Ночь опрокинулась на гномов неожиданно. Только что вечернее солнце подсвечивало розовеющие в заходящих лучах стволы берез, как деревья облепила вязкая чернильная масса.
– Ежкина кочерыжка! – ругнулся гном, владелец окладистой черной бороды, чье лицо было словно вытесано из камня. – Вот вечно с тобой так: то в нору к обманкам свалишься, то с русалками языком сцепишься. Куда теперь на ночь глядя?
Его спутник, чья растительность отличалась рыжиной, озабоченно осмотрелся по сторонам:
– Сейчас, огонь достану. Мы уже прийти должны.
Рыжеволосый гном полез в сумку, перекинутую через плечо, и после длительных поисков достал фонарь с заключенным в него светящимся человечком.
– Погоди. Это ж джинн! Я ж говорю, Михалыч, что точно, вся ваша семейка – чокнутые! – ахнул чернобородый гном.
– Джинн, – удовлетворенно подтвердил рыжеволосый. – Я вчера его на придонный жемчуг выменял. Он уже бывший в употреблении, так что недорого обошелся. Видишь, светится… Последнее желание исполняет.
– Чье последнее желание?
– Так лепрекона. Я же его у лепрекона купил. Разве я тебе не говорил? – засуетился Михалыч.
– Ты мне и про джинна-то словечком не зацепился, – нахмурился его спутник.
– Ты это, Степаныч, не серчай. Джинн у этого лепрекона уже третье желание исполнил, поэтому он мне его и продал задарма почти. Использовать джинна больше трех раз нельзя, вот я и взял духа вместо фонаря. Удобно.
– А срок эксплуатации какой? – Степаныч повысил голос.
– Какой еще срок эксплуатации? – насторожился рыжий гном.
– Духи служат своему владельцу сто лет, потом контракт истекает. Вот я и спрашиваю: сколько ему осталось в банке барахтаться? – Степаныч с подозрением покосился на джинна.
– А вот это я и не спросил. Да и зачем? – пожал плечом Михалыч.
– А затем, чтобы мы как можно дальше от него были, когда он на свободу вырвется, – речь Степаныча была насыщена забористыми словами.
Его напарник ошарашено посмотрел на фонарь, потом сплюнул сквозь зубы и цветисто выругался, через слово упоминая родителей лепрекона.
Идти оказалось и, правда, недалеко. Гномы выбрались на небольшую лужайку, посреди которой стояла усыпальница. Степаныч резко остановился.
– Нам сюда, – потянул его за рукав приятель.
– Я в могилу не полезу, – отрезал Степаным.
– Какая это могила? Это склеп, – попытался отговориться рыжий гном.
– Ты, Михалыч, мне зубы не заговаривай. Про могилы уговора не было, я к мертвякам спускаться не намерен.
– Степаныч, ну что ты расквасился как лягушка над скинутой кожей. Там сокровищ не меряно, одних эльфийских камней на гору таланов* рассыпано.
– Хватит с меня эльфийских камней вместе с их усопшими. Встанут и руки с ногами поотрывают. Меня до сих пор потряхивает, как дракона вспомню: заявился и потребовал клад обратно.
– Кто ж знал, что злой огонь побочным эффектом обладает? Я думал, мы камень взрываем, а, оказалось, дракон окаменевший был. Ожил от огня-то. Подрос потом за десять лет и прилетел за должком.
– Не знал он… Я полгода от икоты лечился! – чернобородый гном возмущенно затряс бородой. – Все прадедушка твой, ёжкина кочерыжка! Наоставлял карт с подвохом. Сам-то не сунулся, завещал такому умнику, как ты.
Михалыч молчал, отведя глаза. Его товарищ подошел вплотную и стал внимательно всматриваться, пытаясь поймать взгляд.
– Та-ак, а эта карта откуда? Только не говори, что от родственничка твоего, – Степаныч подозрительно прищурился.
Его напарник хранил молчание. Внезапно поблизости послышался пронзительный вой, перешедший в рычание. Не сговариваясь, оба гнома бросились к усыпальнице.
– Хорошо, что засов проржавел, – прошептал рыжий гном, настороженно озираясь, – в миг сковырнем.
Дверь скрипнула, и напарники ввалились в мрачное холодное помещение, дверь за ними захлопнулась со зловещим скрежетом.
– Вспотел со страху, аж рубаху выжимай, – держась за сердце, пожаловался Михалыч.
Его друг, цедя слова, заметил:
– В последний раз, в последний раз, говорю, я в твою авантюру влезаю. Вся жизнь за митку промелькнула, а мне еще внуков понянчить хочется.
Гномы огляделись.
– Я отходить от двери не стану, – предупредил Степаныч, – дождусь утра и домой пойду.
Михалыч кивнул, потом полез в сумку.
