Взгляд человека со шрамом был самоуверенным, лицо спокойным, даже несколько отрешенным. Одет он был в белый халат. Стоял среди других сотрудников и ничем не выделялся из толпы. Глядя на него, даже не заподозришь в этом интеллигентном человеке опасного преступника, владеющего техниками гипноза, НЛП, и бог знает чем еще. Он не слишком-то и скрывается, но поймать его не могут с августа — с того самого убийства в Киргизии, о котором рассказывал Андропов.
«Сотрудники Института кибернетики в городе Киеве в едином порыве вышли на митинг в поддержку политзаключенных, томящихся в застенках реакционных режимов. „Свободу Луису Корвалану! Свободу Леонарду Пелтиеру!“ — скандируют они. Наши ученые как один человек говорят „Нет!“ проискам мирового империализма и требуют немедленно освободить всех узников империализма и реакции», — торжественно прочел заготовленную речь диктор.
Репортаж закончился, я выключил телевизор, сел в кресло и уставился на темный экран. Надо доложить об этом человеке Андропову. Правильнее всего будет сделать это через генерала Рябенко, а то нехорошо прыгать через голову начальства. Но в то же время у меня имеются опасения, что расследование может потонуть в бюрократической волоките. А подозреваемого следует найти и задержать как можно скорее.
Я встал, вышел из домика охраны и отправился к Рябенко. Нашел его в оружейной комнате. Александр Яковлевич готовился к охоте — осматривал и смазывал свой старый, добрый «Зауэр».
— Что, Володя, тоже решил ружье проверить? — спросил он, аккуратно стирая ветошью излишки смазки.
— Это для вас охота, Александр Яковлевич, а для меня работа, — я не стал строить из себя заядлого охотника. Впрочем, Рябенко знал о моей нелюбви к стрельбе по живым мишеням. Точнее — о нелюбви к охоте настоящего Медведева, но здесь, к счастью, у нас с ним вкусы совпадали.
— Так и для меня работа, но поохотиться люблю, что уж скрывать, — генерал удовлетворенно хмыкнул, поставил ружье на стенд. Он протер руки влажным полотенцем и, внимательно посмотрев на меня, потребовал:
— Выкладывай, с чем пришел. Вижу же, есть чем поделиться.
— Помните портреты? Тот, который был нарисован художником после убийства Ибраимова? И тот, что нарисовал Капитонов Иван Васильевич?
Рябенко кивнул.
— Ну вот. Я только что видел этого человека по телевизору.
— Ты серьезно? — брови генерала взлетели вверх, сморщив лоб. — Вот так свободно, не скрываясь, вылез на камеру? Что за передача?
— Скорее, врезка между передачами. Митинг работников Киевского Института кибернетики. Стоял в белом халате среди ученых. Лицо обычное и слабо запоминающееся. Я бы не обратил внимания, но оператор задержал на нем камеру. Заметен и такой же шрам на брови. Это точно он!
— Рыжова кто у нас допрашивал? — поинтересовался генерал и сам же ответил на свой вопрос:
— Если не ошибаюсь, майор Шапошников и капитан Васильев… Ситуация сложная и я сейчас же поговорю с Андроповым. Нельзя пускать это дело на самотек. Тем более, такое ЧП, как покушение на Генсека. Сегодня не твоя смена, иди выспись, тебе завтра Леонида Ильича сопровождать на охоте.
— Есть выспаться, товарищ генерал! — с улыбкой сказал я, развернулся и вышел. Но улыбка была не слишком искренняя. Ведь меня по сути сейчас отодвинули в сторону.
Напоследок удалось уловить одну из мыслей Рябенко: «Снова лезет на рожон. Жалко будет терять такого специалиста. Но в охране ему, похоже, стало тесно. Перерос должность».
Я вернулся в домик охраны и, плюнув на все, завалился спать. Что бы не случилось, заниматься этим сегодня ночью будет Миша Солдатов.
Проснулся как от толчка, включил лампу, нащупал рукой будильник. Время половина четвертого утра. Вскочил, сделал несколько наклонов, отжался от пола, пять минут поприседал. На пробежку времени нет. Принять душ, побриться — еще десять минут. Сегодня оделся просто: армейская куртка цвета хаки, крепкие ботинки, на голову — шерстяная шапка с ушами. Без десяти четыре уже стоял у крыльца главного дома.
Только забрезжил рассвет. Было прохладно, небо затягивали тучи. Опять синоптики напутали с прогнозом! А ведь обещали ясную, солнечную погоду.
У машин уже сновали егеря, загружая ружья, боеприпасы, провизию. Старший егерь, Иваныч, деловито руководил сборами.
