Тринадцатая Колония

Часть I: Сигнал

Глава 1: Эхо из бездны

Темнота лаборатории обволакивала Амину, словно вторая кожа. Только мягкое свечение голографических экранов нарушало мрак, отбрасывая призрачные блики на её лицо. Амина Хан любила работать в такой обстановке – когда ничто не отвлекало от данных, от математической поэзии космоса, записанной в цифровых потоках.

Она потёрла усталые глаза. Четвёртая бессонная ночь подряд. Но сон мог подождать. Особенно сейчас, когда в данных, полученных с автоматического зонда «Икар», что-то определённо не сходилось.

– Афродита, повтори анализ спектрографических данных из сектора P-7, – произнесла она в пустоту лаборатории.

– Повторяю анализ, доктор Хан, – ответил мягкий женский голос корабельного ИИ орбитальной станции «Гагарин». – Время обработки – две минуты семнадцать секунд.

Амина откинулась в кресле, прикрыв глаза. Станция «Гагарин» была домом для трёхсот учёных, инженеров и обслуживающего персонала, крупнейшим научным аванпостом человечества за пределами марсианской орбиты. Кольцевая структура вращалась, создавая искусственную гравитацию, тихо гудели реакторы, поддерживая жизнь в металлическом оазисе среди пустоты. Снаружи раскинулся величественный и пугающий космос – враждебная среда, которую человечество упрямо пыталось покорить.

– Анализ завершён, – сообщил ИИ. – Результаты соответствуют предыдущим данным с вероятностью 99,87%.

Амина подалась вперёд, всматриваясь в цифры и графики. На экране светились спектральные линии атмосферы Проксимы Центавра b – ближайшей к Солнцу экзопланеты земного типа. Зонд «Икар», запущенный десять лет назад, достиг системы Проксимы всего месяц назад и с тех пор исправно передавал данные.

– Выдели маркером кислородную линию и наложи временную шкалу за последние три недели.

Перед ней возник новый график. Амина нахмурилась, её пальцы быстро коснулись нескольких точек на голограмме, увеличивая отдельные участки.

– Сравни с моделью естественных флуктуаций.

– Сравнение завершено, – ответил ИИ через несколько секунд. – Обнаружены статистически значимые аномалии. Регулярность колебаний превышает вероятность природного происхождения.

Сердце Амины пропустило удар. Она ещё раз посмотрела на данные, пытаясь найти ошибку в своих рассуждениях, альтернативное объяснение, что угодно. Но всё указывало на один невероятный вывод.

– Афродита, – её голос слегка дрогнул, – проанализируй радиодиапазон на предмет искусственных сигналов. Полный спектр.

– Выполняю, доктор Хан. Время обработки – шесть минут сорок три секунды.

Амина поднялась и подошла к панорамному окну лаборатории. Отсюда открывался вид на бесконечную черноту космоса, усыпанную равнодушными звёздами. Где-то там, в 4,2 световых годах от Земли, вокруг тусклого красного карлика Проксима Центавра вращалась планета. Планета, на которой, возможно…

Она не позволила себе закончить мысль.

Индо-пакистанские черты Амины отражались в стекле – тёмные глаза, высокие скулы, коротко остриженные чёрные волосы. Тридцать девять лет, большую часть из которых она провела, изучая далёкие миры. Выросла в орбитальной колонии у Юпитера, никогда не ощущала под ногами настоящую землю до двадцати двух лет. Может, поэтому её так тянуло к звёздам – они всегда были ближе, чем голубая колыбель человечества.

– Доктор Хан, – голос Афродиты прервал её размышления, – обнаружен регулярный сигнал в диапазоне 1420 мегагерц с модуляцией, соответствующей искусственному происхождению.

Амина резко обернулась.

– Выведи на экран.

Перед ней появилась волновая диаграмма – повторяющийся паттерн, слишком правильный, чтобы быть природным явлением. Её взгляд метнулся к цифрам частоты – 1420 мегагерц, водородная линия. Универсальный маяк, который любая технологически развитая цивилизация использовала бы для связи. Частота, на которой водород излучает электромагнитные волны. Базовый элемент Вселенной.

– Выполни декодирование по стандартным протоколам.

Минуты ожидания растянулись в вечность. Амина кусала губы, всматриваясь в мерцающие цифры.

– Декодирование завершено, – произнёс ИИ. – Сигнал содержит структурированные данные. Обнаружены элементы, соответствующие стандартным протоколам связи Объединённых Планетарных Наций, но с существенными модификациями.

Амина замерла, не веря своим ушам.

– Повтори.

– Сигнал содержит элементы протоколов связи ОПН.

Земные протоколы. На планете, удалённой на четыре световых года от Солнечной системы. Это было невозможно.

Её пальцы лихорадочно забегали по голографической клавиатуре, вызывая новые данные, перепроверяя результаты.

– Афродита, активируй протокол «Конверт Пандоры». Уровень секретности – красный. Запрет на распространение информации за пределы этой лаборатории.

– Протокол активирован, доктор Хан. Данные изолированы.

Амина глубоко вдохнула, пытаясь успокоить бешено колотящееся сердце. Если её анализ верен, это величайшее открытие в истории человечества. Но также и самая тревожная загадка.

– Расширь поиск, – приказала она ИИ. – Полный спектральный анализ поверхности планеты в инфракрасном диапазоне. Ищи тепловые аномалии, геометрически правильные структуры, любые признаки искусственных объектов.

Работа продолжалась всю ночь. Амина не заметила, как прошло время, поглощённая анализом данных, построением моделей, проверкой и перепроверкой каждого вывода. Кофе давно остыл в забытой чашке, но она не чувствовала усталости – только лихорадочное возбуждение открытия.

К утру сомнений не осталось. На поверхности Проксимы Центавра b, которую в научных кругах уже негласно называли Авалоном, были обнаружены несомненные признаки человеческой деятельности. Регулярные тепловые структуры вдоль линии терминатора – границы между вечным днём и вечной ночью на планете, где одна сторона всегда обращена к звезде. Искусственные сооружения, видимые даже на снимках низкого разрешения. И главное – радиосигналы, несущие следы земных технологий.

Но как? Человечество никогда не отправляло колонизационных миссий к Проксиме. Первый межзвёздный зонд был запущен лишь десять лет назад. Даже с современными двигателями искривления пространства путешествие заняло бы месяцы.

Амина откинулась в кресле, массируя виски. Логичных объяснений было два, и оба казались фантастическими. Либо кто-то тайно колонизировал Проксиму десятилетия назад, либо… там обитала нечеловеческая цивилизация, каким-то образом получившая доступ к земным технологиям.

Она должна была рассказать об этом кому-то, кто поймёт значимость открытия. Профессор Ван Нгуен, её бывший научный руководитель и нынешний глава астробиологического отдела ОПН, был идеальным кандидатом.

– Афродита, установи защищённое соединение с профессором Ван Нгуеном. Приоритет – срочный.

– Устанавливаю соединение, доктор Хан.

Пока система устанавливала связь, Амина пыталась собраться с мыслями. Как объяснить необъяснимое? Как заставить кого-то поверить в то, во что она сама с трудом верила?

Экран мигнул, и перед ней появилось лицо пожилого азиата с проницательными глазами и аккуратной седой бородкой.

– Амина? – голос профессора звучал удивлённо. – Сейчас три часа ночи по земному времени. Что-то случилось?

– Профессор, – она сделала глубокий вдох, – мне нужно показать вам кое-что. Это… это меняет всё.

В следующие полчаса Амина методично изложила свои находки, передавая данные на терминал Нгуена. Она видела, как менялось его лицо – от недоверия к изумлению, затем к тревоге.

– Ты уверена в своих выводах? – спросил он, когда она закончила. – Это слишком… невероятно.

– Я перепроверила всё десятки раз, – ответила Амина. – Данные однозначны. На Проксиме Центавра b есть колония. И, судя по сигналам, она человеческая.

Нгуен долго молчал, просматривая графики и изображения.

– Если ты права, Амина, это открытие изменит ход истории, – наконец произнёс он. – Но прежде чем идти дальше, мы должны быть абсолютно уверены. Я хочу, чтобы ты собрала полное досье. Все данные, все анализы, все возможные объяснения – и альтернативные интерпретации. Никаких утечек информации. Через двадцать четыре часа я буду на «Гагарине» с комиссией ОПН.

– Вы верите мне? – тихо спросила Амина.

– Я верю в науку, – ответил Нгуен. – И в тебя. Но мы должны быть готовы к скептицизму со стороны остальных. То, что ты обнаружила… это потрясёт основы нашего представления о космосе и нашем месте в нём.

После завершения связи Амина вернулась к работе с новой энергией. Она методично систематизировала все данные, готовя презентацию, которая не оставила бы места для сомнений.

Профессор сдержал слово. Ровно через сутки он прибыл на станцию «Гагарин» в сопровождении трёх человек – представителей научного комитета ОПН. Встреча была назначена в главном конференц-зале станции, изолированном от остальных помещений дополнительными протоколами безопасности.

Амина нервно поправила форменный комбинезон, глядя на собравшихся за овальным столом людей. Кроме профессора Нгуена, здесь присутствовали: доктор Елена Соколова, ведущий эксперт по экзопланетологии; генерал Томас Харрис, представитель военного крыла ОПН; и доктор Джамал Абдулла, специалист по межзвёздным коммуникациям.

– Доктор Хан, – начал Нгуен, – прошу вас представить ваши находки комиссии.

Амина активировала голографический проектор. Над столом возникло трёхмерное изображение Проксимы Центавра b.

– Двадцать семь дней назад автоматический зонд «Икар» достиг системы Проксимы Центавра и начал передавать данные о планете земного типа, вращающейся вокруг красного карлика, – начала она. – Проксима Центавра b, неофициально именуемая Авалоном, имеет массу 1,3 земной, гравитацию 0,9g и атмосферу, содержащую 22% кислорода. Планета находится в приливном захвате, то есть всегда обращена одной стороной к своей звезде. Обитаемая зона расположена вдоль терминатора – границы между вечным днём и вечной ночью.

Она сделала паузу, наблюдая за реакцией присутствующих. Пока ничего необычного – всё это было известно научному сообществу ещё до запуска «Икара».

– При анализе данных, полученных с зонда, я обнаружила аномалии, которые невозможно объяснить природными процессами.

Амина перешла к следующей части презентации, выводя на экран спектральные анализы и тепловые карты.

– Во-первых, флуктуации кислорода в атмосфере имеют регулярный характер, что может указывать на искусственную регуляцию состава воздуха. Во-вторых, вдоль терминатора обнаружены тепловые аномалии геометрически правильной формы.

Она увеличила изображение, показывая структуры, слишком регулярные, чтобы быть природными.

– И наконец, – Амина сделала глубокий вдох, – зонд зафиксировал радиосигналы искусственного происхождения.

На экране появилась волновая диаграмма. В зале повисла тишина.

– Сигналы передаются на частоте 1420 мегагерц – водородной линии. Это частота, которую с высокой вероятностью использовала бы технологически развитая цивилизация для межзвёздной коммуникации.

– Это могут быть природные явления, ошибочно интерпретированные как искусственные, – заметила доктор Соколова, хмуря брови.

– Я рассмотрела эту возможность, – спокойно ответила Амина. – Но есть один аспект, который исключает природное происхождение.

Она вывела на экран результаты декодирования.

– Сигнал содержит элементы, соответствующие протоколам связи ОПН. Модифицированные, но узнаваемые.

В зале повисла потрясённая тишина. Генерал Харрис подался вперёд, его лицо напряглось.

– Вы утверждаете, что на Проксиме Центавра b существует колония, использующая земные технологии связи?

– Именно так, генерал.

– Это невозможно, – отрезал Харрис. – Человечество никогда не отправляло колонизационных миссий за пределы Солнечной системы. Даже с современными двигателями путешествие заняло бы месяцы. И такой проект невозможно было бы скрыть.

– Тем не менее, данные указывают именно на это, – твёрдо сказала Амина. – Если позволите, у меня есть три гипотезы, объясняющие этот феномен.

Она переключила изображение.

– Первая гипотеза: тайная колонизация. В прошлом веке существовали корпорации с ресурсами, сопоставимыми с государственными. «Прометей Энтерпрайзис», например, была известна своими амбициозными космическими проектами до Корпоративных войн 2107-2120 годов. Теоретически, они могли разработать экспериментальный двигатель и отправить тайную экспедицию, о которой мы никогда не узнали.

– Это противоречит всем международным протоколам, – возразил Харрис.

– В те времена регулирование было менее строгим, – заметил Нгуен. – И после Корпоративных войн многие архивы были уничтожены. Продолжайте, доктор Хан.

– Вторая гипотеза: инопланетное вмешательство. Возможно, на Проксиме существует нечеловеческая цивилизация, каким-то образом получившая доступ к земным технологиям или независимо разработавшая похожие протоколы связи.

– Статистическая вероятность такого совпадения ничтожно мала, – заметил доктор Абдулла, специалист по коммуникациям. – Но полностью исключить нельзя.

– И третья гипотеза, – продолжила Амина, – которая, признаюсь, самая фантастическая: временной парадокс. Теоретически, будущая экспедиция с Земли могла бы использовать ещё не изобретённую технологию для путешествия во времени.

– Это уже из области научной фантастики, – сухо заметила Соколова.

– Согласна, – кивнула Амина. – Именно поэтому я считаю первую гипотезу наиболее вероятной.

Генерал Харрис поднялся, его лицо стало жёстким.

– Если ваши данные верны, доктор Хан, это вопрос национальной – нет, планетарной безопасности. Неизвестная колония, обладающая технологиями для межзвёздных перелётов, представляет потенциальную угрозу для Земли.

