Начало мая 1263 года
Стоя у открытого окна, я смотрю на раскинувшийся внизу город. То, что я вижу, мне нравится, и тихо подошедший со спины Калида словно бы озвучил мои мысли.
— Да уж, разрослась Тверь, глазом не охватить!
Не отвечая, молча соглашаюсь со своим другом, в сравнении с тем, что мы увидели здесь двадцать пять лет назад, город действительно не узнать. Тот Заволжский острог на левом берегу Волги, что когда-то начинался с простого барака, ныне уже выплеснулся за свои стены с населением поболее многих городов русских.
Мой взгляд прошелся по противоположному берегу Волги, где красные черепичные крыши, словно шляпки крепких грибов-боровиков, облепили со всех сторон кирпичные стены и башни острога. Эта крепость вместе с заводскими укреплениями в селе Медное надежно прикрывали Тверь с севера, хотя сейчас трудно даже представить, кто осмелился бы посягнуть на Тверскую землю с той стороны. Ливонский орден отодвинут на запад, все их города в Эстляндии теперь под Тверью. В Ревеле, Дерпте и Нарве стоят наши гарнизоны, обеспечивая Балтийский выход тверской торговле. Новгород ныне хоть и бурлит временами, но на первенство Твери не претендует. Нездиничи крепко держат там бразды правления, а уж они-то точно знают, что сориться со мной невыгодно, родня все же. Да и небезопасное это дело, если честно. Пример Эстляндии у них всегда перед глазами, ведь в одну зиму мы оттяпали ее у ливонцев, и те ничего, сидят смирно. Потому что понимают, если рыпнутся, то могут потерять и Ригу и вообще все, что у них осталось в Прибалтике.
С северного берега Волги мой взгляд переходит на южный, где стоит сама Тверь или как теперь ее называют на Руси — Красная Тверь. Поначалу название прилипло из-за красно-коричневого цвета глиняных кирпичей, из которых сложены стены Тверского кремля, а потом уже в цвет пошло и другое значение этого слова — красивая, богатая. Уж больно дивит русичей сей город, и своими каменными домами в два-три этажа, и широкими мощеными камнем улицами, и златоглавыми соборами, да церквями.
Два пояса крепостных стен защищают город. Кремлевские стены — раз, и стены Нового города — два, но Тверь давно уже перешагнула и второй защитный пояс. Ремесленные слободы и районы мануфактур раскинулись так далеко на юг и юго-запад, что уже сомкнулись там с окружающими город деревнями.
Так что Калида прав, границ города не видно даже отсюда, с высоты башен Кремля.
Такой стремительный рост города обусловлен еще и моей постоянной борьбой с главной бедой всех русских городов — пожарами. Большие пожары на Твери теперь редкость, а когда город выгорал целыми районами уже мало кто и вспомнит, а все потому что с каждым годом уменьшается процент пожароопасной деревянной застройки, а эффективность противопожарной охраны растет.
Сейчас внутри кремлевских стен только кирпичные и каменные дома. Впрочем, частных зданий здесь раз два и обчелся: в основном Тверские и Союзные приказы, княжий терем, палаты консула, кремлевский Богоявленский собор, да несколько домов самых знатных тверских боярских родов. Дальше за стенами кремля раскинулся Новый город, там деревянных домов примерно половина, но уж крыши их точно черепичные, и печные трубы в обязательном порядке накрыты искрогасителями. Пожарные пруды выкопаны в каждом квартале, дозорные с вышек постоянно следят за городом, а обученные команды по сигналу колокола готовы ринуться на тушение любого пожара.
Отсюда сверху мне хорошо видно, как две широкие мощенные брусчаткой улицы — Южный тракт и Московский проспект — делят красное море черепичных двускатных крыш на три неравные части, в каждой из которых торчат шпили колоколен, купола церквей и пузатых водонапорных башен.
Южный тракт начинается Преображенской площадью прямо от Троицких ворот кремля и идет через весь Новый город до Затверецкой заставы. Это самый деловой и богатый квартал города. Здесь в основном боярские терема и дома именитого купечества, а вокруг Преображенской площади стоят трех- и двухэтажные здания гостевых дворов и крытых торговых рядов.
За стеной Нового города царит уже полное разномастье. Там еще полно деревянных построек, а ближе к окраинам так и крыш, крытых соломой да дранкой. Приходиться с этим мириться, ну нет у людей денег на большее! Тут перегибать палку тоже не стоит, я же вижу, стоит тверичанину чуть разбогатеть, чуть обрасти жирком, так он первым делом крышу перекрывает да дом перекладывает. Чтоб под стать лучшим людям было, чтоб не зазорно! Что поделаешь, статус! Встречают-то по одежке, да и выпендриться перед соседями тоже охота.