– Ты чего там копошишься? – с опаской поинтересовался чернобородый.
– Трубку ищу, надо нервы в порядок привести.
Раздалось чертыхание и громкий стук падающего предмета.
– Степаныч, я трубку уронил, – пожалился рыжий гном.
– Наплюй, – последовал краткий совет.
– Не могу, она из рога единорога сделана, я ее по наследству получил.
– От прадедушки? – съязвил Степаныч.
– От него. Посвети мне.
Чернобородый тряхнул фонарь, и джинн заискрился ярче. Напарники увидели лестницу, ведущую вниз.
– Туда трубочка-то твоя упала, – протянул Степаныч.
– Будь другом, давай, посмотрим. Помру ведь без табака.
Гномы осторожно спускались, держась за стену. Чернобородый ворчал вполголоса, вспоминая всех незадачливых родственников своего приятеля, включая и прадедушку. После очередного крутого поворота лестница вывела их в зал. Свет от джинна отразился в многочисленных хрустальных шарах, подвешенных к потолку.
– Вот она, трубочка-то, – растерянно заметил Михалыч, поднимая пропажу.
Его смятение объяснялось кучей драгоценных камней, словно бы сметенных в угол.
– Кто-то уборочку затеял, а мусор не выкинул, – присвистнул напарник.
– Хорош мусор-то, эльфийский огонь!
Рыжий гном подскочил к драгоценностям и схватил булыжник покрупнее.
– Эх, вот оно – счастье-то! – восхищенно заорал он.
В это миг потолок затрясся мелкой дрожью, в стене появились трещины, через которые стали вылезать обитатели склепа. Обрушившийся проем отрезал гномам путь наверх, они бросились в темнеющийся коридор.
– Все твой язык поганый, накаркал: мертвяки, мертвяки, – задыхаясь от быстрого бега, причитал Михалыч.
– Ежкина кочерыжка! Не были богатыми, нечего и начинать. Столько раз зарекаюсь с тобой связываться, вечно в самый переплет попадаем, – чернобородый достал серый камень и бросил его за спину. Послышался оглушительный рев и грохот обваливающихся стен.
– Это что было? – пытаясь отдышаться, спросил Михалыч.
– Тролль заговоренный, действия хватает на пару минут. Ну, что, на меня смотришь? Думаешь, я с таким, как ты, без заговоров куда сунусь? – Степаныч сунул ему под нос фигу.
Друзья огляделись, коридор вывел их в небольшую комнату, перекрытую на всю высоту ажурной решеткой. Степаныч достал флакон с водой, подошел к ограде и, плеснув на нее содержимым бутылки, зашептал: «Стань пылью, пеплом легчайшим, тенью бесплотной». Решетка рассыпалась, Михалыч потрясенно молчал, не в силах вымолвить ни слова.
– А то! – похвастался напарник. – Специально для сложного засова подбирал. Пошли быстрее, у меня все артефакты закончились.
Гномы добрались до тупика, заканчивавшемуся тремя дверями. Две были деревянными, окованные железом, проем третей скрывался за пологом.
– И куда теперь? – растерялся рыжеволосый.
– Откроем по одной и решим.
В этот момент в конце коридора появился усопший эльф, и друзья, не сговариваясь, кинулись к двери, спрятанной за пологом. В момент перехода Степаныч почувствовал лишь холод, поселившийся в животе, Михалыч запомнил рой бабочек, облепивший его с ног до головы. Очнулись оба на рассвете. Пейзаж не радовал: горы песка, терявшиеся за линией горизонта, и больше ничего. Лишь одиноко стоявшая пирамида не вписывалась в унылую панораму.
– Вот интересно, ты чего в эту дверь полез?
– Я-то за тобой, а ты чего ломанулся? – переругивались напарники.
Стояла невыносимая жара, оба товарища мечтали о глотке воды.
– Интересно, а в башне этой живой кто есть? – размышлял Михалыч. – Поесть бы не мешало.
– Ежели дойдем, то мы.
– Будем томиться, пока прекрасный рыцарь нас не освободит, – раскатисто рассмеялся рыжеволосый.
– Тебя освобождать нельзя, для жизни опасно, – рассердился Степаныч.
К пирамиде дошли к вечеру. Башня была огромной, ее вершина сливалась с мрачнеющим небом. Оба гнома мечтали об одном – воде. От жажды языки ссохлись, губы потрескались.
– Интересно, а вход здесь есть? – Михалыч почесал затылок.
– Здесь и выхода-то нет, ежкина кочерыжка, – отрезал Степаныч. – Придется киркой прорубаться.
– Может, не стоит?
– Раньше думать надо было, когда ты к мертвякам полез. Я с голоду сдохнуть не желаю, – Степаныч сперва постучал по стене в поисках пустоты, затем энергично заработал кайлом.
