Сперанский 7. В огне

Глава 8

Глава 8

Одесса

1 июля 1800 года

Как бы мне не хотелось пообщаться с герцогом Энгиенским, но всё же мы с Аракчеевым посчитали, что самым важным является посетить расположение наших войск, что взяли оборону от турок по Днестру. Как было не заехать, если находились недалеко, когда пришли вести о начале войны с Османской империей.

Нельзя сказать, что мы доехали с ветерком за несколько дней до театра военных действий, всё же было принято решение дожидаться подхода калмыцких, казачьих отрядов и уже с ними отправиться к Одессе. Калмыки в этот раз выставляли большое количество воинов. Они несколько подзаработали еще на Итальянском походе, так что восемь тысяч калмыков будут участвовать в войне. И это еще не все. Сейчас готовится молодняк в более чем шесть тысяч воинов. Кстати, за мой счет. Но на калмыков, как и на других иррегуляров я возлагаю большие надежды в будущих воинах.

Было ещё желание дождаться сбора обоза, который должен формироавлся и отправлялся из Надеждово и Луганска, так же к Одессе. Но в таком случае мы прибыли бы к Днестру только через неделю. Но не место канцлера и даже военного министра на войне. Нам нужно было скоро отбывать в Петербург.

В Одессе нас встречали два высших командира, которым предстояло сдерживать атаки турок на первом этапе русско-турецкой войны. Это был командующий, фельдмаршал Александр Александрович Прозаровский, а так его начальник штаба Михаил Илларионович Кутузов.

— Господа, — обратился я к собравшимся. — Прошу вас, присаживайтесь!

На правах практически второго человека в империи, если не считать наследника Императорского престола, моего воспитанника, малолетнего Николая Павловича, я открывал Военный Совет. Собственно, это собрание и было спровоцировано нашим с Алексеем Андреевичем Аракчеевым приездом. Даже Кутузова отозвали с непосредственной линии соприкосновения с турками.

Для Александра Александровича Прозаровского, фельдмаршала и командира Днестровской армии, а также для его начальника штаба Михаила Илларионовича Кутузова наш приезд стал полной неожиданностью. В какой-то момент я даже посчитал посещение театра военных действий слишком опрометчивым решением. Не потому, что там могут пули свистеть над головой, а потому, что мы могли бы в какой-то мере даже парализовать всю боевую работу и деятельность штаба.

— Прежде всего, я прошу не относиться к нам с господином военным министром, как к особам, которым нужно некое излишнее внимание. Хотелось бы, господа, чувствовать себя не вредителями, останавливающими работу войск, а офицерами, которые могут чем-то помочь. Надеюсь, в этом, господин Аракчеев, вы со мной согласны? — продолжал я говорить на Военном Совете.

Аракчеев со мной был более, чем согласен. Именно он и говорил о том, что с нами носятся, как с писанными торбами. Между тем, офицеры, которые должны были выполнять свои обязанности, под разными предлогами ищут повода остаться при штабе «играть» своим лицом передо мной и военным министром. Возможно, таким образом хотят примелькаться, чтобы в дальнейшем получать чины или войти в дружеские отношения со мной или с Аракчеевым. Так в этом мире многое устроено, когда даже шапочное знакомство может сильно помочь карьере.

Но не для того мы прибыли в Одессу, где был штаб Днестровской армии. Так что я быстро обозначил свою позицию, что не намерен переносить условности императорского двора сюда, где нужно не думать а карьере, а выполнять боевые задачи. Паркетных расшаркиваний в армии, тем более на театре военных действий, быть не должно.

— Генерал-лейтенант Кутузов, всё ли понятно вам по штабной работе и планированию операции? — обратился я Михаилу Илларионовичу.

Кутузов встал, лихо щёлкнул каблуками и доложился, что всё ему понятно. Однако, подобный ответ меня не убедил, я попросил пересказать суть всего плана и пройтись по каждому из его пунктов. Такой подход выглядел, как недоверие к Кутузову, но я хотел быть уверенным, что, покидая Новороссию, все сложится нормально, и не придется экстренно собирать новые армии.