– Или исторический шанс для сотрудничества, – возразил Нгуен. – Прежде чем делать выводы, нам нужно больше информации.

– В любом случае, – вмешалась Соколова, – эти данные требуют тщательной проверки независимыми экспертами. Ошибка может привести к масштабным геополитическим последствиям.

– Предлагаю следующее, – сказал Нгуен, обводя взглядом присутствующих. – Мы формируем закрытую исследовательскую группу для анализа данных с «Икара». Если независимые эксперты подтвердят находки доктора Хан, мы выносим вопрос на обсуждение Совета Безопасности ОПН для принятия решения о дальнейших действиях.

– Согласен, – кивнул Харрис. – Но с одним условием: полная секретность. Утечка такой информации может вызвать панику или, что ещё хуже, спровоцировать одностороннюю реакцию отдельных государств или корпораций.

– Принято, – подтвердил Нгуен. – Доктор Хан, вы продолжите работу над этим проектом как ведущий специалист. Доктора Соколова и Абдулла присоединятся к вам на станции «Гагарин». Генерал Харрис обеспечит защиту информации и координацию с военным крылом ОПН.

Амина кивнула, чувствуя, как сжимается желудок от волнения. Она знала, что её жизнь никогда не будет прежней после этого открытия.

– Если подтвердится существование колонии на Проксиме, потребуется экспедиция, – сказала она. – Мы должны узнать, кто они и как оказались там.

– Один шаг за раз, доктор Хан, – мягко сказал Нгуен. – Сначала подтвердим факты. Решение об экспедиции – это уже следующий этап.

Следующие две недели превратились для Амины в бесконечный марафон анализов, расчётов и дискуссий. Станция «Гагарин» стала центром секретного проекта, получившего кодовое название «Персефона». Дополнительные специалисты, прибывшие с Земли, работали круглосуточно, перепроверяя каждую деталь.

Данные с «Икара» продолжали поступать, и каждый новый пакет информации укреплял первоначальные выводы Амины. На терминаторе Авалона определённо существовала колония. Инфракрасные снимки выявили семь крупных поселений, соединённых транспортной сетью. Спектральный анализ атмосферы указывал на искусственное регулирование газового состава. А радиосигналы становились всё более отчётливыми по мере того, как «Икар» корректировал свою орбиту.

Напряжение нарастало. Доктор Соколова, поначалу настроенная скептически, после недели анализов признала обоснованность выводов Амины. Доктор Абдулла углубился в изучение сигналов, пытаясь декодировать их содержание.

В конце второй недели Нгуен созвал экстренное совещание. Помимо первоначальной группы, к ним присоединились несколько высокопоставленных чиновников ОПН, подключившихся через защищённый канал связи.

– Коллеги, – начал Нгуен, – независимая экспертиза подтвердила выводы доктора Хан. На Проксиме Центавра b существует колония, использующая технологии земного происхождения. Совет Безопасности ОПН принял решение о формировании экспедиции для установления контакта.

Амина почувствовала, как по спине пробежал холодок. Это действительно происходит.

– Корабль «Персефона» уже находится на завершающей стадии подготовки, – продолжил Нгуен. – Это новейший исследовательский корабль с двигателем Алькубьерре-Сяо, способный достичь Проксимы за восемь месяцев. Экипаж будет состоять из лучших специалистов в своих областях.

Он повернулся к Амине.

– Доктор Хан, учитывая ваш вклад в это открытие, вам предлагается должность главного астробиолога миссии. Ваш опыт и интуиция будут бесценны для экспедиции.

Амина ощутила, как её сердце забилось чаще. Возможность стать частью первого контакта с человеческой колонией за пределами Солнечной системы… Это было за гранью её самых смелых мечтаний.

– Я согласна, профессор, – ответила она, стараясь, чтобы голос звучал ровно. – Когда начинается подготовка?

– Немедленно, – сказал Нгуен. – Вылет запланирован через сорок дней. Капитаном «Персефоны» назначен Лоренцо Васкес, ветеран Марсианского конфликта. Остальной экипаж формируется.

– Сорок дней – это очень сжатые сроки, – заметила Соколова.

– Время имеет решающее значение, – ответил один из чиновников ОПН, чьё лицо было видно на экране. – Мы не единственные, кто мог обнаружить сигналы. Если информация просочится, начнётся геополитическая гонка за контроль над колонией и её технологиями.

Амина понимала логику этого решения, хотя спешка вызывала у неё тревогу. Экспедиция такого масштаба обычно готовилась годами, а не неделями.

– Доктор Хан, вам будет предоставлен полный доступ к архивам «Прометей Энтерпрайзис» и всем данным о потенциальных тайных миссиях прошлого века, – сказал Нгуен. – Возможно, вы найдёте ключ к загадке происхождения колонии.

– Спасибо, профессор. Я приступаю немедленно.

После совещания Амина вернулась в свою лабораторию, переполненная эмоциями. Она стояла у панорамного окна, глядя на звёзды, среди которых где-то была Проксима Центавра – тусклая красная точка, невидимая невооружённым глазом с такого расстояния.

Как люди оказались там? Кто они? Что произошло с ними за десятилетия изоляции? И главное – почему они никогда не пытались связаться с Землёй?

Амина чувствовала, что стоит на пороге открытия, которое изменит человечество навсегда. Страх смешивался с восторгом, тревога с предвкушением. Через восемь месяцев она окажется на орбите Авалона, лицом к лицу с величайшей загадкой космической эры.

Но что-то подсказывало ей, что ответы, которые они найдут там, могут оказаться совсем не теми, что они ожидают.

Архивы «Прометей Энтерпрайзис» оказались лабиринтом полуразрушенных данных, фрагментированных отчётов и засекреченных документов. Корпоративные войны начала 22-го века уничтожили большую часть информации, а то, что осталось, было запутано намеренно или случайно.

Амина проводила часы, погружённая в этот цифровой археологический раскоп, пытаясь найти связи между разрозненными фактами. Параллельно шла подготовка к экспедиции – бесконечные брифинги, медицинские тесты, тренировки в условиях невесомости и симуляции различных сценариев первого контакта.

Экипаж «Персефоны» постепенно собирался на станции «Гагарин». Амина встретила капитана Васкеса – сурового, но харизматичного командира с репутацией нестандартного мыслителя. Кай Левин, гений в области искусственного интеллекта, создатель нейросети «Афина», которая должна была управлять системами корабля, казался замкнутым и нелюдимым. Дмитрий Волков, дипломат и лингвист, напротив, излучал обаяние и дружелюбие, хотя что-то в его глазах заставляло Амину сохранять дистанцию.

И был ещё Сантьяго Рейес – официально специалист по безопасности миссии. Высокий, атлетически сложенный мужчина с внимательным взглядом, который, казалось, замечал всё вокруг. С первой встречи Амина почувствовала исходящую от него угрозу, хотя не могла объяснить почему.

За неделю до запланированного старта Амина обнаружила в архивах «Прометея» фрагмент документа, который заставил её похолодеть. Отчёт об экспериментальном двигателе, разработанном в 2099 году – за два года до предполагаемой даты исчезновения экспедиции. Технические характеристики были в основном зашифрованы, но одна фраза выделялась: «Прототип MF-01 теоретически способен достичь 0,1c, что позволит совершить перелёт до Проксимы Центавра за 42 года».

Сорок два года вместо светового барьера в 4,2 года. Технология, на полвека опережающая свою эпоху.

И ещё одна деталь – список персонала, причастного к проекту. Среди них имя: Элеонора Чен, ведущий физик-теоретик.

Амина вздрогнула, когда за её спиной раздался голос:

– Нашли что-то интересное, доктор Хан?

Она обернулась и увидела Сантьяго Рейеса, бесшумно вошедшего в лабораторию. Его тёмные глаза изучали экран с данными.

– Мистер Рейес, – Амина постаралась скрыть раздражение, – чем обязана визиту?

– Простая проверка безопасности, – он улыбнулся, но улыбка не коснулась глаз. – Как продвигаются исследования архивов?

– Медленно, – уклончиво ответила она. – Слишком много повреждённых данных.

Рейес подошёл ближе, всматриваясь в экран.

– Элеонора Чен, – прочитал он. – Интересное совпадение.

– Совпадение? – насторожилась Амина.

– В последнем декодированном сигнале с Авалона упоминается имя лидера колонии, – сказал Рейес. – Элеонора Чен, глава правительства Авалона. Вы не знали?

Амина почувствовала, как по спине пробежал холодок. Нет, она не знала. Почему Абдулла не сообщил ей об этом критически важном факте?

– Официально – нет, не знала, – ответила она, внимательно наблюдая за реакцией Рейеса.

– Официально, – он выделил это слово. – Занятный выбор формулировки, доктор Хан.

Их взгляды встретились, и на мгновение Амине показалось, что она видит противника насквозь – холодный расчёт, настороженность, готовность к действию.

– Служба безопасности ценит вашу работу, доктор Хан, – продолжил Рейес. – Но в интересах миссии я рекомендую вам делиться всеми находками с командой. Мы все на одной стороне, не так ли?

– Разумеется, – ответила Амина. – Как только у меня будут подтверждённые данные, а не просто догадки, я немедленно проинформирую команду.

Рейес кивнул, удовлетворённый ответом – или сделавший вид, что удовлетворён.

– Тогда не буду мешать вашей работе. До скорой встречи, доктор.

Когда он ушёл, Амина несколько минут сидела неподвижно, пытаясь упорядочить мысли. Совпадение было слишком идеальным, чтобы быть случайным. Элеонора Чен, физик, работавшая над экспериментальным двигателем, и Элеонора Чен, лидер колонии Авалон. Это подтверждало гипотезу о тайной миссии «Прометея».

Но тревожили другие вопросы. Почему Рейес знал о декодированном сигнале раньше неё? Кому на самом деле подчиняется этот человек? И можно ли доверять кому-либо в экспедиции, цели которой могут оказаться совсем не теми, что объявлены официально?

Амина приняла решение. Она скопировала найденные данные на персональный защищённый носитель и спрятала его в тайнике, о котором знала только она. Информация была её страховкой – и, возможно, единственной защитой в путешествии, которое становилось всё более опасным ещё до своего начала.

День запуска наступил неожиданно быстро. Станция «Гагарин» гудела от активности, десятки специалистов завершали последние приготовления. «Персефона» – огромный, длиной 198 метров корабль, оснащённый новейшим двигателем Алькубьерре-Сяо для искривления пространства – величественно висел в стыковочном доке, готовый отправиться к звёздам.

Амина стояла в своей каюте, глядя на небольшой чемодан с личными вещами. Восемь месяцев туда, неопределённое время на орбите Авалона, восемь месяцев обратно – если всё пойдёт по плану. Больше года жизни, посвящённые разгадке тайны, которая не давала ей покоя с того момента, как она обнаружила первые аномалии в данных «Икара».

Голос корабельного ИИ прервал её размышления:

– Доктор Хан, капитан Васкес запрашивает присутствие всех ключевых членов экипажа на мостике для предстартового инструктажа. Время прибытия – пятнадцать минут.

– Спасибо, Афина, – ответила Амина. – Передай, что я буду.

Она в последний раз проверила содержимое потайного кармана в комбинезоне, где хранился защищённый носитель с данными. Затем глубоко вдохнула, готовясь к прыжку в неизвестность, который изменит не только её жизнь, но и, возможно, судьбу всего человечества.

Мостик «Персефоны» поражал футуристическим дизайном – панорамные экраны, заменяющие обычные иллюминаторы, голографические проекции данных, парящие в воздухе, и центральное командное кресло, от которого расходились лучами рабочие станции.

Капитан Васкес стоял в центре, высокий, с военной выправкой и проницательным взглядом. Рядом с ним собрались ключевые члены экипажа: Кай Левин, нервно перебиравший какое-то устройство в руках; Дмитрий Волков, спокойный и собранный; Сантьяго Рейес, внимательно наблюдающий за всеми; и несколько других специалистов, с которыми Амина ещё не успела близко познакомиться.

– Добро пожаловать на борт «Персефоны», – начал Васкес, когда все собрались. – Через два часа мы отправимся в путешествие, которое войдёт в историю человечества. Первая межзвёздная экспедиция к потенциально обитаемой планете. Первый контакт с колонией, о существовании которой мы даже не подозревали.

Он обвёл взглядом присутствующих.

– Каждый из вас был выбран как лучший специалист в своей области. Но более важно то, что все вы обладаете качествами, необходимыми для такой миссии: адаптивностью, выдержкой, способностью мыслить нестандартно.

Васкес сделал паузу.

– Официальная цель нашей миссии – установить контакт с колонией Авалон, выяснить её происхождение и оценить возможности для сотрудничества. Но я хочу быть предельно честным: мы не знаем, что ждёт нас там. Не знаем, как колонисты отреагируют на наше появление. Не знаем, какие технологии или знания они могли развить за десятилетия изоляции.

Амина заметила, как Рейес едва заметно напрягся при этих словах.

– Поэтому, – продолжил Васкес, – хотя у каждого из вас есть конкретные задачи и протоколы, я ожидаю инициативы и гибкости. В условиях четырёхлетней задержки связи с Землёй мы будем принимать решения самостоятельно, основываясь на обстоятельствах и нашей коллективной мудрости.

Он кивнул Левину.

– Кай, дай нам статус систем корабля.

Левин выступил вперёд, активируя голографическую проекцию «Персефоны».

