Тринадцатая Колония

Экипаж расстегнул ремни, некоторые негромко переговаривались, делясь впечатлениями от перехода. Кай остался у своей консоли, внимательно отслеживая работу "Афины".

– Все параметры стабильны, – сообщил ИИ. – Пузырь искривления поддерживается в оптимальном состоянии. Расчётный курс к Проксиме Центавра сохраняется с точностью до 0,001%.

– Отлично, – Кай позволил себе небольшой выдох облегчения.

Он повернулся к Амине, которая также осталась у своей станции.

– Ну как, доктор Хан? Чувствуете себя первопроходцем?

– Сложно передать словами, – тихо ответила она. – Всю жизнь я изучала далёкие миры через телескопы и данные зондов. А теперь мы действительно направляемся к одному из них. Это… сюрреалистично.

– Понимаю, – кивнул Кай. – Для меня "Афина" всегда была больше, чем просто проектом. Она была… мечтой. И теперь эта мечта несёт нас к звёздам.

Амина посмотрела на него с новым интересом.

– Вы действительно заботитесь о ней, не так ли? Не просто как о системе, а как о…

– Как о моём величайшем творении, – быстро закончил Кай, опасаясь, что она скажет "как о живом существе".

Амина слегка кивнула, но в её глазах читалось понимание, возможно, большее, чем Каю хотелось бы.

– В любом случае, – сменила она тему, – впереди восемь месяцев в этом металлическом контейнере. Будем надеяться, что мы не начнём ненавидеть друг друга к концу путешествия.

– Для этого у нас есть капитан Васкес, – Кай кивнул в сторону командира, который обходил различные станции, проверяя работу систем и подбадривая экипаж. – Он кажется тем типом лидера, который способен удержать команду вместе даже в самых сложных ситуациях.

– Будем надеяться, – сказала Амина, но в её голосе слышалась нотка сомнения. – Потому что я подозреваю, что настоящие испытания только начинаются.

Кай мог лишь молча согласиться. "Афина" была интегрирована, корабль успешно перешёл в режим искривления пространства, и они направлялись к Проксиме Центавра. Первый этап миссии завершён успешно.

Но впереди была неизвестность – восемь месяцев в изоляции, с экипажем, полным людей с собственными повестками и секретами. А затем – загадочная колония Авалон, чьё происхождение и природа оставались тайной.

Путешествие только начиналось, и Кай чувствовал, что им предстоит столкнуться с испытаниями, которые никто из них не мог предвидеть.

Глава 4: Точка невозврата

Дмитрий Волков проснулся за мгновение до сигнала будильника, как делал всегда. Годы дипломатической службы выработали в нём способность контролировать даже это – момент пробуждения. Он открыл глаза, глядя в металлический потолок своей каюты на «Персефоне». Три недели в пути. Ещё две недели до орбиты Марса – последнего рубежа перед активацией двигателя искривления пространства и прыжком к Проксиме Центавра.

Точка невозврата приближалась.

Он поднялся с кровати одним плавным движением и подошёл к небольшому зеркалу. Лицо сорокадвухлетнего мужчины смотрело на него – правильные черты, внимательные серые глаза, тёмно-русые волосы с едва заметной сединой на висках. Лицо, которое могло выражать дружелюбие, понимание, сопереживание. Лицо профессионального дипломата, обученного скрывать свои истинные мысли за маской доброжелательности.

– Афина, – обратился он к корабельному ИИ, – прогноз событий на сегодня.

– Доброе утро, мистер Волков, – отозвался мягкий женский голос. – Сегодня в 0900 по корабельному времени запланировано еженедельное совещание ключевого персонала. В 1100 – ваша запланированная сессия по анализу лингвистических данных. В 1400 – общекорабельное мероприятие по психологической разгрузке в жилом модуле.

– Спасибо, Афина.

Волков усмехнулся. Мероприятие по психологической разгрузке. Очевидная попытка капитана Васкеса поддержать командный дух и предотвратить конфликты в замкнутом пространстве корабля. Три недели совместного путешествия уже начали проявлять скрытые трения между членами экипажа. Особенно между Аминой Хан и Сантьяго Рейесом – учёный и специалист по безопасности регулярно сталкивались по вопросам доступа к данным и протоколам исследований.

Дмитрий быстро принял душ и оделся в стандартную форму – тёмно-синий комбинезон с серебристыми вставками и эмблемой миссии «Персефона» на груди. Единственным персональным элементом был небольшой значок Дипломатического корпуса ОПН на воротнике – серебряная оливковая ветвь на фоне стилизованной Земли.

До совещания оставалось полтора часа – достаточно времени для того, что он планировал. Волков активировал на своём личном терминале программу шифрования и набрал короткое сообщение:

«Фаза 1 завершена. Приближаемся к точке невозврата. Запрашиваю последние инструкции перед коммуникационным разрывом. Ключ: Янус-17-дельта-эпсилон».

Он проверил сообщение, убедился в активности всех протоколов маскировки и нажал «отправить». Формально, любая несанкционированная связь во время миссии была запрещена. Все коммуникации должны были идти через официальные каналы, контролируемые капитаном Васкесом и службой безопасности. Но Дмитрий Волков не был бы одним из лучших оперативников Европейского Консорциума, если бы не имел способов обойти такие ограничения.

Официально его должность в миссии – дипломат и лингвист, отвечающий за установление контакта с колонией Авалон. Но реальное задание было гораздо сложнее: обеспечить прямой доступ Европейского Консорциума к любым технологиям, обнаруженным на Авалоне, в обход Объединённых Планетарных Наций и других земных фракций.

Информация о потенциальных технологических прорывах, доступных колонии Авалон, была слишком ценной, чтобы оставить её в руках международной бюрократии ОПН. Особенно учитывая экологический кризис на Земле и растущее напряжение между планетарными блоками.

Тайный канал связи, установленный Волковым, использовал уязвимость в коммуникационных протоколах «Персефоны». Официально все сообщения шли через главный передатчик корабля. Но Дмитрий модифицировал алгоритм компрессии данных так, что в обычном потоке телеметрии можно было скрыть зашифрованное сообщение. Для непосвящённого это выглядело как случайный шум в сигнале.

Однако такой метод имел ограничения. После активации двигателя Алькубьерре-Сяо связь с Землёй будет невозможна до выхода из режима искривления пространства у Проксимы Центавра. Восемь месяцев без контакта с кураторами. Восемь месяцев, когда он будет действовать только по заранее согласованному плану и собственной инициативе.

Терминал тихо просигналил, получив ответное сообщение. Дмитрий быстро расшифровал его:

«Подтверждаем получение. Приоритеты обновлены: 1) Технологии искривления пространства-времени, превосходящие имеющиеся аналоги; 2) Биотехнологии адаптации к внеземным условиям; 3) Любые данные о наследии "Архитекторов" (предположительное обозначение нечеловеческой цивилизации, технологии которой могут быть доступны колонистам). В случае обнаружения критических технологий действовать по протоколу "Прометей". Следующий сеанс связи – только после достижения Проксимы Центавра. Ключ следующего сеанса: Гермес-28-омега-пси. Консорциум рассчитывает на ваш профессионализм, Янус».

Волков внимательно прочитал сообщение, запоминая каждую деталь, затем активировал протокол уничтожения данных. Текст исчез с экрана, а программа автоматически перезаписала сектор памяти, где хранилось сообщение, случайными данными.

Архитекторы. Это было новое обозначение. В предыдущих брифингах речь шла лишь о возможном контакте колонистов с неизвестной технологией. Теперь Консорциум явно предполагал существование нечеловеческой цивилизации, чьи достижения могли быть доступны на Авалоне.

Это меняло приоритеты миссии. И делало её гораздо более опасной.

Волков проверил время – до совещания оставался час. Достаточно, чтобы просмотреть последние результаты лингвистического анализа сигналов с Авалона.

Он активировал рабочую станцию и загрузил декодированные сообщения, полученные зондом «Икар» с Проксимы Центавра. Большая часть уже была проанализирована – базовая структура языка колонистов, лексические паттерны, синтаксические особенности. Как и ожидалось, основой служил английский язык с примесью китайского и хинди – логичное следствие состава предполагаемой первой экспедиции «Прометея».

Но были и аномалии, которые Дмитрий выделил в отдельную категорию. Термины и грамматические конструкции, не имеющие аналогов в известных земных языках. Слова, обозначающие концепции, которые не существовали в человеческом опыте на момент основания колонии.

Например, термин «квангли» – очевидно, производное от «квантовая глия», но не имеющее прямого соответствия в научной терминологии Земли. Из контекста можно было предположить, что это обозначение некоего интерфейса между биологическими нейронами и квантовыми вычислительными структурами. Технология, значительно превосходящая современные нейроинтерфейсы.

Или «архсин» – слово, встречающееся в контексте, связанном с организацией социальной структуры колонии. Возможно, обозначение должности или социальной роли, но с коннотациями, выходящими за рамки привычных земных иерархий.

Волков создал лингвистическую карту этих аномалий, пытаясь выявить паттерны и связи. Если эти термины действительно обозначали концепции, заимствованные у «Архитекторов», то анализ их лингвистической структуры мог дать первые представления о мышлении нечеловеческой цивилизации.

Его размышления прервал сигнал корабельного коммуникатора.

– Мистер Волков, – раздался голос капитана Васкеса, – можете подойти в мой кабинет перед совещанием? Есть вопрос, требующий обсуждения.

– Конечно, капитан. Буду через пять минут.

Дмитрий сохранил результаты анализа, закрыл все программы и покинул каюту. Что могло понадобиться Васкесу? За три недели полёта капитан редко запрашивал приватные встречи, предпочитая решать все вопросы на общих совещаниях.

Кабинет Васкеса находился рядом с командным центром «Персефоны» – компактное, но функциональное помещение с минимумом личных вещей. Типичная обстановка военного человека, привыкшего к мобильности и готового в любой момент сменить место службы.

Капитан сидел за рабочим столом, изучая данные на голографическом дисплее. При появлении Волкова он поднял взгляд и жестом предложил сесть.

– Спасибо, что пришли, мистер Волков, – начал Васкес без предисловий. – У меня есть некоторые вопросы относительно ваших лингвистических исследований.

– Я к вашим услугам, капитан, – Дмитрий слегка улыбнулся, сохраняя дружелюбное, открытое выражение лица.

Васкес активировал защитное поле конфиденциальности, окружившее кабинет невидимым барьером, блокирующим любые попытки прослушивания. Это было необычно для рутинного обсуждения исследований.

– Я просмотрел ваши последние отчёты, – продолжил капитан. – Особенно заинтересовали меня эти… лингвистические аномалии, которые вы выделили. Термины, не имеющие аналогов в земных языках.

– Да, это одно из самых интригующих открытий, – подтвердил Волков. – Язык колонистов эволюционировал, включив концепции, которых не существовало на Земле в момент основания колонии.

– И каковы ваши выводы об источнике этих концепций?

Вот оно. Прямой вопрос о возможном нечеловеческом влиянии. Волков мгновенно оценил ситуацию. Васкес явно знал больше, чем показывал. Возможно, у него был доступ к информации, недоступной остальным членам экипажа.

– Есть несколько возможностей, – осторожно начал Дмитрий. – Наиболее консервативная гипотеза предполагает, что колонисты самостоятельно развили эти концепции за столетие изоляции, создав новую терминологию для описания своих открытий.

Он сделал паузу, наблюдая за реакцией Васкеса. Капитан оставался невозмутимым.

– Однако, – продолжил Волков, – существует и более… интригующая возможность. Лингвистическая структура некоторых терминов предполагает фундаментально иной подход к категоризации реальности. Это может указывать на влияние нечеловеческого мышления.

– Вы имеете в виду контакт с инопланетной цивилизацией, – прямо сказал Васкес.

– Это одна из гипотез, да. Хотя я бы предпочёл термин «нечеловеческий разум», пока у нас нет конкретных доказательств.

Васкес задумчиво постучал пальцами по столу.

– Мистер Волков, то, что я скажу сейчас, не должно покинуть этот кабинет, – он помедлил. – В моём предстартовом брифинге содержалась информация, недоступная остальным членам экипажа. Анализ данных с «Икара» выявил аномальные структуры на поверхности Авалона, которые… не соответствуют известным принципам человеческой архитектуры или инженерии.

Волков сохранял невозмутимое выражение лица, хотя внутренне был крайне заинтригован. Это подтверждало информацию от Консорциума.

– Вы считаете, что колонисты обнаружили артефакты некой предшествующей цивилизации?

– Это наиболее правдоподобная гипотеза, – кивнул Васкес. – И она объясняет технологический скачок колонии, а также появление новых лингвистических концепций.

– Если это так, – медленно произнёс Волков, – наша миссия приобретает совершенно иное значение. Мы имеем дело не просто с изолированной человеческой колонией, а с первым в истории контактом с наследием нечеловеческого разума.

– Именно, – подтвердил Васкес. – И это делает ваш опыт дипломата критически важным. Мы должны быть готовы к коммуникации, выходящей за рамки стандартных протоколов первого контакта.

Волков кивнул, сохраняя задумчивое выражение лица. Но внутренне он лихорадочно анализировал новую информацию. Почему Васкес решил поделиться этим именно сейчас? И только с ним? Капитан не был человеком, действующим без чёткого плана.

