Глава тридцать пятая. Вэйские обыватели обсуждают прелести судопроизводства, путь к Скрытым Сокровищам завершается бегством

Голова шла кругом. Шагая по улицам Аньи, словно в опьянении, я готов был сделать всё, о чём просила меня прекрасная заговорщица. Даже если на улице Весеннего Цветения меня ждёт опасность и засада — да хоть сто сыщиков Шэн Яня! — я был уверен в том, что выйду победителем. При мне клинок, потайная броня и смертоносные стрелы мастера Сюя — к тому же сама Фея Северных Созвездий завтра назначила мне рандеву, и я во что бы то ни стало явлюсь и скажу ей, что решающее задание выполнено и она может спокойно отдохнуть в моих объятьях. А сколько приходило на ум любовных сцен из всех прочитанных мною произведений! И я перебирал в памяти героев романтических историй, раздумывая, чей бы образ мне больше пригодился, чтобы завоевать сердце артистки раз и навсегда.

Неподалёку от гостиницы я купил изящный веер. В книгах то и дело дарят друг другу веера, украшая их соответствующими стихами, лучше всего — прямо при адресате, вдохновенно окуная кисть в тушь и выводя строки единым росчерком. Чтобы не терять времени в присутствии своей пассии, я решил обдумать стихи заранее и зашёл в ближайшую чайную.

Дело о гибели циньского студента успело стать главной новостью если не дня, то хотя бы пары часов, и посетители чайной со вкусом перебирали детали судебного слушания и вспоминали похожие случаи в истории Аньи и окрестностей. Контингент в чайных гораздо спокойнее и благонадёжнее, чем в ресторанах, и люди в основном хвалили судью Вана, вздыхая только, что тот, заслушав, наверное, всех, кого приставы сумели выловить в «Ветре добродетели», не удосужился запросить в ямынь певичек из уже известного мне увеселительного заведения, в котором нередко бывал погибший. Не то чтобы от этого выиграло бы качество показаний, но зрелище всяко было бы поинтереснее.

Сам погибший — и об этом говорили с особым смаком — основательно размозжил себе голову о мостовую, и только благодаря подорожным документам удалось без лишних трудностей установить, что это Юй Шатин из префектуры Сишань.

— Предусмотрительный был, — покряхтывал упитанный старичок, по виду торговец. — В прошлом году один вот так же расшибся по весне — ещё при прошлом судье было, при Лю Дафу, так тот потом три дня по личным вещам и по родинкам на ляжках разбирался, кто это помереть сподобился. Там-то без певичек не обошлось. Столько их было, хоть не смотри! Старуха Ма, вон, своего мужа даже в ямынь не пускала. Нечего, говорит, на девок пялиться. А духами их пахло — на всю улицу! Нынешний потолковей оказался, помер при документах.

— Ну, личные вещи-то и судья Ван сегодня показывал для сверки. Чтобы исключить ошибку, — возражал ему сухонький сотрапезник.

— Тут всё должно быть чин чинарём, — важно поглаживал усы упитанный. — И дело он разобрал грамотно. Без суеты, без торопливости, но за одно слушание. Видно было — подготовился как следует. И улики на месте, и свидетелей сколько надо. Ни тебе ненужных версий, ни тебе пустых отсрочек. «Упал через перила, видели такие-то». Судья Лю в прошлом году любовную интрижку всё искал или политическую. Помните, одного свидетеля под стражу взяли, а потом он в тюрьме мёртвым оказался, с отравленным пончиком в руке? — Слушатели согласно закивали. — Оно, конечно, зевакам такое интереснее. А нынче закрыли дело так чисто, что кто-то скажет: «Скучно». Это ж понимать надо, чтоб такое оценить!

— Кто надо, понимает! — усмехнулся, не оборачиваясь, человек в чёрной шапке нотариуса. — В городе инкогнито важный чиновник с Бирюзовых террас и, говорят, земляк этого Юя! Так что судье Вану хочешь не хочешь — решай дело чисто и быстро, показывай умение.

До сих пор я старался сосредоточиться на стихосложении и досадовал, что выбрал для этого столик в чайной, а не тихую гостиничную комнату, но при словах о Дин Шоусине (о ком же ещё!) как будто проснулся, вспомнив, что в Аньи пришёл не один и не чтобы интриговать против Шэнов. Более того, если вдуматься, весь мой детально проработанный план строился на уверенности в том, что императорский шурин пробудет во власти минимум до осени наступившего года, а уж никак не падёт в результате заговора, какими бы высокими ни были цели конспираторов. Исполнить просьбу артистки (и, может быть, Вэйминьского князя) — значит ради сомнительной пользы перечеркнуть всё путешествие к столице и встречу «господина Белой Шляпы» с сановником Дином. А не исполнить — как смотреть в глаза милой кореянке, да и князю, к которому я хотел наведаться на обратном пути?