Признаться, у меня сложилось некоторое может и ошибочное отношение к Кутузову. Вопреки различным бравурным воспеванием гения Михаила Илларионовича Кутузова в будущем, что он будто бы отец победы над Наполеоном, я так не считал. Более того, был почти уверен, что Кутузов сильно медлительный и излишне осторожный полководец. Ведь после битвы под Малоярославцем, русская армия до самой Березины, не вступала в серьезные бои.

Проанализировав все данные, которые у меня были по Отечественной войне 1812 года, сопоставив эти сведения с тем, что я уже узнал и что мне раздобыли мои службы, я пришёл к выводу, что Кутузов имеет определенные военные таланты. Однако, он хорош на турецком театре военных действий, но ставить генерал-лейтенанта на командные посты в войска, которые вероятно сойдутся в противостоянии с Наполеоном я бы не стал.

Отечественная война 1812 года, как началась по плану, разработанному Барклаем де Толли, так и продолжала вестись в соответствии установками, что были даны ранее. Александр I, по моему мнению, просто предал Барклая, поставив того в унизительное положение. Ведь сам император принял некогда те правила войны, что предлагал расчетливый и талантливый Барклай-де-Толли. А на Барклая повесили всех собак, чтобы общество немного остудить и найти виновного. Вместе с тем, Кутузов также принимал участие в том самом унижении и играл свою роль в паркетных войнах.

Так что я не спешил приближать к себе Михаила Илларионовича и способствовать тому, чтобы Кутузов стал вторым человеком после Суворова в русской армии. Но я признавал заслуги директора шляхетского корпуса, коим некоторое время Кутузов являлся, и сейчас был тот момент, чтобы Михаил Илларионович Кутузов смог себя проявить.

— Подведем итоги сказанному. В плане военных действий выделяется три этапа компании, — заканчивал доклад Кутузов. — Первый этап — это сдерживание. Мы ведём оборонительные бои вдоль Днестра, отслеживаем перемещения крупных сил противника и насыщаем особо опасные участки передвижными конноартиллерийскими отрядами. Второй этап военной компании заключается в том, что мы вынуждаем неприятеля принять генеральное сражение и решительно его разбиваем. Третий этап — продвижение многими передвижными артиллерийскими отрядами на территорию турок и рассекающими ударами, оставляя у крепостей лишь незначительные свои силы, двигаемся на Бухарест и Варне.

— Тех сил, коими мы обладаем, пока недостаточно. Пятьдесят тысяч солдат и офицеров против, почитай, двухсот тысяч турецких войск, — взял слово Александр Александрович Прозоровский.

— Не забывайте, господин фельдмаршал, что только я привёл к вам ещё двенадцать тысяч конных. Десять тысяч конноартиллерийских отрядов на основе казачьих соединений движутся следом. У вас более чем достаточно ракет и новейшего артиллерийского оружия, его и следует использовать, — возразил я Прозоровскому.

Я подумал о том, что до прихода Матвея Ивановича Платова, а именно он должен возглавить мобильные отряды, об наступлении и речи быть не должно. Но без активной обороны с переходами в контратаки и с тем, чтобы цепляться за многочисленные укрепленные районы, без использования диверсионных групп, невозможно обороняться. Где-то, да прорвут турки. Это сейчас они еще дезорганизованы смертью султана, но сколько это замешательство продлиться, не понятно.

Всё же командующий Днестровской армией, фельдмаршал, Александр Александрович Прозоровский — это тот офицер, который живёт былыми заслугами, он, скорее всего, будет восхвалять былые времена, когда под его командованием русские войска входили в Берлин во время Семилетней войны. Но нельзя было просто взять и выкинуть целого фельдмаршала, который не опорочил свое имя, выкинуть на свалку истории.

Я мог бы своей властью задвинуть этого фельдмаршала глубоко и надолго. Однако в преддверии больших сражений, нельзя было заниматься чистками в армии. А как фельдмаршал относительно мирных времён, Прозоровский показал себя достаточно неплохо. Руководил строительством в укреплений на линии по Днестру. Мои агенты, которые тайно исследовали деятельность фельдмаршала, отмечали, что при всех недостатках, торможении в строительстве, деньги, если и воровали, то это делалось в незначительном масштабе, а множественные укрепрайоны были сооружены к началу боевых действий.

