Собиратель воды

Глава 5. Путь в песках

Спящий в пустыне пьет воду сновидений.

Более сладкую, чем мед.

Более чистую, чем слеза ребенка.

Более глубокую, чем память предков.

Эта вода не утоляет телесную жажду.

Но питает душу странника.

Показывает пути, сокрытые в бодрствовании.

Раскрывает тайны, запечатанные в разуме.

Как войти в реку сновидений?

Как найти этот источник в безводной ночи?

Жрецы говорят: через ритуал и молитву.

Мудрецы отвечают: через отказ от желаний.

Но старая женщина у границы пустыни шепчет иное:

"Сновидения приходят к тем, кто отпускает страх."

"Вода течет к тем, кто перестает ее искать."

"Боги говорят с теми, кто научился слушать тишину."

Погружаясь в песок ночи,

Вспомни: сон — это малая смерть и малое рождение.

В нем ты встречаешь не только себя прошлого,

Но и себя будущего.

И иногда, в самых глубоких сновидениях,

Ты видишь себя истинного.

Стоящего между Аль-Мазином и Аль-Харидом.

Держащего в одной руке воду, в другой — камень.

Учение Хранителей Сна, Передаваемое Шепотом

Они шли уже второй день, следуя за стрелкой компаса. Солнце превратило мир в раскаленную сковороду, горизонт дрожал и плавился. Назир держал компас обеими руками — не столько от страха уронить, сколько от ужаса перед тем, что стрелка может дрогнуть и сменить направление. Или хуже — остановиться, признавая поражение.

В последний момент к их маленькому отряду присоединился Аш-Шариф с двумя своими людьми. "Хочу лично увидеть, как городской ведет нас в никуда," — сказал он, подтягивая ремень на своем бурдюке. Его глаза, воспаленные от песка и солнца, следили за каждым движением Назира.

— Твой компас ведет нас прямиком в могилу, — не упускал случая подколоть Аш-Шариф, когда они делали привал в скудной тени одинокой скалы. Тени едва хватало на двоих, и разбойники распределяли её по негласной иерархии. Назиру досталась самая кромка. — Ещё день пути, и вода закончится. Что тогда, водяной?

Назир не отвечал. Он смотрел на компас, прикрывая его от солнца сложенными ладонями. Стрелка упрямо указывала вперёд — туда, где не было ничего, кроме горячего песка и пустого неба. Сомнения пульсировали в такт сердцебиению. Что, если механизм неисправен? Что, если кристалл реагирует на что-то другое, а не на воду? Каждая мысль об этом отдавалась холодом внизу живота. Он чувствовал, как пот ползет между лопаток. Ещё день безрезультатных блужданий, и его с трудом завоеванное положение рассыплется, как песчаный замок под порывом ветра.

Ночь прошла беспокойно. Звезды над пустыней пульсировали, как кристаллы, далекие и холодные. Сон приходил рваными кусками — Назир то проваливался в черноту, то выныривал в реальность, хватаясь за компас. Даже во сне кусочек его сознания цеплялся за маленький инструмент, словно опасаясь, что стрелка изменит направление, пока он не смотрит.

Утром они продолжили путь. Полдень принес новую волну жары и новую волну недовольства. Один из людей Аш-Шарифа — худой мужчина с раздвоенным шрамом на подбородке — тряхнул своим почти пустым бурдюком.

— Воды осталось на глоток, — сказал он, глядя не на Назира, а на Майсару. — Если мы не повернем сейчас, то можем вообще не вернуться.

— Ещё немного, — настаивал Назир, чувствуя, как стрелка компаса тянет всё сильнее. Ее притяжение ощущалось почти физически, как будто кто-то тянул за невидимую нить, прикрепленную к прибору. — Мы должны быть близко.

Майсара, шедшая рядом с ним, внезапно остановилась. Ее косички с металлическими бусинами тихо звякнули. Она прищурилась, глядя вдаль, а потом перевела взгляд на Назира. В ее глазах мелькнуло что-то — не страх, но близкое к нему.

— Идём до вечера, — сказала она, обращаясь к остальным. — Если ничего не найдём, повернём.