Жизнь, в которой несколько минут назад не было трудных вопросов и безвыходных ситуаций, вдруг стала состоять из одних тупиков и неправильных ответов.

Весь вечер я проходил по улице Весеннего Цветения из конца в конец, но так и не решился постучать в указанную дверь. Вместо этого, в который раз забывая добрый совет Юань Мина, я несколько часов проторчал в винной лавке, «себя выискивая в чашах», как писал когда-то Чэнь Циэр. Эта моя глупость чудом обошлась без последствий, я даже самостоятельно добрался до гостиницы, поднялся на свой этаж, одетым рухнул на кровать и предался ночным кошмарам. Мне снился Юй Шатин с кровавым месивом вместо лица, он подсаживался за мой столик и предлагал свои услуги, если я сообщу судье обстоятельства его гибели. Я проваливался в сон из сна, а «просыпаясь», видел на своей постели Фею Северных Созвездий и слышал у самого уха её дрожащее дыхание. Мы то целовались, то вдруг оказывались на улице, перед той самой дверью, и она шептала мне: «Ещё не поздно! Ещё не поздно!» Мы проходили внутрь, где нас при дрожащем светильнике встречали не то люди, не то демоны. Я отдавал им конверт и просыпался ещё раз, в холодном поту, но тут же засыпал снова, чтобы встретиться с убитым Юем, или соблазнительной артисткой, или гневным Вэйминьским князем, которого никогда прежде не видел, но представлял себе похожим на моего отца.

Меня разбудил резкий стук. За окном было светло. Голова страшно болела. Стучали в дверь и, кажется, уже не первую минуту. Незнакомый голос позвал из коридора: «Сударь, вы здесь?» Я крикнул в ответ что-то нечленораздельное и пошатываясь пошёл открывать. В этой гостинице комнаты закрывались на ключ и задвижку, и я даже улыбнулся, увидев, что вчера и во хмелю запер дверь на то и на другое.

В коридоре стоял жилистый паренёк с закрытой и запломбированной корзиной:

— Ваш заказ, сударь. Велели ведь доставить в полдень!

Полдень!

В корзине оказались цветы и свежие фрукты — недешёвое удовольствие для весны. Мысль купить что-то подобное в подарок Фее действительно посещала меня накануне — правда, ещё до тревожных метаний, — и я решил, что в подпитии зашёл к какому-то торговцу и сделал соответствующий заказ, о котором, проспавшись, совершенно забыл. Вчера же я его и оплатил — судя по тому, что посыльный не стал требовать с меня деньги за товар, а исчез сразу после получения чаевых.

Кое-как приведя мысли в порядок, я решил, что, конечно, не пойду к Фее в «Ветер добродетели» и тем более не отправлюсь по конспиративному адресу, даже если меня там ещё ждут. Сейчас дурным сном казался мне весь прошлый день. Но что делать с конвертом? Вскрыть? Выбросить не вскрывая? Уничтожить? Сжечь, как будто его и не было? Но, может быть, Юй Шатин погиб не из-за моего поручения, а как раз из-за этого конверта — и люди Шэн Яня убили его как раз потому, что искали при нём послание? В таком случае это улика, которую нелишне было бы представить судье Вану. Это, впрочем, повлечёт за собой целый ряд других вопросов, расспросов, допросов. Как бы самому не окончить дни в тюремной камере, причём в самом скором времени…

Я ещё раз открыл корзину и выудил из неё какой-то подозрительный южный фрукт. Ниже виднелись яблоки, но достать их мешал букетик первоцветов, я вынул его и отложил было в сторону, и вдруг обратил внимание на прикреплённую к нему открытку-книжицу — из разряда тех, что часто добавляют в цветочных лавках, с сочинёнными впопыхах стихами. «Наверное, я и впрямь был очень пьян, раз согласился на такую безвкусицу», — подумал я брезгливо, но любопытства ради заглянул внутрь. Текст гласил:

Достаток и здравие да приумножатся,

Печали минуют, а счастье приложится.

И в час пополудни спеши, шаодай,

Цзидао у синей часовни встречай!

