Системный Кузнец IV

Глава 3

— ПОДЪЁМ, ЛЕЖЕБОКИ! — проорал над самым ухом раздражённый голос.

Я уже не спал, а просто лежал с закрытыми глазами, прислушиваясь к звукам просыпающейся казармы. Думать ни о чём конкретном не хотелось — после ночного допроса так и не смог уснуть.

— На сборы — полчаса! Потом жрать и в дорогу! — дополнил свой «будильник» солдатский рык.

В казарме было ещё темно и холодно. Люди зашевелились, завозились на соломенных тюфяках — послышались сонные голоса, кашель и детское хныканье.

Одним движением поднялся и сел на край койки. Рука по инерции нащупала под головой мешочек с монетами — тот лежал на месте.

Кто-то чиркнул огнивом. Зажглась одна масляная лампа, затем, передавая огонь, другая. Жёлтый свет выхватил из мрака помятые лица. Женщины начали одевать плачущих детей. Мужчины, потягиваясь, вполголоса переговаривались о произошедшем ночью — словил на себе несколько косых взглядов. Слухи уже пошли.

Ульф ещё спал, тихо похрапывая. Я встал, подошёл и несколько раз дёрнул паренька за плечо.

— Ульф, пора. Вставай. Уже утро, — почувствовал себя папашей, который будит великовозрастного сына.

Громила что-то промычал, перевернулся на другой бок, укрывшись с головой, и продолжил дрыхнуть. Не думал, что этот молотобоец такой любитель поспать — пушкой не добудишься.

Предприняв ещё несколько безуспешных попыток, решил пока заняться сборами. Заправил «постель», если так можно назвать скомканную мешковину. Пересчитал монеты — «Пятьсот сорок восемь медяков,» — отметил про себя. Мой капитал.

В этот момент Ульф громко захрапел.

— УЛЬФ! ВСТАВАЙ! — покачал парня уже гораздо сильнее.

— А?.. Ульф?.. — всё еще с закрытыми глазами пробубнил громила.

— Это я — Кай, — с улыбкой сказал ему.

— Кай… — детина разлепил глаза, медленно покрутил головой по сторонам, с удивлением всматриваясь в ожившее помещение казармы.

В помещении горело уже приличное количество ламп, а в полуоткрытую дверь начал проникать серый утренний свет. Теперь всех людей хорошо видно. В помещении стоял сдержанный гул — люди готовились к дороге, вполголоса обсуждая дела минувшей ночи, успокаивая своих близких.

Молотобоец наконец поднялся — потянулся, как огромный и ленивый кот, хрустнув всеми суставами. Потёр сонные глаза и уставился на меня, ожидая команды.

— Пошли позавтракаем, Ульф, — кивнул ему.

Взял мешочек с деньгами и направился к выходу, пробираясь мимо собирающих пожитки беженцев.

— Вот он, вот… — донёсся чей-то шёпот.

— Всё-таки достался тебе родовой дар-то, мальчик… — послышался старческий женский голос.

Обернулся — старая женщина с крючковатым носом, но добрыми глазами смотрела на меня. Рядом стоял мужчина с таким же ясным взглядом, а внизу, сидя на койке, женщина с каштановыми волосами и мягкой улыбкой одевала потеплее маленькую дочку. От этой семьи веяло спокойствием и светом — на душе стало гораздо теплее. Каждый раз радовало, когда в жестоком мире встречал просто добрых и хороших людей.

Кивнул им, бросив последний взгляд.

— Будет кому нас защитить, если эти баронские псы бросят по дороге, — абсолютно серьёзно сказала старуха женщине на койке.

Я внутренне усмехнулся. «Да уж, слишком большие надежды возлагаете на практика третьей ступени…» И тут же отметил, насколько сильно здесь не доверяют людям барона. Беженцы ненавидели и боялись их, а шли, потому что другого выхода нет.

Направился к выходу.

На улице снега уже не было совсем. По земле тут и там ещё разлиты лужи, но и те заметно подсохли по краям. Небо было абсолютно чистым — не синим, а серо-стальным, и на востоке (или где тут вставало солнце?) наливалось розовым переливом от приближающегося рассвета.

Пахло чем-то свежим, будто рядом пробили родник. Запах оттаявшей земли смешивался с ароматом каких-то трав, сладковатым и одновременно горьковатым. Простой, чистый и живой запах.

