Тайная одержимость

Глава 29

Стрелки часов аналогично метроному отбивали четкий ритм, отчего тишина, повисшая в комнате, становилась очевиднее – она начинала угнетать. Погруженные в свои мысли или же нет, но присутствующие молчали, тогда как Кассиэль, с особым вниманием наблюдавший за каждым, был убежден: им есть что сказать. Все же такое приходилось слышать не каждый день: чувства ferus к человеку, выпущенный в него яд, обеспеченное долголетие – последнее уже вопрос, но все же: чего еще они не знали о прошлом своих предков? Да и могло ли быть что-то помимо, что поразило бы их сильнее, открывшейся сегодня правды?

– Значит, где-то там – в городе, мире, на планете – живет-поживает еще одна кровная линия ferus, о существовании которой до сегодняшнего дня мы и понятия не имели? – выведя всех из состояния комы, Дей нарушил тишину. Кому что. Кого-то больше взволновала история бессмертной любви, например, самого Кассиэля, а кого-то – новоприобретенный «родственник», с равным им силовым потенциалом.

Не более получаса назад группа прибывших ferus ознакомилась с поражающей воображение рукописью: как только Кассиэль дочитал дневник, Александр направил ментальный зов присутствующей в городе троице с наказом срочно явиться к нему. И вот сейчас, в прекрасных хоромах лидера, они все вместе пытались осмыслить, переварить да утрамбовать в головах внезапно поступившую информацию. Следует ли говорить, что ни один из ferus о существовании дневников не догадывался и уж тем более не прятал их в хранилище, практически замуровав их в кирпичную стену.

– А может, существовала? – сделал поправку во времени Кассиэль. – Мы не знаем наверняка, жив ли таинственный ferus по сей день и были ли у него дети. Что-то подсказывает мне, что ответ на мой вопрос о жизни и смерти звучит как «Нет».

– Поскольку в случае «Да», мы бы давно его почувствовали, – вмешался в разговор Океан, устроившийся рядом с ним на странно удобной тахте: Кассиэлю всегда казалось, что эти плоские, в большинстве своем аляповатые диваны тверды и неуютны, хотя ему не раз приходилось на них восседать и убеждаться в обратном. Однако сугубо личные стереотипы рушить не хотелось.

– Не обязательно, – возразил Дей, грациозным движением отлепившись от письменного стола. – Он мог использовать очередное неизвестное нам заклинание или же сакру – что-то вроде «Выжженной Луны», – он взглянул поверх головы Кассиэля, – которой мог воспользоваться, к примеру, только увлеченный человеком ferus. – Александр, которому адресовался многозначительный взмах черных ресниц, на укол не отреагировал, и, несмотря на то что видеть его Кассиэль не мог, он был убежден, что внешних признаков недовольства также выказано не было.

– Значит, все же не я один обратил внимание на то, что собратец наш обезумел от человеческой женщины, а затем еще и… превратил ее в непонятно кого? – Ролан постукивал кончиками пальцев по ручке кресла.

– Не ты один. Я заметил, и я в это не верю, – ответил Океан. – Это как-то плохо укладывается в моей голове. От яда ferus не выживают. А тут девушка выжила, и с намеком на то, что стала неприкасаемой. Чуть ли не бессмертной.

– А ты, Александр, – Кассиэль обернулся к мужчине, остановившемуся у богато декорированных резных шкафов, у смежной с окнами стены, – в твоей голове такое хорошо укладывается?

Почему он задавал Александру неудобный для него вопрос, когда и без того знал ответ?

Хотел прекращения недомолвок. Пора называть вещи своим именами: «нуждаюсь, желаю, не выкинуть из головы», возможно даже «страдаю» (ну не дикость ли), а не «хочу понять, в чем ее особенность».

На Кассиэля перевели ничего не выражающий взгляд. Да, да, Александр, теперь всем известно, какие чувства ты питаешь к Нелли, так что начинай говорить начистоту. К тому же мы хотим знать, чего нам следует ожидать в будущем. Нас ты вряд ли покинешь, все-таки поколение мы более цивилизованное, но все же…

– Укладывается, – ответил Александр, так и не избавившись от замкнутого выражения лица.