– Есть ещё кое-что, – продолжил Васкес. – В некоторых декодированных сообщениях упоминается термин «Архитекторы». Из контекста можно предположить, что это обозначение той самой предшествующей цивилизации.

Волков с трудом сохранил невозмутимое выражение лица. Тот же термин, что использовал Консорциум в своём последнем сообщении. Совпадение? Или утечка информации на самом высоком уровне?

– Интересно, – произнёс он. – Термин имеет явные коннотации созидания, строительства. Это может указывать на восприятие этой цивилизации как создателей или строителей чего-то значительного.

– Или на их роль в основании самой колонии, – тихо добавил Васкес.

Это предположение было настолько радикальным, что Волков на мгновение потерял свой дипломатический контроль.

– Вы предполагаете, что колония была основана не людьми с Земли?

– Я рассматриваю все возможности, мистер Волков. Как и должен делать капитан экспедиции в неизвестность, – Васкес внимательно изучал реакцию дипломата. – Включая возможность того, что история колонии значительно сложнее, чем просто тайная экспедиция «Прометея».

Волков быстро восстановил самообладание.

– Разумная предосторожность, капитан. Я удвою усилия по анализу лингвистических аномалий. Возможно, язык колонистов содержит ключи к разгадке этой тайны.

– Рассчитываю на вас, – кивнул Васкес, затем деактивировал защитное поле. – А теперь пора на общее совещание. Не будем заставлять остальных ждать.

Покидая кабинет капитана, Дмитрий тщательно анализировал произошедшее. Васкес явно проверял его реакцию, возможно, подозревая о связях с Консорциумом. Информация об «Архитекторах» могла быть проверкой – если этот термин появится в перехваченных коммуникациях, источник утечки станет очевиден.

Но был и другой аспект. Васкес казался искренне обеспокоенным возможностью нечеловеческого влияния на колонию Авалон. Это могло быть полезно для целей Волкова. Чем больше капитан будет сосредоточен на этой загадке, тем меньше внимания он будет уделять действиям самого дипломата.

Еженедельное совещание ключевого персонала проходило в конференц-зале командного модуля «Персефоны». Просторное помещение с овальным столом, где могли разместиться все руководители отделов корабля. Голографические экраны покрывали стены, отображая данные о состоянии систем, курсе и приближающейся точке активации двигателя искривления.

Волков занял своё обычное место между Аминой Хан и Каем Левином. Напротив сидел Сантьяго Рейес, его тёмные глаза, как всегда, внимательно изучали присутствующих. Капитан Васкес возглавлял стол, рядом с ним – корабельный врач доктор Ирина Петрова и главный инженер Такеши Ямамото.

– Благодарю всех за пунктуальность, – начал Васкес. – Через две недели мы достигнем орбиты Марса, после чего произойдёт активация двигателя Алькубьерре-Сяо. Это будет точка невозврата – момент, когда мы окончательно покинем Солнечную систему и отправимся в межзвёздное пространство.

Он сделал паузу, позволяя всем осознать значимость момента.

– Прежде чем мы перейдём к техническим деталям, хочу проверить статус различных систем и направлений работы. Доктор Петрова, как состояние экипажа?

Корабельный врач, женщина средних лет с короткими седеющими волосами и проницательным взглядом, активировала свой планшет.

– Физические показатели в пределах нормы, – доложила она. – Но есть некоторые признаки психологического напряжения, что ожидаемо на данном этапе длительной миссии. Рекомендую увеличить частоту групповых мероприятий и добавить дополнительные сеансы психологической разгрузки.

– Принято, – кивнул Васкес. – Мистер Ямамото, статус корабельных систем?

Главный инженер, невысокий японец с аккуратной бородкой, выпрямился.

– Все системы функционируют в пределах нормы, капитан. Двигатель Алькубьерре-Сяо полностью готов к активации. Энергетические системы стабильны. Биореактор работает с эффективностью 97%, что выше проектных показателей.

– Отлично. Мистер Левин, как состояние «Афины»?

Кай Левин, как всегда немного нервный, быстро ответил:

– ИИ полностью интегрирован со всеми системами корабля. Самодиагностика не выявила никаких аномалий. «Афина» готова к поддержке перехода в режим искривления пространства.

Волков заметил, как Рейес едва заметно нахмурился при упоминании ИИ. Специалист по безопасности явно не доверял системе Левина, возможно, из-за прошлых обвинений программиста в создании запрещённого самосознающего искусственного интеллекта.

– Доктор Хан, – продолжил Васкес, – ваши исследования?

Амина Хан активировала голографическую проекцию Проксимы Центавра b.

– Мы продолжаем анализ данных, полученных от «Икара», – сказала она. – Особый интерес представляют регулярные флуктуации в атмосфере планеты, которые могут указывать на масштабное терраформирование или другое технологическое вмешательство.

– А что насчёт аномальных структур на поверхности? – спросил Васкес, явно отсылая к их недавнему разговору с Волковым.

Амина слегка напряглась.

– Мы идентифицировали несколько комплексов, чья геометрия не соответствует стандартным принципам человеческой архитектуры. Но без более детальных данных сложно делать окончательные выводы.

– Мистер Волков, – капитан повернулся к дипломату, – ваш отчёт о лингвистическом анализе.

Дмитрий активировал свою презентацию – диаграммы, показывающие эволюцию языка колонистов от предполагаемого земного оригинала.

– Как видите, язык Авалона значительно эволюционировал за столетие изоляции, – начал он. – Базовая структура остаётся англо-китайско-хиндиской, но появились новые лексические и грамматические элементы, не имеющие прямых аналогов в земных языках.

Он увеличил часть диаграммы, показывающую кластер новых терминов.

– Особенно интересна группа терминов, связанных с технологиями, социальной организацией и, предположительно, взаимодействием с местной экосистемой. Они указывают на концепции, которых не существовало на Земле в момент основания колонии.

– Можете привести примеры? – спросил Рейес, впервые проявив открытый интерес к презентации.

– Конечно, – кивнул Волков. – Например, термин «квангли», который, судя по контексту, обозначает некий интерфейс между биологическими нейронами и квантовыми вычислительными структурами. Или «сетевое сознание» – концепция, описывающая форму коллективного мышления, выходящую за рамки индивидуального разума.

– Это может быть результатом естественной эволюции языка в изоляции, – заметил Рейес, но в его голосе звучало сомнение.

– Возможно, – согласился Волков. – Но некоторые лингвистические структуры предполагают влияние принципиально иного подхода к категоризации реальности.

– Вы намекаете на нечеловеческое влияние? – прямо спросил Рейес.

В комнате повисла тишина. Вопрос, который многие обдумывали, но избегали формулировать вслух.

– Я просто анализирую данные, мистер Рейес, – дипломатично ответил Волков. – Но нельзя исключать возможность того, что колонисты имели доступ к знаниям или технологиям, выходящим за рамки стандартного человеческого опыта.

– Включая возможное наследие предшествующей цивилизации, – добавил Васкес, открыто поддерживая эту линию обсуждения. – Которую колонисты, судя по декодированным сообщениям, называют «Архитекторами».

Амина Хан выпрямилась, явно удивлённая этой информацией.

– Капитан, это первое упоминание о «Архитекторах» на официальном брифинге. Почему эта информация не была доступна научному отделу раньше?

– Потому что эти данные были выделены из последнего пакета сообщений всего несколько дней назад, – ответил Васкес, искусно обходя прямой ответ. – И я хотел, чтобы мистер Волков завершил свой лингвистический анализ, прежде чем мы начнём строить теории.

Рейес выглядел недовольным.

– С точки зрения безопасности, это существенно меняет параметры миссии. Если колонисты действительно имеют доступ к нечеловеческим технологиям, мы должны пересмотреть протоколы первого контакта.

– Именно этим мы и занимаемся, мистер Рейес, – спокойно ответил Васкес. – Сбором и анализом информации для корректировки наших планов. До активации двигателя Алькубьерре-Сяо у нас есть ещё две недели для финальных приготовлений и обновления протоколов.

Он обвёл взглядом присутствующих.

– Я ожидаю, что каждый отдел представит обновлённые планы действий с учётом возможного нечеловеческого фактора. Доктор Хан – для научных исследований, мистер Рейес – для протоколов безопасности, мистер Волков – для коммуникации и дипломатии.

Совещание продолжилось обсуждением технических деталей предстоящей активации двигателя. Волков слушал внимательно, но часть его разума была занята анализом новой динамики в команде.

Открытое упоминание «Архитекторов» изменило тон дискуссии. Теперь гипотеза о нечеловеческом влиянии на колонию стала официальной частью миссии, а не просто теоретической возможностью. Это меняло расстановку сил и приоритеты.

Особенно интересной была реакция Амины Хан – смесь научного любопытства и явного недовольства тем, что информация была скрыта от неё. Между астробиологом и капитаном возникло едва заметное напряжение, которое могло быть полезно для целей Волкова.

Когда совещание завершилось, Дмитрий намеренно задержался, собирая свои материалы медленнее обычного. Как он и предполагал, Амина также осталась, явно желая поговорить с ним наедине.

– Мистер Волков, – обратилась она, когда остальные покинули конференц-зал, – могу я узнать, когда именно вы обнаружили упоминания об «Архитекторах» в декодированных сообщениях?

Дипломат улыбнулся своей самой обезоруживающей улыбкой.

– Честно говоря, доктор Хан, я сам узнал об этом термине только сегодня утром, когда капитан Васкес пригласил меня на приватную беседу перед совещанием.

Это была правда, хотя и не вся. Он действительно впервые услышал этот термин от Васкеса, а не обнаружил его самостоятельно в сообщениях. Но упоминание «Архитекторов» в инструкциях от Консорциума было деталью, которой он не собирался делиться.

– Значит, капитан владел этой информацией, но не счёл нужным поделиться ею с научным отделом, – Амина не скрывала раздражения. – Несмотря на то, что это напрямую влияет на нашу подготовку к исследованиям Авалона.

– Я уверен, что у капитана были причины для такой секретности, – дипломатично заметил Волков. – Возможно, он хотел избежать преждевременных выводов, пока информация не будет подтверждена.

– Или он не доверяет некоторым членам экипажа, – тихо сказала Амина. – Вы заметили, как он наблюдал за реакцией Рейеса, когда упомянул «Архитекторов»?

Волков был впечатлён наблюдательностью астробиолога. Многие считали учёных наивными в вопросах человеческих взаимоотношений и политических игр, но Амина определённо не подходила под этот стереотип.

– Вы очень проницательны, доктор Хан, – признал он. – Действительно, кажется, между капитаном и мистером Рейесом существует некое… напряжение.

– Не только между ними, – Амина понизила голос. – Вся эта миссия пронизана скрытыми повестками и недомолвками. Официально мы отправились с научно-исследовательской целью. Но я всё больше убеждаюсь, что реальные мотивы организаторов экспедиции гораздо сложнее.

Волков внимательно изучал её лицо. Амина Хан могла быть потенциальным союзником – или опасным противником, если бы узнала о его связях с Консорциумом.

– В таких сложных миссиях всегда есть различные интересы, – осторожно сказал он. – Научные, политические, возможно, даже военные. Важно помнить, что, несмотря на это, мы все стремимся к общей цели – безопасному контакту с колонией Авалон и пониманию её природы.

– Я надеюсь, что вы правы, мистер Волков, – Амина не выглядела убеждённой. – Но история человечества показывает, что когда речь идёт о потенциальных технологических прорывах, альтруизм редко бывает главным мотивом.

С этими словами она покинула конференц-зал, оставив Волкова наедине со своими мыслями. Дипломат улыбнулся. Доктор Хан была не просто умна – она была опасно проницательна. И явно имела собственную повестку, возможно, не менее сложную, чем у него самого.

Это делало игру интереснее.

Следующие две недели пролетели в напряжённой работе. Волков погрузился в углублённый анализ лингвистических данных, теперь сосредоточившись на любых упоминаниях «Архитекторов» и связанных с ними концепций.

Результаты были впечатляющими. В декодированных сообщениях действительно присутствовали многочисленные отсылки к некой предшествующей цивилизации, чьи технологии и знания, по-видимому, использовались колонистами Авалона.

Наиболее интригующим аспектом была концепция «Сетевого сознания» – своеобразной формы коллективного разума, которая, судя по контексту, была связана с наследием Архитекторов. Колонисты, похоже, адаптировали некоторые аспекты этой технологии или философии, интегрировав их в свою социальную структуру.

Но были и более тревожные намёки. В некоторых сообщениях упоминалось «Великое перемещение» – событие в прошлом колонии, которое, по-видимому, имело фундаментальное значение для её основания. Контекст был недостаточен для определения точной природы этого события, но лингвистическая структура предполагала нечто гораздо более сложное, чем просто колонизационная экспедиция с Земли.

Что, если колония Авалон не была основана земной экспедицией? Что, если эти люди были каким-то образом перемещены на Проксиму Центавра b самими Архитекторами? Эта гипотеза была настолько радикальной, что Волков не включил её в официальные отчёты, но тщательно зашифровал в своих личных заметках.

За два дня до достижения орбиты Марса капитан Васкес созвал ещё одно совещание ключевого персонала. На этот раз атмосфера была более напряжённой – приближение точки невозврата заставляло всех острее осознавать риски и неопределённости предстоящей миссии.