— Кай! Красиво! — восторженно прогудел Ульф, задрав голову и глядя в чистое небо.

Люди, выходившие из казармы, казалось, не обращали внимания на разительную перемену в погоде — полностью погружены в мрачные мысли. А я, кажется, словил настроение Ульфа, и от этой детской радости на душе стало теплее.

— Да, Ульф. Скоро увидим Чёрный Замок. Здорово, правда? — сказал, улыбаясь.

— Чё-ёрный За-а-амок… — с придыханием протянул молотобоец, лицо расплылось в глупой улыбке.

Мы пошли в сторону таверны. Думал о том, как же странно всё устроено. Ещё вчера — кровь, ужас и смерть, а сегодня — чистое небо, запах трав и простой мужик, радующийся рассвету.

Зашли внутрь — там, в общем гуле приглушённых голосов, молча ели, изредка переглядываясь. Кажется, в отличие от многих, мы по-настоящему наслаждались едой — на завтрак была густая ячменная каша с жареным луком и кусочками сала.

Солдаты Грифонов во главе с капитаном сидели за самым дальним, «хозяйским» столом и о чём-то вполголоса переговаривались. «Неужели совсем не спали ночью?» — подумал я.

И тут вдруг понял, что у позорного столба, когда выходили, уже никого не было. Тех двух воришек… интересно, куда их дели? Живы ли вообще? Отчего-то стало их жаль. Понятно, что воровать — плохо. За всю жизнь украл лишь раз — в детстве, у брата, маленькую игрушку в виде летящего Супермена. Помню, как отец потом заставил пойти, отдать украденное и извиниться — тот стыд запомнил на всю жизнь.

Но всё-таки высечь, а потом в кандалы и непонятно куда? За мешочек монет? Люди сейчас ведь и так в плачевном положении — может, нужно было вставить за них слово? Попросить о помиловании… «Да кто бы меня послушал,» — тут же одёрнул себя. И где гарантия, что парни не обокрали бы кого-нибудь другого потом? Ладно, не моё это дело. Что случилось, то случилось — мы все несём ответственность за свои действия.

Ульф, доедая, с удовольствием причмокивал. Я же уже давно закончил и просто сидел, глядя по сторонам на хмурые лица людей.

Глаз то и дело сам находил капитана, что так просто отпустил ночью. Теперь мужчина всё знает. Донесёт ли барону? И вообще, какая судьба обычно ждёт таких, как я, в городах? Если в деревне всё просто: чувствуешь силу — становишься охотником, то что насчёт Чёрного Замка? Как это аукнется?

— ВСЁ! ВЫДВИГАЕМСЯ! — голос вставшего во весь рост Халвора прорезал гул таверны. — Кто не доел — в дороге дожуёт!

Где-то в углу заплакал грудной ребёнок. Молодая и измождённая мать отчаянно пыталась его успокоить и накормить, но малыш отказывался от еды.

Люди, тяжело вздыхая, начали вставать со своих мест и брести на улицу. Мы последовали за ними — впереди был ещё один тяжёлый день пути.

Колонна снова оживала: кто-то, подсаживая, закидывал сонных детей на телеги, кто-то проверял упряжь, дёргал ремни. Погонщики подгоняли отдохнувших, но всё ещё вялых лошадей и мулов. Несколько повозок снова увязли, и мужики, ругаясь, наваливались на колёса, выталкивая из подсохшей за ночь, но цепкой грязи.

Светлело стремительно — вот уже из-за тёмной стены леса на горизонте начало пробиваться ярко-красное солнце, а птицы, радуясь приходу тепла, защебетали отовсюду.

— ОТЧАЛИВАЕМ! ЖИВЕЕ, НУ! — скомандовал всадник, проносясь мимо рядов беженцев и подстёгивая поторопиться.

Наш погонщик уже был на месте, щёлкнул кнутом — лошадь дёрнулась, недовольно заржала, мотнув гривой, и телега, скрипнув, поехала. Мы с Ульфом пошли следом.

Через несколько часов, поднявшись на поросший лесом холм, вышли на продуваемую всеми ветрами каменистую равнину — она была не такой, как в окрестностях шахты — не голые мёртвые камни, а степь, где из-под тонкого слоя почвы то и дело пробивались поросшие лишайником гранитные валуны. Вдалеке, с правой стороны, виднелись невысокие скалистые хребты, а за ними — тёмная полоса леса, который постепенно редел.