Вскоре гномы попали в узкий ход, пробираться пришлось на четвереньках.
– Слушай, тебе это ничего не напоминает? – Михалыч был зачарован увиденным. – Бескрайние пески, пирамида, потайные ходы.
– Я пить хочу, а не думать.
– И зря. Тут еще покойник в бинтах должен быть.
– Опять мертвец?! – Степаныч так резко затормозил, что ползший за ним рыжебородый врезался в пятую точку приятеля. – И прекрати бодаться.
– Вполне обычный, но с кладом. Золотой саркофаг, маска, инкрустированная камнями. Златой кувшин с вином, рожь, насыпанная в золотые чаши, – размечтался Михалыч.
– Вино с рожью? Значит, с голода не пропадем, – подытожил практичный напарник.
Гномы выбрались в каменный мешок, посреди которого стоял гроб.
– Ну-ка, посвети, – Степаныч стукнул по фонарю, джинн нахмурился и заискрился.
– Смотри, точно, выпивка есть, – рыжий гном откупоривал найденную бутылку.
– Все не выпей, а то я не посмотрю, что друг, дам по кочерыжке.
После третьей бутылки, заедая выпитое зерном, друзья расчувствовались и исполнили гимн боевых топоров. Потом последовала песня про последнюю любовь озерной девы, изыски мышиного гурмана и про рокот барабанов. Михалыч надрывался, выводя верхние ноты. Послышался неприятный скрип. Крышка саркофага с грохотом свалилась, на гномов с любопытством смотрела мумия. Степаныч крикнул что-то нечленораздельное и бросил в восставшего мертвеца фонарь с духом. Джинн громогласно расхохотался и, освободившись из плена, принялся крушить все вокруг.
…Приятели с тоской смотрели на руины пирамиды, вместо комнаты с саркофагом виднелся огромный провал.
– Там еще вино оставалось, – мрачно заметил Михалыч.
– И золото.
– Интересно, как мы домой доберемся? – вздохнул Михалыч.
Послышался шелест крыльев, и на землю легла огромная тень.
– Я не понимаю, здесь башня должна стоять, – раздался возмущенный голос дракона.
– Должна быть, – поддакнул огромный ворон, сопровождавший его. – Надо, кстати, этих двоих спросить, что случилось.
Михалыч повел себя странно: он прикрыл голову сумкой и начал отползать в сторону. Степаныч почувствовал, как к нему возвращается вылеченная икота.
– Ик, это не мы, – залепетал он в свое оправдание.
– Крогх, ты понимаешь, что он говорит? – рыкнул дракон.
– Ты нормально говорить можешь? – ворон, которого звали Крогх, обратился к чернобородому гному.
– Ик, я и говорю, ик, – Степаныч задержал дыхание и выпалил: – это джинн.
Дракон с подозрением осмотрел гнома, потом пододвинул хвостом отползшего на достаточное расстояние рыжего гнома.
– Рассказывайте.
– Мы пришли за кладом, – начал Михалыч.
– Ворюги, – с чувством перебил его дракон.
– Позвольте, ик, брать клад у умершего владельца не считается воровством, – возразил Степаныч, – с вами вышла накладка.
– Ладно, – разрешил дракон, – продолжайте.
– Но тут, ик, появился джинн, у которого были претензии к умершему, ик. Результат вы видите, – заливал чернобородый гном.
– Аарог, мне кажется, они не врут. Яма оплавлена, такое случается при освобождении огненной стихии.
Дракон подозрительно осмотрел гномов:
– А золото?
– Не успели. Там все осталось.
Аарог протяжно вздохнул:
– Придется возвращаться.
– Нас с собой заберите! – в два голоса взмолились напарники.
– А сюда-то вы как добрались? – поразился Крогх.
– Телепортировались нечаянно, – четко выговорил непонятное слово Степаныч.
– Ну вот, обратно и телетяпайте, – не понял мудреного термина дракон.
– Портал уничтожен взбесившимся духом. – У нас и плата за проезд имеется, – добавил, потрясая эльфийским огнем, рыжий гном.
Дракон парил над водной гладью, внизу виднелись разноцветные стаи рыб, прячущиеся в зарослях коралла.
– Слушай, а откуда ты такие слова знаешь: портал, телепортироваться, эксплуатация? – пытался выведать Михалыч у своего друга.
– Я их не знаю, я их выдумал. От страха.
– Кстати, у меня от прадедушки еще несколько карт осталось. Может, проверим? – предложил Михалыч.
– Карта кладов? – заинтересовался дракон. – Я в доле!
Степаныч лишь страдальчески икнул.
В оформлении обложки использована фотография автора Ferdinand Studio с сайта
https://www.pexels.com/ по лицензии CC0.