теперь — чуть ли не как княжий терем, и на полях с тучной землёй жито, овёс да ичка (ячмень, — Авт.) густо взошли. Гуще, чем на полях под Донковым. Богатства? Злата-серебра не видели, но правду говорит мордвин: железа у слобожан столько, что два громадных амбара из них построили, на солнце сверкающих, как будто начистили их. Одеты, вон, они не в домотканую холстину, а в крашеное сукно, только зело тонкое.

Правда и про каменные стены крепости. Невысоки стены, но из-за канавы перед ними да вала земляного, по которому они поставлены, кажутся выше, чем есть на самом деле.

Про церковь Прошка ничего не сказывал, только про крест на самой высокой стороже внутри города, а теперь и церковка там есть. Значит, не поганцы безбожные. Ну, а коли дружинникам не удалось много узнать про новых соседей, так придётся князю снова Прошку, али ещё какого гостя гнать в Серую крепость: Великие князья Рязанский да Черниговский не сильно в ладах друг с дружкой, надобно в Рязани и про это поселения в землях Курского удела княжества Черниговского ведать поболее.

Да и кто сейчас в Русской Земле долго в мире живёт? То с одним соседом сварятся, то с другим. Рюриковичей наплодилась тьма-тьмущая, вот никак и не поделят столы великих княжеств да удельные земли сыновьям и внукам. Не междоусобица, так либо булгары набегут, либо половцы. А теперь ещё и какие-то татары пришли из дальних восточных стран. Вон, беглецы из булгарских земель страсти про них бают. Мол, нету на них сладу.

Да только рязанцам нет дела до булгар и иных соседей с земель, граничащих со степью. Нечего делать степнякам в рязанских лесах. А побьют тех же булгар или черниговских, так Рязани и лучше: можно будет какие-нибудь бесхозные земли «примучить».

А вот с этой Серой крепостью надо ухо востро держать. И главная опасность от неё не в том, что оружие у её обитателей странное и пугающее. Людей, как дружинники заметили, в крепости не так много. Опасность в том, что людишки скоро сюда побегут за волей да лучшей долей. И станет тут, над Доном многолюдно. А в рязанских землях число княжеских холопов да смердов уменьшится. Надобно князю Донсковскому посоветовать на тропах лесных заставы поставить, чтобы имать тех беглецов. Глядишь, и серчать меньше станет за то, что Ивашку вернуть не удалось.

Хотя, конечно, Артемию не так Ивашка надобен, как донька его Авдотья. Больно уж смачной девка выросла. Не будь холопкой, так и сватов можно было бы заслать. Но раз уж не случилось ей свободной уродиться, так и судьба у неё такая — забавой быть для таких, как княжеский кметь.

40

— Неплохо погостили, — тряхнул головой Нестеров. — С пользой для дела. «Погранцы» близ нас, оказывается, довольно часто бывают. Раз в три-четыре дня точно крепость им на глаза попадается. Вот и договорились о сигналах, которыми будем их о чём-то извещать: красный флаг на водокачке — опасность, синий — вести есть, чёрный — беда к нам пришла. Ну, и с тем, какие дымы, зажигаемые дозорами, что значат, разобрались. Лошадей подменных в Посаде держать будем для гонцов. Воевода четыре-пять голов пришлёт. Ну, и просил он принять на жительство пару воинов с увечьями, что для воинской службы уже не годны, а вот хлеб растить или ремеслом каким заниматься вполне способны. С семьями, которыми те собрались обзавестись по выходу «на дембель». Я согласился: люди нам нужны. И на будущее тоже пусть приходят. Стрелы наши понравились, покупать будут. Даже заказ от воеводы привёз.

— А ты не задумывался, Михаил, над тем, что это просто «законный» способ заслать к нам княжеских соглядатаев? — предположил Минкин.

— Даже не сомневаюсь в этом. Только нам-то чего скрывать от Курска? Против Юрия Святославича мы не злоумышляем, с половцами и монголами изменщицких переговоров не ведём, к рязанцам переметнутся не намереваемся. Технические секреты? А кто без знаний двадцатого века повторит наши технологии? Кроме того, я ведь не говорю, что не собираюсь с этими людьми не вести никаких бесед.

— Перевербовывать будешь? — хмыкнул Полуницын. — А получится?

— Ну, получилось же тебя с твоими «ментами» превратить в наших сторонников, когда «дыра» перестала открываться.

— Ну, нам деваться некуда было…

— А те куда с подводной лодки денутся?

«Дембелей» оказалось даже трое. Действительно, негодные к воинской службе. Хромой, беспалый да кривой. Зато всё остальное у каждого нормально работало. В первую очередь — голова. Всё-таки особая обстановка в пограничье заставляет пользоваться этим «рабочим инструментом» постоянно. Вот мужики, самому старшему из которых, одноглазому Мефодию, «целых» двадцать пять лет, и сообразили, что теперь им путь только в «гражданские». А чтобы не толкаться локтями в очереди желающих «осмердиться», заняв пост какого-нибудь княжьего тиуна, и остаться вольным человеком, решили поселиться в слободе Серой.