Но больше всего поражало то, что было слева — насколько хватало глаз, до самого горизонта раскинулись бескрайние заросли высоких кустарников. Листья ярко-жёлтого, почти лимонного цвета, колыхаясь на ветру, создавали иллюзию золотого моря — каким-то чудом растения росли на этой каменистой земле.

Колея была ещё более разбитой — то и дело под колёса попадались остроугольные камни, которые только и ждали, чтобы сломать ось или разбить колесо. Колонна часто останавливалась — мужчины, ругаясь, оттаскивали камни с дороги, и мы продолжали свой путь. Медленно двигались через по-своему прекрасное море камня и золота.

Шёл, и мысли крутились в каком-то вакууме. Сперва этот суровый пейзаж увлекал — разглядывал его без устали, но потом однообразие взяло своё, и стало скучно. Брёл, глядя под ноги, слушая, как изредка Ульф напевает примитивную песенку из трёх нот и двух слогов, и просто молчал.

Когда в очередной раз поднял голову, увидел, что дорога впереди довольно резко уходит вниз в подобие обширной низины. Там, вдали, серая каменистая земля сменялась вулканической, чёрной. Равнина превращалась в бугристую местность, состоящую из сотен мелких холмиков, склонов и подъёмов. А далеко-далеко, на самом горизонте, маячило несколько огромных хребтов, и за ними виднелся голубой отсвет, будто там, на краю мира, раскинулось огромное море.

Зрелище снова привлекло внимание — сияющий горизонт так резко контрастировал с тёмными видами, что окружали сейчас.

— Должны дойти, пока солнце не село, — послышался сзади знакомый голос.

Обернулся. Чуть позади шёл Ларс, закутанный в тёплую меховую куртку.

— Хорошо идём, — продолжил он. — Снег сошёл, а здесь и дождей, видать, не было. Дорога сухая, вот и доберёмся быстро.

— Ясно. Это хорошо, — сказал сухо.

— Так вот отчего ты не мёрзнешь! — с воодушевлением, в котором, однако, сквозил страх, сказал парень. — Я всё смотрю: ты в одной рубашонке ходишь, и снег тебе нипочём, и дождь… Практик, значит.

Посмотрел на него внимательно, продолжая идти рядом с телегой — было интересно, как блондин на самом деле к этому относится.

— Да, — коротко ответил. Разговаривать отчего-то не хотелось.

— И давно ты… ну, открыл в себе силу? — не унимался кожевник.

Вопросы начинали докучать.

— Слушай, Ларс. Не хочу я об этом говорить, — остановился и посмотрел парню в глаза— Без обид, ладно?

Сказал то, что чувствовал, чтобы потом не мучиться от раздражения. Лучше сразу расставить границы.

Ларс отвернулся и некоторое время молча шагал рядом.

— Понимаю, — сказал кожевник тихо, с пониманием. — Наверное, теперь все с вопросами лезут.

Ещё раз взглянул на него — паренёк шёл, глядя перед собой. Кажется, и вправду отнёсся с пониманием, не обиделся — сам не знаю, отчего был таким раздражённым.

— Не то что все, — признался ему. — Просто… долго приходилось это скрывать, и это сильно надоело. — Хотел было сказать, что в моём мире талантами принято хвалиться, а не прятать, как постыдную болезнь, но вовремя прикусил язык.

Ларс посмотрел на меня серьёзно и внимательно — голубые глаза прояснились. Кажется, парень был рад, что я продолжил диалог.

— Прости, что лезу… — сказал кожевник. — Просто… интересно. А что ты намерен делать дальше? Ну, в Чёрном Замке?

Простой и искренний вопрос попал в самое яблочко — в ту самую область, о которой всю дорогу старательно избегал думать. Просто шёл в неизвестность, не строя никаких планов.

Совершенно не знал, что ждёт. Где я буду жить? В общей казарме? Где буду работать? Мне дадут маленькую кузню? Или бросят в какой-нибудь огромный, адский оружейный цех? И вообще, как продолжать развитие? Как ковать что-то для себя, экспериментировать, если заставят пахать с утра до ночи?

Все эти мысли наводили тоску, и я уходил от них всеми возможными способами.