Песок скрипел под ногами. Солнце палило так, что воздух казался жидким. Струи миражей омывали мир, превращая его в подводное царство, где каждый шаг давался с трудом. Назир чувствовал, что время истекает, словно песок в часах. Струйка за струйкой. Зернышко за зернышком.

Когда солнце уже начало клониться к закату, впереди показалась тёмная гряда скал, поднимающаяся из песка словно хребет погребённого чудовища. Изломанная линия, чуждая окружающей плоскости пустыни. Компас упрямо указывал на самую высокую из скал — отвесную каменную стену, возвышающуюся над окружающим ландшафтом.

— Что за шутка? — прорычал Аш-Шариф. Его голос был хриплым от жажды и гнева. — Здесь нет ничего, кроме камней! Ты завёл нас в тупик, городской!

Он шагнул к Назиру, и на мгновение показалось, что сейчас пустыня увидит новое пятно крови на своих бесконечных песках. Но Майсара встала между ними.

— Дай ему проверить, — сказала она. Просто. Твердо.

Назир лихорадочно осматривал скалу. На первый взгляд она казалась абсолютно сухой и безжизненной — как и все вокруг. Солнце безжалостно иссушило каждую трещину, каждый выступ. Но что-то привлекло его внимание — верхушка скалы выглядела иначе. Более тёмная, с какими-то пятнами, совсем не похожая на выжженную солнцем породу внизу.

— Смотрите, — он указал наверх. Его палец дрожал. — Видите эти тёмные участки? Что-то там растёт.

— В пустыне? На голой скале? — презрительно фыркнул Аш-Шариф. — Городской бред.

Майсара прищурилась, вглядываясь в указанном направлении. Ее лицо напряглось, морщинка пролегла между бровей.

— Нет, он прав, — медленно произнесла она. — Там что-то есть. Похоже на мох или лишайник.

— А что заставляет мох расти? — подхватил Назир, чувствуя, как возвращается надежда. Крошечная, как первый росток после засухи. — Только одно — вода.

Они начали исследовать подножие скалы. Долго ходили вокруг, не находя никаких признаков влаги. Песок был сухим, раскаленным. Он забивался в обувь, скрипел на зубах, лез в глаза. Назир уже начал думать, что ошибся, что компас сломался, указывая на бесплодную скалу, когда Майсара вдруг окликнула его.

— Здесь! — позвала она. — Смотри!

В одной из расщелин на северной стороне скалы обнаружилась тонкая, почти незаметная струйка, стекающая по камню. Струйка была немногим толще волоса, но это была вода. Настоящая. Внизу образовалась небольшая лужица с зеленоватой жидкостью, пахнущей гнилью.

Майсара опустилась на колени, принюхалась. Отшатнулась, сморщив нос.

— Пить это нельзя, — констатировала она. — Отравишься быстрее, чем умрёшь от жажды.

Назир внимательно изучал скалу, прикасаясь к камню, оценивая угол наклона трещин, направление потока. Его разум складывал элементы головоломки, как делал это тысячи раз в храмовой лаборатории.

— Наверху должна быть каменная чаша, — сказал он, указывая на уступ, нависающий над ними. — Природное углубление, где скапливается дождевая вода. Но из-за формы скалы большая часть влаги остаётся там, лишь изредка просачиваясь через мелкие трещины.

Аш-Шариф смерил его презрительным взглядом. Его глаза превратились в щелки, словно он пытался разглядеть что-то очень маленькое и раздражающее.

— И как ты предлагаешь туда добраться? Взлететь?

Старая шутка. Самая старая в мире. Назир даже не улыбнулся.

Он оглядывал скалу, ища возможные пути наверх. Вблизи она выглядела почти неприступной — гладкая поверхность с редкими трещинами, крутой склон. Но там, где сочилась вода, камень был изъеден эрозией, образуя неровности и выступы. Маленькие зацепки, для тех, кто знает, где их искать.

— Я попробую подняться, — сказал он, уже прикидывая маршрут.

— Это самоубийство, — покачала головой Майсара. — Ты не скалолаз.

Она была права. Но…

— У меня нет выбора, — просто ответил Назир. — Либо я попытаюсь, либо мы все вернёмся ни с чем.

В ее глазах мелькнуло что-то — уважение? Страх? Жалость? Он не мог прочитать. Но она кивнула и сделала шаг назад, позволяя ему подойти к скале.