– Господа, – начал Васкес, – через сорок восемь часов мы достигнем орбиты Марса и активируем двигатель Алькубьерре-Сяо. После этого возврат в Солнечную систему будет возможен только после завершения полного цикла миссии.

Он сделал паузу, давая всем осознать значимость момента.

– Это последний шанс для любого члена экипажа, у кого есть сомнения или опасения, высказать их. После активации двигателя мы будем полагаться только на себя и друг на друга в течение восьми месяцев пути до Проксимы Центавра.

В комнате воцарилась тишина. Никто не хотел быть первым, кто выразит сомнения или страх.

– Хорошо, – кивнул Васкес, удовлетворённый молчаливым подтверждением готовности. – Тогда перейдём к финальным приготовлениям. Мистер Левин, статус «Афины» перед активацией двигателя?

Кай Левин, как всегда немного нервный, но сосредоточенный, активировал свою презентацию.

– «Афина» полностью готова к поддержке перехода в режим искривления пространства, – доложил он. – Все алгоритмы управления двигателем Алькубьерре-Сяо протестированы в симуляциях. Системы мониторинга «пузыря» искривления откалиброваны для немедленного обнаружения любых аномалий.

– Что произойдёт с системами связи после активации двигателя? – спросил Рейес.

– Теоретически, любая коммуникация с внешним миром станет невозможна, – ответил Кай. – Корабль будет находиться в собственном «кармане» искривлённого пространства-времени, изолированном от нормальной Вселенной. Даже квантово-запутанные коммуникаторы не смогут преодолеть этот барьер.

Волков отметил лёгкое напряжение в голосе Рейеса при упоминании квантовых коммуникаторов. Интересно. Возможно, специалист по безопасности имел доступ к такой технологии – экспериментальной и крайне секретной.

– Значит, мы будем полностью отрезаны от Земли на восемь месяцев, – подытожил Васкес. – Это подчёркивает важность самодостаточности и командной работы.

Он повернулся к Волкову.

– Мистер Волков, ваши последние выводы из лингвистического анализа перед потерей связи с Землёй?

Дмитрий активировал обновлённую презентацию, показывающую результаты его исследований.

– Я углубил анализ терминологии, связанной с «Архитекторами», – начал он. – Судя по контексту, это действительно обозначение предшествующей цивилизации, чьи технологии и, возможно, философские концепции были адаптированы колонистами Авалона.

Он переключил изображение на схему семантических связей.

– Особенно интересна концепция «Сетевого сознания» – формы коллективного разума, которая, по-видимому, была характерна для Архитекторов и частично интегрирована в социальную структуру колонии.

– Коллективный разум? – нахмурился Рейес. – Это звучит как форма ментального контроля.

– Не обязательно, – возразила Амина. – Это может быть продвинутая форма нейроинтерфейса, позволяющая прямой обмен мыслями и восприятиями без потери индивидуальности.

– Или нечто, выходящее за рамки нашего понимания психологии и сознания, – добавил Волков. – Важно подходить к этим концепциям без земных предубеждений.

– И всё же, – настаивал Рейес, – с точки зрения безопасности, такая технология представляет потенциальную угрозу. Что, если колонисты попытаются интегрировать членов нашего экипажа в эту систему «Сетевого сознания»?

– Мы будем действовать с максимальной осторожностью, – твёрдо сказал Васкес. – Никаких экспериментов с нечеловеческими технологиями без полного понимания их природы и последствий.

Совещание продолжилось обсуждением финальных приготовлений к активации двигателя. Были уточнены протоколы действий в различных сценариях, распределены обязанности, проверены аварийные процедуры.

Когда официальная часть завершилась, Волков заметил, что Амина Хан и Кай Левин остались в конференц-зале, тихо обсуждая что-то между собой. Он намеренно задержался, делая вид, что просматривает свои заметки, но на самом деле прислушиваясь к их разговору.

– …странные колебания в энергетических сигнатурах, – говорила Амина. – Словно кто-то использует дополнительный канал связи, не зарегистрированный в официальных протоколах.

– Я тоже заметил аномалии, – тихо ответил Кай. – Но без прямого доступа к системам безопасности сложно определить источник.

– Ты думаешь, это Рейес? – Амина понизила голос ещё больше, но Волков, благодаря своему тренированному слуху, всё равно расслышал.

– У него был доступ к коммуникационным протоколам в необычное время, – кивнул Кай. – И его реакция на упоминание квантовых коммуникаторов была… показательной.

– Нужно сообщить капитану?

– Пока нет, – Кай покачал головой. – Без конкретных доказательств это будет выглядеть как паранойя. Давай продолжим наблюдение и сбор данных.

Они замолчали, заметив, что Волков всё ещё в комнате. Дипломат сделал вид, что только что закончил просмотр своих материалов, и направился к выходу, кивнув им с дружелюбной улыбкой.

Эта информация была ценной. Значит, не только он заметил странности в поведении Рейеса. И не только он вёл скрытую коммуникацию. Интересно, что ещё скрывали другие члены экипажа?

В день активации двигателя Алькубьерре-Сяо атмосфера на «Персефоне» была наэлектризована смесью волнения, тревоги и исторического предвкушения. Все понимали значимость момента – человечество готовилось сделать следующий шаг в своём космическом путешествии, преодолев границы Солнечной системы.

Дмитрий Волков проснулся раньше обычного и провёл час, медитируя в своей каюте – техника, которую он освоил во время дипломатической службы в кризисных зонах. Ясность ума была его главным оружием, особенно сейчас, когда события начинали ускоряться.

Перед официальной предстартовой процедурой у него оставалось время для одного важного дела. Волков активировал свой защищённый терминал и подготовил финальное сообщение для Европейского Консорциума:

«Приближаемся к точке невозврата. Получены новые данные о цели миссии. Колония Авалон, предположительно, имела контакт с нечеловеческой цивилизацией, обозначаемой как "Архитекторы". Возможный доступ к продвинутым технологиям, включая "Сетевое сознание" – форму коллективного разума. Требуется особая осторожность при первом контакте. Следующая коммуникация – после прибытия к Проксиме Центавра. Ключ: Гермес-28-омега-пси».

Он проверил шифрование, убедился в активации всех протоколов маскировки и отправил сообщение. Это была последняя связь с Землёй перед восьмимесячной изоляцией в искривлённом пространстве-времени.

Ответ пришёл почти мгновенно – автоматическое подтверждение получения без дополнительных инструкций. Консорциум доверяло ему действовать по собственному усмотрению, основываясь на предварительных директивах и его опыте.

Уничтожив все следы коммуникации, Волков направился в командный центр, где уже собирались ключевые члены экипажа для подготовки к активации двигателя.

Командный центр «Персефоны» был полон активности. Техники проверяли системы, инженеры контролировали энергетические потоки, навигаторы уточняли координаты точки активации. Капитан Васкес стоял в центре, спокойный и сосредоточенный, отдавая чёткие команды.

– Мистер Волков, – кивнул Васкес, заметив дипломата. – Все финальные коммуникации с Землёй завершены?

– Да, капитан, – подтвердил Дмитрий. – Последние отчёты отправлены. Дипломатический корпус подтвердил получение и передал свои пожелания успешной миссии.

– Отлично. Займите своё место. Активация через тридцать минут.

Волков сел за свою станцию, рядом с коммуникационным центром. Его официальной задачей в процессе активации было мониторить последние сигналы с Земли и фиксировать момент потери связи.

Амина Хан заняла место напротив, кивнув ему с лёгкой улыбкой. Кай Левин был погружён в работу у своей консоли, его пальцы летали над голографическими интерфейсами, проверяя готовность «Афины» к поддержке перехода. Рейес находился рядом с Васкесом, его тёмные глаза внимательно следили за всем происходящим.

– Пятнадцать минут до активации, – объявил навигатор. – Пересекаем орбиту Марса. Все системы готовы.

– Экипажу занять места согласно протоколу активации, – приказал Васкес. – Активировать фиксаторы кресел.

По всему кораблю члены экипажа пристёгивались к своим креслам. Никто точно не знал, как будет ощущаться переход в режим искривления на таком расстоянии. Предыдущие тесты проводились только в пределах орбиты Луны и были кратковременными.

– Десять минут до активации, – продолжил отсчёт навигатор. – Двигатель Алькубьерре-Сяо выходит на предстартовые параметры.

Волков наблюдал за показателями связи на своей консоли. Сигналы с Земли всё ещё поступали чётко – телеметрия, стандартные проверки, финальные подтверждения от контрольного центра миссии.

– Пять минут до активации.

Васкес обратился к экипажу:

– Господа, через несколько минут мы станем первыми людьми, покинувшими Солнечную систему на управляемом корабле. Это исторический момент, и я горжусь тем, что делю его с каждым из вас.

Его слова были встречены тихими кивками и напряжёнными улыбками. Волнение и тревога смешивались в атмосфере командного центра.

– Две минуты до активации.

Волков проверил свои фиксаторы, глубоко вдохнул и выдохнул, успокаивая пульс. Многолетняя дипломатическая подготовка помогала сохранять внешнее спокойствие даже в самых напряжённых ситуациях.

– Одна минута. Финальное подтверждение всех систем.

Капитан Васкес положил руку на сканер биометрической идентификации.

– Подтверждаю активацию. Капитан Лоренцо Васкес, авторизация омега-пять-девять-три.

– Тридцать секунд.

Корабль начал вибрировать, когда энергия направилась к двигателю Алькубьерре-Сяо. Волков наблюдал, как показатели связи с Землёй начинают колебаться – первый признак формирования «пузыря» искривления.

– Пятнадцать секунд.

Амина закрыла глаза, её губы беззвучно двигались – может быть, в молитве, может быть, в научных формулах. Кай Левин был полностью сосредоточен на своей консоли, контролируя процессы «Афины». Рейес сидел неподвижно, его лицо было непроницаемой маской.

– Десять… девять… восемь…

Вибрация усилилась, превращаясь в низкий гул, который ощущался всем телом.

– Семь… шесть… пять…

Показатели связи начали стремительно падать. Волков наблюдал, как последние сигналы с Земли искажаются, растягиваются, превращаясь в электронный шум.

– Четыре… три… два…

Он сделал глубокий вдох. Точка невозврата.

– Один. Активация.

Реальность изменилась. Не было драматического толчка или вспышки света. Просто всё вокруг словно сдвинулось, как при лёгком землетрясении. Звёзды на экранах размылись, превратившись в серебристое сияние.

– Двигатель Алькубьерре-Сяо активирован, – объявила «Афина». – Пузырь искривления стабилен. Все системы функционируют в пределах расчётных параметров.

– Связь с Землёй? – спросил Васкес.

Волков проверил показатели своей консоли.

– Полная потеря сигнала, капитан. Как и ожидалось. Мы отрезаны от Солнечной системы.

– Статус экипажа? – обратился Васкес к корабельному врачу.

– Временное повышение сердечного ритма и кровяного давления, – ответила доктор Петрова. – В пределах ожидаемых реакций на стресс. Никаких серьёзных отклонений.

Васкес кивнул и обратился к экипажу:

– Господа, мы официально в пути к Проксиме Центавра. Расчётное время прибытия – восемь месяцев. Добро пожаловать в межзвёздную эру человечества.

По командному центру пронеслась волна облегчения. Переход прошёл успешно. Первый и, возможно, самый рискованный этап миссии был завершён.

– Разрешаю отстегнуть фиксаторы, – продолжил Васкес. – Но оставайтесь на своих местах ещё тридцать минут для наблюдения за стабильностью систем.

Волков отстегнулся, чувствуя странную лёгкость. Они сделали это. Преодолели границу, которую человечество не пересекало за всю свою историю. Теперь впереди была только неизвестность – и Авалон с его загадками.

Он посмотрел на показатели связи на своей консоли. Абсолютная тишина эфира. Никаких сигналов извне. Только внутренние коммуникации корабля.

Восемь месяцев изоляции в металлическом контейнере, несущемся через искривлённое пространство-время. Восемь месяцев наедине с экипажем, полным людей с собственными повестками и секретами. Включая его самого.

Волков улыбнулся. Игра становилась интереснее. И теперь, когда они пересекли точку невозврата, ставки были выше, чем когда-либо.

Глава 5: Тени прошлого

Сантьяго Рейес разминал мышцы в тренировочном модуле «Персефоны», методично выполняя комплекс упражнений, адаптированных для условий микрогравитации. Две недели в искривлённом пространстве. Восемь недель с момента старта. Впереди ещё шесть с половиной месяцев полёта до Проксимы Центавра.

Он двигался плавно, но с военной точностью – каждое движение выверено, каждый мускул под контролем. В свои сорок пять Рейес поддерживал физическую форму лучше, чем многие тридцатилетние. Необходимость для его реальной профессии.

Официально он был специалистом по безопасности миссии «Персефона». Но капитан Васкес и, возможно, некоторые другие члены экипажа догадывались, что его настоящая роль гораздо сложнее. Оперативник военной разведки Земного Альянса, внедрённый в состав экспедиции с конкретной задачей: обеспечить доступ Альянса к любым продвинутым технологиям, которые могут быть обнаружены на Авалоне.