— Так, сейчас едем десять километров, на третий кордон, — распорядился он. — Дверцами не хлопать, передвигаться осторожно, не шуметь. Если кто закурит, уволю всех на хрен.
Леонид Ильич, выходя из дома, услышал последние слова старшего егеря. Он засмеялся.
— Слышали, что главный сказал? Всех уволит. Так что берегитесь! — и, продолжая смеяться, сел в УАЗик. Рядом с ним, на переднем сиденье, устроился Рябенко.
Я обратил внимание, что ни Андропова, ни Черненко на охоте не будет. Опять отказались под благовидным предлогом. Для них Леонид Ильич всегда делал исключение. Учитывая состояния здоровья Юрия Владимировича и Константина Устиновича, даже сама поездка в Завидово для них подвиг. Сейчас они уезжали следом за нами — возвращались в Москву. А вот Тихонов и сибиряки не упустили возможность поохотиться — кроме Заславской присутствовали все. Видимо, дело не только в охоте, просто хотели в непринужденной обстановке решить еще какие-то свои вопросы. Сразу видно, что они впервые едут охотиться с Леонидом Ильичом. На охоте Генсек отдыхал, принципиально игнорируя все вопросы, связанные с работой.
Я сел в автомобиль Брежнева, устроившись рядом с Генсеком на заднем левом сиденье. Вторым тронулся УАЗик с егерями. Гости загрузились в другие машины. Они ехали за нами, стараясь не отставать.
Лес просыпался. Когда на третьем кордоне смолкли звуки моторов, стал слышен пересвист невидимых в листве птах, на сосне застучал дятел, шустрые белки рыжими молниями скакали с ветки на ветку. Мелькнула и тут же пропала лисица, торопясь убраться с дороги.
Но цель охотников — кабаны, и сейчас же егеря ушли в лес, командовать солдатами, которых всегда брали в загонщики.
Мы с Леонидом Ильичом пешком направились к охотничьей вышке. Остальные охотники группами тоже двинулись в лес, но другими тропами. Под руководством егерей им предстояло разойтись по «номерам» — охотничьим позициям.
Брежнев шел бодро, перелезал через завалы деревьев и перепрыгивал ручьи. Он будто помолодел, в предвкушении старинной мужской забавы. Генсек глубоко дышал, набирая полную грудь воздуха. Я отметил, что внешне он выглядит гораздо лучше, чем еще пару недель назад. Показалось, что даже морщин меньше стало. На щеках Леонида Ильича играл здоровый румянец. Да и шагал он уверенной, пружинистой походкой сильного человека. Нам предстояло пройти до охотничьей вышки около трех километров, и ни разу за всю дорогу Брежнев не остановился отдохнуть.
На вышке нас уже ждал старший егерь Иваныч с термосом горячего чая. Леонид Ильич устроился на скамье, кивком поблагодарил егеря, взял у него кружку.
Брежнев молчал, но я слышал его мысли. Они были тревожные — не получалось пока у Генсека расслабиться и отдохнуть. Он размышлял: «Вроде бы все делается правильно, почему замедляются темпы роста экономики? Почему мы отстаем от американцев в Космосе? Где взять людей, которые могли бы продвинуть страну вперед? Соратники сдают на глазах, да и сам старею»… Беспокойство за семью тоже не отпускало его. Он думал и о жене, о ее сахарном диабете, переживал за здоровье недавно перенесшей ветрянку правнучки Галинки, дочери любимой внучки Витуси.
Затрещали ветки — сквозь густой подлесок ломилось в нашу сторону кабанье стадо. Первыми на поляну высыпали мелкие подсвинки, потом четыре самки и последним вышел кабан — огромный, матерый зверь.
Брежнев выстрелил. Удалось попасть с первого раза. Кабан рухнул, громко всхрапнув словно бы с обидой. Стадо с визгом бросилось врассыпную. В чаще леса послышались хлопки выстрелов. Наверняка будет добыча и у других.
Леонид Ильич по-детски обрадовался:
— Смотри, смотри! С первого выстрела — и наповал!
Он быстро спустился с вышки. Я еле успел догнать его на земле. За нами тихо двигался старший егерь с ружьем наперевес.
Мы уже были совсем близко, шагах в десяти от зверя. Я положил на землю свой карабин, из которого так и не сделал ни одного выстрела, и достал из ножен длинный охотничий нож. Вроде бы кабан еще дышит — придется добить.