Океан выдал что-то похожее на смешок – был удивлен или воздухом подавился, тогда как Дей не поленился добавить:

– Еще бы. Теперь ты можешь оправдать свою тягу к Нелли. Только, полагаю, на такой фееричный финал ты вряд ли рассчитывал.

Нехороший прищур Александра, направленный на Дея, комментариями не сопровождался, хотя вряд ли кто-то рассчитывал, что Александр начнет делиться переживаниями: не тот характер.

– Значит, если я все правильно понимаю, в любую женщину можно пустить наш яд, и она будет жить… даже не знаю… так же долго как мы? – Кассиэль решил сжалиться над другом – столько нежелательного внимания, да за неполную минуту. К тому же вопросы, что он задавал, действительно важны, их необходимо озвучить, тогда как Александру, единственно сведущему во всей этой неразберихе, дать им вразумительные объяснения: пока сам Кассиэль был захвачен, казалось, очередной шекспировской пьесой, Александр просматривал остальные два дневника, поэтому сейчас мог поведать собравшимся много чего интересного. Главное, чтоб не столь «интересного», как ядовитый поцелуй.

– Нет, – ответил Александр. – В том-то и дело, что не во всех.

Кассиэль рассчитывал на пояснения, поэтому не спускал с него вдохновляющий на продолжение взгляд.

Все такой же угрюмый, Александр прошагал к окну, вероятно, чтобы видеть лица каждого из присутствующих: по крайней мере, сам Кассиэль преследовал бы именно такие цели, выходя на всеобщее обозрение. И пускай хозяин дома по-прежнему держался в стороне, хотя бы шее Кассиэля стало легче.

– После истории с неизвестным нам ferus отцы наши… стали экспериментировать на женщинах, и…

– И этим их убивали, – закончил Дей за Александра, по всей видимости, не в силах выносить вечных пауз.

– Да, – кивнул Александр, – убивали.

– Кхм… – Кассиэль потер кончик носа: очевидно, вот он, ответ на его вопрос. Можно сказать, что он действительно поражался все больше и больше. – И многих они так?

– Многих. – Александр не стал вдаваться в подробности.

– Кажется, я понимаю… – задумчиво протянул Океан, переводя взгляд с одного ferus на другого, – они пожелали себя обезопасить.

– Хочешь сказать, искали причину, по которой женщина выжила, чтобы в дальнейшем ее устранить и не допустить повторения истории? – подхватил мысль Ролан.

– Да, почему нет? Только вот что бы они стали делать, окажись, что и на этих женщин наш яд не действует? – Океан перевел озадаченный взгляд на Александра. – И почему в таком случае отпустили ferus и его пассию вместо того, чтобы ее изучать?

– Ты думаешь, он позволил бы ставить опыты на своей женщине? – в голосе Ролана звучал явный скепсис.

– А ты думаешь, у него стали бы спрашивать позволения? Да и вообще, почему мы ничего не знаем об этом загадочном ferus? – Океан даже привстал. – О нем же нет абсолютно никаких сведений! Может, он и не существовал вовсе? Может, дневники, что мы просматривали – чья-то дурная фантазия!

– Существовал, – спокойно, но твердо проговорил Александр, интонацией своей не оставляя сомнений в правдивости данного утверждения. Он немного помолчал, словно собираясь с мыслями, а затем, очевидно решившись, продолжил:

– В тот вечер ferus оказались застигнуты врасплох: когда женщина пришла в себя, они пришли в смятение, что вовсе неудивительно, не так ли. Тем более учитывая наше непримиримое отношение к людям. В общем, они позволили им уйти. Однако позже, когда, выйдя из ступора, стали разбираться в случившемся, сделали для себя неутешительные выводы…

Барабанная дробь…

– …появилась опасность внедрения в наш вид человека.

