Волшебство с ароматом кофе

Глава 1

— Великолепный экземпляр! Вы отлично сработали, Ядилен! — Кто-то с восторгом и одновременно гнусно захихикал. Этот смех буквально ввинтился мне в уши, причиняя мучения. — Она настолько нищая, что у нее даже нет средств на нормальную одежду! И явно из квартала свободной любви! Лишь тамошние жрицы коротко стригут волосы! Я в восторге! Вы прекрасно справились с поручением!

От насквозь фальшивых, искусственных восторгов незнакомки терзавшая меня головная боль усилилась втрое. И стала настолько сильной, что меня начало тошнить. А это уже была катастрофа. Только бы не опростоволосится на глазах у мэра и его чиновников! Шеф мне этого никогда не простит!..

— Эй ты! Как тебя зовут! — голос незнакомки сделался надменным, требовательным и холодным как лед. Это она ко мне, что ли?..

Длинная пауза подсказала, что да. Превозмогая боль, я попыталась открыть глаза, чтобы убедиться в этом. Но веки будто кто-то заклеил скотчем. Даже больно стало от усилий.

— Ядилен, почему она молчит? — вновь заговорила скандальная незнакомка. — Вы понимаете, что она должна отвечать на простейшие вопросы? Иначе ничего не выйдет!

— Сейчас, моя королева! — раболепно заверил мужской голос с неприятными нотками страха. Он ее боится, что ли? Что за глупость! И вообще, что происходит?!…

Мне стало плохо за несколько минут до начала презентации. Видимо, организм, которому доставалось в течение последних пяти суток лишь два-три часа сна из двадцати четырех и по два-три литра кофе вместо нормальной пищи, наконец взбунтовался, отказываясь дальше работать в подобных нечеловеческих условиях. И я поплыла: ноги подкосились, огромный зал для пресс-конференций закружился перед глазами, а виски прострелило дикой болью. На миг все потемнело перед глазами. А когда сознание вернулось, я услышала незнакомый женский голос. Игорь Максимович распорядился вытащить недобросовестную работницу в подсобное помещение от греха подальше? Чтоб не портила ему минуту славы? Похоже на шефа, он всегда был толстокожим. Но стало обидно. Ведь если бы не я, то никакого триумфа у начальника бы не было…

В этом месте цепочка моих рассуждений прервалась, потому что в грудь с размаху влетело что-то не просто холодное, а ледяное. Из-за этого «что-то» стало трудно, почти невозможно дышать. А в голове будто какой-то туман поселился. Мысли сделались вялыми и неповоротливыми. Но зато внезапно, будто сами по себе открылись глаза. И я увидела…

— Ты меня слышишь?

Ко мне склонился какой-то странный субъект, озабоченно вглядываясь в мои глаза. Его всклокоченные волосы поперек лба перетягивал неряшливый шнурок, чтобы не лезли в глаза, непонятную балахонистую одежду украшали подозрительные неаппетитные пятна, а из ноздрей торчали пучки жестких рыжеватых волос. Хотя сам мужик имел шевелюру цвета пшеницы.

От этого ужаса меня затошнило с утроенной силой. Отчаянно захотелось оттолкнуть свинтуса, пока меня не вывернуло на него. Но вместо этого мой рот открылся сам собой, а оттуда вылетело:

— Слышу, господин!

Я оцепенела от ужаса.

Это было жуткое ощущение: я понимала, что именно мой рот и мои голосовые связки произнесли эту фразу. Но между тем я даже под страхом смертной казни не смогла бы по доброй воле назвать кого-то, тем более такого отвратительного неряху, своим господином…

Я взвыла от ужаса. Вот только рот не открылся, а крик застрял где-то в груди. Свинтус же удовлетворенно улыбнулся и потребовал:

— Назови свое имя!

— Эмма Гофман, — выпалила я с готовностью… Хоть и стискивала зубы изо всех сил! Как это ни было дико, но приходилось признать, что мой организм почему-то перестал мне подчиняться. И это было похоже на кошмарный сон, от которого никак не получалось проснуться.

— Отлично, Эмма! — широко ухмыльнулся негодяй, все еще вглядывающийся в мои глаза. — А теперь будь хорошей девочкой и скажи нам: в том мире у тебя есть супруг?