План военных действий в русско-турецкой войне был для многих генералов противоречивым, и они считали, что это вновь моё вольнодумство, человека, который лишь понюхал порох, но явно не так чтобы сильно разбирающийся в войне. Относительно Аракчеева также у военных был в немалой степени скепсис, так как его всё равно продолжали считать гатчинским выскочкой. Что уже говорить о Барклай-де-Толли, который всего-то недавно получил чин генерал-майора, а ранее так и ни чем существенным не выделялся.

Турку привыкли бить малым числом и выигрывать эти бои с блеском, поражая в реляциях цифрами убитых османов. Я даже был почти уверен, что похожая ситуация могла бы сложиться и в этой войне и мы уже скоро погнали бы турку. Но я не собираюсь довольствоваться тем, что русские войска войдут в Бухарест, там закрепятся, а потом придётся заключать мирное соглашение, по которому и Валахию вновь придется отдавать турке.

Две-три недели оборонительных боёв в современном военном деле, когда ещё не до конца понятны, что из себя представляют стремительные удары Наполеона, когда тактика близких переходов Суворова, всё ещё до конца неосознанная и является передовой — это капля в море. Где две недели, там и два месяца в понимании некоторых генералов.

Я же, надеюсь, что мы мыслим чуть шире, чем только какие-то локальные успехи наших войск. Нужно создать условия для полной дезорганизации Османской империи, после того как они получат существенное поражение в генеральном сражении молниеносными ударами рассечь оборону, быстрым маршем пройти перевалы у Шипки, чтобы не вышло простоев на горных вершинах и замерзания русских войск в обороне.

Крепости я предполагал брать новейшим оружием. Как показала война со Швецией, массированные удары ракетами, когда это даже не сотни, а тысячи снарядов, способствует быстрому пониманию гарнизонов крепостей, что у них остаются считаны дни, а, может, даже и часы. Так что Аккерман, Журжа, Измаил и все остальные крепости не брались мною в расчет, как долговременные укреплённые пункты противника.

Какой бы сильной крепостью Измаил не была, а её, кстати, так окончательно турки и не взяли, это уже не та Цитадель, которая была при взятии Суворовым десять лет назад. Но, если сбросить на Измаил три-пять тысяч ракет, то штурмовые команды смогут практически беспрепятственно взять город в течение двух-трех часов. Если будет вообще что брать. Ведь есть ещё и артиллерийское оружие. Мало того, именно здесь, на турецком театре военных действий, уже в скором времени появятся нарезные казназарядные артиллерийские орудия, способные бить, и главное поражать, цели на расстоянии почти в полтора раза большее, чем это делают современное пушки и русские и французские.

Была еще одна причина того, что мы изматываем турок в приграничных сражениях. Вот-вот должна начать войну Франция. Уже приходили даже сведения о том, что французы планируют напасть на Россию через четыре месяца после начала войны с османами. И только в этих политических условиях я вижу реальную возможность захватить Константинополь. В ином случае, даже Англия ополчилась бы и пошла на единение с французами против нас. Пусть такой союз и выглядит невозможным, но европейцы еще более невозможным считают ситуацию, когда столица исчезнувшей Византии станет русской.

Да, это очень тяжело. Россия может и надорваться. Но я готовился именно к такому развитию событий. Получилось более чем на год оттянуть судьбоносные события. Мы готовились в поте лица. Даже опытные офицеры говорили о том, что более интенсивной подготовки солдат, чем сложилась за последний год, не было никогда. Я сейчас не самый богатый человек России. Я, как бы это не противоречиво не звучало, самый богатый банкрот России.

То есть, у меня заводы, земли, пароходы с паровозами, Русско-Американская компания, которая стала приносить баснословные прибыли. Но дай Бог, чтобы хватило денег на то, чтобы я расплатился со своей прислугой в доме, да на продуктов закупить. Ибо все вложил в производство, заводов настроил в кредит и сейчас банку плачу по пятьсот тысяч рублей в месяц!