– Да, Да, Да! – воскликнул Океан громогласно, вскидывая руки вверх. – Вот он, враг всея ferus – женщина!

– Прекрати паясничать, – раздраженно буркнул Кассиль и, в стремлении защитить лицо от опасного своей непредсказуемостью локтя, отстранился от чересчур взбудораженного соседа.

– Кровосмешение? – выгнул бровь Ролан, обращаясь к Александру.

– Да они расисты. – Океан взглянул на Кассиэля, а затем на образовавшееся между ними расстояние.

– Что-то вроде… – сказал Александр. – Понимаете, все мы в какой-то степени происходим от людей, – начал он очередной разъяснительный монолог. – Когда женщина-ferus – это легенда, тело человека становится желаннейшим инструментом для нашего зачатия, – с чем Кассиэль охотно согласился. – Только вот переспать с человеческой женщиной и оплодотворить ее – это одно: ДНК ferus в родившемся ребенке всегда будет доминировать, подавляя, а со временем и вовсе уничтожая ДНК человека. То есть на выходе мы получаем полноценного ferus. Здесь же человек вроде как сам становится полноправным членом сообщества ferus, не имея при этом от них ничего. Вот и представьте отношение отцов наших к данной ситуации.

– Отрицательное, – высказал и без того очевидное Дей, теперь стоя напротив Кассиэля, по другую сторону невысокого столика.

– Ты явно смягчил определение, – посмотрел на него Океан.

– В остальном же вы правы, – продолжал Александр. – Именно в попытках понять природу феномена ferus-яд-живой человек, отцы и начали свои эксперименты. И женщин было много.

– А положительных исходов? – Что-то Кассиэль сомневался в успешности операций.

Александр отрицательно качнул головой. Понятно.

– Ни одной. Потому и свернули свою антигуманную деятельность, решив замять эту историю, начиная с воскрешения женщины. Договорились обо всем молчать, всякое упоминание о неизвестном ferus уничтожили, а самого его оставили в покое.

– Да, мы помним: «Любовь творит чудеса», – съязвил Дей.

– Да и искать его было бесполезно, – словно не слыша посторонних реплик, продолжал Александр, – без нашего собственного желания нас не найти даже своим, вы знаете.

Действительно: грустно. Кассиэль прокашлялся:

– Так почему дневники находились в твоем доме? Как они сюда попали?

– Крус.

– Крус?

– Какой Крус?

– Отец Самаэля, – сделал всех чуточку умнее Ролан.

– При чем здесь отец Самаэля? – недоумевал Океан.

– Отец Самаэля был близким другом неизвестного ferus, – ответил Александр. – И даже после случившегося они продолжали общаться. Временами. Редкими.

– Мне надоело называть его «неизвестным ferus», – проворчал Кассиэль, внезапно раздражившись. – Как его звали? Неужели имя не упоминается ни в одном из дневников?

– Не упоминается.

Кассиэль недовольно выдохнул. Интересно, что бы случилось, напиши он его.

– Значит, неизвестный ferus, – Океан посмотрел на Кассиэля, – отдал свой дневник Крусу, чтобы тот его спрятал.

– Да, в наших архивах.

– Да-да… как он там пишет: «Возможно, счастье, что меня постигло, постигнет еще одного ferus… эти строки окажутся полезны для него…». Прямо про тебя писал. – Дей смотрел на Александра.

– Случай из ряда вон выходящий, – сухо продолжал Александр. – Ему не хотелось, чтобы настолько нетривиальное событие оказалось скрыто.

– Но, если я не ошибаюсь, неизвестный ferus не мог знать всего того, что ты нам только что рассказал, – заметил Ролан. – Все эти эксперименты. К этому моменту он с остальными ferus не общался. Тогда кто делал записи в дневниках? Крус?

– Да, – Александр подошел к ним ближе. – Крус был солидарен с другом в этом вопросе, поэтому описал все последующие события в отдельных журналах, планируя в дальнейшем спрятать их вместе с дневником.

– И где-то здесь должно прозвучать столь любимое всеми «но», – натянуто улыбнулся Кассиэль.