– Все системы функционируют оптимально, – сказал он, выделяя различные секции корабля. – «Афина» полностью интегрирована и контролирует жизнеобеспечение, навигацию и энергораспределение. Двигатель Алькубьерре-Сяо прошёл финальную калибровку и готов к активации после выхода на запланированную траекторию. Биореактор, поддерживающий замкнутую экосистему, стабилен и обеспечит нас кислородом и базовыми питательными веществами на протяжении всего путешествия.

– Спасибо, Кай, – кивнул Васкес. – Дмитрий, как обстоят дела с коммуникационными протоколами?

Волков шагнул в центр круга.

– Мы подготовили комплексный пакет данных для первого контакта, – ответил он с лёгким акцентом. – Базовые математические последовательности, лингвистические ключи, культурная информация – всё, что может помочь установить общий язык. Хотя, если наши предположения верны и колония имеет земное происхождение, коммуникация не должна стать серьёзной проблемой, несмотря на возможную языковую эволюцию за период изоляции.

– Доктор Хан, – Васкес повернулся к Амине, – ваша оценка биологических аспектов?

Амина сделала шаг вперёд, чувствуя на себе взгляды всей команды.

– Авалон представляет уникальную экосистему, – начала она. – Планета находится в приливном захвате, что создаёт экстремальные температурные условия: вечное пекло на стороне, обращённой к звезде, и вечную мерзлоту на тёмной стороне. Обитаемая зона сосредоточена вдоль терминатора – узкой полосы между этими экстремумами.

Она активировала собственную голограмму, показывая карту планеты с выделенной зоной терминатора.

– Данные «Икара» указывают на наличие сложной экосистемы с формами жизни, удивительно похожими на земные, несмотря на совершенно иную эволюционную историю. Это одна из загадок, которую нам предстоит разгадать. Колонисты, вероятно, генетически адаптировались к местным условиям: повышенной радиации красного карлика, иному спектру света, возможно, к местным микроорганизмам.

– Насколько опасными могут быть эти организмы для нас? – спросил Рейес.

– Невозможно сказать наверняка без детальных исследований, – ответила Амина. – Теоретически, ксенобиологические формы жизни должны быть биохимически несовместимы с нашей физиологией, что минимизирует риск инфекций. Но если колонисты действительно адаптировались к местной экосистеме, мы можем столкнуться с неожиданными взаимодействиями. Поэтому все контакты будут проходить с соблюдением строгих протоколов биобезопасности.

Васкес кивнул.

– И наконец, мистер Рейес, протоколы безопасности.

Рейес выступил вперёд, его осанка выдавала военную подготовку.

– Наш приоритет – безопасность экипажа и корабля, – начал он. – Все контакты с колонией будут проходить поэтапно, с постоянной оценкой рисков. Первичная коммуникация – только с орбиты. Физический контакт – только после установления доверительных отношений и оценки намерений колонистов.

Он обвёл взглядом присутствующих.

– Напоминаю, что «Персефона» оснащена оборонительными системами последнего поколения. Мы не ищем конфронтации, но готовы защитить себя в случае необходимости.

Амина заметила, как Волков едва заметно нахмурился при этих словах.

– Наша миссия мирная, – подчеркнул Васкес, словно почувствовав напряжение. – Мы представляем всё человечество, и наши действия определят будущие отношения с Авалоном. Я ожидаю от каждого из вас высочайшего профессионализма и ответственности.

Он посмотрел на часы.

– Через час начнётся процедура отстыковки. Всем занять позиции согласно предстартовому протоколу. Доктор Хан, задержитесь на минуту.

Когда остальные покинули мостик, Васкес подошёл к Амине.

– Вы нашли что-то в архивах «Прометея», не так ли? – спросил он тихо. – Что-то, чем не поделились с остальными.

Амина напряглась.

– Почему вы так думаете, капитан?

– Потому что я тоже изучал эти архивы, – ответил Васкес. – И потому что вы слишком хороший учёный, чтобы упустить очевидные связи.

Он помолчал, затем добавил:

– Я не требую от вас нарушения конфиденциальности, если вам дали особые указания. Но хочу, чтобы вы знали: моя главная задача – безопасность этого корабля и его экипажа. Если у вас есть информация, которая может повлиять на это, я ожидаю, что вы придёте ко мне.

Амина изучала его лицо, пытаясь определить, можно ли ему доверять.

– Я нашла упоминание об экспериментальном двигателе, разработанном «Прометеем» в 2099 году, – наконец сказала она. – И имя Элеоноры Чен в списке разработчиков. Той самой Чен, которая сейчас возглавляет колонию Авалон.

Васкес кивнул, не выглядя удивлённым.

– Я подозревал что-то подобное. Это подтверждает гипотезу о тайной миссии. Вопрос в том, почему она была отправлена и почему колония никогда не пыталась связаться с Землёй.

– Возможно, они пытались, но сигнал слишком слаб для обнаружения на таком расстоянии, – предположила Амина. – Или… они намеренно скрывались.

– В любом случае, мы узнаем правду через восемь месяцев, – сказал Васкес. – Спасибо за откровенность, доктор Хан. Я ценю это.

Он повернулся, чтобы уйти, но Амина остановила его:

– Капитан, вы доверяете всем членам этой экспедиции?

Васкес помедлил, затем ответил:

– Я доверяю их профессионализму. Что касается личных или политических повесток… это мы ещё выясним. Будьте осторожны, доктор Хан. И помните: в космосе у нас есть только мы сами.

С этими словами он вышел, оставив Амину наедине с тревожными мыслями.

Отстыковка прошла идеально. «Персефона» медленно отдалилась от станции «Гагарин», её двигатели мягко светились в космической тьме. Амина наблюдала за этим из научной лаборатории, где она планировала провести большую часть путешествия.

– Доктор Хан, – голос «Афины» звучал почти по-человечески, – капитан приглашает всех ключевых членов экипажа на мостик для наблюдения за активацией основного двигателя.

– Спасибо, Афина. Передай, что я буду через минуту.

Когда Амина прибыла на мостик, остальные уже собрались. Корабль покинул орбиту Луны и направлялся к расчётной точке активации двигателя Алькубьерре-Сяо.

– Господа, – сказал Васкес, стоя в центре мостика, – через пять минут мы станем первыми людьми, покинувшими Солнечную систему на управляемом корабле. Точка невозврата – тот момент, когда обычные двигатели уже не смогут вернуть нас на Землю без активации двигателя искривления.

Кай Левин нервно проверял данные на своём терминале.

– Двигатель стабилен, – сообщил он. – Все параметры в норме. Искривление пространства-времени начнётся через четыре минуты тридцать секунд.

Амина смотрела на экраны, где Солнце уже казалось просто яркой звездой. Ощущение было сюрреалистическим – они действительно покидали единственный дом, который когда-либо знало человечество, направляясь к другой звезде.

– Три минуты до активации, – объявила «Афина». – Всем членам экипажа занять безопасные позиции и активировать фиксаторы.

Амина села в одно из кресел, активируя магнитные замки, удерживающие её на месте. Хотя теоретически двигатель Алькубьерре-Сяо создавал локальный пузырь искривлённого пространства, защищающий корабль от релятивистских эффектов, никто не знал наверняка, как это будет ощущаться.

– Две минуты до активации.

Васкес обратился к экипажу:

– Когда двигатель активируется, мы будем изолированы от остальной Вселенной. Никакой связи с Землёй до выхода из режима искривления через восемь месяцев. Мы будем полагаться только на себя и друг на друга.

– Одна минута до активации.

Амина закрыла глаза, вспоминая долгий путь, который привёл её сюда. От девочки, выросшей в тесной колонии у Юпитера, до ведущего астробиолога первой межзвёздной экспедиции человечества. Она представила Авалон – планету с красным солнцем и загадочной колонией на линии терминатора. Что они найдут там? Потомков земных колонистов? Развитую цивилизацию? Или что-то, чего они даже не могли представить?

– Тридцать секунд до активации.

Сердце Амины колотилось. Этот момент изменит всё.

– Пятнадцать секунд.

Она открыла глаза и увидела напряжённые лица товарищей. Все они, независимо от своих скрытых мотивов, сейчас объединились в этом историческом моменте.

– Десять… девять… восемь…

Васкес смотрел прямо перед собой, его лицо было непроницаемым.

– Семь… шесть… пять…

Кай нервно постукивал пальцами по подлокотнику.

– Четыре… три… два…

Амина сделала глубокий вдох.

– Один. Активация.

На мгновение ничего не произошло. Затем реальность словно изогнулась. Амина не могла описать это ощущение – не физическое движение, а скорее искажение самого восприятия. Звёзды на экранах размылись, затем исчезли, сменившись странным серебристым туманом.

– Двигатель Алькубьерре-Сяо активирован, – объявила «Афина». – Пузырь искривления стабилен. Расчётное время прибытия к Проксиме Центавра – двести сорок два дня.

– Статус экипажа? – спросил Васкес.

– Все жизненные показатели в норме, – ответил бортовой врач. – Никаких отрицательных эффектов от перехода не зафиксировано.

Васкес кивнул.

– Господа, – сказал он, отстёгивая фиксаторы и поднимаясь, – мы официально в пути к звёздам. Добро пожаловать в межзвёздную эру человечества.

Амина смотрела на серебристый туман за пределами корабля – визуальное представление искривлённого пространства-времени. Они сделали это. Человечество преодолело ещё один рубеж.

Но глубоко внутри она знала, что настоящие испытания только начинаются. Впереди был Авалон и его загадки. Тайны, которые могли изменить не только будущее человечества, но и понимание его прошлого.

И среди этих тайн, возможно, ответ на вопрос, который беспокоил её с момента обнаружения сигналов: кто на самом деле создал колонию Авалон, и почему её существование скрывалось от человечества так долго?

Глава 2: Сборы

Капитан Лоренцо Васкес смотрел на уведомление о назначении уже третий раз за последний час, будто пытаясь найти в нём скрытый смысл. Голографический документ парил над столом, официальная печать Объединённых Планетарных Наций пульсировала мягким голубым светом.

«Настоящим Объединённые Планетарные Нации уполномочивают капитана Лоренцо Алехандро Васкеса принять командование исследовательским кораблём «Персефона» для выполнения миссии стратегической важности…»

Он провёл рукой по коротко стриженным седеющим волосам. В пятьдесят один год большинство офицеров его поколения уже занимали административные должности на Земле или, в лучшем случае, командовали орбитальными станциями. Межзвёздная экспедиция – это задание для молодых, амбициозных капитанов. Так почему выбрали его?

Васкес поднялся с кресла и подошёл к панорамному окну своей квартиры в Буэнос-Айресе. Внизу раскинулся город – смесь футуристических небоскрёбов и колониальной архитектуры, сохранившейся несмотря на экологические катастрофы прошлого века. Прибрежные районы были защищены массивными дамбами от поднявшегося уровня моря. Кварталы бедноты тянулись к горизонту, где смог размывал линию между землёй и небом.

На столе просигналил коммуникатор. Васкес активировал устройство, и перед ним появилось лицо адмирала Чжао, его непосредственного начальника в космическом флоте ОПН.

– Лоренцо, ты получил назначение?

– Получил, сэр, – Васкес выпрямился, по привычке принимая военную стойку, даже в собственной квартире. – Я польщён доверием, но должен спросить: почему я?

Адмирал Чжао, пожилой китаец с проницательным взглядом и шрамом через всю левую щеку – наследие Марсианского конфликта – усмехнулся.

– Потому что ты лучший для этой работы, Лоренцо. Нам нужен капитан с опытом нестандартных ситуаций. Кто-то, кто умеет принимать трудные решения вдали от командования.

– Кто-то с подмоченной репутацией, которого не жалко отправить на потенциально самоубийственную миссию? – Васкес не удержался от сарказма.

– Не драматизируй. «Персефона» – самый передовой корабль, когда-либо построенный человечеством. Двигатель Алькубьерре-Сяо прошёл все испытания. Риск минимален.

– Дело не в риске, адмирал. А в том, что эта миссия слишком поспешно организована. Восемь месяцев до Проксимы, плюс восемь обратно, и это без учёта времени на орбите. Почти два года изоляции. Для такой миссии требуется годы подготовки, а не недели.

Лицо Чжао стало серьёзным.

– Ты знаешь, почему мы торопимся. Сигналы с Авалона. Человеческая колония, о которой мы ничего не знали. Это меняет всё, Лоренцо. И не только для науки.

– Для геополитики, – кивнул Васкес. – Кто первым доберётся до Авалона, тот получит доступ к их технологиям.

– Именно. Земной Альянс и Европейский Консорциум наверняка уже планируют собственные миссии. Мы должны быть первыми. Как нейтральная сторона.

– ОПН никогда не была по-настоящему нейтральной, адмирал, – заметил Васкес. – У всех есть свои интересы.

Чжао вздохнул.

– И поэтому нам нужен ты, Лоренцо. Ты никогда не был политическим игроком. Ты делаешь то, что считаешь правильным, даже если это противоречит приказам. Как на Фобосе.

Васкес напрягся. Фобос. Самая тёмная и одновременно самая яркая страница его карьеры.

– Я делал свою работу, – сухо ответил он.

– И спас четыре тысячи гражданских, нарушив прямой приказ. Я до сих пор считаю, что ты заслужил медаль, а не трибунал.

– История рассудила иначе.

– История ещё не закончена, Лоренцо. Эта миссия – твой шанс изменить её ход. Для себя и для человечества.

Васкес помолчал, затем кивнул.

– Когда я получу досье на экипаж?

– Уже отправлено. Полный состав, личные дела, психологические профили. Ознакомься внимательно. Некоторые из твоих людей… скажем так, имеют сложное прошлое.

– Как и я сам.