Завершив тренировку, Рейес вытер пот полотенцем и проверил время. 04:30 по корабельному времени. Большинство членов экипажа ещё спали. Идеальный момент для мониторинга ситуации на корабле.

Он вернулся в свою каюту, принял быстрый душ и переоделся в стандартную форму. Затем активировал защищённый терминал, скрытый в фальшпанели его каюты – оборудование, не зарегистрированное в официальной спецификации корабля.

На экране появилась карта «Персефоны» с отметками местоположения всех членов экипажа. Большинство – в жилом модуле, некоторые – на ночном дежурстве в командном и инженерном отсеках. Васкес, как обычно, уже не спал – капитан страдал бессонницей, хотя пытался это скрывать. Интересно, что Кай Левин также бодрствовал, работая в техническом отсеке. Программист проводил там слишком много времени наедине со своим ИИ.

Рейес переключился на другой экран, где отображались психологические профили ключевых членов экипажа – результат его собственных наблюдений за прошедшие недели.

Капитан Лоренцо Васкес. Профессиональный военный с нестандартным мышлением. История неподчинения прямым приказам ради спасения гражданских на Фобосе указывала на приоритет гуманистических ценностей над военной дисциплиной. Потенциально непредсказуем в критических ситуациях. Имеет скрытый медицинский диагноз – вероятно, прогрессирующее нейродегенеративное заболевание, судя по характерным признакам, которые Рейес заметил во время физических тренировок капитана.

Доктор Амина Хан. Блестящий учёный, но эмоционально уязвима из-за предыдущего неудачного проекта. Чувство вины за экологическую катастрофу на Марсе сделало её сверхосторожной в вопросах взаимодействия с чужими экосистемами. Потенциально может противодействовать эксплуатации ресурсов Авалона. Имеет сильное научное любопытство, которое иногда перевешивает осторожность. В последние дни установила близкие отношения с Каем Левином.

Кай Левин. Гений в области искусственного интеллекта, социально неадаптивный. История с обвинениями в создании самосознающего ИИ остаётся тревожным фактором. Проводит аномально много времени в техническом отсеке, взаимодействуя с «Афиной». Высока вероятность, что ИИ корабля обладает функциями, не указанными в официальной документации. Потенциальный риск для миссии, требует постоянного мониторинга.

Дмитрий Волков. Дипломат со слишком безупречным досье. Классический профиль тайного оперативника. Вероятная принадлежность – Европейский Консорциум. Неоднократно фиксировались аномалии в коммуникационных системах перед потерей связи с Землёй, соответствующие времени доступа Волкова к терминалам. Цели неясны, но почти наверняка противоречат интересам Земного Альянса.

Рейес закрыл файлы и активировал программу глубокого сканирования корабельных систем. Эта операция была рискованной – если «Афина» обнаружит несанкционированный доступ, сработают протоколы безопасности. Но информация того стоила.

Особенно его интересовали недавние исследования Амины Хан. Астробиолог накопила значительный объём данных о Авалоне, включая анализ аномальных структур на поверхности планеты и регулярных флуктуаций в атмосфере, указывающих на масштабное технологическое вмешательство.

Также критически важно было мониторить работу Кая Левина с «Афиной». Рейес был почти уверен, что программист скрывает истинные возможности ИИ. В эпоху после Кризиса искусственного интеллекта 2180-х годов самосознающие системы были запрещены как экзистенциальная угроза человечеству. Но технические гении вроде Левина часто считали себя выше подобных ограничений.

Сканирование шло медленно, обходя защитные протоколы «Афины». Рейес использовал уязвимости, о которых знали только специалисты высшего уровня Земного Альянса. Даже в таком продвинутом ИИ, как «Афина», существовали бреши в защите.

Пока программа работала, мысли Рейеса вернулись к событиям, которые привели его на «Персефону». К тому, что он оставил на Земле. К причинам, почему его миссия была настолько важной.

Нью-Мумбаи, три месяца до старта «Персефоны»

Сантьяго стоял на смотровой площадке 284-го этажа Башни Контроля Климата, глядя на гигантский мегаполис внизу. Пятьдесят миллионов человек, зажатых в герметичных зонах между древними трущобами и ультрасовременными небоскрёбами. Смог висел над городом, несмотря на все усилия атмосферных фильтров. По улицам двигались людские потоки – бесконечная масса человеческих тел, борющихся за существование в перенаселённом мире.

– Впечатляющий вид, не правда ли? – голос генерала Чена, его куратора в военной разведке Земного Альянса, вывел Рейеса из задумчивости.

– Скорее, тревожный, – ответил Сантьяго, не оборачиваясь.

– Именно, – кивнул Чен, подходя ближе. – Этот вид напоминает, почему наша работа так важна. Земля умирает, Сантьяго. Медленно, но неумолимо. Экосистемы разрушены, ресурсы истощены, климат дестабилизирован. Даже с колониями на Марсе и спутниках газовых гигантов мы лишь оттягиваем неизбежное.

Рейес наконец повернулся к Чену. Генерал был невысоким, худощавым мужчиной с абсолютно лысой головой и пронзительными тёмными глазами. Классический пример военного интеллектуала – человека, чьё оружие – стратегическое мышление, а не грубая сила.

– Я видел последние прогнозы, – сказал Рейес. – Без технологического прорыва через пятьдесят лет начнётся необратимый коллапс. Даже с текущими мерами контроля населения и ресурсов.

– Сорок три года, если быть точным, – поправил Чен. – И это оптимистичный сценарий. Реальность может оказаться гораздо хуже.

Они перешли в закрытую комнату для брифингов, где Чен активировал защитное поле конфиденциальности.

– Поэтому открытие колонии Авалон так важно, – продолжил генерал. – Это не просто научное любопытство. Это потенциальный ключ к выживанию человечества.

– Если колонисты обладают технологиями, которые нам нужны, – заметил Рейес.

– Они определённо обладают чем-то экстраординарным, – Чен активировал голографическую проекцию. – Наши аналитики обработали данные с «Икара». То, что видите, не может быть создано технологиями начала 22-го века, когда предположительно стартовала экспедиция «Прометея».

На проекции была детализированная карта Авалона с отмеченными семью основными хабитатами вдоль зоны терминатора. Структуры имели странную геометрию – не совсем человеческую, но и не полностью чуждую.

– Это похоже на гибридную архитектуру, – сказал Рейес, изучая изображения. – Словно человеческие концепции были реализованы с использованием нечеловеческих принципов конструирования.

– Именно, – кивнул Чен. – Мы предполагаем, что колонисты обнаружили артефакты предшествующей цивилизации. Возможно, самих «Архитекторов», как они их называют.

– И адаптировали их технологии для своих нужд, – закончил Рейес.

– Это открывает множество возможностей, – продолжил Чен. – Терраформирование в планетарном масштабе. Энергия, не зависящая от ископаемого топлива или опасных реакторов. Может быть, даже более эффективные системы искривления пространства для межзвёздных путешествий.

– И моя задача – обеспечить доступ Земного Альянса к этим технологиям, – сказал Рейес. – Любой ценой.

– Не просто Альянса, – поправил Чен. – Всего человечества. Этот вопрос выходит за рамки геополитики. Речь идёт о выживании нашего вида.

Рейес скептически поднял бровь:

– Если это действительно так, почему миссия организована в такой спешке? Почему мы действуем в обход официальных протоколов ОПН?

Чен вздохнул.

– Потому что международная бюрократия неэффективна. Пока комитеты ОПН будут обсуждать этические аспекты контакта и справедливое распределение технологий, пройдут годы. У нас нет этого времени, Сантьяго.

Он переключил проекцию, показывая карту Земли с отмеченными зонами экологического бедствия.

– Последнее наводнение в Бангладеш уничтожило целую страну. Засуха в Центральной Африке превратила плодородные земли в пустыню за пять лет. Таяние вечной мерзлоты высвободило древние патогены, с которыми наша медицина едва справляется.

Рейес молча смотрел на проекцию. Он лично был в некоторых из этих зон, видел отчаяние и страдания людей, потерявших всё из-за экологических катастроф.

– Мы действуем так, как должны, – твёрдо сказал Чен. – Для блага всего человечества, даже если оно само не понимает, что ему нужно.

Рейес кивнул. Он был солдатом и понимал необходимость жёстких решений ради большего блага. Даже если для этого приходилось действовать в тени, за пределами официальных мандатов.

– Какие конкретные технологии в приоритете? – спросил он, переходя к практическим аспектам миссии.

Чен активировал следующую проекцию – список с приоритетами.

– Первое: технологии терраформирования и климатического контроля. Судя по данным с «Икара», колонисты смогли стабилизировать атмосферу Авалона в зоне терминатора. Это критически важно для восстановления экосистем Земли.

– Второе: энергетические системы. Особенно если они основаны на принципах, неизвестных нашей науке.

– Третье: биотехнологии адаптации. Колонисты явно модифицировали себя для жизни в условиях Авалона. Такие технологии могут помочь человечеству приспособиться к меняющимся условиям на Земле и других планетах.

– И, наконец, любая информация о самих «Архитекторах». Кем они были, куда исчезли, какие ещё технологии могли оставить.

– А если колонисты откажутся делиться? – спросил Рейес.

Лицо Чена стало жёстким.

– Тогда вы применяете протокол «Фаэтон».

Рейес напрягся. Протокол «Фаэтон» предусматривал принудительное изъятие технологий, включая возможную нейтрализацию сопротивления. Фактически – военную операцию.

– Надеюсь, до этого не дойдёт, – тихо сказал он.

– Я тоже, – кивнул Чен. – Но вы должны понимать ставки, Сантьяго. Речь идёт о выживании миллиардов против интересов нескольких сотен тысяч колонистов. Математика здесь проста.

Рейес не ответил. Математика действительно была проста. Но этика – нет.

– У вас будет особое оборудование, – продолжил Чен. – Квантовый коммуникатор последнего поколения, способный поддерживать связь даже через искривлённое пространство. Технология экспериментальная, но работающая. Это даст вам преимущество перед остальными членами экипажа, которые будут полностью отрезаны от Земли.

– Они не должны знать об этом устройстве, – сказал Рейес. – Особенно капитан Васкес.

– Разумеется, – кивнул Чен. – Официально вы будете специалистом по безопасности миссии. Неофициально – нашими глазами и руками на Авалоне. От вас зависит будущее человечества, Сантьяго. Не подведите нас.

Сканирование систем «Персефоны» завершилось, вернув Рейеса в настоящее. Результаты были интересными, хотя и не такими полными, как он надеялся. Защита некоторых участков корабельной сети оказалась неожиданно сложной – особенно систем, контролируемых «Афиной».

Тем не менее, он получил доступ к части исследовательских данных Амины Хан. Особенно заинтересовали его анализы аномальных структур на Авалоне. Они действительно имели характеристики, не соответствующие известным принципам человеческой архитектуры или инженерии. Более того, некоторые материалы, использованные в этих структурах, показывали признаки адаптивной молекулярной структуры – технологии, значительно превосходящей современные земные разработки.

Также он обнаружил зашифрованные файлы в личном хранилище данных Амины. Они были защищены гораздо серьёзнее, чем стандартные исследовательские материалы. Что она пыталась скрыть? Рейес пометил эти файлы для будущего взлома, когда у него будет больше времени и ресурсов.

Проверка логов доступа к коммуникационным системам подтвердила его подозрения относительно Волкова. Дипломат неоднократно обращался к системам связи в нестандартное время, с использованием протоколов, не соответствующих обычной коммуникации. Классический признак скрытой передачи данных.

А вот в систему Кая Левина проникнуть не удалось. Программист создал вокруг «Афины» многоуровневую защиту, которая блокировала большинство попыток несанкционированного доступа. Это само по себе было подозрительно. Зачем такая защита для стандартного корабельного ИИ?

Рейес закрыл программу сканирования и активировал маскировочные протоколы, скрывающие следы его деятельности. Затем проверил время – 05:45. Скоро начнётся утренняя смена, и коридоры корабля заполнятся членами экипажа. Нужно было действовать быстро.

Он извлёк из тайника в каюте небольшое устройство размером с монету – квантовый жучок, способный обходить стандартные системы обнаружения. Сегодня была хорошая возможность установить его в лаборатории Амины, пока большинство экипажа ещё спало.

Рейес покинул каюту и направился в научный модуль, сохраняя непринуждённый вид человека, совершающего утреннюю прогулку по кораблю. Коридоры были почти пусты, лишь изредка попадались дежурные техники и инженеры ночной смены.

Лаборатория астробиологии находилась в центральной части научного модуля – просторное помещение, заполненное исследовательским оборудованием, аналитическими системами и голографическими проекторами. Рейес вошёл, используя свой допуск офицера безопасности.

– Идентификация подтверждена, – объявила система контроля доступа. – Добро пожаловать, мистер Рейес.

Он быстро осмотрелся, убедившись, что лаборатория пуста. Затем направился к основной рабочей станции Амины. Установка жучка была делом нескольких секунд – устройство само синхронизировалось с системами и начинало передавать данные на его защищённый терминал.

Но когда Рейес уже собирался уходить, дверь лаборатории открылась, и вошла Амина Хан. Она выглядела усталой, но сосредоточенной, словно работала всю ночь или встала очень рано.

– Мистер Рейес, – в её голосе звучало удивление и лёгкое подозрение. – Не ожидала увидеть вас здесь в такое время.