– Но об этом узнал мой отец, – не менял интонаций Александр. – Крус наведался к нему пару раз, что у отца вызвало подозрения: все-таки не любители мы ходить по гостям, пускай даже к «своим». А потому в следующее посещение Круса отец не выпускал его из поля зрения, благодаря чему смог заметить внезапный интерес гостя к хранилищу. С трудом, но после ухода Круса, отец все же отыскал то, что было им спрятано.

Ирония судьбы, не иначе: Илларион отдает приказ на уничтожение женщины с целью разлучения ее с ferus – Александр увлекается человеком. Расплата за грехи отцов? Кассиэль не склонен был верить во всякие там воздаяния, но сейчас лишь «кара небесная» и «что посеешь, то и пожнешь» приходили на ум.

– И что же Илларион? – поинтересовался Дей. – Теперь мы знаем, что ящик мог заколдовать только он.

– Илларион потребовал объяснений. Крус поделился с Илларионом своими мыслями, заявил, что тот совершает ошибку, скрывая от будущих поколений столь важную информацию, аргументировал свою точку зрения. И Илларион ее принял. Нашли этакий компромисс – спрятать дневники: вроде и важные сведения не утрачены, и добраться до них практически невозможно, – на одном дыхании выдал Ролан.

– Ты прав, Ролан, – одобрительно кивнул Александр. – Уж не знаю, насколько тяжело далось отцу принятое решение, но отсутствием дальновидности он не страдал.

– Что ж, очень мудро, – Ролан оперся локтями на колени. – Редчайшие сведения под замком засекреченного заклинания, и только лидер вправе решать что, зачем и когда.

– Лидер, который и сам ни о чем не в курсе, – не смог промолчать Кассиэль.

– Он мог забыть рассказать или не успеть, я не знаю. – Александр отвернулся и сделал пару шагов в направлении окна – невольная, единственно-позволенная себе слабость, сообщившая Кассиэлю об испытываемых Александром смешанных чувствах. – Возможно, он и не собирался ничего говорить. – Александр обернулся, снова бесчувственный и отстраненный, словно не он только что позволил пробиться гневу и раздражению сквозь маску холодной непроницаемости.

– Но как? Почему мы даже не подозревали о том, что тогда происходило? Не ловили обрывков фраз, не слышали, наверняка, не раз заводимых разговоров? А не знать о существовании неизвестного ferus – совсем фантастика! – удивлялся Океан.

– Во-первых, я сомневаюсь, что отец брал тебя с собой, когда отправлялся на редкие встречи с ferus, как в принципе никого из нас не брали. – Кассиэль хорошо помнил отлучки отца, что случались в далеком детстве. – Я, например, того же Иллариона практически не помню, видел от силы пару раз, и это – за все прошедшие века. Все мы знаем правила, – он задержал на Океане многозначительный взгляд. – А во-вторых, не забывай, где ты воспитывался с определенного возраста.

Доли секунд, и помрачневший Океан отвернулся.

– И что нам теперь делать? Как с этим жить? – спросил Океан у Александра, тогда как Кассиэля волновало другое: как с этим жить Александру?

– Как и прежде, – обогнув тахту, Александр оказался по левую руку Кассиэля. – На нашей жизни эти бумажки, – он кивнул на дневники, лежащие перед Кассиэлем на столике, – никак не отразятся.

– А как же с пониманием того, что на свете, возможно, существует еще одна кровная линия ferus? – Дей думал о своем. – Мы должны его найти.

– Как ты планируешь найти «дикого», если даже не чувствуешь его? Никогда не чувствовал? – подался вперед Океан. – Для начала приведи сюда существующих, а уже затем подумаем о мифическом.

– Завтра. Я попробую прочувствовать его завтра на ментальном уровне. – Александр, по всей видимости, успел многое для себя решить. – Если же не поможет, то Океан прав, мы не сможем его найти. – Он направился к выходу. – Это при условии, что ferus жив.

– Мы поможем тебе, – бросил ему вслед Ролан. – Завтра.