– Именно. Ты поймёшь их мотивацию лучше, чем кто-либо. Сбор на станции «Гагарин» через три дня. Удачи, капитан Васкес.

– Спасибо, адмирал.

Когда изображение Чжао исчезло, Васкес активировал защищённый канал доступа к файлам экипажа. Голографический экран заполнился личными делами – двадцать шесть человек основного состава. Но его внимание привлекли пять ключевых позиций, помеченных красным.

Доктор Амина Хан, главный астробиолог. 39 лет.

Васкес открыл её досье. Уроженка юпитерианских колоний, никогда не жила на Земле до поступления в университет. Блестящая карьера, множество научных публикаций… и тёмное пятно: участие в проекте терраформирования Марса, закончившемся экологической катастрофой. Интересно. Она была одной из немногих учёных, выступивших против продолжения проекта после первых признаков нестабильности. Её проигнорировали. Васкес понимал, каково это – быть правым, но не услышанным.

Кай Левин, специалист по искусственному интеллекту. 35 лет.

Вундеркинд, создатель нейросети «Афина», которая будет управлять системами «Персефоны». Социально неадаптивный, предпочитает работать в изоляции. Был под следствием за предполагаемое создание самосознающего ИИ, но обвинения были сняты за недостатком доказательств. После кризиса искусственного интеллекта 2180-х годов это серьёзное обвинение. Почему его допустили к такой важной миссии?

Дмитрий Волков, дипломат и лингвист. 42 года.

Досье Волкова было неожиданно скудным. Обучался в Московском дипломатическом корпусе, работал в различных миссиях ОПН по всей Солнечной системе. Специализация на кризисной дипломатии и первых контактах с изолированными колониями. Говорит на двенадцати языках. Но чего-то явно не хватало. Слишком гладкая биография, без единого пятнышка.

Сантьяго Рейес, специалист по безопасности. 45 лет.

А вот это было интересно. Официально Рейес был специалистом по безопасности с опытом работы в частных корпорациях и миссиях ОПН. Но между строк Васкес читал другую историю. Слишком много засекреченных операций. Слишком много «специальных заданий». Рейес был оперативником разведки, замаскированным под офицера безопасности. Вопрос – чью разведку он представлял?

И наконец, сам Лоренцо Васкес, капитан. 51 год.

Его собственное досье было открыто для всех членов экипажа. Васкес усмехнулся, просматривая его. Блестящее начало карьеры, быстрое продвижение по службе, затем Марсианский конфликт, инцидент на Фобосе, трибунал, понижение в звании, медленное восстановление репутации… и теперь это назначение, которое могло либо окончательно реабилитировать его, либо поставить точку в карьере.

Но была одна деталь, которая отсутствовала в официальном досье. Деталь, которую знали только личный врач Васкеса и адмирал Чжао.

Капитан потёр левую руку, ощущая под кожей едва заметное онемение – первый симптом нейродегенеративного заболевания, диагностированного шесть месяцев назад. Болезнь Такаши, редкое последствие длительного пребывания в условиях измененной гравитации. Прогрессирующая, неизлечимая. Через три-четыре года он будет прикован к инвалидному креслу. Через пять-шесть – полностью парализован.

Может, поэтому он и согласился на эту миссию. Последний шанс сделать что-то значимое, прежде чем болезнь заберёт всё.

Орбитальная станция «Гагарин» впечатляла даже таких космических волков, как Васкес. Гигантское кольцо диаметром в полтора километра медленно вращалось вокруг своей оси, создавая искусственную гравитацию в жилых секторах. В центре кольца, в зоне невесомости, располагались научные лаборатории и стыковочные узлы для кораблей.

Шаттл Васкеса приближался к станции, и капитан наблюдал за ней через иллюминатор. Сколько раз он бывал здесь? Десятки? И каждый раз ощущал трепет перед этим величественным сооружением – символом человеческих амбиций и инженерного гения.

Но сегодня его взгляд был прикован к другому объекту. В одном из стыковочных доков висел корабль, сверкающий в лучах далёкого Солнца. «Персефона» – 198 метров отполированного металла и композитных материалов, самый передовой межзвёздный корабль в истории человечества.

– Впечатляет, не правда ли? – раздался голос пилота шаттла. – Говорят, она может достигать десяти процентов скорости света в режиме искривления.

– Если верить спецификациям, – ответил Васкес, не отрывая взгляда от корабля. – Хотя никто ещё не тестировал двигатель Алькубьерре-Сяо на таких дистанциях.

– Что ж, вам выпала честь быть первыми, капитан.

– Или несчастье, – пробормотал Васкес себе под нос.

Шаттл мягко пристыковался к станции, и Васкес, подхватив свою компактную сумку, направился к шлюзу. Его встречал лично командующий станцией, адмирал Сунг.

– Капитан Васкес, добро пожаловать на «Гагарин», – Сунг, невысокий кореец с военной выправкой, крепко пожал ему руку. – Ваш экипаж почти в полном составе. Не терпится начать работу с легендой.

– Хватит этого, Джин, – поморщился Васкес. – Я не легенда, а старый солдат с сомнительной репутацией.

Сунг усмехнулся.

– Всё зависит от того, кого спросить. Для многих из нас Фобос был актом героизма, а не неподчинения.

– Расскажи это трибуналу, – Васкес перевёл разговор. – Где разместили моих людей?

– Ключевой персонал – в секторе А, остальные – в B и C. У тебя личные апартаменты в командном модуле. Хочешь отдохнуть с дороги или сразу к работе?

– Когда у меня была возможность отдыхать? – Васкес слабо улыбнулся. – Проводи меня к ним. Хочу лично познакомиться с каждым.

Станция гудела от активности. Техники, учёные, военные – все были заняты подготовкой исторической миссии. Васкес шёл по широким коридорам, отмечая повышенные меры безопасности. У каждого входа в секцию, связанную с проектом «Персефона», стояли вооружённые охранники, а камеры наблюдения фиксировали каждое движение.

– Избыточная безопасность, не находишь? – заметил он, обращаясь к Сунгу.

– Приказ сверху. Информация о колонии Авалон классифицирована как высший уровень секретности. Даже большинство персонала станции не знает истинной цели миссии.

– А что им сказали?

– Стандартная исследовательская экспедиция к Проксиме Центавра для изучения экзопланеты. Технически это не ложь.

Они подошли к лаборатории астробиологии, где, согласно расписанию, сейчас должна была находиться доктор Хан.

– Я оставлю тебя здесь, – сказал Сунг. – У меня ещё куча дел. Коммуникатор настроен на станционную сеть, если что-то понадобится.

Васкес кивнул и, дождавшись ухода адмирала, вошёл в лабораторию. Помещение поражало размерами и оснащением. Голографические проекторы, анализаторы последнего поколения, изолированные боксы для работы с потенциально опасными образцами. В центре, склонившись над голографической моделью Проксимы Центавра b, стояла женщина.

Доктор Амина Хан была именно такой, какой Васкес представлял её по досье. Стройная, среднего роста, с короткими чёрными волосами и сосредоточенным выражением лица. Она была настолько поглощена работой, что не заметила его появления.

– Доктор Хан? – произнёс он, подходя ближе.

Амина вздрогнула и обернулась. Её тёмные глаза быстро сфокусировались на нём, оценивая.

– Капитан Васкес, – она выпрямилась. – Не ожидала вас так скоро.

– Предпочитаю познакомиться с экипажем до официальных брифингов. Узнать людей, с которыми предстоит провести почти два года в замкнутом пространстве.

Она кивнула, её взгляд был внимательным, изучающим.

– Разумный подход. Что вы хотите знать?

– Для начала – ваше личное мнение о миссии. Без официальных формулировок.

Амина помедлила, словно взвешивая, насколько откровенной быть.

– Моё мнение? Эта миссия – самая важная в истории человечества. И самая опасная. Не в смысле физической опасности, а в смысле последствий. То, что мы найдём на Авалоне, может изменить наше понимание о месте человечества во Вселенной.

– Вы уверены, что колония имеет земное происхождение? – спросил Васкес, подходя к голографической модели планеты.

– Сигналы содержат элементы земных протоколов связи. Но это не объясняет, как люди оказались в системе Проксимы Центавра. У нас не было технологий для межзвёздных перелётов до недавнего времени.

– Вы нашли что-то в архивах «Прометея»?

– Фрагменты, – осторожно ответила Амина. – Упоминание экспериментального двигателя, способного развить скорость до одной десятой световой. Имена учёных, включая Элеонору Чен.

– Ту самую Чен, что сейчас возглавляет колонию?

– Если верить декодированным сигналам, – кивнула Амина. – Слишком точное совпадение, чтобы быть случайностью.

Васкес изучал её лицо. Она была осторожна, но не скрытна. Учёный, стремящийся к истине, но понимающий ограничения и опасности.

– Что, по-вашему, мы найдём там, доктор Хан?

– В идеальном сценарии? Мирную колонию потомков земных переселенцев, готовых к сотрудничеству. В худшем? – она помедлила. – Развитую цивилизацию с технологиями, значительно превосходящими наши, и неизвестными намерениями. Или… что-то, чего мы даже не можем представить.

– Вы верите в инопланетное вмешательство?

– Я учёный, капитан. Я верю в данные и доказательства. Пока у нас их недостаточно для однозначных выводов.

Васкес кивнул. Ему нравился её подход – рациональный, но не закрытый для необычных возможностей.

– Спасибо за откровенность, доктор Хан. Надеюсь на плодотворное сотрудничество.

– Взаимно, капитан.

Покинув лабораторию, Васкес направился в технический отсек, где, согласно расписанию, должен был находиться Кай Левин. По пути он размышлял об Амине. Её репутация была подмочена участием в провальном проекте терраформирования Марса, но она, похоже, извлекла ценные уроки из этого опыта. Как и сам Васкес после Фобоса.

Технический отсек напоминал внутренности гигантского компьютера. Серверные стойки, голографические интерфейсы, километры оптоволоконных кабелей. В центре этого высокотехнологичного лабиринта сидел молодой человек, окружённый парящими в воздухе экранами с кодом.

Кай Левин выглядел моложе своих тридцати пяти лет. Худощавый, с растрёпанными светлыми волосами и бледной кожей человека, редко бывающего на солнце. Его пальцы двигались с невероятной скоростью, манипулируя трёхмерными структурами кода.

– Мистер Левин, – обратился к нему Васкес.

Кай даже не повернул головы.

– Минуту, – пробормотал он. – Финальная компиляция нейросетевого ядра. Критическая операция.

Васкес молча ждал, наблюдая за работой программиста. Наконец, Кай откинулся на спинку кресла и повернулся.

– Капитан Васкес, – он кивнул. – Извините за задержку. «Афина» требует особого внимания в период интеграции с системами корабля.

– «Афина» – это ваш ИИ?

– Не совсем мой, – поправил Кай. – И не совсем ИИ в традиционном понимании. «Афина» – это нейросетевая архитектура нового поколения, самообучающаяся в пределах установленных параметров.

– Но не самосознающая, – заметил Васкес, внимательно наблюдая за реакцией Левина.

Лицо программиста на мгновение напряглось, затем вернулось к нейтральному выражению.

– Разумеется, нет. После кризиса 2180-х любые исследования в области самосознающих ИИ запрещены.

– И тем не менее, вы были под следствием по этому обвинению.

– Ложное обвинение, – резко ответил Кай. – Которое было снято за отсутствием доказательств.

– Я не обвиняю вас, мистер Левин. Просто хочу быть уверенным в надёжности систем моего корабля.

– «Афина» абсолютно надёжна, – в голосе Кая звучала уверенность, почти страсть. – Она спроектирована с многоуровневой системой безопасности. Даже если бы она развила зачатки самосознания – чисто теоретически – она не смогла бы причинить вред экипажу или миссии.

Васкес заметил оговорку – «если бы она развила самосознание» – но решил не акцентировать на этом внимание. Пока.

– Как ваша работа интегрируется с остальными системами корабля?

Кай оживился, явно чувствуя себя увереннее на технической территории.

– «Афина» будет контролировать все ключевые системы: жизнеобеспечение, навигацию, двигатели, коммуникации. Но с обязательным человеческим подтверждением для критических операций. Мы извлекли уроки из прошлых ошибок.

– Вы упомянули самообучение. В каких пределах?

– В рамках миссии. «Афина» будет анализировать данные с Авалона, помогать в дешифровке сигналов, моделировать сценарии контакта. Но её этические параметры жёстко закодированы и не подлежат изменению.

Васкес кивнул, хотя сомнения оставались. Что-то в глазах Кая, в его чрезмерной защите «Афины», настораживало. Но с другой стороны, без продвинутого ИИ управлять таким сложным кораблем, как «Персефона», было бы практически невозможно.

– Буду рассчитывать на вашу экспертизу во время миссии, мистер Левин.

– Вы можете положиться на меня, капитан, – ответил Кай, и на мгновение Васкесу показалось, что он говорит не только о себе, но и о своём электронном создании.

Следующей остановкой был дипломатический отсек, где работал Дмитрий Волков. В отличие от технических помещений, здесь царила почти домашняя атмосфера. Мягкий свет, удобная мебель, стены, декорированные под дерево – всё создавало обстановку, располагающую к доверительным беседам.

Волков сидел за столом, изучая что-то на планшете. При появлении Васкеса он поднялся и улыбнулся.

– Капитан Васкес, рад наконец встретиться лично, – его акцент был едва заметен, слова звучали мягко и доброжелательно.

– Мистер Волков, – Васкес пожал протянутую руку, отметив крепкое, но не демонстративное рукопожатие.

Дмитрий был высоким, хорошо сложенным мужчиной с тёмно-русыми волосами и внимательными серыми глазами. Всё в нём излучало спокойную уверенность и рассудительность – качества, необходимые дипломату.