Сознание резко прояснилось. Эти стихи мог написать только один человек, и правильно прочитать их мог только я. Чтобы у меня не оставалось сомнений, сразу за упоминанием о шаодае следовало одно из имён даосского бессмертного Чжунли Цюаня — Цзидао, — несомненная отсылка к недавнему столкновению в обители Облачного Дворца. Понятна была и «синяя часовня». Три дня назад, подъезжая к Аньи со стороны северных ворот, я обратил внимание на необычайно пёстрое, вычурное строение на некотором отдалении от стен — Удел Скрытых Сокровищ, посвящённый одному из духов-драконов, особо почитаемых в срединных областях. Такое буйство красок призвано было символизировать минеральные богатства горной страны, но, как говорится, без боли не взглянешь. И я, конечно, запомнил рассказ Юань Мина. Он, чуть поморщившись, отвёл глаза и с улыбкой произнёс:

— Едва ли эта красота простояла бы так долго, если бы часовню — в этих самых очертаниях и цветах — не спроектировал Хунпэнский князь, брат государя Возвышенного и большой талант в архитектуре. Талант раскрылся у него чуть позже, но благоговение вызывал уже тогда. Мятежник Ло, впрочем, и здесь сумел побунтовать. У него есть малоизвестная картина «Ночная гроза над Аньи», на ней Удел Скрытых Сокровищ, прорисованный весьма детально, подан в насыщенном синем цвете. Некоторое время эта картина висела в приёмной министра-блюстителя общественных работ, но затем её убрали — каждый вошедший вполголоса, но непременно отпускал комментарий, что лучше бы часовня выглядела так и ясным днём, а не только в ночную грозу.

Остальная часть послания выглядела и того яснее. «Господин Белая Шляпа» назначал мне встречу за северными воротами Аньи меньше чем через час. Каким-то образом он знал, что в полдень я буду в гостинице и, выбрав такое время и такой метод, чтобы меня известить, недвусмысленно намекал на то, что выйти мне нужно немедленно и без долгих сборов. Ясно было, что ни прийти лично, ни известить меня явно он не считает возможным, и это дополнительно меня подгоняло.

В паре кварталов от гостиницы меня окликнули (разумеется, я не сразу сообразил, что обращаются ко мне, но как-то всё-таки это понял):

— Господин Го! Господин Го! — это был один из знакомых мне бражников, участник вчерашнего «экзамена». — Поздравляю! Сегодня наша Фея спрашивала о вас, редко кому выпадает такая удача. Узнав, что вы сегодня не приходили, она написала вам письмо, а я вызвался разыскать адресата. И тут, представляете, вижу вас на улице! Извольте принять послание!

Ещё одно послание! Не многовато ли за неполных два дня?

Он подал мне конверт, очень похожий на давешний, и удалился со словами, что нехорошо заставлять девушку тосковать. Моё сердце готово было выпрыгнуть из груди, когда я там же, на улице, раскрыл конверт и прочёл письмо артистки. В выражениях, находивших, пожалуй, самый точный отклик в моей душе, они писала, что ждёт меня, трогательно выражала тревогу и печалилась, что не может сама броситься на поиски. Если бы я уже не спешил к северным воротам, то, конечно, бросился бы к «Ветру добродетели», а возможно, даже на улицу Весеннего Цветения, чтобы доказать возлюбленной: нет, нет, она не ошиблась во мне, во мне она не может ошибиться! Но что если Юань Мин сейчас в большой беде и ждёт меня с минуты на минуту?

Выросшему на северо-востоке трудно привыкнуть к меркам центрального плоскогорья. Середина дня в столице и её предместьях — сущий муравейник, и за воротами народа можно увидеть больше, чем на базарной площади в Лияне или Ю. Выйдя из города, я принялся искать глазами Юань Мина и в ужасе понял, что легко потеряюсь в этом вихре лиц. Моего спутника не было нигде. Я, конечно, ожидал встретить его за столиком какого-нибудь заведения на пути к часовне, но нет. В самой часовне было не так многолюдно, но и там я его не обнаружил, хотя чуть ли не в лицо заглядывал каждому, кто пришёл в тот день попросить удачи у нарисованных чудовищ. На свежий воздух я вышел совершенно растерянным.

— Подайте монетку, сударь! На удачу на экзаменах! — проблеял за моей спиной сидящий у входа сгорбленный оборванец.

Я бросил ему фэнь, и тут сморщенная рука попрошайки удивительно крепко вцепилась в мою:

— Может быть, щедрый сударь, вы меня и обедом накормите? — из-под грязной соломенной шляпы на меня смотрело перемазанное сажей и грязью лицо господина Юаня.

— Ну, что ж, пойдём, старый дармоед, — ответил я, стараясь не улыбнуться. — На удачу в экзаменах.

Задавать вопросы тут же я поостерёгся, но через некоторое время всё-таки спросил, к чему этот маскарад, зашифрованные сообщения в букетах и встреча за городскими стенами.