Кассиэль поддерживал затею: с их помощью дело пойдет быстрей.

Открывая дверь, Александр обернулся, кивнул:

– Хорошо, сделаем это вместе, – и покинул комнату.

***

– Александр!

Стоило увидеть выходящего в зал Александра, Нелли вскочила со ступенек и тут же поспешила к нему. Учитывая его тягу к внезапным исчезновениям, Нелли понимала, что единственный способ его не упустить – это поджидать едва ли не у самых дверей комнаты, в которой он давно как заперся вместе со своей чудной компанией. Она и поджидала: да, не у дверей – на жесткой лестнице в главном зале, однако замена пыльного паркета на, возможно, еще более пыльное железо самоуважения не прибавляло.

Как и ожидалось, Александр намеревался уйти – стремительными шагами он направлялся прямиком к входным дверям. Но услышав голос Нелли, замер, что Нелли даже оробела от неожиданно скорой реакции. Нелли подсобралась, мыслями вернулась к предстоящему разговору, когда в следующее мгновение Александр продолжил движение, даже не затруднив себя на нее посмотреть. Он дьявол!

– Александр! – крикнула Нелли громче и, не желая сдаваться, ускорила шаги. «Пожалуйста, не осложняй все еще больше».

Они находились в противоположных концах зала, поэтому в ее пользу такое рвение уйти не играло.

– Не время, – раздраженно бросили в ответ, достигая заветной цели.

А когда оно будет! Вот сейчас он потянется к дверной ручке…

Нелли сорвалась с места – о последствиях более думать не приходилось. Немедля подбежав к Александру, она захлопнула открываемую им дверь и, облокотившись о железную поверхность, встала лицом к мужчине.

– Сейчас, – с твердой решимостью проговорила Нелли, глазами впившись в напряженное лицо.

– Что? – ни то рыкнул, ни то гаркнул Александр, переводя на нее сердитый взгляд.

Нелли призвала на помощь всю имеющуюся в себе смелость.

– Это я спрашиваю: «Что?» Что это было?

– Ты о чем?

Даже оторопела. «Ты о чем?» И как на такое реагировать, что отвечать. Неужели он настолько жесток?

– О том, что произошло между нами, – заставила себя говорить.

– Все было прекрасно, а теперь дай мне пройти. – Просунув руку за спину Нелли, намереваясь схватиться за ручку двери, Александр едва уловимо прижался к ней мощным, энергичным телом.

Перед глазами поплыли нежелательные сцены, и Нелли обуяла злость: его пренебрежительное к ней отношение, ощущения, зарождавшиеся в теле от одного его присутствия рядом, замешательство от противоречивых и совсем неуместных сейчас эмоций и желаний – теперь сама в состоянии рычать, Нелли с силой оттолкнула от себя Александра. Ну, зачем? Зачем она вознамерилась с ним поговорить? Почему передумала? Какая же глупость с ее стороны. Убедила себя, что Александру нужна помощь, что с ним в действительности все не настолько однозначно и просто, как показалось изначально в тот памятный вечер, и она многого не знает.

В завершение неудавшегося дня, после того как Океан, не позволив ей уйти, отправил ее обратно в комнату, Нелли зашла в ванную (зубную щетку она могла приобрести когда и где угодно, а потому, собирая вещи, в ванную заглядывать не стала). Зашла и поразилась: небольшая комната оказалась полностью разгромлена. Побитые стены, разбитое зеркало, на полу – свалка из стекла, кафеля и гигиенических принадлежностей. Что бы там не делал Александр – это ненормально. С ним явно что-то происходило, и Нелли должна была знать, что именно.

Потому и предположила, что, возможно, ей все же следует переговорить с Александром и выяснить, что его беспокоит. О чем он думает и какими мыслями руководствуется, совершая тот или иной поступок. А если у него проблемы? Проблемы, которыми не в состоянии поделиться? Может, он уже жалеет о своем недостойном поведении и просто не решается к ней подойти?

Как наивно.