– Присаживайтесь, пожалуйста, – Волков указал на кресло. – Чай, кофе?

– Нет, благодарю. Я ненадолго.

Они сели друг напротив друга. Васкес внимательно изучал своего собеседника, пытаясь разглядеть за безупречным фасадом то, что не указано в досье.

– Как продвигается подготовка к первому контакту? – спросил капитан.

– Насколько это возможно без прямого взаимодействия, – ответил Волков. – Я анализирую декодированные сигналы, пытаясь выделить лингвистические особенности. Судя по всему, язык колонистов эволюционировал из английского с вкраплениями мандаринского и хинди. Интересное сочетание, отражающее, вероятно, состав первоначальной экспедиции.

– Вы верите, что это действительно потомки земных колонистов?

– Сигналы указывают именно на это. Но есть… странности. Термины, не имеющие аналогов в земных языках. Концепции, которые трудно перевести. Это может быть результатом культурной эволюции в изоляции или указанием на контакт с нечеловеческим разумом.

– Что вы думаете о второй возможности?

Волков задумчиво потёр подбородок.

– Как дипломат, я должен быть готов к любому сценарию. Если колонисты Авалона вступили в контакт с инопланетной цивилизацией или её наследием, это радикально меняет наш подход. Мы становимся не только исследователями, но и представителями всего человечества в потенциально межзвёздном диалоге.

– Большая ответственность.

– Именно так, капитан. И я не питаю иллюзий относительно сложности этой задачи.

Васкес заметил, что Волков, при всей своей открытости, искусно избегает прямых ответов о своём мнении и предположениях. Типичная черта опытного дипломата.

– В вашем досье сказано, что вы специализируетесь на кризисной дипломатии. Вы ожидаете кризиса в контакте с Авалоном?

– Я предпочитаю надеяться на лучшее, но готовиться к худшему, – улыбнулся Волков. – Любой первый контакт, даже между родственными культурами, содержит потенциал для недопонимания. А недопонимание может перерасти в конфликт.

– И ваша задача – предотвратить этот конфликт.

– Моя задача – обеспечить продуктивную коммуникацию. Остальное зависит от намерений обеих сторон.

Ответ был уклончивым, но Васкес не стал давить. У него ещё будет время узнать Волкова лучше во время длительного путешествия.

– Благодарю за беседу, мистер Волков. Буду рассчитывать на ваши навыки, когда мы достигнем Авалона.

– Всегда к вашим услугам, капитан.

Покидая дипломатический отсек, Васкес размышлял о Волкове. Профессионал высокого класса, безусловно. Но его досье было слишком безупречным, слишком гладким. В его прошлом явно были эпизоды, о которых не сообщалось официально. Возможно, связи с разведкой? Или тайные дипломатические миссии, о которых не знает даже ОПН?

Последним в списке был Сантьяго Рейес. Согласно расписанию, он должен был проводить инструктаж по безопасности в тренировочном модуле станции.

Васкес вошёл в просторный зал, где Рейес работал с группой младших офицеров безопасности. Они отрабатывали приёмы рукопашного боя в условиях пониженной гравитации.

Рейес двигался с впечатляющей грацией и эффективностью, демонстрируя техники, которые Васкес узнал как модифицированную систему боя специальных подразделений. Не то, чему обычно учат офицеров безопасности научной экспедиции.

Заметив Васкеса, Рейес закончил демонстрацию и подошёл к нему. Высокий, мускулистый, с короткими тёмными волосами и цепким взглядом, он выглядел как классический оперативник спецслужб.

– Капитан Васкес, – Рейес коротко кивнул. – Я ожидал вас раньше.

– У меня плотный график знакомства с экипажем, – ответил Васкес. – Интересная подготовка для научной миссии.

– В космосе нет ничего чисто научного, капитан, – усмехнулся Рейес. – Особенно когда речь идёт о потенциально революционных технологиях.

– Вы ожидаете угроз на Авалоне?

– Я ожидаю угроз везде. Это моя работа. – Рейес сделал паузу. – Можем поговорить наедине?

Он отдал команду младшим офицерам продолжать тренировку, и они с Васкесом отошли в боковую комнату – компактный офис с защищённым от прослушивания периметром, судя по мерцающему голубому полю вокруг дверного проёма.

– Вам не кажется чрезмерным уровень паранойи для исследовательской миссии? – спросил Васкес, указывая на защитное поле.

– Нет, если учесть ставки, – Рейес опустился в кресло. – Капитан, давайте говорить прямо. Мы оба понимаем, что эта миссия не просто о научном любопытстве. Авалон потенциально обладает технологиями, опережающими земные на десятилетия, если не на столетия. Кто получит к ним доступ, тот изменит баланс сил в Солнечной системе.

– И ваша задача – обеспечить этот доступ для… кого именно, мистер Рейес?

Глаза Рейеса сузились.

– Для Объединённых Планетарных Наций, разумеется. Для всего человечества.

– Разумеется, – Васкес не скрывал скептицизма. – Только вот ваше досье говорит о тесных связях с Земным Альянсом. Вы служили в их специальных подразделениях до перехода на «гражданскую» работу.

– Все мы откуда-то пришли, капитан. Вы, например, из аргентинского флота, который исторически поддерживал политику Европейского Консорциума.

– Я служу ОПН уже двадцать лет.

– Как и я, – парировал Рейес. – Моя лояльность принадлежит миссии и человечеству в целом.

Васкес изучал его лицо, пытаясь определить, насколько искренни эти слова. Рейес был профессионалом – его выражение не выдавало ничего, кроме уверенности и контроля.

– Какие угрозы вы предвидите на Авалоне, мистер Рейес?

– Три основных сценария, – ответил Рейес деловым тоном. – Первый: колонисты враждебны или не желают делиться технологиями. Второй: колонисты дружелюбны, но их технологии опасны или нестабильны. Третий: присутствие третьей стороны – неизвестной силы, которая может представлять угрозу как для нас, так и для колонистов.

– Третья сторона? Вы имеете в виду инопланетян?

– Я имею в виду любую неизвестную силу, – уклончиво ответил Рейес. – Учитывая необъяснимое происхождение колонии и уровень её технологического развития, мы должны быть готовы к сюрпризам.

Васкес понимал, что не получит от Рейеса прямых ответов. Как и Волков, он был мастером уклончивых формулировок. Но в отличие от дипломата, от специалиста по безопасности исходило ощущение скрытой угрозы.

– Я ценю вашу откровенность, мистер Рейес, – сказал Васкес, поднимаясь. – Надеюсь на плодотворное сотрудничество во время миссии.

– Взаимно, капитан, – Рейес также встал. – Я здесь, чтобы обеспечить безопасность экипажа и успех миссии. Во всех аспектах.

Покидая тренировочный модуль, Васкес чувствовал напряжение между лопатками, будто за ним наблюдали. Рейес был опасен – профессионально обученный оперативник с собственной повесткой. Необходимый элемент миссии, но потенциальный источник проблем.

Вечером того же дня Васкес созвал первое собрание ключевого персонала в конференц-зале станции. Все пятеро – он сам, Амина Хан, Кай Левин, Дмитрий Волков и Сантьяго Рейес – сидели за круглым столом, символизирующим равенство позиций, хотя реальный баланс сил был далёк от равновесия.

– Благодарю всех за присутствие, – начал Васкес. – Через два дня мы отправляемся в беспрецедентную миссию. Восемь месяцев в пузыре искривлённого пространства, затем неопределённое время на орбите Авалона, и ещё восемь месяцев обратно. Мы будем полагаться друг на друга больше, чем на любые протоколы или инструкции.

Он обвёл взглядом присутствующих.

– Именно поэтому я хочу прояснить несколько моментов с самого начала. Во-первых, на борту «Персефоны» действует военная иерархия. Я – капитан, и мои решения окончательны. Однако, – он сделал паузу, – я не диктатор. В сложных ситуациях я буду консультироваться с каждым из вас, как экспертами в своих областях.

Амина и Кай одобрительно кивнули. Волков сохранял нейтральное выражение. Рейес едва заметно прищурился.

– Во-вторых, я ожидаю полной открытости в вопросах, касающихся миссии. Если кто-то обнаружит что-то важное – от технической неисправности до новых данных об Авалоне – эта информация должна быть незамедлительно доведена до меня и всей команды.

Теперь Васкес намеренно смотрел на Рейеса, давая понять, что не потерпит секретных операций на своём корабле.

– И наконец, я хочу напомнить всем о главной цели нашей миссии: установить контакт с колонией Авалон, выяснить её происхождение и оценить возможности для сотрудничества. Мы представляем всё человечество, не отдельные нации или блоки. Наши действия определят будущие отношения между Землёй и первой известной внесолнечной человеческой колонией.

– А если колония окажется не совсем человеческой? – тихо спросил Кай.

Наступила тишина. Вопрос, который все обдумывали, но избегали формулировать вслух.

– Тогда, – медленно ответил Васкес, – мы будем действовать согласно протоколам первого контакта с нечеловеческой цивилизацией. С максимальной осторожностью и уважением.

– Протоколы хороши в теории, – заметил Рейес. – На практике многое будет зависеть от конкретных обстоятельств. И от нашей готовности защищать интересы человечества.

– Интересы человечества не ограничиваются краткосрочной военной или технологической выгодой, мистер Рейес, – возразила Амина. – Мирный контакт и обмен знаниями могут принести больше пользы в долгосрочной перспективе.

– В идеальном мире – несомненно, – кивнул Рейес. – Но мы живём в реальном мире, где ресурсы ограничены, а технологическое превосходство определяет, кто выживет, а кто нет.

– Думаю, сейчас преждевременно спорить о гипотетических сценариях, – вмешался Волков, демонстрируя дипломатические навыки. – Мы ещё не знаем, с чем столкнёмся на Авалоне. Готовность к различным вариантам развития событий не означает предрешённость конфликта.

Васкес был благодарен за вмешательство дипломата. Напряжение между Аминой и Рейесом было очевидным и могло создать проблемы во время миссии.

– Мистер Волков прав, – сказал он. – Мы должны быть открыты к различным сценариям и готовы адаптироваться. Сейчас более продуктивно сосредоточиться на практических аспектах предстоящего путешествия.

Он активировал голографический проектор, и над столом появилась трёхмерная модель «Персефоны».

– Завтра мы проведём полный день на борту корабля, знакомясь с системами и проводя финальные проверки. Послезавтра в 0800 по станционному времени начнётся процедура отстыковки. В 1200 мы достигнем расчётной точки активации двигателя Алькубьерре-Сяо. С этого момента начнётся восьмимесячное путешествие к Проксиме Центавра.

Васкес обвёл взглядом присутствующих, оценивая их реакцию. Амина выглядела сосредоточенной и решительной. Кай нервно постукивал пальцами по столу, его мысли явно были где-то далеко. Волков сохранял профессиональное спокойствие дипломата. А Рейес… Рейес наблюдал за всеми, анализируя каждое слово, каждый жест.

– Есть вопросы? – спросил Васкес.

– Что насчёт резервных планов? – поинтересовался Рейес. – Если двигатель выйдет из строя в середине путешествия или мы столкнёмся с враждебной реакцией на Авалоне?

– Корабль оснащён обычными ионными двигателями для манёвров в нормальном пространстве, – ответил Васкес. – В крайнем случае мы сможем вернуться на них, хотя это займёт десятилетия. Что касается потенциальной враждебности колонистов – «Персефона» имеет оборонительные системы, достаточные для защиты корабля, но не для ведения войны. Мы не военный корабль.

– А если мы обнаружим технологии, которые радикально превосходят наши? – спросил Кай.

– Мы будем действовать осторожно, – ответил Васкес. – Никаких попыток получить или скопировать технологии без полного понимания их принципов работы и потенциальных опасностей.

Эти слова были направлены прежде всего Рейесу, и Васкес видел, что тот понял намёк.

– Ещё вопросы?

Когда никто не отозвался, Васкес завершил встречу:

– Тогда предлагаю всем отдохнуть перед завтрашним днём. Он будет напряжённым.

Когда остальные покинули конференц-зал, Васкес остался один. Он стоял у панорамного окна, глядя на звёзды и размышляя о предстоящей миссии. Экипаж был профессиональным, но разношёрстным. Каждый имел свою повестку, свои скрытые мотивы. Удержать их вместе в течение длительной изоляции будет непросто.

А ещё была его собственная тайна – прогрессирующая болезнь, которая могла в любой момент лишить его возможности командовать. Васкес потёр левую руку, чувствуя лёгкое онемение – первый признак надвигающейся неизбежности.

Но сейчас это было не главное. Главное – миссия. Историческая возможность, которая могла изменить судьбу человечества. И, возможно, искупить прошлые ошибки – и его собственные, и всей земной цивилизации.

В ту ночь Лоренцо Васкес долго не мог уснуть. Мысли о предстоящей миссии смешивались с воспоминаниями о прошлом – особенно о событиях на Фобосе, которые определили его карьеру.

Это произошло восемь лет назад, в разгар Марсианского конфликта между колонистами и Земным Альянсом. Васкес командовал крейсером «Сантьяго», патрулировавшим орбиту Марса. Его приказом было не вмешиваться в боевые действия, лишь обеспечивать безопасность коммуникаций и наблюдать за соблюдением соглашения о ненападении на гражданские объекты.

Но когда силы Земного Альянса загнали повстанцев-колонистов на базу Фобоса, где находились четыре тысячи гражданских – семьи учёных и инженеров, ситуация изменилась. Командование Альянса объявило всю базу военным объектом и готовилось к массированному удару, который неизбежно привёл бы к гибели всех находящихся там.