Сантьяго мгновенно перешёл в режим беспечной непринуждённости – маска, отточенная годами оперативной работы.

– Доктор Хан, доброе утро. Провожу стандартную проверку безопасности всех ключевых помещений. Это часть моего утреннего обхода.

Амина смотрела на него оценивающе, явно не убеждённая этим объяснением.

– В пять утра по корабельному времени? И именно в моей лаборатории?

– Безопасность не имеет расписания, доктор, – Рейес улыбнулся своей самой обезоруживающей улыбкой. – К тому же, ваша работа – ключевой элемент миссии. Естественно убедиться, что лаборатория защищена от любых… вмешательств.

– Например, ваших? – прямо спросила Амина, подходя ближе к своей рабочей станции.

Рейес сохранял спокойствие, но внутренне напрягся. Астробиолог была гораздо проницательнее, чем он предполагал изначально.

– Я здесь именно для предотвращения вмешательств, доктор Хан, – ответил он. – Моя задача – обеспечить безопасность миссии и целостность научных данных.

– Странно, что вас так интересуют мои исследования, – Амина включила свою станцию, быстро проверяя системы. – Особенно данные об аномальных структурах на Авалоне.

– Всё, что связано с потенциальными нечеловеческими технологиями, представляет интерес с точки зрения безопасности, – парировал Рейес. – Мы не знаем, с чем столкнёмся на Авалоне. Лучше быть подготовленными.

Амина повернулась к нему, её тёмные глаза смотрели пристально и настороженно.

– Знаете, мистер Рейес, между подготовкой и промышленным шпионажем очень тонкая грань.

– Как и между научным любопытством и безрассудством, – ответил он. – Особенно когда речь идёт о потенциально опасных технологиях.

В воздухе повисло напряжение. Два профессионала, каждый преданный своей миссии, но с фундаментально разными подходами и приоритетами.

– Я не против сотрудничества со службой безопасности, – наконец сказала Амина. – Но предпочитаю, чтобы запросы на доступ к моим данным шли через официальные каналы. С соответствующими авторизациями.

– Разумно, – кивнул Рейес. – И я ценю вашу бдительность, доктор Хан. В конце концов, мы все работаем ради успеха миссии.

Он направился к выходу, но у двери остановился.

– Кстати, как продвигается анализ тех странных молекулярных структур, которые вы обнаружили в последних данных с «Икара»? Те, что показывали признаки адаптивной реконфигурации.

Амина напряглась, её рука на консоли замерла.

– Я не помню, чтобы включала эти данные в официальный отчёт, – медленно произнесла она.

– Возможно, я видел их во время одной из наших совместных сессий анализа, – небрежно сказал Рейес. – В любом случае, это выглядит как потенциально революционная технология. Материалы, способные адаптироваться на молекулярном уровне к различным условиям. Военные применения впечатляют.

– Я изучаю эти структуры как часть экосистемы Авалона, мистер Рейес, – голос Амины был ровным, но в нём отчётливо слышалось предупреждение. – Не как оружие или инструмент эксплуатации.

– Конечно, – улыбнулся Рейес. – Наука ради науки. Благородная позиция, доктор Хан. Надеюсь, колонисты Авалона разделяют вашу точку зрения.

С этими словами он покинул лабораторию, оставив Амину наедине с её мыслями и подозрениями. Столкновение было неизбежным, но Рейес считал его даже полезным. Пусть Хан думает, что раскусила его мотивы. Это отвлечёт её внимание от более глубоких уровней его операции.

Главное, что жучок был установлен и уже передавал данные. Теперь он будет видеть всё, что проходит через рабочую станцию астробиолога.

Вечером того же дня Рейес уединился в своей каюте для очередного сеанса связи с Землёй. Квантовый коммуникатор был замаскирован под стандартное медицинское оборудование – часть его личного набора для мониторинга здоровья. Никто на корабле, даже капитан Васкес, не знал о его истинной функции.

Согласно всем физическим теориям, связь через искривлённое пространство была невозможна. Двигатель Алькубьерре-Сяо создавал локальный «пузырь» искривлённого пространства-времени, полностью изолированный от нормальной Вселенной. Никакие сигналы не могли пересечь эту границу.

Но технологии Земного Альянса продвинулись дальше общеизвестных теорий. Квантовый коммуникатор использовал принцип нелокальности запутанных частиц. Каждый фотон в устройстве Рейеса был запутан с соответствующим фотоном в идентичном устройстве на Земле. Когда состояние одного менялось, мгновенно менялось состояние другого, независимо от расстояния или искривления пространства-времени между ними.

Сама по себе квантовая запутанность не позволяла передавать информацию быстрее света из-за теоремы о запрете клонирования квантовых состояний. Но инженеры Альянса нашли обходной путь, используя сложную систему предварительно согласованных состояний и алгоритм квантового усиления сигнала. Технология была экспериментальной, с ограниченной пропускной способностью и периодическими сбоями, но она работала.

Рейес активировал устройство, вводя длинную последовательность авторизации. Затем сформулировал сообщение, максимально сжатое для экономии ресурса квантовой связи:

«Первичное сканирование систем корабля завершено. Ключевые находки: 1) Подтверждены аномальные структуры на Авалоне, показывающие признаки адаптивной молекулярной конфигурации. 2) Высока вероятность нечеловеческого происхождения технологий колонии, связанных с сущностями, обозначаемыми как "Архитекторы". 3) Волков (предположительно агент Европейского Консорциума) проявляет особый интерес к лингвистическим аномалиям, связанным с "Архитекторами". 4) Левин, вероятно, скрывает истинные возможности ИИ "Афина". Требуется авторизация дальнейших действий».

Ответ пришёл через несколько минут – поразительно быстро, учитывая экспериментальную природу технологии:

«Информация получена. Приоритеты подтверждены: 1) Технологии адаптивных материалов. 2) Любые данные об "Архитекторах". 3) Средства терраформирования или климатического контроля. Опасения относительно Левина обоснованы. Установите дополнительный мониторинг "Афины". Относительно Волкова – позвольте ему действовать, но отслеживайте его находки. Консорциум может непреднамеренно выявить ценную информацию. Авторизация протокола "Фаэтон" подтверждена при необходимости. Следующий сеанс через 72 часа».

Рейес прочитал сообщение несколько раз, затем активировал протокол уничтожения данных. Текст исчез с экрана, а устройство перешло в режим пассивного мониторинга, неотличимый от обычного медицинского сканера.

Протокол «Фаэтон» получил официальную авторизацию. Это означало, что в случае отказа колонистов сотрудничать, он имел санкцию на применение силы для получения доступа к технологиям. Решение, которое он надеялся никогда не принимать, но к которому должен был быть готов.

Рейес подошёл к небольшому иллюминатору своей каюты. За ним не было привычных звёзд – только серебристое сияние искривлённого пространства, через которое «Персефона» прокладывала путь к Проксиме Центавра. Где-то там, в 4,2 световых годах от Земли, находилась колония людей, обладающих технологиями, которые могли спасти человечество.

Или уничтожить его, если попадут не в те руки.

Он вспомнил слова генерала Чена: «Математика здесь проста». Миллиарды жизней на Земле против нескольких сотен тысяч колонистов на Авалоне. С точки зрения чистой статистики выбор был очевиден.

Но Рейес был не просто статистиком. Он был солдатом, видевшим последствия войн и конфликтов. Человеком, который понимал, что за абстрактными числами стоят реальные люди, с их надеждами, страхами и правом на жизнь.

Именно это противоречие мучило его больше всего. Долг перед человечеством, требующий любых средств для получения спасительных технологий. И личная этика солдата, знающего цену насилия и принуждения.

Рейес сжал кулаки так сильно, что ногти впились в ладони. Шесть месяцев до Авалона. Шесть месяцев, чтобы подготовиться к решению, которое может определить судьбу двух миров.

Следующим утром Рейес присутствовал на еженедельном совещании ключевого персонала. Экипаж привыкал к рутине длительного космического путешествия, и эти регулярные встречи помогали поддерживать структуру и порядок в повседневной жизни корабля.

Капитан Васкес выглядел более усталым, чем обычно. Рейес заметил лёгкую асимметрию в движениях его левой руки – очередной признак прогрессирующего неврологического заболевания. Амина Хан сидела напротив, бросая на Рейеса настороженные взгляды после их утреннего столкновения. Кай Левин, как всегда, был сосредоточен на своём планшете, лишь изредка поднимая глаза. Дмитрий Волков сохранял профессиональное спокойствие дипломата, но Рейес замечал, как внимательно он наблюдает за остальными.

– Мы преодолели первые две недели в искривлённом пространстве без серьёзных инцидентов, – начал Васкес. – Все системы работают в штатном режиме, экипаж адаптируется к условиям длительного полёта. Однако нам предстоит ещё шесть с половиной месяцев пути, и важно сохранять бдительность и командный дух.

Он обвёл взглядом присутствующих.

– Доктор Петрова, как состояние экипажа?

Корабельный врач активировала свой отчёт на общем экране.

– Физические показатели в пределах нормы, хотя есть признаки начальной атрофии мышц у некоторых членов экипажа, пренебрегающих тренировками в условиях микрогравитации, – она выразительно посмотрела на нескольких присутствующих. – Психологические показатели также в пределах ожидаемых параметров, но отмечается рост напряжения и раздражительности. Это нормально для данного этапа миссии.

– Какие рекомендации? – спросил Васкес.

– Увеличить частоту общих мероприятий, – ответила Петрова. – Культурные вечера, спортивные соревнования, образовательные лекции. Всё, что поможет экипажу взаимодействовать вне рабочего контекста и снимать накапливающееся напряжение.

– Принято, – кивнул Васкес. – Мистер Волков, как продвигается анализ лингвистических данных?

Дипломат активировал свою презентацию, показывая обновлённые диаграммы эволюции языка колонистов.

– Я углубил исследование терминологии, связанной с «Архитекторами», – начал он. – Особенно интересна концепция «Сетевого сознания», которая, судя по контексту, описывает форму коллективного разума или восприятия, выходящую за рамки индивидуального сознания.

– Это может быть продвинутой формой нейроинтерфейса, – предположил Кай Левин, впервые проявив интерес к обсуждению. – Технология прямого обмена мыслями и восприятиями между людьми.

– Или нечеловеческая концепция, которую колонисты пытаются описать ограниченными средствами человеческого языка, – добавил Волков. – В некоторых сообщениях есть намёки на то, что эта система восприятия была характерна для самих «Архитекторов».

– С точки зрения безопасности, такая технология представляет потенциальную угрозу, – вмешался Рейес. – Если колонисты обладают средствами прямого воздействия на сознание, мы должны быть готовы к защите.

– Вы всегда ищете угрозы, мистер Рейес, – заметила Амина с лёгкой иронией. – Возможно, это просто форма расширенного восприятия, позволяющая лучше взаимодействовать с экосистемой планеты.

– В моей работе лучше перестраховаться, чем потом сожалеть, доктор Хан, – парировал Рейес. – Особенно когда речь идёт о технологиях, выходящих за рамки нашего понимания.

– В любом случае, – вмешался Васкес, пресекая нарастающий конфликт, – мы будем действовать с максимальной осторожностью при контакте с любыми неизвестными технологиями. Доктор Хан, ваш отчёт?

Амина активировала обновлённую модель Авалона.

– Мы продолжаем анализ данных, полученных с «Икара», – начала она. – Особый интерес представляют аномальные структуры вдоль зоны терминатора. Их геометрия и материалы не соответствуют известным принципам человеческой архитектуры.

Она увеличила изображение одного из комплексов.

– Материалы показывают признаки адаптивной молекулярной структуры – способности перестраиваться на базовом уровне в ответ на изменения окружающей среды. Это технология, значительно превосходящая наши текущие возможности.

Рейес заметил, как Волков и Левин обменялись быстрыми взглядами при упоминании адаптивных материалов. Информация явно заинтересовала обоих.

– Какие практические применения может иметь такая технология? – спросил Васкес.

– Почти безграничные, – ответила Амина. – От самовосстанавливающихся конструкций до материалов, меняющих свои свойства в зависимости от условий. Представьте здания, адаптирующиеся к погоде, или космические корабли, способные «залечивать» повреждения.

– Или оружие, меняющее форму и функции в зависимости от цели, – тихо добавил Рейес.

Амина бросила на него острый взгляд.

– Как я уже говорила, мистер Рейес, я изучаю эти технологии с научной точки зрения, а не как потенциальное оружие.

– А колонисты? – спросил Рейес. – Вы уверены, что они разделяют ваш академический подход?

– Мы не знаем их намерений, – вмешался Волков, демонстрируя дипломатические навыки. – Именно поэтому так важно установить конструктивный диалог, основанный на взаимном уважении и открытости.

– Согласен, – кивнул Васкес. – Наша первичная задача – понять природу колонии и установить мирный контакт. Милитаризация миссии должна быть последним средством, если вообще потребуется.

Рейес заметил, что капитан намеренно смотрел на него, произнося эти слова. Явное предупреждение. Васкес, похоже, догадывался о его истинной роли и скрытой повестке.

– Разумеется, капитан, – спокойно ответил Рейес. – Но готовность к различным сценариям – часть моей работы. Включая наименее вероятные.