— Да зачем нам это нужно? — сердито поинтересовалась незнакомка, стоящая в тени, за спиной свинтуса. — Скоро состоится брачный обряд! Потом все будет кончено. И состоит ли эта шлюшка в браке в своем мире, не будет играть никакой роли!

Мне отчаянно захотелось посмотреть на нахалку, так по-скотски обращавшуюся со мной. Но как я ни старалась, а посмотреть на девицу не выходило. Взгляд скользил по неряшливому мужику, которому было, кстати, уже явно немало лет. Путался в полумраке плохо освещенной комнаты. Но как только я намеревалась посмотреть на девицу, сразу же почему-то возвращался назад: на кончик носа моего мучителя. А я уже не сомневалась: меня чем-то опоили. Вот только зачем? И где я вообще оказалась? Как меня смогли протащить под камерами через весь бизнес-центр?

— Вы не правы, моя королева! — со степенной важностью отозвался неряха. — Я должен быть уверен, что не потеряю контроль в самый неподходящий момент. Вы же понимаете, что в таком случае все рухнет.

— У-у-у-у-у!.. — сердито промычала его собеседница. А потом раздраженно согласилась: — Ладно! Но побыстрее! Ее еще нужно переодеть и подогнать ей по фигуре платье. Она не должна в храме выглядеть той, кем является на самом деле! Мой супруг должен быть уверен, что его брат женится на аристократке, добровольно согласившейся разделить с принцем ссылку!

Здесь еще и принц какой-то имеется?! Я надеюсь, это не Гарри! Терпеть не могу его рыжую рожу и вечно недовольное выражение лица. Хотя нет, это меня уже куда-то занесло не туда. Гарри женат. Да и его брат вряд ли отправит того в ссылку. Что-то здесь не то…

Мысли по-прежнему путались, думать было тяжело. Но я старалась. Очень старалась. Пыталась смотреть по сторонам, силилась разглядеть собеседницу неряхи, отчаянно пыталась сложить цельную картинку из осколков реальности. Но у меня мало что получалось. Я вроде бы видела. Но мозг не запоминал. А потом стало еще хуже.

— Эмма, за мной! — вдруг резким голосом скомандовал странный маргинал.

Я идти не хотела. Но тело было словно не мое: ноги сами собой поднимались и переставлялись, ведя меня по полутемным помещениям вслед за странным и опасным, теперь я в этом не сомневалась, дедком.

Более-менее получилось рассмотреть комнату, которая отчаянно напоминала мне будуар: ширмы, кресла и банкетки, комод, на котором стояли фарфоровый таз и кувшин, туалетный столик с зеркалом, заставленный кучей флакончиков и баночек, со спинки ближайшего ко мне стула свисал прозрачный чулок, сохранявший форму чьей-то ноги… Неожиданно мозг отметил, что флакончики все дорогие, украшенные камнями, странной, старинной формы. Непохожие на фабричные флаконы с духами и лосьонами. А перламутровая приоткрытая коробочка на ножках, судя по рассыпанному возле нее белому порошку, это пудреница… Мне окончательно поплохело. Либо я в коме и мой мозг выдает мне цветные глюки, либо я попала к каким-то маньякам-реконструкторам.

В этот миг, не давая додумать тягучую мысль, перед глазами снова появился давешний маргинал. Внимательно посмотрел мне в глаза и вдруг жестко приказал:

— Ты покорно позволишь девушкам вымыть тебя и переодеть! Ты меня поняла?

Губы шевельнулись сами по себе, и я услышала:

— Да…

— И без глупостей, Эмма! — предостерег меня дедок. — Я могу превратить твое сознание в чистилище, не оставив на теле ни единой отметины! Но если ты будешь послушной, получишь хорошую награду! — И он мерзко хихикнул.

И завертелось. Едва грязнуля-дед вышел из помещения, ко мне приблизились две молчаливые женщины в одинаковых черных платьях и длинных белых передниках поверх. Ну чисто горничные из исторического фильма. Я бы, наверное, даже похихикала над достоверностью картины, которую нарисовал мне неутомимый мозг. Если бы эти дамочки не начали меня раздевать. Я не особо стеснительна. Но в прикосновениях сухих, холодных пальцев не было ничего приятного. Особенно когда они начали меня обтирать влажными тряпицами, приподнимая мне груди и раздвигая ноги. Это было… мерзко. Но я ничего не могла поделать. Ни, когда меня мыли, ни, когда припудривали каким-то белым порошком, похожим на тальк, ни, когда на меня начали в четыре руки натягивать странные одежды.