Он начал подъём, цепляясь за каждую неровность камня. Ладони скоро стали горячими от трения. Городская жизнь не готовила его к такому испытанию, но недели работы в лагере разбойников сделали его сильнее и выносливее. Всё же скала оказалась коварной — несколько раз камни крошились под его пальцами, заставляя сердце замирать от ужаса.

Четыре. Пять. Шесть метров вверх. Пот заливал глаза. Руки дрожали от напряжения. Мышцы горели.

На полпути вверх он оказался в тупике. Дальше скала становилась гладкой, без единого выступа. Прямо над головой нависал каменный карниз — такой близкий и такой недостижимый.

Назир прижался к камню, чувствуя, как силы покидают его руки. Один неверный шаг — и он сорвётся. Скала расступится. Земля примет. Сначала удар. Потом боль. Потом ничего.

«Ты здесь умрешь, — подумал он. — На полпути к воде, как глупая крыса, которая уже не выберется из мышеловки».

— Справа от тебя! — крикнула Майсара снизу. Ее голос донесся словно сквозь вату. — Там, где тёмное пятно!

Он повернул голову — медленно, боясь нарушить хрупкое равновесие — и заметил небольшую расщелину, поросшую мхом. Тоненький зеленый ковер, едва заметный в тени скалы. Влага. Жизнь. Зацепка.

Это был шанс. Собрав последние силы, он качнулся вправо и ухватился за край трещины. Пальцы скользили по влажному мху, но он всё же нашёл опору и подтянулся выше.

Рубашка прилипла к телу. Дыхание сбивалось. Каждое движение становилось тяжелее предыдущего.

Чем ближе к вершине, тем чаще встречались влажные участки и растительность. Изнуренные мышцы наливались новой силой от одного вида зеленых пятен. Вода. Где-то здесь есть вода.

Наконец, преодолев последний уступ, Назир увидел то, что искал — природную каменную чашу, наполненную тёмной водой. Поверхность была затянута зеленоватой плёнкой и водорослями, как простыней, брошенной на труп. Но под ней виднелась чистая влага. Много. Так много, что его воспаленное от жажды сознание отказывалось верить.

— Я нашёл воду! — крикнул он вниз. Голос сорвался от волнения. — Целый бассейн! Тёмная, застоявшаяся, но её много!

Даже издалека он видел, как изменилось лицо Аш-Шарифа — недоверие сменилось изумлением. Как будто кто-то стер одно выражение и нарисовал другое. Майсара что-то крикнула ему, но ветер унёс слова.

— Мне нужна верёвка! — прокричал Назир. — И что-нибудь, чем можно зачерпнуть воду!

Разбойники быстро соорудили из подручных средств нехитрую систему — верёвку с прикреплённым к ней обрезанным бурдюком. Назир закрепил её на выступе и опустил импровизированное ведро в воду. Первая попытка оказалась неудачной — верёвка соскользнула и бурдюк упал в трещину. Вторая тоже не принесла результата — вода пролилась, когда он пытался вытащить тяжелый бурдюк.

— Это бесполезно! — крикнул один из разбойников. — Мы зря теряем время!

Назир чувствовал, как паника подступает к горлу. Холодной рукой сжимает внутренности. Солнце уже садилось, скоро станет слишком темно. Если он не добудет воду сейчас, всё было напрасно. Компас. Работа. Доверие. Всё.

«Соберись, — сказал он себе. — Решай проблему».

В отчаянной попытке он рискнул подползти ближе к самому краю чаши. Скала здесь была скользкой от мха, покрытой тонкой пленкой слизи. Один неверный шаг — и он сорвется. Разобьется о камни внизу, как переспелый плод. Аш-Шариф будет рад. Наверное, сплюнет на его труп.

Избегая думать об этом, Назир сосредоточился на задаче. Третий бурдюк — последний, который у них был — оказался меньше и с узким горлом. Идеально. Он погрузил его в воду, стараясь не задеть плавающие водоросли.

— Держите крепче! — крикнул он, осторожно спуская бурдюк вниз.

С замиранием сердца он наблюдал, как верёвка натянулась, когда тяжёлый от воды бурдюк начал спускаться по скале. Но на этот раз всё получилось — его приняли внизу.

