Глава 2

Паровая машина остановилась подле внушительного особняка. Выпрыгнув из паровика, Глеб оценивающе взглянул на дом, в который постучалась смерть. Не столь пафосный, как у губернатора или Морозова, но и не унылый, коих хватало в округе. Трехэтажный, с кованными балконами и стрельчатыми окнами, будто не дом, а бастион. Мрачные кариатиды, подпирающие портики, недобро глядели на пришельца, точно не желая его впускать. Ступени, ведущие к высоким резным дверям, поблескивали как леденцы в свете газовых фонарей.

К вечеру заметно похолодало, и мрачные тучи, приплывшие с севера, принялись вытряхивать на спящий Парогорск первый снег. Глеб поежился и уже хотел было пойти к дверям, как из калитки, что находилась по правую сторону от особняка, выглянул городовой:

— Господин Буянов, сюда, пожалуйста, — он указал рукой куда-то в сторону, — просили по лестнице для слуг подняться.

— Нормально так, — хмыкнул Глеб, — что хозяева даже в столь мрачный час о чистоте ковров думают?

— Этого не знаю, — признался юноша шмыгнув носом. — Я вас жду, чтобы проводить.

— Ну что ж, показывай дорогу, — согласился Глеб, направляясь за провожатым.

Пройдя в калитку, они двинулись через проулок между домами и остановились возле обычной двери. Таких подъездных дверей Глеб в своем мире повидал много, и никогда они его не смущали, а тут же он только скривился. Для слуг значит? Ну как скажете.

Переступив порог, Глеб очутился в небольшой прихожей и сразу заметил лестницу ведущую наверх.

— Второй этаж, — подсказал городовой, шаркая ботинками по коврику у порога.

— Спасибо, — поблагодарил его Глеб и, сняв перчатки, начал подниматься по лестнице. Преодолев пролет, он осторожно коснулся ладонью отполированных перил. Чужой стыд тут же обжег его, будто он дотронулся до горячего утюга. Стыд смешанный с горечью и вкраплениями злости. Женские эмоции, достаточно сильные и недавние. Поморщившись, Глеб вытер руку о брюки, будто и впрямь замарал ее, и перепрыгивая через ступеньку поспешил наверх.

На втором этаже он отворил дверь и сразу увидел куда идти. У третьей двери стояла Анна, делая записи в блокноте, а подле нее хмурый пожилой мужчина в домашнем костюме, видимо, хозяин дома. Приглаженные седые волосы, мясистый нос и поджатые губы подсказывали, что он не самый приятный собеседник, и Глеб не ошибся.

— А я еще раз спрашиваю. Почему вы, барышня, находитесь здесь, и мешаете мне попрощаться с моим сыном. С моим Васенькой! — мужчина ткнул в сторону комнаты. — Разве вы не понимаете, что у меня горе⁈ У меня сердце разрывается, я желал бы видеть лекаря, а не вас!

— Господин Мельников, я уже объяснила, лекарь здесь бессилен. Смерть наступила, а значит полиция должна осмотреть всё и понять, имеет ли место чужой злой умысел. И пока наш аурографист не сделает необходимые снимки, я не могу загрязнять место происшествия. И я не барышня, а детектив Воронцова Анна Витольдовна.

— Случайно не родня штабс-капитану Витольду Францевичу? — прищурился мужчина.

— Это мой отец, — кивнула Анна.

— Так и думал, неблагодарная дочь, сбежавшая из отчего дома, конечно, ничего путного от вас ожидать не приходится, — Мельников скривился еще сильнее.

Анна же хоть и сохраняла спокойствие, но Глеб видел, как побелели костяшки пальцев, сжимающих блокнот.

— Анна Витольдовна, в ваше распоряжение прибыл, — прервал он неприятный разговор и тут же протянул руку, — Буянов Глеб Яковлевич.

— Мельников Семен Николаевич, — мужчина ответил на рукопожатие, и Глеб ощутил терпкую досаду, душевную боль и странное пьянящее облегчение, — отец Василия.

— Соболезную, — Глеб коротко кивнул.

В этот момент из комнаты вышла аурографист. Дарья Ивановна одной рукой придерживала пыхающий паром аппарат, а другой приглаживала волосы, скрученные на затылке в плотный пучок. Вид она имела столь недовольный, что Глебу поневоле пришла на ум мысль — это Яге печально, что не вышло сожрать жертву.

— Вы закончили? — поинтересовалась Анна и не дожидаясь ответа аурографиста зашла в спальню.