— Не удивляюсь, что вчера, напившись, ты ничего не заметил, — произнёс Юань Мин. — Но сегодня мог бы и протереть глаза. Ведь за тобой следят, причём весьма топорно.

— Кто?

— Судя по повадкам, ребята из министерства столичной безопасности, но ручаться бы я не стал. Скажи, в гостинице у тебя осталось много вещей?

— Ну, кое-что… Смена одежды, веер, кое-какие деньги. Ну, и ваши фрукты.

— Прекрасно. Тогда они могут решить, что ты ещё вернёшься.

— А я не вернусь?

— Конечно, нет. Наша коляска через четверть часа отбывает в Девять областей от постоялого двора «Сверчок и цитра». Места оплачены.

Неожиданный выпад под стать мастеру фехтования. В то время как я, образно выражаясь, пытался уместить на одной странице старые планы и новые обстоятельства, мой мудрый спутник (что ещё не укрылось от него, кроме слежки?) попросту перевернул страницу и представил мне девственный чистый лист, свободный от лишних обременений. Я понимал: достаточно одного шага назад — и я лишусь этого листа, и вернусь к своей Фее Северных Созвездий, утону в её объятиях, слежках и интригах, не имеющих ко мне совершенно никакого отношения…

У ворот постоялого двора мы столкнулись с отъезжающей повозкой. Я задержал возничего — хмурого крестьянина лет сорока — и спросил, куда он направляется.

— Юйкоу. И уже опаздываю, сударь! — сказал он, опасливо косясь на Юань Мина.

— Возьмёшь двух попутных? — спросил я, бросая ему связку монет.

— Ну… хорошо, — ответил крестьянин. — Но за этого бродягу, сударь, отвечаете сами. Ежели в пути что умыкнёт, спрос будет с вас.

Мы без разговоров сели и поехали действительно очень быстро. Даже если соглядатаи Шэн Яня следили за мною до сих пор, они едва ли могли бы так просто нас нагнать. Возничий, поначалу поглядывавший через плечо, в скором времени, кажется, успокоился на наш счёт и даже предложил нам рисовых лепёшек. Когда очертания города остались далеко позади, на меня вновь нахлынули невесёлые мысли. Юань Мин, напротив, был веселее обычного, и я даже услышал, как он напевает себе под нос. Это были строки со стен гостевой слободы:

Грозы весенние — гимны любви. Строками ветер зовёшь:

Пламя лампады, как розу, сорви и пронеси через дождь.

Впервые я слышал, чтобы это исполнялось как песня. «Господин Белая Шляпа» (хотя теперь его шляпа была отнюдь не белой) поймал мой взгляд и в который раз улыбнулся:

— Это поэма администратора Ли. А за основу взята известная вэйская пьеса «Огонёк над пропастью». Она, кажется, даже входит в школьную программу.

И он напевно привёл один из параллельных фрагментов «Огонька»:

Даром, что лютая буря рычит, ветер врывается в дом.

Песня родится при свете свечи, песня о друге моём.

Да, мотив был очень похож, как и образы, но по смыслу завершение звучало иначе, да и мелодия уходила не туда, хотя и казалась при этом знакомой, о чём я не преминул сказать своему учёному собеседнику.

— Ты почти не ошибся. Вот только знакома она тебе едва ли. Господин Ли сумел соединить, казалось бы, несоединимое. Завершение двустишия — из редчайшей в наше время «Элегии Чуской поймы». Когда-то с этой песней вот так же, налегке, с котомкой и в оборванном плаще, я покидал столицу.

Почувствовав, что настал мой черёд удивлять, я тут же исполнил слышанную от Мэйлинь элегию с начала до конца. Юань Мин расхохотался:

— В очередной раз ты утираешь мне нос, шаодай. Готов поспорить, до драконовых крыльев осталось совсем немного!

Кажется, лучшего момента и ждать было нечего. И, мысленно скользнув в минувший день — нет, намного дальше, в минувший год! — я подцепил старую нить, которая прочно лишала меня призрачных «крыльев» и туго привязывала к железному колесу своих и чужих стратагем.

— Очень рад, что вы опять заговорили о прошлом, — произнёс я. — Не будете возражать, если по пути в Янь мы сделаем крюк и посетим одного знакомого моего отца? Он уже давно прислал мне приглашение, и, если я не загляну сейчас, другого раза может не представиться.

— Надеюсь, на этот раз обойдётся без лишних драк, — добродушно бросил Юань Мин.

И, глядя вдаль, продолжил песню. Я и сейчас, кажется, слышу его тихий голос:

Колокол дрогнет на пике Босу — слышит его Цзяоли.

Дрогнет сердечко любимой моей — слышу на крае земли…

Загрузка...