Я перестала воспринимать, что происходит с моим телом, на том месте, где на меня поверх чулок надели странные панталоны из двух половинок, плотно завязав их с помощью тесемок вокруг талии. Меня вертели из стороны в сторону, периодически перед глазами мелькали какие-то ткани. Потом, кажется, меня причесывали, что-то делали с моими ногтями. А потом снова появился гадкий старик и заставил меня идти за ним.

И опять были бесконечные коридоры. Или не коридоры, а переходы? Сложно сказать. По приказу управлявшего моим телом мерзавца я могла смотреть исключительно себе под ноги. Но даже ковер, по которому ступали мои ступни, обутые в шелковые изящные туфельки, рассмотреть не выходило. Я не могла с уверенностью сказать ни какого цвета был пол, ни лежало ли на нем покрытие, ни… Да ничего я не могла сказать! Беспомощность просто бесила.

Новую порцию информации мозг получил у какой-то двери, где мне на плечи набросили что-то вроде плаща, а на голову натянули объемный капюшон, окончательно закрывший мне обзор. Чьи-то руки, затянутые в белые перчатки, мелькнув перед глазами, подсадили меня в какой-то транспорт. Не могу утверждать, но, кажется, это была карета. Напротив меня тоже кто-то сел. А перед этим до меня долетели обрывки тихого разговора:

— …крепко сжимайте в кулаке! …Пока держите, она подчиняется. …Просто в голове проговаривайте за нее ответы. Только помните, моя королева, каким тоном произнесете вы, таким тоном повторит девчонка!..

А следом смех. Скрежещущий, полубезумный. Пугающий до такой степени, что у меня почти получилось сбросить охватившие меня путы. Самую капельку не успела. Снова навалилась сковывающая тяжесть, не позволяющая даже дышать без чужого позволения. И я впала в какую-то прострацию. Ничего не видела и не слышала. А очнулась от настойчивого, требовательного шепота в голове: «Скажи: «Да!» Немедленно! Если хочешь жить!»

Жить я хотела. Вопреки всему. А потому непослушными губами выдавила:

— Да…

А следом ледяным душем:

— Объявляю вас мужем и женой!..

Что?!..

Шокированная, я рванулась из удерживающих меня пут, попыталась сказать, что я не подписывалась на подобное представление. Даже успела заметить злой прищур синих как небо глаз. А потом словно кувалдой по темечку прилетело, и я провалилась в темноту…

Реальность вернулась ко мне вместе с шумом волн и свистом ветра, какими-то скрипами, глухими ударами и чьими-то криками. Ложе, на котором я лежала, мерно раскачивалось. И это повергло меня в такой шок, что я резко села на кровати и распахнула глаза…

То, что это была ошибка, я поняла почти мгновенно: солнечный свет, заливавший помещение через довольно большое окно, полоснул по глазам словно опасной бритвой, пробуждая дремлющую в глубине черепушки боль. Я непроизвольно зажмурилась и застонала, когда она вгрызлась в мой мозг, схватилась за виски. И почти сразу же услышала испуганное:

— Миледи!.. Сейчас-сейчас!.. Я помогу!.. Сейчас будет легче…

Чьи-то руки аккуратно, но настойчиво опрокинули меня на подушку. Через несколько секунд на лоб лег холодный компресс, подозрительно пахнущий уксусом. И тот же голос негромко предложил:

— Полежите так, миледи, боль сейчас утихнет. — И мягко упрекнул: — Не нужно было вам так вскакивать…

Я промолчала. Боль и вправду начала постепенно стихать, сворачивать свои огненные плети. И я опять обратила внимание на шум волн.

— Где я? — невольно вырвалось у меня. На смену боли пришел страх. Что происходит? Где я оказалась? Это какой-то розыгрыш?..

Я могла бы в это поверить, в то, что кто-то решил меня зло разыграть. Если бы не одно «но»: не было у меня друзей, настолько хорошо обеспеченных, чтобы выбросить немаленькую сумму на месть мне. У меня вообще не то, что друзей, приятелей не было. Десять лет назад, когда мне было пятнадцать, умерла мама. А отец начал с горя пить. Вот тогда-то я всех и растеряла. Сначала пришлось делать выбор: пойти вечером погулять с друзьями или приготовить себе поесть, постирать. А потом и вовсе пришлось забрать документы из школы и пойти в училище: отец потерял работу, об этом кто-то «добрый» донес в органы опеки. Появилась реальная угроза оказаться в детдоме. А как бы ни было дома плохо, в детдом я не хотела совсем. Поэтому вечерами подрабатывала в супермаркете, чтобы было на что купить еду.