Спуск оказался сложнее подъема. Мышцы дрожали от усталости. Пальцы не слушались. Один раз он едва не сорвался, когда камень под ногой внезапно откололся и полетел вниз. Но он сумел удержаться, вцепившись в трещину с такой силой, что ногти изломались до мяса.

Когда Назир, наконец, спустился, его встретили с нескрываемым восхищением — даже Аш-Шариф не нашел, что сказать.

Аш-Шариф первым осмотрел добытую воду. Она была тёмной, с зеленоватым оттенком, плавающими частицами и сильным запахом затхлости. На поверхности виднелась радужная плёнка.

— Мёртвая вода, — проворчал он с явным разочарованием. — Застоялась и протухла.

Назир почувствовал, как его сердце падает. Он нашёл воду, но она оказалась бесполезной. Все это было зря. Подъем. Страх. Боль в мышцах. Опасность. Все напрасно.

Но Майсара не выглядела разочарованной. В её глазах блестело что-то, похожее на азарт.

— Ничего страшного, водяной, — она похлопала его по плечу. Ее ладонь была маленькой, но сильной. — Вода есть вода. Есть много способов привести её в порядок.

Она наклонилась над бурдюком, вдыхая запах воды, словно парфюмер, оценивающий новый аромат.

— У застойной воды есть свой характер, — сказала она. — Она не злая, просто долго спала и набралась дурных снов. Её нужно разбудить и очистить.

Тем временем один из разбойников, которого звали Фахим, разжёг небольшой костёр и поставил на него металлическую чашу.

— Кипячение убивает злых духов в воде, — сказал он, наливая туда часть принесённой жидкости. — Но оно не уберёт всю дурь. Для этого нужны травы.

Пока вода кипела, он бросил в неё несколько сухих листьев, от которых по воздуху разлился горьковатый, но приятный аромат, перебивающий запах затхлости. Через некоторое время вода в чаше стала заметно светлее.

— Вот теперь пить можно, — заключил он. — Пробуй, городской.

Назир с опаской взял протянутую кружку. Вода всё ещё выглядела не так, как кристально чистая влага из фонтанов Аль-Мадира, но уже не вызывала отвращения. Он сделал осторожный глоток, ожидая вкуса тины и гнили.

Но вода была… странной. С легкой горчинкой и отдалённым намёком на травы. Как будто пустыня дала ей свой вкус, сухой и терпкий. Но она не была плохой.

«Живая вода из мертвого болота, — подумал он. — Воистину волшебство»

— Удивительно, — признал он вслух. — Я бы никогда не подумал.

— Пустыня учит находить воду везде, — пожала плечами Майсара. — И делать питьевой любую, кроме солёной. Но это знание приходит с годами.

В темноте, работая при свете факелов, они набрали достаточно воды, чтобы наполнить все оставшиеся бурдюки.

Когда они уже готовились к обратному пути, Назир ещё раз поднялся наверх, чтобы осмотреть каменную чашу в последний раз. Луна освещала её поверхность серебристым светом, превращая болотную жижу в нечто почти волшебное. Он зачерпнул немного воды ладонью, наблюдая, как она просачивается между пальцами. Так чудовищно мало — по сравнению с кристальным водопадом Аль-Мадира. И так бесконечно много — по сравнению с пустыней.

— Теперь я понимаю, почему вы выживаете там, где другие умирают от жажды, — сказал он Майсаре, когда спустился. В его голосе звучало искреннее уважение. — У вас наверняка ещё много секретов.

— Какие же это секреты, — рассмеялась Майсара. — Когда живёшь в пустыне, ты или учишься, или умираешь.

Это была правда, и Назир это понимал. Он уже и забыл зачем пришел сюда. В борьбе за выживание его цель почти ускользнула от него. Он пришел сюда учиться.

Назир осмотрел свои руки. Они были стёрты до крови, ногти сломаны, кожа висела лохмотьями. Каждая мышца в теле кричала от боли. Но на его лице сияла улыбка.

Поздно ночью они вернулись в лагерь с полными бурдюками очищенной воды — гораздо большим запасом, чем имели, когда отправлялись на поиски. Самира вышла им навстречу, её взгляд скользнул по наполненным мехам, а затем по измождённому, но довольному лицу Назира.