Строить еще одну городскую стену вокруг разросшихся окраин я не планирую. Площадь города уже настолько велика, что защищать ее сплошным кольцом стен нерентабельно. Теперь оборона держится на цепочке крепостей вдоль южной и западной границ княжества. Первый пояс: остроги Городня, Бурашево, Никольское. Второй: Старица, Клин, Дмитров. И внешняя граница из крепостей: Ржева, Вязьма, Калуга, Тула, Кашира и Коломна. Просочиться мимо такого заслона для более-менее значительного войска просто нереально, а от малых набегов отсиживаться за стенами Твери уже и не с руки. Да и по большому счету после похода на Запад у Союза городов Русских остался только один серьезный противник и пока что, к сожалению, сюзерен — это Золотая Орда и монгольская империя. И хоть сразу после окончания большого Западного похода там началась очередная междоусобная свара, стричь купоны со своего Русского улуса они не забывают. Великий хан Мунке умер три года назад, и его младшие братья Хубилай и Ариг-Буга тут же начали грызню за ханский престол. Уже больше трех лет по всей Великой степи идет война, режутся ни на шутку, крови монгольской не жалеют, и, насколько мне позволяет знать мое историческое образование, еще год будут резать друг друга, пока Хубилай не одолеет.
С одной стороны, это хорошо! Недосуг им серьезно совать свой нос в дела далекого Русского улуса, а с другой, война всегда вредит торговле. Караваны с Китая уже не приходят в Золотой Сарай как раньше, да и сама столица Батыя, надо сказать, захирела. Берке, едва усевшись на троне, первым делом перенес главный город. Теперь он почти на сотню верст севернее и стоит на левом берегу реки Ахтуба. Называется стольный ордынский град ныне Сарай-Берке, хотя и там беспокойный властитель не задержался. Года не прошло как ван улуса Джучи перенес свою резиденцию из Сарай-Берке в город Булгар, что стоит на восточном берегу Волги, чуть южнее впадения реки Камы. Там теперь центр торговли, центр пересечения торговых путей. С севера идут товары с Твери и Руси, с востока торгует Пермь и Великая степь, а с юга приходят караваны из Мавераннахра и Ирана.
Хотя в последний год торговля встала и здесь. И причиной опять война, хоть и другая. Двоюродные братья и хозяева западной части Великой монгольской империи не смогли мирно поделить Азербайджан и Закавказье. Так что уже второй год идет война между ваном Золотой Орды Берке и ильханом Ирана Хулагу. С переменным успехом сражаются монгольские батыры на Кавказе и здесь тоже крови своей не жалеют. Ныне Дербент и Шемаха под Берке, а Баку и южный Ширван остались за Хулагу.
Для меня и всей восточной торговли самое печальное в этом то, что в начале сего года в порыве бессильной ярости Хулагу приказал перебить на своей земле всех купцов из Орды. Естественно, Берке в долгу не остался и ответил казнью всех торговцев из Ирана. На этом торговля по всему Востоку замерла в ожидании перемен к лучшему. Вот и я сейчас на перепутье, отправлять ли в этом году корабли в Дербент и Ширван, или как в прошлом ограничиться Булгаром и Сарай-Берке. Уж слишком высоки риски попасть под раздачу! Там на подконтрольных ильхана Хулагу землях особо разбираться не станут, с Руси купцы или с Орды. Для чиновников ильхана достаточно того, что Русский улус де-юре входит в улус Джучи, а стало быть, все мы здесь подданные вана Берке, а значит, подлежим суровому наказанию.
Я ломаю голову над этой проблемой уже не один месяц и все еще не могу прийти к однозначному решению. В прошлом году, заранее зная о торговом терроризме обоих правителей, я запретил своим кораблям походы в Баку и порты Кавказа. В этом также благоразумнее было бы не лезть головой в пасть льву, но, с другой стороны, торговля стоит уже год. И тот, кто первый ее откроет, тот и получит весь навар.
Ко всему мои Ганзейские партнеры прямо умоляют меня о товарах с юга. Пряности Индии, шелк из Китая, хлопковые ткани и иранские ковры! Все это шло из Баку, Дербента и Маверанахра и приносило нашему торговому союзу немалую долю дохода. Теперь этого нет, и они ноют как капризные дети, каждый раз напоминая мне о моих обещаниях. Конечно, ведь рисковать не им! Их корабли, что придут к осени в Ревель, будут ждать там зимы и тверских караванов, что доставят по санному пути заморский товар.