С визитами дамы из опеки все изменилось. Ольга Павловна, как я сейчас понимаю, была еще совсем молода — тридцать пять. Почти ровесница покойной мамы. И даже немного на нее чем-то похожа. Наверное, на почве этой схожести они с отцом и нашли общий язык.

Стало легче, отец перестал пить, устроился на хорошую работу. А я, окончив училище и бросив подработку, попытала счастья в университете, в соседнем городе. И, к собственному удивлению, смогла поступить!

Потом было общежитие и новая подработка. Я отвыкла тусить. Зато появилась цель: выучиться, устроиться на хорошую работу и купить себе собственную квартиру. Хотя бы маленькую однушку. Пока я училась, Ольга Павловна родила отцу близнецов, Мишаню и Федьку. И папа был на седьмом небе от счастья. Даже помолодел. Вот только я в один из приездов домой осознала, что стала лишней в собственном доме. Чужой, никому не нужной. И я сократила визиты к отцу и его новой семье, полностью погрузившись в учебу и поиск способов обрести жилье после выпуска из университета.

С Игорем Максимовичем я познакомилась во время госпрактики. Понятия не имею, чем я его зацепила, но он неожиданно предложил мне место после получения диплома. И я согласилась. Фирма была средней руки, но доходная, зарплату мне обещали хорошую. С такой зарплатой я вполне могла себе позволить ипотеку. Тем более что отец, наверняка чувствуя передо мной вину, пообещал заплатить первый взнос. Тендер на госзаказ должен был стать венцом моей короткой карьеры. После него я собиралась отнести документы в банк, чтобы оформить ипотеку. И вот, вместо тендера и банка, оказалась непонятно где и непонятно как…

Из-за компресса глаза я держала закрытыми. Но стащила тряпицу со лба и непроизвольно села в кровати, когда услышала:

— Парусник Его Королевского Величества Хартакнута Доброго «Золотой дракон»…

— Дра… дракон? — выдохнула потрясенно и нашла глазами ту, что со мной говорила.

После «парусника Его Королевского Величества Хартакнута Доброго» меня уже почти не удивило, что разговаривавшая со мной женщина без возраста с замкнутым, некрасивым лицом, оказалась одетой в темное платье и передник горничной. Только в отличие от милых платьиц из магазинов для взрослых, этот наряд был наглухо закрытым, имел длинный рукав и длинную, в пол юбку. Русо-пегие волосы незнакомки оказались настолько туго зачесанными в пучок, что мне показалось, они натянули ей кожу на висках и лбу.

Поймав на себе мой взгляд, незнакомка нервно стиснула руки:

— Простите, что сняла чепец, миледи! Клянусь, я не выходила из каюты без него! Просто… Потолок низкий, а иногда подбрасывает так, что я им задеваю потолок. А он здесь не особо чистый…

Незнакомка взволнованно ждала моего ответа. Но что я могла сказать? У меня в голове не помещалось то, что я видела и слышала. В душе еще теплилась надежда на то, что я просто сплю или нахожусь в коме. Что проснусь, и все будет как прежде. Но чтобы проснуться в реальности, наверное, нужно заснуть здесь?..

Я кивнула незнакомке, а потом молча легла и повернулась к ней спиной. Пусть думает что хочет. А я сейчас постараюсь заснуть. А потом проснусь уже у себя дома! Я в этом уверена! Так и будет!

— Правильно, миледи, — услышала я горестный шепот за спиной, — поспите. Так быстрее пройдет головная боль. А может быть, нам повезет и завтра будет меньше качать…

Заснуть удалось на удивление легко. Вот что значит правильный настрой! Да только спала я очень плохо. Потому что мне снились… собственные похороны! Будто окаменевший отец над гробом с моим телом. И одетая в черное Ольга Павловна, говорящая кому-то, что я «надорвалась на работе». Мол, все хотела заработать побольше, купить себе квартиру в соседнем городе и стать самостоятельной.