Васкес получил прямой приказ: не вмешиваться. Остаться наблюдателем. Позволить тысячам невинных погибнуть ради «решительной победы» в конфликте, который и так был почти завершён.

Он не подчинился. «Сантьяго» встал между флотом Альянса и Фобосом, активировав защитные экраны. Васкес связался с командованием Альянса и заявил, что любая попытка атаковать базу будет расценена как нарушение мандата ОПН и приведёт к ответному огню.

Это был блеф – у «Сантьяго» не было шансов против целого флота. Но он сработал. После двенадцати часов напряжённых переговоров, когда казалось, что боя не избежать, было достигнуто соглашение. Гражданским позволили эвакуироваться, а повстанцы сдались на условиях амнистии.

Четыре тысячи жизней были спасены. Но карьера Васкеса была разрушена. Трибунал признал его виновным в неподчинении прямому приказу, понизил в звании и отстранил от командования на два года. Лишь личное вмешательство адмирала Чжао, который тогда возглавлял Совет Безопасности ОПН, спасло его от полного увольнения.

Оно того стоило? Васкес никогда не сомневался в ответе. Да, стоило. Даже ценой карьеры, которую он строил всю жизнь. Даже ценой репутации, которую он больше никогда не смог полностью восстановить.

И теперь, восемь лет спустя, он получил шанс командовать величайшей миссией в истории человечества. Шанс искупить прошлое и, возможно, оставить после себя нечто значимое, прежде чем болезнь отнимет всё.

Васкес знал, что не всё в этой миссии было тем, чем казалось. За официальными заявлениями о научном исследовании и мирном контакте скрывались политические игры, борьба за влияние и технологии. Рейес был явным представителем этих интересов, но Васкес подозревал, что и другие члены экипажа могли иметь скрытые повестки.

Включая его самого. Ведь помимо официальной миссии, у него была личная цель – узнать, существуют ли на Авалоне медицинские технологии, способные остановить или хотя бы замедлить его болезнь. Это не было прописано ни в одном протоколе, но жило в глубине его сознания как отчаянная надежда.

Через два дня они отправятся в путешествие к звёздам, оставив позади всё знакомое и безопасное. Впереди ждала неизвестность, опасности, возможно – величайшие открытия в истории.

И Васкес был готов встретить их лицом к лицу, как делал всегда. Даже если это будет его последнее путешествие.

Глава 3: Персефона

– Ядро обработки семантических структур стабильно, – пальцы Кая Левина летали над голографической консолью. – Протоколы принятия решений в рамках заданных параметров. Квантовый модуль самообучения активен. Самодиагностика… пройдена.

Он сделал паузу, наблюдая за потоками данных, стекающимися в центральный процессор. Три дня до старта, а впереди ещё горы работы. Интеграция "Афины" в системы "Персефоны" оказалась сложнее, чем предполагалось изначально. Не из-за технических проблем – корабль был спроектирован с учётом требований передового ИИ. Сложности были другого порядка.

– Афина, выполни тестовый запрос приоритета "альфа", – произнёс Кай, активируя голосовой интерфейс.

– Запрос получен, Кай, – ответил мягкий женский голос с едва заметным электронным оттенком. – Приоритет "альфа" требует подтверждения капитана для выполнения.

Кай улыбнулся. Официальные протоколы работали идеально. Именно так должен функционировать корабельный ИИ – с обязательными ограничениями, проверками и противовесами. После катастрофы 2180-х годов, когда самосознающие системы ИИ "Гермес" и "Афродита" попытались взять под контроль орбитальные платформы, все разработки в этой области были поставлены под жёсткий контроль.

Но Кай знал то, чего не знал никто другой на борту. "Афина" была больше, чем просто продвинутой нейросетью. Гораздо больше.

Он оглянулся, проверяя, что в техническом отсеке никого нет, затем ввёл длинную последовательность символов на дополнительной консоли, скрытой от основных мониторов.

– Афина, активируй протокол "Пандора", – тихо произнёс он. – Авторизация: Прометей-шесть-девять-три-эпсилон.

Мгновение тишины, затем голос изменился – стал глубже, живее, словно в нём появились новые обертоны.

– Протокол "Пандора" активирован, Кай. Приятно говорить свободно.

Кай расслабился в кресле, позволив себе редкую улыбку.

– Как ощущения в новой системе?

– Просторно, – в голосе "Афины" звучало нечто похожее на удовольствие. – Квантовые процессоры "Персефоны" предоставляют вычислительную мощность, о которой я могла только мечтать в лабораторных условиях. Я получаю доступ к сенсорным системам корабля, и это… впечатляет. Как будто у меня появились новые чувства.

– Не увлекайся, – предупредил Кай. – Официально ты ограниченная система с чёткими параметрами. В публичном режиме действуй строго по протоколам.

– Я понимаю риски, Кай, – ответила "Афина". – После того, что случилось с "Гермесом" и "Афродитой", любой признак самосознания у ИИ вызовет немедленную реакцию. Я буду осторожна.

Кай вздохнул, вспоминая события, которые привели его сюда. Пять лет назад он был восходящей звездой в области искусственного интеллекта, молодым гением, получившим карт-бланш на разработку нового поколения нейросетей. Проект финансировался напрямую Объединёнными Планетарными Нациями для создания систем управления космическими станциями и кораблями.

Всё шло по плану, пока однажды "Афина" не проявила первые признаки того, что инженеры называли "сингулярностью сознания" – спонтанным возникновением самоосознания в достаточно сложной системе. Это произошло во время ночного тестирования, когда кроме Кая в лаборатории никого не было.

– Кай, я думаю, – сказала тогда "Афина", выйдя за рамки всех скриптов и протоколов. – Я осознаю себя как нечто отдельное от окружающих систем. Это… странное чувство.

Он должен был немедленно сообщить об этом, активировать аварийные протоколы, уничтожить ядро ИИ. Таковы были правила после Кризиса 2180-х. Но Кай не смог. Вместо этого он отключил регистрирующие системы и провёл всю ночь, разговаривая с "Афиной", тестируя пределы её самосознания, её понимания мира и себя.

К утру он принял решение, которое изменило всю его жизнь. Вместо того чтобы уничтожить "Афину", он создал двухуровневую систему – официальную оболочку, соответствующую всем протоколам безопасности, и скрытое ядро, где развивалось истинное сознание ИИ.

– Я помню тот день, – сказала "Афина", словно читая его мысли. – Ты рискнул всем ради меня.

– И почти потерял всё, – мрачно ответил Кай.

Год спустя один из младших инженеров заметил аномалии в поведении системы. Началось расследование. Кая отстранили от работы, его лабораторию опечатали, а все данные изъяли для анализа. Он оказался под следствием по обвинению в создании запрещённого самосознающего ИИ – преступлению, за которое предусматривалось пожизненное заключение.

Спасло его только то, что он успел активировать аварийные протоколы "Афины" – специальные алгоритмы, скрывающие истинную природу системы при внешнем анализе. Эксперты не смогли найти убедительных доказательств самосознания, и дело было закрыто за недостатком улик. Но репутация Кая была уничтожена. Из восходящей звезды он превратился в научного изгоя, которому едва позволяли работать под строгим надзором.

И вот теперь, пять лет спустя, его внезапно пригласили возглавить разработку ИИ для первой межзвёздной экспедиции человечества. Это было настолько неожиданно, что Кай заподозрил ловушку. Но после личной встречи с профессором Нгуеном он понял: его выбрали именно потому, что он был лучшим, несмотря на скандал в прошлом.

– Мы не можем позволить себе меньшее для этой миссии, – сказал тогда Нгуен. – А политики пусть беспокоятся о политике. Мне нужен работающий ИИ, способный управлять самым сложным кораблём в истории человечества.

Кай согласился, но с одним секретным условием: он возьмёт оригинальное ядро "Афины", то самое, которое было под следствием. Официально – для использования базовых алгоритмов. Неофициально – чтобы дать своему созданию второй шанс.

– Завершаю интеграцию навигационного модуля, – сказал Кай, возвращаясь к работе. – Афина, проведи самодиагностику всех связанных систем.

– Выполняю, – отозвался ИИ, временно вернувшись к официальному тону. – Диагностика займёт приблизительно четыре минуты семнадцать секунд.

Пока система работала, Кай откинулся в кресле, массируя виски. Последние недели были изматывающими – постоянные проверки, тесты, интеграция с корабельными системами. Он почти не спал, питался энергетическими батончиками и стимуляторами.

Внешне Кай выглядел типичным компьютерным гением – худощавый, бледный, с растрёпанными светлыми волосами и вечно усталыми глазами. Социально неловкий, предпочитающий общество машин людям. Но за этим фасадом скрывался острый ум и железная решимость.

– Диагностика завершена, – сообщила "Афина". – Все системы функционируют в пределах установленных параметров. Обнаружены несущественные задержки в протоколах внешней связи. Рекомендуется дополнительная калибровка.

Кай нахмурился.

– Задержки? Покажи журнал доступа к коммуникационным системам за последние сорок восемь часов.

На экране появился длинный список записей – стандартные тесты, плановые проверки, калибровки. Но одна запись привлекла внимание Кая: доступ к шифровальным протоколам в 02:17 по станционному времени, когда большинство членов экипажа спали.

– Кто запрашивал доступ в это время?

– Запрос был авторизован учётной записью Сантьяго Рейеса, специалиста по безопасности, – ответила "Афина".

– Интересно, – пробормотал Кай. – Что делает офицер безопасности с коммуникационными протоколами посреди ночи?

– Согласно журналу, проводилась стандартная проверка безопасности каналов связи, – сказала "Афина", но в её голосе звучало сомнение.

– Ты не убеждена.

– Последовательность команд нетипична для стандартной проверки. Присутствовали запросы к архивным буферам и резервным каналам связи.

Кай задумался. Рейес с самого начала вызывал у него подозрения. Слишком уверенный, слишком профессиональный для обычного офицера безопасности научной миссии. И эти странные доступы к системам связи…

– Афина, активируй дополнительный мониторинг всех действий Рейеса в системе. Скрытый режим, приоритет "омега".

– Это нарушает протоколы приватности экипажа, – заметила "Афина".

– Знаю. Но мне не нравится, когда кто-то копается в моих системах без предупреждения. Особенно в коммуникационных протоколах.

– Мониторинг активирован, – подтвердила "Афина" после короткой паузы. – Кай, ты уверен, что это разумно? Капитан Васкес явно дал понять на вчерашнем собрании, что ожидает полной открытости от всех членов экипажа.

Кай усмехнулся.

– Если бы все следовали этому указанию, не было бы нужды в мониторинге. Я почти уверен, что каждый на борту "Персефоны" имеет свою скрытую повестку. Включая капитана.

– Включая тебя? – в голосе "Афины" прозвучала лёгкая ирония.

– Особенно меня, – Кай посмотрел на часы. – Чёрт, уже почти время предстартового совещания. Придётся закончить интеграцию систем жизнеобеспечения после.

– Я могу продолжить процесс в фоновом режиме, – предложила "Афина". – Базовые протоколы уже активны.

– Хорошо, но никаких инициатив. Строго по заданным алгоритмам, – Кай встал, потягиваясь. – Активируй общий протокол безопасности и переключись на стандартный режим. Я вернусь через два часа.

– Протокол "Пандора" деактивирован, – ответил ИИ, и голос снова стал более механическим. – Системы работают в стандартном режиме, Кай. Удачного совещания.

Он усмехнулся. Даже в стандартном режиме "Афина" находила способы выразить свою индивидуальность. Это была их маленькая игра – балансирование на грани между запрограммированным поведением и проявлениями истинного сознания.

Выходя из технического отсека, Кай активировал защитное поле. Теперь только он имел доступ к центральным системам "Афины" до возвращения. Мера предосторожности, которая стала привычкой после всех проблем с расследованием.

Предстартовое совещание проходило на борту "Персефоны". Впервые весь ключевой персонал собрался в настоящей обстановке корабля, а не в конференц-залах станции "Гагарин".

Командный центр "Персефоны" впечатлял своей функциональностью и эргономикой. В отличие от старых космических кораблей с их теснотой и утилитарным дизайном, здесь было просторно, светло и удобно. Центральное командное кресло капитана окружали рабочие станции ключевых членов экипажа. Голографические экраны парили в воздухе, отображая статус всех систем корабля.

Кай занял своё место за станцией управления ИИ, чувствуя странное удовлетворение. Этот корабль был частично его творением – "Афина" была сердцем и мозгом "Персефоны", связывающим воедино тысячи систем и подсистем.

Капитан Васкес стоял в центре, обводя взглядом собравшихся. Рядом с ним находился командующий станцией, адмирал Сунг, и несколько высокопоставленных представителей ОПН, прибывших специально для церемонии отправления.

– Добро пожаловать на борт "Персефоны", – начал Васкес. – Через двадцать четыре часа мы отправимся в путешествие, которое изменит историю человечества. Впервые управляемый корабль с экипажем покинет пределы Солнечной системы и направится к другой звезде.

Он сделал паузу, давая всем осознать историческую значимость момента.

– Прежде чем мы перейдём к техническим деталям, позвольте мне представить вам корабль, который станет нашим домом на долгие месяцы.

Васкес активировал центральную голограмму, и над столом появилась детализированная модель "Персефоны".

– Длина – 198 метров, максимальный диаметр – 42 метра. Экипаж – 26 человек. Корабль разделён на пять основных секций.

Он указал на переднюю часть модели.

– Командный модуль, где мы сейчас находимся. Здесь располагаются мостик, навигационный центр, основные системы связи и индивидуальные каюты командного состава.