Да, я обещал им золотые горы, но ведь даже без восточной экзотики им жаловаться грех. Свекольный сахар, подсолнечное масло, льняные ткани, не говоря уж о традиционно русских товарах: меха, зерно, пенька и прочее… Все это идет с Руси сплошным потоком и, думаю, уже озолотило тех ганзейских купцов Любека, что заключили когда-то со мной торговый договор.
В общем, товара хватает и без азиатских диковинок! С караваном на юг можно было бы и подождать, но кроме барыша у меня на уме есть и еще кое-что. Мои знания из прошлой жизни подсказывают, что сейчас на востоке наступают такие времена, кои могут развернуть взаимоотношения Орды и Руси на сто восемьдесят градусов. Если сработать тонко и умно, то можно без большой войны подчинить себе не только весь Волжско-Каспийский торговый путь, но и вообще всю Золотую Орду. Тут очень важна своевременность действий, опасно как опоздать, так и начать преждевременно.
Об этом как раз и напомнил мне голос Калиды.
— Посол хана Берке Абатай-нойон вчера миновал острог Клин и через пару дней уже обещает быть на Твери.
Я озабоченно морщу лоб. По поступающим из Орды сведениям, этот Абатай не просто посол хана Берке. Он едет аж из Каракорума с поручением уже почившего ныне Великого хана Мунке, провести полную и достоверную перепись населения Русского улуса.
Поскольку, пока Абатай ехал, хан Мунке уже умер, а новая власть в Каракоруме еще не устоялась, то утвердить наказ почившего хана пришлось Берке. Тот, говорят, возражать не стал и не только почтил Абатая своим доверием, но еще и довесил полномочий. Он назначил ханского беклярбека своим послом и поручил ему в дополнение к переписи провести еще и тщательное расследование старого дела об исчезновении Боракчин-хатун с сыном.
По понятным причинам, эти новости меня сильно встревожили. Я ведь не доплачиваю в казну монгольской империи до двух третей налогов и очередная перепись населения мне совсем не к чему! Да и возобновление дела о похищении Боракчин-хатун тоже весьма некстати.
Только-только шум от того скандала поутих, и вот опять! Тогда, сразу после инцидента, основное подозрение пало на людей Хулагу, но и меня не миновало придирчивое внимание следователей Берке. К счастью, никаких доказательств моего участия в деле не обнаружилось, и тем не менее вот уже третий год Берке настойчиво желает моего приезда в Орду для дознания и допроса. До сего дня мне удавалось находить убедительные отговорки, но я знаю, что ехать все равно придется. Хотя бы потому что в январе будущего года грядут выборы, и, если я сохраню свой пост, то надо будет получить на него ярлык, то бишь, подтвердить полномочия у хана Золотой Орды.
Повернувшись к Калиде, смотрю ему прямо в глаза.
— Встретить посла со всеми почестями, разместить на Ордынском подворье и пусть ждет. Вино, еда, женщины, ни в чем ему не отказывай, но торопиться с аудиенцией не будем. Пусть наш «друг» потомится в ожидании и поймет, что здесь, в Твери, далеко не все во власти монгольских ханов.
Ордынский двор — это специальный район на юго-восточной окраине Твери, примыкающий к наружной стене Нового города. Там есть терем для высоких гостей, место для юрт его свиты и конюшни для их многочисленных лошадей. Главное в том, что оно огорожено со всех сторон, и контакт наших «милейших степных хозяев» с коренным населением ограничен до минимума. Выход ордынцев со двора разрешен только в сопровождении сильной тверской охраны, способной мгновенно погасить любую агрессию как со стороны ордынцев, так и со стороны тверичей.
Этому новшеству всего три года и за него, скорее всего, тоже придется отвечать в случае поездки в Орду, поскольку оно крайне раздражает наших степных гостей. Я это понимаю, но и отлично помню, что в той изучаемой мною истории тверской бунт и убийство баскака стоили Михаилу Тверскому головы. Поэтому считаю, пусть уж лучше монгольские послы злятся живыми, чем мне придется отвечать за них мертвых. За те три года, что прошли после возвращения из Западного похода, в Твери их побывало немало, и кляуз на меня, думаю, они настрочили тоже изрядно.
