Урфин Джюс. Черная книга Гингемы

Глава 20. Наблюдатель из тьмы

Псевдо-Гуамоколатокинт неподвижно сидел на толстой ветке старого дерева в дворцовом саду. Его облик был безупречен – перья аккуратно прилегали друг к другу, когти цепко держались за кору, большие желтые глаза мудро и спокойно взирали на стену дворца, словно любуясь игрой солнечных бликов на изумрудах. Но за этой маской скрывался холодный, чуждый разум, воспринимавший мир совершенно иначе.

Для существа, прибывшего с ледяного, сумрачного Юггота, где тусклая звезда едва отличалась от мириад других холодных огней в чернильной бездне космоса, концепция зрения в человеческом понимании была лишь одним из многих, далеко не самым важным способом получения информации. Ми-Го строили свои базальтовые башни и города без окон, в вечной тьме, полагаясь на куда более тонкие и разнообразные чувства.

Вот и сейчас, сидя на ветке, оно не смотрело на стену – оно ощущало то, что происходило за ней. Сквозь толщу камня, сквозь узоры из изумрудов и недавно вмурованных Камней Эха, оно улавливало флуктуации психических полей, слабые всплески биоэлектрической активности, характерные для напряженной умственной работы нескольких гуманоидов. Оно чувствовало концентрированную эманацию древнего артефакта – Черной Книги – и то, как ее чуждое излучение взаимодействует с аурами существ, склонившихся над ней.

«Читают», – констатировал холодный ум, сокрытый под маской филина. – «Уже несколько циклов сменяют друг друга, погружаясь в текст. Эти люди… они упорны. Гораздо упорнее, чем, скажем, насекомые с умирающего Марса или студенистые медузы с Титана, спутника Юпитера. Те сдаются быстрее перед лицом непостижимого».

Существо чуть шевельнуло головой, и перья на шее слегка взъерошились. Оно могло бы вмешаться. Усилить ментальное давление Книги, довести их до безумия быстрее. Или просто устранить их физически, используя возможности своего тела или влияние на Урфина. Но был риск. Риск преждевременного раскрытия, риск разрушения тщательно выстроенного плана. К тому же, был и определенный… научный интерес. Наблюдать за реакцией примитивного разума на контакт с запретными знаниями было по-своему увлекательно.

Оно знало, что они уже близки. Эманации их разумов изменились – тревога смешался с ужасом осознания. Они скоро поймут суть его замысла. Поймут про камни Эха по всей Волшебной стране, и про спящих собратьев, ждущих под землей своего пробуждения.

«Интересно, когда же они догадаются обо мне? О том, кто я на самом деле?» – мелькнула холодная мысль. Маскировка была почти идеальной, основанной на изучении памяти настоящего Гуамоколатокинта перед его… утилизацией. Но люди, особенно эта девочка-«чужак» и ее одноногий спутник, обладали раздражающей способностью к интуитивным прозрениям.

И это при том, что филин был не простым пришельцем. Почти все Ми-Го во взрослом возрасте были ростом с человека, и тут, понятное дело, не замаскируешься. Но иногда, очень редко, на Югготе появлялись Великие или Королевские Ми-Го. Они развивались значительно медленнее, и в итоге были ростом втрое ниже своих собратьев. Но их жизненные силы были направлены не на физическую силу, а на психические способности, которые могли совершать поистине невероятные вещи. Например, внушить всем жителям страны, - в том числе и волшебницам! - что ты не гриб с другой планеты, а вполне обычная мирная птица.

Псевдо-Гуамоко снова «взглянул» на дворец, ощущая ментальный шум, исходящий из потайной комнаты. Они знают. Значит, время для тонкой игры и неспешного сбора данных подходит к концу. Промедление теперь опасно. Человеческая раса, при всей своей хрупкости, отличалась неожиданной изобретательностью и отчаянной решимостью перед лицом угрозы.

«Ну что ж», – решило существо. – «Придется действовать чуть быстрее. Этап подготовки завершен. Пора переходить к активации сети и началу пробуждения. Их знания им уже не помогут».

Оно расправило крылья, неотличимые от крыльев обычного филина, и бесшумно слетело с ветки, направляясь к темным уголкам Империи, где его «Филины-исследователи» уже завершали последние приготовления. Час Великой Жатвы приближался.