— Значит, твоя игрушка действительно работает, — сказала она, взвешивая компас в руке. Металл поблескивал в свете факелов. Голубой кристалл пульсировал, словно сердце маленького животного.

— Да, — кивнул Назир. — Источник был наверху, в скальной чаше. Компас привёл нас точно к воде.

— Застойной воде, — уточнил Аш-Шариф. — Но мы её разбудили и очистили. Игрушка работает.

Это была, пожалуй, самая близкая вещь к похвале, которую Назир когда-либо слышал от Аш-Шарифа.

— И как, пригодна? — спросила Самира, принимая от Майсары бурдюк.

— Попробуй сама, — ответила та с заметной гордостью.

Самира сделала глоток и удовлетворённо кивнула. Капля воды задержалась на ее нижней губе, как крошечный бриллиант.

— Хорошо. — сказала она.

Разбойники восприняли находку как маленькое чудо. Никто не ожидал, что городской инженер сможет найти воду там, где они видели лишь безжизненные камни. А то, что эта вода оказалась доступной и очищаемой, делало успех ещё значительнее. Многие подходили к Назиру, чтобы коснуться его плеча или просто взглянуть на компас, словно это был священный артефакт.

— Что ж, похоже, ты действительно полезен, — сказала Самира. — Твой компас и твои знания. Мы сможем найти и другие источники?

Она смотрела на него не как на пленника или случайного попутчика, а как на ценное приобретение. Как на ресурс.

— Я уверен в этом, — ответил Назир. — Если вы позволите мне продолжить поиски.

Самира задумчиво кивнула. Тени от костра плясали на ее лице, делая выражение нечитаемым.

— Посмотрим. А пока отдыхай. Завтра решим, что делать дальше.

В ту ночь Назира впервые пригласили к главному костру, где ужинали Самира, Аш-Шариф и другие важные члены племени. Это был знак. Он сидел между Майсарой и пожилым разбойником с одним глазом, которого звали Ясим. Еда была простой — лепешки, вяленое мясо, какая-то кашица из зерен — но это был лучший ужин в его жизни. Еда победы. Еда признания.

— Расскажи, как ты починил компас, — попросила Самира, когда все расселись и начали есть. Огонь отбрасывал на её лицо оранжевые блики, придавая чертам что-то древнее, нечеловеческое.

Назир объяснил, как очистил механизм от грязи и песка, как отрегулировал шестеренки и контакты кристалла. Он говорил медленно, стараясь не усложнять. Разбойники слушали с интересом, передавая по кругу маленький кувшин с кефиром. Кислый запах смешивался с ароматом дыма.

— Проблема была не в самом кристалле, — сказал Назир, принимая кувшин от Майсары. — Он был в порядке всё это время. Просто механизм был настолько загрязнен, что не мог правильно реагировать на его сигналы.

— И ты можешь настраивать его, чтобы он показывал разные источники? — спросил один из старейшин. Его звали Кадим, и его борода была такой седой, что казалась желтой в свете костра.

— В какой-то степени, да, — кивнул Назир. — Я могу регулировать чувствительность, чтобы игнорировать маленькие скопления воды и искать более крупные. Но на очень большом расстоянии он не работает — кристалл слишком мал для этого.

Назир почувствовал, как внутри что-то оттаивает. Как будто часть стены, которую он построил между собой и этими людьми, медленно крошилась. Они слушали его. Они задавали вопросы. Не как пленника, а как… мастера своего дела.

— А что если мы найдем кристалл побольше? — предложила Майсара. — Тогда он сможет чувствовать воду дальше?

Назир задумался. Его пальцы невольно коснулись компаса, лежащего рядом. Маленький инструмент казался теплым, почти живым.

— Возможно. Но я ничего не знаю про них. Думаю, что большинство из них уже давно используется в городах.

— Или уже истощились, — мрачно добавил Аш-Шариф. В его голосе звучало что-то похожее на горечь.

Наступила неловкая пауза. Все знали о судьбе городов с угасшими кристаллами. Нищета. Голод. Массовые исходы. Смерть.

«Как Аль-Мадир скоро,» — подумал Назир, но не произнес вслух.

— В любом случае, — прервала молчание Самира, — теперь мы можем искать воду там, где её трудно заметить. Это дает нам преимущество.