Мефодий успел пожить в Курске, а поскольку половецкая сабля оставила на его лице очень уж крупную отметину, в пол-лица, успел сойтись с вдовушкой, еле сводившей концы с концами. И к двум ребятишкам от первого мужа у той скоро появится третий, уже от бывшего пограничника. Двое других, Вадим, коему половцы «укоротили» три пальца правой руки, и Иаков чья нога неправильно срослась после падения с убитого коня, явились в Серую крепость раньше товарища. И с «красными девками половецкими». Точнее, бабами, «купленными» в степи. Да как бы не теми, что попали под резню, устроенную «братками» в прошлом году. Ну, если судить по перепуганным лицам с которыми те явились вслед за мужьями к воротам Серой крепости.

Обучение языку сказалось не только на Сером. Уже и Минкин с Нестеровым не бежали каждый раз к историку, чтобы переговорить с кем-то из «местных». Не говоря уже о Верзиле, которому теперь в строительных работах помогали не только Иван с семейством, но и ещё две семьи, сбежавших из курских сёл. Так что с «погранцами» уже смогли и сами переговорить. А на их половецких супруг (кстати, окрещённых перед венчанием) «натравили» бывших ряженых «монголок».

Хлеб растить (то есть, пахать сохой, косить, молотить снопы и тому подобное) годен оказался только Мефодий Кривой. Хромоногий «Яшка Цыган», живой и чернявый (кличка прицепилась по аналогии с героем фильма «Неуловимые мстители»), как выяснилось, неплохо владеет не только боевым, но и плотницким топором. Ну, а Вадим Конюх, в силу характера увечья, выбрал себе стезю ухода за лошадьми, в чём ему активно взялась помогать молодая (действительно молодая по меркам выходцев из ХХ века, лет девятнадцати) жена. И не мудрено, учитывая, что Мария, как она стала зваться после крещения, всю жизнь провела, кочуя вместе со своим племенем. Потому, в отличие от «ряженых монголок», и с лошадью управиться может, и корову подоить, и кошму из овечьей шерсти свалять.

Чекист «натравливал» киргизок и казашку на дружбу с половчанками, имея дальний прицел. В первую очередь, чтобы те освоили язык соседей Серой крепости. Пусть даже Вадим и Яков немного знали кипчакский язык, а в общении с супругами использовали просто непередаваемый суржик из смеси двух наречий. А вторая цель — чтобы знать настроения этих барышень, одна из которых, Софья во крещении, действительно оказалась жертвой той самой «охоты на чуркобесов», устроенной «братками»-дебилами. Спаслась только потому, что не стала мстить насильникам, а потихоньку улизнула в степь, как только уроды уснули. А поскольку «свои» не горели желанием взять вдов в жёны (где и как погиб её муж, Мария не рассказывала), их и сплавили «урусутам», когда те попросили невест для бывших воинов.

Тоже, в общем-то, политический ход воеводы, стремящегося не воевать с соседями, а придерживаться хотя бы нейтралитета. Глядишь, и предупредят они, что джигиты из других родов и племён собрались сходить в набег на приграничные курские земли.

Как пояснил историк, все эти набеги на соседей совершаются не со злобы или вражды.

— Это у кочевников что-то вроде молодецкой забавы. Скот угнать, девок покрасть. Получилось — герои, настоящие джигиты. Не получилось — значит, как говорят в определённых кругах, «лохи». Соседи потом просто обязаны совершить ответный налёт, вот и соревнуются друг с другом в удали. Но кровь стараются при этом не проливать, поскольку другая сторона будет обязана убить того, кто её пролил, или его родственников. Украли скот и женщин — отомсти тем же, но никаких смертей, иначе свои же, чтобы не допустить долгой-долгой межплеменной розни, выдадут пострадавшим на расправу. Кстати, получи Каир-хан тех отморозков и выкуп, не стал бы он нападать на крепость.

— Ну, на это Панкратов бы точно не пошёл, — отмахнулся Нестеров. — А как вы, Василий Васильевич, считаете: будут половцы за поражение под нашими стенами мстить?

— Это вряд ли. Мы ему силу показали. Военную силу. Конечно, если случай представится, кипчаки по мелочам гадости будут устраивать. Но, я думаю, этим летом даже торговать приедут. А заодно и проверить: не ослабли ли мы за прошедший год? Не появился ли шанс нас подмять?

И не ошибся специалист по Средневековью. В середине июня, когда в верховья Дона пошли на нерест осетровые, а начальство ломало головы над тем, хватит ли имеющихся запасов соли на заготовку чёрной икры, под стены Серой крепости прибыла немалая толпа степняков. Со стадами коней, коров, овец и несколькими гружёными арбами. Предварительно выслав гонца о том, что идут не воевать, а торговать с соседями. Вообще в русские земли направляются, но поскольку Серая крепость ближе всех к их владениям, то, в первую очередь, завернули к ней.

— Чем торговать будете? — перевела вопрос Минкина казашка, успевшая обзавестись уже очень даже заметным животиком.

— Мал (скот), киез (кошма), тоз (соль), эшкертелген кун (выделанные кожи).

— А что взамен хотите?

— Кюмеш (серебро), тимер (железо), пычак (ножи), бюртек (зерно).

— Серебра у нас мало, зерна пока тоже не успели вырастить, а вот железо хорошее и ножи добрые на скот и соль, может, и поменяем, — внешне даже чуть недовольно (восточные люди в торговле толк знают, и не дай бог им показать, что тебя что-то заинтересовало), но в душе ликуя, произнёс Андрон. — Смотря какой скот и смотря какая соль.

— Кароши скот, самий лютши сол, из Кырым!

Из Баскунчака была бы лучше, но выбирать не приходится: икру срочно солить надо!