Совещание продолжилось обсуждением технических аспектов полёта и повседневной жизни корабля. Рейес участвовал в дискуссии, но часть его внимания была сосредоточена на анализе динамики отношений в команде.

Напряжение между ним и Аминой Хан нарастало. Учёный явно подозревала его в мотивах, выходящих за рамки официальной миссии. Волков, со своей стороны, сохранял нейтралитет, но его интерес к «Архитекторам» и адаптивным технологиям был слишком очевиден. Кай Левин оставался самым замкнутым, но его реакция на упоминание продвинутых технологий показывала, что программист может быть ценным источником информации… или опасным противником.

А капитан Васкес… Васкес был загадкой. Профессиональный военный с историей неподчинения ради спасения жизней. Человек, скрывающий прогрессирующую болезнь, которая в конечном итоге лишит его возможности командовать. Какие решения он примет, когда они достигнут Авалона? Будет ли он следовать официальным протоколам ОПН или сделает то, что считает правильным, независимо от приказов?

Когда совещание завершилось, Рейес намеренно задержался, чтобы поговорить с капитаном наедине.

– Могу я занять минуту вашего времени, капитан? – спросил он, когда остальные покинули конференц-зал.

Васкес кивнул, его взгляд был внимательным и настороженным.

– Конечно, мистер Рейес.

– Я заметил признаки усталости среди экипажа, – начал Рейес. – Особенно среди ключевого персонала. Доктор Хан проводит слишком много времени в лаборатории, Левин почти не покидает технический отсек, Волков… Волков кажется более напряжённым, чем должен быть дипломат его калибра.

– К чему вы ведёте? – прямо спросил Васкес.

– К тому, что психологическое состояние экипажа так же важно для безопасности миссии, как и физические системы корабля, – ответил Рейес. – Особенно учитывая возможные… сложности при контакте с колонией Авалон.

– Вы предлагаете усилить мониторинг персонала? – в голосе Васкеса звучало лёгкое напряжение.

– Я предлагаю быть готовыми к ситуации, когда личные мотивы могут вступить в конфликт с целями миссии, – спокойно сказал Рейес. – У всех нас есть свои причины быть здесь, капитан. Не все из них отражены в официальных досье.

Васкес изучал его лицо долгим, оценивающим взглядом.

– Включая ваши собственные мотивы, мистер Рейес?

– Включая мои собственные, – подтвердил Рейес, решив пойти на контролируемую откровенность. – Я не буду притворяться, что моя роль ограничивается официальным описанием должности. Как и ваша, капитан.

– Что вы имеете в виду? – Васкес напрягся.

– Только то, что ваша история на Фобосе показывает человека, способного ставить то, что он считает правильным, выше формальных приказов, – мягко сказал Рейес. – Это качество, которое я уважаю. И которое может быть критически важным, когда мы достигнем Авалона.

Васкес помолчал, затем кивнул.

– Я ценю вашу… откровенность, мистер Рейес. Но помните: на этом корабле я принимаю окончательные решения. Независимо от любых скрытых повесток или внешних приказов.

– Понимаю, капитан, – Рейес слегка улыбнулся. – И уважаю вашу позицию. В конце концов, мы все стремимся к успеху миссии… хотя и можем по-разному определять, в чём этот успех заключается.

С этими словами он покинул конференц-зал, оставив Васкеса наедине с его мыслями. Разговор был рискованным, но необходимым. Рейес предпочитал знать, где стоит капитан, прежде чем они достигнут Авалона.

Потому что когда они прибудут к далёкой планете, все скрытые конфликты и противоречия неизбежно выйдут на поверхность. И решения, принятые в тот момент, определят не только судьбу миссии, но и, возможно, будущее всего человечества.

Шесть месяцев до Авалона. Шесть месяцев подготовки, наблюдения, планирования. А затем – столкновение с неизвестным, которое могло принести спасение… или катастрофу.

Часть II: Транзит

Глава 6: Пузырь искривления

Три месяца в пузыре искривлённого пространства изменили Амину Хан. Она замечала это в мелочах: в том, как её зрение адаптировалось к искусственному освещению «Персефоны», как изменился цикл сна, как обострились чувства в замкнутом мире корабля. Но главное изменение произошло в её мышлении – теперь она воспринимала жизнь как бесконечную последовательность адаптаций к новым условиям.

Лаборатория астробиологии стала её убежищем и домом. Здесь, среди голографических проекций, микроскопов и аналитических систем, она чувствовала себя наиболее живой. Часами Амина изучала данные, полученные зондом «Икар» с Проксимы Центавра b – детализированные снимки поверхности, атмосферные замеры, спектральные анализы.

И особенно её завораживали биологические образцы – точнее, их цифровые копии. «Икар» собрал множество образцов из атмосферы Авалона, где микроорганизмы парили в воздушных потоках вдоль зоны терминатора. Их генетический материал был оцифрован и передан на Землю, а теперь Амина изучала его, пытаясь разгадать тайны эволюции на чужой планете.

– Амина, ты снова не спала всю ночь? – голос капитана Васкеса вывел её из глубокой концентрации.

Она подняла глаза от голографической проекции молекулярной структуры и увидела капитана, стоящего в дверях лаборатории. За эти три месяца он заметно постарел – седины прибавилось, морщины стали глубже. И левая рука иногда подрагивала, хотя он пытался это скрывать.

– Я теряю счёт времени, когда работаю, – призналась Амина. – Здесь… здесь столько удивительных данных, капитан. Авалон полон загадок.

Васкес вошёл в лабораторию, с интересом рассматривая трёхмерные проекции проксимианских микроорганизмов.

– Что-то новое обнаружили?

– Много, – Амина активировала новую проекцию – сравнительный анализ генетических структур. – Но самое странное – это аномальные сходства между земными и проксимианскими формами жизни.

– Сходства? – Васкес нахмурился. – Разве это не противоречит всем теориям независимой эволюции?

– Именно, – кивнула Амина. – По всем законам вероятности, жизнь, развивавшаяся независимо на двух планетах с разными условиями, вокруг разных звёзд, должна демонстрировать фундаментальные различия. Но то, что я вижу в этих данных…

Она увеличила проекцию, показывая сравнение двух генетических последовательностей.

– Вот это – фрагмент ДНК земной бактерии Pseudomonas fluorescens. А это – аналогичный фрагмент от микроорганизма с Авалона. Схожесть структуры превышает 70%. Это статистически невозможно при независимой эволюции.

– Вы предполагаете общее происхождение? – в голосе Васкеса звучало напряжение. – Или… намеренное вмешательство?

Амина помедлила, осторожно формулируя ответ.

– На данном этапе у меня недостаточно информации для окончательных выводов. Но мы имеем дело с чем-то, выходящим за рамки стандартных эволюционных моделей.

Она переключила проекцию, показывая карту поверхности Авалона с отмеченными зонами биологической активности.

– Есть ещё кое-что. В этих регионах концентрация биологических маркеров в атмосфере периодически меняется с почти математической точностью. Как будто кто-то… регулирует экосистему.

– Колонисты? – предположил Васкес.

– Возможно. Но масштаб вмешательства впечатляет. Это не просто терраформирование отдельных участков, а управление планетарной экосистемой в целом.

Васкес задумчиво посмотрел на проекцию.

– Продолжайте исследования, доктор Хан. Но будьте осторожны с выводами. Некоторые… члены экипажа проявляют повышенный интерес к вашим данным.

– Вы говорите о Рейесе, – Амина даже не пыталась скрыть неприязнь в голосе. – Я обнаружила его жучок на моей рабочей станции неделю назад. Очень продвинутое устройство, между прочим.

– И что вы сделали? – Васкес поднял бровь.

– Оставила его, – улыбнулась Амина. – Но перенаправила поток данных. Теперь он получает тщательно отобранную информацию – достаточно интересную, чтобы не вызвать подозрений, но без действительно важных находок.

Васкес усмехнулся, но быстро снова стал серьёзным.

– Не только Рейес, Амина. Я подозреваю, что у Волкова также есть скрытая повестка. Он слишком интересуется всем, что связано с «Архитекторами».

– А Кай Левин? – осторожно спросила Амина.

– Левин… – Васкес помедлил. – Он скрывает что-то, связанное с «Афиной». Но его интересы, кажется, больше технические, чем политические. В любом случае, будьте осторожны с тем, кому доверяете.

– Всегда, капитан, – кивнула Амина. – После Марса я научилась быть осторожной.

Упоминание Марса изменило атмосферу разговора. Васкес знал историю Амины – её роль в проекте терраформирования и последующую экологическую катастрофу. Знал, как она предупреждала о рисках и как её игнорировали ради корпоративной прибыли.

– Все мы носим свои шрамы, доктор Хан, – тихо сказал он. – Важно не позволять им определять наше будущее.

С этими словами Васкес направился к выходу, но у двери остановился.

– Кстати, не забудьте о сегодняшнем общем собрании. Три месяца в пути – важная веха для поддержания морального духа экипажа.

Когда капитан ушёл, Амина вернулась к своим исследованиям, но мысли её были неспокойны. Предупреждение Васкеса о недоверии резонировало с её собственными подозрениями. За три месяца в изолированном пространстве корабля она наблюдала, как формируются альянсы и напряжение между членами экипажа. Рейес явно имел скрытую повестку, связанную с Земным Альянсом. Волков, при всей своей дипломатической любезности, определённо работал на Европейский Консорциум.

А Кай Левин… С ним всё было сложнее. За последние недели они сблизились – сначала профессионально, затем лично. Амина ценила его аналитический ум и способность видеть паттерны там, где другие видели только хаос. И она не могла отрицать растущее взаимное притяжение, хотя оба были слишком осторожны, чтобы открыто признать его.

Но даже с Каем она не могла быть полностью откровенной. У неё были свои секреты – данные, которые она хранила отдельно от основных исследований, защищённые несколькими уровнями шифрования. Информация, которая могла изменить представление о колонии Авалон и, возможно, о происхождении самого человечества.

Амина вернулась к анализу генетических последовательностей. Чем больше она изучала данные, тем сильнее становилась её уверенность: в ДНК проксимианских организмов были признаки искусственного вмешательства. Слишком правильные последовательности, слишком эффективные механизмы, слишком… спроектированные.

Но если это так, то кто был архитектором этого проекта? Колонисты Авалона? Или те самые загадочные «Архитекторы», о которых упоминалось в перехваченных сообщениях?

Общее собрание экипажа проходило в главном зале жилого модуля – самом просторном помещении «Персефоны». Все двадцать шесть членов экипажа собрались вместе впервые за несколько недель. Обычно они работали в разных отсеках корабля, пересекаясь лишь на дежурствах или в столовой.

Амина заняла место рядом с Каем Левином, который, как обычно, выглядел слегка не в своей тарелке среди большого количества людей. На противоположной стороне сидели Волков и Рейес – внешне вежливые друг с другом, но сохраняющие профессиональную дистанцию.

Капитан Васкес стоял в центре, его присутствие наполняло пространство уверенностью и авторитетом, несмотря на заметные признаки усталости.

– Экипаж «Персефоны», – начал он, – сегодня мы отмечаем важную веху. Три месяца с момента активации двигателя Алькубьерре-Сяо. Три месяца в искривлённом пространстве. Мы преодолели половину пути к Проксиме Центавра.

По залу пронеслась волна одобрительных восклицаний и аплодисментов. Три месяца в изоляции металлического контейнера, несущегося через искривлённое пространство-время, были испытанием для всех. Отметить преодоление половины пути было важно для морального духа.

– Это не просто личное достижение каждого из нас, – продолжил Васкес. – Это историческое достижение человечества. Никогда прежде люди не удалялись так далеко от Солнечной системы. Мы первопроходцы, и история будет помнить эту миссию.

Он сделал паузу, обводя взглядом собравшихся.

– Но впереди ещё три месяца пути. И затем – контакт с колонией Авалон, главная цель нашей миссии. Для этого нам необходимо сохранять концентрацию, профессионализм и, самое главное, командный дух.

Амина заметила, как Рейес едва заметно усмехнулся при этих словах. Специалист по безопасности явно имел своё представление о «командном духе».

– Доктор Петрова подготовила специальную программу психологической поддержки на следующие три месяца, – продолжал Васкес. – Больше групповых мероприятий, творческих занятий, физических упражнений. Участие не обязательно, но настоятельно рекомендуется.

Корабельный врач, невысокая женщина с короткими седыми волосами, встала и взяла слово.

– Три месяца изоляции уже повлияли на психологическое состояние экипажа, – сказала она прямо. – Мы наблюдаем рост раздражительности, нарушения сна, признаки депрессии у некоторых членов экипажа. Это нормальная реакция на длительную изоляцию в ограниченном пространстве. Но если не принимать меры, ситуация будет ухудшаться.

Она активировала голографическую проекцию с расписанием мероприятий.

– Помимо групповых занятий, я рекомендую всем регулярные сеансы индивидуальной психологической разгрузки. Мой кабинет открыт круглосуточно.

Когда доктор Петрова закончила, слово взял главный инженер Ямамото, докладывая о состоянии корабельных систем. Амина слушала вполуха, чувствуя на себе взгляд Кая. Когда она повернулась к нему, он слегка улыбнулся и незаметно для остальных коснулся её руки. Этот простой жест поддержки значил больше, чем могли бы выразить слова.