— Преимущество в чем? — спросил Назир.

— В выживании, — просто ответила Самира. — В пустыне тот, кто контролирует воду, контролирует всё.

Её взгляд задержался на компасе, и Назир впервые увидел в нем что-то, похожее на жадность. Не злую. Практичную. Самира была лидером, отвечающим за жизни своих людей. Компас был ключом к их выживанию. К власти. К будущему.

В следующие дни положение Назира в лагере заметно изменилось. Теперь он больше не таскал тяжести и не чистил загоны. Его основной обязанностью стало обслуживание компаса и поиск новых источников воды. Самира даже выделила ему маленький шатер — роскошь, о которой он и не мечтал всего несколько недель назад.

Утром четвертого дня после возвращения, когда Назир проснулся на своей новой постели из шкур, он не сразу понял, где находится. На мгновение ему почудилось, что он дома, в своей комнате в Аль-Мадире. Первый луч солнца через щель в шатре упал точно так же, как падал через окно его городского жилища.

Иллюзия разбилась, когда он потянулся и почувствовал боль в мышцах. Руки все еще помнили скалу. Тело все еще помнило страх падения. Но было и другое чувство, новое — чувство удовлетворения. Он был нужен здесь. Полезен. Уважаем.

Аш-Шариф все еще относился к нему с подозрением, но открытая враждебность сменилась неохотным признанием его полезности. Другие разбойники стали относиться к Назиру с уважением, а некоторые даже искали его общества, желая услышать о городе и его кристаллах.

Вечерами у костра Назир часто рассказывал о системах водоснабжения Аль-Мадира, о храмовых лабораториях, о чудесах инженерной мысли. Некоторые слушали с недоверием, другие — с искренним интересом.

— Так вода просто… текла из стен? В любое время? — спрашивала молодая женщина по имени Дела, чьи глаза расширялись от удивления. На ее шее виднелся странный шрам — словно кто-то когда-то пытался перерезать ей горло, но остановился на полпути.

— Да, — кивал Назир. — В каждом доме были трубы, соединенные с главными резервуарами. Достаточно было повернуть вентиль, и получаешь столько воды, сколько нужно.

— Звучит как сказка, — вздыхал Ясим. — Мой дед рассказывал о таких чудесах, но я думал, он выдумывает.

Назир не говорил им о том, что эта система была уже на грани краха, что кристалл Аль-Мадира угасал, что дни безмятежного изобилия были сочтены. Но в глубине души он понимал, что когда-нибудь жителям его родного города придется научиться тому, что эти "примитивные" разбойники знали всю жизнь — как находить и беречь воду в пустыне. Как превращать смерть в жизнь.

Через неделю после открытия "скального кармана", как они стали называть найденный источник, Самира вызвала Назира в свой шатер. Над лагерем висело тяжелое, свинцовое небо. Приближалась песчаная буря — первая с тех пор, как Назир оказался здесь.

Ветер за пределами шатра перебирал полог, будто пробовал на вкус воздух внутри. Самира смотрела на карту. Молча. Пальцы замерли над истертым пергаментом, как хищник над следами добычи.

— Мы уходим, — сказала она наконец, не поднимая глаз. — Колодец почти высох. Пора двигаться дальше.

Назир заметил, как она произнесла слово "пора" — не с решимостью командира, а с усталостью носильщика, сменяющего плечо под тяжелой ношей.

— Куда? — спросил он.

Она подняла взгляд. Пауза. Взгляд, который искал что-то в его лице.

— А это ты нам скажешь, водяной.

Ее рука легла на компас, лежавший на краю стола. Палец невольно дернулся, зацепив край карты. Пергамент треснул, тонкая линия разрыва побежала от края в глубину территории. Самира не заметила.

— Этот маленький инструмент… — она взвесила компас на ладони. — В нем больше правды, чем во всех наших картах и преданиях. Он показывает то, что действительно существует, а не то, что кто-то нанес на пергамент.

Она протянула компас, и Назир принял его. Не просто металл и кристалл — он чувствовал вес выбора между маршрутами. Между жизнями.

Назир заметил, как складка между бровей Самиры на миг углубилась, когда она отпустила компас. Как будто передала не только инструмент, но и часть своего бремени.