Жутко было смотреть на себя, лежащую в гробу в свадебном платье, на свои ввалившиеся, восковые щеки и закрытые глаза. Неудивительно, что после такого сна я проснулась в холодном поту, жадно хватая ртом воздух.

Мне понадобилось некоторое время, чтобы прийти в себя. Утишить заполошный стук сердца, успокоить дыхание. А когда я успокоилась и взяла себя в руки, то практически не удивилась, увидев, что нахожусь все в том же помещении. За окном уже вовсю алела заря, заливая каюту розоватым светом, на низком ложе сбоку посапывала незнакомка, которую я помнила, как горничную. На глаза навернулись слезы. Я вдруг осознала, что никакой это был не сон, что я действительно не выдержала заданного себе темпа и умерла в своем мире. А потом каким-то чудом оказалась в другом…

Приступ слабости и жалости к себе прошел очень быстро. Так же быстро, как и налетел на меня. Смахнув пару слезинок, которые все же выкатились из глаз, я решительно сползла со своего ложа. Хотелось в туалет. И хотелось пить. Надеюсь, для того чтобы посетить гальюн или как там правильно называется корабельный туалет, мне не придется покидать помещение. Потому что бродить по кораблю в просторной белой сорочке, в которой я лежала в кровати, было как-то… не комильфо. Но первое, на что я наткнулась, была не дверь, ведущая в санузел, и не стакан холодной воды. А зеркало. Оно висело в простенке сбоку от кровати. Поймав в нем свое отражение, я так и застыла на месте…

Из зеркала на меня смотрела изящная, как фарфоровая статуэтка, и такая же хрупкая шатенка с толстой и длинной, растрепавшейся косой, огромными влажными глазами олененка Бемби и сочными губками бантиком. Я прежняя не была эталонной красавицей. И все же на улицах притягивала мужские взгляды. Зазеркальная же незнакомка поражала своей хрупкостью и воздушной, неземной красотой. Вроде бы ничего особенного в ее чертах и не было. Но все по совокупности было таким… что даже мне хотелось девушку холить, беречь и лелеять.

Я застыла у зеркала на несколько минут. И лишь спустя какое-то время до меня дошло, что незнакомка в отражении — это я. Опомнившись, с силой ущипнула себя за бедро. И зашипела от боли. Я не спала. И не лежала в коме. Я действительно оказалась в чужом мире и в чужом теле. Но разве такое может быть?..

Шок оказался настолько силен, что я перехотела пить и в туалет. Пошатываясь, вернулась туда, где спала до этого, неловко заползла на странную кровать и свернулась калачиком на ее краю, обхватив себя за плечи. Теперь уже было понятно, что я нахожусь на каком-то корабле (что я здесь делаю? Зачем?), кровать подо мной мерно раскачивалась. Но мозг упрямо отказывался это признавать. Мне все еще казалось, что я сплю. Скоро проснусь, и все будет как прежде. Хоть рассудок и шептал упрямо, что возврата к прошлому нет, что мне придется научиться жить в чужом мире…

За горькими, невеселыми мыслями я не заметила, как уснула. А разбудило меня легкое прикосновение к плечу вчерашней незнакомки. Открыв глаза, я встретилась сонным взглядом с ее темными, встревоженными глазами:

— Что?..

— Простите, ваша светлость! — слегка присела передо мной женщина. Как и вчера, на ней было все то же, форменное, как я понимаю, платье. Только на гладко причесанной голове красовался чепец, как у героинь исторических сериалов: что-то вроде широкого кружевного ободка, каким-то чудом державшегося на голове практически на затылке. Я засмотрелась на него и не сразу поняла, что мне говорят. Горничной пришлось повторить: — Леди, повар принес завтрак, вы будете кушать?

Осознав, что слишком долго таращусь на бедную женщину, которая уже и не знает, что ей думать, я смутилась и кивнула:

— Да, буду.

Не успела я сесть на кровати и свесить ноги на пол, как моя компаньонка снова присела, наклонилась и приготовила для меня тапочки, больше похожие на туфельки, потом тенью метнулась в сторону, подхватила откуда-то из-за кровати и растянула халат, чтобы мне было удобнее просунуть руки в рукава.

Слегка дезориентированная, я послушно сунула ноги в обувку, встала и продела руки в рукава. Горничная проворно и привычно натянула его мне на плечи, запахнула и туго завязала поясок вокруг моей талии. Потом словно из воздуха выудила кружевное нечто и натянула его мне на голову. И лишь после этого метнулась к незамеченной мной ночью двери, распахнула ее и коротко сообщила:

— Их светлость, герцогиня Арвийская изволят завтракать!