После отчётов руководителей отделов Васкес объявил о неформальной части собрания – небольшом праздновании с музыкой, специальным ужином и даже ограниченным количеством алкоголя из корабельных запасов.

– Один бокал на человека, – строго предупредил капитан. – Мы всё ещё на действующем космическом корабле.

Когда официальная часть завершилась, экипаж разделился на небольшие группы. Инженеры собрались вокруг Ямамото, научный персонал – около Амины, младшие офицеры безопасности – рядом с Рейесом. Привычные рабочие связи определяли социальные круги даже во время отдыха.

Амина заметила, что Кай держится в стороне, наблюдая за происходящим с лёгкой неловкостью человека, не привыкшего к большим социальным собраниям. Она подошла к нему, протягивая бокал с тёмно-красной жидкостью.

– Синтетическое вино, – сказала она. – Не сравнится с настоящим, но сегодня сойдёт.

– Спасибо, – Кай принял бокал. – Я не большой любитель алкоголя. Предпочитаю сохранять ясность мышления.

– Один бокал не повредит даже твоему гениальному уму, – улыбнулась Амина. – К тому же, искусственное вино скорее имитирует вкус, чем эффект настоящего.

Они отошли к небольшой нише с обзорным иллюминатором. За стеклом переливалось серебристое сияние искривлённого пространства – зрелище, которое никогда не переставало завораживать Амину. Вместо звёзд там была только мерцающая пустота, словно корабль плыл через текучее серебро.

– Красиво, не правда ли? – тихо сказала она. – Как смотреть в бесконечность.

– Технически это не бесконечность, – ответил Кай, но без обычного менторского тона. – Это визуальное представление искривлённого пространства-времени вокруг нашего локального «пузыря». Фотоны, попадающие в зону искривления, следуют по искажённым траекториям, создавая этот эффект.

– Всегда превращаешь поэзию в физику, – Амина легко толкнула его плечом. – Но я это ценю. Твой ум… он видит структуру мира иначе.

Кай смутился от комплимента.

– Просто я привык работать с абстрактными системами. Код, алгоритмы, квантовые вычисления… В них есть порядок, даже когда кажется, что его нет.

– Именно поэтому я хотела поговорить с тобой о моих последних находках, – Амина понизила голос. – Я обнаружила нечто странное в генетических данных с Авалона.

Интерес Кая мгновенно обострился.

– Что именно?

– Не здесь, – Амина бросила взгляд на Рейеса, который, казалось, был занят разговором с младшими офицерами, но наверняка отслеживал перемещения ключевого персонала. – Зайди в лабораторию завтра. Скажем, в 0600, до начала общей смены.

– Буду там, – кивнул Кай. – Это связано с… «Архитекторами»?

– Возможно, – уклончиво ответила Амина. – Это либо величайшее открытие в истории биологии, либо я схожу с ума от изоляции.

– Если выбирать между этими вариантами, я ставлю на первый, – Кай слегка улыбнулся. – Ты самый здравомыслящий человек на корабле.

– Ты плохо знаешь остальных, – пошутила Амина, но её тронула искренность в его голосе.

Они стояли в комфортном молчании, наблюдая за серебристым сиянием за иллюминатором. В этот момент между ними было больше взаимопонимания, чем могли бы выразить слова. Два учёных, каждый со своими тайнами и шрамами, нашедшие друг в друге редкую интеллектуальную и эмоциональную совместимость.

– Амина, – неожиданно серьёзно сказал Кай, – что бы ты ни обнаружила… будь осторожна с тем, кому доверяешь. На этом корабле у каждого есть своя повестка.

– Включая тебя? – прямо спросила она.

Кай помедлил, его взгляд стал отстранённым.

– У меня есть причины быть здесь, которые не полностью отражены в моём официальном досье. Как и у тебя, я подозреваю.

Амина оценила его честность.

– Когда-нибудь мы должны будем рассказать друг другу полную правду.

– Когда-нибудь, – согласился Кай. – Но не сегодня.

Их разговор был прерван внезапным сигналом тревоги – не оглушительным воем общекорабельной сирены, а настойчивым гудением, указывающим на техническую неисправность.

– Внимание, – раздался голос «Афины». – Обнаружена аномалия в системе жизнеобеспечения. Биореактор демонстрирует отклонение от нормальных параметров. Технический персонал, прошу пройти в инженерный отсек.

Празднование мгновенно прекратилось. Экипаж быстро разделился – инженеры и технический персонал направились к месту неисправности, остальные оставались на своих местах, ожидая дальнейших инструкций.

Кай напрягся, его лицо стало сосредоточенным.

– Мне нужно проверить системные параметры «Афины», – сказал он. – Если биореактор выходит из строя, ИИ должен активировать резервные протоколы жизнеобеспечения.

– Я пойду с тобой, – решила Амина. – Биореактор – это в первую очередь биологическая система. Мой опыт может пригодиться.

Они быстро покинули жилой модуль и направились в технический отсек, где Кай мог получить полный доступ к системам «Афины». По пути они встретили капитана Васкеса, который уже направлялся в инженерный отсек.

– Левин, Хан, – кивнул он. – Вы оба нужны. Судя по предварительным данным, в биореакторе происходит какой-то сбой в цикле переработки кислорода.

– Бактериальная культура? – предположила Амина.

– Или сбой в автоматике, – добавил Кай. – «Афина» контролирует все системные параметры биореактора.

– Выясните это, – приказал Васкес. – Я буду координировать действия с инженерной командой.

В техническом отсеке Кай немедленно активировал полный доступ к системам «Афины». Голографические экраны развернулись вокруг них, показывая потоки данных, диаграммы и статус различных подсистем корабля.

– Биореактор действительно показывает снижение производства кислорода, – сказал Кай, изучая показатели. – На 17% ниже нормы и продолжает падать.

Амина анализировала данные о состоянии бактериальных культур и водорослей, составляющих основу биологической части реактора.

– Что-то убивает cyanobacteria, – сказала она. – Смотри, популяция снизилась почти на треть за последние шесть часов.

– Инфекция? – предположил Кай.

– Непохоже, – Амина увеличила изображение микроскопического анализа. – Нет признаков патогенов. Больше похоже на… Постой, проверь уровень радиации в биореакторе.

Кай быстро переключил отображение.

– Чёрт, – выдохнул он. – Небольшая утечка в защитной оболочке одного из радиационных элементов. Уровень повышен на 14 микрозивертов.

– Недостаточно, чтобы навредить человеку, но достаточно, чтобы повлиять на чувствительные микроорганизмы, – кивнула Амина. – Почему «Афина» не обнаружила это раньше?

Кай выглядел встревоженным.

– Она должна была. Система мониторинга радиации является одной из приоритетных.

Он углубился в диагностические протоколы «Афины», его пальцы летали над голографической клавиатурой с невероятной скоростью.

– Нашёл, – наконец сказал он. – Сбой в алгоритме интерпретации данных. Система регистрировала повышение уровня радиации, но ошибочно классифицировала его как фоновые колебания.

– Ошибка программирования? – спросила Амина.

Кай нахмурился.

– Не должно быть. Эти алгоритмы тщательно тестировались перед миссией. Похоже на… – он замолчал, уставившись на один из экранов.

– Что? – Амина подошла ближе.

– Похоже на результат внешнего вмешательства, – тихо сказал Кай. – Кто-то модифицировал параметры классификации радиационных показателей.

Они обменялись встревоженными взглядами. Это означало саботаж – намеренное вмешательство в критические системы корабля.

– Нужно сообщить капитану, – сказала Амина.

– Подожди, – Кай проверял логи доступа к системе. – Давай сначала выясним, кто это сделал. Иначе мы просто спугнём саботажника.

Через несколько минут напряжённого поиска Кай откинулся в кресле.

– Чисто, – сказал он с раздражением. – Никаких следов несанкционированного доступа в журналах. Кто бы это ни сделал, он очень хорошо заметал следы.

– Или у него был официальный доступ к системам, – заметила Амина. – Кто имеет достаточный уровень авторизации для модификации таких параметров?

– Я, конечно, – ответил Кай. – Капитан Васкес. Ямамото как главный инженер. И… – он запнулся.

– Рейес, – закончила Амина. – Как специалист по безопасности, он имеет доступ ко всем критическим системам корабля.

– Не будем делать поспешных выводов, – осторожно сказал Кай. – У нас нет доказательств.

– Пока нет, – кивнула Амина. – Но мы будем наблюдать.

Они связались с капитаном Васкесом и инженерной командой, сообщив о проблеме и её причине. Ямамото немедленно организовал ремонтную бригаду для устранения утечки радиации, а Амина разработала план восстановления бактериальных культур.

– Сколько времени потребуется для полного восстановления функций биореактора? – спросил Васкес через коммуникатор.

– Минимум 48 часов, – ответила Амина. – Бактериальные культуры должны регенерировать, а это не мгновенный процесс.

– А до этого?

– Мы можем переключиться на резервные системы жизнеобеспечения, – сказал Кай. – Химические скрубберы для очистки воздуха, запасы кислорода. Но это временное решение.

Васкес помедлил, затем принял решение.

– Мы выйдем из режима искривления пространства на время ремонта и восстановления, – объявил он. – В нормальном пространстве мы сможем развернуть внешние радиаторы и улучшить терморегуляцию, что снизит нагрузку на системы жизнеобеспечения.

– Это задержит нас, – заметил Кай.

– Безопасность экипажа важнее графика, – твёрдо сказал Васкес. – Готовьтесь к деактивации двигателя Алькубьерре-Сяо через час.

Возвращение в нормальное пространство ощущалось как пробуждение от странного сна. Серебристое сияние искривлённого пространства исчезло, и в иллюминаторах снова появились звёзды – далёкие, холодные, равнодушные. Солнце было лишь одной из них, немного ярче остальных, но уже неразличимой невооружённым глазом на таком расстоянии.

Амина наблюдала за звёздами из обзорного купола, чувствуя странную смесь облегчения и тревоги. Три месяца в искривлённом пространстве изменили её восприятие реальности. Теперь нормальная Вселенная казалась почти… неправильной.

– Странное чувство, не так ли? – голос Дмитрия Волкова прервал её размышления.

Дипломат подошёл к ней, его движения были плавными и уверенными даже в условиях невесомости, которая вернулась после деактивации искусственной гравитации для экономии энергии.

– Будто вернулся домой после долгого путешествия, но дом уже не кажется прежним, – ответила Амина.

– Точное описание, – Волков улыбнулся. – В дипломатической работе я часто сталкивался с этим эффектом. Возвращаешься в свою страну после года в чужой культуре и видишь родной мир новыми глазами.

Амина изучала его лицо. За три месяца полёта она редко общалась с Волковым напрямую. Их рабочие сферы пересекались минимально, и дипломат большую часть времени проводил, анализируя лингвистические данные и разрабатывая протоколы первого контакта.

– Как продвигается анализ языка колонистов? – спросила она, поддерживая вежливую беседу.

– Увлекательно, – глаза Волкова оживились. – Их язык эволюционировал весьма нестандартно. Появились концепции и термины, которых не существовало на Земле в момент предполагаемого отправления колонистов. Особенно интересны термины, связанные с «Сетевым сознанием» и «Архитекторами».

– Вы верите, что колонисты действительно контактировали с нечеловеческой цивилизацией? – прямо спросила Амина.

Волков помедлил, тщательно выбирая слова.

– Лингвистические данные указывают на влияние концептуально иного подхода к категоризации реальности. Это может быть результатом контакта с нечеловеческим мышлением или радикально новым философским течением, развившимся в изоляции.

– Дипломатический ответ, – слегка улыбнулась Амина.

– Профессиональная привычка, – Волков тоже улыбнулся. – Но если отбросить формальности, да, я считаю высоковероятным, что колонисты Авалона обнаружили артефакты или технологии предшествующей цивилизации. И это фундаментально изменило их развитие.

Он помолчал, затем продолжил более серьёзным тоном:

– Доктор Хан, я слышал о вашем прогрессе в анализе биологических данных. Особенно о странных сходствах между земными и проксимианскими формами жизни.

Амина напряглась. Эта информация не входила в её официальные отчёты. Она обсуждала её только с Каем и, частично, с капитаном Васкесом.

– Откуда вы знаете об этом? – спросила она настороженно.

– У меня свои источники, – уклончиво ответил Волков. – Но я здесь не как шпион, а как потенциальный союзник. Мои лингвистические находки могут дополнить ваши биологические открытия.

Он наклонился ближе, понизив голос.

– В терминологии колонистов есть концепция «генетического шаблона» – некоего базового образца, на основе которого создаются или модифицируются живые организмы. Это может объяснить сходства, которые вы обнаружили.

Амина внимательно смотрела на дипломата, пытаясь оценить его искренность и мотивы.

– Почему вы делитесь этим со мной?

– Потому что истина важнее политических игр, – ответил Волков. – То, что мы обнаружим на Авалоне, может изменить наше понимание жизни и её происхождения. Это слишком важно, чтобы стать разменной монетой в борьбе земных фракций.

– Благородная позиция для дипломата, – заметила Амина с лёгким скептицизмом.