Но у нас есть бездымный порох, у нас есть почти миллион патронов, более десяти тысяч казназарядных винтовок под унитарный патрон с бездымным порохом, револьверы… Много чего есть, кроме денег у меня. Я даже заморозил строительство железной дороги в Москву из-за того, что взял оттуда деньги. Игра ва-банк. Все, или ничего!

— Господа, а вы слышали, что султан Османской империи был убит? — после достаточно долгого обсуждения плана операции, Кутузов решил сменить тему.

Мы с Аракчеевым переглянулись. Я состроил удивлённое выражение лица, Алексей Андреевич никаких гримас не демонстрировал, но глазами показывал, сколь он удивлён. Он мало проявлял внешне эмоций, но я научился «читать» Аракчеева по его глазам.

— Известно, кто это сделал? — спросил я.

— Османы думают на сербских повстанцев, — развёл руками Александр Александрович, якобы он не особо верит в успешность действий сербских партизан.

Я сделал вид, что задумался, нужно же было как-то реагировать на информацию, которую я уже и так имел.

То, что группа ликвидации султана не была ни кем замечена, это, конечно же, хорошо. Однако, я думал о том, что несколько поспешил с ликвидацией Селима. Как раз-таки султана можно было бы убрать перед самым началом генерального сражения. В то время, когда войска будут концентрироваться на каком-то участке, накапливать силы, чтобы вступить в решительное противостояние.

Ведь целью ликвидации султана было не столько убийство достаточно миролюбивого Селима III, сколько кратковременная дезорганизация всего турецкого войска. И теперь перед началом генерального сражения уже должен был утвердиться у власти Мустафа IV, преемник Селима III, и это восхождение на престол как бы даже не в лучшую сторону играет для наших планов.

Между тем, Мустафа IV характеризуется тем, что он непримиримый борец с Российской империей. Понятно, что многие его высказывания — это лишь политические ходы, противопоставление себя нерешительному Селиму III. Однако в османском обществе, несмотря на то, что оно восточное, не особо цениться гибкость и изворотливость.

Когда османы проиграют хоть на каком участке военных действий, Мустафу IV не поддержат ни янычары, которых так и не удалось Селиму III извести, ни духовенство, которое на фоне османских поражений в русско-турецких войнах всё больше овладевает умами османо. Мустафе придется уступать, но ему этого точно не простят.

А мне необходимо, чтобы не смотря на войну с францией, русско-турецкая война не заканчивалась. Ещё одно отступление из Балкан я буду считать, собственным поражением, одной из самых больших своих неудач. В некоторой степени тактика выжженной земли вероятно во русско-французской войне — это следствие того, что мы будем вести войну одновременно и с османами. Иначе можно было бы насыщать войсками приграничные территории, выстраивать крепости в районе Бобруйска, Бреста, Гродно и встречать на этих линиях Наполеона.

* * *

Остров Гекчеада

3 июля 1800 года (интерлюдия)

Гавриил Кузьмич Галенкин смотрел в бинокль, который ему не так давно доставили в подарок. Командующего русского Средиземноморского флота наблюдал, как десантные команды споро, не встречая никакого сопротивления, высаживаются на остров Гекчеада.

Этот остров, словно бы замыкает пролив Дарданеллы, без того, чтобы взять Гекчеаду под контроль, сложно планировать прорыв в Черное море. Вот и было принято решение, почти что с ходу, в лучших традициях десантных операциях адмирала Ушакова, захватить остров и поставить тут уже русскую базу с батареями и гарнизоном.

Ожидалось, что тут русский флот на пути следования к проливам встретит хотя бы одну из двух флотилий османов, но лишь два вражеских корабля были замечены в Эгейском море. Один, фрегат, был взят абордажными командами, а вот большой галере удалось сбежать, ветер тогда не благоволили Голенкину, а обходной маневр он не успел завершить.

Ещё полгода тому назад вице-адмирал Галенкин, на данный момент исполняющий обязанности командующего Средиземноморским флотом Российской империи, получил тайное указание готовить флот, а также десантные и абордажные команды для будущих сражений с Турцией.