Я выпала в такую прострацию от услышанного, что появлению толстяка с пышными усами, в белой поварской куртке и белом мятом колпаке, несущего перед собой огромный поднос, почти не удивилась. Как и красному кушаку, намотанному у толстяка на то место, где у людей обычно бывает талия, как и торчащему из-за кушака кривому клинку с широким концом. Я не разбираюсь в холодном оружии, но почему-то при виде этого клинка в голове возникла ассоциация с Японией.

Толстяк, переваливаясь и ловко балансируя своей ношей, пересек комнату и принялся составлять на стол у окна блюда, то и дело кося в мою сторону хитрым темным глазом. Но прямого взгляда он себе не позволял. Закончив сервировку, развернулся и молча вышел. Когда за ним мягко закрылась входная дверь, горничная, чьего имени я не знала, засуетилась:

— Присаживайтесь, миледи! Кушайте, пока не остыло!

Она торопливо придвинула к столу стул с высокой спинкой, положила на сидение подушечку, потом подхватила и развернула салфетку…

Я поморщилась. Имени женщины я не знала, и это создавало определенные неудобства. Вот как ее окликнуть, чтобы сообщить, что я хочу сначала умыться? «Эй ты?» Грубо и некультурно.

— Погоди, — в конце концов, мягко возразила ей я, останавливая ее суетливые и нервные движения. — Сначала я хочу умыться…

Горничная покраснела:

— Ой! Простите, миледи! Сейчас!..

Об уборной даже заикаться не пришлось. Горничная непринужденно выудила из угла расписанную цветами посудину с изящной ручкой и поставила ее на невысокий стул. Я выпучила глаза. Мда-а-а-а… Сколько лет уж прошло, как я перестала пользоваться горшком? Двадцать? Или двадцать два? Но, как ни крути, а пришлось справлять нужду в эту посудину, что счастливей меня не делало. Как и помывка тут же, в похожем на ночную вазу тазу. Фу! Ненавижу фэнтези!

Завтрак был простой: каша вроде овсянки, хлеб, сыр и какой-то горячий напиток вроде компота. Я поела без аппетита. Мне такая еда не нравилась. Я предпочитала по утрам кофе и пару рогаликов. Пока ела, раздумывала, что делать дальше. Как понять, где я оказалась и с какой целью? И что делать дальше? Судя по всему, в своем родном мире я действительно умерла. Оплакана и уже даже похоронена. Назад дороги нет. А значит, нужно как-то устраиваться здесь.

Когда я сумела, наконец, определить для себя цель, стало немного легче. Мозг привычно заработал, разбивая проблему на отдельные задачи. Как учили в университете. Перво-наперво нужно выяснить свой статус, куда и с какой целью я направляюсь, поскольку я оказалась подселенкой в чужое тело. И разузнать про мир, в котором я оказалась. А уже исходя из полученных данных, строить стратегию.

Допив последний глоток напитка, который неожиданно неплохо взбодрил меня, я покосилась за окно, в котором ничего, кроме волн, не отражалось. Надо, наверное, выйти и осмотреться, заодно подышать воздухом… Но, скорее всего, в одиночку это делать не стоит. Придется брать с собой горничную. Я покосилась на тихо снующую по комнате фигурку, которая приводила в порядок постель: как же ее зовут? Как узнать? Упасть на дурочку, мол, забыла?

— Ты сама уже завтракала? — спросила в итоге безымянную помощницу. Та ошарашенно вытаращила на меня глаза. Упс!.. Что-то я не то ляпнула. В попытке исправить оплошность, я немного резко добавила: — Хочу выйти и прогуляться! Ты мне понадобишься! Не хочу, чтобы ты от голода свалилась мне под ноги!

У несчастной горничной даже плечи поникли:

— Так это… Вам же запрещено покидать каюту, леди, — виновато прошептала она, теребя край белого передника. Будто сама этот запрет и установила.

Я опешила:

— Как это, запрещено? Кем и почему?

Помимо воли, голос прозвучал немного истерично и капельку надменно. Для меня подобные интонации не были характерны. Наверное, это было наследие от бывшей хозяйки тела. Но раздумывать над этим было некогда.