Дарья Ивановна проводила ее пустым взглядом. Затем зыркнула на Глеба и, тут же потеряв к нему всякий интерес, обратилась к хозяину дома:

— Семен Николаевич, друг мой, крепитесь, — молвила она. — Васенька вам немало нервов помотал. Но теперь уже винить его не за что, он в лучшем мире, — она похлопала Мельникова по руке.

— Благодарю, Дарья Ивановна, вы как всегда правы, — вздохнул тот, прикрывая ее руку своей. — Но сердцу отцовскому не прикажешь. Болит окаянное, — он постучал себя кулаком по груди.

— Так велите Фимке каплей принести, да отдохните. Нечего вам тут смотреть, как полиция дела ведет.

— Не могу, Дарья Ивановна. Не могу, рядом хочу быть, пока Васю не… — Мельников запнулся и смолк.

Глеб, все еще стоящий на пороге, нахмурился:

— А кто-то кроме вас был в комнате усопшего?

— Фимка, прислуга наша, — отозвался хозяин.

— Дарья Ивановна, будьте так любезны. Сделайте снимки всей прислуги и господина Мельникова, — заметив, как вздернул подбородок Семен Николаевич, Глеб тут же пояснил. — Дабы отделить ваши ауры от ауры подозреваемого.

Аурографистка принялась настраивать аппарат, а Глеб поспешил присоединиться к Анне.

Посреди комнаты, распластавшись на цветастом ковре, лежал молодой мужчина, может лет на десять старше самого Глеба. Лицо по сравнению с телом приобрело неприятный лиловый оттенок и будто отекло. Широко раскрытые глаза невидяще пялились в потолок. Рот чуть приоткрыт, но крови или пены на губах не видно. Пальцы правой руки крепко вцепились в клетчатый жилет. Левая вытянута вдоль тела. Песочный костюм, белая сорочка, начищенные до блеска туфли и никаких следов крови. На всякий случай Глеб осмотрел потолок, но балок или крюка, на котором можно было прикрепить веревку для подвешивания, не нашел и принялся оглядывать пространство.

Комната оказалась спальней. Большая, раза в три больше, чем у Глеба в квартире, кровать, и наверняка во столько же раз удобнее, еще заправлена. Видимо умерший не начал готовиться ко сну или скончался еще днем. Массивный шкаф с блестящими ручками, зеркало в полный рост, будто в дамской комнате. Возле кровати на столике пустой стакан и графин с водой. Стеклянная пробка лежит рядом. На стенах несколько картин в тяжелых рамах. Одно из полотен привлекло внимание Глеба. Подойдя ближе, он чуть склонил голову набок, пытаясь понять, что же видит. На холсте, словно сквозь туман или запотевшее стекло, высились не то трубы, не то каменные столбы. Что-то знакомое чудилось в картине. В том, как одно из них закручено, а прочие царапают плывущие низко облака. Глеб сделал пару шагов назад, надеясь, что поймает воспоминание, ускользающее от него. Но нет. Лучше не стало. Он еще раз подошел вплотную к холсту и присмотревшись заметил в углу черный росчерк, похожий за звезду, знак художника. Хмыкнув, Глеб осмотрел оставшиеся картины, но похожих не нашел и, потеряв интерес к творчеству, вернулся к погибшему.

Воронцова стояла рядом с телом и, вытянув вперед руки, чуть подергивала пальцами. Глеб прищурился, используя специальный взгляд, и тут же заметил, что всю комнату укрывает блестящая сеть, сотканная магией, Анна же управляет ей, точно сканирует пространство. Вот наконец сеть достигла тела, и то приобрело чудной фиолетовый цвет. Однако никаких следов магии на нем не проявилось, ни единого золотистого пятнышка, которое могло бы означать чужое воздействие.

— Что у нас тут? — прошептал Глеб. — Самоубийство? Удушение или может старый добрый мышьяк?

— С чего вы это взяли? — отозвалась Анна, продолжая манипулировать с сетью.

— Ну, я не вижу тут луж крови. Значит ножевое и огнестрельное исключены, на суицид тоже не похоже, разве что опять же потерпевший отравился. Вот, кстати, на столе пустой стакан имеется и графин с водой.

— А подозреваемый имеется? — поинтересовалась Анна, стряхивая руками и прекращая магический контакт.

— Прислуга, как ее, Фима. Я пока поднимался ощутил такие эмоции, которые как бы намекают, что женщину обижали, вот и решилась бедняжка, вместо крысы потравила сынка хозяйского, чем не мотив?