Почему, до сих пор, за них с меня не спросили⁈ Да все по той же причине! Хану Золотой Орды в последние четыре годы не до того. У Берке и без Русского улуса полно головной боли, поэтому мне пока и удается избегать серьезных проблем. К тому же я нужен Берке! Ведь что для Орды сейчас важнее всего⁈ Правильно, деньги! А я, то бишь Союз городов Русских, являюсь основным их поставщиком. Ордынский выход с Русского улуса в казну Берке приходит⁈ Приходит! Налоги с русского товара, что продается на рынках Орды, поступают⁈ Поступают! Пошлина за транзит по Волге тверских судов идет⁈ Идет! Что еще надо⁈ Ведь, ежели все перечисленное суммировать, то сумма составит львиную долю всего дохода улуса Джучи.
Берке это понимает и потому терпит мои выходки, пока я не выхожу за рамки разумного. Ведь владения его, действительно, сильно усохли в сравнении со временами Батыя. В Хорезме внук Чагатая Алгу-хан объявил себя независимым от Золотого сарая, а на то, чтобы проучить неразумного, у Берке нет ни времени, ни сил. У него другая война. Он втянулся в разборки с ильханом Хулагу за Ширван, которым не видно конца.
Западные земли от Днепра до Дуная тоже практически потеряны, потому что они теперь под Бурундаем. После Западного похода тот с половиной войска так и не вернулся на Волгу, а основал свой улус на этих землях. Формально, он входит в улус Джучи и подчиняется Берке, но на деле это не так. Бурундай полностью самостоятельный правитель. Он хоть и чтит традиции, но долю со своих владений Берке не платит, а доля эта немалая! Пол Европы платит дань Бурундаю, и золота у него, пожалуй, поболее, чем у хана Золотой Орды.
Бурундай уже очень стар и вот-вот помрет, а кому достанется его наследство большой вопрос. Берке смотрит далеко вперед, и это еще один момент, почему он жестко не наезжает на меня. Он точно знает, что за улус Бурундая придется побороться, и моя помощь в этом деле может стать решающей. Вот и получается, что я нужен Берке даже больше, чем он мне! Пока я сижу в Твери, налоги с Руси и с русской торговли текут ему в казну, а стоит начать разборки и денежный поток тут же прекратится. На что тогда ему воевать⁈
Да, я могу позволить себе некоторую свободу, но до определенных пределов. У нас с Берке как бы была негласная договоренность, я плачу по счетам, а он до поры не лезет в дела Русского улуса. А теперь что⁈ Получается, что приезд нового баскака со старой песней о переписи населения эту договоренность нарушает.
«Зачем это Берке⁈ — Задаю себе этот вопрос и не нахожу ответа. Порой понять логику средневекового монгольского хана бывает трудновато. — Может почувствовал силу⁈ У него есть основания считать, что войну с Хулагу он выиграл. Дербент и северный Ширван он вернул под свою руку. Правда, война ещё не закончилась и на следующий год разгорится вновь, но он-то этого еще не знает!»
Подумав, усмехаюсь про себя.
«Кажется, этот человек просто не может жить спокойно! Пока на фронте с родней замирение, надо по-быстрому наехать на северных подданных! Не сидеть же без дела!»
Звук приоткрывшейся двери отрывает меня от мыслей. Поднимаю взгляд и вижу вошедшего Прошку. Нет, ныне его так назвать уже язык не повернется. Ныне он солидный человек — глава всей моей личной канцелярии, Прохор Василич Смолянинов.
На мой вопросительный взгляд Прохор кланяется в пояс.
— Извини, господин консул, за беспокойство, но жена твоя — Евпраксия Нездинична — спрашивает. Изволишь ли ты быть к обеду?
«О, черт! — Мысленно крою себя за забывчивость. — Ведь обещал же!»
Дело в том, что из Новгорода приехали братья жены, и она очень просила меня быть на сегодняшнем обеде. Евпраксия пригласила братьев к обеду и хотела, чтобы я обязательно присутствовал.
Я имел неосторожность согласиться, хотя и понимал, что с того момента, для братьев Нездиничей это будет уже не просто обед, а случай изложить свои просьбы в неформальной обстановке. Ну и, конечно же, возможность показать всем, что они не абы кто, а родня самому консулу.
Выслушивать новгородские дрязги мне не очень хочется, но и обижать родню не с руки, поэтому я прячу тяжелый вздох.
— Хорошо, Прохор, скажи Евпраксии Нездиничне, что я сейчас буду.
Всех приветствую! Всех рад видеть на страницах книги! Продолжение каждый день!