Горничная промямлила в ответ на мои вопросы:

— Так, капитан и запретил… Когда узнал, что магия перестала действовать, и вы очнулись… Мол, нечего герцогине шляться по палубе, не желаю, чтобы она потом мне закатывала истерики, что матросы грубые и не умеют разговаривать…

Капитан, значит… Истерик опасается… Ну-ну… Я недобро прищурилась.

Служанка не посмела противиться прямому приказу и безропотно помогла мне надеть непривычное белье, затянула на мне корсет, помогла надеть нижние юбки и платье, которое потом и зашнуровала. Я смотрела на все это с тоской. С одной стороны, процедура уже была мне знакома по странному сну. С другой стороны, я уже сейчас страдала по привычным джинсам и брюкам, когда ничто не сковывало движений.

Пока меня причесывали, а я в жизни не сумела бы справиться с гривой такой длины и густоты, какая имелась у меня сейчас, обдумывала, что делать дальше, как добыть информацию. Меня сильно смущал вот тот недосон, вполне могущий оказаться реальностью, где меня якобы выдали замуж. Вот это по-настоящему пугало. Я понятия не имела, что буду делать в таком случае, вряд ли в этом мире можно потребовать развод на основании заключенного обманом брака. Но и жить с незнакомцем, чьи синие глаза в недосне прожгли ненавистью, было немыслимо.

В очередной раз я прокляла пышные юбки, пробираясь по короткому полутемному коридору к двери, за которой, по словам служанки находилась палуба, солнце и ветер. Кстати, соорудив мне прическу, ретивая прислужница натянула мне на голову широкополую плоскую шляпу, которая держалась на голове при помощи широкой ленты или шарфа, завязанного на бант под подбородком. В ней я немедленно почувствовала себя Алисой, даже пришлось душить желание оглянуться по сторонам в поисках Базилио. И это тоже раздражало.

На палубу я выбралась порядком взбешенная. Даже глоток чистого соленого воздуха, напоенный ароматом волн и солнца, не улучшил настроения. Так что, когда мне под ноги подкатился невысокий, кривоногий мужичок с распахнутым почти до пупа воротом замызганной рубахи, в котором виднелась волосатая грудь, и попытался загнать меня обратно, я рявкнула на него так, что он аж присел.

На миг я устыдилась своего поведения. Но… Быстро опомнившийся Кривоногий, как я его окрестила про себя, метнулся куда-то в сторону, с воплем «Капитан! Кэп! Баба не хочет сидеть в каюте!» А градус моей злости повысился еще на пару делений, напрочь задавив собой стыд и смущение.

Капитан появился быстро. Словно только и ждал за углом, когда же я уже выйду на палубу.

— Леди, вернитесь в каюту! — хриплым, непререкаемым тоном велел он мне. — На палубе для вас небезопасно!

Навскидку капитану можно было дать лет пятьдесят. Непроницаемое, загорелое дочерна лицо, сухие морщинки у глаз, поджатые тонкие губы. Этому я хамить поостереглась. Лишь коротко поинтересовалась, окинув взглядом его простую рубаху и кожаный жилет поверх нее:

— Почему?

Капитан ответил не сразу. Видимо, не ожидал подобного поворота и некоторое время то ли подбирал слова для ответа, то ли решал, что со мной вообще делать.

— Во-первых, сегодня сильный ветер, — процедил он сквозь зубы в итоге, — вас может сдуть за борт. Плавать умеете?

Я умела. Настоящая я. Но очень сильно сомневалась, что моих навыков хватит, чтобы удержаться на поверхности воды во всех тех юбках, в которые меня обрядила служанка. Поэтому предпочла ответить вопросом на вопрос:

— А во-вторых?..

Капитана этот вопрос почему-то разозлил сильнее:

— Маневрам будете мешать! Матросы, вместо того чтобы выполнять команды, будут таращиться на ваше декольте!