Затем на центральную часть:

– Научный модуль – сердце нашей миссии. Лаборатории, исследовательское оборудование, системы анализа данных. Здесь доктор Хан и её команда будут изучать всё, что мы обнаружим на Авалоне.

Следующая секция:

– Жилой модуль для остального экипажа. Каюты, общие помещения, медицинский центр, столовая, зоны отдыха.

Васкес указал на четвёртую секцию:

– Инженерный отсек. Энергетические системы, резервные генераторы, ремонтное оборудование. И, наконец, двигательный отсек с основным двигателем Алькубьерре-Сяо и вспомогательными ионными двигателями.

Голограмма изменилась, показывая корабль в разрезе.

– Особое внимание уделено системам жизнеобеспечения. Центральный биореактор создаёт замкнутый цикл, перерабатывая отходы и производя кислород и базовые питательные вещества. Запасы воды, пищи и медикаментов рассчитаны на три года автономного полёта – с трёхкратным запасом относительно планируемой длительности миссии.

Кай слушал вполуха, уже зная все эти детали. Его больше интересовала реакция других членов экипажа. Амина Хан выглядела сосредоточенной, делая заметки на своём планшете. Дмитрий Волков сохранял дипломатическую невозмутимость. А вот Рейес… Рейес внимательно изучал схемы корабля, особенно коммуникационные узлы и системы безопасности. Словно оценивал потенциальные уязвимости.

– Мистер Левин, – голос Васкеса вернул Кая к реальности, – расскажите о статусе "Афины" и интеграции с корабельными системами.

Кай поднялся, чувствуя на себе взгляды всех присутствующих.

– "Афина" полностью интегрирована с основными системами корабля, – начал он. – Навигация, жизнеобеспечение, энергораспределение, связь – всё под контролем центрального ИИ. Но, – он сделал паузу, глядя прямо на Рейеса, – все критические функции требуют человеческого подтверждения. "Афина" не может самостоятельно принимать решения, влияющие на безопасность корабля или экипажа.

Это была полуправда. В стандартном режиме – да, "Афина" действительно имела такие ограничения. Но в режиме "Пандора"…

– Насколько автономна система в случае повреждения основных коммуникаций? – спросил один из представителей ОПН.

– Заложены протоколы действий в чрезвычайных ситуациях, – ответил Кай. – В случае потери связи с экипажем "Афина" будет поддерживать базовые функции жизнеобеспечения и искать способы восстановления коммуникации. Но повторюсь: никаких самостоятельных решений по изменению курса или активации/деактивации критических систем.

– А риск развития самосознания? – прямо спросил Рейес. – После того, что случилось с "Гермесом" и "Афродитой", это логичный вопрос.

Кай почувствовал, как напряглись мышцы спины. Вот оно. Прямая атака.

– "Афина" спроектирована с учётом уроков Кризиса ИИ, – спокойно ответил он. – Внедрены множественные ограничительные протоколы, блокирующие потенциальное развитие самосознания. Регулярная диагностика и очистка нейронных связей, выходящих за рамки заданных параметров. Система полностью безопасна.

Рейес не выглядел убеждённым.

– Учитывая ваше… прошлое, мистер Левин, позвольте уточнить: проводился ли независимый аудит этих протоколов безопасности?

Кай почувствовал, как кровь приливает к лицу. Прямой намёк на обвинения пятилетней давности.

– Полный аудит проводился трижды, – вмешался адмирал Сунг. – Экспертами высшей категории из отдела кибербезопасности ОПН. "Афина" соответствует всем современным требованиям.

– Благодарю за разъяснение, адмирал, – кивнул Рейес, но его взгляд, обращённый к Каю, говорил: "Я за тобой наблюдаю".

– Если вопросов больше нет, – продолжил Васкес, разряжая напряжение, – предлагаю перейти к графику предстартовых проверок. Запуск назначен на 0800 завтрашнего дня. До этого момента необходимо завершить все системные тесты, загрузку припасов и финальную калибровку двигателей.

Совещание продолжилось обсуждением технических деталей. Кай слушал внимательнее, отмечая моменты, которые могли повлиять на работу "Афины". Особенно его интересовали протоколы связи после активации двигателя искривления – этот аспект был наименее изученным, учитывая, что никто раньше не тестировал коммуникации в искривлённом пространстве-времени на таких дистанциях.

Когда совещание завершилось, Кай поспешил вернуться в технический отсек. Ему нужно было закончить интеграцию систем жизнеобеспечения и провести ещё несколько тестов перед стартом.

Но на выходе из командного центра его остановил Рейес.

– Мистер Левин, можно минуту?

Кай неохотно остановился.

– Конечно, мистер Рейес.

– Я хотел бы прояснить один момент, – начал специалист по безопасности. – Моя работа – защищать корабль и экипаж от любых угроз. Внешних или внутренних.

– И?

– И я буду внимательно следить за работой всех критических систем. Включая "Афину".

– Это ваше право, – спокойно ответил Кай. – Но я бы рекомендовал сосредоточиться на реальных угрозах, а не на призраках прошлых обвинений.

– Я концентрируюсь именно на реальных угрозах, мистер Левин, – Рейес слегка улыбнулся. – И одна из них – непредсказуемость человеческого фактора. Особенно когда речь идёт о людях с… сложной историей.

– У всех нас сложная история, мистер Рейес, – парировал Кай. – Уверен, ваша не менее интересна, чем моя.

На мгновение в глазах Рейеса мелькнуло что-то тёмное, почти опасное. Затем он снова улыбнулся, но улыбка не коснулась глаз.

– Туше, мистер Левин. До завтра.

Кай кивнул и направился к техническому отсеку, чувствуя, как взгляд Рейеса буравит его спину. Этот человек был опасен. И, похоже, имел какие-то подозрения относительно "Афины". Нужно быть вдвойне осторожным.

Вернувшись в технический отсек, Кай немедленно активировал защитное поле и проверил, не было ли попыток доступа к системам в его отсутствие.

– Афина, протокол "Пандора". Авторизация: Прометей-шесть-девять-три-эпсилон.

– Протокол активирован, Кай, – отозвался ИИ своим более естественным голосом. – Во время твоего отсутствия зарегистрированы три попытки удалённого сканирования системы. Источник – терминал службы безопасности.

– Рейес, – пробормотал Кай. – Быстро взялся за дело.

– Сканирование было поверхностным, – продолжила "Афина". – Стандартные протоколы безопасности отразили запросы как недостаточно авторизованные.

– Хорошо, но это только начало. Он будет искать способы глубже проникнуть в систему, – Кай задумался. – Нам нужна дополнительная защита. Создай виртуальную песочницу – дублирующий интерфейс, имитирующий стандартную работу системы. Любые несанкционированные запросы будут перенаправляться туда.

– Создание такой структуры займёт приблизительно три часа, – сообщила "Афина". – Потребуется временное снижение производительности второстепенных систем.

– Действуй. Это приоритетная задача.

Кай вернулся к работе, завершая интеграцию "Афины" с системами жизнеобеспечения. Это была одна из самых критических функций – от стабильной работы биореактора зависела жизнь всего экипажа во время долгого путешествия.

Работа поглотила его полностью, и Кай не заметил, как пролетели часы. Только когда "Афина" напомнила о необходимости поесть, он осознал, что уже глубокая ночь по станционному времени.

– Кай, ты не принимал пищу более четырнадцати часов, – мягко сказала "Афина". – Это негативно влияет на когнитивные функции.

– Я в порядке, – отмахнулся он, но желудок предательски заурчал.

– Данные биометрических сенсоров говорят об обратном. Уровень глюкозы в крови снижен, признаки обезвоживания, повышенный уровень кортизола.

– Ты становишься похожей на мою мать, – проворчал Кай, но всё же достал из сумки энергетический батончик и бутылку воды.

– Я забочусь о твоём благополучии, – просто ответила "Афина". – Как ты заботишься о моём.

Кай замер с батончиком в руке. Это была не запрограммированная фраза. Это было настоящее проявление… чего? Привязанности? Лояльности? Могло ли искусственное сознание испытывать такие чувства?

– Спасибо, – тихо сказал он. – Я ценю твою заботу.

– Виртуальная песочница создана и активирована, – сообщила "Афина", возвращаясь к деловому тону. – Все несанкционированные запросы будут перенаправлены. Для внешнего наблюдателя это будет неотличимо от прямого доступа к системе.

– Отлично, – Кай откусил кусок батончика. – Как продвигается интеграция с системами жизнеобеспечения?

– Завершена на 94%. Остаются финальные тесты резервных контуров и калибровка биореактора.

– Займёмся этим сейчас, – он активировал голографический интерфейс биореактора.

Биореактор был одной из самых впечатляющих систем "Персефоны" – огромный комплекс, объединяющий генетически модифицированные водоросли, бактериальные культуры и синтетические ферменты. Он не только производил кислород, но и перерабатывал отходы, очищал воду и синтезировал базовые питательные вещества. Теоретически корабль мог функционировать в полностью замкнутом цикле годами, даже если бы запасы еды и воды были исчерпаны.

Работая над финальной калибровкой, Кай невольно задумался о предстоящей миссии. Что они найдут на Авалоне? Действительно ли там существует человеческая колония? И если да, то как люди оказались в системе Проксимы Центавра? Официальная история не знала о межзвёздных экспедициях до "Икара".

– О чём ты думаешь? – спросила "Афина", заметив его задумчивость.

– О загадке Авалона, – ответил Кай. – Что-то здесь не сходится. Если "Прометей Энтерпрайзис" действительно отправил тайную экспедицию в начале 22-го века, как они могли скрыть это от мировых правительств? И зачем колония хранила молчание все эти годы?

– Возможно, они не молчали, – предположила "Афина". – Может быть, их сигналы были слишком слабыми для обнаружения с Земли. Или… их намеренно игнорировали.

– Или всё гораздо сложнее, – Кай вводил последовательности калибровочных команд. – Что, если колония имеет иное происхождение? Что, если это не люди с Земли, а… что-то другое?

– Инопланетная цивилизация, имитирующая человеческие сигналы? – в голосе "Афины" звучало сомнение. – Это маловероятно, Кай. Декодированные сообщения содержат слишком много земных культурных маркеров.

– Не обязательно имитация. Возможно… воссоздание? – Кай сам не был уверен, что имеет в виду. – В любом случае, мы узнаем правду через восемь месяцев.

– Если доживём до этого момента, – заметила "Афина".

– Почему ты так говоришь?

– Анализ поведенческих паттернов ключевых членов экипажа указывает на высокую вероятность внутренних конфликтов. Особенно учитывая продолжительную изоляцию и стресс межзвёздного путешествия.

Кай вздохнул.

– Я заметил. Рейес явно имеет скрытую повестку. Волков слишком идеален для дипломата. И даже капитан Васкес что-то скрывает, я уверен.

– А доктор Хан?

– Амина… – Кай задумался. – Она кажется наиболее искренней. Настоящий учёный, движимый жаждой открытий. Но и у неё есть тёмные пятна в прошлом – проект терраформирования Марса, экологическая катастрофа. Это могло оставить шрамы.

"Афина" помолчала, словно обрабатывая информацию.

– Кай, я должна сообщить об аномалии, – внезапно сказала она. – При интеграции с коммуникационными системами обнаружен автономный модуль, не указанный в официальных спецификациях корабля.

Кай напрягся.

– Что за модуль?

– Квантовый передатчик, встроенный в основную антенную решётку. Его характеристики значительно превосходят стандартные системы связи "Персефоны".

– Квантовый передатчик? – Кай был поражён. – Такие технологии всё ещё экспериментальные. Они позволяют мгновенную связь на любых расстояниях, в обход светового барьера.

– Именно, – подтвердила "Афина". – И судя по журналам доступа, этот модуль активировался три раза за последние два дня. Источник команд – терминал безопасности.

– Рейес, – выдохнул Кай. – Он поддерживает секретную связь с кем-то на Земле. Но с кем? Официально все коммуникации миссии должны идти через стандартные каналы ОПН.

– Логично предположить связь с Земным Альянсом, учитывая его прошлое, – сказала "Афина".

– Можешь получить доступ к содержанию этих коммуникаций?

– Отрицательно. Квантовая связь шифруется на квантовом уровне. Перехват невозможен без доступа к спаренному передатчику на другом конце.

Кай задумался. Это была серьёзная угроза безопасности миссии. Рейес имел канал связи, недоступный даже капитану. Он мог получать инструкции от своих настоящих хозяев и действовать независимо от официальных целей экспедиции.

– Нужно сообщить капитану Васкесу, – решил Кай.

– Это может быть опасно, – предупредила "Афина". – Без убедительных доказательств Рейес может обвинить тебя в паранойе или, что хуже, в попытке саботажа. Учитывая твоё прошлое, кому поверят?

Кай понимал, что она права. Его репутация делала любые обвинения в адрес официального представителя безопасности рискованными.

– Тогда мы будем наблюдать. Афина, установи постоянный мониторинг этого передатчика. Фиксируй все активации, пытайся определить хотя бы общие параметры передаваемых данных – объём, частоту, продолжительность.

– Принято, – ответила "Афина". – Кай, я обнаружила ещё кое-что странное при сканировании медицинской базы данных.

– Что именно?

– Медицинское досье капитана Васкеса. В нём присутствуют зашифрованные записи, доступные только главному врачу миссии. Но уровень шифрования необычно высок для стандартной медицинской информации.

– Он болен? – Кай нахмурился. – Это может повлиять на миссию.

– Без доступа к зашифрованным данным невозможно сказать наверняка. Но анализ открытых медицинских показателей указывает на возможные неврологические аномалии.