Гаврил Кузьмич, прекрасно осознавая, что это его шанс отличиться и хоть немного, но выглянуть из-за спины Фёдора Федоровича Ушакова, стал с большим усердием, используя все методические и практические наработки своего учителя, готовить флот к будущим большим сражениям.

На современном этапе Средиземноморский флот Российской империи представлял собой огромную силу. Голенкин привел к османским берегам тридцать два линейных корабля, девять фрегатов и еще порядка сорока вымпелов различного назначения. Дело в том, что после итальянских походов Суворова и действий уже ставшего легендарным русского флота под управлением Адмирала Ушакова, итальянские государства, прежде всего, Неаполитанское королевство, не стали требовать от России свои корабли назад.

С одной стороны, подобные подарки от неаполитанцев выглядели, как их плата за освобождение от французского гнета. С другой же стороны, после разорения французов, а также и некоторого участия в процессах ограбления Неаполя и других территорий королевства русскими, Неаполитанское королевство, да и Сардиния, иные итальянские государства, не были столь экономически сильными, чтобы содержать большие флота.

Потому последовали различного рода союзные договора, по которым именно русским надлежало обеспечивать морскую безопасность всех итальянских государств. И Голенкину пришлось оставлять серьезную эскадру у Мальты и Сицилии, чтобы не дать французам действовать безнаказанно. Однако, уже начались переговоры с англичанами, которые, если присоединятся к русскому флоту… именно так, а не наоборот… то французская Средиземноморская эскадра окажется способной только на комариные укусы и бегства после них.

Сами итальянские государства не препятствовало своим гражданам поступать на русскую службу. Мало того, неаполитанская верфь продолжала свою работу и раз в полгода, но выпускала два линейных корабля и два фрегата для пополнения русских средиземноморских эскадр, на Мальте верфи и ремонтные базы были полностью загружены заказами.

Благо, часть тех налогов, что брались с Триеста, Черногории, Дубровника, Ионических островов нынче подчинённых России, разрешалось тратить на оснащение, пополнение и обеспечение флота. Не так давно даже мальтийцев обязали платить налоги, а то раньше русский император только давал им деньги, тратя на Мальту немалые суммы.

Вот только и этого не хватало даже на оснащение флота, ну и содержание почти что десантной армии, численностью в шестнадцать тысяч морских пехотинцев. Налоги, которыми обкладывались территории Русской Средиземноморской губернии, составляли треть от всех трат, которые необходимо было осуществлять на поддержание флота. Так что из России также шли деньги.

Для того, чтобы обеспечить русский Средиземноморский флот кадрами пришлось даже несколько увеличивать довольствие офицеров, чтобы те же самые неаполитанские морские командиры после окончания войны в Италии не сбежали куда-либо. Англичане же, так же отстраивая свой флот, с большим удовольствием перенимали русские подходы в кадровой политике, нанимали всех морских офицеров. Так что налицо конкуренция, правда уже не противостояние.

Кроме того, на Мальте пришлось открыть навигационную школу, ещё одну, чтобы здесь можно было не только обучать будущих моряков, но и повышать квалификацию тех русских не только моряков, которые уже были на флоте, но могли быть повышены в чинах.

Из России пришло указание, что, если матрос показывает рвение в службе, при этом способен к обучению грамоте, усвоит все тем науки, которые необходимы мичману, то следует именно из русских взращивать офицерские кадры. И даже установили квоты на таких вот «мичманов из мужиков». Так что приходится почти каждого матроса просматривать чуть ли не с лупой, не годится ли он в офицеры.

И Галенкин не был против подобного подхода. Он признавался себе, тяготился тем, что в Средиземноморском флоте русский язык, как основной держится лишь при помощи административных методов, а так уже давным-давно бытовал бы итальянский.

— Что скажешь, брат Иван? — обратился вице-адмирал Галенкин своему родному брату, пряча бинокль в футляр.

— Говорил же я тебе, что не опозоримся, — усмехнулся Иван Кузьмич Голенкин.

— Кабы меня из-за тебя не сняли, — в очередной раз проявил сомнения вице-адмирал.

Иван Кузьмич Галенкин был родным братом вице-адмирала. Вице-адмирал добился перевода своих братьев к себе, даже с повышением в чине обоих родственников. И сейчас подполковник Иван Голенкин командовал десантной операцией у островов вблизи пролива Дарданеллы.