Где-то внутри, конечно, теплился образ — маленькая, но моя собственная кузня и горн. Моя наковальня. Свобода творить и создавать. Но, как показывает жизнь, ожидания почти всегда разбиваются о суровую реальность.

Может, хотя бы в этот раз будет иначе?

— Слушай, Ларс… это вопрос, на который у меня нет ответа, — сказал, глядя куда-то вперёд, на чёрные холмы. — Я ведь даже не знаю, какие там будут условия. Понимаешь? Поэтому иду просто… в пустоту. И эта пустота, честно говоря, немного пугает.

Сказал то, что было на душе. Хоть с кем-то нужно поделиться этими мыслями.

Светловолосый кожевник замолчал, слышался только стук наших сапог по ухабистой дороге. Где-то далеко, там, где виднелись те самые чёрные хребты, протяжно прогремел гром, но над нами небо было волшебно-синим, словно с яркой картинки.

Парень кивнул.

— Понимаю. Я тоже не знаю. До сих пор без понятия, правильно ли поступил, что ушёл из Оплота… — сказал Ларс с такой тоской и укоризной к самому себе, что стало его жаль.

Тяжело вздохнул — нечего было ему сказать, ведь уже говорил парню, что это его право, но внутри сам ощутил что-то похожее — что-то, что не давало покоя. Стоило подумать о тех людях, что остались в деревне, в снегах, наедине с тварями, готовыми в любой момент вырваться из-под земли, и всего передёргивало.

Замотал головой, пытаясь избавиться от этих картинок.

— Знаешь, что думаю? — спросил у Ларса.

Кожевник посмотрел печальными глазами и вопросительно кивнул.

— Нужно просто дать себе время. Не нужно сейчас пытаться угадать, как оно всё будет. Просто идти, а там уже и ориентироваться. — Кивнул на здоровяка, шагавшего по другую сторону телеги. — Вон, погляди на Ульфа.

Ларс тоже бросил на молотобойца взгляд — видели лишь его голову и могучие плечи. Детина шёл, слегка пританцовывая в такт скрипу колёс, время от времени ковырялся в носу и тихо, себе под нос, напевал незамысловатую песенку. Паренек не думал о будущем — просто был здесь и сейчас, и, кажется, был совершенно счастлив.

Ларс усмехнулся.

— И что?

— А то, — поддразнил его, — что ему вообще всё равно, что будет дальше — он просто идёт здесь, по этим каменным степям, и наслаждается. Понял? Ульф доверился мне, и можно сказать, что доверился самой жизни. Вот и нам, наверное, стоит так попробовать. Если уж выбрали путь в город, значит, нужно идти по нему до конца, с готовностью принять любую судьбу. Смекаешь?

Посмотрел на него, и от собственных слов самому почему-то стало легче.

Парнишка улыбнулся, светло-голубые глаза блеснули пониманием и явным облегчением — кожевник поджал губы и одобрительно кивнул.

— Хорошо. — Ларс помолчал. — Ума тебе не занимать, Кай — сын Арвальда, — усмехнулся. — Знаешь что? Если ты не против… будем друзьями?

Светловолосый спросил серьёзно, но в глазах блестел мальчишеский азарт. Взглянул на его протянутую руку и, не сбавляя темпа, крепко пожал.

— Конечно. Почему нет?

Мы коротко потрясли руками и продолжили молча идти навстречу судьбе.

Пока шли, пейзаж менялся — солнце начало клониться к закату, и синий хребет на горизонте становился всё больше, ближе и детальнее. Очень скоро стало ясно, что это не просто гора — на самой её вершине, на плоском плато, высилось чёрное укрепление, что словно хищная птица вцепилось в скалу. Стены и башни, казалось, были не построены, а вырезаны из самого камня — это и был Чёрный Замок. А под ним, у подножия, раскинулась широкая каменная стена, полумесяцем огибающая скалу, и внутри стен виднелись тысячи строений — двух- и трёхэтажные дома с черепичными крышами, от которых в предзакатное небо тянулись тонкие струйки дыма.

Солнце, садясь за хребтом, бросало на город и замок причудливые тени. Багровый свет отражался от окон домов, и те вспыхивали на мгновение как глаза неведомых существ.

Мы прибывали в столицу Каменного Предела. Величественный вид, полный скрытых угроз, захватывал дух — старая жизнь осталась позади — впереди только неизвестность.