— Неплохо, Глеб Яковлевич. Стакан возьмем на исследование. Но, увы, думаю яд тут не причём. Скорее уж магия, хотя я и не вижу ее следов.

— И я не вижу, — согласился Глеб. — Может она тут и ни при чем? Не слышал, чтобы существовало бесконтактное колдовство.

— Вы еще многого не слышали и не видели, Глеб Яковлевич. А сейчас, вместо того, чтобы порождать теории, принимайтесь за дело. Расскажите, что почувствовал Василий Семёнович в последний миг жизни? — Анна расправила складки на юбке и отступила в сторону, освобождая место для Глеба.

Присев подле трупа, Глеб глубоко вздохнул, как ныряльщик перед погружением в воду, и коснулся тела. Темный омут тут же захватил все его сознание. Чувства мертвых всегда оказывались пропитаны холодом и пустотой, которые заставляли сильнее биться сердце и рваться обратно в мир живых, полный красок, звуков и тепла. Кружась во тьме, Глеб ощутил удивление. Острое и даже колкое, как игла портного. Затем липкий страх, сковывающий движение и мешающий сделать вздох, и, наконец, огонек надежды. Последнему тут было не место. Но, тем не менее, он точно искра сверкал во тьме, привлекая к себе внимание.

Как обычно с трудом убрав руку от мертвеца, Глеб облокотился на кровать и провел ладонью по лицу, как бы смахивая паутину чужих чувств, все еще дрожащую в сознании.

— Что там? — тут же спросила Анна.

— Удивление и страх, — произнес Глеб, задумчиво глядя на тело.

— Судя по вашему взору, есть и еще что-то, — заметила начальница.

— Надежда, — признался Глеб. — И поверьте, я не понимаю, что это значит. Может умершего угнетала его жизнь? Чем он занимался?

— Транжирил деньги отца и кутил так, как не каждому мечтается, — поделилась Анна.

— Да уж, значит мысль об угнетении мимо. Хотя как знать, вдруг на самом деле он мечтал снимать пропахший кошками угол в каморке и, вставая с первыми петухами, работать на заводе? — хмыкнул Глеб.

— За упоминание кошек Порфирий Григорьевич вас бы лапой стукнул.

— Даже не сомневаюсь. Мне и так нынче от него досталось, а все из-за рецепта приготовления тунца!

— О, дайте угадаю, вы предлагали ему лимон к рыбе? — улыбнулась Воронцова.

— Да у вас проснулся дар предвидения, Анна Витольдовна, — хмыкнул Глеб. — Да, именно так.

— У нас с ним такой спор вышел еще лет пять назад, и, как вы понимаете, правда осталась на его стороне. Впрочем, мы отвлеклись. Вы сказали, умерший почувствовал удивление?

— Именно так. Думаете увидел кого-то знакомого?

— Не знаю, надо попросить сделать снимок аур всех домашних и сверить с теми, что имеются тут, — решила Анна.

— Как знал, что они понадобятся, уже попросил Дарью Ивановну об этом, — заверил Глеб.

— Вы прямо радуете меня день ото дня, — призналась начальница и, оглядевшись, сделала несколько пометок в блокнот. — Что ж, мне кажется, тут нам больше делать нечего, теперь слово за Казимиром Игнатьевичем, так сказать, что вскрытие покажет. Но я уверена, смерть наступила от магического воздействия. Кстати, в доме есть обладающие магией?

— Каюсь, не спросил, но это не долго исправить, — Глеб еще раз бросил взгляд на странную картину и покинул комнату.

Отец покойного все еще находился тут, в коридоре. Разве что теперь он сидел на стуле, а воздух пропитался запахом валерианы.

Подле хозяина стояла молодая девушка. Темное платье, белый передник и чепец выдавали в ней прислугу. Пальцы то сжимали, то отпускали край передника, показывая волнение. Глеб прищурившись взглянул на ее ауру. Обычная, без присутствия магии, впрочем, это логично. Обладатели дара работали в совсем других сферах, а не прислуживали пожилым хамам и их невоспитанным сынкам.

— Ну что там? — господин Мельников хмуро взглянул на Глеба.

— Изучаем. Имеются версии, будем ждать результатов вскрытия, — отчеканил тот сухо и безэмоционально и тут же обратился к девушке. — Я правильно понимаю, что тело нашли вы? — Служанка вздрогнула и коротко кивнула, не поднимая глаз. — Как вас зовут? — не сдавался Глеб.