Подобное назначение вызвало некоторые возмущения со стороны иных офицеров. Так, в наибольшем чине в русской эскадре состоял генерал-майор Джулио Абердинни, мальтиец, принявший даже православие для своего продвижения по службе. Мальта уже считалась центром Средиземноморской русской губернии. Так что мальтийцы были не только в русском флоте, не только в армии, мальтийцы были верноподданными русского императора. Получалось, что Галенкины проявили кумовство и вице-адмирал назначил командовать десантной операцией именно своего брата, в обход иных офицеров.

Операция прошла без каких-либо проблем. Да и никаких трудностей не должно было возникнуть. Весь гарнизон острова Гекчиада состоял всего из семисот турецких солдат. Турецкое командование не ставило себе задачи удержать острова в Эгейском море, у султана не было для этого достаточного флота. Потому можно занимать любые острова, чем в будущем и собирался заняться Галенкин. Османы прекрасно были осведомлены о состоянии флота Российской империи и хотели лишь создать серьёзные укреплённые районы в районе Дарданелл, чтобы не допустить туда русскую эскадру.

Два дня понадобилось русским войскам чтобы захватить весь остров и небольшую крепостицу, что располагалась на побережье. Поэтому, собрав Военный Совет, Гавриил Кузьмич Галенкин рассчитывал, что он пройдёт под бравурное воспевание флотоводческого гения вице-адмирала.

Нельзя сказать, что Галенкин превратился в самовлюблённого нарцисса. Но какому же человеку не нравится, когда его хвалят?

— Я смею возразить вас, господин вице-адмирал, что вы есть не допустить меня к разработка десантная операция, — как только Галенкин поприветствовал всех офицеров, прибывших на борт его флагмана, линейного восьмидесятишестипушечного корабля «Звезда Мальты», построенного только полгодна назад, высказался генерал-майор Абердини.

— Что вы, сударь, собираетесь делать, коли станут все руководствоваться собственной обидой? — спросил вице-адмирал. — Здесь я принимаю решения. И я так постановил. Оказался прав и остров наш.

— Я есть подать рапорт, — обиженным тоном отвечал Джулио Абердинни.

Всё праздничное настроение с лица вице-адмирала, будто сдуло ветром. Он представил, как Фёдор Фёдорович Ушаков будет читать этот самый рапорт от мальтийского генерал-майора или же рапорт попадёт на стол морскому министру Сенявину, который непременно даст ход делу о кумовстве. Политика в отношении новых подданных русского императора основывалась на том, чтобы их не только не задвигали, а, напротив, выпячивали вперед, делали сопричастными ко всем свершениям.

Но ещё больше Гаврил Кузьмич опасался того, чтобы рапорт не дошёл до Сперанского, уж тем более до его Императорского величества Павла I. Помнил Галенкин, как, было дело, чуть не дошло до серьёзнейшей ссоры с нынешним канцлером. Всё ждал Гаврил Кузьмич, что Сперанский станет каким-то образом вспоминать о том конфузе и вредить. Пока такого не случилось, но это не значит, что не будет в будущем.

— Я должен был, милостивый государь, дать возможность кому-то иному попробовать свои силы. Ведь именно вам, вероятнее всего, и предстоит возглавить десантную операцию у Константинополя, — под игнорирование недоумённого взгляда своего брата, а именно Иван Голенкин видел себя в качестве командующего всех операций, сказал Гаврил Кузьмич.

— Я начну разрабатывать операция, — сказал Абердини, у которого промелькнула радостная улыбка на лице.

Теперь русская эскадре оставалось лишь ждать. Во-первых, встречи с англичанами. Именно они, по договоренностям, будут прорывать блокаду проливов; во-вторых, все действия должны быть синхронизированы с Черноморским флотом. Планировалось сразу с двух сторон прорваться к Константинополю и начать его массированную бомбардировку. У Голенкина для такого дела недостаточно ракет, а пушечное вооружение несколько устаревшее. А вот Черноморский флот уже начинал оснащаться и нарезными пушками и в его составе было три парохода с пароходными брандерами.