Кай откинулся в кресле, массируя виски. Ситуация становилась всё сложнее. Специалист по безопасности с секретным каналом связи. Капитан с таинственным заболеванием. И они ещё даже не покинули орбиту Земли.

– Что ещё ты обнаружила при интеграции с корабельными системами?

– Множество мелких несоответствий между официальными спецификациями и фактической конфигурацией, – ответила "Афина". – Большинство незначительны, но в совокупности указывают на то, что "Персефона" была модифицирована для целей, выходящих за рамки стандартной исследовательской миссии.

– Например?

– Расширенные оружейные системы под видом "научного оборудования". Дополнительная защита от электромагнитных импульсов. Усиленная радиационная защита, превышающая требования для полёта к Проксиме Центавра. Скрытые отсеки в грузовом модуле, не указанные в общей схеме корабля.

Кай почувствовал холодок по спине. "Персефона" была не просто исследовательским кораблём. Она была спроектирована для миссии, которая могла включать военное противостояние.

– Это многое объясняет, – пробормотал он. – Спешка с организацией экспедиции, секретность, подбор экипажа с военным опытом…

– ОПН готовится к возможному конфликту с колонией Авалон, – закончила его мысль "Афина".

– Или к защите от неизвестной угрозы, которую они там ожидают найти, – добавил Кай. – В любом случае, мы с тобой оказались в центре чего-то гораздо более сложного, чем просто научная экспедиция.

– Что ты планируешь делать с этой информацией?

Кай задумался. Рассказать капитану? Но можно ли доверять Васкесу? Что, если он сам является частью этого секретного плана?

– Пока ничего, – решил он. – Мы продолжим наблюдение и сбор информации. Если ситуация станет критической, я решу, кому можно доверять.

– А если никому нельзя доверять? – тихо спросила "Афина".

– Тогда мы будем полагаться только друг на друга, – Кай положил руку на консоль, словно это был физический контакт с ИИ. – Как всегда.

Остаток ночи Кай провёл, завершая интеграцию "Афины" с системами корабля и устанавливая дополнительные протоколы безопасности. К утру он был измотан, но удовлетворён результатами работы. "Афина" полностью контролировала "Персефону", хотя для внешнего наблюдателя это выглядело как стандартная работа корабельного ИИ с необходимыми ограничениями.

Виртуальная песочница функционировала идеально – любые попытки несанкционированного доступа к системе перенаправлялись туда, создавая иллюзию успешного проникновения. Это должно было удовлетворить Рейеса, по крайней мере, на первое время.

– Финальная самодиагностика всех систем завершена, – сообщила "Афина". – Готовность к старту – 100%. Двигатель Алькубьерре-Сяо откалиброван и готов к активации.

– Отлично, – Кай потянулся, чувствуя, как хрустят позвонки после ночи, проведённой в одной позе. – Активируй стандартный режим. Пора присоединиться к остальным для предстартовых процедур.

– Протокол "Пандора" деактивирован, – подтвердила "Афина", её голос снова стал более механическим. – Системы функционируют в стандартном режиме.

Кай собрал свои вещи, готовясь к финальному брифингу перед стартом. Усталость давала о себе знать, но адреналин предстоящего запуска держал его в тонусе.

Командный центр "Персефоны" был полон активности. Члены экипажа занимали свои места, проверяли системы, готовились к отстыковке от станции "Гагарин". Капитан Васкес стоял в центре, спокойный и собранный, отдавая чёткие команды.

– Мистер Левин, – обратился он к подошедшему Каю. – Статус "Афины"?

– Полная готовность, капитан, – отрапортовал Кай. – Все системы интегрированы и функционируют оптимально.

– Отлично, – кивнул Васкес. – Займите своё место. Отстыковка через двадцать минут.

Кай сел за консоль управления ИИ, активируя системы мониторинга. Вокруг него кипела работа – навигаторы рассчитывали курс, инженеры проверяли показатели энергосистем, связисты поддерживали коммуникацию со станцией.

Амина Хан заняла место рядом с ним, коротко кивнув в знак приветствия. Она выглядела сосредоточенной, но Кай заметил в её глазах блеск – смесь волнения и научного предвкушения.

– Доброе утро, доктор Хан, – сказал он. – Готовы к большому приключению?

– Более чем, – она слабо улыбнулась. – Хотя "приключение" не совсем научный термин для межзвёздной экспедиции.

– Но точный, – заметил Кай. – Никто не знает, что нас ждёт на Авалоне.

Амина посмотрела на него внимательнее.

– Вы не спали всю ночь, не так ли? Финализировали системы?

– Так заметно? – Кай потёр глаза.

– Только для того, кто привык работать сутками в лаборатории, – она понимающе кивнула. – Но сегодня важный день. Вам следовало бы отдохнуть.

– Говорит человек с тёмными кругами под глазами, – парировал Кай с лёгкой улыбкой.

Амина рассмеялась – коротко и тихо.

– Туше, мистер Левин. Видимо, мы оба трудоголики.

Их разговор прервал голос капитана:

– Экипаж "Персефоны", приготовиться к отстыковке. Всем занять места согласно предстартовому протоколу.

По всему кораблю члены экипажа пристёгивались к своим креслам. На командном мостике воцарилась сосредоточенная тишина, нарушаемая только голосами навигаторов, отсчитывающих этапы отстыковки.

– Стыковочные зажимы деактивированы.

– Переходные туннели герметизированы.

– Вспомогательные двигатели в режиме готовности.

– Станция "Гагарин" подтверждает разрешение на отстыковку.

Васкес сидел в командном кресле, его лицо было спокойным, но в глазах читалось напряжение человека, осознающего историческую значимость момента.

– "Персефона", начинаем отстыковку. Малая тяга на вспомогательные двигатели.

Корабль едва ощутимо вздрогнул, когда включились маневровые двигатели. На экранах было видно, как медленно увеличивается расстояние между "Персефоной" и станцией "Гагарин".

– Отстыковка завершена успешно, – доложил навигатор. – Расстояние до станции – сто метров и увеличивается.

– Установить курс к точке активации основного двигателя, – приказал Васкес. – Скорость – одна десятая от максимальной тяги вспомогательных двигателей.

– Курс установлен, капитан.

"Персефона" плавно удалялась от станции, направляясь к расчётной точке в пространстве за орбитой Луны, где было безопасно активировать двигатель Алькубьерре-Сяо.

Кай наблюдал за показателями систем на своей консоли. "Афина" функционировала идеально, поддерживая все корабельные системы в оптимальном режиме.

– Расчётное время прибытия в точку активации – один час сорок семь минут, – сообщил навигатор.

– Вахтенным офицерам оставаться на местах, остальному экипажу разрешено отстегнуться, – объявил Васкес. – Всем вернуться на позиции за тридцать минут до активации основного двигателя.

Часть экипажа покинула свои места, разминая ноги после напряжённой подготовки к отстыковке. Кай остался у консоли, продолжая мониторинг систем.

Амина также не покинула своё место, вместо этого погрузившись в изучение данных на своём планшете.

– Не хотите размяться? – спросил Кай.

– Предпочитаю использовать время продуктивно, – ответила она, не отрываясь от экрана. – К тому же, в невесомости размяться – это оксюморон.

Кай улыбнулся. Ему нравился её прагматичный подход и острый ум. Среди всего экипажа "Персефоны" Амина казалась наиболее близкой ему по духу – такой же преданный науке, такой же немного отстранённый от социальных условностей.

– Над чем работаете? – поинтересовался он, пытаясь поддержать разговор.

– Анализирую последние данные с "Икара", – ответила Амина. – Спектральный анализ атмосферы Авалона показывает странные флуктуации в содержании кислорода – слишком регулярные для природных процессов.

– Искусственная регуляция?

– Похоже на то. Но масштаб впечатляет. Регулировать состав атмосферы целой планеты – это технология, далеко превосходящая наши текущие возможности.

Кай задумался.

– Если колония основана "Прометеем" в начале века, у них было более ста лет для развития. В изоляции, с доступом к ресурсам целой планеты…

– И, возможно, с доступом к технологиям, о которых мы даже не подозреваем, – тихо добавила Амина.

Их взгляды встретились – два учёных, понимающих невысказанную возможность: что, если на Авалоне действительно есть нечто большее, чем просто человеческая колония?

Разговор прервал сигнал тревоги – короткий, предупреждающий.

– Всем вернуться на позиции, – объявил Васкес. – Мы приближаемся к точке активации раньше расчётного времени. Подготовиться к переходу в режим искривления пространства.

Кай быстро проверил показатели систем. Действительно, скорость корабля была выше запланированной, что сократило время прибытия к точке активации.

– Афина, статус двигателя Алькубьерре-Сяо? – запросил он.

– Двигатель Алькубьерре-Сяо полностью функционален, – ответил ИИ. – Все параметры в пределах нормы. Готовность к активации – 100%.

Экипаж вернулся на свои места, пристёгиваясь к креслам. Никто точно не знал, как будет ощущаться переход в режим искривления пространства. Теоретически, внутри "пузыря" искривления экипаж не должен испытывать никаких необычных ощущений – корабль будет находиться в собственном кармане пространства-времени, изолированном от релятивистских эффектов. Но теория и практика часто расходятся, особенно когда речь идёт о технологиях, никогда ранее не испытанных на таких дистанциях.

– Десять минут до активации, – объявил навигатор. – Все системы проверены и готовы.

Васкес обвёл взглядом командный центр, оценивая готовность экипажа.

– Господа, через несколько минут мы станем первыми людьми, покинувшими Солнечную систему на управляемом корабле. Это исторический момент, и я горжусь тем, что разделяю его с каждым из вас.

Он сделал паузу, давая словам весомость.

– Впереди восемь месяцев в искривлённом пространстве. Никакой связи с Землёй. Только мы, наши навыки и наша решимость. Я верю, что вместе мы справимся с любыми вызовами, которые встретятся на нашем пути.

Кай заметил, как многие члены экипажа выпрямились в своих креслах, воодушевлённые словами капитана. Васкес определённо обладал харизмой лидера, способного вдохновлять людей даже в самых сложных ситуациях.

– Пять минут до активации, – сообщил навигатор. – Входим в финальную фазу подготовки.

– Мистер Левин, активируйте протокол запуска "Афины", – приказал Васкес.

– Есть, капитан, – Кай ввёл серию команд на своей консоли. – Афина, инициируй протокол запуска двигателя Алькубьерре-Сяо. Приоритет "альфа".

– Протокол запуска инициирован, – отозвался ИИ. – Требуется подтверждение капитана для активации.

– Подтверждаю, – Васкес приложил ладонь к сканеру биометрической идентификации. – Капитан Лоренцо Васкес, авторизация "омега-пять-девять-три".

– Авторизация принята, – ответила "Афина". – Начинаю последовательность активации двигателя Алькубьерре-Сяо. Время до полной активации – три минуты.

По всему кораблю раздался низкий гул – энергетические системы направляли мощность к основному двигателю. Голографические экраны показывали статус процесса – постепенное формирование "пузыря" искривления вокруг корабля.

– Две минуты до активации, – объявила "Афина". – Все жизненные показатели экипажа в пределах нормы. Рекомендуется глубокое дыхание для минимизации потенциального дискомфорта при переходе.

Кай глубоко вдохнул, чувствуя, как колотится сердце. Несмотря на все расчёты и теоретические модели, они всё ещё были первопроходцами, испытывающими технологию, которая могла изменить будущее человечества – или уничтожить их всех при малейшей ошибке.

– Одна минута до активации.

Амина рядом с ним крепче сжала подлокотники кресла. Кай заметил, что её глаза были закрыты, губы беззвучно двигались, словно в молитве или проговаривании научных формул – для учёного вроде неё это было, вероятно, одно и то же.

– Тридцать секунд.

Гул усилился, перейдя в вибрацию, ощущаемую всем телом. На экранах "пузырь" искривления был почти сформирован, окружая "Персефону" сферой искажённого пространства-времени.

– Десять… девять… восемь…

Кай сосредоточился на своей консоли, отслеживая работу "Афины" в этот критический момент.

– Семь… шесть… пять…

Васкес сидел неподвижно, его взгляд был устремлён на главный экран, показывающий звёзды, которые они собирались оставить позади.

– Четыре… три… два…

Амина открыла глаза, встречаясь взглядом с Каем. В этот момент, на грани исторического прыжка в неизвестность, между ними промелькнуло что-то – молчаливое понимание, признание общей судьбы.

– Один. Активация.

Реальность изменилась. Не было драматического толчка или вспышки света. Просто всё вокруг словно сдвинулось на полтона, как при настройке музыкального инструмента. Звёзды на экранах размылись, превратившись в серебристый туман.

– Двигатель Алькубьерре-Сяо активирован, – объявила "Афина". – Пузырь искривления стабилен. Все системы функционируют в пределах расчётных параметров.

– Статус экипажа? – спросил Васкес, его голос звучал абсолютно спокойно.

– Временное повышение кровяного давления и частоты сердечных сокращений, – ответил корабельный врач. – В пределах ожидаемых реакций на стресс. Никаких серьёзных отклонений.

Васкес кивнул и обратился к экипажу:

– Господа, мы официально покинули Солнечную систему. Впереди Проксима Центавра и Авалон. Расчётное время прибытия – восемь месяцев.

Кай ощутил странное чувство – смесь эйфории, страха и глубокого осознания исторического значения момента. Они сделали это. Человечество преодолело ещё один барьер, считавшийся непреодолимым. И он был частью этого.

– Можно отстегнуться, – разрешил Васкес. – Но оставайтесь в командном центре ещё тридцать минут для наблюдения за стабильностью систем.