— Я думал о восточном направлении, — сказал он, держа компас так, как держат что-то хрупкое. Не прибор. Доверие.

Она отвернулась, сгребая карту движением, слишком резким для обычной осторожности.

— Многие так думали, — голос звучал глуше, чем обычно. — И многие ошибались.

Что-то в ее тоне заставило Назира не торопиться с ответом. Раньше она никогда не выдавала сомнений.

— Ты не веришь, что мы найдем воду?

Самира замерла, держа карту, скомканную в кулаке. На миг показалось, что она не ответит. Потом медленно опустилась на низкий табурет, будто кости внезапно стали тяжелее.

— Знаешь, почему мы грабим караваны? — спросила она, и ее голос звучал иначе. Тише. Ближе к той Самире, которая существовала до того, как стала вожаком.

Назир молчал. До сегодняшнего дня ответ казался ему очевидным. Теперь он уже ни в чем не был уверен.

— Потому что вода, которую мы находим, никогда не бывает достаточной, — ее пальцы машинально расправляли смятую карту, но только делали хуже. — Все постоянные, надежные колодцы заняты сильными племенами или городами. Нам остаются иссыхающие источники. Те, что высыхают через несколько недель. Иногда — дней.

Он раньше не думал об этом так. Бандиты. Грабители. Разбойники. Простые ярлыки. Удобная ложь. Как будто они выбрали этот путь, а не были загнаны на него.

— Я не думал…

— Конечно, не думал, — перебила она, но без злости. — В городе вода просто… есть. Даже здесь, тебе её просто… Дали. Дали, когда она была тебе нужна. А у нас каждая капля на счету. Каждый бурдюк — разница между жизнью и смертью.

Она замолчала, и в тишине слышалось только дыхание — ее, его, и ветра снаружи. Три разных ритма, не совпадающих друг с другом.

— Ты думаешь, быть вожаком — это сила? — вдруг спросила она, глядя куда-то мимо него. — Это значит первой услышать, как трескается кожа на губах ребенка. И знать, что ты ничего не можешь сделать.

Назира пронзило болезненное осознание. Он видел жестокость пустыни. Но никогда — отчаяние тех, кто должен принимать решения, когда выбор только между плохим и худшим.

— Аш-Шариф говорит, что наше будущее — в силе, — продолжила она, и теперь ее взгляд опустился на собственные руки, словно она видела их впервые. — Что когда-нибудь мы станем достаточно сильными, чтобы захватить большой постоянный источник у другого племени. Тогда он наконец женится и заведет детей.

Пальцы сжались в кулак, потом медленно разжались. Как лапы хищника, выпускающего и втягивающего когти.

— Но это лишь заменит одну войну другой. Вода, добытая кровью, всегда горчит.

Она не смотрела на Назира, произнося это. Не нужно было. Он понимал ее мысли без объяснений. Новый источник, новые враги, новые битвы. Бесконечный цикл насилия и страха.

— Я мечтаю найти наш собственный источник, — слова прозвучали так тихо, что он едва расслышал. — Место, которое не нужно будет отбирать силой. Или покидать через месяц.

Она не договорила.

Назир почувствовал непривычную тяжесть в груди. Не физическую. Чужую боль, резонирующую с его собственной. Не страх потерять то, что имеешь, а страх никогда не найти того, что ищешь.

— Знаешь, что самое трудное в постоянном движении? — она подняла глаза, и в полумраке шатра они казались двумя тёмными колодцами. — Не жажда. Не голод. Не опасности пустыни.

Кулак снова сжался, раздавив маленького скорпиона из проволоки, который она машинально сплетала из обрывка тонкой цепочки.

— Самое трудное — никогда не знать, будет ли завтра.

Она замолчала, глядя на искалеченного скорпиона в своей ладони. В этот момент Назир увидел не грозную предводительницу разбойников, а просто женщину, несущую тяжесть ответственности за всех, кто следует за ней.

— Это может изменить все, — её взгляд скользнул к компасу в его руках. Она не указала на него, не коснулась. Просто посмотрела — как смотрят на путеводную звезду тёмной, холодной ночью. — Если мы найдем постоянный источник, достаточно большой для всех…

Она не закончила. Не нужно было. Конец фразы повис между ними, как мираж над горизонтом — не высказанный, но видимый.