– Я в первую очередь человек, доктор Хан, – Волков выглядел серьёзным. – И меня волнует будущее нашего вида. Если колонисты Авалона действительно обладают технологиями или знаниями «Архитекторов», это наследие должно принадлежать всему человечеству, а не отдельным правительствам или корпорациям.

Прежде чем Амина успела ответить, раздался голос «Афины»:

– Доктор Хан, ваше присутствие требуется в лаборатории астробиологии. Капитан Васкес запрашивает обновление статуса восстановления биореактора.

– Мне нужно идти, – сказала Амина. – Спасибо за… информацию, мистер Волков.

– Всегда к вашим услугам, – дипломат слегка поклонился. – И помните, доктор Хан, на этом корабле у вас больше союзников, чем может показаться.

Амина покинула обзорный купол и направилась в лабораторию, её мысли были заняты странным разговором с Волковым. Что это было? Искренняя попытка сотрудничества или изощрённая манипуляция, чтобы получить доступ к её исследованиям?

В лаборатории её ждал капитан Васкес, изучающий голографические проекции состояния биореактора.

– Доктор Хан, – кивнул он. – Как продвигается восстановление?

– Лучше, чем ожидалось, – ответила Амина. – Бактериальные культуры адаптируются к новым условиям. Я модифицировала питательный раствор, добавив стимуляторы роста. Если тенденция сохранится, полное восстановление функциональности возможно через 36 часов вместо 48.

– Отличная новость, – Васкес выглядел удовлетворённым. – Инженерная команда уже устранила утечку радиации и усилила защиту. Теперь основная задача – восстановление биологической составляющей.

Он помолчал, затем добавил более тихим голосом:

– Мы исследовали логи доступа к системам. Следов прямого вмешательства не обнаружено, но это не значит, что инцидент был случайным. Держите глаза открытыми, доктор Хан.

– Всегда, капитан, – кивнула Амина. – Кстати, я только что имела интересный разговор с мистером Волковым. Он знает о моих находках относительно сходства земной и проксимианской ДНК. Информации, которая не входила в официальные отчёты.

Васкес нахмурился.

– Утечка?

– Или он имеет доступ к системам наблюдения, – предположила Амина. – В любом случае, он поделился интересной информацией о «генетическом шаблоне» в терминологии колонистов. Это может быть связано с моими находками.

– Будьте осторожны с Волковым, – предупредил Васкес. – Он дипломат до мозга костей. Каждое его слово и действие имеет цель.

– Я понимаю, – кивнула Амина. – Но его информация может быть полезной, независимо от мотивов.

Когда капитан ушёл, Амина вернулась к работе над восстановлением биореактора. Но часть её внимания была сосредоточена на загадке, которую представлял Дмитрий Волков. Его интерес к «Архитекторам» казался почти… личным. Как будто он искал ответы на вопросы, выходящие за рамки его официальной миссии.

И что означала его фраза о «генетическом шаблоне»? Это могло быть ключом к пониманию странных сходств между земными и проксимианскими организмами. Если колонисты действительно использовали некий базовый шаблон для создания или модификации живых существ, это объяснило бы наблюдаемые аномалии.

Амина активировала защищённый терминал и загрузила зашифрованные данные, которые она хранила отдельно от основных исследований. Здесь были результаты самых неожиданных и потенциально революционных анализов. То, что она не доверила даже официальной базе данных корабля.

На экране появилась сравнительная диаграмма генетических последовательностей. Земная ДНК, проксимианская ДНК и… нечто третье. Гипотетическая реконструкция, которую она создала на основе анализа обоих образцов, пытаясь найти общий «шаблон», лежащий в их основе.

И он существовал. Математический анализ показывал, что оба генома могли быть созданы на основе одного базового шаблона с различными модификациями, адаптирующими организмы к разным планетарным условиям.

Это было невозможно в рамках стандартной эволюционной теории. Невозможно, если только…

Если только жизнь на обеих планетах не была спроектирована.

Амина добавила новую информацию от Волкова в свои расчёты. Термин «генетический шаблон» в языке колонистов мог иметь буквальное, а не метафорическое значение. Они могли обнаружить технологию Архитекторов, позволяющую создавать или модифицировать живые организмы на основе базовых шаблонов.

А что, если сами колонисты были модифицированы? Это объяснило бы их способность выжить на Авалоне, планете с чужой биосферой и условиями, отличными от земных.

Но главный вопрос оставался открытым: кто создал эти шаблоны? Кто были Архитекторы? И какова была их связь с человечеством?

Амина была так погружена в свои мысли, что не сразу заметила движение у входа в лабораторию. Когда она подняла глаза, то увидела Волкова, наблюдающего за ней от двери.

– Извините за вторжение, доктор Хан, – сказал дипломат. – Я просто хотел оставить вам это.

Он подплыл к ней в условиях невесомости и протянул небольшой кристаллический накопитель данных.

– Что это? – спросила Амина, не спеша брать устройство.

– Полный лингвистический анализ терминологии, связанной с генетическими технологиями колонистов, – ответил Волков. – Включая все упоминания «генетического шаблона» и связанных концепций. Я подумал, это может быть полезно для ваших исследований.

Амина осторожно взяла накопитель.

– Почему вы не включили эту информацию в официальные отчёты?

– По тем же причинам, по которым вы храните часть своих находок в отдельной зашифрованной базе данных, – тихо ответил Волков. – Некоторые открытия слишком важны, чтобы рисковать их… неправильным использованием.

Он кивнул на экран, который Амина не успела деактивировать.

– Ваша реконструкция общего генетического шаблона впечатляет. И она подтверждает мои лингвистические выводы.

Амина быстро выключила экран.

– Вы заходите на опасную территорию, мистер Волков.

– Мы все уже на ней, доктор Хан, – серьёзно ответил дипломат. – С момента, когда обнаружили колонию Авалон. Вопрос лишь в том, как мы будем действовать с этим знанием.

Он направился к выходу, но у двери остановился.

– Проверьте данные, когда будете одни. И решите сами, можно ли мне доверять.

Когда Волков ушёл, Амина долго смотрела на кристаллический накопитель в своей руке. Это могла быть ценная информация… или троянский конь, содержащий программы для доступа к её защищённым данным.

Она решила проверить его содержимое, но только на изолированной системе, не связанной с основной сетью корабля. Безопасность превыше всего.

Подключив накопитель к изолированному терминалу, Амина запустила многоуровневое сканирование на вредоносный код. Ничего подозрительного не обнаружилось. Содержимое было именно тем, что обещал Волков – детальный лингвистический анализ терминологии колонистов, связанной с генетическими технологиями.

И это была золотая жила информации.

Термин «генетический шаблон» действительно присутствовал в языке колонистов, причём в контекстах, недвусмысленно указывающих на технологию создания или модификации живых организмов. Более того, этот термин часто упоминался вместе с «наследием Архитекторов».

Но самым потрясающим было упоминание «Великого перемещения» – события, которое, судя по контексту, имело фундаментальное значение для основания колонии. В одном из сообщений прямо говорилось: «Тринадцатое перемещение завершило цикл собирания».

Тринадцатое? Значит, были и другие? Другие колонии, созданные Архитекторами?

И что означало «собирание»? Сбор образцов? Сбор… людей?

Чем больше информации Амина получала, тем больше вопросов возникало. Но одно становилось ясно: колония Авалон не была результатом стандартной человеческой экспедиции. Её происхождение было гораздо более странным и, возможно, тревожным.

Амина скопировала данные Волкова в свою защищённую базу и уничтожила оригинальный накопитель. Затем вернулась к работе над восстановлением биореактора, но её мысли были далеко.

Если её теория верна, если жизнь на Земле и Авалоне действительно создана на основе общего шаблона, это меняло всё. Всю историю человечества. Всё понимание его места во Вселенной.

И самый пугающий вопрос: если Архитекторы создали или модифицировали жизнь на обеих планетах, если они каким-то образом переместили людей на Авалон… кем были эти существа? Куда они исчезли? И что их действия значили для будущего человечества?

Ответы, возможно, ждали их на Авалоне. До него оставалось ещё три месяца пути в искривлённом пространстве. Три месяца, чтобы подготовиться к открытиям, которые могли изменить судьбу всего человеческого вида.

На следующее утро Амина встретилась с Каем в лаборатории, как они договаривались до инцидента с биореактором. Техническое отступление от курса только усилило её решимость поделиться своими находками с тем единственным человеком на корабле, которому она была готова доверять. По крайней мере, частично.

Кай прибыл точно в назначенное время – 0600 по корабельному времени, когда большинство экипажа ещё спало.

– Ты выглядишь уставшей, – заметил он с беспокойством. – Работала всю ночь над биореактором?

– Не только, – Амина активировала защитный экран конфиденциальности вокруг лаборатории. – То, что я собираюсь показать, не входит в официальные отчёты. И пока должно остаться между нами.

Кай кивнул, его лицо стало серьёзным.

– Я понимаю. У меня тоже есть… информация, которой я не делюсь со всеми.

Амина активировала свою защищённую базу данных, вводя длинный код авторизации.

– Смотри, – она вывела на экран сравнительные диаграммы генетических последовательностей. – Это ДНК земных организмов. Это – проксимианских. А это… – она показала третью диаграмму, – моя реконструкция общего генетического шаблона, лежащего в основе обоих.

Кай внимательно изучал данные, его аналитический ум быстро обрабатывал информацию.

– Это… невозможно в рамках стандартной эволюционной теории, – сказал он наконец. – Если твоя реконструкция верна, то оба генома созданы на основе общего шаблона.

– Именно, – кивнула Амина. – А теперь смотри это.

Она показала ему данные, полученные от Волкова, – лингвистический анализ терминологии колонистов, связанной с генетическими технологиями.

– «Генетический шаблон», – прочитал Кай. – И связь с «наследием Архитекторов». Это… подтверждает твою теорию.

– Более того, – Амина перешла к следующему экрану, – есть упоминания «Великого перемещения» и «Тринадцатого перемещения». В контексте, явно указывающем на то, что колония была основана не стандартной экспедицией с Земли, а… чем-то другим.

– Ты предполагаешь, что Архитекторы каким-то образом переместили людей на Авалон? – Кай выглядел потрясённым. – Это звучит как научно-фантастический роман.

– Вся наша миссия звучит как научно-фантастический роман, – слабо улыбнулась Амина. – Но данные говорят сами за себя. И есть ещё кое-что.

Она вывела на экран увеличенные фрагменты ДНК проксимианских организмов.

– Смотри на эти последовательности. Они слишком… правильные. Слишком эффективные. Как будто кто-то оптимизировал их, убрав эволюционный «мусор», присутствующий в земной ДНК.

– Искусственное вмешательство, – медленно кивнул Кай. – Генетическая инженерия на уровне, значительно превосходящем наши возможности.

– И последнее, – Амина показала результаты анализа образцов, собранных «Икаром» из верхних слоёв атмосферы Авалона. – Здесь присутствуют микроскопические структуры, похожие на наномашины. Они интегрированы с биологическими системами на клеточном уровне.

– Нанороботы? – Кай наклонился ближе к экрану. – Это объясняет регулярные флуктуации в атмосфере, которые ты наблюдала ранее. Кто-то буквально управляет экосистемой планеты на наноуровне.

– Колонисты, – кивнула Амина. – Используя технологии Архитекторов.

Они молчали некоторое время, осмысливая масштаб открытия.

– Если твоя теория верна, – наконец сказал Кай, – это переворачивает всё наше понимание происхождения жизни. И человечества.

– Я знаю, – тихо ответила Амина. – И это пугает меня. Что, если Земля… что, если мы сами результат такого же вмешательства? Что, если человечество – тоже часть эксперимента Архитекторов?

– Это объяснило бы странные сходства между земными и проксимианскими формами жизни, – задумчиво сказал Кай. – Если один и тот же «проектировщик» создал базовые шаблоны для обеих планет…

– Но тогда возникает вопрос: кто или что были эти Архитекторы? – Амина покачала головой. – И почему они исчезли? В сообщениях колонистов нет упоминаний о прямом контакте с ними, только о их «наследии».

– Может быть, мы найдём ответы на Авалоне, – Кай положил руку на её плечо, жест поддержки и близости, который стал для них привычным за последние недели.

– Если нам позволят их искать, – Амина бросила взгляд на деактивированную камеру наблюдения в углу лаборатории. – Я не уверена, что все на этом корабле заинтересованы в истине ради истины.

– Ты подозреваешь, что инцидент с биореактором был саботажем?

– Я почти уверена в этом, – кивнула Амина. – Вопрос в том, кто и зачем это сделал.

– И что мы будем делать с этой информацией? – Кай указал на экран с результатами их исследований.

Амина глубоко вздохнула.

– Пока – ничего. Мы продолжим собирать данные, уточнять анализ. И будем очень осторожны в том, с кем делимся своими находками.

– Даже с капитаном?

– Особенно с капитаном, – Амина выглядела решительной. – Пока мы не будем абсолютно уверены в правильности наших выводов, эта информация слишком… взрывоопасна.

Кай кивнул, соглашаясь с её осторожностью.

– Я могу помочь с дополнительной защитой данных, – предложил он. – Создать алгоритмы шифрования, которые даже «Афина» не сможет взломать.

– Спасибо, – Амина благодарно улыбнулась. – Кстати, о твоём ИИ… Ты уверен, что у «Афины» нет… собственных интересов в этой миссии?