Будучи Гуляевым, я никогда раньше не видел кабана так близко. В прошлой жизни к охоте интереса не было, да и друзей-охотников не завел. Вот «рыбаки» были, да. И я частенько на такие «рыбалки» выбирался. Жарили шашлыки, пили водку в чисто мужской компании. Жены, зная, как проходит наша «рыбная ловля», с нами не ездили. Я водку особо не пил, ездил скорее пообщаться, увидеться со старыми друзьями, которых с каждым годом становилось все меньше. Еще любил походы. Вот горы мне нравились! С рюкзаком за плечами — и карабкаешься вверх. Рискуешь сорваться в любой момент, но лезешь все выше и выше, выбирая куда поставить ногу, за что зацепиться рукой. Но вот охота… Не понимал удовольствия. А теперь смотрел на кабана и думал: это как же надо любить свинину, чтобы бегать по лесу ради вот такого?
Туша лежала неподвижной грудой, поросшей густой черной шерстью. До нее мне оставалось всего пара шагов, когда кабан вдруг поднялся на ноги. Я даже растерялся, не ожидал такого «воскрешения», не успев сориентироваться. Единственное — рефлекторно заслонил собой шедшего позади Леонида Ильича. А вот егерь среагировал мгновенно. Без промедления выстрелил два раза. Так и не успев сделать ни шага, кабан задрожал всем телом, ноги его подогнулись и он медленно завалился на бок.
Только тогда, на адреналине, подключилась память Медведева, неоднократно ранее сопровождавшего Генсека на охоте. Эх, моя ошибка, что сразу не подумал о таких рисках. Ведь этот монстр мог нас всех покалечить.
Я рванулся вперед и всадил нож зверю в горло. Лезвие вошло на всю длину. Кабан дернулся и задрыгал задними ногами. Какая живучая тварюга однако!
Наконец, он затих в луже крови. Я выдернул нож, оглянулся.
Леонид Ильич с улыбкой наблюдал за событиями. Он стоял на том же месте, в пяти шагах от нас. Я представил, что бы случилось, не будь рядом егеря. Меня прошиб холодный пот. Я вытер лоб рукой, машинально, не думая, что руки в крови.
— Ты, Володя, просто герой! — Леонид Ильич хмыкнул, оглядев меня с головы до ног.
Я подумал, что выгляжу как герой фильма ужасов.
— Налей ему сто грамм охотничьих, — распорядился Брежнев.
Егерь тут же достал фляжку и подал мне. Я отхлебнул. Горло обожгла настойка на травах, градусов пятьдесят, не меньше. Закашлялся с непривычки. Снова вытер лицо. На этот раз рукавом. Твою ж мать, рукав тоже в крови!
— Ну что, легче стало? — участливо спросил старший егерь. — Ты, Володя, лучше имей при себе пистолет для таких случаев. Хотя из него такую тушу не уложить, в некоторых местах даже шкуру не пробьешь…
Старший егерь отстегнул с пояса охотничий рог и протрубил.
— Все, отбой охоты. Забираем трофеи и едем в Завидово, — распорядился Леонид Ильич, когда на поляну к вышке стали подтягиваться егеря и другие охотники. — Но вначале посмотрим, кто что добыл.
Вскоре егеря разожгли костер. Охотники выложили вокруг него трофеи.
Отличились Аганбегян и Рябенко. Их добыча — два небольших подсвинка — была единственно стоящей. После кабана, которого подстрелил Брежнев, разумеется.
Бовин и Ершов вышли из леса с пустыми руками. При этом активно о чем-то спорили, размахивая руками.
— Я, к вашему сведению, не журналист, а доктор философских наук, — шумел Бовин. — И международник. Языки знаю на профессиональном уровне!
— Язык программирования не одно и то же с обычным человеческим языком, — парировал Ершов.
Гранберг пытался их урезонить, но его не слушали. Тогда он плюнул и, сорвав с дерева большой кленовый лист, воткнул его в дуло своего ружья.
— Что ж вы, Александр Григорьевич, совсем без добычи? — поинтересовался Леонид Ильич.
— Я пацифист, — Гранберг поправил очки и кивнул в сторону спорящих Ершова и Бовина. — Хотя этих двоих пристрелить хотелось, не скрою. Всю дичь распугали своими воплями.
— А надо было со мной идти, — хохотнул Аганбегян. — Был бы с мясом! Эх, шашлык будет знатный!
— Шашлык будет, но не с нашей добычи, — заметил Тихонов, скромно положив к костру зайца. — Мясо замариновать сначала нужно.
— Эээ, друг, ты не знаешь, что весь секрет вкусного шашлыка — это делать его сразу, из свежанины! — протянул с заметным акцентом Аганбегян. — Тогда никакого маринада не надо.
Королем охоты единогласно признали Леонида Ильича. Но Брежнев замахал руками:
— Нет, нет! Володя у нас сегодня король охоты! С голыми руками на зверя бросился. С одним ножом. И ведь добыл смотрите какого красавца!
Мне было не очень приятно такое слышать, похвала ведь незаслуженная. Да, я, конечно, красиво перемазался, добивая ножом кабана. Но более реальную помощь оказал все-таки егерь.