Назир видел, что за маской суровой предводительницы скрывалась усталость. Глубокая, въевшаяся в кости усталость, похожая на ту, что он замечал в глазах старых инженеров храма. Эти люди всю жизнь кочевали от одного скудного источника к другому, никогда не зная, найдут ли они новый, когда старый иссякнет. Постоянная борьба за выживание, без передышки. Без надежды на что-то лучшее.

"Как странно, — подумал он. — В городе мы боимся потерять то, что имеем. А здесь они всю жизнь ищут то, чего никогда не имели — постоянство".

— Я сделаю все, что в моих силах, — сказал он, сжимая компас.

Самира взглянула на него — не как предводительница на пленника, не как вожак на подчиненного. Просто как человек, увидевший в другом человеке отблеск надежды.

Она не поблагодарила. Не кивнула. Просто встала и отвернулась, будто боялась, что он увидит на ее лице слишком много.

Назир сидел еще долго после того, как она вышла. В руке компас казался теплее, чем должен был быть. Стрелка дрожала, указывая куда-то на восток. Туда, где, возможно, ждала вода.

Или смерть.

Или то, и другое.

Когда он вышел из шатра Самиры, его ждала Майсара. Она стояла, прислонившись к опорному столбу, жуя длинную соломинку. Ветер трепал ее косички, заставляя металлические бусины тихо звенеть.

— Ну что? — спросила она. — Она сказала тебе о переходе?

— Да, — кивнул Назир. — Мы идём за водой.

— Правильно. И я иду с вами в головном отряде, — Майсара улыбнулась. Ее улыбка преобразила суровое лицо, сделав его почти детским. — Похоже, мы снова будем искать воду вместе, водяной.

Майсара была особенной. В свои двадцать с небольшим лет она знала о пустыне больше, чем многие старейшины племени. Она различала сорта песка по запаху, находила съедобные корни там, где другие видели лишь бесплодную землю, предсказывала песчаные бури за день до их появления. Люди уважали ее не из страха, как Самиру, а из восхищения.

Назир улыбнулся в ответ. Странно, но среди этих суровых людей пустыни он начинал чувствовать себя… не дома, нет, но на своем месте. Они ценили его навыки, его знания. Здесь он мог принести реальную пользу, сделать что-то значимое.

"Может быть, — подумал он, глядя на компас в своей руке, — именно для этого я и оказался здесь. Чтобы помочь им найти то, что они всегда искали — постоянную воду. И, возможно, в процессе я найду решение и для моего собственного народа."

Эта мысль была как глоток свежей воды после долгой жажды — освежающая, дающая силы жить дальше.

Рассвет следующего дня застал племя уже в движении. Шатры были свернуты, пожитки упакованы, животные навьючены. Длинная колонна людей, верблюдов и лошадей медленно двигалась по пустыне, оставляя позади высохший колодец и временный лагерь.

Назир ехал в головном отряде, рядом с Самирой и Майсарой, держа в руках компас, который указывал им путь к новой жизни. Теперь это был не просто инструмент для поиска воды — это был символ нового начала, как для него, так и для племени, с которым его связала судьба.

Когда они поднялись на вершину песчаного хребта, Назир обернулся, чтобы в последний раз взглянуть на место, где он провел последние недели. Лагерь был уже почти не виден — лишь темное пятно на песке, которое скоро исчезнет под порывами ветра. Как и все следы их пребывания здесь.

"Пустыня стирает все," — говорили разбойники. И они были правы. Этот бескрайний океан песка поглощал все, что осмеливалось претендовать на постоянство — лагеря, караваны, города, жизни. Оставались только кристаллы, эти странные дары богов, которые могли питать города веками. Но даже они в конце концов угасали.

И все же люди продолжали бороться. Продолжали искать воду, строить, верить в будущее. Может быть, это и было самым большим чудом — не кристаллы, а эта упрямая надежда, которая выживала в самых жестоких условиях.

Солнце поднималось над горизонтом, обещая еще один жаркий день в бесконечной пустыне. Но впервые за долгое время Назир смотрел в будущее с надеждой. Вода была там, впереди, скрытая от глаз, но не от его компаса. И он обязательно ее найдет.

Он повернулся к востоку и погнал верблюда дальше, оставляя прошлое позади, как тающий мираж.