Синяя книга Нэбо

Ровенна

Я не знаю, как начать, поэтому, может быть

Я не привыкла писать. Много лет этого не делала, со школы. Но я склоняюсь к мысли, что

Сегодня такая темень, и я даже думаю, что

Я начинала несколько раз, но ничего не получалось. Когда я перечитываю записи, кажется, что все это неправда. Как будто случилось с кем-то другим, в мире, которого никогда на самом деле не существовало. После Конца прошло столько зим, и мне страшно, что если я не запишу все сейчас, то уже никогда этого не сделаю.

Все произошло так быстро. Я про Конец. Если вы ищете ответы на вопросы, хочу сразу предупредить: я не знаю, что произошло. Ну, то есть знаю, но лишь в общих чертах.

Дилан был в школе, а я на работе. Я работала в парикмахерской, в основном стригла детей и старушек. Те, кто не попадал в эти две возрастные категории, как правило, ездили в город в салоны подороже, где им могли заодно сделать яркий маникюр и выщипать брови. Лично я была только рада, потому что мне не нравились такие места и такие клиенты, а Гейнор, хозяйка салона, разрешала заканчивать вовремя, чтобы успеть забрать Дилана из школы. Иногда, если запись была плотной, я брала его с собой в салон, он садился в одно из кожаных кресел у раковин и галантно беседовал с пожилыми дамами. Дил знал, как заставить их склониться над маленькими сумками-торбочками и предложить ему монету в фунт стерлингов. Специально для него Гейнор хранила в шкафу под кассой запас чипсов и шоколадных батончиков «Пингвин».

Она была доброй.

Однажды по радио – мы всегда слушали радио на работе – передали новость о том, что на несколько крупных американских городов сброшены бомбы. Мы с Гейнор подняли голову и обменялись многозначительными взглядами поверх макушек посетительниц. Закончив со своей клиенткой, я сказала Гейнор, что плохо себя чувствую, и она дала мне отгул на полдня. Гейнор знала, что я вру, а еще что врать я бы стала только в крайнем случае.

Это был именно такой случай.

Я пешком отправилась в другой конец деревни, взяла напрокат на остаток дня грузовой фургон и доехала на нем до большого магазина «Теско» в Бангоре, в который ломились такие же паникеры. Я набирала нескоропортящиеся продукты, пока тележка не переполнилась. Нут и фасоль, ячмень, целую гору мешков риса разных сортов. Столько обезболивающих, сколько мне разрешили: в одни руки отпускали не то чтоб много, а то вдруг я захочу покончить с собой. Потом я отправилась в огромный хозяйственный магазин и накупила кучу вещей, которые, как тогда казалось, вряд ли мне когда-нибудь понадобятся: гвозди и шурупы, батарейки, два мощных фонаря, огромные листы пластика. Две похожие на червяков теплицы – большие жесткие дуги и толстая прозрачная пластиковая пленка. Целые коробки с пакетами семян. Две яблони (была весна). Садовые вилы и лопату. Крысиный яд.

По дороге домой я заехала в «Спар», чтобы взять Дилану пару «Фреддо».

Dyma beth wnes i[2].

Я вернулась домой и выгрузила все покупки в гараже. Затем пошла к себе и принялась распечатывать всякую всячину из интернета, страницу за страницей. Как сделать ловушку для кроликов. Как выращивать овощи. Лекарственные средства для высадки на грядке. Какие дикие растения можно употреблять в пищу. Как определить, безопасно ли пить воду.

Я отдала арендованный фургон и забрала Дилана. Снова зашла в «Спар», чтобы купить еще шоколада. Покупатели смели с полок все консервы, но осталось несколько пицц с истекающим сроком годности, и я взяла их нам к чаю.

В салоне, пока Дилан уплетал свои «Фреддо» и рассказывал какой-то пожилой даме о своем учителе, я предложила Гейнор:

– Ты можешь переехать к нам.

Она улыбнулась – такой натянутой улыбкой, какой я никогда раньше не видела.

– Боже правый, Ровенна, не надо так остро реагировать. У нас все будет хорошо!

Она подметала пол, и на линолеуме растянулся целый горизонт седых волос.

– Конечно, все будет хорошо. Но если что, можешь переехать к нам.

Гейнор откашлялась, словно пытаясь избавиться от слов, грозивших вырваться наружу. Она продолжила уборку, мы выпили кофе, и наша маленькая парикмахерская показалась мне самым безопасным местом на свете.

Я не помню, о чем мы говорили после, но точно помню, что перед тем, как мы с Диланом ушли, она сказала:

– Ты всегда была добра ко мне.

Я не поняла, о чем она, потому что это Гейнор заботилась обо мне – просто оставаясь на месте и ведя себя совершенно одинаково с самого нашего знакомства.

Пару дней все было нормально. Дилан по-прежнему ходил в школу, я по-прежнему стригла женщин, а груда вещей в гараже стала казаться глупой слабостью, из-за которой мне пришлось влезть в долги по кредитке.

Но однажды утром, когда я красила волосы очередной старушки в натуральный цвет, вырубили электричество. Просто раз – и все. Свет не мигал, просто выключился и больше не зажегся. Радио замолчало, а дама, сидевшая под лампами, пробормотала: «Черт возьми, что же теперь?»

Мы подождали несколько минут, но свет не дали. Мне пришлось ополоснуть волосы клиентки холодной водой, пока она стонала и жаловалась, что только-только оправилась от простуды.

– Ничего, если я загляну в школу, вдруг у них тоже вырубили свет? – спросила я Гейнор.

– Ты можешь закончить на сегодня, – ответила она. – Придется закрыться, если свет не дадут.

Школьники играли на улице, и я немного постояла, наблюдая за Диланом. Он изображал самолет, и двое его друзей делали то же самое. Его руки были раскинуты в стороны, как у человека, распятого на кресте.

Мы пошли домой.

Электричество так и не дали. Первые несколько дней я еще ждала, но через некоторое время перестала надеяться. Дилан спросил, когда он вернется в школу, и я ответила, что точно не знаю.

Думаю, прошедшие годы меня закалили.

Иногда я вспоминаю ту себя, прежнюю. Та Ровенна, красивая и опрятная, всегда-всегда прилагала максимум усилий, чтобы хорошо выглядеть. Макияж, утюжок для волос, лак для ногтей. Я с двенадцати лет постоянно сидела на диетах, а теперь худая, мускулистая, уставшая, беспокойная и строгая. Я не красилась уже восемь лет, а мои волосы поседели. Мне тридцать шесть.