— Фимка, — ответил вместо нее хозяин.

— Сударыня, разрешите узнать ваше полное имя, — Глеб проигнорировал слова Мельникова.

— Ефимия, — тихо произнесла служанка и наконец взглянула на Глеба. Глаза ее раскраснелись от слез.

— Ефимия, чудесное имя, — похвалил Глеб. — Во сколько вы обнаружили труп?

— Около восьми было, Василий Семёнович всегда в этот час зовет ему постель расправить, — прошептала служанка.

— Понятно, — кивнул Глеб, — но он уже был мертв?

Служанка угукнула, и слезы вновь полились по ее щекам.

— У вас были к нему претензии? — Анна подошла так тихо, что Глеб не услышал ее шагов. — Может он приставал к вам, обижал. Бил?

Ефимия метнула взгляд на хозяина и тут же затрясла головой так сильно, что чепец едва не слетел с волос:

— Что вы, Василий Семенович добр был. И учтив, да, да, вы не подумайте, а если что, так я сама виновата, не всегда расторопная.

— Довольно, — прервал ее господин Мельников. Затем медленно поднялся со стула и, нависнув над Анной, добавил. — Там в комнате лежит мертвым мой сын. А вы смеете его в чем-то обвинять? Да кто вы такая, чтоб вообще говорить о нем в подобном тоне, клеветать на приличного человека! Да и Фима девушка приличная и ответственная, а не какая-нибудь там, — он потряс рукой в воздухе, подбирая слово, и, не найдя нужного, ткнул пальцем в Анну. — По себе, милочка, людей не судят, не все вертихвостки подобно вам. Ей богу, я буду жаловаться, что вы заняты этим делом. Что вы вообще смыслите в расследовании⁈ Это сугубо мужская работа. И понимают они куда больше вашего и всякую ересь не городят!

— Анна Витольдовна, между прочим, начальница полиции Парогорска, — вмешался Глеб, ощущая прилив злости.

— Это ненадолго. Попомните моё слово, — процедил Мельников, с неприязнью глядя на Воронцову.

В этот момент распахнулась дверь с лестницы для прислуги и в коридор вошли работники морга, держа в руках носилки. Глеб заметил, что Семен Николаевич враз побледнел, вновь осев на стул, и сжал пальцами жилет. Совсем так же, как и его сын.

Воспользовавшись возникшей паузой, Анна обернулась к Глебу:

— Проследите, чтобы тело погрузили аккуратно, и осмотрите ковер еще раз на предмет следов. Жду вас в участке, — и, резко развернувшись, она направилась к лестнице.

Глеб же, проводив ее взглядом, принялся руководить погрузкой тела. Уже окоченевший труп Василия положили на носилки и, накрыв сверху простыней, вынесли прочь из комнаты. Глеб оглядел ковер под телом обычным и магическим зрением. Не нашел ничего интересного. Надев перчатки, он взял со столика пустой стакан, сунул его в карман и, коротко попрощавшись с хозяином дома, направился вниз.

К его удивлению, Анна не уехала. Кутаясь в пальто, она стояла подле своего паровика, притопывая, как если бы нервничала.

— Думал, вы уже чаем в участке греетесь, — попытался пошутить Глеб, но Анна одарила его холодным взглядом.

— Не до чая покамест, Глеб Яковлевич. Вам не показалось, что отец умершего ведет себя несколько странно?

— Я бы сказал, что он ведет себя как заправский хам, и хамство это не оправдывает даже смерть сына.

— Не в этом дело, — отмахнулась Анна. — Где слезы, где рыдание по родной кровиночке? Василий, между прочим, был его единственным ребенком, так что, почитай, с его смертью вот это все, — она кивнула на особняк, — уйдет в никуда, дальней родне, а то и вовсе с молотка.

— Ну, каждый по-своему переживает горе, — начал было Глеб, но тут вспомнил странное чувство облегчения, которое он прочел в эмоциях Мельникова, и умолк.

Точно не заметив этого, Воронцова еще раз взглянула на дом и, кивнув каким-то своим мыслям, села в машину. Сняв шляпу, Глеб тут же устроился рядом, и уже когда мотор заурчал, заставляя поршни приводить механизм в движение, сообщил:

— Я почти уверен, что наша Дарья Ивановна знакома с господином Мельниковым, уж больно по-свойски общались.

Анна повернулась к Глебу и прищурившись добавила:

— А я почти уверена, что господин Мельников что-то скрывает. Осталось узнать что.

Загрузка...