Ни в помощи, ни в поддержке Александр не нуждался. Перед ней – конченный эгоист, который продолжал думать только о себе. Даже сейчас, стоя перед ним, Нелли чувствовала, как ему не терпелось поскорее уйти отсюда и оказаться от нее подальше – о чем здесь можно говорить?

– Ты что же, тупо справлял нужду? – злостно процедила Нелли. – Или так ты развлекаешься: держишь женщин взаперти, а при удобном случае вытаскиваешь друга из штанов?

Александр молчал. Сейчас он дышал чаще и смотрел на нее набычившимся взглядом, но опровергать прозвучавшие обвинения, по всей видимости, не собирался.

«Ну, скажи же что-нибудь!»

Нелли не выдержала – влепила ему смачную пощечину, чем нанесла, скорее, больший вред своей руке, нежели каменному лицу Александра.

– Вот и вали отсюда! – в отчаянии выкрикнула Нелли, срываясь с места, дабы не видеть больше наглого лица. Но не прошло секунды, как оказалась прижатой к той же двери с одной единственной разницей: прижимал ее к двери Александр, который больно надавливая на плечи, придерживал ее строго перед собой.

Нелли затаила дыхание. Глаза напротив странно мерцали, черты сурового лица страдальчески исказились…

Скользнув руками по шее Нелли, он захватил в ладони ее лицо.

– Зачем ты делаешь это со мной? – надтреснуто прохрипел Александр, глядя на нее гипнотически-глубоким взглядом.

– Что делаю? – прошептала на автомате. Она не верила в реальность происходящего. Кто перед ней стоял: кем был этот мужчина, в глазах которого Нелли смогла разглядеть… незащищенность? Смятение? Искреннее недоумение?

Александр приблизился, и сейчас она видела каждую складочку напряженного лица.

– Заставляешь нуждаться в тебе, – во взгляде появилась жесткость. – Я не хочу нуждаться в тебе.

Казалось, еще немного, и бешеный стук собственного сердца помешает ей дышать. Хотя и сейчас она практически не дышала: страшась спугнуть Александра и разрушить волшебство момента, она старалась производить как можно меньше звуков. Даже моргала реже, дабы ненароком не отвлечь мужчину. Однако знать Нелли хотела: хотя бы для того, чтобы разобраться в непоследовательном поведении Александра. А потому, с зарождающейся тревогой, только и смогла что выдохнуть:

– Почему? – Она сама боялась услышать ответ на свой вопрос.

– Ты ломаешь меня, – процедили с упреком, резко изменившись в лице, – перекраиваешь, меняешь. С тобой я становлюсь другим, – сильнее сжав ладони, он вплотную приблизился к лицу Нелли, они дышали в унисон, – не таким, каким должен быть.

– Но я… я не хочу, чтобы ты страдал. – Кончиками пальцев она дотронулась до его щеки – в этот момент Нелли многое для себя поняла.

Александр горько усмехнулся и внезапно взволнованно прошептал.

– Не хочешь, но я буду, и без тебя мне станет только хуже.

Что?

Крепкое сжатие талии, молниеносность движений – и вот она смотрит на закрывающуюся дверь. Александр ушел.

Нелли резко выдохнула. Закрыла рот ладонью. В области сердца образовалась дыра – так сильно оно колотилось.

Такого не могло случиться, не могло. Она не могла полюбить этого мужчину, только не его.

Нелли прислонилась к стене, ей требовалась опора. Обхватила плечи руками.

Она не могла полюбить Александра, никак не могла… И все же знала правду. Знала! Что бы ни думала и в чем бы себя не убеждала, сердце ей не обмануть: Нелли любила его, любила так сильно, как только могла, и чувства, внезапно охватившие, безмерно ее пугали, поскольку Нелли понимала: полюбить Александра, это опасное, нечеловеческое создание было самым страшным, что когда-либо могло случиться с ней в ее и без того небезопасной жизни. Но это случилось, и от чувств своих спрятаться Нелли уже не могла, при всем желании и проявленных усилиях. И это Нелли также понимала.