Генсек поставил ногу на тушу кабана, уперся прикладом ружья. Бовин тут же потерял интерес к спору и схватил фотоаппарат, до этого без дела болтавшийся у него на животе.
После фотографий Брежнева сделали групповое фото.
Егеря собрали добычу, Иваныч затушил костер. Назад шли бодро, со смехом. Вышли к машинам без приключений. Тушу кабана несли солдаты-загонщики, вчетвером.
— Килограммов под двести будет зверюга, — одобрительно хмыкнул старший егерь.
В Завидово приехали как раз к обеду.
Повара и разносчицы уже накрывали во дворе стол, но Леонид Ильич сначала приступил к разделке туши. Рядом с ним находился Солдатов, тут же присутствовал Рябенко. Я спокойно вернулся в домик охраны, вымылся, сменил одежду. И только сейчас почувствовал, как схлынул адреналин. В голове слегка шумело. Вдобавок, сказалось действие настойки Иваныча.
ГБистов учат пить так, чтобы сохраняли здравый рассудок. Я тоже пытался овладеть искусством пить не пьянея во время обучения в Минской школе КГБ. Но видимо у меня что-то напутано с генетикой — оставаться трезвым, влив в себя бутылку белой, так и не научился. Поэтому я старался спиртные напитки употреблять редко. Если уж приходилось, то следовал установленному для себя правилу: пятьдесят-сто граммов в начале застолья, и столько же в конце. Между этими двумя стопками налегал на закуску.
Но сегодня я слегка опьянел. Хотя и потянул ведь совсем немного. Видимо, настойка Иваныча была какой-то особенной, и травки для нее старший егерь выбирал волшебные.
Когда я вышел к накрытому на улице столу, меня заметил Рябенко и слегка махнул рукой, приглашая сесть рядом.
— Володя, ты как? — участливо поинтересовался генерал, зная, как действует на меня спиртное. — Переживешь охотничьи сто грамм?
— Куда я денусь с подводной лодки? — тяжко вздохнул я, подтягивая к себе тарелку жаркого.
Застолье шло своим чередом.
Аганбегян стоял у мангала, не доверяя поварам это «священнодействие», как он сам выразился. Остальные, в ожидании шашлыка, угощались знаменитой солянкой по-кремлевски, мясными и сырными нарезками, опустошали тарелки с помидорами, огурцами и зеленью. За столом было шумно и весело. Бовин, известный любитель выпить, произнес тост:
— Дорогой Леонид Ильич, я хочу поднять этот бокал за вас! Под вашим руководством Советский Союз уверенно лидирует на мировой арене! Разрядка международной напряженности целиком и полностью ваша заслуга. На эту тему в народе даже сочиняют анекдоты. Если позволите, я приведу мой любимый?
Брежнев после охоты пребывал в благодушном настроении. Он улыбнулся и махнул рукой:
— Говори уже, Саша, не томи людей.
Бовин прочистил горло и начал рассказывать анекдот — артистично, в лицах, буквально превращая простую историю в театральное действо:
— Приезжает наш Леонид Ильич к Джеральду Форду с официальным визитом. Форд хвалится, показывает разные достопримечательности и, в конце концов, заводит в Овальный кабинет. В кабинете к стене приделана небольшая панелька, на ней две кнопочки — белая и черная. Форд говорит Брежневу: «Вот посмотрите, Леонид Ильич, на эти две кнопочки. Если я нажму на белую, то на СССР упадет атомная бомба. А если я нажму на черную, то на СССР упадет водородная бомба». Леонид Ильич подумал… — тут Бовин сделал паузу, подогревая в слушателях интерес к финалу, — и говорит: «Во время войны в Чехии была знакомая пани. У нее в доме было два унитаза — один голубой, а другой розовый. Но когда в Прагу вошли советские танки, она обосралась прямо на лестнице».
Под дружный хохот Бовин закончил свое выступление тостом:
— Давайте выпьем за нашего дорогого Леонида Ильича, и за ту любовь, которую испытывают к вам, Леонид Ильич, люди доброй воли во всем мире!
— Хорошо лизнул, — тихо заметил генерал Рябенко.
Я ухмыльнулся. Но выпить пришлось вместе со всеми, иначе было бы неуважительно.
Брежнев с удовольствием посмеялся, анекдот ему понравился. Но следующий его вопрос застал меня врасплох:
— Володя, а какой твой любимый анекдот про меня?
Видимо, мне в голову стукнул хмель, ничем другим свои слова объяснить не могу.
— «Пошутили и хватит», — сказал Леонид Ильич, переклеивая брови под нос, — произнес я, пародируя Брежнева.
И тут же захотел прикусить язык, но было поздно — за столом повисла гнетущая тишина…