Справедливости ради нужно было сказать, что поблизости ни одного матроса видно не было. А вот ветер действительно так трепал мои юбки и шляпку, что было трудно стоять на ногах. Да и качка, как мне казалось, все усиливалась. Поэтому я приняла, по моему мнению, компромиссное решение:

— Хорошо, капитан, сейчас я вернусь в каюту, — миролюбиво сообщила моряку. — Поскольку ветер действительно сильный. Но если завтра погода улучшится, я выйду на прогулку. Мне нужно дышать свежим воздухом. — Капитана почти перекосило. И я с наслаждением добавила: — Да и скучно все время сидеть взаперти. Вот если бы вы нашли для меня какие-нибудь книги…

В этот миг налетел особенно сильный порыв ветра. Засвистел чем-то над головой, дернул меня за юбку так, что я удержалась на ногах лишь благодаря руке капитана, вовремя поймавшей меня. Не успела я перевести дух от испуга и поблагодарить за помощь, как раздался короткий пронзительный свист, а потом еще один. Для меня это были просто свистки. Но для капитана, скорее всего, они что-то значили. Так как его лицо моментально напряглось. И он рявкнул:

— Немедленно вниз! Пока я вас сам не закинул в трюм!

На этот раз я сочла за благо подчиниться. Но протискиваясь со своими юбками в корабельную дверь, успела услышать за спиной злое бурчание:

— Демонова баба!.. И чего на нее магия перестала действовать?.. Будет теперь доставать до конца рейса со своими капризами!.. Лучше бы герцог очнулся, а его супружница спала бы себе и дальше!..

В этот миг следом за мной в коридор прошмыгнула моя горничная, а потом с грохотом захлопнулась дверь, отрезая от меня ворчание капитана.

В каюту вошли молча. В помещении за короткое время, пока мы пробирались по коридору, стало сумрачно и неприветливо. Кажется, надвигался шторм. Я застыла посреди небольшой комнаты, чувствуя, как кренится под ногами пол.

— Надо убрать все, что может разбиться, — отрывисто скомандовала, шаря глазами по каюте. — И то, что может нас поранить тоже!

— Хорошо, миледи, — кротко отозвалась камеристка. Черт, да как же ее зовут?!

Будто иллюстрируя мои слова, по накренившемуся полу со скрежетом поехал тяжелый стул, на котором я сидела, когда завтракала. За окном усилился шум волн.

Почти сразу в дверь постучали. Пока я ловила своенравный стул, камеристка бросилась открывать дверь, чуть не растянувшись по дороге. На пороге обнаружился босоногий юнга в не по росту коротких штанах:

— Кэп велел мне помочь вам закрепить мебель, — ломающимся, юношеским баском сообщил он служанке. — И предложить леди перебраться на время шторма к ее супругу в каюту. Герцог занимает помещение без окон, там будет безопаснее и не так страшно, — добавил паренек.

Камеристка неуверенно оглянулась на меня.

Я, может быть, и приняла бы иное решение. Но бросив случайный взгляд в сторону окна, икнула: в воздухе висел жуткий, седой от пены гребень волны! Будто змея, собирающаяся нас сожрать. В следующий миг он исчез, а наш несчастный корабль швырнуло так, что моя камеристка не удержалась на ногах, свалилась плашмя на пол и с жалобным криком покатилась по полу…

Юнга, явно привычный к подобным явлениям, устоял, потому что вовремя схватился за дверной косяк. Я на одних инстинктах вцепилась в спинку кровати, привинченной к полу. Рядом, с грохотом, осыпав меня дождем осколков, свалившись с комода, разбился таз, в котором я умывалась. И это помогло мне принять решение: представив, что будет, если разобьется окно, я коротко скомандовала:

— Быстро убираем все лишнее и переселяемся в безопасное место.

Возможно, мне показалось, что после моих слов юнга облегченно перевел дух.

После десяти минут суеты, во время которой мы с камеристкой убрали все мелкие предметы в сундук, а я успела тоже поваляться на полу, юнга повел нас в каюту к моему неведомому супругу. Пробираясь следом за парнем по коридору, цепляясь за натянутый вдоль стены канат, явно предназначенный для подобного случая, я нервно поинтересовалась:

— Есть предположения, сколько будет длиться буря?

Юнга в ответ задорно фыркнул и ответил, не иначе как подражая то ли капитану, то ли кому-то из старших чинов:

— Да разве ж это буря, леди? Так, небольшое волнение! Мы ее проскочим за несколько часов! К вечеру все успокоится!

Я недоверчиво хмыкнула в ответ. Впрочем, у паренька вряд ли хватит ума мне лгать даже ради успокоения. Слишком он юн. Зато я сейчас увижу своего предполагаемого супруга. И, возможно, у меня получится разжиться хотя бы какой-нибудь информацией.